Два карьера

   В третьем по величине городе России - Новосибирске, достопримечательностей хватает: это  один из крупнейших и ведущих театров страны,  Российский театр оперы и балета с грандиозным железобетонным куполом, являющийся культурным наследием России (открыт в 1945 году), второй по величине в России железнодорожный вокзал «Новосибирск-Главный» (построен в 1931 году), самый длинный  в мире (2145 м) семипролётный крытый метромост через реку Обь (открыт в 1986 году),  детская железная дорога,  собор  Александра Невского, выполненный  в неовизантийском стиле из красного кирпича  (построенный в 1899 году), единственный в России музей мировой погребальной культуры, созданный С.Б. Якушиным, новосибирский планетарий,  крупнейший в стране зоопарк имени Р. А. Шило и т.д.
  Но есть еще, казалось бы, незаметные, неофициальные внутригородские достопримечательности, такие как Мотодромоский карьер, он же Тульский котлован, он же «Озеро Грёз» и Горский карьер, которые считаются неотъемлемыми объектами города Новосибирска из-за массового посещения горожан. 
  Мало кто знает, что для строительства железнодорожного моста через реку Обь использовался камень, добытый из Горского карьера. А для строительства завода «Тяжстанкогидропресс» в военные годы добывался гранит из Тульского-Мотодромоского карьера.
  В 50-х годах эти карьеры за ненадобностью были затоплены и невольно они превратились в места отдыха и купания граждан Кировского и Ленинского районов.
  Когда мне было шесть лет мой папа впервые привёл меня покупаться на «лягушатник» Мотодромоского карьера, который находился в километре от нашего дома, это был 1968 год.
  Для меня, мальчика, карьер тогда показался большим загадочным озером, обрамлённым отвесными скалами и монументальным, смотрящим на карьер уникальным по архитектуре зданием одного из крупнейших в России газетно-журнальных издательств «Советская Сибирь», которое тогда строили заключённые, и которое было окружено высоким деревянным забором с рядами колючей проволоки.
  Основной контингент, посещающий карьер, состоял из разношерстной публики:  жителей «Больничного» района, которые приходили отдыхать семьями, проживающих рядом с карьером жителей крупного частного сектора и проживающих в бараках бывших военнопленных немцев, в том числе депортированных немцев из Поволжья, заселённых в район под названием «Расточка», названным благодаря заводу расточных станков, а также рабочих ближайших заводов, которые после смены приходили отдохнуть и покупаться на водоёме, тем более, что до карьера легко можно было добраться на общественном транспорте до остановки «Мотодром».
  Первые нецензурные слова я услышал от тёть и дядей, «отдыхающих» на карьере. Пьяненькая компания, не обращая ни на кого внимания и не стесняясь выпивала и шумно разговаривала матом. Подвыпившие взрослые были уверенны, что никто им не сделает замечание, потому что побоятся.  Да и вообще, материться в рабочей среде считалось нормой. Люди приходили компаниями, расстилали подстилки, покрывала, доставали еду, спиртное и «отдыхали». На городском пляже такое не разрешалось.
  Случалось, что после употребления спиртных напитков, среди расслабляющихся возникали конфликты и даже драки, в которые другие отдыхающие не вмешивались. Правоохранительные органы (милиция) на карьер не заходили и не мешали «культурно» отдыхать пьющим компаниям. Нередко бывали случаи, когда после изрядно выпитого спиртного люди дурачились в воде, ныряли и тонули. Некоторые гибли от судорог, заплывая далеко от берега.  Глубина в карьера была больше двадцати метров - бездна, да ещё холодные ключи со дна пробивались на поверхность, от этого у заплывающих от судорог сводило ноги, и они тонули.
  Нередко случались трагедии после соревнований по спидвею. Так как карьер находился поблизости от мотодрома, в честь которого его и прозвали Мотодромовский, то после окончания соревнований мотоциклистов разгорячённая публика, часть которой была уже подшофе, выходя со стадиона и проходя мимо карьера, охлаждалась в воде. Люди тут же располагались на гранитном бережке и продолжали совместное проведение досуга, потребляя спиртное и купаясь, другая часть людей просто охлаждалась, заныривая в прохладную воду. А вода в карьере всегда была с сюрпризом – на поверхности тёплая, а чуть глубже холоднющая от подземных ключей. Нырнёт человек поглубже, а сердечко не выдерживает, останавливается. Мало того, ещё нужно было знать, где можно было нырять, а где опасно, из-за подводных камней.  Много ныряющих побилось и покалечилось, да и утонуло немало. Увы, водолазы находили не всех.
   Как-то на карьер пришла компания «блатарей» из трёх человек. Почему «блатарей»? Так мы называли мужчин с наколками на теле, то есть с тюремными татуировками. На городские пляжи их не пускали, и они естественно проводили свой летний досуг у воды там, где им не воспрещалось. Короткостриженные, худые, нескладные, в семейных трусах, они вызывающе демонстрировали свои тюремные наколки, давая понять всем окружающим, что они люди серьёзные и с ними лучше не связываться. Они пили водку, курили сигареты "Прима" вставленные в цветные мундштуки и шумно разговаривали, абсолютно не стесняясь рассказывали истории из своей криминальной жизни, иногда используя слова, которые я не понимал. Я конечно старался прислушиваться к их разговорам, так как мне пацану из подворотни это было интересно, тем более, что в моём районе таких личностей было предостаточно.
  Искупавшись, «блатари» вышли на берег и подойдя к своим разложенным вещам закурили. Один из них,  с блестящими железными передними зубами, разлил остаток содержимой в бутылке водки по граненым стаканам и сухим хриплым голосом проговорил:
- Надо помянуть тех, кто покоится на дне этого карьера.
- А что, много их тут?
- А кто знает… «Кум» (Начальник оперативной работы по ИТК) на "пятёрке" (ИТК-5) проговорился, что гранит в Мотодромоском карьере наши ЗэКи после подрыва породы добывали. Один раз этих бедолаг, по чьей-то халатности не успели предупредить, ну, что взрывать будут, люди не успели спрятаться, вот их там и завалило. Так никто их откапывать не стал, вот они и покоятся на дне. Помянем бродяги невинно загубленные души.
  Эту историю я вспоминал всю жизнь, глядя на зелёную гладь озера.
  Когда я подрос и стал юношей, то всё лето практически проводил на этом карьере: нырял со скал, с моста, который нависал над водой на высоте восемнадцати метров и по которому ходили часовые, охранявшие так называемую строительную зону, в которой трудились заключённые. Притом, до моста нужно ещё было добраться, карабкаясь по узкой, осыпающейся тропе под опасно нависающими над водой скалами. В конце 70-х годов главное здание типографии «Советская -Сибирь» достроили, заборы с колючей проволокой убрали, и желающие посетить территорию издательства обнаружили фонтан, смотровую площадку, выходящую на карьер и непонятно для чего сооружённую трехпролетную лестницу, нависающую над пропастью карьера, которую облюбовали местные малолетки, «тусуясь» на лестнице с утра и до позднего вечера.  Впоследствии лестницу обозвали «Лестница для самоубийц», потому что несколько девушек покончили жизнь самоубийством, бросившись с этой лестницы на скалы.
  Пока строили издательство, мы, местная шпана, делали «перекиды» зекам, перебрасывая через «колючку» чай, конфеты и водку в грелках, за это нас гоняли часовые, и пойманных пацанов ставили на учёт в комиссию по делам несовершеннолетних. Конечно, со временем мы «сдружились» с солдатами-«вевешниками» (ВВ - внутренние войска), и даже приходили к ним в гости, в комнату охраны, потому они и «закрывали глаза» на некоторые наши шалости.
  Как ни странно, среди шпаны карьер был поделён на разные территории: одна часть принадлежала «Чукотским», то есть тем, кто жил возле мотодрома и вторчермета, другая часть принадлежала шпане с района «Росточки», а третья принадлежала нам, пацанам с района «Больничного» и «Гробовским». Заходить не на свою территорию было нежелательно, можно было «огрести», то есть быть побитым. Даже скалы были поделены между группировками и рыбачить можно было только на своей стороне.
  А ещё мы любили «спереть» кабельный барабан, оставленный без присмотра работягами, скинуть его со скалы в воду, отогнать на глубину карьера и нырять с него. Особой популярностью пользовались автомобильные камеры от большегрузов, на которых можно было плавать, загорать и дурачиться на воде всем на зависть.
  Частенько карьер притягивал подгулявшие компании лихой молодёжи, потому поножовщина тоже случалась иногда. С утра до вечера ещё можно было чувствовать себя в безопасности, а к вечеру лучше было покинуть территорию карьера. Хотя иногда, с приходом темноты, мы, пацаны, вооружившись фонариками, ловили раков, выползающих из глубины на берег. Потом, среди бараков, где жили немцы, мы разводили костёр и варили пойманных раков.  Помню, я как-то спросил старших ребят, почему в Мотодромоском карьере так много водится раков, хотя воду чистой назвать нельзя. На что услышал ответ, мол, трупов много плавает, вот раки и размножаются, питаясь ими. После услышанного я много лет не прикасался к ракам.
  Буквально через дорогу, ведущую на мотодром, текла речка Тула, которую в народе называли «говнотечка». Её берега были заросшие ивовыми кустарниками, надо в туалет – в кусты, надо «выжаться» - туда же.
  Нередки были случаи, когда в карьере всплывали криминальные утопленники: убитые, с перерезанным горлом, с верёвкой на шее, младенцы-выкидыши. За летний сезон количество всплывших насчитывалось от двадцати человек и более.
  В 1975 году я сам чуть не утонул.  Рухнула скала, под которой мы купались с ребятами, и утянула меня за собой в бездну. Мне каким-то чудом удалось выплыть, но ближе к поверхности я потерял сознание, захлебнулся и пошёл ко дну.  Меня вытащили мои товарищи и откачали. Потом я долго лечился и заново учился ходить, так как сильно покалечился. После этого случая я дал себе зарок, что больше купаться на этом карьере не буду. Но через несколько лет, гуляя зимой с собакой по льду, опять чуть не погиб на этом же карьере, провалившись в занесённую снегом полынью.  Зимой на карьере мужики пробивали лёд, сооружали полыньи и ловили мормыша для рыбалки и для корма аквариумных рыбок.  Вот я и попался в эту ловушку. И только благодаря своей собаке, немецкой овчарке по кличке Царь, опять чудом спасся, выбравшись из ледяной воды.
  А ещё по весне мы, глупые малолетки, плавали на ледяных плотах, рискуя жизнью.
  Повзрослев ещё, я стал ходить купаться уже на Горский карьер, который был в два раза меньше Мотодромоского и до которого от моего дома надо было идти минут сорок через заброшенное кладбище и частный сектор. В те годы, а мне было уже шестнадцать лет, я со своей немецкой овчаркой, с которой выступал на соревнованиях по военизированному многоборью со служебными собаками, гулял везде, не боясь никого.  Царь, имея первую степень по защитно-караульной службе, был отличным охранником и защитником.  Мы с моим другом Серёгой, у которого была шотландская овчарка по кличке Морис, частенько выгуливали собак по дороге на Горский карьер и, конечно же, вместе с собаками купались.  Как-то раз, как проходя мимо старого кладбища, мы наткнулись на мародёров, которые раскапывали заброшенные могилы.  Ох, и «вломили» же мы им тогда от души! А потом ещё и заставили могилу закопать. С нашими собачками опасно было связываться.
  Много местных граждан из жилого массива «Горский» приходили на карьер искупаться со своими питомцами, потому что на городской пляж, кстати находящийся недалеко, с собаками не пускали. А здесь собачникам никто не удивлялся и не возмущался.
  Городской пляж на реке Обь, расположенный на левобережной стороне города, тоже являлся объектом массового посещения граждан, а именно Новосибирцев и гостей города, потому что для проведения досуга были созданы все условия: песочная зона отдыха, оборудованные пляжные переодевалки, грибки, киоски с мороженым, лимонадом, пивом, бочковой квас и даже сетки для игры в волейбол. Люди старались красиво приодеться, подобрать пляжную сумочку к одежде и даже подстилку, чтобы найти место среди загорающей толпы и красиво раздеться и расстелиться. Девушки надевали дефицитные в те времена, непонятно, где купленные, модные дорогие купальники, а парни щеголяли в плавках, показывая свои стройные тела. Как ни странно, подтянутых молодых людей было гораздо больше, чем сейчас, потому что в те годы люди питались натуральными продуктами и старались следить за собой. Городской пляж был местом, где можно было и себя показать и на других полюбоваться. А если на пляже появлялись, так сказать, несознательные граждане, нарушающие общественный порядок, то органы правопорядка (милиция) принимали меры и изолировали нарушителей спокойствия.
  В отличие от городского пляжа, на карьеры в основном приходили люди в повседневной одежде, с авоськами, с хозяйственными сумками и загорали и купались в домашних труселях-«семейниках», так сказать, не «заморачивались». Все вели себя более естественно, не выпендривались и не стеснялись своего нижнего белья и поведения. Тем более милиция на карьерах не дежурила и замечания людям делать было некому. Отдыхающие сами создавали атмосферу отдыха.
  На Горском карьере, также расположенном в левобережной пойме Оби, в отличие от Мотодромовского карьера, атмосфера была уже другая.  В те годы мне казалось, что Горский карьер в основном посещала молодёжь, потому что добраться до него было сложнее, чем до Мотодромовского, так как от остановки транспорта надо было долго идти пешком по косогорам. Но это того стоило, места вокруг были живописные и было на что полюбоваться, так как с холмов открывалась панорама на зелёный массив левобережья реки Оби.   Много было студентов из Новосибирского электротехнического института (НЭТИ) и Торгового института. Нередко можно было увидеть среди купающихся парней с тёмной кожей – африканцев. Как ни странно, но они создавали дружественную атмосферу интернациональных отношений. К ним подходили поздороваться, познакомиться и приглашали поиграть с мячом в футбол или волейбол.
  В то время, в конце семидесятых годов, на Горском карьере постоянно тусовалась компания ребят в наколках, «синих» - бывших «зэков». В СССРе наколки считались атрибутом заключённых и потому людям с татуировками их демонстрировать не разрешалось, из-за этого их тоже не пускали на городской пляж. Вот они и облюбовали Горский карьер и, как ни странно, поддерживали порядок и атмосферу в его округе. Драки случались редко, хотя конфликты временами возникали. 
  Помню ситуацию, когда одна компания повздорила с другой и драки было не миновать, но тут к ним подошли «авторитеты» в наколках и объяснили, что люди на карьер приходят отдыхать, загорать, купаться и нырять, а не драться. Иначе появятся «менты» и всех разгонят.
  А ещё на карьере можно было испытать себя на смелость, нырнув с девятиметровой отвесной скалы-«самоубийцы» в водяную бездну и, главное, не разбиться об воду.  Были ещё плюсы: на карьере можно было жечь костры и всем вместе греться, играть в волейбол, футбол и знакомиться. Рядом была лесная зона, захотел в туалет, бегом в лесок, надо переодеться или выжаться – в кусты. Никто не боялся, что пока купаешься, у тебя могут украсть твои вещи, как это нередко случалось на Мотодромовском карьере и даже на городском пляже. Да и такое явление, как «шмон по карманам», тоже отсутствовало.
  И вот прошли годы, более сорока лет - смотровая площадка Мотодромовского карьера погребена под обрушившимися фасадными плитами и заросла кустарниками, разваливающийся проход к лестнице-«самоубийце» заварили железными листами, а от фонтана остался только развалившийся фундамент.   Мотодромовский, Тульский карьер, заросший по берегам тополями и кустарниками, взяли в аренду предприниматели, огородили и назвали «Озеро Грёз». Нанятые водолазы, как могли, почистили заваленное мусором дно карьера, обнаружив в глубине тонны бутылок, утопленные автомобили, множество автопокрышек и даже артиллерийские снаряды.  На территорию карьера завезли песок и отсыпали место для пляжа, где на одной половине купаться и загорать можно бесплатно, а на другой, частной, сдаются в аренду беседки, и удить рыбу можно только за деньги. 
  После постройки ледового стадиона «Сибирь-Арена» (1922 год), Горский карьер изолировали, обнесли забором и теперь купаться в нём категорически запрещено. Постепенно, по берегам и скалам он зарастает кустарниками и низкорослыми деревьями, покрывающими тенью водную гладь озера, в которой когда-то купалось солнышко. И сейчас он малопосещаемый выглядит мрачно.