И сыпал снег, и спал солдат...

На основе воспоминаний Вячеслава Мартакова

Самаркандская зима с 1988 на 1989 год выдалась необычайно снежной для столь южных широт. Снег валил как из ведра и неустанно накапливался на территории самаркандской учебки связи, непривычной к такому явлению. Широких лопат или подходящих скребков для уборки снежных наносов предусмотрено в хозяйственных закромах, соответственно, не было.

Помимо обязательных нарядов по обеспечению жизнедеятельности бригады, вторая учебная рота была ответственна за плац. Гребли мы снег обычными совковыми лопатами, чтобы в общем строю могли построиться одиннадцать рот учебной бригады связи. Гребли, наверное, недели две и не видели снегопадам конца. Причём, работы производились по ночам. После известной команды «рота, отбой!», первый взвод полным составом уходил на чистку снега, часа через полтора второй и так далее.

Месяцем ранее, в декабре, когда приехали в Самарканд – погодка была как летом, если сравнивать с нашими сибирскими холодами, а январь «дал жару». В смысле, выдал снега для прожарки солдатского организма! Местные хозяйственники снег с тротуаров никуда не вывозили. Наученные бесснежными зимами, ждали, день-два и сам растает, а он сыпал и сыпал... Но история не об этом...

В числе прочих, от нашей второй роты выделялись пара человек в наряд посыльным по штабу, в который я умудрился попасть сразу по приезду в декабре. А в армии во все времена как бытовало: справился, нареканий не имел, значит, тяни эту лямку весь период обучения.

Поначалу печалился, мол, лучше бы в своей роте, с сержантами своими, чем с неизвестными «дежурным по части», «дежурным по штабу» или их помдежами и прочими штабниками. Немного погодя присмотрелся, как наряд по роте пашет сутки напролёт, и смекнул, что мне очень даже повезло. Штаб имел три этажа, дежурный на первом, приемная командира бригады на втором. Главное, ночь продержаться, днём приходит движение, время летит быстрее.

Первые месяцы осторожничал, бдел вопреки доармейской привычке спать ночами, но пришёл опыт, нашёл себе укромное местечко, где безнаказанно можно было кемарить. В десять вечера один посыльный уходил в расположение на отдых, в два ночи приходил и уходил сменный, но я всеми правдами и неправдами старался уходить на отдых во второй половине ночи. Дежурные меньше досаждали...

Когда выпадала первая половина ночи, часиков в одиннадцать подходил к дежурному по части и «напоминал», что в приёмной комбрига надо бы надраить паркет. Дежурные об этом резко «вспоминали», согласительно кивали головами и отправляли по назначению. А в приемной командира части стоял стол, наверное, метра два в столешнице. Может и поменьше, но не полтора, это точно – при своём выше среднего росте я возлегал на нём достаточно комфортно, только сапоги немного свисали.

Дремал, думал, что чутко, а развалишься в полный рост, покемаришь так час-полтора, и организму становится вроде как легче. Но один раз вышло не очень хорошо. Как обычно разложился на столешнице, шапку под лицо, и закемарил хорошенько... Сновидение цветное и сладкое наблюдал, в некий момент прерванное диким криком дежурного, шедшего уже по коридору моего этажа: «Посыльный, твою мать, ты где шкеришься?!» Пулей вскакиваю и с докладом навстречу: «Товарищ майор, здесь я, паркет натираю!» Майор глянул на меня и усмехнулся: «Харей что ли трёшь? Ты в зеркале-то себя видел?!»

Посмотрелся я в зеркало, а там физиономия с красными глазами, да вполовину тиснёная складками шапки-ушанки. Хорошо, кокарда во лбу не отпечаталась... Поругал меня дежурный, конечно, я повинился и добросовестно внял его словам. После того случая спал в приемной командира только на спине. Хотя и было это чревато храпом, хорошо слышимым в пустом здании, но молодой был в те годы. Может и не храпел, потому как казусов больше не было...

Вот таким хитрым образом «пропосыльничал» я в нарядах по штабу до мая месяца, до самого деревянного дембеля, а сгребать с плаца снег в суровом месяце январе мне не выпало ни разу...