Глава 12. Обыкновенный фашизм

         Летом 1946 года я приехал в Нюрнберг. Выросшие и воспитанные под колпаком советской пропаганды, мои коллеги и я впервые столкнулись с реальностью другого мира. Были, конечно, и отличия: частные предприятия, хорошие квартиры, благоустроенный быт. Но в остальном, в главном, все было у немцев при Гитлере так же, как у нас при Сталине: гениальный вождь; его ближайшие соратники; монолитная единая партия; партийные бонзы – вершители человеческих судеб; псевдопарламент; узаконенное неравенство; жесткая иерархия; свирепая политическая полиция; концентрационные лагеря; назойливая лживая пропаганда; слежка и доносы; пытки и казни; напыщенная военщина; до духоты нагнетенный национализм; принудительная идеология; социалистические и антикапиталистические лозунги; болтовня о народности – в общем, очень многое.
        Сходство доходило до смешного: оказалось, что оба – Гитлер и Сталин – приказали себя именовать "величайшим полководцем всех времен" (Сталин добавил "и народов"). Зато совсем не смешно было нам тогда узнать, как Сталин, представляя Берия нацистским руководителям, пояснял: "Это – наш Гиммлер», - ведь мы читали документы и о том, что творил Гиммлер. Так возник термин "тоталитаризм" для обозначения всех таких обществ, независимо от их взаимоотношений друг с другом. Ведь в самом Советском Союзе все больше людей начинали серьезно задумываться над поразительным сходством систем-близнецов. Размышления о близости между советским социализмом и фашизмом вызывались в СССР не только фильмом Ромма. Когда после разрыва Тито со Сталиным советская пропаганда объявила коммунистическую Югославию фашиствующим государством, когда то же самое произошло с полпотовской Кампучией, а о режиме Мао стали полуофициально говорить как о фашистском, люди в СССР не преминули заметить столь легкую взаимозаменяемость понятий "реальный социализм" и "фашизм". Прав марксизм, констатируя, что форма неотделима от содержания и является формой данного содержания. Муссолини или Гитлер не копировали преднамеренно большевистский режим: этим занимаются приходящие к власти коммунисты, а не фашистские вожди. Последних сходство их режимов с большевистским тоже, наверное, весьма смущало, но и они побороть это сходство не могли: оно было органическим.
         Внешним признаком возникновения номенклатуры служит создание партии нового типа; сердцевина номенклатуры выступает в форме политического аппарата этой партии.Соответственно устанавливается однопартийная система, при которой просто есть только одна партия или же формально существующие другие партии являются лишь марионетками аппарата правящей партии. Государство становится главным аппаратом классовой диктатуры номенклатуры.

                КОММЕНТАРИЙ ЧИТАТЕЛЯ

        Отражены взгляды автора в 1946 году, на происходящие процессы: «Были, конечно, и отличия: частные предприятия, хорошие квартиры, благоустроенный быт. Но в остальном, в главном, все было у немцев при Гитлере так же, как у нас при Сталине: гениальный вождь; его ближайшие соратники; монолитная единая партия. Сходство доходило до смешного: оказалось, что оба – Гитлер и Сталин – приказали себя именовать "величайшим полководцем всех времен. Размышления о близости между советским социализмом и фашизмом вызывались в СССР не только фильмом Ромма. Муссолини или Гитлер не копировали преднамеренно большевистский режим: этим занимаются приходящие к власти коммунисты, а не фашистские вожди. Последних сходство их режимов с большевистским тоже, наверное, весьма смущало, но и они побороть это сходство не могли: оно было органическим».
 
Что сказать сейчас, анализируя события уже нашей эпохи. Многое повторяется – этот раздел книги Восленского, на мой взгляд, один из самых сильных у автора, в нем отражены его завершающие выводы, на прошедшую эпоху. Сейчас можно лишь констатировать, но мы свою борьбу социализма, с капитализмом, бездарно, проиграли, а ведь были и второй державой мира. Что нас может ожидать дальше, сравнивая сталинскую номенклатуру, при всех ее недостатках, с нынешним вороватым правящим слоем, на 70-80 % с выходцами из прежних правящих слоев? Прогнозы давать сейчас никто не собирается, но общий вывод – хорошего ждать нечего, при предпосылках катастроф природных, экологических и других, если послушать лекции историка и философа Фурсова Андрея Ильича. Один лишь шанс, что нас спасет божье провидение, как было не раз в истории России.