Клеймо немца

Если бы немецкие семьи, соблазненные райскими условиями для переселения в Россию по указу Екатерины Второй от 1763 года знали,  что им придется испытать в будущем, то со всех ног  бежали бы прочь от этого отравленного райского яблочка.
Екатерина, устроив переворот с захватом трона по программе тех, кто управлял миром в то время, с помощью любовников, на деньги английского посла,  с убийством мужа и отказе в праве наследования своему сыну, чувствуя себя чужой,  одинокой и нарушившей все христианские заповеди в России,  решила пригласить  на поселение соплеменников и единоверцев, чтобы иметь какую-то условную гарантию безопасности, поддержки и возможности найти спасение в гибельной ситуации.
Огромные земельные наделы на семью, стартовый капитал, освобождение от налогов, податей и необходимости нести службы и обязанности перед государством.
Возможность заниматься любой деятельностью приносящей доход. Создавать замкнутые поселения  с  самоуправлением  и невмешательством  государства.
В основной массе переселенцы были лютеране, как и Екатерина, поэтому им гарантировалась полная свобода в вероисповедании, отправлении всех  церковных нужд и строительстве храмов и молельных домов.
Так  сформировались сотни немецких колоний по всей России, в которых проживали сотни тысяч трудолюбивых, авантюрных, творческих переселенцев, с врожденным стремлением к порядку и самосовершенствованию.  Они внесли огромный вклад в экономику, социальную жизнь, образование и культуру России.
Но наступило время платить за спокойные, благостные годы существования – началась война, фашистские войска перешли границу и для немцев, многими поколениями вжившихся, пропитавшихся русским духом, вросших в русскую землю, наступили времена библейских страданий.
Внезапно, незаслуженно, несправедливо они поголовно были загнаны в вагоны для скота и отправлены в неведомые для них земли.
Лишения, голод,  мор, болезни, отсутствие одежды и элементарных возможностей соблюдать гигиену, страдания пожилых людей и детей, неизвестность будущего существования на протяжении многих месяцев передвижения по железной дороге по пути в неведомое и, главное, ненависть, ненависть, ненависть, сочащаяся из взглядов охраны и всех, с кем приходилось контактировать на станциях и пунктах контроля – это была немыслимая, несоразмерная кара за принадлежность к немецкой нации, за все несодеянное, за  несовершенные грехи и кем-то приписанные им  долги перед  людьми и Богом.
Отцу исполнилось одиннадцать, когда женщин с несовершеннолетними детьми выгрузили поздней осенью в деревню под Красноярском. Голыми руками в замершей земле они искали остатки после уборки колхозной картошки и это была единственная возможность утолить голод. Он научился плести лапти из всего возможного, что можно было найти и, обмотав ноги тряпьем и прикрутив самодельные лапти, он мог выйти в страшные сибирские морозы. Я видел  как он научился чистить картошку – снимать кожуру толщиной в папиросную бумагу, а искусство плести лапти позволило ему проводить товарный обмен на самое необходимое для семьи. 
И потоки ненависти, льющиеся из черных тарелок радиотрансляций, газет, политинформаций и взглядов жителей, получивших похоронки или сообщения о без вести пропавших.
Стихотворение Симонова “Убей немца” печаталось на передовицах газет, звучало по радио, заучивалось наизусть.
Я увидел Симонова в театре Современник на спектакле “Из записок Лопатина” в 1975 году.  Наш курс был выбран Галиной Волчек  для участия в прогонах новых постановок перед премьерами и нас пригласили и на этот спектакль. От нас, студентов требовалось только живая реакция на происходящее на сцене.  Лопатина играл Гафт, у него был насморк, он шмыргал носом, стучала печатающая машинка, запомнились Костя Райкин и Неелова.
 Симонов, Волчек и Райхельгауз сидели в центре партера, Волчек курила папиросы, а слева сидела пара десятков тетушек наряженных как на премьеру, неотрывно следящих  за Симоновым. Это были его” old flames”.  Симонов переживал за  происходящее на сцене, а я глядел на него и  мысли крутились об одном – как он мог кричать на весь мир об убийстве всех немцев - Баха и Бетховена, Томаса Манна и Гейне, великих ученых, изобретателей, архитекторов и творцов во всех сферах человеческой деятельности, и желать смерти моей бабушки, отца, тетушек, деда Якова, который всю войну и после, как заключенный, строил доменные печи на Урале, чтобы плавить чугун для победы над нацизмом?  Симонов в свои шестьдесят плохо выглядел, постоянно отлучался в туалет и через четыре года умер.
После войны бабушка с детьми поехали на Урал, чтобы соединиться с дедом. Тетушки пошли работать подсобниками каменщиков, а отец стал сварщиком. Он рассказывал, что только в 1947 году смог купить буханку хлеба после зарплаты и полностью съел. Работали всей семьей на строительстве и ремонте доменных печей – огромных комплексах для непрерывной выработки чугуна.
Есть такой советский фильм –“Высота” с Рыбниковым в главной роли , а композитор Щедрин написал музыку и марш монтажников-высотников  доменных печей. Этот фильм, как говорил отец, почти полностью отражает специфику и романтику созидания чуда инженерной мысли, когда сотни людей, ведомых одной идеей, за несколько месяцев выкладывают тысячи кубометров кладки огромной печи, сваривают тысячи тонн металлических конструкций и монтируют их на огромной высоте.
Чем быстрее идет этот процесс созидания, тем раньше пойдет тысячетонный поток чугуна,  из которого выплавят сталь и весь спектр изделий металлургической промышленности. Отец, после многих лет наблюдения и участия во всех этапах созидания, выработал свою систему, собрал единомышленников таких же молодых друзей и возглавил процесс, став в свои годы начальником участка.
Его система позволила существенно опередить графики, поднять контроль за качеством каждого этапа и внести разумные изменения в конструкции с учетом опыта и  новых технологий.  За это они получали огромные денежные премии, ордена, квартиры, отдых в лучших санаториях министерства. Опыт распространялся на весь Союз и на зарубежье, но отца не выпускали, хотя его бригады ездили в Иран, Египет и другие страны. Клеймо немца давило на него, было предметом насмешек и издевательств и я помню день , когда в семь лет он отвел меня в отдельную комнату и, советуясь как со взрослым , сказал , что во имя семьи, моего будущего, он решил сменить фамилию на русскую и переехать в другой город. 
Так мы под новой фамилией, семьей, всей родней и всем его огромным коллективом почти в двести человек переехали в Сибирь. Нам дали трехкомнатную квартиру, тетушке Елизавете с бабушкой Шарлоттой однокомнатную, а тетушка Христина с мужем украинцем большую сталинку. Он работал вместе с отцом, вступил в партию и его сделали главным начальником в тресте по ремонту доменных печей и, как он рассказывал, его на всех этапах спрашивали о связях с немцами.
На новом месте отец расцвел, избавился  от проблем с фамилией, начал откладывать  на книжку на старость  и почти достиг своей мечты иметь сто тысяч на счету под три процента. От министерства ему дали сертификат на покупку ГАЗ-24 и он подарил ее мне. Он умер рано от мозгового инсульта, обусловленного постоянным пребыванием  в атмосфере угарных газов, сопутствующих доменному процессу.
Немецкая фамилия настигла меня на первом курсе института, когда в декабре меня прямо с лекции вызвали в первый отдел и два мужика в костюмах и галстуках как в фильмах про шпионов, направили на меня лампу и после мучительной паузы, спросили,  почему я в анкете при поступлении не указал что менял фамилию. Я с тоской смотрел на черные, карболитовые телефоны без номеронабирателей, на ненавидящие лица потомков тех, кто сажал моих родных в скотные вагоны в начале войны.
Мне было жалко, как врагу народа, покидать институт в котором я мечтал учиться и поступил, несмотря на сложные экзамены. Что-то внутри меня закипело и я металлическим голосом, глядя им в глаза, сказал – Я фамилию не менял!
Они отвернулись и я вдруг понял, что сканируя анкеты, они вычислили меня слишком поздно и теперь вина за это ляжет на них при начале процесса моего исключения.
Они повернулись ко мне и сказали – Иди учись. 


Рецензии
Уважаемый Александр

Симонов нигде не писал “убей немца”, он писал “убей фашиста” – исключительно. Менее всего в названии стихотворения (“Если дорог тебе твой дом”). Или Вы упоминаете другое стихотворение Симонова, которое мне неизвестно? И предлагаете альтернативные решения вопроса гитлеризма?

Во время Второй Мировой американцы тоже интернировали (посадили в лагерь) всех этнических японцев США. Что делали с “унтерменшами ” типа евреев и цыган гитлеровцы, хорошо известно. Время было такое, хотя, разумеется, все эти меры и кажутся варварством с позиций нашего просвещенного и либерального времени.

Святослав Рихтер был немцем…

Ritase   01.08.2024 18:06     Заявить о нарушении
На это произведение написано 6 рецензий, здесь отображается последняя, остальные - в полном списке.