Компот из сухофруктов. Чашка 38-я

     Александр Разумихин   

     Компот из сухофруктов. Чашка 38-я

      
     ЗАМЕТКИ ПУТЕШЕСТВУЮЩЕГО БЕЗДЕЛЬНИКА

     (Что видел, слышал, чувствовал, думал)


     Часть третья

     2014—2017 ГОДЫ. «СЫН ФЕБА БЕЗЗАБОТНЫЙ»

     Глава 10

     «Странный город» и «Витрина мира»

     «Странным» его назвал не я. Такое название выставке в нефе парижского Гран-Пале (Большого дворца) дали сами её авторы — Илья и Эмилия Кабаковы. На Западе их считают самыми известными российскими концептуалистами. Сами они себя видят культурными эмигрантами, которые «висят» как бы между 2 культур, как вариант: болтаются в воздухе, находясь в некоем фантазийном пространстве, которое, считают они, позволяет реализовать им свои художественные замыслы.

Для меня самое странное в этом не в самих фантазиях (какое творчество без них), а в том, «под каким соусом» их замыслы преподносятся. И сама эмигрансткая пара Кабаковых, и многие люди на Западе считают, что своими понятиями об искусстве творческий дуэт представляет русскую культуру за рубежом. Это в ситуации, что Эмилия уехала в США уже больше 40 лет назад, Илья покинул нашу страну несколько позже. Оба поменяли своё культурное пространство, свои привязанности, свои корни. Тем не менее, работы Кабаковых присутствовали в экспозициях самых престижных музеев современного искусства. Оценивая и анализируя их, на Западе хотели знать, как развивалось искусство в России. Каким образом вырванные корни дают обоим право представлять русскую культуру — мне не очень понятно. Но это так, к слову.

Когда-то здание Большого дворца служило для выставок автомобилей и самолетов, с некоторых пор стало местом проведения художественных выставок. В рамках очередной «Монументы» («Monumenta») экспозиция Кабаковых наполнила гигантский объём Гран-Пале архитектурными и художественными формами, своего рода материализацией идей и ощущений. Надо заметить, чета Кабаковых, получившая известность, в частности, благодаря удивительным инсталляциям, стала 1 русскими участниками «Монументы».

Экспозиция здесь начиналась с «Опрокинутого купола» — гигантской опрокинутой полой конструкции, заполняющей Большой дворец космической музыкой и переливами цвета и света. Программа изменения цвета (говорят, несколько миллионов оттенков, но поди посчитай) как бы передаёт сочетание музыки и цвета, когда каждый звук можно представить в цвете. Хочу сказать, что, в моём восприятии, этот «ноктюрн на флейтах водосточных труб» производит чарующее впечатление.

Далее начинались белые коридоры непосредственно «Странного города», лабиринты которого заводили то в «Пустой музей», то в Центр контакта с космической энергией, то в павильон со схемами и устройствами, предназначенными показать, «как встретить ангела», то с объектами «Двери». Знаковый элемент города — «Ворота в утопию», или другое название — «Дорога в никуда». Какое из них более соответствует содержанию экспозиции, решать, видимо, каждый должен сам. Надо понимать, что создатели города поднимают темы космоса, потустороннего мира, метафизики.

Для тех, у кого возникнет вопрос: что человек должен вынести для себя, побывав в этом пространстве искусства, предложу ответ Эмилии Кабаковой: «Начнём с того, что он должен туда «принести»! Он должен принести максимум внимания, достаточно времени, чтобы посмотреть и желание увидеть, понять, почувствовать что-то». В её словах самое главное именно «желание увидеть, понять, почувствовать что-то». Что именно не важно, концептуально — что-то. «Странный город» предлагает человеку, оказавшемуся в нём, самому выбирать, куда ему идти», что «видеть», как увиденное воспринимать. Т.е. ты должен отыскать, выдумать параллели, сделать выбор… иначе, как это по-русски? — сам дурак.

Завершают выставку 2 так называемые капеллы — белая и тёмная, с картинами Кабаковых. С точки зрения рекламно-дизайнерского оформления стен, мне капеллы, особенно белая, понравились. Но ведь Эмилию Кабакову — 3 жену Ильи Кабакова, его племянницу и соавтора, музу, ставшую менеджером, промоутером, казначеем и пресс-секретарём творческого дуэта, такой подход вряд ли устроит. Она ведь находит здесь личные культурные ассоциации, которые определяют русскую культурную доминанту. Если это так, то на ум приходит очень русское: «Поди туда — не знаю куда, принеси то — не знаю что». И финальная строка сказки: «А кто слушал (в данном случае, смотрел и придумал что-то) — молодец!»

Это постоянное мелькание (определение самой Э. Кабаковой) между «русскостью» и европейской культурой, присутствием и отсутствием в этом пространстве, по сути, не что иное, как, выслушаем Эмилию Кабакову, «всё время игра идёт такая. И зритель, если он проводит достаточно времени на выставке, начинает участвовать в этой игре. Начинает задействовать свою память, свои собственные культурные референции, собственный эмоциональный, или даже не знаю, политический, художественный базис — всё, что он знает. Мы получили невероятно много отзывов от зрителей, очень много писем. Начиная от самых простых: «я вспомнила свою маму, как она ушла в другой мир». И заканчивая очень сложными культурными многослойными воспоминаниями, референциями к европейской, русской культуре». «Ну, конечно, очень много комментариев, особенно от русских зрителей, что якобы Кабаков себя и свою жену увековечил там в образах. Но, на самом деле, эти люди не понимают, что это — концепт, — объясняет Эмилия Кабакова. — Это — концепт «тёмного и светлого». Как бы, нашего прихода в этот мир и ухода. Где мы видим более тёмное, где мы видим более светлое? Это такая фантазийно-религиозная, концептуальная идея. А фотографии — не важно, кто изображён! Не важно, какой event (какое событие). Важно, что что-то значительное в нашей жизни произошло. К концу жизни мы начинаем думать, что же было важно? И в памяти возникают события, лица».

«Воображаемый музей», он же «Пустой музей» — храм искусства. На бордовых стенах с тёмно-зелёной полосой внизу и золотым бордюром наверху шедевральные большие мерцающие солнечные зайчики. Здесь как в настоящем музее можно отдохнуть на диванчике, заодно послушать музыку Баха. Как вы понимаете, в этом зале муз и просвещения надо благоговеть, а не задавать вопросы «Что? Где? Когда?» Игра — игрой, но ответы здесь не уместны! И это для авторов принципиально.

Глядя на лестницу в небо, где можно встретить ангела, я почему-то представил Мюнхаузена, взбирающегося по ней на Луну. А что, если довелось бы спросить с;мого правдивого человека на Земле, он мог рассказать и то, «как встретить ангела».
Выставка, на мой взгляд, отнюдь не подведение итогов. Здесь уместно сказать, что сегодня, во времена, когда достижения модерна всё чаще кажутся поражениями, появление «Странного города», населённого не людьми, а «персонажами», живущими между надеждой и отчаянием, выглядит некоей ретро рифмой XXI века к амбициям века ХХ. Остаётся добавить, что проект Кабаковых «Странный город», заполнивший весь 1-й этаж здания Большого дворца, представлен в Париже при поддержке министерства культуры России, департамента культуры правительства г. Москвы и Московского мультимедиа арт музея.

Забавные, ей-ей, бывают ассоциации. Когда я писал эти строки, мне почему-то пришла на память песенка Миансаровой: «Руды-руды-руды-руды-рык, А по-русски — рыжик…».

Это я про Grand Palais, а по-русски Гран–Пале или Большой дворец искусств. Величественное здание с полностью остеклённой крышей, куда мы ходили на выставку Кабаковых «Странный город», был построен к Всемирной выставке, проходившей в 1900 году. Напротив Grand Palais стоит Petit Palais — опять же по-русски Пти-Пале или Малый дворец, построенный в дополнение к Большому к той же самой Всемирной выставке. В настоящее время в Малом дворце находится городской музей изящных искусств. В дни нашего пребывания в Париже в Малом была развёрнута большая экспозиция, посвящённая той самой Всемирной выставке, — «Париж 1900: город-представление».

Тут позволю себе небольшое отступление на тему о французском менталитете. Оба дворца сначала, если вглянуть на схему улиц города начала XX века, пребывали на улице Николая II. Однако историческая конъюктура позднее внесла свои коррективы, и улица была переименована — получила имя Александра III. Но история, дама ветреная, у французов и вовсе мадам более чем лёгкого поведения, потому в 1966 году, в разгар холодной войны, парижане русские корни в названии улицы сменили на английские (как известно, Франция свободная и демократическая страна, и потому вправе поступать так, как ей вздумается) — с тех пор улица Александра III превратилась в авеню Уинстона Черчилля. Для большего веса нового переименования возле Пти-Пале быстренько установили памятник Черчиллю. Как вы понимаете, это просто политика, ничего личного!

Символом Всемирной выставки на рубеже столетий стала встреча очередного XX века. Французы назвали её международным праздником труда, прогресса и цивилизации. Несколько штрихов уровня того праздника. Во время выставки 19 июля 1900 года начала работать 1-я линия парижского метро с 6 станциями, и появилась 1-я троллейбусная линия. (Однако после выставки троллейбусные провода сняли, и регулярное троллейбусное движение возобновилось лишь в 1912 году.) В качестве тротуара действовала движущаяся дорожка. Было установлено колесо обозрения высотой 100 местров, с которого можно было увидеть всю выставку. (А на нынешней выставке можно было посмотреть документальный фильм, позволяющий увидеть Всемирную выставку как бы с воздушного шара.) Специально к выставке были построены 3 новых вокзала — Лионский (остаётся действующим по сей день), Орсе (ныне музей Орсе), Инвалидов (ныне терминал Эйр Франс).

Составной частью той, давней, выставки стали 2-е Олимпийские игры, проходившие с мая по октябрь. Это были 1-е игры с участием женщин.

На этом цивилизационном празднике впервые 35 государств (среди них Российская империя — ближайший на тот момент союзник Франции) устроили свои национальные павильоны. Кстати, специально к выставке был сооружён мост Александра III. Исходя из особых отношений России и Франции для русских была выделена самая большая экспозиционная площадь. Центральным нашим павильоном стал «Павильон русских окраин», повторяющий архитектуру Московского и Казанского кремлей. На предыдущих Всемирных выставках Россия была представлена слабо, а тут правительство решило явить миру техническую мощь России. И в итоге по итогам выставки российский «десант» получил 1 589 наград: 212 высших, 370 золотых медалей, 436 серебряных, 347 бронзовых и 224 почётных отзыва.

Среди премий выделю Гран-при, полученную «Лысьвенским (городок в Пермском крае поблизости от Кизела, где в молодые годы после окончания университета я по распределению работал в школе. — А. Р.) доменным и молотовым Его сиятельства князя Бориса Григорьевича Шаховского, супруги его княгини Варвары Александровны заводом» за свою продукцию — кровельное железо, которым до сих пор покрыты купола собора Парижской Богоматери и Британского парламента.

Активное участие в работе выставки принимал Д.И. Менделеев, он был вице-президентом Международного жюри. Уж не знаю, есть ли здесь связь, но возле Эйфелевой башни разместился выставочный «Алкогольный павильон», где действовала установка по ректификации спирта и продавались сувенирные бутылочки с русской водкой.

Да, чуть не забыл, на парижской Всемирной выставке проездом из Москвы, впервые выехав за рубеж, появилась нарядная матрёшка. За оригинальность формы и своеобразную роспись русская игрушка завоевала золотую медаль. Между прочим, эта русская красавица в самой России появилась лишь в конце XIX века. Прообразом матрёшки, многие ли об этом знают, стала фигурка мудреца Фукурума, привезённая из Японии в мастерскую Анатолия Мамонтова. Токарь этой мастерской Василий Звёздочкин смог выточить из дерева фигурки, похожие на японскую фигурку. 1-я русская матрёшка «Девочка с петухом» состояла из 8 фигурок. Художник Сергей Малютин расписал фигурки в образе детей. Самой маленькой фигуркой стал младенец.

Про себя скажу честно, никак не предполагал, что у русской матрёшки столь юный возраст (по происхождению) и не ведал, что она с японскими корнями. Зато теперь в Москве, в Сергиевом Пасаде, Нижнем Новгороде существуют музеи Русской матрёшки.
Однако вернусь к современной выставке «Париж 1900…» У неё 5 разделов, и все вместе они — попытка представить Париж как столицу мира, центр искусств и света.
1-й раздел «Париж — витрина мира» презентационный. Знаковая информационная деталь — Всемирную выставку посетил 51 млн. человек (при том, что население Франции тогда составляли 45 млн. человек). Общее количество посетителей оказалось в 10 раз больше предыдущих выставок.

Надо сказать, что Франция здорово вложилась в проведение Всемирной выставки. Кажется, это была её последняя попытка заявить о себе как о всемирно значимой державе. Тогда она смогла себе позволить соорудить к выставке и для выставки 100 зданий, а после её завершения оставить практически лишь 2 дворца, Большой и Малый, да после продолжительных размышлений Эйфелеву башню, остальное почти всё было снесено, лишь кое-чему нашли новое применение. Даже специально выстроенную для выставки в качестве экспоната улицу средневекового Парижа ликвидировали. Хотя, если вдуматься, мог бы быть музей на все времена.

2-й раздел посвящён искусству, точнее, художественному стилю Ар-Нуво (а «по-русски» модерну). Из увиденного на нынешней выставке хочу остановиться на 2 любопытных и парадоксальных моментах.

Париж начала ХХ века желал явить себя миру этакой экспериментальной лабораторией всевозможных художественных стилей, перекрестком всех знаменитых мастеров изящных искусств и декоративного искусства. Без ложной скромности считалось (а французы этому способствовали), что, если художник не побывает в Париже, то это не художник. Ушло в прошлое мнение, что Меккой для художников является Италия. На смену классике французы продвигали моду на новое, современное, искусство. С тех пор, смею заметить, в Париже правит бал модерн.

Я не стану тут говорить о первых шагах кинематографа: о лентах братьев Люмьеров и о фильмах Жоржа Мельеса. Но, имея отношение к печати, скажу, что в Париже в то время выходило свыше 2 тысяч периодических изданий (многие миллионными тиражами ежедневно), на страницах которых реклама стала занимать всё большую площадь. Реклама и Ар-Нуво, и шире — дизайн нашли друг друга. Благодаря Всемирной выставке 1900 года реклама появляется даже на дамских веерах. Получают широкое развитие «стрекозиный» стиль мебели, рисунки в стиле Ар-Нуво на ширмах, использование орнаментов, в основу которых положены природные формы (цветы, виноградная лоза, раковины, перья птиц, крылья насекомых) и абстракции, живопись, использующая S-образные линии и линию «удар бича» (2-е название «цикламен»), применение современных материалов (железа и стекла), использование живописи и скульптуры на фасадах и в интерьерах.

Новые художественные веяния обернулись тем, что на Всемирной выставке получают приоритет новаторы: ими становятся импрессионисты и символисты. Жажда инноваций привела к тому, что среди других направлений, представленных на выставке, присутствовали, например, прерафаэлизм, японизм, но отсутствовал Роден с его реализмом. И не то, чтобы организаторы выставки объявили его персоной нон грата, просто выделенное ему место было смехотворно мало. И тогда Роден решает сам строить свой большой павильон на площади Альма, рядом с одним из входов на выставку, но расположенный за пределами официальной выставочной территории. Там он выставляет 136 скульптур и 14 эскизов, демонстрируя свой творческий путь от «Человека со сломанным носом» до последней работы «Злые гении, искушающие человека». Там же можно было увидеть «Бальзака», впервые были представлены незавершенные «Врата ада». Однако усмешка судьбы: сегодня, заходя в Интернет, вы читаете (в том числе и в Википедии), что «на Всемирной выставке 1900 года французское правительство предоставило Родену целый павильон»).

2-й момент, на котором я хочу остановиться, это знакомые многим бывавшим в Париже стилизованные тюльпаны на зелёных металлических «ножках». Во время Всемирной выставки эти «тюльпаны», изготовленные художником по металлу, мастером стиля Ар-Нуво Гектором Гимаром (Hector Guimard), являлись частью интерьера входа первых станций метро. Но как Эйфелева башня своей эстетикой не пришлась парижанам по вкусу, так и «тюльпаны» не приглянулись им настолько, что вскоре металлические цветы сняли и «заменили» их на входе в метро простой серой плиткой. Понадобится 60 лет для того, чтобы парижане опомнились, осознали, увидели в стилизованных тюльпанах на зелёных металлических «ножках» некую красоту. После чего эти цветы были записаны в список исторических памятников. Несколько оставшихся «тюльпанов» водрузили на прежнее место и создали новые по старым образцам.

3-й раздел выставки «Париж 1900…» носил незатейливое название «Парижанка». Содержание и характер оформления раздела вызвал у меня ощущение вторичности, возникли ассоциации с парижской выставкой «Импрессионизм и мода», которой я восхищался в 2012 году. Было что-то общее: живописные полотна художников, модели платьев, женские аксессуары (веера, предметы для макияжа и рукоделия), обувь, фарфоровые статуэтки, иллюстрации книг и модных журналов. Так как по своей сути выставка носила характер пиар-кампании, проводимой для внедрения в общественное сознание образа Франции как некоего бренда, то обойтись без мифологии и легенд было никак нельзя. Думаю, не только для меня очевидной была задача выставки — поддержание мифа-легенды о парижанках. Каждый посетитель должен был проникнуться мыслью, что все женщины мира делятся на 2 категории: одна — это парижанки, другая — это провинциалки (независимо от того, где и в какой стране они проживают). На мою реплику, что миф о парижанках, конечно, всего лишь миф, а не отражение действительности, если взглянуть на парижских женщин на улицах города, экскурсовод ответил так: «Да, и в провинции в каждом городке можно найти 2 милых и обаятельных женщин». Такой вот короткий, но красноречивый диалог.

4-й раздел выставки был посвящён ночному Парижу, представленному в качестве центра развлечений, на соблазны которого, как бабочки на огонь, слетаются-съезжаются люди со всего мира. Рестораны, кабаре, головокружительные горки, именуемые во Франции «русскими» (те, что у нас называются «американскими»), и горки водные, прозываемые французами «Ниагарскими водопадами». Рядом с огромных размеров плакатом с изображением рыжеволосой красотки кабаре можно было прослушать запись её пения.

5-й раздел был посвящён теме «Париж на сцене». Основной мотив представленных здесь экспонатов — театры в Париже открыты на любые кошельки, как для интеллектуалов, так и для бульварной публики. Можно познакомиться с афишами, участием актёров в киносъёмках, увидеть портреты прославленных актёров, взглянуть на картины с изображением выступлений артистов в частных гостиных и на ресторанных подмостках. Но в любом случае театр преподнесён исключительно в качестве развлечения, что рождает вопрос о смысле выделения театра из раздела «Ночной Париж».

В общем и целом экспозиция выражала ностальгию по времени, когда роль и значение Франции в мире были куда более значимы. Выставка транслировала большой миф о прекрасной эпохе в истории страны. Миф, адресованный сегодняшним французам, в котором присутствовали исторический оптимизм и непременно присущий эротизм, преподанный в созвучии с прекрасной музыкой и прячущий любое ощущение (восприятие) грядущего конфликта между мифом-мечтой и действительностью.