Что за птица Царь-девица?

И царь, и спальник из «Конька-Горбунка» называют Царь-девицу «птицей» и при этом спальник говорит, что Иван якобы «знает эту птицу». Думаю, что и нам пора немного с ней познакомиться. Однако начну я с характеристики, которую когда-то встретил у ершоведов, опирающихся на «несчастливое число 13», полученное переходом от русской меры в три вершка (обхват талии Царь-девицы) в метрическую систему. И при этом была высказана версия о негативности царевны, которая, как злая ведьма с приносящим беду числом «13», добилась гибели старого царя, после чего без всякого спроса у кого-либо женила Ивана на себе.
А вот что писала об «опасной» Царь-девице Т.П.Савченкова (ныне «ведущий ершововед» в г. Ишиме): «этот персонаж является носителем опасности, погружая человека в состояние глубокого сна (смерти)" («Цвето-световая символика сказки «Конёк-Горбунок», Ишимский пединститут, 1991г., стр.125). Но я с удивлением спрашиваю: а откуда же в «Коньке» взялась смерть Ивана, ежели тот, «преспокойно» поспав под пение царевны, оказался не только жив, но и успешно похитил её на следующий день? И, конечно, любой, внимательно читающий «Конька», может убедиться, что угроза смерти Ивану исходила не столько от пения царевны, сколько от приказов царя.
Ну, а если бы Савченкова в 1991-м году посмотрела по сторонам, то и заметила бы написанную ещё в 1930-е годы статью Анны Ахматовой «Последняя сказка Пушкина», в которой был выявлен источник «Сказки о золотом петушке» в виде «Легенды об арабском звездочёте» В.Ирвинга. А именно в этой легенде и была готская принцесса с усыпляющим пением. Но даже и она своим пением никого не убила. И поэтому слова Савченковой о сне-смерти являются её личной выдумкой и натяжкой.
Однако есть и другая слабость версии ершоведов, поскольку автор «Конька» словами «три вершка» определил не только талию царевны, но и рост Горбунка, который в свою очередь исключительно положительный персонаж и зла никому не причиняет. И поэтому можно догадаться, что, хотя конёк и царевна носят на себе особую метку в виде несчастливого числа «13», но они вовсе не отрицательные герои, а наоборот, сами могут быть жертвами обстоятельств, связанных с этой нехорошей меткой. В то же время из главы «Бывают странные сближенья» мы уже знаем, что число «13» у Пушкина намекает на 13 июля 1826г., дату суда и казни декабристов.
Но разве те, кто спрятан под маской конька и царевны, имеют отношение к декабристам? Косвенно, да. И, например, о Пушкине, который признался Николаю I, что при возможности был бы на Сенатской площади 14 декабря 1825-го года и который в данной сказке спрятался под маской конька, даже и говорить нечего. Однако женщин-то среди декабристов не было! Ну, а кого же тогда даже и сегодня называют «декабристками»? Ответ понятен: так называют жён декабристов, которые поехали за своими мужьями в Сибирь, оставив в европейской России своих детей и родителей. Последнее кстати относится и к вопросу: а почему Царь-девица из «Конька» не живёт в своём «изумрудном тереме» рядом с матерью и братом, а плавает одиноко в басурманском «море-океане», расположенном на востоке?
Ну, а с кем же в мире сказочных образов Пушкина может перекликаться эта «водоплавающая» царевна? Ершоведы, ау! Читаю у Т.П.Савченковой утверждение о том, что «Доминирующим цветом “Конька-горбунка” является золотой цвет» (там же, стр.123). И это так! Но тут же и спрашиваю, а о ком же синхронно с «Коньком» написано в сказках Пушкина, как не о «золотом петушке» и не о «золотой рыбке»?! А какими цветами определяется т.н. «золотая рыбка» как не красным и золотистым (т.е. жёлтым)? А что в первую очередь было видно у плавающей Царь-девицы из «Конька»? Ответ понятен: её золотая шлюпка, о которой конёк говорит: «Видишь, шлюпка вон мелькает». А что надето на этой Царь-девице? А красный полушубок. Вот вам оба опознавательных цвета (красный и золотой), которые характерны не только для пушкинской, но и для любой золотой рыбки.
И мы догадываемся, что перед нами в образе Царь-девицы выплывает пушкинская золотая рыбка, которая тоже одиноко плавала в море и для поимки которой рыбак трижды закидывал невод. Ивану же, чтобы поймать царевну, одного раза тоже не хватило.
Но что сделал Пушкин в «Коньке»? А он разделил образ своей золотой рыбки на два: на такую же одинокую Царь-девицу и на её золотую шлюпку. Но разве можно одушевлять шлюпку? Ответ таков: в сказках возможны любые чудеса. Тем более у такого изобретательного сказочника как Пушкин.
Но вернёмся к статье Т.П.Савченковой под названием «Цвето-световая символика сказки «Конёк-горбунок», где она пишет: «Золотой цвет – первый по значимости в ряду таких светоносных цветов, как красный и белый… Золотой, красный, белый предстают нераздельными в тех художественных картинах и образах, которые связаны с понятием огня, жара, света, отождествлявшимися и в языке и в морфологических воззрениях древних славян на природу» (стр.124). Абсолютно верно! А я даже и добавлю, что красный и белый цвет не только нераздельны «в воззрениях древних славян», но и у нынешних славян, перед которыми чуть ли не на каждом городском углу нераздельно сверкают две буквы: «К» и «Б», указывающие на сеть винных магазинов «Красное и белое».
И, конечно, про белый цвет не забыл и Пушкин, который в том же 1833-м году и в том же Болдино сравнил некий корабль с птицей-лебедью: «Корабль вбежал в Неву -- и вот среди зыбей Качаясь плавает, как [лебедь молодая]». Но откуда приплыла эта лебедь? Немедленно смотрим, что в предыдущем (1832-м) году, Пушкин напечатал «Сказку о царе Салтане», в которой важную роль играла царевна Лебедь. Ну, надо же, как и в «Коньке», - тоже царевна, и тоже водоплавающая. Да ещё и белая!
Однако нет ли в перевёртыше сюжета из «Салтана» какой-нибудь «мелочи», которая дополнительно сближала бы обе сказки? Конечно, есть! Хотя и с печальным оттенком. Но чтобы легче перейти к этому, я расскажу случай из жизни: подбегает ко мне внучка и говорит: «Дедушка, кушать хочешь? - Нет, пока не хочу. – «А я оголодала!», - вдруг заявляет она и убегает на кухню, оставив меня напряжённо думать: и откуда же эта двухлетняя кроха взяла длинное слово «оголодала», если в детский сад она не ходит, а телевизора у неё дома нет?
Ну, а в «Коньке» слово «оголодала» можно отнести к Царь-девице, которая вопреки царскому (да и любому другому!) этикету без приглашения зашла в чужой шатёр, где, также без спроса, поела и попила «сладкий мёд». Причём дважды! Ну, а после еды ещё и попела! Помню, правда, что и в «лихие 90-е» девушки из группы «Комбинация» тоже пели песни. И в частности про «Два кусочека колбаски»:
Год новый наступил
Кушать стало нечего
Ты меня пригласил
И сказал доверчиво
Милая ты моя
Девочка голодная
Я накормлю тебя
Если ты не гордая
Два кусочека колбаски
У тебя лежали на столе
Ты рассказывал мне сказки
Только я не верила тебе…
Да и мы не будем верить сказкам Великого мистификатора Пушкина, поскольку он сам же предупредил в концовке «Золотого петушка», что они представляют собой «ложь». Однако понимать намёки во всей этой пушкинской «лжи» надо стремиться. Тем более что в «Коньке», хоть и негромко, но всё же звучит намёк на тему голода. А что же в пушкинском «Салтане»? Да почти то же самое, поскольку первая встреча Гвидона с царевной тоже имела печальный оттенок: «Улетела лебедь-птица, А царевич и царица, Целый день проведши так, Лечь решились натощак». Т.е. вместе со словом «натощак» в «Салтане» чётко возникает тема голода. В «Коньке» же при описании встречи Ивана с царевной тоже вставлена эта тема, но, правда, лишь в отношении царевны, которая «Входит с гуслями в шатёр И садится за прибор». И шатёр, и прибор – всё это давно знакомо нам ещё по пушкинскому «Руслану»: «Обед роскошный перед ней; Прибор из яркого кристалла» (РЛ II 362). И, конечно, Царь-девица из «Конька» поступает так же, как и Людмила из первой поэмы Пушкина (да и любые голодные!). И поэтому Иван, глядя на оголодавшую царевну, зря удивляется её тонкой талии. Да поголодай ты, Ванюша, как она, и тоже тонким станешь! Но это отдельная тема, которая рано или поздно, но упрётся в слова Пушкина, адресованные брату: «Кстати о талии: на днях я мерился поясом с Евпр.<аксией> и тальи наши нашлись одинаковы. След. из двух одно: или я имею талью 15 летней девушки, или она талью 25 летн. Мущины» (Пс 115.6,7,8. из Михайловского, ноябрь 1824г.). Напомню для будущего исследования, что и Царь-девице из «Конька» всего 15 лет.
Но почему же в «Коньке» вообще возникла тема девичьей талии? А это тоже от Пушкина, который ещё со времён Лицея интересовался т.н. «поясом Венеры», как символом женского очарования, и так обращался к одному из художников: «Вкруг тонкого Гебеи стана Венерин пояс повяжи, Сокрытой прелестью Альбана Мою царицу окружи» (С1 54.10, «К живописцу»), 1815). И тогда же в последней строфе стихотворения Пушкин написал:
Представь мечту любви стыдливой,
И той, которую дышу,
Рукой любовника счастливой
Внизу я имя подпишу.
……………………………
Однако своего обещания Пушкин тогда не исполнил и никакого имени не написал. Но и этого мало, т.к. он потом всю жизнь скрывал имя своей «Венеры», заставляя пушкинистов угадывать её. Или же называть «утаённой любовью».
Но именно через эту «утаённую любовь» и можно опровергнуть ершоведов, видящих отрицательное в Царь-девице из «Конька». Показываю как.
В синхронно написанной «Пиковой даме» ранее мы уже нашли перекличку Царь-девицы, имеющей талию в «три вершка», с девушкой, которую Германн сравнил с картой, обозначающей «тройку червонную». «Тройку» мы пока трогать не будем, но вот на её масть обратить внимание просто обязаны, поскольку эта масть не только СВЕТЛАЯ, но при гадании ещё и означает такое понятие как «ЛЮБОВЬ». Ну, а при слове «любовь» мы невольно обращаемся к пушкинскому «Донжуанскому списку» с целью установления имени этой «любови».
Но как это сделать? А для этого надо вспомнить любимый пушкинский приём «задом наперёд» и применить его к основному (т.е. первому!) списку, в котором имеется 16 имён. Нам же в обратном пересчёте нужна «тринадцатая». Считаем с конца и выходим на «утаённую любовь», обозначенную как «NN».
Т.е. установить точное имя Царь-девицы из «Конька» пока не получается, но зато факт нахождения её среди «любовей» Пушкина нами зафиксирован. Ну, а поскольку плохих женщин Пушкин не любил, то и Царь-девица, какой бы птицей она не представлялась (лебедь, Жар-птица, голубица, касатка и т.д.), всегда будет положительной героиней. Вопреки версиям ершоведов, которые  постоянно ошибаются потому, что не знают (или делают вид, что не знают) о том, что за каждым словом «Конька» стоит Пушкин.
А кто в это не верит, может проследить автобиографические намёки в этой сказке и их взаимосвязь с хронологией пушкинской жизни. А ведь почему сначала Иван поехал за Жар-птицей, а лишь потом за Царь-девицей? Ответ таков: в 1829-м году Пушкин поехал в «поход» (это военное слово и упоминает конёк!), который позже описал с употреблением этого же слова в известном «Путешествии в Арзрум». А в следующем, т.е. в 1830-м году Пушкин собрался ехать в Китай с экспедицией этнографа Бичурина, но Николай I верно рассчитал, что этот путь пройдёт мимо Байкала, рядом с которым расположены Нерчинские рудники, на которых работали декабристы, и поэтому ехать в Китай запретил. Однако запретить Пушкину вообразить и описать эту поездку в сказке царь, конечно, не мог. Тем более что и сказка-то вышла только через четыре года да ещё и под именем подставного автора Ершова, сына умершего полицейского чиновника. Вот и вся совпадающая последовательность поездок Пушкина и его героев на т.н. «восток».
Кстати, в том же 1830-м году Пушкин совсем не случайно затеял игру с «буквой Х», а в заметке о «Графе Нулине» оговорился о «странном сближении» 13 и 14 декабря 1825-го года. Всё у Великого мистификатора взаимосвязано. Жаль только, что это до сих пор не видят наши «товарищи учёные, доценты с кандидатами».