Копаюсь в собственных архивах, и диву даюсь

Прескриптум 2
  к архивному варианту романа "За гвоздями в Европу"
 
  Часть 1
 
  Речь о книге "За гвоздями в Европу".
  Книги с этой обложкой тиражно не печатались, хотя в базе данных Букстрима такой вариант книги был.
  Говорю об этом в прошедшем времени и с сожалением, так как осенью 2015 года Букстрим "приказал долго жить".
  Очень жаль. Жаль и Букстрим, жаль и себя, так как чисто "по лени" я эту книжку себе так и не отпечатал; а единственный имеющийся "пробник" подарил кому-то из друзей. Даже не помню кому. И был ли этот пробник вообще, или мне эта история приснилась?
  Надеюсь, если не приснилось, что этот экземпляр когда-нибудь (лет через 50-100) отыщется на чьём-нибудь чердаке, и станет библиографической редкостью.
  А вариант книги был интересен. Прежде всего тем, что он представляет собой один из самых ранних вариантов книги (и не только по названию, но и по содержанию), и важный этап из написательской истории "конвульсивно перфекционирующего" романа "Чочочо".
  Вы можете спросить, какого чёрта, мол, я рассказываю об этом так подробно? А также можете добавить, что дядя, мол, зазнался совсем, "заранее зазвездил", и что это, мол, уж совсем ни в какие ворота.
  Я ваше негодование, недоверие и всё такое прочее понимаю. Фейками и рекламой в народе наелись по самые уши.
  Ну так и я как раз об этом же самом. Просто хочу уточнить: речь идёт не о звёздности автора, ибо эта мулька мне самому не нравится и, честно говоря, даже не грозит, а я хочу показать предположительную дорожную карту (это модное и клёвое словосочетание в политике) по росту "известности романа"!
  А звёздность автора и известность его произведений - это две большие разницы.
  Роман рано или... скорей, именно поздно, но: он станет знаменитым... ладно-ладно, не знаменитым, простите, я специально ошибся. Чтобы разозлить кое-кого:
  "Просто.
  О.
  Нём.
  Начнут.
  Говорить".
  Сначала как о казусе в литературе, граничащим с самой безудержной графоманией, и как бы относящимся к ярчайшему образцу графомании: в самом отрицательном, самом маниакальном смысле.
  Затем "ярчайший образец графомании" понизится до степени "он всё-таки смахивает на графоманию".
  Далее критика начнёт подставлять мерки и ставить метки. Например такую: "пожалуй, это ближе к графомании, нежели к литературе".
  Ещё лет через десять-двадцать: "однако оно (дерьмо этакое) довольно маргинально = оригинально выглядит".
  Через следующий десяток: "Ё-моё, да это же новое слово в литературе" и "Какие же мы все олухи". И ещё: "это такой своеобразный шедевр": "наивный, но честный"; или так: "многословный, но такой этнически русский"; и "не по правилам, зато по своим правилам". И расшифровка: "да, нудноват, но, бляхмух, и "война с миром" нудноваты, дык держатся чегой-то в топе100, и даже - у некоторых знатоков мировой литературы - в топе50".
  И, под занавес (а графомано-писатель давным-давно уж почил в бозе): "Это для медленного чтения... В веках".
  Это круто:
  - Блинъ! Трахать моего Пегаса!
  Воздушные аплодисменты, и все ангелы встают.
  На Земле и под землёй ещё проще, не торжественно, по-бытовому, в гробу кто-то заворочался: "я же говорил". И все, словно с цепи сорвутся, закричат, зашепчут, в газетах и интернете пропишут: "он говорил, он говорил..."
  В правоте семи абзацев, начиная со слов "Просто. О. Нём..." не сомневаюсь ни грамма.
  К этому имеются все предпосылки. Объяснять не буду: ни к чему это.
  Просто запомните эти сейчас глупо звучащие слова.
  И вспомяните прозорливость неизвестного никому графомана, "абсолютно не умеющего писать книжки".
  И которому, как высказался один доброжелатель из Прозы.ру, "место с щёткой на тротуаре!"
  Ну, да и ладно. Это проза о большой и настоящей жизни "обыкновенных архитекторов из глубинки" - представителей, пожалуй, самых обижаемых из всех благороднейших профессий в мире.
  Это не какая-то интернет-ноосферная, значит болотная, часто мутная, никчемушная, словообразовательная, формалистская, тренировочная, полигонно-испытательная, часто именно графоманская "proza.ru" и мошковский "самиздат", *** . Место звёздочек заполнить имяреками сайтов, по собственному вкусу.
  А к троллям и злопыхателям (последние отнюдь не звездаты, но зело звездануты) не привыкать.
 
  ***
 
  Итак, были бы у меня биографы с библиографами, то они-то уж точно бы отметили, что в данной версии романа глава "Париж, Paris, Парыж" ещё входит в состав романа, но уже в качестве шатающегося зуба, который рано или поздно обязан был покинуть этот понарошку джентльменский и крепкий на вид, если не раскрывать рта шире, чем того требует этикет, Тайный Союз Красивых Челюстей.
  (Кстати, вот и тема для очередного серийного романчика. А он - сволочной и неясный - уже начал писаться. В режиме онлайн, под рабочим названием "Dublin Pub Cam". Первый романчик этой серии называется "У попа была собака").
  Последняя глава "Загвоздей в Европу" и раньше-то выпадала из романа: прежде всего потому, что речь в ней шла о "героических пацанах" в Париже.
  А в романе самая толстая тематическая линия, не очень удачно называемая "путешествием" - у пацанов, или "хождением" - если изъясняться академическими терминами, протянута по Германии: а если точнее, то по городу-герою Мюнхену.
  В романе его шутливо именуют "Мюнихом" - согласно двойной фонетической транскрипции: немецкое написание "M;nchen" > английское написание "Munich" > вольная русская транскрипция "Мюних".
  Или говорят так: "Муних, Мунихуй, Мюнихер", включая запчасть от "мудака" (му) и "них", что почти означает немецкое "nicht" - "нет" или русское матершинное "них***" - синоним слова "ничерта". "Мюнихер" - это "монах" (der M;nch): именно монахам обязан город своим возникновением, плюс "господин" (Herr - нем.). А также оставшееся в черновиках также забористые варианты: "Мюглих", "Мёглихъ" - от "возможно", "возможность" (die M;glichkeit) с сексуальным подтекстом "может - не может"= "у него хер не стоит". Этими словами уже можно подтираться, так они - вполне туалетно - звучат.
  А жители этого города выходит что: "мюглихи" и "мёглихъцы". Даже "москали" не так обидны москвичам.
  А вообще-то по большому гамбургскому счёту... чего-вот мюнхерцам и мюнхенцам обижаться на русских? Тем более на графоманов: тем более - не мечтающих пробиться в писатели.
  Вот аргумент от Бима Нетотова, одного из героев первого плана: "Мы ж его (Мюнхен - прим.авт, цитата по памяти) даже не бомбили, ни разу". "За что" я сильно сомневаюсь: так ли уж ни разу? Может, пока там не было союзников, всё же удалось исподтишка (украдкой, тайком, под шумок) пару показательных бомбёшек сбросить: типа маленькой советской хЕросимки? Извините, никакой неприязни нет, есть только злость на фашистов!
 
  ***
 
  Есть в романе главы (вернее, даже целая "часть") о подготовке к путешествию (вспоминаем "Троих в лодке" Дж.К.Джерома), а также дорожно-блокнотные записи.
   Но: первое из списка - это как необязательный, но непременно утяжеляющий груз, который сопровождает любые сборы хоть куда.
  Этот груз рано или поздно становится лишним.
  Он, как бы его не было жалко, и "как трудно будет без него прожить", но он всё-таки не спички, и не вода на случай десантирования в пустыне.
  Всё это "как бы пригодится" отбрасывается в сторону, буквально в исходном пункте "А", и ровно за секунду до отбытия.
  В романе отбросить лишнее сложней.
  "Ненужность" чего-либо определяется не сразу, а после того, как роман написан полностью. Это, конечно, ужасно (писатели поймут - о чём им говорит графоман). Это писателю обидно, а то и смертельно (от петли до "аффтар выпей яду"). А графоману хоть бы что. Графоман не гордый. И не торопится. Он перепишет, не беспокойтесь. Он уже "выщербил" несколько неудачных и тяжеловесных глав, которые гораздо позже пожалел, и состряпал из них небольшую слоёнку под названием "Парковка задом".
 
  Лишность, избыточность, прочие синонимы, касаются как объёма произведения, так и дополнительных сюжетных линий.
  Так и в моём графомании-романе "имеются излишества". Их хватает. Даже не так: они процветают. Махрово и всяко. Пышно-конопляно и перфекционистски сухо. С перебором и недобором, можно на гитаре, а можно на клавесине.
  Пробовали сбацать на фортепиано? А сидя под клавиатурой? А давя на клавиши изнутри пианинного организма? А дёргали ли за струны щипцами? А расчёской или шваброй пылесоса?
  А пробовали крутить настроечные головки, добавляя мелизмов средней из трёх струн, составляющих ноту? А проверять на прочность красивенькие такие фетровые молоточки?
  А котом (повторяю медленно: кооо-тооом: домашним животным таким) по клавиатуре пробовали?
  Я пробовал. Всё перечисленное. Правда, в детстве.
  Странно, что я не стал, на худой конец, Сальери-Сальерой (для тупых), ой, уж не говоря о Моцарте: с хорошей причёской, но с дрянной могилкой типа "ров для бездомных и плохо кончивших".
  А я стал истязателем одной семиструнки и пятка' - другого шестиструнных гитар. И под них выдумывал тексты песен.
  Потом сочинял летописи для пластилиновых стран, ибо пластилиновые человечки хорошо воевали, но у них не было предусмотрено письменности. За них писал историю их Бог и Создатель. То есть Я с большой буквы.
  Уж не с этих ли экспериментов с музыкой и буквами у меня завязалось вялотекущее литературное влечение, включая эпистолярный жанр?
  А после у моей литературы выросли ноги: правда, похоже на то, что то место, откуда ноги росли, было гораздо важнее литературных ног. Настоящая Жопа (Жопенция Бездатая) всю жизнь верховодила моими ногами. И не только ногами, но даже головой.
 
  ***
 
  Ниже предлагаю ознакомиться с моей литературологической (по аналогии с понятиями "физической", "физиологической") анатомией.
 
  Если распилить мою голову по вертикали, то увидите вместо анатомического экорше разрез многоэтажной библиотеки. Библиотека называется "Графоманус Санаториум". В ней живут:
  - персонажи;
  - прототипы;
  - тараканы сапиенсовидные;
  - герои: атагонисты и протагонисты, персонажи второго, третьего и всех последующих планов - как прислуживающий класс;
  - существа необъяснимые, звать их Женщинами- Писательницами. Фамилии почти у всех: Ё-Моё;
  - твари до конца неисследованные, их сонмы: видений и фигур поконкретнее.
 
  Зрительный образ Санаториума примерно такой, каковой изображён у меня на сайте в ЖЖ. Страничка также называется "Графоманус Санаториум". Собственно, тема графоманского санатория, расположенного в башке графомана, родилась именно в муках рождения сайта, и в момент нахождения картинки, которую я определил как "это что-то близкое к тому, чего я и хотел", но осознал и материализовал идею не сразу, а, как водится, частично во сне, частично по наводке Интернета - вот же сволочь: и в мой мозг залез! Вот же я ему задам!
  Разница образа найденного в интернете, и идеального образа, который никому в мире не нарисовать, заключается в том, что "Графоманус Санаториум" вовсе не маленькое сооруженьице в голове графомана, а это целый мир в голове графомана - многослойный и структурированный по этажам и вглубь, с множеством потайных дверец. За каждой такой потайной дверцей новый, неожиданный, непредсказуемый, изменчивый, колеблющийся, прозрачный мир, который лишь для понимания его метафизической сути транслитируется в зрительно понятный образ.
 
  ***
 
  "Идеальный и неподкупный читатель", а также внутренний "критик, берущий взятки", сидящие в моём мозгу на полном обеспечении, всё это видят, но относятся к этим артефактам каждый по-своему: в точном соответствии с поделёнными между собой ролями злого (неподкупного) и доброго (берущего взятки) следователей.
  Так в Мюнхене главный герой попутно с прочими приключениями довольно-таки неакцентированно, но-таки ищет некий сюжетно законспирированный "синий гвоздь".
  По первоначальной, а, вернее, по родившейся (в пути написания) задумке, этот гвоздь:
  А) составлял цель путешествия главного героя;
  Б) существовала также в качестве "прикрытия" куча ржавых гвоздей, вполне неохотно собираемых сладкой парочкой Кирюха+БимНетотов по блошинкам, и выдёргиваемых из фундаментов ("айн штюкен" на весь Мюних: при этом мы знаем, что в фундаментах гвоздей не бывает). Что это? Стёб над обывателем? Разумеется! в самом едва прикрытом виде.
  Тут нам вспоминаются Ильф с Петровым, у которых что ни перл, то инверсия жизни.
  В) по нераскрываемой авторской версии "синий гвоздь" он же "из синего золота" тайно олицетворял связь с произведением "Фуй-Шуй". Об этом, к сожалению или к счастью, знает только автор. Этот синий "металлический герой" является в некотором роде одним из ключей-символов ужасно конспирологической - хлеще всякого раскрывшегося донага масонства - детективной истории о статуэтке "Фуй-Шуй".
  А эта история с Фуй-Шуем претендовала на разворачивание в целую серию, охватывающую период с февральской революции в России до первой осьмушки века двадцать первого.
  История с гвоздём, кстати, на сегодняшний день "недораскручена". Это сказано для тех недоброжелателей, которым не пофигу моя литература как плодотворное основание для столь же плодовитого троллинга, так как будто бы является одним из доказательств моей несостоятельности как писателя. Ибо и якобы, мол, этот товарищ, претендующий на некое вакантное и как бы его законное место в литературе, элементарно не доводит до конца начатые им же сюжетные линии.
  Однако, я говорю об этом открыто, я об этом знаю. И это знание - мой "устный документ" защиты, моя декларация о частичной невиновности... не приведи господи... судиться в издательстве. В божественном, конечно, издательстве (изд-во "Страшный Суд"), а не в реальном. Сбросьте срок, господа заседатели! Простите, черти и чертессы!
  Итак, с пресловутым Синим Гвоздём покончили.
  Делаем паузу.