Жорик

 Жорик приходился мне дальним родственником, мужем моей троюродной сестры Тани, как говорят в народе «седьмая вода на киселе». Как-то сложилось ещё с молодости, что мы близко общались с сестрой, особенно моя, тогда ещё будущая жена и всегда, несмотря ни на что,  поддерживали отношения. Моя жена кроме всего прочего  была ещё и  крёстной старшей дочери Жорика и Татьяны (так звали мою сестру), наши дети были почти ровесниками и тоже очень тепло общались друг с другом, со всеми вытекающими: совместное проведение праздников, походы в кино и театр.   Иногда женщины собирались потрепать языками, поделиться наболевшим и вдоволь «промыть косточки своим мужьям», то бишь мне и Жорику.
  Однако наши отношения с Жориком долгое время больше чем обычным знакомством назвать было нельзя. Мы совершенно не стремились их наладить несмотря на тот факт, что   через детей были родственниками и нет-нет да приходилось порой довольно тесно общаться. 
  Наверное, такое взаимное нежелание можно было легко объяснить, ведь мы были слишком непохожи, ни по стремлениям, ни по жизненным принципам, ни по отношению к, казалось бы, самым главным её основам: любви, семье, воспитанию детей. Особенно непримиримыми были наши позиции относительно вопросов веры в Бога и отношения к Церкви.
  Окружающие его люди: родственники, коллеги и даже его собственные жена и дети, подчёркивали, что у Жорика  сложный характер, он излишне принципиален и даже строг. При этом  Жорик был совсем не  шалопай, а напротив, во многом импонировал мне своей устремлённостью в решении бытовых вопросов, практическим отношением к мирской жизни, своей ответственностью и постоянным желанием сделать жизнь своей семьи чуть лучше.  Он был всегда настроен (часто до проблем со здоровьем) создать какой-то материальный базис для своей семьи, тратя на это, казалось бы, нереальные для обычного человека физические и душевные силы. По нему часто было  видно, как он ежедневно устаёт, а порой даже изнемогает. Поэтому несмотря на его крепкое телосложение  Жорик довольно часто болел, в частности мучился порой «животом».
  По долгу службы ему время от времени приходилось общаться со многими власть имущими.  Данное обстоятельство тоже оказывало влияние на его поведение и убеждения, которые вкупе с врождённой недоверчивостью, прагматичностью и несколькими психологическими травмами из раннего детства принимали порой весьма причудливые и неприятные черты.  Часто с ним тяжело было общаться по той или иной теме, так как по буквально каждому вопросу он имел своё, часто весьма экстравагантное мнение.  Почти всегда наше общение начиналось спором, а заканчивалась какой-то недосказанностью.
  В целом он был человеком верующим. Но к священникам часто высказывал своё недоверие и предубеждение, ссылаясь на какие-то их поступки, показывающие, по его мнению, их формальное отношение к Вере, нечестность перед прихожанами и даже форменное лукавство. Когда у нас заходили подобные разговоры то они всегда были мне словно «нож по сердцу», так как я не привык влезать в те дебри, о которых не имел право даже и рассуждать, осознавая, что уж если кого-то выбрали священником, то это человек Божий, проводник между нами, грешными и Богом   и не мне судить о них и их поступках. Он же постоянно пытался развить тему, ссылаясь на знакомых, известных политиков и каких-то новомодных гуру христианства. Часто, когда выбирали того или иного митрополита, он с яростью пытался мне что-то доказать, говоря:
 - Ты что, не понимаешь, что это политика?  Кто он, откуда?  Я не знаю! Покажите мне списки, кто за него голосовал, где уважаемые миряне, прихожане? - самое обидное было то, что говорил он очень убедительно, сбивая своими разговорами многих, в том числе родного брата Татьяны, который после очередной тирады Жорика начинал глупо и двусмысленно улыбаться. Я пытался ему возражать, говоря:
-  Ребята, поверьте это не наше с вами дело и не нашего уровня проблемы! Мы даже не имеем права туда лезть! Я немного читал об этом священнике, он точно человек достойный и уверен сможет сделать многое для края N в деле духовного просвещения, и он точно не мы, грешные, - я всегда старался везти разговор   искренне и по-доброму, но чувствовал, что он меня совершенно не слушает. Порой, по той или иной теме наших с ним разговоров он, с лёгкой спесью говорил мне:
 - Какое-то странное у тебя отношение по всему, что касается дел Церкви: безропотное и бесхребетное!
-  Пусть так, - отвечал я ему, немного выходя из себя.  Дальше, на какое-то непродолжительное время наступало неловкое молчание, которое затем немного разряжали наши жёны, заговаривая о чём-то несущественном.   После каждой встречи с ним я долго не хотел встречаться с Жориком. По этой причине я даже пропустил многие  наши общие праздники, оставаясь дома под разными, весьма незначительными предлогами.
 -  Что ты всё время отказываешься? -  с лёгким осуждением и непониманием спрашивала меня жена. Тогда я честно говорил ей о том, что мне очень тяжело общаться с Жорой, а конфликтов я совсем не хочу:
- Послушай, ну вы взрослые люди, у всех своё отношение, -  говорила она мне, примирительно улыбаясь.
-  Я с этим согласен, но всё-таки есть вещи, которые мы не можем просто так обсуждать и есть моменты, для нас, обычных людей, почти недосягаемые. А он постоянно лезет туда, куда, по моему мнению, лезть не стоит, да ещё со своим вечным осуждением! Меня это очень сильно коробит!
-  Ну и что ты предлагаешь, совсем не общаться?!-  обиженно спросила она.
-  Ничего не предлагаю. Если тебя все эти разговоры не трогают – общайся! Но извини, я пока общаться с ним не могу!
  Так, около года мы не виделись с ним. Жена же постоянно общалась с моей троюродной сестрой, Жориком и их детьми. Однажды она рассказала мне, что наш герой пытался помочь какому-то батюшке, своему хорошему знакомому, который был болен онкологией. Он сначала обращался к нашему митрополиту, но устав ждать, собрал какие-то деньги через своих знакомых. Этого хватило чтобы оплатить первый этап лечения.
- Вот, а ты говоришь, что он ничего не понимает. Видишь, человек пытается помочь больше некоторых, - мне с невольным сожалением было понятно, что и моя жена отчасти попала под обаяние Жорика, на это я лишь сказал:
-  Подожди, а к кому он обращался в митрополии? Там же есть определённый порядок, - жена лишь похлопала глазами и сказав, что-то из разряда:
- А я почём знаю! – быстро ретировалась, начав заниматься готовкой.
 Случай со знакомым батюшкой добавлял красок в моё отношение к Жорику. С одной стороны, молодец, помог человеку, оторвал от сердца! С другой, опять не разобрался и скорее всего «вылил ушат грязи на Церковь»! Я прекрасно понимал, при этом, что рано или поздно мне придётся общаться с Жориком. Всё время пока мы не виделись с ним я старался убрать из своего сердца осуждения к нему, порою даже молясь за Жорика и за себя Господу.
  Через некоторое время  мы всей семьёй были снова приглашены в гости к нашим родственникам, для того, чтобы отпраздновать «Международный женский день». Как это было ни странно, но мне было очень приятно от того, что мы опять собрались все вместе, чтобы провести время в семейном кругу. В квартире у Жорика всегда было очень уютно и кристально чисто, сам хозяин следил за порядком, ни на день не расставаясь со своим верным помощником, немецким моющим пылесосом. Тогда я вообще был в благостном настроении (успехи на работе и дети сильно порадовали меня накануне), которое стало ещё лучше, когда  в очередной раз увидел, что наши дети общались друг с другом как родные «кровинки». Старшие во всём помогали младшим, а младшие беспрекословно слушали и выполняли распоряжения старших.  «Какие всё-таки у нас мудрые дети», -  подумал я про себя, невольно улыбаясь.
  Тем временем за столом заговорили о насущных проблемах:
 - Мы собираемся переходить в другую школу! -  сказала моя троюродная сестра с небольшим внутренним надрывом.
 - А почему так? – радушно поинтересовался я.
 - Да директор сменился и всё как-то… совсем поменялось, - в разговор резко, в своей излюбленной манере, вмешался Жора:
-  Организация учебного и воспитательного процесса стала в школе никакая! Ну и дочке там совсем некомфортно! – декламируя сказал он.
- Понятно, - многозначительно ответил я, -  а куда вы решили пойти?
- Варианта два,- дёрганым голосом продолжила сестра,-  гимназия рядом с нашим домом, но там тоже не всё однозначно. Мне подружки, которые водят туда своих детей, говорили, что многие опытные учителя ушли, а на их место набрали «молодняк». Возникает много вопросов… Есть ещё вариант со школой где ещё мы с Жорой учились. Там вроде и директор, и педагогический состав -  как надо!
  - Ты узнавала, как они там учатся? У них пятидневка или нет? – спросил Жора, внимательно посмотрев на свою жену.
 - Нетт, я не успела узнать, - ответила сестра слегка оторопело и явно побаиваясь реакции мужа.
  - Вот когда узнаешь, тогда и будешь рассказывать, что два варианта, -  говорил он, отчеканивая каждое слово, «будто забивал гвоздь», - а пока вариант один -  гимназия, там точно пятидневка!
- Не волнуйтесь, всё будет нормально! -  пытался я подбодрить ребят.
- Наша старшая девочка справится! Без вариантов! -  сказал, как отрезал Жора.  Дальше мы поговорили на несколько нейтральных тем, но потом опять вышли на вопросы о вере.
  На этот раз мы заговорили о посте. Я попытался в нескольких словах и на разных примерах, исходя из своих скудных знаний по этому вопросу, объяснить, что же такое пост для христианина. Но по каждой ответной фразе, исходящей от Жорика, я понимал, что и поэтому поводу у человека есть своё, весьма странное, надо сказать, мнение. Он совершенно не хотел слушать, постоянно говоря о формализме и лукавстве постящихся.  Скажу откровенно, что тогда внутри меня опять стало появляться раздражение, усилившееся после его ответа на мой вопрос:
 -  Что же такое всё-таки пост? -  он отвечал со свойственной ему иронией:
-  Да бред всё это!  Зачем же жить, чтобы всё время себя ограничивать?  Я хочу ем, хочу не ем! Хочу курю, хочу не курю!  Просто во всём мера должна быть!
-  Послушай, жития святых отцов наглядно показывают, что умение себя ограничить всегда идёт во благо для человека! – собрав свои последние моральные силы и через силу улыбаясь, увещевал я его.
 Он ничего мне не ответил, лишь улыбнувшись как-то совсем уж снисходительно. На мгновение я потерял внутренний контроль, внутри меня всё грохотало, ведь мне кроме всего прочего было  понятно, что этот взрослый, весьма убедительный надо сказать, человек может сбить ни одного в своём желании нести какие-то популистские нигилистические взгляды. 
 Однако затем, буквально через минуту, вспомнив о том, что я нахожусь у него дома и он всегда был радушным хозяином и искренне рад мне и моим семейным.  Мне вдруг вспомнилось, как  несмотря ни на что, когда бы мы к нему ни обратились, он был  всегда готов помочь, в самых, казалось бы, сложнейших житейских делах.  Я успокоился и даже проникся симпатией и уважением к этому интересному человеку.
 Ну а когда к нему подошли его дети я, по еле уловимым фразам и поведению Жорика, увидел, как он их любит и с какой заботой относится к ним!  Тогда мне стало его по-человечески очень жалко, так, что про себя я стал молиться: «Господи, Иисусе Христе, сыне Божий!  Помилуй, раба твоего Георгия!».  Через некоторое время мы засобирались домой, нужно было ещё зайти к тёще, немного захворавшей и соскучившейся по внукам и дочери. Прощаясь тогда и пожимая друг другу руки, я уже совсем не чувствовал раздражения к Жорику, напротив у меня даже появилось ощущение того, что мы сможем когда- ни будь стать друзьями. Он подошёл ко мне и ещё раз пожав мне руку, сказал:
 - Забегай как-нибудь, не стесняйся, - и чуть слышно, совсем искренне и без иронии добавил, - Хорошо пообщались.
-  Договорились, - ответил я с искренней улыбкой и ещё раз поблагодарив его за гостеприимство, вышел со своими детьми и женой сначала в подъезд, а потом и на улицу.
По дороге к тёще я всё думал о Жорике, рассуждая про себя, - «Да уж, не человек, а одни контрасты.  Ладно, я надеюсь, что когда- ни будь он поймёт, что не всё можно обсуждать и осуждать.  Если конечно ему суждено будет это понять…» …