Мистер и миссис Сквирт

Воскресное утро в картонной многоэтажке окрасилось громкими женскими вскриками:

- О-о-о! Да-а-а! Вот так. О-о-о! Ниже! Нет, сильнее надави. Сильнее, говорю! Выше! Погоди, я сейчас описяюсь! Я…я…

Поздно. Горячая струйка потекла по ляжкам стоящей на четвереньках Марьиванны, но вместо стыда она почему-то испытала облегчение. Петрович, пристроившийся сзади, устало выдохнул и пошел на балкон покурить.

С соседнего балкона на него смотрела восхищенная морда Савелича, старого приятеля. Судя по красным от мороза ушам, на балконе он торчал не первый час.

- Ну, Олег! Ну, сукин сын! – Савелич сиял как медный таз - Вы прям как эти… мистер и миссис Сквирт!
- Чего? – не понял Петрович, подкуривая у него сигарету.
- Завидую я вам, вот чего, - вздохнул Савелич и с тоской посмотрел на балконную дверь, за стеклом которой маячила его широкая супруга с недовольной миной.

Марьиванна тем временем, порхая и напевая, приняла душ, оделась и отправилась в магазин. У лифта ей встретилась соседка по этажу, Антонина Павловна в меховом пальто и с красным кандибобером на голове.

- Вы хоть телевизор громче делайте что ли! – проворчала она, заходя в лифт – На весь подъезд ваши охи слышно. Постыдились бы… в вашем то возрасте…
- В нашем возрасте стыдиться уже поздно, - отмахнулась Марьиванна, поправляя скромную серую вязаную шапочку в зеркало лифта, когда он тронулся. Второй год на пенсии давался тяжело в плане семейного бюджета. «Меховое пальто этой зимой мне точно не светит!» - подумала она, мельком оглядывая соседку.

Антонина Павловна укоризненно цокнула языком и вылетела из лифта первой, едва открылись двери.
Марьиванна непонимающе пожала плечами и неспеша направилась к магазину за углом. Купив рыбные консервы и хлеб, она вернулась домой.

- Ну, что, прошел твой крестец? – спросил Петрович, наклонившись и помогая супруге разуться.
- Проше-ел, - улыбнулась Марьиванна, стягивая шапку – Что бы я без тебя делала. В этот раз ты сильно массировал, конечно. Завтра к неврологу еще схожу, а то вот так опять заклинит…
- Старушечка моя, - Петрович вытянулся во весь рост и нежно чмокнул жену во взлохмаченную макушку.

Солнечный луч скользнул от окна по стене вдоль кухни и коридора, осветив эту самую макушку словно нимб. День обещал быть хорошим.