Жила-была женщина
***
Жила-была пожилая женщина.У Мисс Митчелл были идеи - и 31 идентичный сын!_
Поскольку с самого раннего детства меня готовили к
призванию историка, и поскольку теперь я уверен, что никогда не буду претендовать на эту профессию как на свою собственную, мне кажется уместным, чтобы я выполнил свою первую и последнюю действуйте как историк.
Я напишу историю этой странной и уникальной женщины, матери
моих тридцати братьев и меня, мисс Донны Митчелл.
Она была человеком необычайной силы и дальновидности, наша мать. Я
я живо помню ее, как я видел ее со всеми ее сыновьями, собравшимися вокруг
ее на нашей уединенной ферме в Висконсине в первую ночь лета,
после того, как мы вернулись к ней со всех концов страны на наши
летние каникулы. -И-тридцать рослых сыновей, каждого из нас, шесть
футов одного дюйма ростом, с копной непослушных светлых волос и острый, ясный
голубые глаза, каждый из нас здоровы, сильны, хорошо питаться, каждый из
нам двадцать один год и четырнадцать дней, и тридцать одинаковых братьев.
О, между нами были различия, но только мы и она могли
воспринимайте их. Для посторонних мы были идентичны; вот почему для
посторонних мы старались никогда не появляться вместе в группах. Мы
сами знали различия, потому что так долго жили с ними.
Я знал, что cheekmole мой брат Леонарда о том, на правой щеке было, установка
его Джонаса, чья левой щеке был помечен точечка. Я узнал слегка вздернутый подбородок Питера, слегка заостренный нос Дьюи, румяный оттенок кожи Дональда, я узнал Пола по его отвисшие мочки ушей, Чарльз - из-за своего прищура, Ноэль - из-за сморщенных губ.нижняя губа. У Дэвида было заросшее синей щетиной лицо, у Марка раздувающиеся ноздри, у Клода густые брови.
Да, различия были. Мы редко путали одно с другим.
Для меня было второй натурой отличать Эдварда от Альберта, Джорджа от
Филиппа, Фредерика от Стивена. И мама никогда не путала нас.
Она была властная женщина, почти шести футов в высоту, который даже в середине
возраст сохранили прямоту осанки и величие подшипника.
Ее глаза, как и у нас, были голубыми; ее волосы, по ее словам, когда-то были
золотистыми, как у нас. У нее был глубокий, сочный контральто; насыщенный, твердый,повелительный голос сильной женщины. Она была профессором
биохимии в каком-то восточном университете (она никогда не говорила нам, в каком именно, так ненавидя его название), и мы все знали наизусть историю ее горькой
жизни и нашего собственного странного рождения.
* * * * *
"У меня была теория", - говорила она. "Это была неортодоксальная теория, и это
злило людей, когда они думали об этом, поэтому, конечно, они вышвырнули меня.
Но мне было все равно. Во многих отношениях это был самый счастливый день в моей
жизни". -"Расскажи нам об этом, мама", - неизменно просил Филип. Он был
суждено было стать драматургом; он наслаждался повторением этой истории
всякий раз, когда мы были вместе.
Она сказала:"У меня была теория. Я верил, что окружающая среда управляет личностью, что при наличии одного и того же набора здоровых генов любое количество разных взрослых людей может быть сформировано из исходного материала. У меня был план протестировать это, но когда я рассказала им, они меня уволили. К счастью, я вышла замуж за богатого, хотя и поверхностно мыслящего руководителя, который годом ранее перенес смертельный коронарный приступ. Я был независимо богат, благодаря ему, и свободен заниматься независимыми исследованиями, благодаря моему окончанию университета.Итак, я приехал в Висконсин и начал свой великий проект ".Остальную часть истории мы знали наизусть, как своего рода литанию.Мы знали, как она купила огромный, бессвязных фермы в плоском зеленый
страны Центральной Висконсин, фермы вдали от любопытных глаз. Затем, как
жарким летним днем она отправилась на близлежащую ферму и
нашла полевого работника, высокого и мускулистого, и, к его великому удивлению, соблазнила его в той области, где он работал.
И затем, история о той единственной чудесной зиготе, которую наша мать
был извлечен из ее тела и тщательно выращен в специальных резервуарах с питательными веществами , облучая его, замораживая, раздражая и дозируя
гормонами, пока, доведенный до отчаяния, он не разделился на тридцать два, каждый
один из которых независимо развился в полноценный эмбрион.
Эмбрион превратился в плод, и плод на ребенка, в гениальной матери
искусственные утробы. Один из тридцати двух умер до рождения от случайного
наркоза; остальные выжили, тридцать один идентичный самец произошёл из одной яйцеклетки, чтобы стать нами.Обладая присущей ей огромной энергией, мать в одиночку справлялась мы вынянчили тридцать одного мальчика; мы процветали, мы росли. А затем начался самый решающий этап эксперимента. Нас разделили в возрасте
полутора лет, каждому дали отдельную комнату, свои особые игрушки, позже свои особые книги. Каждому из нас была уготована разная профессия. Это было окончательным доказательством ее теории.Генетически идентичные, физически идентичные, за исключением незначительных изменений, которые время произвело на наши индивидуальные тела, мы, тем не менее, будем искать разные сферы деятельности. Она сказала, что выполняла задания наугад. Филипп должен был быть
драматург, Ноэль - романист, Дональд - врач. Астрономия была
целью Аллана, Барри - биологией, Альберт - сценой. Джордж должен был выступать на концерте пианистом, Клод - композитором, Леонард - членом коллегии адвокатов, Дьюи - дантистом. Марк должен был стать спортсменом; Дэвид - дипломатом. Журналистика ждала Джонаса, поэзия - Питера, живопись - Пола. Эдвард
стал бы инженером, Сол - солдатом, Чарльз - государственным деятелем; Стивен
ушел бы в море. Мартин был нацелен на химию, Рэймонд - на физику, Джеймс
- на высокие финансовые показатели. Рональд стал бы библиотекарем, Роберт - бухгалтером,Джон - священник, Дуглас - учитель. Энтони должен был стать литературным критиком.Уильям - библиотекарем, Фредерик - пилотом самолета. Ричарду была уготована преступная жизнь; что касается меня, Гарольд, я должен был посвятить свою энергию изучению и написанию истории.
Таков был план моей матери. Позвольте мне рассказать о моем собственном детстве и
юности, чтобы проиллюстрировать, как это работает.
* * * * *
Мои первые воспоминания связаны с книгами. У меня была комната на втором этаже
нашего большого дома. Комната Мартина была слева от меня, и в последующие годы я
пожалеете, за воздух всегда был пропитан запахом его химические опыты. Справа от меня сидел Ноэль, чья не по годам развитая пишущая машинка иногда стучала всю ночь, пока он работал над своим бесконечным первым романом.
Но это проявилось позже. Помню, как однажды утром я проснулся и
обнаружил, что ночью в моей комнате был установлен книжный шкаф, а
в нем стояла единственная книга - "История человечества" Хендрика Виллема ван Луна. Мне тогда было четыре, почти пять; благодаря интенсивному обучению матери
к этому возрасту мы все были способными читателями, и я ломал голову над
крупным шрифтом, изучая подвиги Карла Великого и Ричарда Львиное сердце и разглядывая волнистые нацарапки, которые были иллюстрациями ван Луна.
В последующие годы последовали другие книги. "Линия истории" Герберта Уэллса, которая одновременно очаровывала и отталкивала меня.Тойнби в "Сомервелловском сокращении", а позже, когда я вступил в юность, в полное и не сокращенное издание. Черчилль с его плавными периодами и звонкой прозой. Поэтическая и масштабная жизнь Сэндберга о Линкольне; Веджвуд о тридцатилетней войне; Уилл Дюрант в шести или семи томах, похожих на блоки.
Я читал эти книги, и там, где я не понимал, я все равно читал дальше, зная, что вернусь к этой странице через год и привнесу в нее новое понимание. Мать помогала, направляла и поддерживала. Во мне возникло ощущение панорамы огромных достижений человека. Присоединяйтесь к рулону летописцы человечества, по-видимому, единственно возможный конец для моё существование.Каждое лето, с четырнадцатого по семнадцатое, я путешествовала - одна, конечно, поскольку мама хотела привить нам уверенность в себе. Я посетила великие исторические места Соединенных Штатов: Вашингтон, округ Колумбия.,Маунт-Вернон, Уильямсбург, Булл-Ран, Геттисберг. Чувство прошлого проснулось во мне.
Те летние месяцы были моей единственной возможностью пообщаться с незнакомцами,
поскольку в течение года, и особенно во время долгих снежных зим
мы оставались на ферме, сплоченной семьей. Мы никогда не ходила на государственную школы, очевидно, было невозможно записаться к нам, скопом, без
пробудить любознательность моя мама хотела бы избежать.
Вместо этого она обучала нас частным образом, уделяя нам заботу и внимание, которые не смог бы обеспечить ни один профессиональный учитель. И мы стали старше,расходящиеся в сторону наших профессий, как ветвящиеся ветви дерева.
Как будущий историк, я, конечно, взял на себя смелость понаблюдать за
изменениями в моем собственном обществе, которое было ограничено площадью нашей
фермы. Я делал заметки об успехах моих братьев, тщательно пряча свои записные книжки, а также о тех изменениях, которые время произвело на маму. Она
держалась на удивление хорошо, учитывая невероятное бремя, которое она
взвалила на себя. "Грозный" - лучшее слово, которое можно использовать для описания.Мы переросли подростковый возраст. К этому времени у Мартина был внушительный химический лаборатория в своей комнате; Леонард стал убеждать нас всех юридических тонкостях,и Энтони корпели над Пруста и Кафки, обеспечивая поразительные данные интерпретации. Наш дом постоянно был промышленным ульем,
и я не помню, чтобы мне когда-либо было скучно больше трех секунд подряд. Всегда были отвлекающие факторы: Клод и Джордж толкается, освобождая место на скамейке для фортепиано, пока они играют сонату Клода в четыре руки, Марк швыряет бейсбольный мяч в окно, Питер декламирую последовательность шокирующих сонетов во время нашего общего ужина.
Мы, конечно, боролись, поскольку были здоровыми индивидуалистами с крепкими
телами. Мама поощряла это; В субботу днем было время борьбы, и мы противопоставляли друг другу наши растущие силы.Мама всегда была доминирующей фигурой, расхаживая по ферме, высокая и прямая , окликая нас своим привычным грохотом, поручая нам работу по дому, встречаясь с нами наедине. Каким-то образом ей удавалось заставить каждого из нас думать, что мы ее любимые дети, те, в чьем будущем она была больше всего заинтересована. Конечно, это было ложью; хотя однажды Джонас недоброжелательно заявил, что Барри, должно быть, ее настоящий любимец, потому что он, как и она, был биологом.Я сомневался в этом. Я многое узнала о людях благодаря своему постоянному чтению, и я знала, что мама была чем-то экстраординарным - фанатичкой, если хотите, или просто женщиной, движимой внутренним демоном, но все же и все это благодаря невероятному интеллектуальному порыву и убежденности, чье желание узнать правду побудило ее предпринять этот фантастический эксперимент в области биологии и селекции человека.
Я знал, что ни одна женщина такого сорта не может опуститься до мелочного фаворитизма.Мать была уникальной. Возможно, родись она мужчиной, она бы
изменила весь ход развития человечества.Когда нам было по семнадцать, она собрала нас всех за большим столом в общей комнате нашего беспорядочно построенного дома. Она ждала, ей понадобилось прочистить горло всего один раз, чтобы прервать гул разговоров.-"Сыновья", - сказала она, и эхо разнеслось по всему первому этажу
дома. "Сыновья, пришло время вам покинуть ферму".
* * * * *
Мы были ошеломлены, даже те из нас, кто ожидал этого. Но она объяснил, и мы поняли, и мы не ссорились.Нельзя было стать врачом, или химиком, или романистом, или даже историком в полном вакууме. Нужно было войти в мир. И для этого требовалась определенная профессиональная квалификация.Мы собирались в колледж.
Не все из нас, конечно. Роберт должен был стать бухгалтером; он собирался пойти
в бизнес-школу. За годы тренировок Марк превратился
в превосходного питчера-правшу, и ему предстояло отправиться в "Милуоки" на
отбор в высшую лигу. Клод и Джордж, начинающий композитор и начинающий
пианисты вместе посещали восточную консерваторию, выдавая себя за близнецов.
Остальным из нас предстояло поступить в колледжи, а те, кто собирался продолжить обучение таким профессиям, как медицина или химия, планировали впоследствии поступить в профессиональные школы. Мама считала, что образование в колледже
необходимо даже для поэта, художника или романиста.
Только одного из нас не отправили ни в одно аккредитованное учебное заведение. Им был Ричард, который должен был стать нашим преступником. Он уже совершил несколько вылазок в окрестные поселки, возвращаясь через несколько дней или
несколько недель спустя с деньгами или драгоценностями и с виноватой улыбкой на лице. Его просто должны были выпустить в школу Жизни, и
Мать предупредила его, чтобы он никогда не попадался.
Что касается меня, то меня отправили в Принстон и зачислили на факультет свободных искусств. Поскольку, как и мои братья, я получил частное образование, у меня не было дипломов или подобных записей, которые я мог бы им показать, и им пришлось сдавать мне экзамен на эквивалентность вместо них. Очевидно, я справилась неплохо, потому что меня сразу же приняли. Я телеграфировала маме, которая прислала чек на 3000 долларов на покрытие моего первого года обучения и расходов.Я поступил на исторический факультет; среди моих курсов первого года обучения были Конституционная история средневековой Англии и Обзор западных
исторических течений; естественно, мои оценки были самыми высокими в классе
в обоих случаях. Я работал старательно и даже с какой-то неистовой
яростью. Другим моим курсам, естественным или художественным, я посвящал не
больше и не меньше времени, чем было необходимо, но история была моей главной
страстью.По крайней мере, в течение первых двух семестров учебы в колледже.
* * * * *
Наступил июнь и выпускной экзамен, а затем я вернулся в Висконсин, где Мама ждала. Я вернулся 21 июня; поскольку не во всех колледжах заканчивается весенний семестр одновременно, некоторые из моих братьев были дома больше недели, другие еще не приехали. Ричард прислал сообщение, что он в Лос-Анджелесе и будет с нами после первого июля. Марк подписал бейсбольный контракт и был питчером
команды в Нью-Мексико, и его тоже не было с нами.
Лето пролетело быстро. Мы провели его, как в старые добрые времена
до колледжа, делясь своими индивидуальными специальностями, разговаривая, встречаясь регулярно и наедине с мамой, чтобы обсудить цели, которые все еще
стоят перед нами. За исключением Клода и Джорджа, мы разошлись в разные стороны
нас двоих в одной школе не было.Той осенью я вернулся в Принстон на второй курс. Это прошло, и я снова отправился домой, а осенью совершил еще одно путешествие
дальше на восток. Учебный год прошел аналогичным образом.
И я начал замечать признаки любопытной перемены в моем внутреннем "я".
Это была перемена, о которой я не осмелился упомянуть матери в те июльские дни
когда я встретился с ней в ее комнате рядом с библиотекой. Я не сказал своей
братья тоже. Я сдержал свое знание про себя, размышляя о них,интересно, почему это было, что это должно произойти со мной, почему я должен следует выделить.
Для меня было открытием, что изучение истории скучно мне целиком и полностью.
Дух бунтарства росло во мне во время моего последнего года в колледже. Мои
оценки были отличными; я получил Phi Beta Kappa, и несколько высших учебных заведений были заинтересованы в том, чтобы я продолжил обучение у них. Но я поговорил с несколькими избранными друзьями (никто из которых, конечно, не знал о моем странном происхождении из семьи), и мои ценности были медленно сдвигаясь.
Я понял, что изучил историю настолько глубоко, насколько мне когда-либо хотелось.
Наяву и во сне более пятнадцати лет я размышлял Ватерлоо и Банкер Хилл, рассматривал личности Кромвеля и Якова II, вел воображаемые беседы с Джефферсоном и Августом Цезарем и Чарльзом Мартеллом.И мне это наскучило.
В конце концов, это начало становиться очевидным для других. Однажды во время моего последнего семестра друг спросил меня: "Тебя что-то беспокоит, Гарри?"
Я быстро покачал головой - слишком быстро. "Нет", - сказал я. "Почему? Я выгляжу
обеспокоенным?""Ты выглядишь хуже, чем обеспокоенным. Ты выглядишь одержимым".
Мы посмеялись над этим и, наконец, отправились в студенческий центр и
выпили несколько кружек пива, и вскоре мой язык немного развязался.
Я сказал: "Меня кое-что беспокоит. И ты знаешь, что это? Я боюсь, что не смогу соответствовать стандартам, которые установила для меня моя семья ".
Меня встретил хохот. "Перестань, Гарри! Фи Бет на последнем курсе, положение в высшем классе, блестящая карьера в истории впереди - чего они хотят от тебя, блад?" -Я усмехнулся, отхлебнул пива и пробормотал что-то безобидное, но
внутри у меня все сжалось.
Всем, чем я был, я был обязан матери. Она сделала меня тем, кто я есть. Но меня
переиграли, когда я изучал историю; я был неудачником в семье, козлом отпущения, тухлым яйцом. Рэймонд все еще радостно боролся с ядерной физикой, с Гейзенбергом, Шредингером и другими. Марк гордился своим быстрым мячом, слайдером и кривой. Пол весело рисовал холст в своей квартире в Гринвич-Виллидж недалеко от Нью-Йорка, и даже Роберт, казалось, получал удовольствие от ведения бухгалтерии.
Только у меня ничего не получилось. История стала мне отвратительна. Я был в
бунте против нее. Я разочаровывал свою мать, становился задницей
из-за презрения моих братьев я живу в отчаянии, ненавидя профессию
историка и не приспособленный по образованию ни для чего другого.
Я с отличием окончил Принстон через несколько дней после моего
двадцать первого дня рождения. Я телеграфировал маме, что еду домой, и
купил билеты на поезд.
Это было долгое и изнурительное путешествие в Висконсин. Я потратил свое время
на размышления, пытаясь выбрать между неприятными альтернативами, которые
стояли передо мной.
Я мог бы попытаться действовать двулично, сказав матери, что я все еще изучаю
историю, в то время как на самом деле готовил себя к какой-нибудь более привлекательной профессии - возможно, юриспруденции.
Я мог бы сразу признаться ей в своей несостоятельности, попросить у нее
прощения за то, что разочаровал ее и разрушил ее грандиозный план, и
попытаться начать все заново в другой области.
Или я мог бы продвигаться вперед в изучении истории, угрюмо заставляя себя проявлять интерес, напрягаясь и причиняя себе боль, чтобы замысел моей матери
был завершен.Ни один из этих путей не казался мне желательным. Я размышлял над этим и был усталым и встревоженным к тому времени, когда приехал на нашу ферму.
* * * * *
Первым из моих братьев, кого я увидел, был Марк. Он сидел на крыльце нашего дома.
большой дом, читающий книгу, в которой я сразу и с некоторым
удивлением узнал Первый том Черчилля. Он поднял на меня глаза и слабо улыбнулся.
Я нахмурился. "Я не ожидал найти тебя здесь, Марк. Согласно
местным спортивным страницам, "Брэйвз" играют на побережье на этой неделе. Как
получилось, что ты не с ними?" -Его голос был тихим бормотанием. "Потому что они освободили меня", - сказал он. -"Что?"-Он кивнул. "Я устал в 21 год. Они сделали меня свободным агентом; это значит,Я могу присоединиться к любой команде, которая захочет меня ".-"И ты просто немного отдохнешь, прежде чем предложить себя?"
Он покачал головой. "С меня хватит. Kaput. Гарри, я просто терпеть не могу
бейсбол. Это глупая, очень глупая игра. Знаешь, сколько раз мне приходилось
стоять там в мешковатых штанах и кидать кусок конской кожи в какого-нибудь
придурка с дубинкой в лапах? Сто, сто пятьдесят раз за игру, каждые четыре дня. Ради чего? Что, черт возьми, все это значит? Почему я должен беспокоиться?"
В его глазах появился странный блеск. Я сказал: "Ты сказал маме?"
"Я не смею! Она думает, что я в отпуске или что-то в этом роде. Гарри, как я могу
сказать ей..." -"Я знаю". Вкратце я рассказал ему о своем собственном разочаровании в истории.Мы были взаимно рады узнать, что мы не одиноки в своем
горе. Я взял свои чемоданы, вскарабкался по ступенькам и вошел внутрь.
Дьюи убирался в общей комнате, когда я проходил мимо. Он мрачно кивнул
"Привет". Я спросил: "Как продвигается торговля зубами?" Он развернулся и злобно посмотрел на меня. -"Что-то не так?" Спросил я. -"Меня приняли в четыре стоматологические школы, Гарри". -"Это какой-нибудь повод для страданий?"
Он бросил метлу, подошел ко мне и прошептал: "Я убью тебя, если ты расскажешь об этом маме. Но мысль о том, что я проведу свою жизнь, тыча, меня тошнит от того, что я нахожусь в зловонной полости рта. Противно._" -"Но я думал..."
"Да. Ты думал. У вас все просто; вам просто нужно откопать книги
в библиотеке и изменить то, что в них написано, и назвать это новыми исследованиями. Я должен просверлить, почистить, заполнить, подключить и ... - Он замолчал. "Гарри,Я убью тебя, если ты скажешь хоть слово об этом. Я не хочу, чтобы мама знала, что я вышел не так, как она хотела ".
Я повторил то, что я сказал Марк, - и рассказала ему о марке, хорошее
измерения. Тогда я направился наверх, в свою старую комнату. Я чувствовал себя обузой отрываясь от меня; я был не одинок. По крайней мере, двое из моих братьев чувствовали то же самое. Я задавался вопросом, сколько еще людей наконец восстали против дисциплины всей жизни.Бедная мама, подумал я! Бедная мама!
* * * * *
В тот вечер состоялся наш первый семейный совет за лето. Стивен и Сол прибыли последними, Стивен блистал в своем костюме из Аннаполиса, Сол выглядел бодрым и с твердой спиной из Вест-Пойнта. Мама много работала, чтобы договориться о встрече для этих двоих.Мы сидели за большим столом и болтали. Первый этап нашей
мама сказала нам, что жизни закончились. Теперь наше предварительное образование
завершено, и мы сделаем последний шаг к нашим профессиям, те из нас, кто еще не получил их.Мама выглядела сияющей в тот вечер, высокая, энергичная, с седыми волосами, по-мужски коротко подстриженными, когда она сидела за столом со своими тридцатью одним рослыми сыновьями. Я завидовал и жалел ее: завидовал ей за сладостную безмятежность ее жизни, которая протекала так неумолимо и неуклонно
направляясь к цели ее эксперимента, и жалел ее за разочарование, которое ее ожидало.Дело в том, что Марк, Дьюи и я были не единственными неудачниками в сборе урожая.В течение дня я осторожно навел справки. Я узнал, что Энтони
считал литературную критику обманом, что Пол знал очевидно, что у него не было таланта художника (и, также, что очень немногие из его современники тоже так думали), что Роберт горько негодовал по поводу карьеры бухгалтера, что от игры на фортепиано у Джорджа болели пальцы, что у Клода были трудности с сочинительством, потому что он был глухонемым, что журналистская работа была слишком напряженной для Джонаса, и Джон страстно желал этого бросить семинарскую жизнь, потому что у него не было призвания, которое Альберт ненавидел неопределенная богемность актерской жизни--Мы распространили информацию, и все мы впервые подняли вопрос, который рос в наших умах в течение последних нескольких лет. Я сделал
поразительное открытие, что ни одному из сыновей Донны Митчелл не было дела до
карьеры, которую для него выбрали.Эксперимент с треском провалился.
Поздно вечером, после того как мама ушла спать, мы остались вдвоем,
обсуждая наше затруднительное положение. Как мы могли сказать ей? Как мы могли разрушить дело своей жизни? И все же, как бы мы принуждать себя к жизни
бесконечный каторжный труд?
Роберт хотел, чтобы изучать инженерное дело; Барри, чтобы писать. Я понял, что я заботился гораздо больше права, чем к истории, в то время как Леонард хотел обмен
закон для физических наук. Джеймс, наш банкир-меньшее, предпочитали
политика. Так все и продолжалось, пока Ричард (который заявил о пяти ограблениях, одном изнасиловании и бесчисленном количестве обчищенных карманов) изливал свое желание остепениться и жить по закону, как честный фермер.Это было жалко.
Подводя итог проблеме в своей аккуратной судебной манере, Леонард сказал: "Вот
наша дилемма: все ли мы молчать об этом и разрушить нашу жизнь или сделать
мы не должны молчать и эксперимент испортить матери?" -"Я думаю, мы должны пока продолжать все как есть", - сказал Сол."Возможно, мама умрет в ближайшие год или два. Тогда мы сможем начать все сначала", тогда. -"Возможно, она _doesn't_ умереть?" Эдвард хотел знать. "Она сильная как ногти. Она может длиться еще двадцать или тридцать или даже сорок лет". -
"А мы тут мимо двадцати одного года", - отметил Реймонд. "Если мы пойдем на
слишком долго в то, что мы делаем, будет уже слишком поздно, чтобы изменить. Ты не можешь начать учиться на новую профессию, когда тебе тридцать пять ".
"Может быть, к тому времени нам начнет нравиться то, что мы делаем", - с надеждой предположил Дэвид. "Дипломатическая служба не так уж плоха, и я бы сказал ..."
"А как же я?" Пол взвизгнул. "Я не умею рисовать, и я знаю, что не умею.
У меня впереди ничего, кроме голодной смерти, если я не поумнею и не займусь
бизнесом в спешке. Ты хочешь, чтобы я продолжал портить хороший белый
холст всю оставшуюся жизнь? " -"Это не сработает, - сказал Барри печальным голосом, - нам придётся сказать ей".Дуглас покачал головой. "Мы не можем этого сделать. Ты точно знаешь, что она сделает. Она принесет сюда бесчисленные тома заметок, которые сделала по этому поводу поэкспериментируйте и спросите нас, позволим ли мы всему этому сойти на нет ".
"Он прав", - сказал Альберт. "Теперь я могу представить себе эту сцену. Громкий
органный голос, обвиняющий нас в неверии, в неблагодарности...
"Неблагодарность?" Уильям закричал. "Она крутила нами, давила на нас и
лепила нас, не спрашивая нашего разрешения. Черт возьми, она создала нас с помощью своих лабораторных трюков. Но это не давало ей права делать из нас
зомби". -"И все же, - сказал Мартин, - мы не можем просто пойти к ней и сказать, что все кончено. Шок убил бы её.
"Ну?" Спросил Ричард в наступившей тишине. "Что в этом плохого?"
Какое-то время никто не произносил ни слова. В доме было тихо; мы услышали шаги
спускающиеся по лестнице. Мы замерли.
Появилась мама, величественная фигура даже в своём старом домашнем халате. "Вы,
мальчики, поднимаете здесь слишком много шума", - прогремела она. "Я знаю, ты рад опять увидеть друг друга после года, но мне нужны мои дети, а я спать".
Она повернулась снова, и направился наверх. Мы услышали, как дверь в её спальню шлема закрылась. На мгновение мы снова были все десять лет, старательно
изучал наши книги, опасаясь неудовольствия матери.Я облизнул губы. "Ну?" Спросил я. "Я призываю проголосовать по предложению Ричарда".
* * * * *
Мартин, как химик, приготовил напиток, используя медицинские рекомендации Дональда в качестве руководства. Сол, Стивен и Рэймонд выкопали могилу в лесу на
задней части нашего участка. Дуглас и Марк соорудили гроб.
Ричард, закончивший свою криминальную карьеру убийством, в котором мы все были
соучастниками до свершившегося факта, отнес роковой напиток наверх, чтобы
На следующее утро я уговорил мать выпить его. Одного глотка было достаточно
это было необходимо; Мартин хорошо выполнил свою работу.
Леонард предложил нам юридическое заключение: это было оправданное убийство. Мы
положили тело в гроб и вынесли его через поле.Ричард, Питер, Джонас и Чарльз несли ее гроб; остальные мы последовали за ними.
Мы опустили тело в землю, и Джон сказал над ней несколько слов.
Затем мы медленно закрыли могилу, заменили дерн и начали обратный путь к дому.
"Она умерла счастливой", - сказал Энтони. "Она никогда не подозревала о размере своей неудачи". Это была ее эпитафия.Как наш банкир, Джеймс руководил разделом ее активов, который были значительными, разделенными на тридцать одну равную часть. Ноэль сочинил короткий фрагмент прозы, который, как мы согласились, подытожил наши чувства. Той ночью мы покинули ферму, разбежавшись во все стороны, стремясь
начать новую жизнь. Все, что было раньше, было сном, от которого мы теперь
пробудились. Мы договорились встречаться на ферме каждый год, в годовщину
ее смерти, в память о женщине, которая так старательно разделяла
зиготу в тридцать две жизнеспособные клетки, и который потратил десятки
лет на проведение эксперимента, основанного на теории, которая оказалась
совершенно ложной.
Мы не испытывали ни сожаления, ни угрызений совести. Мы сделали то, что нужно было сделать, и в тот последний день некоторые из нас, наконец, обрели профессии, для которых предназначала нас Мать. Я тоже. Моей первой и последней исторической работой будет вот это, рассказ о Матери и ее эксперименте, в котором зафиксированы начало и конец её работы. И теперь она завершена.
Свидетельство о публикации №223111000295