Зубы Марлон Брандо

Вэнс ЭНДАЛ
 Ей нравился тип Брандо. Тот, чем больше этого было, тем лучше!
 Тщательное исследование не выявило никаких доказательств того, что
 авторские права США на эту публикацию были возобновлены.]
***
Честер Макрей. Старый добрый Чет, лучший специалист по бухгалтерскому учету. Рост шесть футов, каштановые волосы, карие глаза. Полный энергии, это был старый добрый Чет.-"Боже!" - закричал он. "Они душат меня, скунсы!" Он воскрес из
кровать, его лицо капает пот, а руки дрожали, как испуганный ребенок. "Они убивают меня!" Он побежал в ванную, и его  вырвало. Его жена стояла у двери, когда он закончил, но он прошел мимо нее, как будто ее не существовало.

"Почему, Честер! Что с тобой такое?" - спросила она, следуя за ним
в спальню. "Я никогда раньше не слышала, чтобы ты так говорил!" Для
мгновение она стояла, глядя на него онемели тишина. "Ради бога,,
Честер, - почему ты одеваешься в три часа утра?"

"Не твое дело", - пробормотал он, выпятив верхнюю губу и глядя на нее холодными, как у ящерицы, глазами Марлона Брандо. Он поднял свой, завязал галстук, с небрежной непринужденностью рассмеялся над ним и швырнул через всю комнату."Увидимся, детка", - прошипел он, застегивая брюки и проходя мимо нее.
"Честер Макрей! Куда ты идешь в такое время? У тебя есть
выходить на работу завтра! Ты не любишь меня больше? Честер.."..
Но ее слова эхом пусто посредством приятный маленький Честер Макрей
пригородный дом. Честер больше не было. * * * * *
Варфоломей Оливер. Старый добрый Барт, лучший игрок на утиной охоте со времен
парень, который изобрел дробовики. Пять футов десять дюймов, слабый подбородок, картежник усы. Хороший мужчина и с девушками из маленького городка тоже.
"Привет, Тельма", - сказал он. "Знаешь, что я думаю?" -"Иди спать".
"Я думаю, было бы чертовски забавно, если бы я оставил тебя без присмотра".
"Что это за острота? И что, по-твоему, ты делаешь?" -"Я одеваюсь ...."
"Сейчас три часа ночи"."Ну и что? Мне наплевать"."Ты вернешься. Пьяные вошь".
Он тихо засмеялся и улыбнулся ей в темноте со льдом-белый
Марлон Брандо зубы. Потом он ушел. * * * * * Освальд Уильямс. Старый добрый Оззи, лучший человек во всей философии департамент. Рост пять футов два дюйма, вес сто семь фунтов, глаза молочного цвета.Написал выдающуюся статью о врожденных ошибках логического позитивизма.
"Луиза, - прошептал он, - я чувствую себя неловко. Очень неловко".
Его жена подняла свою пухлую голову и счастливо посмотрела на Освальда сверху вниз. "Иди спать", - сказала она.
"Если вы меня извините, я думаю, что я должен прогуляться."
"Но, Освальд, это три часа утра!""Не будь иррациональной", - прошептал он. "Если я захочу прогуляться, я это сделаю прогуляюсь".
"Хорошо! Я не думаю, что тебе следует этого делать, иначе ты можешь простудиться.

Он встал и оделся, надев футболку и твидовые брюки. Быстрыми, как у змеи, руками Марлона Брандо он швырнул ей в лицо свой клетчатый шарф.
"Прости меня, Луиза", - прошептал он, "но я должен это сделать..."
Затем, тихо рассмеявшись, он вышел из комнаты.
 * * * * *
В три часа ночи даже большой город тих, темен
и почти мертв. Временами город дергается во сне; иногда
он переворачивается на другой бок или что-то бормочет себе под нос. Но лишь изредка его дремота нарушается криком....
"Джонни! Эй, Джонни!" - кричит Честер Макрей, его глаза такие же тусклые и
ядовитые, как две крошечные жабы.

"Давай сделаем это, чувак ... давай разделимся...." - шепчет Бартоломью Оливер,
проводя пальцем по носу, как гремучая змея по дохлой мыши.

"Я не делаю ни шагу без своих мальчиков", - говорит Освальд Уильямс, его руки
скрючены, как хвосты скорпиона.

Вместе они идут по улице, двигаясь с медленной наглостью,
их губы скривлены в усмешке или безразлично расслаблены, их глаза
сверкают скрытой ненавистью. Но они не одни в городе.
Идут парни из колледжа в грязных джинсах и в пивных пятнах.
футболки; юристы тоже в пыльных куртках и кожаных штанах;
так поступают врачи, и бизнесмены, о похищенных мотоциклами; в
каменщики и заправщиками, битников и наркота толкатели,
банкиры и инструкторов, спасательных, Мясников, пекарей,
подсвечник органов... они все прибывают, стекаются в город по
причинам, не зависящим от них самих, бродят по двое, по трое и по двадцать человек, все они угрюмые и тихие, все они шаркают под темными
облака недобрых намерений, все они гордые, смертоносные и мужественные, заполняющие тысячи людей выходят на улицы, превращая улицы в реки плоти.
...
"Эй, Джонни, - говорит Честер, - давай охладим эту помойку".
"Чувак, давай сделаем это с юбками", - говорит Бартоломью.
"Я не вижу никаких юбок", - говорит Честер. -"Ты свинья", - рычит Оззи.

Толпа чудовищных теперь, как гордость львят, за счет в их числа, не равный по силе рыки выше общего быстрые в своей бессмертной гордыне, они бродят по раскаленному черному вельду, кишмя кишат на городских улицах. Их миллионы, больше, чем может охватить глаз смотри, или разум может вынести. Кажется, что ни один мужчина не спит, что каждый мужчина в великом городе должен прогуляться сегодня ночью.  -"Джонни, - говорит Честер, - я не люблю телок на газоне".
"Ииии, Колай. Какой зануда", - шепчет Бартоломью.
"Ты чертов логический позитивист", - рычит Оззи.
 * * * * *
Непростые звуковые волны сквозь толпу, как злобно шипеть из
травмированный эго, переходя с улицы на улицу и отек вверх в
внезапно, сердитый рев ... они хотят, чтобы их женщины, танцевальном зале, девчонки,молодой официантки, которая нигде птенцов в пять платья доллар ,
испанские девушки с глазами, темными, как испанская ночь. И затем,
как бы случайно, один мужчина поднимает взгляд на звездное небо и видит
_her_ - видит, как она стоит на балконе высоко над ними, двадцатью этажами выше
над ними, там, где ветер развевает ее волосы и развевает голубое
платье, похожее на ночную орхидею.

Она смеется мягко, без страха, глядя сверху вниз на безмозглую толпу мятежников.
Они тоже смеются, так же мягко, их спокойные глаза скользят по
виду ее тела далеко вверху.

"Это моя цыпочка", - шепчет Честер.
"Остынь, папочка", - говорит Бартоломью, надевая темные туфли.
очки и касается губ кончиком языка. "Эта юбка - частная собственность".

"Вы, мальчики, можете гулять и разговаривать, - говорит Оззи, - но вы не играете. Ты не должен играть с девушкой Рио ".
Внезапно гневные слова и сжатые кулаки вырываются из гордых, спокойных
миллионов, которые наводняют улицы. Внезапно раздается рев, подобный львиному.
Львы набрасываются на девушку в голубом, девушку на балконе.Она снова смеется, потому что знает, что они сражаются за нее.На балконе рядом с девушкой появляется фигура. Фигура - мужчина, и он тоже одет в синее. Внезапно, так же внезапно, как это началось,борьба прекращается.
- Боже мой, - шепчет Честер, щеках побледнел: "Что же мне делать здесь?"
"Может, у меня Д.Т.н., - шепчет Бартоломью, - но, может, и нет...."
Он садится на бордюр и недоверчиво потирает голову.

Освальд ничего не говорит. Ему больше всего стыдно. Он крадется в
темноту переулка и на мгновение жалеет о пальто.

Прайд львят был разгромлен, и теперь они разбегаются, каждый из них
пытается найти свое личное убежище, каждый потерян в диком и
безымянном страхе. По двое , по трое и по двадцать человек они спешат обратно к своим домам, их жёны, их бесконечные жизни.Далеко наверху, в квартире с балконом, мужчина в синем отчитывает девушку в синем.-"Это было едва ли разумно, Дороти".
"Но, папочка, ты обещал оставить их у меня на всю ночь!"-"Да, но ...."
"На самом деле я не собирался позволять им причинять себе вред! На самом деле, я не собирался!" -"Но, Дороти, ты же знаешь, что такие вещи могут выйти из-под контроля". -"О, но, папочка, ты же знаешь, как я обожаю сильных, спокойных, гордых мужчин. Такие бунтари, как Марлон".
"Да, и ты знаешь, как я обожаю порядок и покой. Не будет никаких_
новые беспорядки! А завтра наши маленькие марионетки вернутся к своей
"скучной" жизни, как ты остроумно выразился, и все будет так, как я пожелаю ".
 * * * * *
Три часа спустя Честер Макрей проснулся при звуке будильника,
в ступоре оделся и, спотыкаясь, пошел на кухню завтракать.-"Боже мой, Честер, - сказала его жена, которая уже встала, - ты выглядишь более ворчливым, чем обычно! Ha, ha!"- Он слабо улыбнулся и раскрыл утреннюю газету.

На другом конце города Бартоломью Оливер спал, небрежно потерянный в наслаждениях эротического сна. Но профессор Освальд Уильямс, с его крошечной небритой челюстью и жадными глазами, подернутыми пленкой усталости, усердно работал в течение трех часов, записывая свое последнее разоблачение логических позитивистов.
***