La peste antica

 
- Дэн, не трогай, — шикнула Лина и отдёрнула руку сына, тянувшегося к останкам мамонта.
- Я только один разочек!
Дэн вырвался и ткнул указательным пальцем в зуб, лежащий на постаменте перед массивным скелетом. Рука скользнула по острому краю, и Дэн взвыл. Все обернулись в сторону мальчика. Воспитательница укоризненно посмотрела на Дэна и Лину. Родители и дети уставились на капающую с пальца кровь. Экскурсовод, молодой студент исторического факультета, прервал лекцию и бросился к зубу.
- Если вы испортили, — завизжал он. – Если испортили.
- Всё хорошо, всё цело, — повторяла Лина, выуживая из сумки салфетки и приложив одну из них к ладони сына. - Мы лучше пойдём.
Она взяла на руки Дэна и выскочила из аудитории в коридор. Запуталась в бесконечных переходах университета и плюхнулась на первый попавшийся диванчик. В музей, расположенный в бесконечных аудиториях, их привёл лектор и дорогу обратно она не помнила: коридоры и высоченные двери. Столетнее здание, как мамонт, было огромным и не приспособленным к современным потребностям.
Идея сходить в выходные с группой детского сада в палеонтологический музей при местном вузе с самого начала не понравилась Лине: опять вставать в семь утра, тащиться на другой конец города, с деланным интересом пялится на старые кости. Хотелось выспаться, два раза в неделю не такая большая роскошь, но Дэн так просил. Хандра окутала Лину и стало мерзко: осень, дождь, грязь, теперь ещё это. Воспитательница и так прохода не даёт: Денис то, Денис се.
- Болит? – осмотрела Лина руку.
- Не-а, — насупился напуганный Дэн.
- Давай по мороженке, как выберемся из лабиринтов знаний, — улыбнулась Лина и, увидев студенток, подскочила, потянув Дэна за собой. – Бежим, спросим, как выйти.
 В машине, обычного говорливый, Дэн молчал и дома весь день хмурился. Пялился в телевизор, меняя его на планшет. Спрашивал, когда же вернётся папа, не проказничал, не пытался играть с котом и строить башни из кубиков, которые с грохотом падали и разлетались по всей квартире.
«Вырос, понял, стыдно», — думала Лина и косилась на сына, но к вечеру забеспокоилась. Мороженое было лишним. У Дэна поднялась температура. Жаропонижающее не помогло. Муж, как назло, в командировке и так хочется спать. Лина вызвала скорую. Укол тройчатки – смеси из дротаверина, анальгина и димедрола должна была помочь дотянуть до утра, а там приедет дежурный педиатр.
Машины с мигалкой всё не было, да и жаропонижающее наконец-то подействовало. Дэн уснул в родительской спальне, и Лина не стала переносить его в кроватку. Примостилась рядом, мгновенно провалилась в страшный сон: воспитательница писала жалобу заведующей и ухмылялась.
Лина проснулась так же резко, как и уснула, потрогала голову сына. Вновь начался жар. Кожа вокруг ранки почернела. Синева поднялась к локтю. Лина вновь позвонила в скорую, но её не слушали. «Ждите», — раздалось в трубке. Лина обняла сына и опять провалилась кошмарный сон, в котором палец Дэна на месте пореза чернел и сох.
Стон, сначала тихий, а потом перешедший в рёв разбудил Лину. Она резко села, встряхнулась и в полутьме принялась искать на кровати сына. «Наверное, в туалете», — подумала Лина, не найдя, и, встав, упала навзничь. Кто-то схватил её за лодыжку и дёрнул.
«Дэн, это не смешно», — взвизгнула Лина и обернулось, чёрное существо с обезумевшими глазами одетое в футболку Дэна выпрыгнуло из-под кровати и вцепилось в тунику. «Это сон, сон», — повторяла Лина и, поддавшись ужасу, пнула напавшего и бросилась к входной двери.
***
- Наставят домофонов и не открывают, — ворчала полная фельдшер в синей рабочей куртке, с копной химических кудрей под сбившимся колпаком. – Хорошо люди заходили.
- Пришли уже, звони, — пыхтел за ней мужчина с жёлтым объёмным чемоданчиком.
Женщина нажала на кнопку звонка, но никто не открыл. Дверь шевельнулась, качнулась туда-обратно. Раздался стон.
- Скорая, — толкнул мужчина двери и ойкнул. В тёмном коридоре белели два глаза. Свет, падающий с площадки, выхватил засохшие чёрные потёки на белой тунике.
- Говорили с температурой, а здесь мордобой. По-русски говорите? – уверенно шагнул мужчина в квартиру.
В темноте он принял женщину за афроамериканку. Та сделала шаг навстречу, схватила за плечи и впилась медбрату в шею. Раздался глухой стук – упал чемоданчик с лекарствами, и женский крик: «Помогите!»
Семёновна отпрянула от дверного глазка. Бессонными ночами она пялилась в старенький телевизор или смотрела в окна: на белые хлопья первого снега, собачников, запоздалых прохожих. Скорые приезжали редко. Набежавшая сонливость исчезла. По отзвукам с подъездной лестницы Семёновна поняла, что идут на четвёртый этаж, и прильнула к глазку. Мужчина и женщина замерли перед дверью Лины. Раздался грохот. Фельдшер закричала и заколотила в дверь пожилой женщины. Семёновна на секунду задумалась: «Пусти, потом не оберёшься», — но любопытство перевесило страх.
- Там она, закрывайте, — шептала фельдшер. – Как вцепится Сашке в плечи и за шею. Кровь брызнула. Ужас.
Захлопнула за собой дверь, легла на неё и пыталась отдышаться. Белый колпак остался на площадке.
- У Линки муж буянит? Так он в командировке, — недоверчиво посмотрела Семёновна на фельдшера.
- Это она, оно, — фельдшер повернула замок и накинула на дверь цепочку.
Снова раздался грохот, и фельдшер рванула в комнату.
- Никому не открывайте, я пока полицию вызову и психушку.
Семёновна вновь приникла к дверному глазку. На площадке стояло подобие женщины с почерневшей сморщенной кожей, в грязной, когда-то белой тунике с чёрными потёками. Она стучала в двери и стонала.
Завибрировал на столе телефон, и Семёновна отвлеклась. Посыпались сообщения в домой чат:
- Что происходит? Вы время видели? Три ночи.
- Кто это долбит?
- Вы там с ума все посходили?
- Я сейчас выйду, разберусь!
- Сидите по квартирам! – рявкнула голосовым Семёновна. – У Линки проблемы. Чёрная вся. Врачи разберутся.
Семёновна косилась на фельдшера, но та прятала глаза.
На несколько секунд чат затих, а потом вновь разорвался от сообщений.
Раздался выстрел, затем ещё один. Семёновна бросилась к дверному глазку, но её опередила фельдшер и принялась комментировать:
- Мужчина из квартиры напротив вывалился на площадку с оружием и палит по ней. У женщины, похоже, химический ожог. Стресс, на адреналине ходит. Хотя, может и гангрена, но с таким поражением не живут. Сошла с ума от боли. Сейчас приедут, разберутся.
- Приехали, — прислушалась Семёновна.
Двор наполнился полицейскими сиренами.
- Дайте и мне посмотреть, — толкала вбок Семёновна гостью.
Грохот повторился.
- Укатилась. Споткнулась и по лестнице вниз. Кранты ей, — отошла от двери фельдшер.
Семёновна прильнула к глазку. Пусто. Она вновь засеменила к окну. Полицейский наряд вместе с крепкими мужчинами в белых костюмах из-под синих курток пытались попасть внутрь. Подъезд наполнился криками и стрельбой. Затем резко всё стихло. Только телефон не переставал сыпать сообщениями не только у Семёновны, но и у фельдшера.
Раздалось гудение громкоговорителя: «Ваш подъезд закрыт на карантин. Из квартир не выходить. Это опасно».
Послышались крики из окон:
- Вы совсем охренели. Мне на работу.
- Да дайте поспать. Возьмёшь отгул.
- Иди спи. Больничный откроете? Куда данные полиса присылать?
Фельдшер села в единственное потёртое кресло «привет, шестидесятые», схватилась за голову и расплакалась:
- Как же дети? Я умру. Мы все умрём.
- У Лины был ребёнок! – засеменила Семёновна к дверям.
- Вы с ума сошли, — бросилась за ней фельдшер. – Ему уже не помочь. К ребёнку нас и вызывали.
На площадке раздалось шуршание и скрип. Семёновна прильнула к глазку.
- Ваш почернел. Ходит, мыкается.
- Господи, про Сашку-то я забыла. Надо его впустить.
- Не надо, — тихо и твёрдо сказала Семёновна. – Сама смотри.
Фельдшер прильнула к глазку и отпрянула.
- Действительно почернел. Так быстро. Сколько времени прошло? Час, тридцать минут? Если болезнь распространяется настолько стремительно, то мы точно уже мертвы.
- Не нагнетай, — строго посмотрела Семёновна. – Мука есть, сахар есть, электричество не отключили. На одних лепёшках проживём. Квартирка, правда, однокомнатная. В тесноте, да не в обиде. Мужиков, главное, не води.
От этих слов фельдшер заплакала ещё сильнее. Семёновна же взяла телефон.
- Две тысячи сообщений. Матерятся. Друг друга таскают. Перекличку устроили. Говорят, бродит головешка внизу. Скоро и ваш туда укатится. Заболевших больше нет. Непонятно, что с ребёнком. Сходить, посмотреть? Спасём мальца.
- Если вы выйдете, я захлопну двери и вас не впущу, — замотала головой фельдшер.
Зазвонил телефон.
- Вспомнили, — ухмыльнулась она и с важным видом подняла трубку.
Семёновна слушала и удивлялась. Гостья выслуживалась перед начальством, затем перешла на истеричный крик: «Нет, костюм не нужен. Я из квартиры не выйду».
- Совсем обнаглели. Говорят, костюм через окно передадим, возьми у них анализы, — запричитала она. – Жопы свои прикрывают. Женщина-то ещё часов в десять вечера звонила и говорила про мальчишку. Второй раз сказала, что рука посинела. Записи подняли. Что теперь будет? Что бу-у-дет?
Квартира наполнилась рёвом и грохотом. Семёновна бросилась к глазку. В двери скрёбся почерневший медбрат. Затем пошёл пеной и упал. Обугленная кожа высохла и обтянула кости. Нос втянулся, глаза ввалились, и только белые зубы сочились светом отражаясь от лампочки, освещавшей площадку.
- Ваш всё. Значит, и Лина скоро того, высохнет в мумию.
Фельдшер прильнула к глазку и набрав номер быстро заговорила по телефону, описывая то, что осталось от медбрата.
Семёновна вновь вернулась к окну. На улице раздались крики и выстрелы. Затем всё стихло. Крыльцо покраснело. Первый снег сполз со ступенек.
- Дурень, вот дурень, — охала Семёновна. – Васильич с первого совсем глухой. Вывалился, дурень с мусором. Всегда по ночам ходит. Небом любуется. Убили. Чаю давай попьём. Хлеб с маслом будешь?
Телефон стих.
Фельдшер кивнула. Семёновна говорила настолько буднично, что ужас, происходивший за дверью и окнами казался нереальным.
- Суп есть. Я много не готовлю. Куда мне много.
От супа фельдшер отказалась. Схватила бутерброд и прильнула к окну.
- Приехали. В чумных костюмах придурки. Я им говорила, кидается дамочка. Порвёт им защиту и добро пожаловать в карантин.
- Может она уже тоже того, как твой, — предположила Семёновна.
Телефон вновь разорвался вибрацией, и Семёновна отключила гаджет.
- И так ясно, что кабздец, нагнетаю ещё. Пугают друг друга.
- Понесли, головешку понесли.
Фельдшер открыла окно и перевесилась вниз, стараясь разглядеть то, что осталось от Лины.
- Знать бы, где она заразилась. Как бы весь город на карантин ни закрыли.
- Посмотрим, — включила Семёновна телевизор.
- Можно подумать, вам там правду кто скажет, — ухмыльнулась фельдшер.
- Худшее мы и так знаем, глядишь, что ещё выяснится.
- Вот сучка! – засмеялась фельдшер. – Подруга называется. Диспетчер наш. Она вызов ми приняла. Интервью даёт, пока я жизнью рискую. Ты посмотри на неё. Дама с Амстердама. Чешет о том, что я ей рассказала. Вот стерва! И про меня ни слова, — процедила сквозь зубы фельдшер.
На экране, запинаясь и меняя цвет лица с красного на белый, рассказывала про вызов и обстановку щупленькая женщина.
- У меня там подруга, Люда Самойлова. Господи, ка —страшно-то, — разрыдалась диспетчер скорой.
Камера перешла на ведущего:
- Людмила, если вы нас слышите, позвоните с места событий, — показал он номер
- Извини, дорогая, — разговаривала с телевизором фельдшер и набирала номер.
Долго никто не отвечал. Потом раздался недовольный голос.
- Докажите, что вы — она.
- Как? — опешила фельдшер и замерла, слушая трубку.
Затем опустила телефон и протянула: «Доказательства им подавай. Сейчас я им докажу. Совсем офонарели».
Людмила направилась к дверям и сорвала цепочку.
- Ты куда? – рванула за ней Семёновна, но не успела.
Фельдшер уже прыгала над мумией, снимая останки на телефон.
Семёновна захлопнула дверь и щёлкнула замком. Умирать из-за дурочки она не собиралась: «К ребёнку она, значится, не пошла, а на телефон щёлкать, пожалуйста ».
Фельдшер услышала щелчок и бросилась обратно. Нога зацепилась за выставленную руку медбрата, и фельдшер полетела на пол. Голова ударилась о перила. Брызнула кровь из рассечённого виска. Фельдшер упала рядом с мумией и закричала. Впалый рот открылся и потянулся к лужице крови.
«Быстро, сюда!» — закричала Семёновна, открывая дверь.
 Она опоздала. Мумия уже впилась в лицо. Застучали двери Лины, будто кто-то не мог выйти и вместо того, чтобы потянуть её на себя, долбил по косяку.
Семёновна закрылась и принялась молиться. С телевизора на неё смотрели обезумевшие от страха глаза фельдшера. Телефон качнулся и сменил ракурс. Теперь он транслировал, как наполняются силой почерневшие мышцы мумии, как оживает неведомое зло.