Неуклюжи, 16 Заштопанные колготки

Так бы все и продолжалось без конца само собой, как в том детском стихотворении, но денег в семье  больше не становилось. Долги по квартплате пугающе росли, как темные плети зинаидиных лиан.

 Ира закончила свое училище и работала сутками,  временами брала подработки;  Зинаида пошла служить в оперный театр гардеробщицей,  но корабль  продолжал медленно  тонуть.

К тому времени у Влада родилась новая дочь и присылать  деньги на  содержание Киры он полностью  прекратил - возможно, просто забыл. Это же Влад, что с него возьмёшь?

 Ира временами свирепела и всё грозилась подать на алименты, но Зинаида всегда ее успокаивала и отговаривала - суды и ссоры из-за денег  считала недостойным поведением. Говорила: "Бог ему судья, сами справимся". Если становилось совсем туго -  шла продавать свои бесконечные  фиалки к метро, по вечерам штопала внучке колготки. В то время, отчаявшись поправить дела семьи собственными усилиями, она начала захаживать в церковь, ставила свечки за "своих девочек", но службы никогда не посещала. Громогласные бородатые попы ей были неприятны со времён советского детства.

Кира зашитую и застиранную одежду носить стеснялась - все-таки в школе замарашек сильно дразнили. Девочки в классе были ухоженные, воображали себя красотками.  К малообеспеченной  Кире относились слегка снисходительно, но при этом не отказывались пользоваться ее щедрой помощью на контрольных.

От авантюр Игоря были по-прежнему одни убытки. Он уже не стесняясь просил у тещи деньги на свои нужды, проезд и  оплату мобильной связи. Обещал вернуть "со сделки", но, конечно, никогда свои обещания не выполнял.

Киру никто не позвал посмотреть на  новорождённую  сестру Сашу, хотя она втайне надеялась на встречу с отцом. Противную злую Марию Петровну навещать не очень-то хотелось, но детская память быстро вытесняет всё плохое. Вроде бы и времени прошло не так много, а Кира уже не очень помнила,  с чего началось ее скрипичное обучение.

А Марии Петровне тем временем видеть бывшую ученицу хотелось ещё меньше. Те позорные события, как ей казалось, произошли совсем недавно.  При воспоминании о мерзкой дочери Влада  Маше хотелось куда-то забиться - желательно, под кровать  - и там, под кроватью, закрыть лицо руками. Первый педагогический опыт по-прежнему вызывал жгучий стыд и - самое печальное - отбивал желание общаться с детьми. Собственная дочь, к несчастью, не стала исключением.