Яблоко от яблони

Иллюстрация: Израильский "даркон" (паспорт) на имя Шахрузы Амирхановой - внучки хунзахского поэта Расула Гамзатова, известного своими поэтическими "журавлями" и оскорбительным стихотворением, посвящённым имаму Шамилю, называет Израиль "моим новым домом". Но и в старом "доме" таким как она вовсе не плохо жилось. Дагhестан длительно затачивался под преуспевание и комфорт таких как она сама и её родня. Для "негамзатовского" Дагhестана никто ничего позитивного никогда не делал и делать не собирался.Сам Расул Гамзатов при коммунистах путешествовал по всему миру,утверждая везде, что до "революции" (большевистского переворота) народы Дагhестана якобы являлись "бесписьменными", а теперь он, о чудо-поэт!



ЯБЛОКО ОТ ЯБЛОНИ....

"Боже,
сколько правды в глазах государственных шлюх !"

    DDT, Юрий Шевчук


Англичане усердно чалму на него намотали,
И старательно турки окрасили бороду хной,
И Коран ему дали, а главное, саблю из стали:
"Вот вам, горцы, имам, - он наместник Аллаха земной!"

И сперва эта сабля сынов Дагестана косила:
Горец, мол, непослушен и пред Шамилем виноват!
А потом занеслась она над сыновьями России:
Мол, рубите неверных, Шамиль объявил газават!

Что ж она принесла, правоверная сабля имама,
Что она охраняла и что берегла, для кого?
Разоренье и страх - для аулов, укрытых дымами.
Для бандитов - раздолье. Для "праведных мулл" –
плутовство.

Что она охраняла? Ярмо непосильного гнета.
Черный занавес лжи, униженье, и голод, и страх.
Для посевов - пожары. Бесправье и тьму - для народа.
Для змеиных притонов - гнездовья в чеченских лесах.

Для убитых-могилы. Для раненых - смертные муки.
Для младенцев - сиротство. Для вдов - нескончаемый стон.
Для имама-то золото, что не вмещалось во вьюки
На семнадцати муллах, да славу, да семь его жен.

Что она охраняла, кровавая сабля имама?
Наши горы от пушкинских светлых и сладостных муз,
От единственной дружбы, что после, взойдя над веками,
Создала для народов счастливый и братский союз.

Что она охраняла? Имама чиновное право
Продавать толстосумам отчизну и оптом и врозь
И сынов Дагестана налево швырять и направо,
Под ободья английских, турецких, арабских колес.

А имам был готов, поднимаясь и в званье и в чине,
Кровь сынов Дагестана с землею смешать пополам...
Но объезженный конь захромал на гунибской вершине,
И на сердце, на слабость стал сетовать старый имам.

Не за старость, однако, имаму прощенье досталось,
Не из жалости царь вместо крепкой петли и огня
Повелел обеспечить для пленника сытую старость
И откармливать стал его, как перед скачкой коня.

Он, России сынов порубивший на взгорьях немало,
К травоядству приведший сынов Дагестана в те дни,
Он, предатель, носивший меж горцами званье имама
Был тому, кто в России царем назывался, сродни

Были руки обоих багровы от крови народной.
Горе сеяли оба, - и в том их сказалось родство:
"Будь, Шамиль дорогой, как душе твоей будет угодно,
Званым братом и гостем желанным двора моего!"

Так закончил имам двадцатипятилетье обмана,
Издыхать он и то не вернулся уже в Дагестан:
Труп чеченского волка, ингушского змея-имама,
Англичане зарыли в песчаный арабский курган.

Но цела еще сабля. Когда, словно эхо "Авроры",
Раскатился в горах наступленья великого гул,
С этой саблей кровавой в мои посветлевшие горы
Снова сунулся Лондон, явился, как прежде, Стамбул...

Нацепил её, пузо свое опоясав ремнями,
Крупный барановод, чтобы снова позвать в газават,
Но народ стал мудрее - конец самозванным имамам!
Знают горцы, что русский народ - и учитель и брат.
С коммунарами русскими шли партизаны нагорий,

Знамя счастья и дружбы они на Гуниб принесли,
Газаватчики точат и ныне, себе же на, горе,
Саблю ржавую ту за пределами нашей земли.
Но с великою дружбой счастливое время настало,
Тот, кто саблю поднимет на нашу семью, будет бит!
Так теперь говорят сыновья моего Дагестана.
Так вся наша Россия на всех языках говорит!

Расул Гамзатов 1951 год

А вот после новое стихтворение Расула Гамзатова, где он оправдывается


Снова рана давнишняя, не заживая,
Раздирает мне сердце и жалит огнем.
...Был он дедовской сказкой. Я сызмальства знаю
Все, что сложено в наших аулах о нем.

Был он сказкой, что тесно сплетается с былью.
В детстве жадно внимал я преданьям живым,
А над саклями тучи закатные плыли,
Словно храброе войско, ведомое им.

Был он песнею гор. Эту песню, бывало,
Пела мать. Я доселе забыть не могу,
Как слеза, что в глазах ее чистых блистала,
Становилась росой на вечернем лугу.

Старый воин в черкеске оглядывал саклю,
Стоя в раме настенной. Левшою он был,
Левой сильной рукой он придерживал саблю
И оружие с правого боку носил.

Помню, седобородый, взирая с портрета,
Братьев двух моих старших он в бой проводил.
А сестра свои бусы сняла и браслеты,
Чтобы танк его имени выстроен был.

И отец мой до смерти своей незадолго
О герое поэму сложил...
Но, увы,
Был в ту пору Шамиль недостойно оболган,
Стал безвинною жертвою темной молвы.

Может, если б не это внезапное горе,
Жил бы дольше отец...
Провинился и я:
Я поверил всему, и в порочащем хоре
Прозвучала поспешная песня моя.

Саблю предка, что четверть столетья в сраженьях
Неустанно разила врагов наповал,
Сбитый с толку, в мальчишеском стихотворенье
Я оружьем изменника грубо назвал.

...Ночью шаг его тяжкий разносится гулко.
Только свет погашу – он маячит в окне.
То суровый защитник аула Ахулго,
То старик из Гуниба, – он входит ко мне.

Говорит он: «В боях, на пожарищах дымных
Много крови я пролил и мук перенес.
Девятнадцать пылающих ран нанесли мне.
Ты нанес мне двадцатую, молокосос.

Были раны кинжальные и пулевые,
Но тобой причиненная – трижды больней,
Ибо рану от горца я принял впервые.
Нет обиды, что силой сравнилась бы с ней.

Газават мой, быть может, сегодня не нужен,
Но когда-то он горы твои защищал.
Видно, ныне мое устарело оружье,
Но свободе служил этот острый кинжал.

Я сражался без устали, с горским упорством,
Не до песен мне было и не до пиров.
Я, случалось, плетьми избивал стихотворцев,
Я бывал со сказителями суров.

Может, их притесняя, ошибся тогда я,
Может, зря не взнуздал я свой вспыльчивый нрав,
Но, подобных тебе пустозвонов встречая,
Вижу, был я в крутой нетерпимости прав».

До утра он с укором стоит надо мною.
Различаю, хоть в доме полночная тьма,
Борода его пышная крашена хною,
На папахе тугая белеет чалма.

Что сказать мне в ответ? Перед ним, пред тобою
Мой народ, непростительно я виноват.
...Был наиб у имама – испытанный воин,
Но покинул правителя Хаджи-Мурат.

Он вернуться решил, о свершенном жалея,
Но, в болото попав, был наказан сполна.
...Мне вернуться к имаму? Смешная затея.
Путь не тот у меня, и не те времена.

За свое опрометчивое творенье
Я стыдом и бессонницей трудной плачу.
Я хочу попросить у имама прощенья,
Но в болото при этом попасть не хочу.

Да и он извинений не примет, пожалуй,
Мной обманутый, он никогда не простит
Клевету, что в незрелых стихах прозвучала.
Саблей пишущий не забывает обид.

Пусть... Но ты, мой народ, прегрешение это
Мне прости. Ты без памяти мною любим.
Ты, родная земля, не гляди на поэта,
Словно мать, огорченная сыном своим.

А обида с годами бесследно проходит,
После засухи вновь зеленеют поля.
Я люблю твою гордость и тягу к свободе,
Мой народ, что когда-то родил Шамиля.


Стихи просто омерзительны. В нём и вайнахи задеты основательно  и "газаватчики" и вообще мишенью стало всё святое - "Труп чеченского волка, ингушского змея-имама,англичане зарыли в песчаный арабский курган".

Англичане не участвовали в похоронной процессии, а арабы никогда не практиковали курганные захоронения. "Короткоухий волк" и "яйцо-змея" - вполне положительные персонажи и собственно ауарской мифологии, только Гамзатов того не ведает, он увлечённо занят охаиванием собственного исторического прошлого. Чеченцы, как бы того ни хотелось Р.Гамзатову не превратились в "мертвечину".... И потомству Р.Гамзатова точно не суждено быть похороненными на саудовской земле среди правоверных мусульман. У них есть свой "новый дом" там, где враги арабов. Искусственный культ Расула Гамзатова- исключительно советское явление. Его отец в стихотворной форме воспел сталинских наркомов внутренних дел, а он сам ещё в молодости посвятил одно из своих стихотворений "эпохальному" событию- посещению Дагhестана Сталиным, увязав его визит с днём своего рождения, чего в действительности не было.

Расул Гамзатов, кстати, не только в этом стихотворении отличился. В прозе "Мой Дагестан" он,например, приписал ауарскому художнику-политэмигранту Халилбегу Мусаясул увесистый клубок собственных фантазий, где ложь на лжи. Он утверждал, что.....

1.  Встречался с матерью Х.Мусаясул, тогда как в реальности это ложь, так как мать Х.Мусаясул ушла в мир иной ещё в то время, когда Расул Гамзатов был студентом в Москве и даже о существовании где-либо в мире такого художникак как Х.Мусаясул Р. Гамзатов не знал.

2. Согласно Расулу Гамзатову, у него была встреча с самим художником-политэмигрантом, он якобы "забыл свой рдной язык" и общался с ними через переводчика. Узнав об этом, его мать якобы, закрыв лицо "отреклась" от своего сына. НИ ОДНО СЛОВО ИЗ ТОГО, ЧТО ОЗВУЧЕННО Р.ГАМЗАТОВЫМ НЕ СООТВЕТСТВУЕТ ДЕЙСТВИТЕЛЬНОСТИ. Они не встречались, Х.Мусаясул прекрасно знал как литературный ауарский, так и его диалекты, мать Х.Мусаясул никогда не отрекалась от собственного сына.

Не владел ауарским вовсе не художник-политэмигрант Х.Мусаясул, а всё потомство гамзатовых, в том числе и те, кто сегодня "любят Землю Обетованную" и демонстрируют свою произраильскую позицию открыто.Так что здесь всё завязано в один узел. Закономерно.

Напомним в качестве иллюстрации генетического прошлого таких израильтянок как Шахруза Амирханова: супруга Р.Гамзатова (она же и его двоюродня сестра) возглавляла Дагестанский музей в Махачкале, затем эта должность как бы "по наследству" перешла её дочери. Родной брат Р.Гамзатова-будучи учителем математики по образованию- возглавлял ДНЦ РАН. Сам автор этой статьи, как минимум, дважды попадал под дискриминационные выходки семьи гамзатовых.Причём совершенно беспричинно- только из за принадлежности к фамилии "Мусаев" и ничего больше. В настоящее время т.н. "Аварское культурно-просветительское общество ЦIор" с ещё одним "израильтянским маарулавом" историком Т.Айтберовым в руководстве нам видится как группа "патриотов" с тем же гамзатовским уклоном, поэтому мы от неё и раньше дистанцировались, а в наши дни тем более. Ничего общего между нами и ими быть не может кроме однозначного противостояния.

У монголов был такой обычай- истреблять предателей до последнего, вплоть до младенцев в колыбели. Нам это совершенно претит и такой радикализм мы не поддерживаем. Но поддерживаем другой метод - "дерасулизацию Дагhестана", под которой мы имеем ввиду избавление от любого публичного проявления симпатий к Р. Гамзатову, в том числе это касается всех названий улиц и всех памятников так или иначе, связанных с Гамзатовым, включая его "Журавлей", зачем-то возведённых в Гунибе, а не у себя на родине- в селе Цада Хунзахского района. Гуниб - это "Андалал" из Конфедерации Вольных Обществ, а Хунзах - логово казнённой ими ханши Паху-Бике. Это - разные политические полюса на Кавказе. Одни- "свобода или смерть!", а другие - опорный столп царизма. Логично, чтобы рекламой его гусей, летящих в "Землю Обетованную" или куда-то там ещё занимались его же сородичи, а не ауарские конфедераты. Нам совершенно нет нужды ни в Гамзатове, ни в его "саклях", "аулах", "годеканах", "чарыках" и прочих набивших оскомину штампах. Мы ни к чему не призываем, а лишь озвучиваем наше личное мнение. Ещё одна деталь к портрету Гамзатова...В турецком эмигрантском журнале при жизни самого Расула Гамзатова было опубликовано интервью, где на вопрос одного из местных черкесов о том, что он думает о тех гражданах СССР, которые удостоились Нобелевской премии как поэты, Р.Гамзатов ответил: "Евреев много в числе тех кого вы назвали. Запад к ним не равнодушен".