Тихий омут

  Я хорошо помню маму Ирины, Лилию Николаевну: она была миниатюрная, стройная, как статуэточка, двигалась сдержанно и поэтично, а преподавала фигурное катание у малышей, - я ещё думала: как ей, с таким тихим мягким голосом, удаётся вести детские спортивные занятия, тем более - групповые, да ещё на открытом катке? Помню даже пальто, в котором она работала: дымчатого цвета, строгое, облегающее, до середины икр, а капюшон и рукава оторочены мехом, - снегурочка на коньках... Муж её занимал видный руководящий пост, жили они зажиточно, но не от лакированного паркета и дорогой мебели в их большой светлой квартире у меня захватывало дух, а от комнатных растений: разных видов плющи взбирались по стенам до потолка, ширмы из традесканций отделяли в комнатах уютные уголки с диванчиками, журнальными столиками и креслами, изумрудное облако нежнейшего аспарагуса парило над сервантом, ниспадая, а одну из шторок на окне заменял каскад больших и малых фонтанов хлорофитума...  Ходишь на цыпочках, разглядываешь, касаешься рукой, - всё такое необыкновенное, изящное и живое... Ещё циновки, затейливые вазочки, сплетённые из лозы, картиночки из золотистой соломки под стеклом в рамках... Даже в том, как всё это было разложено, расставлено и развешано, - виделся облик Лилии Николаевны, воздушный лаконичный и затаённый.

   Ирина в школе была незаметной тихоней и даже букой, а замуж вышла самой первой, в восемнадцать лет, как только поступила в институт, - за партнёра по бальным танцам в вузовском кружке. Как она говорила: "Он предложил, я и пошла". Родители её почему-то вскоре после этого события развелись и разъехались, разменяв ту прекрасную трёхкомнатную квартиру на две...  двухкомнатные, в одной из которых поселились молодожёны. Теперь-то, сорок лет спустя, я почти уверена: по-другому, без развода - не удалось бы им в конце советских семидесятых обеспечить молодых отдельным жильём. Но и потом ещё  следовали у них размены, по мере семейного пополнения - детей Ирина родила троих, что было редкостью в те времена. А в девяностые и она развелась-разъехалась с инженером-мужем: "Что значит - зарплату не платят? Да хоть на дорогах иди грабь, но чтоб деньги в доме были!" - "Ничего себе", - помалкивала, мотая на ус, я, но Лилии Николаевне всё же сочла долгом позвонить и высказать: "Каково же будет ей одной, с тремя-то детьми? Пусть Миша зарабатывает не много, но он и человек порядочный, и отец любящий, и не пьёт-не курит... " - "Ничего. А то - что она? - и мужчин-то, кроме него, никого не знала" - и позиция её моральная, и спокойствие тона - всё  казалось мне удивительным. Как впоследствии и то, что с государственной службы Ирина подалась в риэлторы, сразу, как только стали открываться их конторы. Но сейчас это видится уже вполне логичным. Были те разводы фиктивными или нет - Бог знает, но родители Иры всю оставшуюся жизнь так и прожили порознь, и никаких новых браков - ни официальных, ни гражданских - не создали. Может, осторожничали: до конца сохраняли инсценировку... Одна осталась и Ирина, а Миша, живший со своей мамой, в пятьдесят лет умер от инфаркта. Но детей всех повыучили, поженили-повыдавали замуж, теперь внуки подрастают.

   На довольно длительный период мы выпали из поля зрения друг друга, поглощённые собственной жизнью. А на днях Ира меня нашла. Пообщались по телефону. Отец у неё умер от рака в семьдесят лет, а маму она похоронила недавно,  было Лилии Николаевне восемьдесят. Я выразила соболезнование и искреннее сожаление, помянув самым добрым словом женщину,  утончённый и тихий образ которой ассоциировался у меня с приятными воспоминаниями детства... И тут вдруг Ирина в сердцах признаётся, что мать её до смерти долго страдала деменцией, и при этом была отнюдь не тихой, а, наоборот, буйной и даже агрессивной, более того - пристрастилась к выпивке, - по выражению Ирины, "на это ума у неё хватало - и денег достать, и в магазин сходить", - до такой степени, что приходилось не на шутку воевать: днём сидеть с ней - караулить, выслушивать её постоянные обвинения в свой адрес - "Это ты во всём виновата! ", а на ночь, поскольку спать в одной квартире с ней было невозможно, - всё отбирать, перекрывать краны, запирать дверь и уходить. Ирина так измучилась за эти годы, что уход матери воспринялся с нескрываемым облегчением.
   Слушала я, шокированная таким поворотом событий, но Лилию Николаевну представить себе в её новом образе так и не смогла, настолько не вязался он с тем, что покоилось в архивах моей головы.
    
   Всё думалось потом:
почему такое произошло? Может, конечно, Ирина чего не договаривает, насчёт причинно-следственных связей: не пойдет же слабоумный человек ни с того ни с сего за спиртным, если навыка нет и дороги туда не знает... Ну, а так - понятно, с каждым что угодно может случиться: наследственность какая-нибудь вылезет, сосуд вдруг какой лопнет... И никакие диеты с кроссвордами и скандинавской ходьбой не помогут. Вот, в детстве, соседка с первого этажа, толковая генеральская вдова, в девяностые ещё весь подъезд у неё деньги занимал, - в восемьдесят пять гриппом переболела и такое началось - весь дом, как говорится, "на ушах стоял", и такая силища откуда-то у тщедушной старушенции взялась - всё боялись дверь проломит, а всю жизнь тоже тихая была...
      Копаю огород, а в голове крутится: " Не дай мне, бог, сойти с ума... ", " Тот, который во мне сидит... ",  "Кончину мирную, безболезненную... ", "Пути господни неисповедимы..." - вот сказали бы смолоду тому деду, что его, в двадцать первом веке, не в лесу, а в городе, считай, медведь в старости задерёт, - смеялся бы, небось, а ведь сбылось: задрал медведь, сосед у себя мини-зоопарк открыл, а загородку у медведя слабую поставил, писали ещё об этом... А вот Нина Александровна до конца дней все свои девяносто два прожила в разуме, хоть и образования три класса, и муж пил-бил-гулял, и детей всех пятерых похоронила - кто от чего помер, младшего, с врожденной гидроцефалией,     тянула она вообще до своих восьмидесяти, - и ни кроссвордов, ни бассейнов, ни диет... кашеварила по-простому, постилась, правда, строго всегда, а так - слёзы утрёт, платочек белый повяжет и в храм, в каждую свободную минуту... И ведь никакая погань к ней не подлезла - ни в душу её  многострадальную, ни в трёшку её, в центре города, - а то невестка всё беспокоилась: уж как Ванька-бестия, из пятой квартиры, сватался - давай помогу, чем скажешь, только племянничка моего, студента, пусти на временный постой, - что у тебя комната пустует?.. - Не надо, отвечала, Бог поможет... И помогал: и когда грудь ей отняли из-за рака - двадцать лет продержалась, ещё Татьяна Ивановна, терапевт участковый, ей без устали повторяла: "Вам, Нина Александровна, умирать нельзя, у Вас сын-инвалид", и даже когда умок к концу ослаб - не попёрло из неё  ничего такого, - к примеру, не сиганула она, как одна из её соседок, в девяносто четыре, в окно с пятого этажа, - та безбедно жила, образованная, дети при высоких должностях, но до последних дней она всё  больше мужа своего покойного ненавидела лютой ненавистью, за обиды - только про него всем шипела и плевалась, в конце концов,  душевным ядом собственным, видать, так пропиталась насквозь...

    Вот и думай, пока голова соображает: куда ходить и что для профилактики делать, а то ведь время бежит.

     Ирина, вон, в гости звала. Но что-то уж больно подробно выспрашивала она: кто у меня да где, да в каких квартирах, да на кого оформлены...

10 ноября 2023г. Быль. Имена изменены.