Звуки. О, Музыка!

                Фото из личного архива

                (Вокализ Лауры из рок-оперы «Парфюмер» - https://www.youtube.com/watch?v=q6ZN_IGXSlY)

            Совсем не редкость для меня – ночные музыкальные концерты. Вот и теперь после приснившегося вокализа Лауры из рок-оперы Игоря Демарина «Парфюмер» я проснулся среди ночи с колотящимся сердцем и чуть ли не в слезах.
            Ничего не оставалось, как найти в музыкальной библиотеке и слушать всю рок-оперу – не знаю другого способа освободиться от привязавшегося музыкального произведения, кроме его прослушивания, иногда неоднократного.
           По стародавней привычке, ставшей неотъемлемой частью моей натуры, пока наслаждался «тшаруюшчымы звуками музыкы» (произносится на манер известного латышского торговца лицом), мысли отправились путешествовать в пространстве-времени и под воздействием рок-оперного сюжета неожиданно занесли меня в очень далёкое детство.

      - Что такое музыка? – спросил меня на первом занятии в музыкальной школе тот самый учитель, которому я вместо вступительного экзамена спел «Песенку о маме».
      - Музыка это искусство, отражающее действительность в звуковых художественных
образах, и одна из форм общественной идеологии, - бойко протараторил я запомнившееся начало энциклопедической статьи о музыке.
            Так громко это у меня и неожиданно для него получилось, что Станислав Брониславович (как он представился) даже подпрыгнул на стуле.
      - Где ты такое вычитал? – изумился он.
      - В Большой Советской энциклопедии. Мы с ней ровесники, - с гордостью сообщил я ему.
      - Так-так. Ну, а своими словами можешь рассказать, как ты её понимаешь?  - участливо спросил он меня.
            От его ли доброжелательности или из-за давнего своего желания рассказать кому-нибудь об этом притягательном таинстве, меня как прорвало. И я торопливо стал перечислять:
      - Это песни, которые поют мама и все другие люди. Когда мы в прошлогоднем отпуске ездили в гости к дедушке с бабушкой, туда тоже приехали мамины братья и сестра, и они все вместе настоящие концерты устраивали. Дедушка играл на гармошке, дядя Коля - на аккордеоне, дядя Лёша - на баяне, дядя Ваня – на балалайке, дядя Витя – на мандолине, а мама с тётей Ниной на семиструнных гитарах, а нам с сестрой доверяли бубен и кастаньеты. И все умеют хорошо и красиво петь. Со всего города люди сбегались слушать, когда мы во дворе дома играли и пели.
      - Так-так, - одобрительно кивнул мне учитель. – Продолжай.
      - Солдаты маршируют под музыку. В городском парке каждые выходные играет полковой оркестр, и много людей танцует под музыку. Передачи по радио так и называются: «музыкальные». Инструменты тоже бывают музыкальными.
      - А какие ты знаешь музыкальные инструменты? – перебил он меня вопросом.
      - В полковом оркестре больше десяти разных музыкальных труб – их духовыми называют. Я часто в клубе хожу в комнату, где оркестр репетирует и инструменты хранятся. – Словно играя в игру-угадайку, стал указывать рукой. — Вот пианино. Там на столе рядом с футляром лежит флейта. А в углу стоит барабан с тарелками…   
      - Барабанная установка, - поправил меня учитель.
      - Инструментов много всяких-разных придумали, - продолжил я. – В музыкальном словаре о них несколько страниц написано.
      - Откуда он у тебя?! – учитель посмотрел на меня с каким-то непонятным удивлением.
      - А мне на день рождения обязательно дарят какую-нибудь энциклопедию или справочник, - ответил я ему, сидя на стуле и беззаботно болтая ногами. – У меня уже есть вся Большая Советская и Детская энциклопедии и энциклопедический музыкальный словарь.
      - И ты их все читаешь? – недоверчиво спросил он меня.
      - Конечно. Иначе зачем бы мне их дарили! – удивился я его вопросу. – Читаю, когда время есть, и больше всего - когда болею.
      - И тебе семь лет?
      - Семь лет мне два месяца назад исполнилось.
            Учитель задумался о чём-то, я же продолжил перечисление:
      - Птицы все поют. Я люблю им подпевать и иногда даже пересвистываю их – один раз весной соловей из соседнего палисадника прилетал к моему окошку драться из-за этого. Вороны тоже поют, только на своём вороньем языке. Животные умеют издавать музыкальные звуки. Даже медведи и тигры – я сам слышал.
            Учитель поцокал языком и поощрительно кивнул мне головой:
      - Продолжай.

            Видя его явное одобрение, я решился поделиться своим самым сокровенным:
      - Все растения тоже могут петь, только очень тихо. И не тогда, когда на них дует ветер.
            После этих моих слов учитель хмыкнул и с каким-то даже облегчением в голосе сказал:
      - Ну, положим, это твои фантазии.
            Не знаю, от чего больше я огорчился: от неверия моим словам или из-за отказа растениям в способности петь, - рассердился и громко выпалил:
      - Никакие это не фантазии! Растения могут и смеяться, и плакать, и радоваться, и петь. Ведь они живые!
            Всё ещё с недоверием, но уже с большим интересом учитель смотрел на меня и ждал продолжения. И дождался.
            Словно прыгая с высокого берега в холодную речную воду и уже не в силах себя сдержать, я завопил:
      - Даже камни умеют дышать, двигаться и издавать звуки! Нигде и никогда не бывает полной тишины!! Вся земля тоже поёт, и у неё свой голос!
      - Тише-тише. Успокойся, малыш. – Учитель выскочил из-за стола, поспешил ко мне и участливо приобнял за плечи.
            Я же, колотясь в неожиданном ознобе, не мог остановиться:
      - И звуки – совсем не то, что вместо них называют. Они тоже живые, могут изменяться, хоть у каждого из них своя форма и свой цвет. Каждый звук долго живёт после того, как появился. Он разлетается на части, когда отражается от чего-нибудь, но всё равно остаётся таким же в каждой новой частице. Но это только одна половинка звука – услышать его может только тот, у кого есть внутри другая его часть!

            По мере того, как выговаривался, я всё больше успокаивался. Зато Станислав Брониславович пришёл в неописуемое волнение:
      - Погоди! Ты сказал: звуки имеют форму и могут изменяться. А какие цвет и форму они имеют и как изменяются?
      - Самую разную форму – когда просто клякса, когда какая-то плавная фигура. Часто с выступающими отростками-щупальцами. Размер зависит, наверное, от громкости – чем больше громкость, тем они больше. И просто в каменную стену превращается каждый громкий из них, которая бьёт меня по голове.
      - А цвет? Он какой – сплошной или пёстрый?
      - Всегда сплошной, даже когда несколько звуков смешивается между собой – совсем, как краски! Когда ярче, когда бледнее. У них форма и размер при смешении меняются. Только я не могу долго слушать музыку – в голове после этого начинается самый настоящий калейдоскоп.
            Учитель в раздумьях стал теребить прядь волос (как оказалось, это у него было признаком сильнейшей озабоченности), я же продолжил делиться с ним своей небывальщиной:
      - И ещё. Все звуки различаются между собой толщиной. Она у них у всех разная. Если смотреть сбоку, то все похожи на шляпу. Или на удава, который слона проглотил.
            Жестом подозвав меня к столу, учитель вручил мне лист бумаги и карандаш:
      - Нарисуй.
            Ни малейшей сложности рисунок не представлял, и я, нарисовав эту самую шляпу одним движением карандаша, дал краткое пояснение:
      - Хоть форма у них похожа, все они обязательно различаются. И никогда даже два одинаковых звука не повторяют точь-в-точь друг от друга. Вот.
            Учитель отстранился от стола, чтобы лучше видеть (страдал дальнозоркостью), впился глазами в корявый рисунок и почему-то даже застонал:
      - Амплитудно-частотная характеристика!
            Он резко выпрямился во весь свой немалый рост, поднял согнутые в локтях руки ладонями вверх, запрокинул голову и, вперив глаза в потолок, прямо-таки взвыл:
      - А эти графики ты в каких энциклопедиях увидел?
      - Никакие графики я нигде не видел! - Чуть до слёз не довело меня его неверие.
            А я ещё собирался поделиться с ним результатами экспериментов со своим голосом – как на него неожиданно сильно влияют дыхание, положение каждой части тела и ещё множество причин.
            Такая злость меня взяла, что я выпалил:
      - Есть звуки, которые почти совсем незаметны, и их мало кто слышит, но я могу прямо сейчас доказать, что они есть, и что я - не врун!
            Сам не знаю, как и чем (точно не голосовыми связками!), но после долгих экспериментов-тренировок в запертой на ключ квартире на всё то время, пока папа служил, мама была на работе, а сестра - в школе, мне удалось научиться издавать звуки тоньше самого тонкого, еле слышимые мной самим и не слышные большинству окружающих людей, на которые дежуривший под окном квартиры пёс Амур всегда отвечал лаем.
            Верный мой четвероногий друг-приятель на этот раз не поленился тряхнуть стариной и в клубах пыли грунтовой дороги из-под колёс сопроводил УАЗик от гарнизона до двора музыкальной школы. Безошибочно определив класс, в котором я нахожусь, он развалился на траве под окном, отдыхая после пробежки и дожидаясь меня.
            Даже не потребовалось звать его – лишь повернув голову в сторону окна, я сказал учителю:
      - Вот послушайте, - и, волнуясь (как-никак, многое зависело от успеха моего вокализа), трижды издал заветные звуки, на которые Амур тут же заливисто откликнулся.
            Учитель схватился двумя руками за голову, в каком-то непонятном изнеможении опустился на стул, ослабил узел галстука, расстегнул пуговицу воротника рубашки и прямо-таки простонал:
      - Ультразвук! Он есть, но я его не слышу!
      - Не расстраивайтесь, Станислав Брониславович. – Еле удержался от желания погладить учителя по голове, чтобы утешить его и успокоить. - Моя мама тоже не слышит такие звуки, но я научил её их издавать. И Амур их слышит даже сквозь стены и на большом расстоянии.
            В это время очень своевременно раздался звонок, оповещающий о завершении урока, который моментально привёл педагога в чувство.
            Приводя себя в порядок, он о чём-то поразмышлял и сказал на прощание:
      - Вот что, малыш. На следующем занятии я тебя познакомлю с одним человечком. Вам будет о чём поговорить.