Сказочник

    У Иннокентия Петровича два высших образования и хорошо поставленный
баритон. Голос его, удивительно мягкий, с лёгкой пижонской хрипотцой, буквально
завораживает нашу разношёрстную компанию. Уютней становится и хочется помечтать
о чём-то хорошем и нездешнем.

    Больничная палата, это ведь далеко не санаторий и поэтому магия  Петровича
так востребована. И  невозможно прервать его незамысловатые, житейские
в общем-то, мантры… вот так бы слушал и слушал, даже не вникая в подробности.
По кайфу. Просто так. А ведь он ещё и рассказывает-то очень интересно,
с искоркой, как по писаному, как-будто читает увлекательный роман, напечатанный
специально для него в единственном экземпляре. Это его фишка: лёжа на спине,
слегка прищурив глаза, разглядывать белый потолок. При этом он разговаривает
с женой, обстоятельно и подолгу. В форме монолога.

    Оказывается, они объехали полмира: и о поездке в Прагу рассказ, и о
лондонском тумане, и конечно же, о романтическом замке Нойшванштайн…
Интригующе. О замке этом так вообще никто из нашей братии и не слышал даже.
Одно из чудес света, оказывается!

    А рассказчик лежит на кровати, худой и бледный, сатурация ниже плинтуса
и он с величайшим трудом принимает вертикальное положение, зачастую лишь
с посторонней помощью. В чём только душа держится. Это видим мы.
Но голос живёт отдельно от сказочника и жена его, где-то там,
в другой реальности, похоже и в самом деле верит каждому его слову.
Она просто очарована. И на смартфоне улыбается.

    Впрочем, врёт он весьма убедительно, дескать, всё у него распрекрасно: и
крепкий, здоровый сон, и хороший стул, и аппетит… И таблетки он глотает на
раз-два, лихо, по гусарски. Как шампанское когда-то. И всё это звучит так
жизнеутверждающе, такие успокаивающие нотки пронизывают его бесконечные
монологи, что порой я непроизвольно засыпал под его воркующий говорок.

    Казалось, так будет всегда. Но нет. Жизнь, она как тельняшка. Вдруг слышу
странное: … когда я умру, Аня, ты сделай так: подними вверх правую руку,
махни от всей души и скажи: помер, ну и хрен с ним! Вредный был старикашка!
И вот увидишь, тебе сразу же полегчает… Вот так. Да шучу я, шучу…
Слышишь,смеюсь: ха ха ха…

    Больше он уже не вставал, как будто сдулся. Лежал, молча смотрел в потолок.
Равнодушно проигнорировал ужин и очередную порцию таблеток.  А ночью, далеко за
полночь, так сильно застонал, что все мы жутко переполошились, вызвали сестру,
а та, не мудрствуя лукаво, сбегала за дежурным врачом. Серия вопросов: как тебя
зовут, где ты находишься, какой сейчас год…

    Глупые вопросы. Но ни одного внятного ответа. И всё, финита ля комедия.
Врач тут же позвонил куда следует и отправился наш сказочник в реанимацию,
где не дожил до утра.

    По слухам, сначала клиническая смерть. А потом еще одна, последняя. Та, что
навсегда. И так тихо у нас в палате стало, как-будто радио выключили. И нечем
было заполнить эту вдруг образовавшуюся пустоту…