Поезд Полоцк-Москва

В период 1978 – 1982 гг. мне пришлось регулярно совершать поездки в Москву. В 1978 году от Витебского педагогического института был направлен   в институт повышения квалификации преподавателей вузов при Академии педагогических наук СССР, где обучался четыре месяца. Такое шикарное повышение квалификации тогда обеспечивал Советский Союз. Преподаватель вуза имел хороший социальный статус. Затем было поступление в аспирантуру и само обучение в ней три года на дневной форме.
     Довольно быстро сложился стереотип поездок в поездах  того времени, по крайней мере, в столичном направлении.  Стоимость билета в плацкарте составляла восемь советских рублей, в купе – десять. Цена была постоянной и не изменялась. Ситуации повторялись очень часто, особенно в плацкарте. Заходишь, здороваешься. Поезд трогается, Витебск остается позади. И здесь начинается интересное. Люди быстро знакомятся, они достаточно открытые. Вскоре на небольшой столик достаются из поклажи разнообразные закуски собственного приготовления и , как правило, высокого качества. Выясняется, что люди едут куда – то далеко транзитом через Москву на свадьбу, юбилей, просто в гости, похороны. Тут же приглашают и меня. Благодарю и вежливо отказываюсь, мотивируя обедом дома перед отъездом. Эта формула абсолютно здесь не действует и не принимается во внимание. Люди от всей души … это чувствуется.
      Идет непрерывное общение, но оно не утомительное. Разговор простой, открытый, без стремления с чьей – то стороны  навязать свою линию, свою точку зрения. Возникала атмосфера доверия. Душа отдыхает, а издержки поездки в казенном вагоне полностью исчезают. Сегодня же так и хочется сказать:
    - А где, что б просто люди … ?
     В целом все выглядело прилично и не вызывало претензий со стороны проводников и милиции. Это были допустимые социальные и правовые нормы.
     Проводники (обычно девушки или женщины постарше) зимой не жалели угля и крепко натапливали вагон. В результате поездка превращалась в муки. Было очень душно, все окна задраены намертво. Ночью спится плохо и весь мокрый от пота. В силу  молодости мне постоянно приходилось кому - то уступать свою нижнюю полку. А на верхней скапливалась самая духота. Иногда мне удавалось убедить проводницу топить меньше, но это случалось редко. Позже я понял стереотип действий проводниц. Ночью они должны были выходить на станциях на холод и после трогания поезда наполную предавались вожделенному жару. Им так нравилось.
     В Москву ехал обычно нагруженный вещами и всякими тяжелыми банками с домашними закатками. Обратно ехал тоже загруженный, в основном продуктами, которые дома были в дефиците: колбаса, сливочное масло, гречка, вкусные и в оригинальной обвертке московкие конфеты, лимоны, мандарины, иногда торт типа «Прага», «Вацлавский» и др. Кстати, в тот период я впервые узнал, что оказывается разнообразные фрукты можно купить в любое время года, в том числе и зимой, на многочисленных рынках Москвы. В Витебске такого чуда тогда и в помине не было. Фруктами больше торговали лица с Кавказа. Иногда попадалась колбаса, изготовленная в Витебске и Орше.
     Частенько в голову лезла мысль:
     - А будет ли время, когда поеду в поезде налегке, например, с одним дипломатом в руках?
     Когда – то это случится, но все будет уже не так интересно и романтично.
     Дефицит продовольственных и других товаров способствовал развитию теневой экономики, построению различных серых схем, коррупции и порождению организованной преступности.
     Однажды, уезжая из Москвы, с большим трудом купил билет, были какие – то праздники. И вдруг в вагоне выясняется, что он абсолютно пустой: я и еще одно существо. Вагон полностью не отапливается. Стоит зима, сильный мороз. Не без сложностей уговорили нашу проводницу перевести нас в соседний вагон. Здесь я быстро почувствовал необычную атмосферу. Практически все пассажиры вагона представляли некое сообщество. В тамбуре во время перекура переговорил с одним парнем из сообщества, который рассказал, что все они являются обслугой Кремля: повара, парикмахеры, горничные, официанты, портные и т.д. У них есть традиция: в какой -   нибудь праздник сесть в поезд и отправиться куда – либо. Цель – просто « оторваться» … Действительно, в вагоне происходил настоящий массовый кутеж, да еще с интимными играми.
     У аспирантов было принято провожать своего товарища в дорогу, на вокзал, особенно если собиралось несколько сумок. Перед отъездом в общежитии накрывался небольшой столик «на посошок». Все были в приподнятом благостном настроении. Как сейчас помню, мой провожающий товарищ Сергей Намсараев настойчиво в вагоне несколько раз повторил фразу:
     - Андрей, у тебя пять вещевых мест.
     С воровством я в поездах особо лично не сталкивался. Помню,  по прибытию поезда рано утром в Москву, стал свидетелем случая, когда увидел громко рыдающую  женщину, шедшую по перрону в сопровождении двух милиционеров в одном халатике и шлепанцах. Стоял сильный мороз. Видимо бедолагу ночью полностью обокрали. И как ей теперь быть?
     Как –то я возвращался зимой из Москвы. Мне досталось не самое лучшее место: нижняя боковая полка. По тем временам у меня была весьма приличная и дефицитная пыжиковая шапка. Чтобы  ее не помять, положил  сверху на багажную полку. Напротив в плацкарте  ехала несколько странная парочка, типа муж и жена. Впрочем, в основном странно вел ее муж, не вызывающий доверия. Так как рядом были еще и другие люди, то я подумал, что все обойдется. Будучи уставшим,  крепко приснул. Проснулся от того, что поезд  стоит. Стоял он долго по какой – то причине,  немного не доехав до Смоленска. Люди собрались на выход и намертво застыли в узком проходе вагона. В заклинившем проходе я увидел заблокированную соседнюю парочку. Они собирались сойти в Смоленске. На его башке красовалась моя шапка. Я сделал зверское лицо и что – то, наверное, прошипел. Его напарница мгновенно сорвала с него шапку и положила на место, а ему напялила его родную из облезшего кролика. Все происходило молча. Представляю с каким нервным ожиданием они надеялись успеть выйти из вагона пока я спал. Но Бог помог мне.
     Со временем, уезжая из Москвы,  у меня сложилась привычка, когда поезд трогался я уходил в тамбур и там курил или просто смотрел в окошко входной двери до тех пор пока последние огни окраин мегаполиса не исчезали во тьме. На это обычно уходило час с небольшим, что составляло по расстоянию около ста километров. Каждый раз я с большой радостью покидал Москву и всей душой стремился в свой Витебск, к своей любимой семье. Огромный город порождал у меня чувство тоски и необъяснимой тревоги, ощущение растворенности в бескрайней массе людей.
     Не представлял себе возможность проживать в таком большом городе, наблюдая сколько часов ежедневно тратили москвичи , добираясь на работу и обратно домой. Как- то шеф взял меня и еще одного аспиранта в выходной день на дачу немного отдохнуть и заодно помочь восстановить поломанную ворами дверь. Обратно возвращались в Москву вечером. Какие огромные пробки из автомобилей мы выстаивали! И это было всего только начало 80-х годов. А что там теперь?
     Однажды в тамбуре вагона познакомился с парнем, бывшим «афганцем», то есть который там воевал сержантом.Он был несколько выпивший и держался очень импульсивно: все хотел с кем-то по справедливости разобраться.Это могло для него обернуться большой неприятностью, например, уголовным делом. Целый вечер я провозился с ним, постоянно удерживая его от опасных действий. Видно было, что парню пришлось побывать в очень экстремальных условиях, с большой эмоциональной напряженностью, где он и приобрел сильнейшую дозу «взрывной» психопатии. Он постоянно находится во взведенном состоянии. Как ему теперь жить? Кто его поймет и разделит с ним эту горькую участь? Наверное тогда от этого не лечили.
     Особое место на Белорусском вокзале в Москве занимал вокзальный ресторан. В него иногда заходил, возвращаясь из командировок, перекусить на дорогу и заодно скрасить остававшееся время до отправления поезда, которое тянулось мучительно медленно. Ресторан отличался весьма доступным ценообразованием и поэтому недостатка в посетителях никогда не испытывал. Но и место, как правило, всегда находилось: шустрые официанты подсаживали к какой - нибудь кампании.Так, однажды я оказался в сообществе своих земляков из Гродненской области. Это небольшая группа молодых парней возвращалась с тяжелых заработков из Сибири, где они очищали одну из таежных рек от завалов. Познакомились: простые, открытые и искренние наши белорусы. Оказывается они уже несколько дней в столице. Застряли, отводят душу, гуляют и прогуливают свои кровные, заработанные тяжким трудом в холодной воде. Ближе к ночи они садятся в ночной туристический автобус и таким образом обеспечивают себе ночлежку. Вдруг в какой-то момент один из парней резко побледнел и схватился за живот. Сказали – у него приступ язвы. Мне захотелось помочь парню. Я возвращался с научной конференции из Улан-Удэ, которую там организовал совместно с Академией педагогических наук СССР мой товарищ по аспирантуре и затем ставший министром образования Бурятской АССР Сергей Дашиевич Намсараев. Среди некоторых подаренных мне сувениров была трехлитровая банка с облепиховым маслом домашнего приготовления. В то время это был дорогостоящий подарок. Недолго думая я сообщил кампании, что дарю всю банку их товарищу для его выздоровления. Одновременно, используя момент, мне удалось их убедить прекратить московские «гастроли» и немедленно ехать домой к своим близким, сохранив для них часть денег, заработанных в далекой стороне. Тут же рассчитались с официантом и под моим наблюдением купили билеты на вскоре отправляющийся в Гродно поезд. Затем спустились в цокольный этаж вокзала в камеру хранения. Там я получил свой багаж и вручил парню обещанную банку с облепихой, взяв с него обещание тщательно заняться лечением язвы. Проводил их на поезд. На прощание молча обнялись. Между нами установилоь невидимое глазом поле братского сближения. Чувствовалось, что они мне доверяют и благодарны. У меня тоже на душе стало легко и чисто.
     С началом 90-х обстановка в поездах стала радикально меняться. Душевные посиделки постепенно почти исчезли. Пассажиры вели себя отчужденно и обособленно. В контакты люди лишний раз старались не вступать. Выпивший человек мог запросто стать вожделенным субъектом для криминальных лиц или милиции. Белорусы, возвращающиеся с заработков,  по возможности старались Москву объезжать стороной, чтобы не рисковать своими сбережениями. В зале ожидания на Белорусском вокзале я наблюдал возвращающуюся бригаду земляков. Они сидели плотным кольцом, абсолютно трезвые и были начеку.
     Как-то переезжая из аэропорта на электричке на Белорусский вокзал, я стал свидетелем диких действий экстремистской молодежной орехово-зуевской группировки. В середине дня электричка выглядела пустынной, то есть пассажиров было очень мало. На одной из станций в электричку неожиданно зашло несколько десятков возбужденных подростков. Они были достаточно агрессивны и двигались толпой через все вагоны, громя по пути вагонное имущество, грубо задевая  и провоцируя немногочисленных пассажиров. Это было новое явление. Никаких сотрудников правоохранительных органов в электричке, похоже, не находилось.
     Ресторан на Белорусском вокзале в лихие 90-е стал на время своеобразным островком безопасности, так как здесь гражданин имел возможность перекусить и  расслабиться, не вступая в конфликт с полицией и сомнительными личностями. Разумеется, с соблюдением определенных ограничительных правил. Свободных мест почти не было и официант предложил мне место за уже занятым столиком. Несколько молодых мужчин из Беларуси. Открытые и доверчивые. В ходе общения выяснилось, что какое-то время тому назад они приехали в Москву на заработки в качестве строителей. По предварительной договоренности их на вокзале должен был встретить работодатель. Однако никто не встретил и трубку телефона не поднимали. Они уже подумывали возвращаться домой. Неожиданно к ним подошли  незнакомые  респектабельные молодые люди и предложили работу. Ребята поинтересовались, что им предстоит делать? Было сказано, что они будут заниматься   земляными работами. На современном микроавтобусе их долго везли куда-то в Подмосковье. Наконец подъехали к благоустроенному коттеджу и предложили располагаться. Работодатели пояснили им, что когда понадобятся. то за ними приедут, а пока отдыхайте. Так прошло несколько дней. Еды и выпивки в холодильниках предостаточно. Они уже не имели ничего против такой жизни. Но вот однажды ночью их разбудили и сказали собираться на работу. Ехали долго, высадились на опушке леса. Им выдали лопаты и указали, где рыть траншею. Когда работа была почти закончена, подъехал грузовой микроавтобус и им поручили выгружать в траншею большие пластиковые черные пакеты. Содержимое на ощупь оказалось мягким, пластичным и тяжелым. Догадались: трупы. Когда все тщательно зарыли и замаскировали снова поехали к себе в коттедж. Через некоторое время все стало повторяться только в разных местах. Места ребята не запоминали, так как совершенно не ориентировались в той местности.  Постепенно им в головы стала приходить мысль о неизбежности оказаться в роли тех несчастных, которых они закапывали. Они бежали. Все сделали разумно и быстро, кроме одного, что застряли на вокзале. Днем кутили, а ночи проводили в новом типе гостиниц, придуманных в перестроечный период – в вагонах на запасных путях.
     Приложив свои душевные и эмоциональные усилия,  мне удалось их убедить в немедленном отъезде из столицы, чтобы избежать огромной опасности, которой они себя подвергают.
     Интенсивные поездки надолго сформировали у меня устойчивое неприятие поездов и вокзалов. Однако, долгие годы я  чутко улавливал ранним утром из своего дома стук колес прибывающего поезда «Москва – Полоцк», непроизвольно испытывая чувство приглушенной ностальгии…