Никогда!

***
Они стояли в тесном кружочке, сгрудившись вокруг замызганного зеркальца Людки. Было немного жутковато. Петька вздохнул, почему-то перекрестился и забубнил вместе со всеми:
– Пиковая Дама, появись! Пиковая Дама, появись!
Соответствующая карта из колоды уже давно лежала под зеркалом. «Жертвенные» конфеты были ещё раньше закопаны здесь же под кустом. Теперь по уверениям Людки нужно было смотреть в зеркало и ждать. Чего ждать Петька выяснить не успел: кто-то изо всех сил стегнул его по ногам хворостиной. Он вскрикнул. Детвора в мгновение ока исчезла в кустах, а Петр оказался нос к носу с разъяренной бабкой Матрёной. Хворостина в её руках проделала круг и с размаху ударила парня по заднице. Тот хотел дать дёру, но не успел. Бабка цепко схватила его за ухо и потащила со двора.
– Ужо я тебе покажу подлецу пиковую даму! Я тебе такую даму сейчас разрисую, что любо дорого будет. И отцу скажу. Ишь чего выдумал! С нечистью в игры играть. Вот я тебе сейчас задам! На всю жизнь запомнишь.

Дома бабка Матрёна продолжила ругаться. Если её послушать, так Петька чуть ли не всамделишного чёрта из ада призвал. Парень слушал бабкин гундёж и про себя возмущался: «Можно подумать мы что-то страшное сделали?! В эту ерунду только девчонки верят. Вроде Светки Ежовой или Людки Моховой. И вообще он туда пошел только чтобы посмотреть куда они конфеты закопают.»

Бабка не унималась. Дома старуху всерьёз не воспринимали – стара больно, работать по дому больше не может как раньше. Руки трясутся. Голова трясётся. Глаза ослабли. Головой говорят тоже повредилась: что ни скажешь, забудет. Помнит только давнишнее. Родители хотели Матрёну в больницу сдать. Есть такие специальные больницы для стариков – Петька по телевизору видел. Богадельни называются. Правда смешное слово? Парень невольно ухмыльнулся и тут же получил от бабки по уху. Он попытался сосредоточиться.

– Никогда не заигрывай с нечистой силой! Никогда! Никогда не призывай тех, кому потом не рад будешь! Даже шутки такие не шути! И в игры такие не играй. Ты понял меня? И чтобы близко тебя там больше не было! Что молчишь?!
Петька попробовал вывернуться:
– Да я ж ничего не делал. Я стоял только. А ты хворостиной сразу. Даже не разобралась.
– А я и разбираться не буду! Если ты, поганец такой, в бесовские игры играешь, то быть тебе хворостиной биту.

Потом Петьке пришлось долго мириться с бабкой. А что прикажете делать? Заступиться ведь некому: мать с отцом на всё лето уехали в город, оставив его с сумасшедшей старухой. Поэтому малой послушно на следующий день пылил следом за Матрёной по просёлочной дороге в соседнее село. Там была действующая церква. Там Петьку зачем-то окунули головой в какой-то таз, спрашивали и пели что-то непонятное, после Петька повторял за попом и бабкой дурацкие слова, из которых он запомнил только, что от чего-то отрекался. Потом на него надели крестик на белом шнурке. И только после этого бабка Матрёна наконец угомонилась и перестала его бранить.

А ещё через неделю приехали родители. И уж тут Петька был доволен. Родители долго кричали на бабку, что посмела без их ведома и разрешения, окрестить его. Отец даже хотел ехать в церковь: бить отца Александра. В конце концов конфликт погасила мать. Она сказала, что железяка на верёвочке ещё ничего не значит. И они будут жить как нормальные современные люди, и поэтому завтра увезут Петьку в город. Навсегда.

Ночью мальчик долго не мог заснуть. Радостное возбуждение от предстоящего переезда гнало сон. Матрёна тоже не спала. Всё ворочалась на печке, кряхтела и кашляла. Наконец прошептала:
– Ты на меня, старуху, не серчай. Может и не свидимся больше. Но запомни слова мои: кто от сатаны отрёкся, тому дороги назад быть не должно. Ты теперь на другой стороне.
Петька приподнялся на кровати.
– На какой это другой?
– А на такой, что с этим сатаной смертный бой ведёт. Ты как воин теперь должен быть – верный и крепкий.
Петька представил бабку Матрёну и тощего, лопоухого отца Александра в образе воинов Божьих и прыснул от смеха. Но бабка не осерчала. Вздохнула только.
– Смотри, парень, никогда не играй с сатаной. Никогда! Обещаешь?
Внезапно мальчишке стало жаль бабку, которая в общем-то любила его. А вот завтра останется в своем домишке одна. И не для кого ей будет печь оладьи по утрам, собирать на огороде сладкую клубнику и варить варенье. Петька подумал-подумал и сказал только одно слово:
– Обещаю!

Они действительно больше не встретились. Петька на следующий день уехал, а Матрёна прям под Рождество Богу душу и отдала. «Окопытилась старая» – так за завтраком объявил отец и больше о Матрёне в семье не вспоминали. А Петьке было жаль бабку. Она же не виноватая, что такая старая стала. Мальчишка очень жалел, что ругался с ней часто, и что больше не увидит её. И что сделать ничего уже нельзя. И тогда он придумал, что есть всего лишь одно единственное, чем он может порадовать умершую старуху. Он может сдержать данное ей слово. В конце концов это такая малость.

***
– И что дальше? – участливо спрашиваю я.
Мы с Петром Аркадьевичем сидим в парке санатория. Меня привели в этот санаторий одни проблемы, его другие. В общем-то нестарый еще мужчина был обезображен ожогами. Руки, лицо, шея – всё в рубцах, свидетельствовавших, что ему довелось побывать в огненном аду. Как только выжить удалось? Эта мысль не даёт мне покоя. Но понятно, что спрашивать о таком не деликатно. Поэтому молчу. Если захочет, то сам расскажет.
– А дальше я через эту бабку чудом жив остался. И дочку мою считаю она спасла.
– Как так?
– А вот так.
Он замолчал. Посуровел. Мне даже показалось лицом потемнел. А в глазах похоже отражались огни того пожара. Резкий порыв ветра заставил меня поднять воротник пальто и закутаться посильнее в тёплую шаль,. Мой спутник поёжился и посмотрел на меня.
– Предлагаю зайти в кафетерий. Мы будем греться чем-нибудь вкусным и полезным. А я расскажу вам окончание этой истории.

Полчаса спустя, ожидая горячий чай с корицей, гвоздикой и перцем, он решил продолжить рассказ.
– Случилось это, – и он показал на обезображенное лицо, – не так давно. А вот начало трагедии положено я считаю лет пять назад.
– Как так?
– Сначала всё нормально было. Как у всех. Учился. Армия. Опять учился. Работал. Женился. Девчонку завели. Машкой назвали. Я её втихаря Матрёшей величаю. Это у нас с ней игра такая секретная. От жены.
– Почему же секретная? Матрёша – милота да и только.
– Да ругалась, что имя деревенское. Супруга вообще дочь хотела Снежаной или Анжелиной назвать. Тут я не дал. Фамилия у нас самая простая – Гвоздёвы. Всякие Мальвины да Антилопы с такой фамилией рядом не встанут. Одна насмешка получится. Поэтому сошлись на Марии.

Я кивнула. Действительно насмешка.
– И вот как девчонка у нас появилась, то начала жена моя, Ирина, все зудеть, что нужно нам за город переехать. Вроде как воздух чистый, экология, да и ребёнку полезнее. И тёщу подговорила. И вот насели они на меня с двух сторон, а я что… Я для девчонки что угодно сделаю. Даром что карапузица. А как взглянет, улыбнётся беззубым ротиком, ручуськи потянет ко мне, так и растаю. Всё что угодно готов за малышку отдать. Согласился я. Стали дом подыскивать. Да и решили вернуться, так сказать, к истокам. Не поверите – в ту самую деревушку, из которой я родом. Дом старый, конечно, сгнил давно. Пришлось отстроить заново. Отца Александра тоже давно в помине не было. А вот заброшенный дом, во дворе которого мы Пиковую даму вызывали получил второе рождение. Будь оно неладно!
– Как интересно. А что с ним, с этим домом не так?

– Купили его нувориши какие-то. Типа реставрировать будут, всякие съёмки за деньги организовывать. Заплатили кому следует. Им разрешение на блюде. Мол теперь у бывшего особняка господ Чертовых новые владельцы. Только местным эти бумаги без разницы. Если чужаков не примут, то и дом подпалить могут, и кротов на участок привесть. Да мало ли в деревне способов насолить ближнему своему. Поэтому решили они деревенских в гости зазывать. Типа не просто так, а вроде как на праздники. Детям сладости, игры всякие, прятки, лазалки. Взрослым свои развлечения. Да уж больно мне эти новые хозяева не по нраву пришлись.

– Почему? Вроде ничего плохого они не делали.
– Да вроде улыбаются тебе, а глаза пустые, холодные. Или вот вопрос задают. Ты отвечаешь, а они как будто не слушают. Не интересно им на самом деле. Просто для видимости рядом стоят. Типа общаются.
– А супруга ваша как?
– О! Они с тёщей вообще оттуда не вылезали. Дай им волю, так и поселились бы там.
Пётр Аркадьевич вздохнул и полез во внутренний карман пиджака. Достал маленькую фотокарточку. Миловидная молодая женщина мечтательно смотрит в объектив. На руках у неё младенец.
– Здесь Машутке полгода всего. И Иришка… – Он опять вздохнул и замолчал. – Ты извини. Я как-нибудь потом доскажу. Позже. Не могу сейчас.

***
Сладковатый запах прелой травы проник в дом как раз в тот момент, когда Ирина соскочила с постели и, пробежав босиком по дощатому полу до окна, распахнула его. В детской кроватке сладко посапывала Машутка. Пётр проснулся и посмотрел на жену.
– Холодно. Чай не май месяц. Закрой окно.
Ирина недовольно поморщилась. Она считала Петра неженкой. Всё то он не любил, всего опасался. Чай пил тёплый. Воду без газа. Мясо без перца. Фильмы страшные не любил. От ужастиков его тошнило. Не мужик, а моллюск какой-то. Правда зарабатывал хорошо. И в дочке души не чаял.

– Мы сегодня в чертоху пойдём. Ты с нами?
Чертохой в деревне называли старый дом господ Чертовых. Тот самый который выкупили и отстроили заново.
Пётр встал, потянулся и, наконец, закрыл окно.
– Машку простудишь. Не зачем вам по чужим домам шастать. Зачем собрались?
– Праздник будет. Хэллоуин. Детям подарки обещали, конфеты, аквагрим. Аниматоры из города приедут. Да вся деревня соберётся.
– Я против. Ты же знаешь. Каждый год одно и то же. Нечего нам этих тыквенных господ ублажать вниманием. Хочешь праздник, устрой дома. Или давай к родным съездим. Да и что это за праздник такой? Навыдумывают пакостей и радуются.
– Хватит ворчать. Подумаешь тыквы он испугался. Аквагрим ему не угодил. Раньше ходили и сейчас пойдём. В конце концов ты мне не указчик.

Это, к сожалению, была правда. Ирина редко прислушивалась к словам мужа. В конце концов она тоже зарабатывает, тоже вкладывается в их семью. И имеет право голоса ничуть не меньше, чем он. Ирина налила себе и мужу по кружке чая и примирительно сказала:
– Мама считает, что ничего плохого в этом нет. А потом говорят в новой усадьбе съёмки фильма будут. И наших деревенских вроде тоже могут позвать. Может в массовку, а может и роль со словами дадут. Прикинь! И детей вроде организовать хотят для съемок. Я даже кусочек подглядела.

Пётр непонимающе уставился на жену.
– Чего подглядела?
– Ну как у них там на съёмках все выглядеть будет. Представляешь они на потолке огромную козлиную голову нарисовали. А на полу какую-то геометрическую хрень. Вроде пятиугольника со звездой и непонятными загогулинами. Стены сделали под неотесанный серый камень. На стенах установлены факелы, а в нишах подсвечники со свечами.
– С какими еще свечами? – мужчина схватился за голову.
– С обычными. Там еще помосты сделали. На них дети будут стоять в черных плащиках и петь.
– Что петь?
– А я почем знаю? Я же только кусочек подглядела. Случайно. Ну в любом случае в музыке ничего плохого нет. А вдруг это для Машутки шанс. Снимется в ролике. А там глядишь и дальше пойдёт: реклама, ролики, Ералаш.
– Я против. Дети должны играть в детские игры. С детьми. Дома или на детской площадке.

В тот день они сильно поссорились. В итоге у Петра разболелась голова, он выпил таблетку и уснул. И как будто в детство вернулся. Старый заброшенный двор, зеркало, свеча. Только он один и взрослый. Внезапно Пётр вскрикнул. Кто-то больно его лупанул по ногам. Оглянулся. Старая бабка Матрёна. Всё как тогда, в детстве. И хворостина в руке знакомая.
– Что ж ты, Петюнька, творишь? Ведь просила тебя, умоляла!
– Бабусь, да я ж никогда!
– А семью беречь кто должон? Беги теперь, Петюнька, со всех ног беги.
– Куда?
– Да туда ж. К иродам этим. Ну! Просыпайся! Живо!

Ещё один удар хворостиной пониже спины и всё исчезло. Пётр проснулся и открыл глаза. Потом встал и решительно двинул к усадьбе. Через двадцать минут он топтался на пороге. Не станет ли он объектом насмешек? В конце концов его неприятие новомодных развлечений давно всем известно. На входе его радушно встретили, хозяйка принесла стаканчик с нарисованным улыбающимся черепом.
– «Кровавые радости» дорогому гостю, - весело прощебетала она.
– Что? – опешил Пётр.
– Чай, говорю. С мороза хорошо. Проходите в зал. Там уже все собрались.

В зале действительно собрались все. На длинных скамьях, покрытых тёмной тканью, сидели люди. Почитай все деревенские здесь. Может за исключением пары старух и таких же как он нелюдимых упрямцев. На потолке козлиная морда, осклабившаяся, довольная. На полу какие-то знаки – всё как говорила жена. Пётр стал всматриваться, пытаясь отыскать семью. Но первой кого он увидел была дочь. Пятилетняя кроха стояла на помосте с другими малышами. На ней был нацеплен черный плащик, белокурую головку венчал ободок с маленькими красными рожками. Лицо Машутки разрисовали. Видно, аквагрим был в начале развлечений. У девочки вся мордашка была вымазана белой краской. И только губы неестественно алели, да две вертикальных линии у уголков изображали стекающую кровь. В руках дети держали планшетки. Должно быть с текстом того, что должны были исполнять.

– Прошу прощения, – Пётр отодвинул локтём видеооператора и прошёл к помосту. – Не знаю, что здесь происходит, но нам пора. Ира, мама, на выход!

В зале зашушукались. Кто-то захихикал. К Петру подошла хозяйка.
– Пётр Аркадьевич, дорогой. Ну что же вы? Мы так долго вас ждали. Каждый год надеялись, что уважите, в гости зайдёте. Вы присаживайтесь, сейчас детки выступать будут. Если уж очень надо, то пусть они выступят, а потом и пойдёте себе.
– Что за выступление?
– Посвящение хозяину праздника. Детские стихи. Ничего страшного! Вот в это кресло пожалуйста. – Хозяйка настойчиво подталкивала Петра в кресло в первом ряду.

Пётр заколебался. И случайно бросил взгляд на окно. За стеклом ему почудилась могучая фигура бабки Матрёны с хворостиной в руке. Она сурово смотрела на внука. В голове прозвучал знакомый голос: «Что же ты медлишь? Хватай девку, а то поздно будет!» Мужчина подошел к помосту, подхватил дочку на руки и двинул к выходу.
– Ира, мама, мы уходим. Отпраздновались!

Жена с тёщей не отозвались. Решили видать при всех не скандалить.
– Что здесь происходит? – в зале появился хозяин.

Видно, он изображал какого-то киношного злодея. Пётр не очень в этом разбирался. У хозяина на голове красовался длинный белый парик. Вкупе с черной мантией это придавало ему облик строгий, чем-то напоминающий судью из старых фильмов. К нему подошла супруга и что-то зашептала на ухо.
– Итак кто-то только пришёл и уже собрался уйти. А мы только-только собирались начать веселиться по-настоящему. А знаешь что, дорогой мой Пётр Аркадьевич? – улыбнулся хозяин.
– Что?
– Уже поздно.

Дом вспыхнул как свечка. Сначала все сидели как завороженные, не понимая, это действительно пожар или может быть часть обещанного шоу. А потом начался ад. Петру удалось добраться до окна. Того самого за которым ему грозила хворостиной бабка Матрёна. Он буквально выбросил ребёнка наружу: «Беги!» А потом вернулся за женой.

В том пожаре погибла почти вся деревня. Ирину с матерью обнаружили в дальней комнате. Задохнулись от дыма. Петра вытащили полицейские. Благо мимо проезжали и сразу бросились на помощь. Обгорел сильно, но жив! Машутку нашли дома. Ребёнок всё толковал про какую-то незнакомую бабушку, которая за руку отвела её домой и потом сидела рядом, пока кроха не уснула. Что это была за незнакомая бабушка похоже никто кроме Петра так и не понял.