Степан Петрович ШЕВЫРЁВ
DUBIA
[Рецензия]
Временник Императорского Московского Общества Истории и Древностей Российских. Книги I—XX
Императорское Московское Общество Истории и Древностей Российских всегда добросовестно служило науке Русской Истории. Его «Труды», «Русские достопамятности», «Исторический Сборник» и «Чтения» были, особенно со стороны напечатанных в них материалов, капитальными вкладами в сокровищницу русской исторической литературы. В 1847-м году Общество стало продолжать свои издания под новым названием «Временника». Доселе оно издало двадцать книг нового своего издания, обзор которых здесь и предлагаем.
Каждая из книжек «Временника» разделяется на три отдела: 1) Исследования, 2) Материалы и 3) Смесь. Такое разделение необходимо вытекает из современного состояния науки Русской Истории. Множество изданных уже для нее материалов необходимо вызывает к учено-литературной их обработке. Но затем поле материалов остается еще далеко и далеко не обозренным: разные общественные и частные библиотеки хранят в себе необъятные запасы материалов, от которых зависит указание новых данных и сторон в Истории, подтверждение предположений, дополнение пробелов, установление правильной точки зрения, и без которых полная, добросовестная наука отечественной нашей Истории решительно невозможна. Но кроме вопросов и данных существенных, крупных, сколько есть вопросов частных, данных мелких и разрозненных, но тем по менее важных и необходимых в цепи исторического знания, - для таких вопросов и данных возможна одна форма - форма смеси.
Из предшествовавшего уже понятно, что две главные части составляют Временник - обработка материалов, т.е. исследования, и самые материалы. Отдел смеси попеременно соприкасается то с исследованиями, то с материалами, хотя и более с последними. Поэтому, представляя в настоящем разборе все сделанное для Русской Истории двадцатью книгами «Временника», мы разложим отдел Смеси, соединив его то с исследованиями, то с материалами.
Начнем по порядку с исследований. В этом отделе редакция «Временника» в двадцати доселе изданных книгах представила труды по следующим отделам науки Русской Истории:
1) По отделу Критического обзора первоначальных источников Русской Истории. Относящиеся сюда исследования «Временника» суть следующие: «О разных видах Русских летописей», г. Беляева (Bp. V. Иссл. 1); «Русские летописи по Лаврентьевскому списку» (Вр. II. Иссл. 1). его же; «Еще вопрос о Несторе: можно ли думать, что писатель жития Феодосия и летописи одно и то же лицо?», г. Казанского (Bp. I. Иссл. 23); «Дополнение к вопросу о Несторе», его же (Вр. III. См. 4); «Объяснение некоторых недоумений касат. летописи Нестора», его же (Вр. XIII. См. 21); «Критич. разбор свидетельств Патерика Печерского о летописи Нестора», его же (Вр. VII. Иссл. 1). Из представленного указания видно, что критическим обзором летописей занимались г. Беляев и г. Казанский. Г. Беляев в первой своей статье указал на обилие бывших у нас летописей и объяснил причины и следствие этого обилия. Причины эти заключались в том, что летописи имели в древней Руси официальный характер, - вследствие чего все разнообразные части, на которые разлагалась древняя русская жизнь, имели свои летописи как опору своих прав официальных и домашних. Так не только отдельные княжества, но и отдельные города, монастыри, фамилии имели свои летописи, на которые, в случае нужды, ссылались как на доказательства. Вследствие сего свидетельства летописей наших необходимо имеют местный, в обширном смысле личный интерес, от которого зависит разнообразие как их взгляда, так и состава. Одной этой статьи, по нашему убеждению, достаточно, чтобы утвердить за г. Беляевым название живого знатока летописей. Исследования г. Казанского все направлены на одну летопись Нестора, а именно на писателя ее и время происхождения. Примкнув духом своих исследований к школе скептиков, г. Казанский заподозрил главные места Патерика Печерского, на которых основывается наше мнение о Несторе как писателе первой летописи. Как ответ на возражение г. Казанского, в «Временнике» напечатаны: «Замечания на критический разбор свидетельства Патерика Печерского о летописи Нестора» (Вр. X. Иссл. 1 - 10), г. Шевырева. Кроме того, как весьма важное пособие при изучении летописей собственно со стороны хронологической «Временник» представил исследование г. Ундольского: «О врунелетии» (Вр. IV. Иссл. 43). Наконец сюда же относится: «Поправка в чтении одного места летописи об Иване Спасителе» (Bp. III. См. стр. 10), князя Оболенского.
II). Далее исследования «Временника» касаются уже положительной обработки данных собственно-исторических. Здесь встречаем: а) Обще-славянскую этнографию, которой посвящены исследования председателя Общества А.Д. Черткова: «О переселении Фракийских племен за Дунай и далее на север к нам и к Балтийскому морю» (Bp. X. Иссл. 1 - 134); «Фракийские племена, жившие в Малой Азии» (Bp. XIII. Иссл. 1); «Пелазго-Фракийские племена, населявшие Италию и оттуда перешедшие в Ретию, Венделикию и далее на север до р. Майна» (Bp. XVI. Иссл. 1). Все поименованные исследования обнаруживают обширную начитанность их автора в древней географии, этнографии и археологии. Можно спорить против приемов автора, против постановки и метода частных его доказательств, но победа общей мысли, «что Славяне суть потомки Пелазго-Фракийских племен, древний народ Европы», должна, как нам кажется, остаться за автором указанных исследований. К отделу же этнографии относится статья: «Значение собственных имен: Лютичи, Вильцы и Волчки в истории языка» (Вр. X. Иссл. 11 - 17), г. Буслаева. Статья эта есть одно из новых доказательств пользы и, по местам, необходимости лингвистических исследований для исследований исторических. б) Далее исследования «Временника» вводят нас в область внутренней и внешней истории России. Здесь уже по самому предмету первое место принадлежит исследованию г. Беляева: «Русская земля пред прибытием Рюрика» (Bp. VIII. Иссл. 1). Цель этой статьи - определить формы быта и по ним степень развития Русских Славян до призвания князей из-за моря. Изучение относящихся сюда немногих памятников привело автора к следующим результатам: Племена Русских Славян, как переселенцы в страну чужую, добровольно покидавшие свою родину Дунай, слагались в формы общин, которые тем сильнее у них развивались, чем далее они отходили от родного Дуная и вдавались в новую землю. Эта форма общинной жизни, равно как религиозные верования сих Славян, их нравы и обычаи, особенно же торговля главнейших из сих племен, показывают, что Славяне были уже достаточно развиты еще до Рюрика. Раскрытие и подтверждение мысли об общинном быте Славян заключается во всех трудах автора, к которым мы будем еще обращаться. Здесь скажем только, что вообще труды г. Беляева имеют весьма важное и самостоятельное значение для Русской Истории. В то время как одна историческая школа у нас, принявши мысль Эверса об исключительном господстве родовых отношений между Славянами, полагает всю сущность древней нашей истории в господстве сих отношений и в сменении их государственными, или лучше в переходе сих в государственные, - г. Беляев не почитает родовые отношения столь далеко вошедшими в общественную жизнь Славян Русских, чтобы ими и единственно ими определилась вся дальнейшая жизнь сих Славян, так что, когда явился государственный наряд, он должен был работать над обществом, не понимающим никаких других отношений, кроме родовых. Хорошо знакомый с буквою и духом летописей и других наших памятников, г. Беляев оказывает несомненную заслугу отечественной Истории уже тем, что основною мыслию своих исследований, которая сама собою отложилась у него от изучения памятников, отрезвляет последователей Эверса, у которых вся жизнь древней Руси до XVI, а у более последовательных до Петра, представляется бесполезным брожением неразумных и только замедлявших жизнь Руси родовых отношений, а метод исследования Русской Истории упрощается до того, что из посылки: «Господствовали родовые отношения» а priori выводятся дальнейшие явления до-Петровской истории. К числу статей, служащих объяснением форм внутреннего быта Славян, относятся: г. Шеппинга: «Опыт о значении рода и рожаницы» (Bp. IX. Иссл. 25); его же: «Световит» (Bp. XIII. См. 1); г. Афанасьева: «Языческие предания об острове Буяне» (Вр. IX. Иссл. 1), и г. Беляева: «О скоморохах» (Bp. XX. Иссл. 69). Затем в исследованиях «Временника» продолжается обработка основных фактов Русской Истории. Сюда относятся: «Князь Рюрик с братьями и дружиною» (Bp. XIV. Иссл. 1), г. Беляева; «Русь в первые сто лет от прибытия Рюрика в Новгород» (Bp. XV. Иссл. 1 - 160), его же. В первой из сих статей автор справедливо пользуется скандинавскими сагами для объяснения и пополнения скудных сказаний нашей летописи о Варяго-Руссах и призвавших их Славянах. Во второй статье - для объяснения русской жизни при Олеге, Игоре и Ольге автор также справедливо обращается к византийским источникам, преимущественно к современнику Ольги Константину Багрянородному. К древнейшему же периоду нашей Истории относятся: «Критические исследования о происхождении Великого Новгорода» (Вр. XII. Иссл. 1), г. Малковского. Чтобы доказать, что первоначальный Новгород составляла только та часть его, которая называлась в древности Славно, а впоследствии Торговою стороною, и что Софийской стороны, на которой находился детинец, и которой принадлежит собственно название Новгорода, не было по крайней мере до 989 года, г. Малковский рассуждает о ничтожности (?!) Новгородского племени, о том, что оно даже при Ярославе занималось только плотничеством, так что и Ярослав был плотник (хромец, по г. Малковскому: хоромец, от хоромы). И так в наше образованное время Новгородская история должна еще раз испытать участь Новгородских летописей: известно, что сии летописи дошли до нас без начала. Далее обработка древней Русской Истории в исследованиях «Временника» продолжается статьями: «О митрополите Льве», пр. Филарета рижского (Вр. кн. VI. Иссл.); «О времени основания Печерской обители» (Bp. XIX. Иссл. 31), г. Казанского; «Междоусобные войны от 1050 до 1240 г.» (Bp. II. Иссл. 27 и Bp. III. Иссл. 79), г. Погодина; «О сношениях удельных князей между собою от 1054 до 1240 г.», его же (Bp. VI. Исслед. 1); «В. К. Константин Всеволодович» (Bp. III. Иссл. 59), г. Беляева; «В. К. Александр Ярославич Невский» (Bp. IV. Иссл. 1), его же; «Несколько слов о княжестве Острогском» (Bp. XIV. Иссл. 33), г. Перештейна. Из поименованных исследований особенно обращают на себя внимание: статьи г. Погодина - первая о междоусобных войнах, таблицами годов наглядно доказывающая, что мысль о непрерывности междоусобных войн так называемого удельного периода основывалась у нас на недоразумении, - вторая: о сношениях удельных князей, доказывающая снесением летописных свидетельств, что не родовые счеты князей, а выгоды того или другого владения были предметом споров между князьями, - и: «Александр Невский» г. Беляева. Последняя статья, сохраняя весь драгоценный колорит, которым сияет святая личность Невского, выставляет его в то же время живым историческим лицом со всеми его государственными планами и действиями. Читая эту статью, видишь перед собою Святого Князя. Нельзя не благодарить также г. Перештейна за его труд, ясно доказывающий, что в начале XVII столетия христианское население Острогского княжества было почти все православного исповедания, что все ныне существующие латинские костелы и кляшторы возникли не раньше первой четверти XVII века. Для новой Истории «Временник» в отделе исследований представил: «Дунайцы - эпизод из Турецкой кампании 1769 - 1774 гг.» (Bp. XIX. Иссл. 9), г. Скальковского; «Евгений, М. Киевский и Галицкий» (Bp. XIX, Иссл. 1), П. Ч. Филарета; «Филофей Лещинский, Митр. Сибирский и Тобольский», (XX. Иссл. 1), свящ. Сулоцкого.
Затем исследования «Временника» посвящены:
в) Древней Русской администрации. Имена гг. Погодина, Беляева и Лешкова встречаются во «Временнике» по этому отделу исследований. Прежде всего исчислим относящиеся сюда статьи: «О посадниках, тысяцких и тиунах 1054 - 1240 гг.» (Bp. I. Иссл. 31), г. Погодина; «Жители Московского государства, их права и обязанности. Статья первая: Дружина и земщина» (Bp. I. Иссл. 1), г. Беляева; «О служилых людях в Московском государстве: о боярах» (Bp. III. Иссл. 1), его же; «О поземельном владении в Московском государстве» (Вр. XI. Иссл. 11), его же; «О Русской Правде в отношении к благоустройству» (Bp. XX. Иссл. 11), г. Лешкова; «Древние Русские законы о сохранении народного богатства» (Bp. XVIII. Иссл. 1), его же; «О сходстве древних узаконений Восточной и Западной Руси» (Bp. IX. Иссл. 43), г. Семенова. Для того, чтобы указать все сделанное редакцией, упомянем здесь и исследование г. Смирнова: «О посольстве Милославского в Турцию в 1643 г.» (Bp. VI. Иссл. 13 - 58.). Г. Погодин, на основании ясных свидетельств летописей, определяет обязанности посадников, тысяцких и тиунов за означенное им время от 1054 до 1240 года. Постоянная манера автора не говорить более того, что говорит ясное свидетельство памятника, дает обычную крепость этой статье наравне с другими его статьями. Переходим к статьям г. Беляева. Трудолюбивый и опытный исследователь древней русской, преимущественно московской администрации, ею начавший и к ней постоянно приводящий изучение Русской Истории, г. Беляев представил в статье «О дружине и земщине» основной результат своих изысканий. По убеждению г. Беляева, основной мотив нашей истории, в особенности истории нашей древней администрации, - давший ей жизнь и дальнейшее движение, есть взаимное влияние начала дружинного на начало земское и постепенное слияние их в одно крепкое тело Русского государства. Здесь не должно забывать, что существенное содержание начала земского есть быт общинный, раскрывшийся у Славян еще до призвания князей, как это доказал г. Беляев в своем исследовании: «Русская земля пред прибытием Рюрика». Вот основные мысли статьи «О дружине и земщине»: «В Москве, как и в других городах Руси, жители прежде всего разделялись на земцов и княжчан, или на земщину и княжую дружину» (стр. 1). «Земцами назывались племенные, исконные жители города и его области, к княжей же дружине принадлежали пришельцы, сопровождавшие князя и с ним вместе принятые городом. Пришельцы сии первоначально состояли преимущественно из Варягов, соплеменных Рюрику, с которыми он пришел в Новгород и которые несколько времени пополнялись новыми дружинами из Скандинавии; но потом князья стали принимать в свои дружины всех охотников без различия, к какому бы народу и племени они ни принадлежали» (стр. 2, 3). «Рюрик, первый Русский князь в нашей стороне, пришедши в Новгород, нашел уже там сильную и богатую городскую общину, которая вела обширную торговлю с востоком и далеко распространила свои владения в северо-восточных краях нынешней Руси. Община эта пригласила Рюрика только для введения порядка и разбора ссор, «иже бы володел нами и судил по праву или рядил по ряду». Следовательно здесь не было завоевания или насилия, и обе стороны - пришельцы, т.е. дружинники, и туземцы-общинники, каждая остались при своих правах и должны были жить не иначе, как по взаимному соглашению, на добровольных условиях, без привилегий одной стороны над другою» (стр. 3, 4). «Со стороны общины главным обязательным условием была уступка некоторой части общинной земли в пользу князя и его дружины» (стр. 4), «платеж определенной дани и уступка некоторых доходов князю» (стр. 5). «Со стороны князя главным обязательным условием были суд и расправа внутренняя...» (ibid.). «Вторым обязательным условием со стороны князя была защита общины от внешних неприятелей; но эта обязанность лежала не на одном князе, - против врагов внешних поднималась вся земля, и для сего имела свое городовое или земское войско и своих воевод, которые действовали заодно с князем и его дружиною. Вообще во внешних делах община имела большое участие» (стр. 6). «Но со времени господства Монголов и усиления Литвы при Гедимине и его преемниках, государственные вопросы совершенно изменились и получили такую сложность и запутанность, что сделались неудобопонятны для народа; сознание силы здесь уже не вело более по прямому пути к той или другой цели, а чаще обманывало тех, которые увлекались этим сознанием: ибо с могуществом Монголов долго должно было бороться не открытою силою, а умом, выжиданием и постоянным преследованием хорошо обдуманных и соображенных с обстоятельствами целей, что, конечно, мог делать Государь и его дума, хорошо знакомые с этим делом, а не народ, не знакомый с придворными интригами и увлекаемый своими частными занятиями» (стр. 7, 8). «Князья для своих выгод, конечно, старались о соединении земщины с дружиною, ибо хорошо видели всю невыгоду разъединения двух главных элементов, составлявших государство, и все благодетельные следствия от их соединения» (стр. 10). «Для соединения дружины с земщиною оставалось только одно средство - переход земцев в дружину. (Выше автор объяснил невозможность обратного явления - перехода дружинников в земщину, ибо община не уступала дружиннику ничего, а земские роды преимущественно старались удерживать свою землю за собою)» (стр. 10). «Частные случаи переходов (из земщины в дружину) могли быть редки, по неудовольствиям на родичей или по другим расчетам; но они мало имели влияния на целую земщину, и действие их так было слабо и медленно, что ни в одном княжестве Руси, кроме Москвы, не совершилось полного поглощения земщины дружиною; даже в некоторых, кажется, произошло противное: дружина перешла на сторону земщины и тем погубила своих князей, а вместе с князьями и самостоятельность княжений» (стр. 11). «Для поглощения земщины дружиною, кроме продолжительности времени, необходимыми условиями были: 1) богатство князя и постоянный успех в предприятиях, от чего быстро увеличивалась дружина... 2) Постоянное удерживание власти в одном княжеском доме, и особенно переход власти от отца к сыну, а не от брата к брату; ибо таким образом земщина постоянно сживалась с князьями и их дружинниками, которые росли на ее глазах и мало-помалу роднились с нею. Оба сии условия очень удачно соединились в доме Даниила Александровича, родоначальника Московских князей» (стр. 12). Считая себя не вправе умолчать о прекрасной статье г. Беляева, мы позволили себе представить все ее содержание в извлечении. Обширность этого извлечения лишает нас удовольствия сделать то же и для второй статьи того же автора о служилых людях. Советуем любителям отечественной Истории самим прочесть вполне эту статью, объясняя с своей стороны, что она вся есть приложение общего воззрения автора на дружину и земщину к частному вопросу о боярах, их правах и обязанностях. Нам особенно нравится в этой статье самостоятельное и живое воззрение г. Беляева на личность Грозного и на внутренние причины его отношений к современному обществу. «Хорошо понимая, - говорит г. Беляев, - что московская партия хлопочет о возобновлении древних прав отжившей земщины, Иоанн нашел удобнейшим противопоставить ей также древние права княжеской дружины, названной им в настоящем случае Опричниной. При возобновлении этой старины он поступил как человек вполне юридический и хорошо знающий все источники прав Государя и народа в Русской земле; именно он на время поставил Московское государство в то положение, в котором оно было перед приглашением древнего Рюрика.... Царь объявил своею опричною собственностью двадцать семь городов и несколько волостей в Московском и других уездах, сюда же отчислил несколько улиц в самой Москве; все это поступило в непосредственное распоряжение Государя и его отдельной дружины, которая содержалась на доходы опричных городов и волостей и там получала себе поместья и вотчины. При сем все остальное государство осталось при названии земщины и было вверено управлению бояр, названных земскими, которые в важных делах должны были докладывать Государю». «Возобновлением этого древнего несовременного устройства Иоанн за один раз достигал двух целей: с одной стороны, опытом доказывая несовременность и несообразность прав древней дружины с степенью государственного развития, тем самым яснее обличал нелепость требований московской партии, мечтавшей восстановить отжившие права земщины; а с другой стороны, в опричнине он получал новые силы действовать с большею самостоятельностью и независимостью от упорной партии. Опричники самым своим отделением от земщины поставлялись уже в такое положение, что их интересы делались нераздельными от интересов Государя» («Служилые люди» стр. 44, 45, 46). Что касается третьей статьи г. Беляева, относящейся к исследованиям древней администрации, - статьи: «О поземельном владении в Московском государстве», она написана автором вместо предисловия к переписной окладной книге по Новугороду, помещенной князем Оболенским в отдел материалов в XI-й книге «Временника», при обозрении которой мы и укажем на основные мысли этой образцовой статьи. Статьи г. Лешкова, равным образом, мы считаем приобретением для науки отечественной Истории. Его «Русская Правда в отношении к благоустройству», где автор разобрал до всех подробностей драгоценный законодательный памятник XI столетия и по нем восстановил современную сему памятнику жизнь, невольно обращает на себя внимание в двух отношениях, во-первых, как изложение памятника, самого в себе богатого жизнью умною и разнообразною, во-вторых, как выражение личности автора, живо сочувствующей своему предмету. Первым автор невольно обличает тех исследователей отечественной Истории, которые, служа заранее принятой на слово идее, стирают с Русской Правды всю ее яркость; вторым он благородно укоряет их за холод, с которым они проходят мимо древней нашей Истории. Судя по статье г. Лешкова, мы думаем, что часы, которые он посвятил ей, были одними из приятнейших часов его занятий. Статья г. Семенова: «О сходстве узаконений Восточной и Западной Руси» подтверждает еще раз важную истину сходства упомянутых узаконений, приобретенную в последнее время наукою.
Наконец исследования «Временника» касались: г) Истории древней Русской литературы. Сюда относятся: «Замечания на Слово о Полку Игореве» кн. Вяземского (Первая статья напечатана в XI кн. Вр. иссл. 1; вторая - в XVII Вр. иссл. 1). Основная мысль этой статьи та, что писатель Слова о Полку Игореве был знаком с греческою литературой и особенно хорошо знал Гомера. Основная мысль автора не выходит из пределов вероятности; сближения сцен и выражений Слова о Полку Игореве с сценами и выражениями поэм Гомера часто внешни и не восходят в область живой, органической необходимости: тем не менее статья кн. Вяземского есть мыслящий труд и богата частными подробностями, разумно касающимися разных вопросов Русской Истории.
Наконец между исследованиями «Временника» есть статьи, касающиеся III). Русской Библиографии, в которых помещены указания и описания памятников отечественной Истории, письменных и печатных, равно и указания лиц, посвящавших себя историческим занятиям. Сюда относятся во «Временнике»: «Книжная старина Южно-русская», - труд г. Максимовича, разделенный на две статьи, из коих в первой (Вр. кн. I. См. стр. 1) изложено: 1) Начало печатания в Южной Руси, II) Книгопечатание на Волыни; во второй (Bp. IV. См.), III) «Книгопечатание в червонной Руси», и IV) «Сведения о библиотеке Лукашевича». «О первом издании «Дидаскалии» Сильвестра Коссова» (Bp. VII. См. 77), Максимовича же; «Исследование о жизни и трудах Н. Вятзена» (Bp. II. См. 39), г. Клеванова; «Поминка о М.Ф. Берлинском» (Bp. V. См. 39), Максимовича. Для большей полноты библиографических сведений редакция «Временника» недавно открыла новый отдел: «Указатель», в котором будут помещаться обозрения книг и периодических изданий, относящихся к русской истории. На первый раз редакция поместила в XIX-й книге: «Указатель статей по Русской Истории, Географии, Статистике, Русскому Праву и Библиографии, помещенных в Московском Вестнике». Указатель этот составлен соревнователем г. Полуденским. В XX книге «Временника» напечатан: «Указатель исторических статей и материалов, помещенных в губернских ведомостях 1853 г.», составленный г. Геннади. Но драгоценнейшие услуги, оказанные редакцией «Временника» русской библиографии - это древние описи и каталоги книг, которые уже относятся к материалам «Временника», при обзоре которых мы о них и скажем.
*
И так переходим ко второму отделу «Временника» - к отделу материалов для Русской Истории. Разнообразие, новость и внутренняя вескость этого отдела дают «Временнику» почетное место между основными изданиями материалов для Русской Истории, каковы издания Археографической экспедиции, II-го отделения Собственной Его Величества канцелярии, и немногие другие, им подобные. Редакция «Временника» со времени открытия своего издания показала всем, занимающимся Русскою Историею, какие неистощимые запасы письменных памятников оставила нам древняя Русь о своей жизни, и как виноваты мы были бы, если бы, оставя свое внутреннее, основное, обратились наперед исключительно к обще-Славянской истории или к истории, окружающей нашу. Глубокая, полная искреннего уважения признательность издателям! Сказавши это слово, Москвитянин умывает руки в деле журнальных отзывов о Временнике, которые, по разным видам, не отдают должной справедливости этому изданию. Но скорее к делу, скорее к доказательствам наших слов.
«Временник» в своих материалах указал и объяснил большую часть главных сторон древней Русской Истории. Основные памятники - летописи и сказания с принадлежащею к ним библиографией, памятники администрации, служба, поземельное владение, финансы, торговля, юриспруденция, межевание, формы административных актов, дипломатия, общее законодательство, затем история церкви, литература, семейная жизнь, внешняя археология, родословия, история инородцев, наконец новая история России и современные остатки древностей местных - вот общее содержание материалов, напечатанных во «Временнике». Укажем теперь в подробности все, что сделано во «Временнике» по всем этим отделам.
I) Основные памятники Русской Истории - летописи и сказания с принадлежащею сюда библиографией. Редакция «Временника» в ХХ-ти доселе изданных книгах поместила по этому отделу материалов: «Летописец» Переяславля Суздальского (Bp. IX, т. I), «Летописец Нормантского» (Bp. V, мат. II), «Новый летописец» (Bp. XVII, мат. I с двумя приложениями), «Сказание об избавлении великого Новгорода от войск Андрея Боголюбского в 1177 году» (Bp. XVI, ст. 26), «Приход Чудотворного Николина образа Зарайского, иже бе из Корсуна града, в пределы Резанские ко князю Федору Юрьевичу Резанскому» (Bp. XV, ст. II), «Сказание о начале Москвы» (Bp. XI, ст. 25), «Поправка в чтении летописного свидетельства об Иване Спасителе» (Bp. XVI, см. 21), «Иное сказание о самозванцах» (Bp. XVI, мат. 1 - 80.), «То же сказание, помещенное в Хронографе» (Bp. XVI, мат. 81 - 146), «Окружная грамота Лжедимитрия» (Bp. XIX, ст. 9), «Конфедерация народа Московского по сбежании Димитрия в Калугу» (Врем. I, ст. 40), «Согласие Сигизмунда дать Москве в цари Владислава» (Bp. I, ст. 38), «Грамота Сигизмунда III, к московскому патриарху Филарету 1610 г.» (там же, стр. 35), «Отписка воеводы Федора Пушкина о Литовских беспорядках из Новгорода Северского 7127 г.» (Вр. IV, ст. 59), «Плач о пленении Московского государства в 7161 г.» (Bp. V. ст. 56), «Выписка из приходной книги Нижегородского уезда о сборе денег на жалованье ратным людям, отправлявшимся с кн. Пожарским для освобождения Москвы в 1612 г.» (Bp. XVII. ст. 1), «О приходе Турецком под Чигирин в 1677 и 78 годах и о преславной победе над Турками и Татарами, бывшей на горе, и о возвращении Российских войск от Чигирина» (Bp. XX, ст. 2 - 8). Напечатавши эти материалы, «Временник» не только дополнил многие важные пробелы в отечественной истории (эпоха напр. самозванщины и следующих смут), но, что особенно важно, указал новые точки, с каких немногие только и весьма неясно смотрели на этот отдел материалов. Вообще заметим однажды навсегда, что заслуга «Временника» при издании материалов, дающая ему особенную цену в сравнении с другими изданиями этого рода, состоит в верной и всесторонней оценке материалов, по крайней мере, важнейших из них. В этом деле первое слово благодарности должно принадлежать секретарю Общества, трудолюбивому и опытному в древней Русской Истории И.Д. Беляеву. Большая часть предисловий, помещенных при материалах «Временника», написана им, - иногда же вместо предисловия г. Беляев пишет целое исследование о том деле, к которому относится печатаемый в книжке материал, - и эти предисловия и исследования, по нашему искреннему убеждению, должны быть не только читаемы, но изучаемы. Так, по поводу представленного в Общество г. Громовым «Летописца Нормантского», г. Беляев поместил в высшей степени живое и плодотворное исследование о разных видах русских летописей, где он доказал, как разнообразны были в древней Руси летописи и какое важное имели они значение как доказательства государственного и частного права. Таким воззрением г. Беляев осветил не только летописец Нормантского и вообще указал новую, дотоле предполагаемую область фамильных летописцев, - но придал особенное значение и местному летописцу Переяславля Суздальского. То же должны мы сказать о предисловии г. Беляева к «Сказанию о самозванцах» по редакциям, принадлежащим гг. Погодину и Ундольскому. Вот из него еще образчик оценки издаваемых материалов, делаемой г. Беляевым: «Сочинитель сего сказания, скрывший свое имя, очевидно был современником описанных им событий, как сам свидетельствует о себе.... О положении сочинителя в тогдашнем обществе можно сказать утвердительно и прямо только то, что он был приверженцем Царя Василия Ивановича Шуйского...» (Bp. XVI. Предисл. к оному стр. II, III). Так живо и всесторонне редакция «Временника» осматривает печатаемые прямо от нее материалы. Кн. Оболенский, печатая «Летописец Переяславля Суздальского», тоже поместил при нем обширное предисловие, обличающее трудолюбие и начитанность его автора; но автор более занялся общим вопросом об источнике наших летописей, чем характером своего летописца, как Переяславского. Сказания «О приходе Николина Зарайского образа в Рязань» и «О начале Москвы» - тоже материалы, богатые живыми подробностями описываемых событий. Последнее сказание, если не объясняет удовлетворительно вопроса о происхождении Москвы, то показывает, какой рассказ об этом деле хранился в устах народа, по крайней мере, в XV-м столетии. Не говорим уже о других документах, помещенных в разбираемом отделе и перечисленных нами выше. Всякий сам оценит важность их, если прочтет хотя следующие из них выписки. Вот, например, как осиротевший в годину Самозванщины и оставленный даже и призраком Царя - Самозванцем - народ Русский договаривался между собою: «И (нам) между собою быть в приязни и любви, и ссор между собою не зачинать, и Русских и Польских людей ни на кого не подымать, и никому, уговорившись и соединившись, ни на кого не нападать, и никого не грабить, и никому прежней неприязни не мстить, а земскими и другими всякими делами заведывать между собою всем вкупе, и в Москву к Василью Шуйскому и Михайле Скопину и в иные изменнические города никуда не отъезжать, и Шуйских, а равно и бояр его и племянника, и из иных бояр Московских никого на Государство не хотеть. И для утверждения этого решения уговорились мы крест целовать на том между собою и руками своими подписаться» (Bp. I, см. 40). Или вот напр. с какими средствами шел Пожарский на освобождение Москвы в 1612 г. «Да неокладных всяких денежных доходов против прошлого 7119 (1611) году... взято сто восемьдесят рублев и девятнадцать алтын, две денги, да сверх того прибрано тех же неокладных денег пятьдесят два рубли и семь алтын полторы деньги. Да с служилых кабал и записей в нынешнем в 7120 (1612) году взято двадцать рублев и семь алтын пять денег. Да... велено взяти с Нижегородского уезда, с дворцовых и бортных и с мордовских сел и с деревень... сто восемьдесят рублей и тридцать два алтына полчетверть деньги... Да в приходе же неокладных доходов, которые взяты по приговору... Нижегородских земских старост и всех Нижегородских посадских людей... у всяких людей, покамест Нижегородские денежные доходы в зборе будут. У... Строгановых... да у... Петровых взято три тысячи сто шестнадцать рублев. У Григорья Микитникова... пятсот рублев. У Ярославцева да у Льткина триста пятдесят рублев. У... людей Строганова... тысяча рублев. У Сергея Потрушина сто рублев. У Ярославца у Второва Чистова сто рублев. У Москвича у Оникея Порывкина да у Филипа Дощаникова сорок рублев.» (Bp. XVII, см. 1,2) (Итого 5.638 руб.). Подобные материалы говорят сами за свою важность.
Обращаем теперь внимание читателей на библиографические материалы, напечатанные в вышедших XX-ти книгах «Временника». Имена гг. Григоровича, Ундольского, Беляева и Забелина ручаются уже за интерес и важность для отечественной истории напечатанных материалов этого рода. Вот перечень их: «Южно-славянские памятки XV-го столетия» (Bp. V, см. 34), «Роспись книгам Святейшего Патриарха Филарета Никитича, учиненная, по Патриаршему приказу, Павлом Ивановым Волынским и Дьяком Дементием Образцовым 20 окт. 7140 г.» (Bp. XII. см. 1), «Книги переписные книгам, которые, по указу Святейшего Патриарха, в 198-м году переписаны в Спасском монастыре за иконным рядом, подле церкви в верхней кладовой палатке» (Bp. XVI, см. 53), «Библиотека Павла М. Сарского и Подонского, и книги Епифания Славеницкого» (Bp. V, см. 65), «Каталоги Московской Синодальной Типографии» (Bp. XI, ст. 1), «О предисловии к житию Пр. Сергия, писанном келарем Симоном Азарьиным, и самое предисловие Азарьина» (Bp. X. ст. 1). Для полноты нашего обзора укажем здесь, как на пособие для занимающихся чтением древних рукописей, на «способ восстановлять полинявшие чернила», обнародованный Редакцией «Временника» (Bp. IV, ст. 66). Говорить о важности книжных описей, составленных в то время, когда самые собрания, в них описанные, еще существовали и служили источником для образования наших предков, едва ли нужно. Скажем вообще, что древние библиотеки, каковы напр. Патриаршая, Типографская и др., в настоящее время могут быть правильно благоустроены и справедливо оценены только при руководстве сих древних каталогов. Кроме того, в одном перечне книг, упоминаемых в таких каталогах, мы имеем уже указание на степень и источники образования Руси в то или другое время. Впрочем, чтобы ознакомить читателей Москвитянина с тем, какую важность имеют библиографические материалы «Временника», укажем на их содержание. Первая опись - опись книгам, принадлежавшим Патриарху Филарету и составлявшим его домашнюю библиотеку, источник пастырского его образования, самым заглавием говорит о своем содержании. Так же ясно содержание и важность описи книгам Заиконо-Спасского монастыря, составленной в 7198 году. Переходим к описанию библиотеки Павла, М. Сарского. Здесь, кроме оглавления книг, обращают на себя внимание разные отметки о переходе книг в другие руки и о том употреблении, какое сделано из них частию при жизни, частию по смерти владельца. Вот примеры: «Книга Канонник письменной. Отдал в Соловецкой монастырь. Книга Евангелие письменное, в осьмушку. Отдана на Колмогоры в Козеручской монастырь. Книга о исповеди, писменная, в осьмушку. Отдана Спасскому бывшему Архимандриту Иосифу, что на Прерве живет», и т.д. (стр. 72). Или: «Да по указу Святейшего Патриарха на Печатный двор взято... Да Преосвященный же Павел Митрополит еще жив приказал роздать книг своих по монастырем и знакомцем своим 34. Да по указу Святейшего Патриарха остаточных Митрополичиих книг дано по монастырем и по церквам 17 книг. Да тут же книги, что остались, роздано неимущим 7 книг» (Стр. 1), и т.д. и т.д., - словом, здесь живая история как самых книг, так и их владетелей. М. Павел Сарский и Подонский вполне понимал, что книга тогда дорога, когда ее читают многие: поэтому и при жизни и по смерти его книги его расходятся на пользу общую. А один ли был такой ценитель книг в древней Руси? Равным образом статья, названная: «Каталоги Московской Синодальной Типографии», для библиографии весьма важна. Из нее узнаем мы, что в библиотеке Казанского Университета хранится «Каталог универсальный всех языков книгам, которые при описи 1727 г. на лицо явилися» и проч. Словом - это каталог книг, хранившихся при Московской типографии, столь важной в истории нашего церковного и гражданского просвещения.
II) Переходим к другому отделу материалов «Временника», к отделу памятников администрации Московского государства. В этом отделе, по нашему убеждению, заключается главная заслуга «Временника» для Русской Истории; здесь, смело можно сказать, редакция «Временника» открыла и самостоятельно и добросовестно разрабатывает свою Калифорнию. Отнять или ослабить эту честь у редакции «Временника» едва ли посмеют самые недобросовестные из журнальных ценителей. Разрядные книги, книги сеунчей, переписные окладные книги, приправочные, торговые и т.д. - все это самостоятельные и драгоценные открытия и разработки редакции. Укажем все относящиеся сюда памятники, напечатанные в вышедших ХX-ти книгах «Временника». При обширности и разнообразии этого отдела подразделим его на отделы частнейшие:
а) Служба в Московском государстве. Лица служебные; сюда относятся материалы: «Роспись воеводам в тех городах, где прежде были судьи и губные старосты» (Вр. III, ст. 6), «Сметный список 139 г., сколько в Московском государстве служат у Государя» (Вр. IV, ст. 18), «Записка Еремеева о начальниках большого полку» (Вр. XX, ст. 26), «Еще записка о начальниках 14-ти рот до 1695 года» (Bp. XX, ст.), Записи о служебных назначениях, делаемых правительством; сюда относятся: «Разрядные книги 7123, 124 и 125 годов» (Вр. кн. I, мат. II. Кн. II, мат. 1. Кн. III. мат. 1). Сведения о действиях лиц служебных; сюда относятся: «Книги Сеунчей 123 и 162 годов» (Вр. кн. IV, мат. I. и XVIII, мат. II). Отношения служебных лиц между собою или местничество: сюда относятся: «Решение Царя Алексея Михайловича по местническому делу 7173 г.» (Вр. V, ст. 12), «Запоздалое местничество»» (Вр. V, ст. 13), «Спор князя Лыкова с князем Черкасским» (Вр. VII. ст. 65), «Счетные дела по местничеству 1) Кн. Трубецкого с Голицыным и 2) Пушкина с Плещеевым» (Вр. XIV, мат. I). «Счетное дело княгини Ульяны Троекуровой с Екатериной Бутурлиной», (Вр. VI, ст. 15 - 27). Отношения служебных лиц к правительству; сюда относятся: «Поместные дела (Вр. IV, мат. 9), «О награждении Кн. Михаила Андреевича Волхонского» (Вр. VII, ст. 47), и «Справка в разряде, как наградить Вас. Васил. Голицына за переговоры с Польшею» (Вр. V, ст. 1), «Наказная грамота Соликамскому воеводе Богдану Лупандину о владениях Артемки Бобинова, проведшего и расчистившего Сибирскую дорогу 1617 г.» (Вр. XX, ст. 21). Из этого перечисления статей уже видно, как всесторонне и самостоятельно касается «Временник» своими материалами вопроса о службе в древ. Руси. Но, чтобы дело было яснее, ознакомим читателей наших с важнейшими из упомянутых материалов. Надобно заметить, что и здесь при каждом важном материале помещены предисловия, написанных знатоком дела г. Беляевым, посвятившим, сколько нам известно, с молодых лет свои труды главным образом изучению истории нашей древней администрации, ею начавшим и к ней постоянно приводящим все остальные труды свои. Этот-то знаток дела открыл и разъяснил административные записи о древней русской службе, - мы говорим о разрядных книгах и о книгах Сеунчей. «Разрядными книгами на нашем древнем административном языке назывались вообще те книги, в которых записывались все распоряжения по службе в том порядке, как они делались правительством в продолжение целого года с 1-го сентября до 30-го августа включительно. Когда начались эти книги? - мы не знаем; но нет сомнения, что их происхождение относится к глубокой древности, ибо до нас дошли списки с разрядных книг второй половины XIV столетия, а в летописях есть указания на разряды и более древние... Первоначальное ведение разрядных книг и всех росписей по службе, вероятно, производилось дьяками Великого Князя при его дворе, ибо все распоряжения по службе проистекали прямо от самого Князя и его думы... Впоследствии времени, при большем развитии государственного устройства, когда делопроизводства по управлению осложнились и сделались более разнообразными.., то и дела по распорядкам службы вообще также составили отдельное ведомство, получившее название разряда... Разряд по множеству и разнообразию своих дел представлял самую сложную, но стройную машину, в которой для каждого движения было свое колесо... Эти колеса в механизме разряда были столы или отделения делопроизводителей, а их оси столовые книги, которые в каждом столе имели свой особый характер и назначение». Так г. Беляев вообще знакомит с разрядными книгами в своем предисловии к книге 123 г. (Bp. I, предисл. к матер.). Но этим общим обзором не ограничивается автор: он следит все виды разрядных книг, и здесь-то приходит он к разрешению вопроса о сожжении разрядных книг. «Разрядные книги были разных видов: 1) Общие разряды по Московскому Государству. 2) Частные, занимавшиеся служебными назначениями по областям, таковы разряды Владимирские, Украинские, Белгородские, и др. 3) Воеводские, составлявшиеся при главном воеводе, к которому всегда посылался разрядный дьяк и при котором устраивалось особое походное отделение разряда. 4) Разрядные росписи, веденные в Приказе Большого дворца, в которые заносились только те распоряжения по службе, которые делались самим государем и которые, как принадлежащие собственно разряду, в то же время записывались разрядным дьяком, находившимся при государе, 5) Разряды Посольского приказа, упоминаемые в актах, но не виданные г. Беляевым. 6) Далее следовали разряды приказов Пушкарского, Иноземного и некоторых других. Наконец, 7) Разрядные книги частных лиц и родов, имевших по своему значению право считаться службою предков. Понятно теперь, что так называемое сожжение разрядных книг в 1682-м году, по определению Собора, созванного Царем Феодором Алексеевичем, не означает сожжение официальных разрядных книг, которые существуют и доселе, и по своему характеру не могли быть истреблены, так как на них основывалась вся старинная московская служба, даже и при Петре Великом, а сожжение «Записок о случаях и о местех», как сказано и в самом соборном определении. Таким образом, благодаря г. Беляеву разрядные книги – материал, столь богатый содержанием, как феникс, возникли из пепла. Не можем не вспомнить здесь, что покойному Императору Николаю Павловичу, в царствование которого и под покровительством которого началась деятельная разработка отечественной Истории, угодно было повелеть при II-м отделении Собственной Его Величества канцелярии начать издание тех разрядов, первые образцы которых напечатаны были во «Временнике». Не менее разрядных книг важны и интересны и другие материалы разбираемого нами отдела; таковы например книги Сеунчей, дела по местничеству и поместные дела. «В разрядных книгах мы видим распоряжения правительства (в военном отношении), книги же Сеунчей показывают нам, как и насколько приводились в исполнение разрядные распоряжения; даже, соображая разрядные книги известного года с показаниями книги Сеунчей того же времени, мы можем судить верно и определительно и о быстроте или медленности действий, ибо здесь отчетливо обозначались числа и даже иногда часы событий. Книги сии постоянно велись в разряде в продолжение целого года и составлялись из донесений сеунщиков или гонцов, присылаемых от военачальников, и из памятей о наградах как сеунщикам, так и самым воеводам». (Вр. кн. IV, предисловие г. Беляева к материалам)». Дела по местничеству, представленные г. Ивановым, также имеют весьма важный интерес, (хотя им же уже прежде было напечатано несколько таких дел) - именно: «Первое дело - счет Трубецкого с кн. Голицыным, важно тем, что в нем уцелел окончательный приговор суда; второе дело - счет Пушкина с Плещеевым, хотя не имеет окончательного приговора, но в высшей степени замечательно по своей полноте и разнообразию доводов и случаев, представленных от той и другой стороны; здесь мы видим все подробности, все приемы и значительную часть форм тогдашнего канцелярского порядка, - по крайней мере в разряде» (Вр. кн. VII. Предисловие г. Беляева к материалам). Счетное дело княгини Троекуровой с Бутурлиной, как образчик местнических счетов между женщинами, есть памятник интересный, тем более, что он единственный в своем роде. «Поместные дела также имеют важное значение не только относительно к форме самого делопроизводства, но и для биографии известных лиц: ибо в поместных делах нередко прописывалась вся служба того лица, которое просило поместья или отчины; в этом отношении дела сии некоторым образом можно ставить в параллель с разрядами, а в иных случаях они даже занимательнее самых разрядов по своим подробностям!» (Bp. IV. предисловие г. Беляева к материалам). Так новы, важны и разнообразны материалы «Временника», касающиеся службы в Московском государстве.
Переходим к другому классу административных памятников, раскрывающих б) Поземельное владение в древней Руси. Сюда относятся во «Временнике»: «Переписная Окладная книга по Новугороду, Вотьской пятины, 7008 (1500) г.» (Bp. XI, мат. 1), «Переписная книга по Новугороду, Вотьской пятины, Корельского городка с уездом. 7008 г.» (Bp. XII, мат. 1), «Писцовые книги Воцкой и Обонежской пятины 7090 и 91 годов» (Bp. VI, матер.), «Приправочные книги Рязанского уезда, Моржевского да Кобыльского стану, 124-го года» (Bp. XIII, мат. II-й), «Приправочная книга по Московскому уезду 7094 г.» (Bp. XIII. мат. III), «Жалованная грамота Ивана Васильевича IV-го Мордвину Кельдяеву» (Bp. V, ст. 32), «Грамота Ивана Васильевича IV-го Еремееву на пожалованье земли в кормленье» (Bp. XX, ст. 23), «Список с грамоты о пожалованье поместьями 1550 г.» (Bp. XX, ст. 41), «Жалованная обводная правая грамота 7182 г.» (Bp. XVIII. ст. 1), «Отводная грамота на спорные земли 7038 г.» (Bp. XVIII, ст. 33), «Купчая на землю в Двинском уезде с отводною продавца» (Bp. XVIII, ст. 26), «Разъезжая грамота на спорную землю» (Bp. XVIII, ст. 27), «Отступная грамота на землю в Двинском уезде» (Bp. XVIII, ст. 25), «Дерная или одерноватая грамота на уступку участка земли 7023 г.» (Bp. XVIII, ст. 25), «Отказная запись» (Bp. V, ст. 54), «Дельная 7099 г., в которой упоминается о братчинах» (Bp. XX, ст. 56), «Жалованная грамота Царя Михаила Феодоровича Мартыну Филимонову 1621 г.» (Вр. XX, ст. 16), «Отпись об отдаче пустоши в оброчное содержание 1688 г.» и еще такой же контракт 1693 г. (Вр. ХX, ст. 29), «Отказная книга 7163 г.» (Bp. I, ст. 13), «Образщик, как встарину принимали в службу иностранцев» (Bp. I, ст. 13). Неотъемлемая заслуга редакции «Временника» состоит здесь в том, что она познакомила нас с переписными окладными, приправочными и писцовыми книгами. Печатая значительную часть переписной книги Вотьской пятины, - именно столько, сколько нужно, чтобы вполне ознакомить исследователей с формою сих книг и с процессом их составления, - редактор «Временника» г. Беляев напечатал вместо предисловия целое исследование «О поземельном владении в Московском государстве» (Bp. XI, иссл. 11). Мы слегка говорили уже, при разборе исследований «Временника», об этой капитальной статье, какой об этом предмете еще не было у нас написано, да и долго, может быть, не будет. Почтенный автор коснулся всех видов поземельного владения и всех форм официальных записей о нем. Выпишем из него то, что относится собственно к переписным окладным и писцовым книгам: «Первыми и основными данными при назначении и собирании податей в Московской администрации были писцовые и переписные окладные книги, составлявшиеся довольно часто; так, по указанию издаваемой ныне переписной Новгородской книги, в Новгороде, после его завоевания, - в продолжение 20 лет переписные книги подавались два раза, а по другим указаниям они бывали и чаще... Книги сии обыкновенно составлялись присылаемыми в области писцами... Главное отличие писцовых книг от переписных окладных состояло в том, что в писцовых книгах записывались и исследовались все земли известного уезда, приносящие доход и не приносящие, или, как тогда выражались, в живущем и в пусте; в переписных же окладных книгах помещались только одни земли, приносящие доход, с означением именно, какой доход доставляет то или другое имение» («О поз. вл. в М. Г.» стр. 73, 74, 75). Все земли, таким образом описанные, при расписании их для сбора податей и раскладки повинностей и служб, подводились к платежным единицам. Самою основною в этом случае единицею была соха. «Соха, - говорит г. Беляев, - означала только общую (отвлеченную) единицу для сбора податей и раскладки повинностей по всему государству, а посему не могла быть постоянною одинакою геометрическою мерою земли, но изменялась по соображению правительства со временем или государственными нуждами, с местностию, т.е. с отношением к народным промыслам, с качеством земли и, наконец, с отношениями поземельного владения к государству» (там же, стр. 51, 52 и сл.). В книгах переписных окладных обыкновенно говорилось: «А кладено в соху по стольку-то дворов», т.е. можно было класть и больше и меньше, смотря по нужде правительства и по средствам описываемого края». Весьма сожалеем, что не можем здесь еще более познакомить читателей со всею предусмотрительною системою древнего русского кадастра (если можно употребить здесь это слово), - познакомить так, как знакомит с нею вся прекрасная статья г. Беляева. Переходим к приправочным книгам. Вот что говорит г. Беляев об этом роде книг в предисловии к изданному им для образца отрывку Московской приправочной книги 7094 года: «Приправочные книги составлялись собственно для засвидетельствования, на каких правах кто владеет, каким недвижимым имением. А по сему в них имения описывались только в общих чертах..., главное же внимание при их составлении обращалось на официальные документы, доказывающие права владельца на имение. Вследствие такого состава приправочных книг, в них записывались только одни частные имения (а не государственные). При их составлении владельцы приносили к составителям или писцам свои крепости на владение» (Bp. XIII, предисл. к матер. 11). С таким глубоким и всесторонним знанием дела редакция «Временника»» своими материалами разрабатывает весьма важный в государственном управлении вопрос о поземельном владении в древней Руси. Что касается до других материалов разбираемого отдела, они важны частию как новость, частию как дополнение, пояснение и подтверждение подобных документов, напечатанных в других изданиях.
Материалы «Временника» далее представляют нам в) разные формы юридических и других актов. Сюда относим мы: «Дела об определении губных старост и воевод» (Bp. IV, мат. 32), «Следственное дело 131 г. об убийстве во время братчины» (Вр. VII, ст. 67), «Запись о выборе третейских судей 7100 г.» (Bp. XIII, см. 24), «Сыскное дело 7196 г.» (Bp. XV, см. 32), «Грамота Годунова в Шую губному старосте Линеву и городовому прикащику Карпову 1600 г.» (Вр. XVII, см. 3); «Уставная грамота 7098 г.» (Bp. II, см. 17), «Два юридические акта: 1) Кабала и 2) Челобитная Ярославских земских старост», (Вр. IV, см. 13), «Челобитная Дмитр. Мих. и Дм. Петр. Пожарских на племянника своего Федора Пожарского» (Вр. IV, см. 58), «Изветная челобитная» (Bp. IV, см. 61), «Формы крестоприводных записей 1) Для Донских казаков, 2) Для иноземцев, 3) Для Немцев временно поступающих в службу» (Вр. IV, см. 52), «Старинные конские записи, т.е. документы владельцев о продаже лошадей» (Вр. V, см. 26), «Старинная подорожная» (Вр. V, см. 27), «Копия с духовной схимонахини царицы Марии» (Вр. IX, см. 61), «Челобитная всем городам, по случаю неправильной записки в служилый список не по службе и не по отчеству» (Вр. XI, см. 24), «Мировая запись 7198 г.» (Вр. XV, см. 23), «Список с подлинной рядной и подлинная рядная 7205 г.» (Вр. XV, см. 24, 25), «Список рядной записи слово в слово 197 г.» (Вр. XV, см. 29), «Юридические акты, писанные уставом на пергамине. Здесь восемь Новгородских купчих XIV в., две купчие XV в., купчая Галицкая 1351 г., данная XIV в. и одна XV-го» (Вр. XVI, см. 14 - 21), наконец «Подорожная 1680 г.» (Вр. XX, см. 27). И этот отдел, как видим, богат и разнообразен во «Временнике». Обращаем внимание на «дела о губных старостах и воеводах», так как вопрос о губных старостах у нас долго считался одним из затруднительных. «Дела о губных старостах и воеводах, - говорит ученый редактор «Временника», - верно и ясно определяют значение и место губных старост в иерархии прежних административных лиц нашего отечества, что до сего времени постоянно затрудняло наших ученых исследователей старой администрации и права; ибо все доселе изданные памятники только упоминали о губных старостах, то при воеводах, то отдельно от воевод, не определяя круга их занятий и отношений друг к другу. Из дел же, ныне издаваемых, мы ясно видим, что губные старосты, по крайней мере, имели тот же круг занятий, как и воеводы, ежели они управляли городом отдельно от воевод, и что важнейшая разница между ними состояла в том, что воеводы назначались правительством, губные же старосты определялись по выбору земских общин, и только утверждались в своем звании от правительства...» (Вр. IV, предисл. г. Беляева к матер., стр. IV, V). Далее «сыкное дело об убийстве во время братчины», как заключающее в себе живые подробности об обычае братчин, обращает на себя внимание. Затем крестоприводные, подорожные, рядные, изветные и т.д. содержат в себе непременно что-нибудь новое, - так в них или есть прямое древнее название для того рода грамот, к которому принадлежит и напечатанная во «Временнике», или есть особенности в форме ее составления, или упоминание о каком-нибудь важном факте, так что и старое, по-видимому, в них является новым для беспристрастного исследователя и, главное, знатока дела.
г) Затем в числе административных материалов редакция поместила довольно документов, касающихся финансов, торговли и статистики древней Руси. Сюда относятся: «Выписка из денежного приказу прислана в разряд о делании фальшивой монеты» (Bp. III, ст. 12.), «Росписка Дьяка Подлесова Шуянам о получении от них кабацких пошлин в 1611 г.» (Bp. XVII, ст. 3), «Письмо из Суздаля в Шую Казачьего Атамана Просонецкого к дьяку Подлесову 1612 г. о том, чтобы сбор четвертных денег производить в Шуе» (Bp. XVII, ст. 4), «Наказ Нарымского острога воеводе Янову о ясачном и денежном сборе и казенном хлебопашестве 1622 г.» (Bp. XVII, ст. 4), «Грамота 7191 г. о присылке оброку с кузниц, мельниц, мостов и пр.» (Bp. XX, ст. 36). Подобные материалы также много дают для изучения источников и форм государственных доходов в древней Руси. Относительно торговли, промышленности и вообще статистики древней Руси «Временник» напечатал: «Книга записная Макарьевской ярмонки по Сибирским отпускным выписям 1724 г.» (Bp. II, мат. 89), «Указ о хлебном и калачном весу 7132 г. (Вр. IV, мат. 53), «Две грамоты о начале горного промысла в Сибири» (Вр. VII, мат. 2), «Торговые книги начала XVII века» (Bp. VIII, мат. 1 - 22), «Выпись из книг Китайского отпуска 1710 г.» (Bp. IX, ст. 63), «Явочная книга Нижегородской таможни 1722 г.» (Bp. XI, ст. 13), «Почем пуд меди в 71-77 году» (Bp. XV, ст. 30), «О продажной цене вина в 7175 и 85 гг.» (Bp. XV, ст. 31), «Цены на хлеб и другие припасы 1751 и 32 гг., (Bp. VI, ст. 13). Чтобы показать читателям нашим, как новы и занимательны и эти, перечисленные нами, материалы «Временника», обратим внимание на один из них, на «Указ о хлебном и калачном весу». Несмотря на предмет свой, весьма прозаический, «Указ о хлебном и калачном весу» представляет самый замечательный памятник древней администрации. Здесь мы видим, с какою заботливостью правительство смотрело за правильностью розничной хлебной продажи, и с какою точностью определяло цену хлебу; точность сия изумительна по разнообразию цен, которые в ржаной муке простирались до 26 сортов, а в пшеничной до 30 сортов. Эта заботливость правительства и точность не только важны как исторический факт, указывающий на степень развития гражданственности в Московском государстве в начале XVII в., а, может быть, и в XVI-м (ибо в издаваемом ныне памятнике есть указания на подобные распоряжения правительства при Царе Феодоре Ивановиче), но даже некоторым образом поучительны как образцовая полицейская мера, необходимая в благоустроенном государстве» (Вр. IV, предисл. г. Беляева к материалам).
д) Административные материалы «Временника» касаются еще сельского и городового благоустройства. Сюда относятся: «Грамота В. К. Витовта 1390 г. о размежевании земли Свидригайла и Андрея» (Bp. III, ст. 5), «Книга сошного письма 7137 г.» (Bp. XVII, ст. 33), «Роспись полевой мере 1709 г., как мерить по Государеву указу, Государевою указною саженью Государевы села и пр.» (Bp. XVII, ст. 66), «Книга строения Сокольского городка на реке Воронеже 1666 г.» (Bp. V, ст. 29), «Наказ воеводе Кугушеву о приеме г. Инсары от воеводы Языкова 7193 г.» (Bp. XIV, ст. 1), «Отписка воеводы Сербина о принятии г. Инсары 7193 г. (Bp. XIV, ст. 9), и «Сдаточная опись города Верхососенья 1683 г. при сдаче его воеводою Еремеевым воеводе Мясново» (Bp. XX, ст. 38).
е) Древняя Русская дипломатия также была предметом разработки для редакции «Временника». В числе материалов, в нем напечатанных, к дипломатии относятся: «Статейный список о посольстве Ильи Даниловича Милославского и дьяка Леонтия Лазаревского в Царьград в 7150 г.» (Bp. VIII, мат. 1 - 136), «Статейный список Флетчера» (Bp. VIII, мат. 1 - 96), «Наказ, данный Милославскому и Лазаревскому при отправлении послами в Царьград» (Bp. IX, мат. 11), «Письмо Андрея Артемонова Морозова 1706 г. к Царю в Москву цыфрами» (Bp. XIX. ст. 11), «Перевод с письма Русского резидента в Копенгагене 1706 г.» (Bp. XIX, ст. 12), «Ответ Короля Великобританского на мемориал Секретаря Посольства Веселовского 1717 г.» (Bp. XIX, ст. 14), «Копия с бумаги Русского посла Андрея Артемонова Матвеева, из Парижа посланной» (Bp. XIX, ст. 16), и «Посольство гг. послов великих от Владислава к Царю Михаилу Феодоровичу» (Bp. XIX, ст. 17). Отнесем сюда же «Сказку Пунверицкого 201-го года», нечто в роде русских газет 1692 года (Вр. II, ст. 24). Чтобы оценить достоинство материалов этого рода, посмотрим, как редакция «Временника» понимает свою задачу при издании дипломатических памятников. Вот напр., что говорит она, издавая «Статейный список Посольства Милославского в Царьград» и «Наказ», данный послу из Москвы: «Чисто ученый интерес и важная новость для занимающихся Русскою Историею неоспоримо заключается в том, что к статейному списку Милославского сохранился наказ, данный послам от Посольского приказа в Москве, в котором изложена самая подробная инструкция, как действовать Милославскому и Лазоревскому при Султанском дворе и на пути, какового наказа нет ни при одном из изданных доселе списков» (Bp. VIII. Предислов. г. Беляева к матер. стр. 11). Таким образом и здесь каждый материал, помещенный редакцией в «Временнике», имеет научную новость, и в каждом есть непременно какая-нибудь сторона, которою он существенно связан с наукою.
ж) Далее Редакция «Временника» обращает свое ученое внимание на памятники, содержащие в себе общую систему древних Русских законов. И здесь первая забота редакции о новости и существенной нужде того или другого памятника. Поэтому, довольствуясь теми изданиями Судебников и Уложений, какие уже существуют, редакция «Временника» обратила внимание на «Литовский статут» 1529 г.» (Bp. XVIII. мат.) и «Статут Великого Князьства Литовского 1588 г.» (Bp. XIX. мат.). При издании первого из этих статутов редакция «Временника» пользовалась как основным списком сего статута, отчетливо и верно снятым с рукописи XVII в., хранившейся в бывшей Виленской библиотеке. Рукопись эта была доставлена Д. Ч. Общества Алексеем Васильевичем Семеновым. Вариантами при издании употреблены списки Дзялынского, Фирлея и Слуцкий, напечатанные уже Дзялынским в 1841 году. Второй статут напечатан по первому изданию его, вышедшему из типографии Мамоничов и сделавшемуся библиографическою редкостью. Для вариантов при издании употреблены: список статута, писанный в нач. XVII в. и доставленный редакции Д. Ч. Общества князем Михаилом Андреевичем Оболенским, и издание сего статута на польском языке с русским переводом, напечатанное в 1811 году при Правительствующем Сенате в С.-Петербурге. Мамоническое издание перепечатано не только с сохранением правописания оригинала, но решительно из строки в строку. Кто из занимающихся Русской Историей не поблагодарит редакцию за этот прекрасный труд?
Из представленного обзора материалов «Временника», касающихся древней русской администрации, читатели сами могут видеть, как всесторонне и, главное, как ново и плодотворно разрабатывает «Временник» внутреннюю жизнь Руси. В похвалах здесь, кажется, нет нужды: любовь и внимание, с какими мы изложили дело, достаточно уже показывают, как мы ценим этот отдел разбираемого нами издания.
III) Для Истории Русской Церкви «Временник» также дал несколько материалов. Сюда относятся: «Послания Льва Митрополита к Римлянам об опресноках» (Вр. V, мат. 1), «Акты касающиеся до приезда Максима Грека в Россию» (Bp. V, ст. 31), «Наказные Уставные грамоты М. Макария в Новгород 7059 г.» (Bp. XIV, ст. 15,16). «Грамоты об учреждении поповских старост 7102 г.» (Bp. XIV, ст. 21), «Запись чиновной книги 198 г.» (о погребении Патриарха Иоакима) (Bp. XV, ст. 22), «Инструкция, данная, по Именному указу, из Нижегородской Архиерейской домовой Консистории Славяно- и Греко-грамматических школ изучившимся ученикам в 1738 г.» (Вр. XVII, ст. 17). Вероятно, все специалисты обратили внимание на эти материалы. Чтобы познакомить с ними читателей наших, скажем об их достоинстве. «Послание Льва Митрополита», относящееся к X веку и на греческом языке хранящееся в рукописи XIV ст., принадлежащей Моск. Синод. библиотеке, сделалось теперь в переводе доступно русским читателям. Оно интересно как образец ревностной к Православию и в то же время спокойной и разумной деятельности, какою со времени принятия христианства и доныне отличаются пастыри нашей церкви. Послание писано тогда, когда, после заключения брака Святослава с дочерью Болеслава Польского, к Владимиру в Киев явился от Болеслава в качестве посла Кольбергский бискуп Рейнберг, который разными происками старался восстановить Святополка против Владимира и потом склонял его даже к папизму. Замечательно, что при действиях папского агента, столь возмутительных для человечески-нравственного чувства, митрополит Лев (вторый митрополит в России) не изменял духу кротости, столь свойственной истинно-православному, т.е. истинно-христианскому пастырю. Не употребляя ни одного резкого выражения, ни одного укорительного слова о Латинах, он спокойным размышлением вводил мужей римских в сознание несправедливости произволов, допущенных ими в церковном учении и богослужении. Не менее важны в историческом отношении «акты, касающиеся до приезда Максима Грека в Россию». Личность пр. Максима слишком важна для Истории нашей Церкви, и не Церкви только, но и вообще русского общества XVI-го столетия. Он не только переводил церковные книги и исправлял их, но и писал множество сочинений о всех современных ему вопросах и недостатках русской жизни. Влияние его на современников, а в том числе, если не особенно, на Ивана Васильевича Грозного и М. Макария, слишком заметно. Между тем для жизни этого преподобного деятеля мы имеем слишком мало документов. Правда, собственные сочинения пр. Максима многочисленны и вполне раскрывают его внутреннюю и внешнюю жизнь, но из официальных, собственно наших документов мы, кажется, ничего не имеем полного, кроме судного дела над пр. Максимом, напечатанного Археографической Комиссией, и «Прения Максима с митрополитом Даниилом», напечатанного в «Чтениях» общества. Редакция «Временника», напечатав вышеупомянутые два официальные акта о вызове пр. Максима в Россию, оказала важную услугу нашей церковной Истории. Не менее интересны во «Временнике» и другие церковно-исторические документы.
IV) Литература светская и образованность. К этому роду относим мы следующие материалы «Временника»: «Слово о Вел. Кн. Дмитрии Ивановиче и о брате его Владимире Андреевиче, яко победили супостата своего Мамая» (Bp. XIV. Мат. II-й), «Записки о ходу в Персидское царство, из Персиды в Турецкую землю и в Индию и в Урмуз 7132 г.» (Bp. XV. Мат. II-й), «Иерусалимское хождение Казанца Василия Гагары» (Bp. X. См. 14), «Путь от Москвы к Смоленску, а от Смоленска до Рима» (Bp. XV. См. 47), «Книга, глаголемая Козмография, сложена от древних философоф, перевод с Римского языка» (Bp. XVI. См. 1). «Чертеж Сибирския земли» (Bp. III. Мат. 2), «Алфавит Илариона, инока заточенного, надписания эпистолиям» (Bp. X. См. 23), «Прописки для чистописания, конца XVII века» (Bp. XX. См. 30). - Прежде всего обращаем внимание в этом отделе на «Слово о В. К. Дмитрии Ивановиче» как на замечательнейшее приобретение для Истории нашей литературы. Не говоря уже о безотносительных достоинствах этого слова, заключающихся в живом проникновении сочинителя своим предметом и в необыкновенной живости и чисто-русской бойкости выражений (например «поедем тамо укупить животу своему славы, а старым повесть, а молодым память, а храбрых своих испытаем, а реку Дону кровью прольем за землю Русскую и за веру крестьянскую», или: «И в то время стару надо помолодеть, а удалым людям плеч своих попытать») - не говоря об этом, обратим внимание на то важное обстоятельство, что в «Слове о Донском» видны ясные следы знакомства его сочинителя с Словом о Полку Игореве, - обстоятельство, несомненно подтверждающее древность сего последнего и то влияние, какое имело оно на возбуждение национально-поэтического чувства в последующих поколениях. - «Записки о ходу в Персицкое царство» также весьма интересны по множеству живых описаний и, главное, по взгляду чисто-русского человека на жизнь восточных народов. Наконец, «Алфавит Илариона» и «Прописи» замечательны как образчик древней Русской образованности и ее источников. Инок Иларион по алфавитному порядку составил надписания писем к разным лицам. Вот, например, как советует инок Иларион надписывает письмо к другу в полк: «Государского тезоименитства крепким и непобедимым христовым скипетром огражденному, и за православную веру на враги крепкому стоятелю, воину храброму и оруженосцу изрядному, Государю моему имярек». Или к постнику: «Крайнего и превысочайшего града Иерусалима желателю, и любозрительных и огнелучных ангельских сил ревнителю, твердому постнику и твердому адаманту и жестокому пребыванию, Государю моему имярек». Или еще к дидаскалу: «Крепко-умному смыслу и непоколебимому в разуме, и в художестве от Бога почтенному, и философского любомудрия до конца извыкшему, Государю имярек». Здесь видим мы образчик древней Русской учтивости и любезности, и вместе видим, что они происходили от живого сознания действительных или идеальных обязанностей того сословия, к которому принадлежало лицо, коему назначалось письмо. Наконец древние русские «прописи» представляют драгоценный образец системы древнего воспитания. Мы взглянем здесь только на внутреннюю сторону дела, потому что редакция не издала fac-simile прописи. Вот, например, что должно было выписывать в старину дитя при уроках каллиграфии: «За молитв святых отец наших Господи Иисусе Христе, Боже наш, помилуй нас. Аминь... По милости Божьи, великих святителей Петра, Ионы, Филиппа московских всея России Чудотворцев... Книжная премудрость подобна есть солнечной светлости; но и солнечную светлость мрачный облак закрывает, а книжную премудрость ни вся тварь не может закрыти... Не тот милостив, кто много милостыни даст; тот милостив, кто никого не обидит. Не тот мудр, кто много разумеет; тот мудр, кто много добра творит и проч.». Нужно ли говорить о высоком достоинстве того воспитания, где дитя в самых первых учебных опытах напитывается правилами религии, нравственности и житейской мудрости, на них уже основанной. Скажем здесь кстати, что и внешняя сторона древних прописей изяществом своих почерков и украшений должна была производить заманчивое впечатление на зрение учащегося: всякий, кто видал такие прописи, вероятно, подобно нам любовался на их киноварные и золотные украшения и вспоминал о том неряшестве, с каким издает детские книги современная книжная промышленность, помещающая в прописях стихотворения, подобные следующему:
«Негде малая пичуга,
Пестра бабочка, жила
Посреди зелена луга
И веселая была».
V) Далее Археология как описание внешних форм и принадлежностей быта, или Археология в теснейшем смысле слова, благодаря редакции «Временника» обогатилась многими новыми и весьма интересными материалами. Сюда относим мы: «Подарки Патриарха (Иоакима) Царю (Феодору Алексеевичу) при венчании» (Bp. V. См. 22), «Опись Суздальского Спасо-Евфимиева монастыря 1666 г.» (Вр. V. См. 41), «Опись наследству выделенному Княжне Лыковой после дяди ее Стрешнева» (Bp. V. См. 18), «Опись домашнему имуществу Царя Ивана Васильевича» (Bp. VII. См. 1), «Материалы для истории Иконописи» (Bp. VII. Мат. 15), «Опись имения Татищева, убитого народом за измену» и «Список того же имения, оставшегося за продажею» (Bp. VIII. См. 1 - 40), «Дело о ссылке Свияжского Подъячего Ивашки Кросулина 7176 г.» (Bp. VI. См. 27), «Роспись чеховому делу, по скольку серебра в медь класть» (Вр. VIII. См. 40 - 42), «Духовная изустная память строителя Макарьевского Желтоводского монастыря 1640 г.» (Вр. VIII. См. 43 - 50), «Выписка из летописного сборника Кирило-Белозерского монастыря (о построении церкви, о числе рабочих, о писании икон)» (Bp. VIII. См. 50), «Расходная книга Митрополита Новгородского Никона во время поездки его в Москву и в Соловецкий монастырь 7160 г.» (Bp. XIII. Мат. I), «Переписная книга домовой казны Патриарха Никона, составленная по повелению Царя Алексия Михайловича окольничим Стрешневым и дьяком Дуровым 7166 г.» (Bp. XV. Мат. I), «Роспись что взял Иван Бобарыкин ружья и платья и всякой рухляди на Терек»» (Bp. XV. См. 27), «Приходорасходная записка Еремеева после 1689 года» (Bp. XX. См. 27). Новость и важность для Археологии составляют принадлежность и этого, как и других, отдела материалов Временника. Обращаем особое внимание на «Опись домашнего имущества Царя Ивана Васильевича», «Опись именья Татищева», «Дело о Кросулине», «Опись домовой казны Патриарха Никона» и на «Материалы для истории иконописи».
VI) Затем изучение домашнего и хозяйственного быта наших предков во всех сословиях, или, если можно так выразиться, внутренняя археология, немало одолжены редакции «Временника». По этой части в ХХ-ти книгах «Временника» помещены следующие материалы: «Домострой» (Bp. I. Мат. 1), «Книги ко весь год в стол ества подавать» (Bp. VI. Матер.), «Книга дядькам и мамам и боярыням верховым и стольникам царевичевым» (Bp. IX. См. 46), «Письма к Андрею Ильичу Безобразову от прикащика и старост 7185 г.» (Bp. XVII. См. 8), «Письма к нему же от дворецкого 7189 г.» (Bp. IX. См. 52), «Книги посевные, ужинные и умолотные в имении Морозова 170-го г.» (Bp. VII. Мат. 111), «Краткие экономические, до деревни следующие записки, составленные Васил. Никитич. Татищевым 1742 г.» (Bp. XII. См. 12), «Записная книга о продаже хлеба 7179 г. в имении боярина Морозова» (Bp. VI. См.), «Семейные письма XVII ст.» (Bp. V. См. 62), «Два письма Ионы, Митрополита Ростовского, 1673 г. в Ярославль священнику Иоанникию» (Bp. III. См. 1), «Переписка Кн. Василия Васильевича Голицына с разными лицами» (Вр. кн. IV. См. 65. V. См. 11. VI. См. 56 - 64. VII. См. 69. VIII. См. 51 - 54. X. См. 26. XII. См. 32 - 54. XIII. См. 25), «Переписка Дьяка Третьяка Васильева» (Bp. IX. См. 1). Письмо Царицы Евдокии Лукьяновны к сестре» (Bp. I. См. 15), «Письмо окольничего Хитрова к Морозову 1654 г.» (Вр. I. См. 16), «Письмо брата Еремеева из Москвы в Верхососенье 1681 г.» (Bp. XX. См. 32). Между исчисленными материалами первое место принадлежит «Домострою» Иерея Сильвестра, друга и советника Грозного в первое время его царствования. Памятник этот, приготовленный Обществом еще для прежнего его издания: «Чтения», живо переносит читателя в поэтически-простую, проникнутую духом набожности и доброты семейную жизнь наших предков. Достоинство его уже давно оценено не одними только специалистами, но и всеми, кто читал его. Из других материалов обращаем внимание на «Книги посевные, ужинные и умолотные», показывающие, с какого аккуратностью велось в имениях наших бояр хозяйство в XVII-м столетии, и на все помещенные в этом отделе письма. Отношения любви семейной, родственной, и отношения дружеские, личные заботы, радости и печали наших предков, - все это живо воскресает в душе при чтении этих писем. Вот напр., как писала к кн. Голицыну мать его княгиня Татьяна Ивановна: «Писал ты ко мне, свет мой, с гонцем с Севским про людей, чтобы тебе людей прибавить; и я, свет, Князь Юрью Алексеевичю била челом об людех, он мне отказал. Да с Путивльским гонцом ты ко мне пишешь, будто я к тебе ни о чем против твоих грамоток не пишу: и я, свет мой, против всех твоих грамоток к тебе пишу беспрестани, и что я в городе услышу, и которых людей в кои дни Государь пожаловал честью и в комнаты… А Князь Владимера Долгорукого, свет, велели остановить и Новгородцкому полку не велели к нему сходитца, велели им по своим домам жить, сказывают для опасения тамошних стран… А что Князь Петру Хованскому сказано на службу в Омценеск, и я того, свет, не ведаю, что ему идти ли на службу или нет; ведаш ты и сам каково на Москве, нынче так, а на завтрее переделают инакова...» (Bp. VII. См. 31). Любопытно бы знать, что скажут проповедники затворничества и невежества (в чем?) женщины в древней Руси, прочитавши это и подобные письма? Честь и слава беспристрастной и чуждой всяких на слова взятых теорий редакции «Временника».
VII) Родословие лиц, принадлежащих к Русской Истории, также не оставлено без внимания ученою редакцией «Временника». Она напечатала по трем спискам «родословную книгу», с предисловием и азбучным указателем (Bp. X. Мат. 1 - 286), и помещает в своих материалах другие относящиеся сюда документы. Так напр. напечатала она: «Сведение о роде Тевкелевых и о службе генерал-майора Алексея Ивановича Тевкелева» (Вр. XIII. См. 19).
VIII) История инородцев, соприкосновенных с Историею древней Руси, тоже не ускользнула от внимания всесторонне-разрабатывающей свой предмет редакции «Временника». Для нее напечатаны уже: «Письма Астраханского воеводы Волкова к Калмыцкому Хану Аюке» (Bp. V. См. 28), «Древние привиллегии Литовско-Волынских Караимов, извлеченные из актов замка Луцкого» (Bp. XVI. См. 57) и «Разные бумаги генерал-майора Тевкелева об Оренбургском крае и о Киргис-кайсацких ордах 1762 г.» (Вр. XIII. См. 15).
Занимаясь, как видим, так добросовестно и так всесторонне Историей древней Руси, редакция «Временника», чуждая односторонности, следит и за Историей Новой Руси во время и после ее преобразования.
IX) Для новой Истории России во «Временнике» напечатаны: «О флоте в России морском» (Bp. XX. См. 9), «Свидание Петра Великого с Августом II-м в Биржах (дневник Польского дипломата)» (Bp. XVII. См. 10.), «Письма Кирхена к графу Головнину в 1706 г.» (Bp. I. См. 17. и Bp. II. См. 1.), «Копия с реляции от генерал-фельдмаршала Миниха из Хотима от 20 августа 1739 г.» (Bp. XIX. См. 19), «Письмо к Ф. В. Ч. о графе Румянцове» (Bp. XIX. См. 1), «Состав чинов Московского Университета в 1772-м году» (Bp. XV. См. 1).
X) Описание современных остатков древностей также обращает постоянно внимание редакции «Временника». Сюда относятся: «Сведения о древностях в Оренбургской и Казанских губерниях» (Bp. III. См. 9.), «Древние вещи, найденные в Лихвинском уезде» (Bp. V. См. 36), «Луцк и его древности» (Bp. IX. См. 30), «Новые сведения о укрепленных границах древнего Болгарского владения и о смежном с оным жительстве той орды, которая правила Россией» (Bp. XII. См. 10), «Гаи» (ныне Подгаицы) (Bp. XIV. См. 17), «Древности Оренбургской губернии» (Вр. XVI. См. 28), «Древние вещи, найденные в Обоянском уезде» (Bp. XVI. См. 68). Упомянем здесь, для окончательной полноты нашего обзора, и «О памятнике Ермаку» (Bp. III. ст. 13).
В представленном обзоре мы изложили вполне все содержание ХХ-ти доселе вышедших книг «Временника». Для большей наглядности мы старались подвести это содержание под научные отделы; за строгость этого разграничения мы не вступимся. Может быть, кому-нибудь представится другая система разделения, и мы не будем стоять за свою. Но тем крепче станем за внутреннюю полноту, разнообразие, новость и научную важность разбираемого нами издания.
Оканчивая этим разбор наш, обращаемся от имени науки с благодарностью ко всем гг. членам и соревнователям московского Общества Истории, деятельность которых движет самостоятельное и в высшей степени полезное для отечественной Истории издание «Временника». В особенности благодарим мы ученого редактора «Временника».
Считаем нужным сказать теперь несколько слов об отношении настоящей статьи нашей к современному состоянию науки Русской Истории и к современным исследователям ее.
В то время, как началася разработка Отечественной Истории по новым или, правильнее, вновь пущенным в ход началам Эверса, «Временник», как и следовало добросовестному изданию, скромно и независимо продолжал свою деятельность, высказывая в материалах невольно, а в исследованиях прямо и искренно иные начала для ее обработки. И тогда как журналы и газеты наши, кроме Москвитянина, разносили повсюду вести о Калифорнии, открытой будто бы для Русской Истории в идеях Эверса о родовом быте у Русских, ни один журнал и ни одна газета не высказали благородного и сознательного приговора «Временнику». Распространяться о причинах этого у нас нет ни малейшего желания: они слишком ничтожны для науки, и их очень скоро разгадают, и разумеется не к чести нашей журналистики, будущие историки нашей литературы. Наша цель указать читателям на существенные стороны дела. Начала родового быта высказались вполне. Что ж выходит? Памятники никак не попадаются в сеть мысли, не по ним сделанной, - сеть, какую хотели накинуть на них защитники родового быта. Исследователи обще-славянской и в особенности Русской Истории тоже далеко не все на стороне таких защитников. Так не к защитникам родового быта, как кажется, принадлежит знаменитый ученый Серб Вук Степанович Караджич, когда в своем речнике под словом «Старейшина» говорит: «Когда отец состарится, он отдает достоинство старосты наиразумнейшему сыну или брату или внуку, хотя б он был возрастом и младший; случится ли, что староста не хорошо правил, домашние избирают себе другого на его место» (стр. 792). Не на стороне этого быта и наш Русский ученый г. Попов, изучавший на месте родовой быт в Черногории, где этот быт тверже, чем где-нибудь, хранился. Не говорим уже о г. Погодине, который с самого начала выразил ясно свое осуждение родового быта, равно как и о г. Лешкове, который во многих статьях своих ясно показал его несостоятельность, и наконец о г. Аксакове, которого статье отдана честь в последней диссертации г. Гладкова. Наконец, даже и те ученые, от которых защитники родового быта ждут себе опоры, добросовестным исследованием дела не подкрепляют, а подрывают их учение. Так слишком опытный знаток истории Германских народов г. Грановский в своей прекрасной статье «О родовом быте у Германцев» (напеч. в 1-м отд. II-го тома Архива г. Калачева) как нельзя яснее доказал, что родовой быт у Германцев выражался в таких явлениях, каких в Русской Истории и не было; притом, по тому же прекрасному исследованию г. Грановского, и у Германцев быт очень рано принял форму общины, причем род улетучился в эпитет: «родовый» и вышла «родовая община». Итак, очевидно, приходит время антиквировать идею родового быта, и помимо ее положить в основание разработки отечественной Истории иные идеи, или, что еще лучше, добросовестно вникнуть в смысл и дух памятников. Для первого «Временник» много дает своими исследованиями, для второго еще более важны и плодотворны напечатанные в нем материалы. Не изучив это издание, нет возможности быть добросовестным и основательным исследователем отечественной Истории. Доказать это изложением фактов, заключающихся во «Временнике» - такова была цель настоящего разбора.
Что касается до того отношения, в какое станет наш разбор «Временника» к другим журналам, как органам той школы, о которой мы говорили, - это отношение для нас понятно.
Но мы знаем в то же время, что в науке дело в истине, а не в любимых лицах и воззрениях. Просим искренно извинения у тех из деятелей упомянутой нами школы, которым действительно дорого их воззрение как дело искреннего убеждения, если мы каким-нибудь выражением болезненно коснулись этих убеждений. Мы понимаем вполне всю силу закона деликатности там, где дело касается искреннего убеждения, хотя бы и ложного, но вместе с тем мы думаем, что осторожность в деятельности не одно и то же с бездействием. Мы не стали бы говорить об этом, если бы идеи родового быта не мешали у нас самостоятельности молодых исследователей и не делали их поклонниками идеи прежде, чем они узнают самые факты. Благодаря этой идее, мы видим во многих современных исследованиях разгул фантазии и то обрезанные, то подделанные априорическими выводами факты; благодаря этой идее, у нас нельзя дополнять сделанные уже по Русской Истории исследования и тем подвигать ее разработку вперед, а нужно всякий раз вновь переделывать сделанное и таким образом работать работу Сизифа и Пенелопы.
S.
(Москвитянин. 1855. № 15-16. С. 137- 172).
Подготовка текста и публикация М.А. Бирюковой.
Шевырёв. Временник Общества истории и древн. росс
© Copyright: Библио-Бюро Стрижева-Бирюковой, 2023
Свидетельство о публикации №223111101372
Свидетельство о публикации №223111101372
Рецензии