Работа в оборонке Заполярье-Крым- Поволжье

Четверть века в Заполярье-Крыму-Поволжье

Глава 1. РАБОТА В «ОБОРОНКЕ». ЗАПОЛЯРЬЕ.

      На 5-м курсе университетской учёбы я написал письмо в Москву с просьбой о зачислении меня в Отряд космонавтов. Мне казалось, что шансы у меня неплохие: здоровье-отменное, образование-прекрасное, спортивная подготовка-парашютная. Через два месяца пришёл отказ, подписанный заместителем начальника Центра подготовки космонавтов СССР генералом Николаевым. Моё заявление приветствовалось, но одновременно сообщалось, что предпочтение при наборе отдаётся лицам, имеющим авиационную подготовку.
     Образование в СССР было абсолютно бесплатным и имело важную особенность - все выпускники дневных отделений гражданских высших и средних специальных учебных заведений распределялись по местам работы. Безработица и проблема трудоустройства были абстрактными понятиями. Право выбора места шло по рейтингу выпускной успеваемости и начиналось с отличников. Каждый выпускник должен был отработать 3 года по месту распределения, компенсируя государственные затраты на его обучение. Более того, молодой специалист имел право не некоторые льготы. География распределения могла быть широкой. Меня направили на оборонное предприятие, расположенное в Ленинском районе Саратова. Предприятие выпускало сложные радиоэлектронные комплексы вооружения, радиолокационные системы разных модификаций и системы управления зенитными ракетными комплексами для Военно-Морского Флота СССР. Работало на нём не менее 6 тысяч человек. Жена оказалась в конструкторском бюро на должности инженера, а я в производственном цехе, на регулировке готовых систем в должности инженера-регулировщика 4-го разряда. Должность моя относилась к группе не инженерных, а рабочих профессий, это имело свои минусы, и свои плюсы. Минусы были следующими: 1) мной командовали все цеховые начальники-от мастера участка до начальника цеха; 2) работать приходилось поочерёдно в три смены, либо с 8 утра до 4-х часов дня, либо с 4-х дня до полуночи, либо с нуля часов до 8 утра; 3) чтобы не сорвать графики поставок и не подвести смежников и потребителей конечных изделий нам приходилось почти всегда «авралить», т.е. работать сверхурочно. Встречать начало нового месяца или очередной новый год в цехе было устоявшейся традицией; 4) цех относился к первой сетке вредных для здоровья работ, поскольку наличествовало радиолокационное облучение, в обиходе это называлось «нас поливает». Меня особенно угнетало второе обстоятельство. Биоритмы, определяющие такты моей жизнедеятельности, категорически не принимали постоянного нарушения фундаментальных процессов живой природы, а именно, режима сна и бодрствования. Днём, когда кипела жизнь, приходилось отсыпаться. По ночам-бодрствовать. Проблемой становилась дорога домой- трамваи и троллейбусы по ночам не ходили.
     К плюсам можно было отнести следующие обстоятельства: 1) понимание того что, находясь в нижнем звене производства я не в состоянии изменить режим и характер работы; 2) мне хотел стать руководителем, реальная действительность показывала: чем выше уровень компетенций, тем интереснее работать: 3) после 12-и с половиной лет работы в цехе мне был бы обеспечен выход на пенсию не в 60, а в 55 лет. Правда, такой срок трудовой деятельности я не выдержал бы ни при каких обстоятельствах;
В уме я набросал возможную схему своих действий: 1) документально подтвердить широту своих возможностей, очевидных руководителям верхнего эшелона, для чего получить высшее экономическое образование; 2) попробовать сменить место или алгоритм трудового процесса; 3) участвовать в работе общественных организаций, что во все времена становилось ускорителем движения и расширяло круг личных перспектив.
    Лето 1972 года выдалось в Поволжье жарким: температура весь сезон не опускалась днём ниже 40 градусов по Цельсию. Заводской цех, в котором я трудился, имел открытую площадку для вывоза готовых изделий, здесь каждые 15-20 минут мы поливали друг друга водой из шланга.  Супруга в июле ушла в очередной отпуск, положенный по закону через 11 месяцев после начала работы, а затем в декретный - мы ждали рождения ребёнка. 24 августа 1972 года в Парсамовском роддоме появилась на свет Божий наш первый ребёнок. Находился роддом в двухэтажном здании, построенном в 1899 году для видного саратовского аптекаря Шмидта по проекту архитектора Салько на пересечении улиц Московская и Соборная (Ленина и Коммунарная). С 1920 по 2000 год здесь размещался роддом, известный в городе по фамилии его главного врача Парсамонова.  В годы так называемой перестройки здание выкупили хваткие лица и изменили исторический облик этого памятника архитектуры надстройкой мансардного этажа, заселив в него конечно же магазин и финансовую контору. В советское время женщине, родившей ребёнка, полагался месячный оплачиваемый, так называемый, декретный отпуск до родов и двухмесячный оплачиваемый отпуск после родов. Кроме того, можно было взять трёхлетний отпуск без содержания за свой счёт, но срок этот зачислялся в непрерывный рабочий стаж и давал определённые финансовые и пенсионные льготы. Люда воспользовалась этой возможностью и до 1975 года занималась домашними и семейными делами.
В понедельник 28 августа я и родители жены-Иван Николаевич и Вера Дмитриевна на служебной «Волге» тестя с цветами и подарками-шампанское, коробка конфеты- для медперсонала, приехали за нашими девушками. Вера Дмитриевна дома моментально наполнила тёплой водой с марганцовкой небольшое цинковое корытце, подстелила на дно фланельку и дочка, оказавшись в воде, заулыбалась. Уютный дом был не только комфортней роддома, но на первом этаже было ещё и не жарко. На работе я взял полагающийся после года работы 21-дневный отпуск, чтобы помогать жене. Домашний сад был отличным местом для прогулок и сна. Я оббегал полгорода, но всё-таки купил дефицитную по тем временам немецкую детскую коляску и буковую детскую сборную кроватку с высокими спинками. По ночам было жарко, Люда с Леночкой спали на первом этаже, где стоял огромный диван, отгороженный трёхстворчатым шкафом от столовой, а я в саду под яблоней.
     Во время отпуска я записался на приём к заместителю руководителя Саратовского областного Комитета государственной безопасности и попросил зачислить меня офицером в комитет. Я всегда был большим патриотом СССР и гордился возможностью служить Отечеству, вместе с тем мной двигали и прагматичные обстоятельства: высокая зарплата, реальные перспективы роста, быстрое предоставление квартиры семье, пенсия по истечении 25 лет службы. Представив необходимые документы, пройдя медицинскую комиссию и собеседование с руководством, я находился в режиме ожидания.  В устной форме мне было сказано о полном моём соответствии требованиям, предъявляемым при приёме на службу. Однако обещанного вызова не было и не было. Ответ на мой телефонный звонок был таков: «Дело на рассмотрении, после принятия решения мы вам позвоним». Звонка я так и не дождался. Через год выяснилось, что Иван Николаевич, отец жены, возглавлявший Саратовское городское управление милиции, узнав о моих намерениях, попросил коллег из КГБ не мешать моей заводской карьере. Проговорился об этом полковник комитета государственной безопасности Виктор Иванович Кольченко, курирующий работу предприятия, в качестве прикреплённого заместителя директора по режиму. Не знаю, зачем тесть вмешался в мою судьбу, скорее всего исходил он из лучших побуждений. Меня же после отказа спецслужбы мучал вопрос: «Чем же я вам не подошёл?».
     В октябре 1972 года проходила конференция заводской комсомольской организации. На ней присутствовали все руководители высшего звена предприятия. Рабочие производственных цехов выступали на таких мероприятиях редко – узкая проблематика отдельного подразделения мало вписывалась в масштабы общезаводских проблем и была неинтересна слушателям. Но это обстоятельство никак не касалось нашего 44-го цеха, выполнение рабочей программы которым, означало выполнение программы всем предприятием. Продуманные и «заготовленные» заранее предложения об организационной «расшивке» некоторых узких мест на завершающей стадии производства и о повышении роли университетской молодёжи комсомольского возраста в рабочем процессе, изложенные мной на конференции, вызвали одобрение у административного, партийного и комсомольского руководства предприятия. На меня начали обращать внимание: выдали внеплановую премию к дню революции, парторг цеха советовал вступать в партию, главный технолог записал в число участников заводской конференции по итогам года с участием заказчика (военно-морской флот), а комитет ВЛКСМ включил в ежегодный список лучших молодых рабочих предприятия.
      Поскольку я набрался опыта и не возражал против поездок, меня стали регулярно привлекать к командировкам на объекты военно-морского флота. Командировки эти были связаны либо с установкой, либо с эксплуатацией принимаемых на вооружение новых радиоэлектронных систем, выпускаемых предприятием.  Приходилось много общаться и взаимодействовать с командирами и специалистами военных объектов, иногда в довольно непростых ситуациях. Это вырабатывало у меня деловой стиль мышления, аргументированность речи и повышенный интерес к психологии. Поездки приносили и другие бонусы: зарплата полностью оставалась в семье- командировочные расходы (дорога, гостиница, питание) оплачивались заводом по отдельной статье. Да и страну было интересно посмотреть, летать приходилось в разных направлениях: Владивосток, Калининград, Феодосия, Одесса, Севастополь.      
     Запомнилась двухмесячная поездка летом 1973 года на судостроительный завод в Николаев, где Черноморскому Военно-Морскому Флоту передавались большие противолодочные корабли (БПК) проекта 1134-Б «Очаков» и «Керчь». Корабли и в прямом смысле были большими: длина-170 метров, дальность плавания-7 000 миль (более 10 000 км), экипаж- 420 человек (в том числе 45 офицеров). График работ был плотным, но мне удалось выкроить время, чтобы в воскресенье, накануне дня смерти отца, наведаться в посёлок, в котором папа родился. На Украине всегда были хорошие автодороги и развитое междугородное сообщение. Утренний автобус «Николаев-Новая Каховка», через два с половиной час езды высадил меня в километре от села, в котором родился отец.  Сидя на берегу у места где Днепр сходится со своими рукавами Козак и Кокань, я представлял, как мальчишкой здесь учился плавать отец, где-то совсем рядом был дом, в котором он жил. В местной школе, несмотря на каникулы, работала библиотека и бегали дети. Узнав о цели приезда, мне не только показали село, рассказали о его истории и «вычислили» с помощью старожилов участки, на которых стояли интересующие меня дома моего деда, Семёна Григорьевича, и его брата, но и устроили обед с украинским борщом, салом, картошкой и варениками в саду дома местного «головы», на который пришли все встреченные по дороге селяне. Неспешный разговор шёл обо всём, естественно ни в какой Николаев меня не отпустили. Спал я на раскладушке в саду, между вишнёвых дерев до утренних песен петухов. После завтрака меня посадили на проходящий автобус до Херсона, дав на дорогу кусок завёрнутого в белое полотенце сала, хлебный каравай и школьную тетрадку с нарисованной от руки картой села и комментариями старожилов.
    В конце года меня приняли кандидатом в члены КПСС. Я полностью соответствовал требованиям, предъявляемым к строителям коммунизма, а главное, был рабочим. Рабочие и крестьяне принимались в партию без всяких ограничений, при условии согласия партийной организации учреждения и райкома партии, а вот в отношении интеллигенции действовала негласная квота. Партия в СССР на протяжении десятилетий была направляющей и руководящей силой общества, пробиться в «люди» не будучи коммунистом, было невозможно. В начале 80-х годов в Саратове у здания Кировского РК КПСС на Большой Казачьей улице я встретил талантливого университетского профессора Дмитрия Ивановича Трубецкова, бегущего на заседание бюро райкома партии и поведавшего, что его назначат заведующим кафедрой электроники лишь при условии, что он станет коммунистом. Надо сказать, Дмитрий Иванович просто родился и вырос на этой кафедре. Впоследствии он стал членом-корреспондентом Российской Академии Наук, ректором СГУ, Почётным гражданином Саратова.
      Две необходимых партийных рекомендации мне дали коллеги по цеху, третью - заводской комитет ВЛКСМ.
    В начале 70-х годов в Военно-Морской Флот СССР стали поступать на вооружение корабельные зенитно-ракетные комплексы «Оса», обеспечивающие поражение низколетящих целей противника. Всё, кроме пусковой установки и самих ракет изготавливалось нашим заводом. Передавалась продукция военной приёмке флота трижды: на нашем заводе, на судостроительном заводе во время швартовых и ходовых испытаний и после принятия корабля на вооружение.   Комплекс входил в состав вооружения больших противолодочных кораблей (БПК) проекта «Беркут-Б, сторожевых кораблей (СКР) класса «Буревестник», авианесущих крейсеров проекта 1143 «Кречет», тяжёлых атомных крейсеров класса «Орлан», больших десантных кораблей класса «Носорог», малых ракетных кораблей (МРК) проекта 1234 «Овод», малых противолодочных кораблей (МПК) класса «Альбатрос», кораблей комплексного снабжения (ККС) шифра «Пегас», лёгких крейсеров проекта 68-У, среди которых был и модернизированный «Жданов»-подшефный крейсер Саратовского комсомола, с которым я познакомился при поездке в Херсонес Таврический, будучи студентом 2-го курса университета. Комплекс относился к радиоэлектронным системам нового поколения и требовал в эксплуатации профессиональных знаний, поэтому освоение его флотом было делом непростым.
Позднее в составе кораблей проекта 1234, комплекс в модифицированном варианте экспортировался и состоял на вооружении морских сил Индии, Алжира, Ливии, Кубы. Подход ВМС Индии был самым правильным: комплексы на протяжении всех лет эксплуатации обслуживались одним и тем же офицерским составом, имеющим инженерное образование. У нас в состав боевых расчётов входили матросы срочной службы, прослужив 3 года и едва набравшись опыта, они уходил в запас. На небольшом корабле на комплекс приходился один офицер и один мичман, остальная часть расчёта была представлена матросами. В период освоения и в первые годы принятия «Осы» на вооружение, часто возникали сложные проблемные ситуации, требующие помощи специалистов оборонной промышленности.
      В декабре 1973 года по предложению руководства завода, я перешёл на работу в сектор, занимающийся решением возникших технических вопросов на объектах ВМФ. В первых числах нового года заместитель директора завода по объектовым работам Борис Сергеевич Овчинников, включил меня в состав небольшой группы, вылетающей на Кольский полуостров, в Мурманск, где находилось Управление Северного Военно-Морского Флота, отвечающее за ракетно-артиллерийское вооружение. На совещании подчёркивалось, что северный филиал нашего предприятия не справился с программой работ. Военные не хотели поднимать скандала, но и сложившаяся ситуация их не устраивала. Район работ был территориально разбросан: Мурманск, Североморск, Полярный. Добраться до Полярного можно было только морем на рейсовом катере, который в туман, непогоду и ночное время не ходил. Военные ведомства, с которыми согласовывались работы, были рассредоточены по разным городам: штаб Северного Флота и военная приёмка находились в Североморске, профильное для нас управление флота - в Мурманске, дивизия охраны водного района - в Полярном. Причины отставания были вызваны в основном субъективными обстоятельствами. Руководитель филиала не успевал контролировать ход работ и, как говориться, опустил руки. Личный состав, за небольшим исключением, имел слабую квалификацию и был разболтан в плане дисциплины. Зарплаты у всех были большими и не зависели от результатов работы. Зона работ была экстремальной и в плане климатическом, что также влияло на ход работ, особенно на открытом воздухе. В конце июня мог выпасть снег. Штормовые заряды зимой не давали возможности высунуть нос из дома. Летом солнце не опускалось за горизонт и светило днём и ночью, а зимой на протяжении нескольких месяцев стояла непрерывная темнота.
 Главным праздником региона был не Новый год, а праздник «Здравствуй, Солнце!», в честь окончания полярной ночи, радостно отмечающийся в последнее воскресенье января на всём Кольском полуострове.
Заместитель директора Овчинников предложил мне остаться на Севере до нормализации ситуации в качестве представителя руководства с достаточно большими полномочиями. На помощь северянам приехала опытная команда специалистов из ленинградского филиала. Работы велись круглосуточно. С командирами войсковых частей у меня быстро установились ровные и рабочие отношения. Слово у меня не расходилось с делом, я был абсолютным трезвенником, и в буквальном смысле дневал и ночевал на кораблях. В случае необходимости без колебаний обращался к первым лицам Северного Флота или к начальнику Главного ракетно-артиллерийского управления Военно-Морского Флота (ГРАУ ВМФ) СССР в Москву. В конце марта наши работы вошли в график, пришло время прощальных визитов. Военных товарищей, привыкших к деловому сотрудничеству за время нашей совместной работы, такой разворот событий огорошил. Профильное Управление Краснознамённого Северного Флота обратилось к руководству моего предприятия с просьбой оставить меня руководителем работ на Кольском полуострове. На вопрос директора предприятия, не слишком ли я молод, чтобы возглавлять работы в масштабе всего Севера(?), военное руководство ответило, что этот недостаток у меня быстро пройдёт. Мне же обещали дать отдельную квартиру. Крыть было нечем. Да и был я не слишком юным, 25 лет-это вам не шутки!
       Первое время мы жили в 2-х этажном домике с печкой на общей кухне, разделяя 2-х комнатную квартиру, с семьёй офицера-подводника Николая и Зинаиды Шастиных. Дома эти были довоенными. В книге «Два капитана» Вениамин Каверин, рассказывает о Полярном, о Циркульном доме на набережной Екатерининской гавани и о этих небольших, в два этажа строениях. Именно здесь жил его герой, полярный лётчик, Санька Григорьев. Угля было сколько хочешь, рядом была небольшая котельная. Дочка бегала дома в валенках, в вязанной кофточке, и встречала меня у входа с книгой сказок и словами: «Папочка, давай я тебе почитаю!». Летом нам предоставили однокомнатную небольшую квартиру во вновь построенной пятиэтажке, а ещё через год, просторную квартиру в уютном обжитом доме. Прежний хозяин квартиры, командир корабля капитан 3-го ранга, был направлен на учёбу в Военно-морскую академию. Четыре года, пролетевшие как день, на Крайнем Севере в Заполярье стали для меня ярким периодом профессионального роста и становления. За четыре года в плановый отпуск я ходил только однажды, приурочив отдых к рождению второго ребёнка, на этот раз сына. Эти годы я провёл фактически либо на военных кораблях Краснознамённого Северного Флота, либо в переездах по Кольскому полуострову между Мурманском, Североморском, Полярным, либо на многочисленных совещаниях в Москве по линии Военно-Морского Флота и военно-промышленного комплекса страны. У меня была большая степень самостоятельности. Точнее сказать, я был полностью самостоятелен в своих действиях при условии выполнения государственного плана работ. Я был неважным дипломатом, не шёл на компромиссы, был прямолинеен в высказываниях, но руководство всех уровней меня ценило, как ценят незаменимую рабочую лошадь в сложном процессе.
      Помню, доставшийся по наследству коллектив, работавший и живший в Полярном, сопротивлялся моим абсолютно правомерным требованиям к производственной дисциплине. Внешне всё выглядело пристойно, но график работ саботировался. Как выяснилось, один из лучших специалистов внедрил «в народ» мысль о том, что заменить их невозможно. Действительно, в Заполярье проблема жилья была абсолютно неразрешима. Однако, начальник штаба войсковой части - Сычёв Борис Константинович (впоследствии ставший адмиралом и заместителем командующего Кольской флотилией), с которым я обговаривал все проблемные вопросы, гарантировал 20 бесплатных мест в военной гостинице на территории гарнизона в постоянное пользование.
Кто пойдёт жить в гостиницу? Молодой человек, мечтающий о большой зарплате и перспективах. Таких ребят всегда много в студенческих общежитиях.  Ректор Харьковского института радиоэлектроники, увидев письмо, подписанное начальником штаба Северного Флота, об оказании содействия в решении вопросов, взял под козырёк. На встрече с выпускным курсом прозвучала моя пламенная информация: «Для работы в сложных условиях требуются добровольцы. Проживание бесплатное. Зарплата 400 рублей. Если через три месяца кандидат сможет выполнять все работы самостоятельно, он считается прошедшим испытательный срок и зачисляется в постоянный состав». Следует сказать, что зарплату в таких размерах у нас получали только квалифицированные специалисты, но я сознательно создал этот стимул. Фонд оплаты труда, а особенно премиальный фонд, находящийся полностью в моём распоряжении, позволял реализовать обещание практически. Также напомню, что зарплату в 400 рублей в средней полосе страны имели очень немногие категории, для этого надо было быть доктором наук, генерал-майором или первым секретарём горкома КПСС. Набранные мной студенты, полностью оправдали ожидания, стали прекрасными специалистами и руководителями промышленности. А саботажникам пришлось искать себе работу в других местах.               
      Степень моего авторитета у моряков была настолько высока, что они провели ракетные стрельбы по сценарию, рождённому в моей голове. Было это в дивизии охраны водного района, командовал соединением контр-адмирал Крылов Юрий Викторович. У адмирала был сложный характер. Но мы быстро нашли общий язык. Я рисовал адмиралу картину: всплыла вражеская подводная лодка, а у нас весь боезапас израсходован, кроме ракет комплекса, предназначенного для уничтожения низколетящих воздушных целей. Выбор действий невелик: или грозить противнику кулаком, или применить ракеты для его уничтожения. До нас этого никто не делал, значит, будем первопроходцами. Бросим в море надутый резиновый шар в металлической оплётке, он будет играть роль подводной лодки противника, отойдём от этого пузыря на несколько кабельтов (один кабельтов равен 158,2 метрам), захватим его радиолокационной системой цель и выстрелим ракетой. Пару ракет для эксперимента сэкономим на очередных зачётных стрельбах, сбив летящую мишень одной ракетой, вместо двух разрешённых. 
Всё так и было проделано, и мы и стали родоначальниками нового метода применения оружия.
Я с теплотой вспоминаю этих мужественных и мудрых людей, флотских командиров старшего звена. Взаимодействие с ними при решении вопросов государственного значения много значило в моём становлении. Несмотря на разницу в возрасте, они воспринимали меня как равного коллегу, на первом месте на Краснознамённом Северном Военно-Морском Флоте всегда стояла компетенция.
У меня осталось много воспоминаний об этом дивном крае. Каждое лето мы запасали на зиму белые грибы, чернику, голубику и морошку. Собирали их вёдрами. Ели без меры. Рыбное изобилие в магазинах было неописуемым.  Летом были дни, настолько тёплые, что можно было не только загорать, но и купаться в озёрах. Но бывало и так, что в двадцатых числах июня выпадал снег. Летом солнце радостно светило днём и ночью, бегая в небе по кругу, и не прячась за линию горизонта, транспортное сообщение улучшалось: между Мурманском, Североморском и Полярным начинали бегать суда на подводных крыльях.  Зима удивляла полярными сияниями и сильными ветрами. Как-то я лёг на встречный поток ветра под углом 45 градусов, подобно самолёту, раскинув руки как крылья. Жена, для которой я, собственно, и старался, смотрела на меня из окна квартиры с большим изумлением и испугом.
      В 1978 году, когда родился наш сын, мы переехали к новому месту работы, в Севастополь.

ГЛАВА ВТОРАЯ: СЕВАСТОПОЛЬ.
     Ежегодно на всё лето, начиная с мая и по сентябрь, жена с дочкой уезжали на Украину, в Черкассы, к моей маме, где было фруктовое изобилие, песчаные пляжи по всему берегу Днепра, ласковое солнце. В финансовом отношении мы стояли на очень твёрдых ногах- работа в оборонной промышленности, да ещё за Северным полярным кругом, в Заполярье, оплачивалась очень хорошо. После рождения дочки, супруга находилась в трёхлетнем отпуске без содержания, это разрешалось законом, время это входило в непрерывный рабочий стаж. Затем она работала на половинной ставке инженером отдела техники безопасности и одновременно была бессменным секретарём всех производственных совещаний, поскольку закончила годичную заочную школу стенографисток и успевала дословно записывать всё сказанное. По-прежнему каждое лето она брала плановый отпуск увеличенной продолжительности, положенный северянам, и два месяца к нему за свой счёт.  Моя мама, Анна Васильевна, и моя жена были подругами- всегда у них было радостно, весело и уютно. Супруга была замечательной портнихой и пополняла мамин гардероб своими шедеврами. Мама великолепно готовила и дома стол всегда был праздничным. Дочка Леночка радовала и смешила всех, активно участвуя во всех семейных делах. Черкассы были скорее большим парком, чем городом, утопая в зелени цветов и деревьев. В центральном парке, рядом с домом летом жили два маленьких пони, днём после обеда они спали, лёжа на зелёной траве, под деревьями среди детских аттракционов. В парке Сосновка, на берегу Днепра, бегали почти ручные белки. Обычно ежегодно на неделю я прикасался к этому раю, прилетая на Украину в августе на день рождения дочки. В плановый отпуск мне уйти было нереально, собственно и выходных дней, как таковых не было. Суббота на флоте была рабочим днём, в воскресные дни первая половина дня посвящалась аналитике. Накопленные отпуска я частично отгулял в Саратове в апреле и мае 1978 года после рождения сына Алёши, а за остальные получил денежную компенсацию.
    И гражданское, и военное руководство с пониманием отнеслось к нашему пожеланию сменить место жительства, как ни крути-климат для жизни в Заполярье был далёк от комфортного. Расставаться со мной в рабочем плане никто не собирался, в СССР ценили кадры. Надо было очень постараться, чтобы опуститься ниже достигнутого должностного уровня. Мне предложили на выбор вакансии: руководство работами оборонного характера по радиоэлектронной тематике в Индии или на Кубе- туда поставлялось на экспорт российская техника, либо должность руководителя работ в Крыму. На семейном совете, заграничные варианты жена, мнение которой было решающим, отвергла категорически, поэтому в начале июня я улетел в Севастополь принимать дела. Предшественника «забрали» на повышение в Москву, был он на четверть века старше меня, очень заслуженным, и очень орденоносным человеком. Нам потребовалась неделя, чтобы познакомиться и принять дела не только в Севастополе- филиалы предприятия находились в Евпатории, Феодосии, Керчи и Балаклаве.   
         Вхождение в новую должность было лёгким и радостным. Заслуженный на Севере авторитет, работал и в Крыму. Во флотских структурах всех уровней было немало знакомых по Заполярью лиц, с руководством флота сразу сложилось полное взаимопонимание. Новая служебная трёхкомнатная квартира на Остряках понравилась детям, она имела большую лоджию, связывающую кухню с большой комнатной, и вторую лоджию с противоположной стороны дома. Сразу в гости к нам потянулись родственники: моя мама, затем родители жены. Каждый день ближе к вечеру мы купались в море на территории Херсонесского музея, которым командовал Михаил Яковлевич Быков, с которым мы познакомились одиннадцать лет назад. Студентом университета мы с моей будущей женой участвовали в археологических раскопках, будучи спортсменами – подводниками. Миша в тем летом был студентом исторического факультета Свердловского университета, и также участвовал в раскопках античного города. Естественно, что наша дружба и сотрудничество продолжилось с большим энтузиазмом и радостью.
По воскресным дням  наша дружная семья уезжала на экскурсию по полуострову. Водитель моей служебной машины хорошо знал все достопримечательности полуострова, дороги, пляжи и места, где можно было вкусно пообедать.
     На местном рынке для шестилетней любознательной Леночки мы приобрели двух весёлых австралийских попугайчиков, канарейку и аквариум с рыбками. Лена росла жизнерадостной и энергичной девочкой. Она много читала и любила живность, особенно кошек. Из педагогических соображений ей поручалось каждую субботу самостоятельно покупать литр разливного молока за 20 копеек из приезжающей в наш двор жёлтой бочки на колёсах. Домой приносилась половина - по дороге дочка угощала всех встреченных кошек, наливая им «порцию» прямо на асфальт.
Постепенно я «оброс» связями и наладил рабочие отношения с рядом крупных московских, киевских, саратовских и крымских руководителей. Особенностью работы на юге было множество совещаний союзного, республиканского и отраслевого уровня, особенно в летний период, всем хотелось погреться на солнышке и попробовать свежей рыбы и чебуреков с бараниной.  Звонок из министерства с указанием встретить в Симферопольском аэропорту заместителя министра или начальника главка и принять личное участие в том или ином совещании, было рядовым явлением. В моём распоряжении был и небольшой гараж с легковыми автомобилями и микроавтобусами. Новые знакомства помогали мне легко решать любые производственные вопросы. Коллектив был дисциплинирован, гордился своим статусом и держался «зубами» за высокооплачиваемую работу, образцово выполняя задачи любой сложности. Руководители среднего звена были выше всяких похвал, да к тому же мне удалось организовать перевод двух своих помощников с Севера. Как и в Заполярье, в Крыму мне приходилось бывать на многих закрытых объектах, я испытывал большое чувство гордости за высокий уровень научно-технических достижений страны. У меня в то время была высшая форма допуска к работам оборонного значения и увидеть довелось многое.
     Дома было всегда весело и радостно, моя мама часто прилетала прямым рейсом АН-24 из Черкасс в Симферополь, и подолгу гостила у нас.  Дети, Лена и Алёша, её просто обожали. Мама великолепно готовила и ежедневно баловала малышей своими шедеврами. Помню они набрали мягкие еловые шишки, из которых мама сварила хвойное варенье. Варенье ели с интересом, но у меня появилась аллергическая сыпь. В отличие от Севера все субботние и выходные дни в Крыму было принято отдыхать, и наша семья радовалась общению. На степном поле за домом мы запускали воздушных змеев, сделанных своими руками из больших газетных листов, пекли картошку в разведённом костерке и много путешествовали. На море Леночка училась плавать и ловила маленьких крабов, греющихся на камнях. В дни праздников мы семьёй наблюдали с гостевых трибун Приморского бульвара, в районе памятника затопленным в Первую оборону Севастополя кораблям (1854 год), военно-морской парад, а вечером смотрели праздничный концерт на плавающей сцене водной станции КЧФ, слева от Графской пристани.
      В июне 1979 году я окончил заочное отделение планирования промышленности в Саратовском экономическом институте.  Диплом и академический нагрудный знак о высшем образовании (металлический ромб с гербом СССР и раскрытой книгой на светло-синем фоне) мне прислали заказным письмом в конверте из плотной обёрточной бумаги в Севастополь. Учился я по индивидуальной программе, поэтому с сокурсниками встретился впервые на выпускных государственных экзаменах. Радость мою разделила моя любимая супруга. А осенью 1979 года в первый класс пошла наша милая девочка Леночка. Сохранились чёрно-белые фотографии этого сентябрьского дня: жена- в нарядной украинской рубахе-косоворотке, полуторагодовалый сынок Алёша - в парадных брючках, Вера Дмитриевна-мама жены, на крыльце школы машут руками и улыбаются Алёнке. Школа была новой планировки и постройки. Ирина Ивановна-классный учитель, оказалась энергичной и неравнодушной к детскому хоровому пению дамой. На большой перемене круглый год всем первоклассникам бесплатно выдавали в столовой стакан горячего молока и белую свежую булку. Лена через пару дней учёбы научила меня песне: «Савка и Гришка сделали дуду» и окончила учебный год с Похвальным листом на двух языках: украинском и русском.
       Обычно мы отдыхали и купались в море на территории того самого музея-заповедника у бухты Песочная Севастополя, где плавали и работали на подводных раскопках с аквалангами после окончания первого курса университета. Тогда мы познакомились и с Мишей Быковым, который находился на археологической практике, обязательной для студентов-историков Свердловского университета. Теперь Михаил Яковлевич был директором Херсонес Таврического музея. Само собой, я получил постоянные пропуска, разрешающие находиться на территории заповедника мне и Людмиле и пропуск на служебную автомобильную стоянку музея. Множество раз я привозил разнообразных гостей Севастополя, в том числе самого высокого ранга, на экскурсии в Херсонес Таврический, и всегда директор заповедника оказывал им и мне радушный приём.
        В севастопольский период саратовская региональная элита, помня о моём производственном происхождении всё время теребила меня кто поручениями, а кто просьбами. Правда жизни состояла в том, что сегодня обращались ко мне, а завтра вопросы производственного или личного свойства могли возникнуть у меня. Кроме того, моя жена всегда стремилась в Саратове, где она родилась, выросла, где жили её родители, друзья и родственники. Она спрашивала меня: «А где будет после школы учиться наша дочка?» и я задумывался. И действительно ближайший университет находился в Симферополе за 79 км, ходил туда только рейсовый автобус либо редкие пассажирские поезда. В самом Севастополе располагались два высших училища Военно-Морского Флота, да филиал приборостроительного института. Подумывал я и о маме, которая осталась в Черкассах в одиночестве. В Севастополь она переезжать не хотела, а о Саратове вспоминала с любовью.
 Производственная карьера- вообще штука сложная, новые назначения состоятся, если ты являешься надёжной опорой рекомендующего. Незнакомых и ненадёжных людей никто никогда продвигать по служебной лестнице не будет. Пришло время, когда и меня стали переманивать в Саратов. «Нечего тебе здесь делать, мне надёжные люди нужны, иди ко мне заместителем»-прямолинейно сказал депутат Верховного Совета РСФСР председатель Саратовского горисполкома Юрий Алексеевич Мысников, приехавший решать вопрос по строительству санатория в Крыму для жителей Поволжья.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ: САРАТОВ. АВИАОТРЯД. УЧЁБА В ВЫСШЕЙ ПАРТИЙНОЙ ШКОЛЕ.
     В октябре 1980 года мне позвонил специальный корреспондент газеты «Правда» по Пензенской и Саратовской областям Алексей Александрович Воротников, с которым мы были знакомы более двух лет. В советское время газета «Правда» была рупором ЦК КПСС и главным изданием страны. Все новостные передачи радио ежедневно начинались с обзора свежего номера газеты «Правда», а на должности корреспондентов идеологический отдел Центрального Комитета подбирал выдающихся журналистов, назначение которых происходило на заседании бюро ЦК. Каждый год Алексей Александрович с женой, дочкой и сыном отдыхал в Крыму и моё руководство распорядилось оказать корреспонденту необходимую помощь. Алексей был старше меня на десять лет, но мы быстро нашли общий язык и выезжали семьями совместно то в Бахчисарай, чтобы посмотреть дворец крымских ханов, то в Гурзуф в пионерский лагерь Артек, то в подземные галереи завода марочных вин. Алексей Александрович наряду с основной работой защитил кандидатскую диссертацию и продолжал работать над докторской, изучая влияние средств массовой информации на процессы, происходящие в обществе. В Саратовской области он был авторитетным, влиятельным и независимым человеком-публикации своих специальных корреспондентов «Правда» печатала без всякого согласования и проверки на местах, ответственность за достоверность лежала на авторе.
     Информация была следующей: Кировский райком КПСС города Саратова, в целях усиления партийного контроля, намерен расставить своих людей на некоторых предприятиях района. Узнав об этом, Алексей Александрович, рекомендовал первому секретарю райкома Панюшкиной Маргарите Дмитриевне включить меня в список кандидатов. Так я попал на партийную работу и был избран заместителем по организационно-партийной работе секретаря партийного комитета Саратовского объединённого авиационного отряда, а через три года направлен на учёбу на двухгодичное отделение Высшей партийной школы.
       Я экстренно сдавал дела в Севастополе в надёжные руки опытного приемника. Отпускать не хотели ни в коллективе, ни начальство, ни ВМФ. Действующее трудовое законодательство позволяло задержать меня на какой-то период. Разрешил ситуацию, хорошо знавший меня, начальник Главного управления Министерства судостроительной промышленности страны Ивлиев Герман Филиппович. Перед отъездом я успел согласовать вопрос о направлении на Кубу трёх своих специалистов: Ивана Петровича Калашникова, Александра Николаевича Даниленко и Юрия Викторовича Лосева - попасть в длительную заграничную командировку можно было только при письменном поручительстве руководителя.  В Саратов ехали, заняв купе прямого поезда №106 «Севастополь-Свердловск». На перроне, при отправлении состава, громко звучал традиционный марш Агапкина «Прощание славянки».
     У гражданской авиации во времена моей молодости были яркие достоинства: 1) общедоступность - стоимость билетов на любые расстояния, не превышала стоимости проезда купейным вагоном железнодорожного сообщения и была низкой (перелёт из Саратова в Москву самолётом АН-24 студенту обходился в 4 рубля); 2) широта охвата-авиалиниями, хотя бы и с пересадками, в европейской части страны были связаны все города, а в Саратовской области и районные центры; 3) льготы-для студентов и школьников стоимость билетов круглый год была вдвое меньше обычного тарифа.  Гражданская авиация СССР или «Аэрофлот» в советское время была мощной и богатой организацией. Государство в лице Министерства ГА СССР жёстко регламентировало каждое звено лётной деятельности: регистрацию   воздушных судов, управление воздушным движением, качество подготовки специалистов, состояние авиационной техники, чистоту взлётно-посадочных полос, регулярность полётов, их безопасность и многое другое. Работающие в «Аэрофлоте» носили форменную одежду с погонами и авиационные наградные знаки, похожие на ордена. Впрочем, и государственными наградами авиаторы обделены не были. Командовал министерством личный пилот Генерального Секретаря ЦК КПСС Брежнева- маршал авиации Борис Павлович Бугаев. Служить в гражданской авиации было престижно, квартиры личному составу предоставлялись регулярно, зарплата была хорошей, а у лётного состава очень хорошей.
Коллектив Саратовского объединённого авиаотряда насчитывал более четырёх тысяч человек, имел технически современные и оснащённые наземные службы, квалифицированный лётный состав, ежедневные полёты осуществлялись в 60 городов Советского Союза и в 23 районных центра и посёлка области. Большая работа велась по линии ПАНХ (применение авиации в народном хозяйстве): это были сезонные сельскохозяйственные работы по внесению минеральных удобрений и уничтожению вредителей растений на больших территориях с воздуха, перевозка грузов и почты, скорая медицинская помощь (санитарная авиация). По международному соглашению саратовские авиаторы на своих самолётах обслуживали пассажирские линии Македонии (бывшей в то время одной из союзных республик Югославии), не имеющей собственной лётной базы.  В коллективе было немало специалистов, отмеченных боевыми и трудовыми орденами, начальник авиационно-технической службы Николай Андреевич Ребров был  Героем Социалистического Труда, командир 260-го лётного отряда Виталий Дмитриевич Перемот –«Заслуженным пилотом СССР», а Николай Николаевич Мельников – «Заслуженным штурманом СССР».
Важным направлением деятельности МГА СССР была политико-воспитательная работа в отрасли. В Саратовском ОАО за морально-психологический климат, идеологическое воспитание и дисциплину в коллективе в первую очередь отвечали партийный комитет авиапредприятия и заместитель командира по политико-воспитательной работе. На мне, как на заместителе секретаря парткома по организационно-партийной работе лежали многие обязанности, но основными были: постоянное пополнение партийных рядов организации (приём в ряды КПСС) и подготовка пакета документов по этому вопросу на каждого кандидата; своевременная и в правильном размере уплата членских партийных взносов коммунистами; ведение  карточек персонального учёта членов организации и подготовка ежемесячной информации в сектор учёта райкома партии; контроль за регулярностью проведения партсобраний в первичном звене - в службах, подразделениях, лётных отрядах; оказание секретарям партийных ячеек организационной, идеологической и методической помощи; подготовка партийных конференций предприятия; составление отчётных документов и протоколов; взаимодействие со всеми отделами райкома КПСС. Особого внимания требовали случаи рассмотрения персональных дел коммунистов при нарушении ими дисциплины или требований Устава партии. Для объективного рассмотрения таких вопросов требовалось детальное изучение всех обстоятельств - от решения парткома могла зависеть дальнейшая судьба человека. Часто надо было участвовать в работе районных, городских и областных вышестоящих организаций по широкому кругу вопросов жизни и деятельности муниципалитетов: помощи в уборке урожая, а зимой - снега, проведению трудовых субботников, праздников, демонстраций, выборов. Регулярно летали мы и на отраслевые совещания в Приволжское управление гражданской авиации в Куйбышев (Самару).
          Коллектив был объединён общей идеей постоянного роста и совершенствования: освоения новой авиационной техники; реконструкции и удлинения взлётно-посадочной полосы; жилищного строительства, учёбы и повышения квалификации. Вторые пилоты стремились стать командирами, техники-инженерами, комсомольцы-коммунистами. Смешение разных поколений придавало коллективу в достаточной степени и мудрости со здравым смыслом, и юношеской лихости с элементами легкомыслия. Я быстро вошёл в дела, стремительное течение реки жизни не давало времени на долгую раскачку. В начале 80-х годов гражданская авиация в Саратове была представлена самолётами отечественного производства Як-40, Ан-24, Ан-2 и вертолётами Ми-4. В 1983 году, после удлинения и реконструкции взлётно-посадочной полосы стали эксплуатироваться 120-местные Як-42 и на местных воздушных линиях 19-местные Л-410-УВП чешского производства. На Як-42 приехал полюбоваться первый секретарь Саратовского обкома КПСС Владимир Кузьмич Гусев со своими заместителями. Зная о предстоящем приезде руководителя области на аэродром заранее собралось всё городское и районное руководство. Набралось всего с полсотни человек.  Гордиться было чем: Як-42 выпускался на Саратовском авиационном заводе. На авиатрассах всей страны этот самолёт был призван заменить советский пассажирский самолёт с турбовентиляторными двигателями Ту-134. Владимир Кузьмич, осмотрев новую технику и заглянув в кабину лайнера, неожиданно предложил посмотреть на родной город в полёте. Взлетели, сделали большой круг над Саратовом, Волгой, Энгельсом, снова Волгой и приземлились. Я, поглядывая в иллюминатор с высоты, а она была небольшой, километра два, думал о том, что все аэрофлотовские инструкции по безопасности полётов были в этот момент нарушены. В музее города Саратова, в разделе, рассказывающем о промышленном и транспортном развитии, до сегодняшнего дня висит большая фотография всех участников этого исторического мероприятия. Крайний справа в сером демисезонном пальто и каракулевой кепке с козырьком стою я, более чем вдвое моложе нынешних дней.
      В Саратове, во время работы в Заполярье, наша семья приобрела трёхкомнатную кооперативную квартиру рядом с Главпочтамтом и зданием городского цирка. Цирк и театр юного зрителя Леночка и Алёша воспринимали с большим энтузиазмом, и наша семья входила в число постоянных зрителей всех постановок и представлений. Моя мама переехала жить в Саратов, а жена в апреле 1981 года вышла на работу инженером-программистом на Саратовский станкостроительный завод. Я уже говорил о советском законодательстве, позволяющем женщинам, родившим ребёнка, находиться в трёхлетнем отпуске без заработной платы, или, как тогда говорили, без содержания.Супруга воспользовалась этим правом дважды. В первый саратовский отпуск мне удалось разменять мамину украинскую квартиру в Черкассах на саратовскую по улице Чернышевского. Из окон открывался чудесный вид на реку Волгу, и мама была рада и квартире, и тому, что она вернулась в город своего детства. Здесь у неё было много близких людей: родные брат и сестра, родители жены, с которыми она дружила, собственные внуки и сын, многочисленные племянники и племянницы, а также подруги детства.
     В 1983 году, пытаясь разобраться в сути партийной работы, я напросился на учёбу в Саратовскую Высшую партийную школу, которая давала слушателям законченное высшее партийно-политическое образование и готовила руководящие партийные и советские кадры, а также руководителей СМИ для Астраханской, Волгоградской, Саратовской, Пензенской, Ульяновской, Куйбышевской областей, Калмыкии и Татарской автономной республики. Попасть на учёбу было непросто, получить направление Саратовского обкома КПСС без помощи Алексея Александровича Воротникова мне бы не удалось. В воскресный день в самом конце августа в ресторане Саратовского аэропорта собрались близкие друзья и коллеги, чтобы отметить это событие. Авиаторы подарили мне тёплую зимнюю авиационную куртку, кожаную куртку и сертификат на бесплатный полёт в любое место, которым воспользовалась позднее супруга.
Два года, учёбы и работы над собой, много дают для внутреннего развития. Я всегда завидовал военнослужащим, желающим получить образование по линии Министерства обороны СССР -  годы учёбы и в училище, и в общевойсковой академии, и в адъюнктуре, и в докторантуре, и в академии Генерального штаба являются годами службы: выплачивается денежное содержание, присваиваются очередные воинские звания, предоставляется жилплощадь. И вот сам оказался в немного похожей ситуации – два года слушателям школы выплачивалась стипендия в размерах месячной заработной платы по предшествующей должности.
В составе ВПШ находились кафедры: советской литературы, марксистско-ленинской философии, политэкономии, научного коммунизма, партийного строительства, истории партии, советского государственного строительства и права, международного коммунистического и национально-освободительного движения, советской экономики и управления народным хозяйством. В число изучаемых, входили и такие предметы социальной направленности, как риторика и ораторское искусство, социология, психология. Профессорско-преподавательский состав школы был очень сильным.  Условия для учёбы-идеальными. Еженедельно один учебный день полностью проходил на военной кафедре, каждому слушателю был выдан полный комплект новой офицерской формы, включая шинели, зимние шапки-ушанки и широкие кожаные ремни с пряжками генеральского образца в виде ажурной пятиконечной звезды.
В апреле первого курса на ежегодном конкурсе научных работ, посвящённом 114-й годовщине со дня рождения В.И. Ленина, я к удивлению ректора, вручавшего в актовом зале подарки и дипломы победителям, занял два первых места, это случилось впервые в истории школы: по кафедре международного коммунистического и рабочего движения и по кафедре политэкономии. Работы призёров включались в печатный сборник Академии общественных наук при ЦК КПСС, поэтому у меня начался «служебный» рост: занесение на Доску почёта ВПШ, избрание заместителем старосты курса, включение в состав делегаций для встреч с приезжающими гостями зарубежных стран. В летние каникулы по окончании первого курса и прохождения месячной армейской стажировки в учебном центре Министерства обороны под Самарой, я собрался в личном качестве (за свой счёт) съездить в Сталинград, в обороне которого, в том числе в уличных боях участвовал мой отец. В том числе было намерение заглянуть в местные архивы. Узнав об этом, ректор школы Владимир Алексеевич Родионов взяв с меня слово, что я подготовлю курсовую работу о Сталинградской битве для ВПШ, распорядился оформить эту поездку, как командировку, что открыло мне двери уютной партийной гостиницы и архива Волгоградского обкома КПСС, а также компенсировало дорожные расходы.
     Вспоминаются армейские 30-дневные сборы в дивизии, где проходили «обкатку» перед отправкой в Афганистан солдаты. Учебная дивизия располагалась в посёлке Кряж под Самарой. Встречались только в столовой и в казарме после отбоя. Жара. Комары. Классы. Танковый полигон. Марш-бросок на 80 км. Стрельбы. Метание боевых гранат. Экзамены. Всё было по-настоящему. Я был аттестован заместителем командира мотострелкового полка и через какое-то время приказом Министра обороны СССР получил воинское звание капитана.
       Школу я окончил, получив диплом с отличием и Кировский райком КПСС города «нацелился» распределить меня начальником политотдела во вновь образованное учебное заведение - Высшие курсы МВД СССР. При утверждении присваивалось звание подполковника. Согласно действующему положению, предыдущий стаж работы включался в выслугу. Должность была полковничьей и своё сорокалетие я встретил бы с перспективой присвоения генеральского звания. Начальник курсов генерал Дорохов уже обговаривал со мной контуры предстоящей работы, но отдел науки и учебных заведений обкома партии совершенно неожиданно для всех воспрепятствовал назначению. «Кого угодно, только не его»-ответил на звонок третьего секретаря райкома Сергея Преображенского завотделом обкома Суслов. Надо сказать, что Юрий Павлович был племянником члена Политбюро ЦК КПСС, печально известного ретрограда и главного идеолога партии, «серого кардинала» Михаила Андреевича Суслова, пик карьеры которого пришёлся на времена Брежнева, хотя влиятельным деятелем он был уже при Сталине и Хрущёве. Причин, препятствующих назначению, он не назвал, но я знал их. Через девять лет Юрий Павлович весьма нервничал, встречая меня. Я был заместителем Главы администрации области, по- простецки говоря, вице-губернатором области, а товарищ Суслов – профессором университета. Заканчивался сентябрь, а про меня все забыли.

 ГЛАВА ЧЕТВЁРТАЯ: СЕКРЕТАРЬ ПАРТКОМА. ДИРЕКТОР ЗАВОДА.
     Пришлось обратиться к первому секретарю Саратовского обкома КПСС А.А. Хомякову. Из кабинета Преображенского набрал по прямому телефону правительственной связи («вертушки») номер, и услышав голос руководителя области, поздоровался, назвал своё имя, и кратко доложил: выпускник ВПШ, окончил школу с отличием, после выпуска на работу не распределён. «Идите к первому секретарю горкома партии»-сказал Александр Александрович, выслушав меня. От здания Кировского райкома КПСС до горкома партии 5 минут ходьбы, на полпути в сквере художественного музея имени А.Н. Радищева у Театральной площади вижу бегущего навстречу заведующего организационным отделом горкома партии Сергея Николаевича Афанасьева. «Ты где пропадаешь, мы тебя неделю найти не можем, тебя Юрий Петрович ждёт»- выпалил на бегу Сергей. Юрий Петрович Кочетков, 1-й секретарь горкомом КПСС, дал мне на выбор три крупных завода, где предстояли выборы секретаря парторганизации и пол дня на размышления.  Две организации находились в Заводском районе, и на семейном совете и жена, и я, остановились на Кировском районе Саратова: здесь мы жили, здесь мы учились в университете, здесь начиналась моя партийная работа. В октябре на партийной конференции Саратовского завода РТИ Министерства химической и нефтеперерабатывающей промышленности СССР я был избран секретарём партийного комитета, а ещё через четыре года стал директором этого предприятия. Завод с 1941 года относился к предприятиям военно-промышленного комплекса, имел военную приёмку и, кроме открытого, литерное наименование.
     Предприятие насчитывало более четырёх тысяч сотрудников, имело в своём составе ОКБ - отдельное конструкторское бюро, и ПКО - проектно-конструкторский отдел, работало круглосуточно, в три смены. Некоторые его подразделения относились к пожароопасным и химически вредным производствам. Работники этих цехов при наличии стажа работы в двенадцать с половиной лет, получали право выхода на досрочную пенсию на 5 или 10 лет раньше, в зависимости от категории цеха. Повышенную опасность самовозгорания имела эбонитовая пыль в цехе размола эбонита. С точки зрения физика, процесс самовозгорания-прост. Наэлектризованная от взаимного трения эбонитовая пыль, в изобилии летающая в воздухе, при большой своей концентрации, вспыхивает от разряда статического электричества между своими частицами. Пламя возникает прямо в воздухе, распространяясь во все стороны. Его можно быстро погасить огнетушителем в начальной стадии возгорания, и почти невозможно, если растеряешься. За 9 лет работы на заводе, я дважды был свидетелем этого физического процесса во время традиционного обхода проблемных производственных подразделений. Этот цех сгорел дотла как раз накануне моего назначения. Понятное дело следили за ним в «оба глаза». В целом, завод был на хорошем счету, имел свой жилой фонд из 23-х современных домов, несколько детских садиков и благоустроенную базу отдыха на берегу Волги.  Командовал предприятием трижды орденоносец Георгий Николаевич Лаврищев-опытный и авторитетный руководитель, хорошо известный и в министерстве, и в области. Под стать ему были и коллектив-многие рабочие, мастера, инженеры имели правительственные награды, а главный технолог был лауреатом Государственной премии СССР.
     Работалось на предприятии мне легко. Мне было 36 лет, я был молод, энергичен, у меня была крепкая семья. Мы дружили с родителями жены и моей мамой, общались с многочисленными саратовскими родственниками. Были, конечно, и житейские проблемы, но мы знали наверняка, что справимся с ними. В целом нас окружала атмосфера душевного комфорта, любви и радости. Летом мы отдыхали и набирались сил и здоровья на Волге в пансионате Приволжской железной дороги «Волжские дали», или на заводских базах отдыха в Сокирно или в Чардыме. Алёша был заядлым рыболовом, Лена с удовольствием путешествовала с женой на вёсельной лодке и водном велосипеде. Все мы много плавали, возились в песке у воды, строя города. Кормили нас великолепно, но, когда сынок выходил на рыбалку за прибрежными пескарями, супруга прихватывала с собой сковородку и растительное масло, а я разводил небольшой костерок в незамысловатом очаге из пары камней. Стоять с удочкой Алёша мог часами. Повзрослев, он стал надёжным компаньоном в рыболовных путешествиях по Волге на моторной лодке своему дедушке Ивану Николаевичу Ракитину. 
         В школе дети учились хорошо. Моя мама почти ежедневно приезжала к нам, чтобы в случае необходимости помочь Леночке и Алёше с уроками и покормить их. В воскресенье обычно мы пешком через два парка-детский парк и городской- шли к бабушке в гости с «ответным» визитом. По дороге заходили в хлебный магазин на улице Рахова, и покупали на дорогу Алёше большой бублик, Леночке и Людмиле-булки с изюмом, а я любил саратовский калач. У мамы дома всегда были деликатесы домашнего приготовления, обожаемые детьми: коричневое топлёное молоко с толстенной пенкой, которое готовилось в духовке в особой кастрюльке с поддоном, вареники с вишней, капустные пирожки, свекольный салат «под шубой», густой украинский красный борщ на говяжьей мозговой косточке, чай с розовым вареньем и свежеиспечённый хрустящий светло-коричневый хворост. Было весело и уютно. Домой уезжать не хотелось.   
  Зимой мы катались на лыжах в сквере или в парке, и часто на выходные дни уходили к родителям жены. Обычно туда вместе с нами приезжала и моя мама. Наши мамы, Анна Васильевна и Вера Дмитриевна, были одногодками и очень дружили. Дом у тестя был большой и гостеприимный, тёща лепила сочные пельмени и пекла пироги из лося, добытого дедом на охоте, поэтому, как правило, оставались у них с ночёвкой. Заманчивым местом у Ракитиных был сарай с погребом в саду. Чего только не было в этом погребце! Бочка с квашеной капустой, мочёными яблоками, бочка с квашеными арбузами, бочка с волжскими щуками в рассоле. Большие банки с яблочным соком и яблочным домашним вином. В сарае под крышей на толстой стальной цепи был подвешена туша лося. Морозы в Саратове всю зиму стояли двадцатиградусные и мясо сохраняло безукоризненные кондиции. За зиму оно в основном съедалось, а остатки, не поместившиеся в морозильнике, раздавались родственникам. Дети лепили в саду снеговиков, кидали снежками в виляющего хвостом дворняжку рыжей масти Орлика и валяли в снегу похожего на маленькую рысь, дружелюбного и толстощёкого короткошерстного кота Фильку.
    Заводской обстановкой я владел хорошо, знал не только полторы сотни начальников цехов и отделов, мастеров и бригадиров, но и многих рабочих, и не только по именам-отчествам, но и по их проблемам, надеждам, ожиданиям. Память у меня была отличной, я без труда легко запоминал дни рождения, номера телефонов, предложения, замечания и просьбы. Голова работала как компьютер. Директор завода, почувствовав во мне хорошего полемиста и конструктивиста, стал регулярно привлекать меня на все министерские и главковские совещания. Одна голова-хорошо, а две-лучше. Я умел отстаивать интересы предприятия, а высокие ранги министерских руководителей меня не смущали, ведь зарплату я получал в райкоме КПСС. Когда завод стал по своей инициативе осваивать производство товаров народного потребления и нам понадобились литьевые автоматы производства Германской Демократической Республики, министр отрасли Николай Васильевич Лемаев нас не поддержал. Купить же импортную, да ещё и дефицитную технику, можно было только по квотам ведомства. Я был молодой, упрямый, неординарный - никто не ожидал, что я напишу письмо Председателю Совета Министров СССР Рыжкову Николаю Ивановичу. Письмо не осталось без ответа, наша аргументация была воспринята, в поставках следующего года заводу выделялось три десятка литьевых машин требуемой мощности. А министерское руководство было просто ошарашено критической статьёй в главной газете страны «Правда» «Три поездки в министерство». Статью предложил опубликовать «великий и могучий» Алексей Александрович Воротников, которому я многим обязан в своей жизни и в своей карьере. Он же обосновал её злободневность в редакционном совете газеты.
    В 1989 году, когда должность руководителя завода стала вакантной, партийное руководство района, города и области рекомендовали министерству мою кандидатуру на этот пост. На заседании коллегии Министерства химической и нефтеперерабатывающей промышленности СССР, рассматривающей вопрос назначения нового руководителя, выяснилось, что у меня имеется конкурент-директор Калининского завода Александр Иванович Твердохлеб, много лет проработавший в отрасли. Управление кадров ознакомило членов коллегии с нашими производственными биографиями, мнения разделились. Каждому из нас дали слово. Я сказал, что благодаря правильной политике и помощи министерства, завод обрёл второе дыхание, провёл реконструкцию части производства, что позволило освоить выпуск широкой гаммы товаров народного потребления, востребованной населением. Тенденцию прогресса мы продолжим, поскольку хорошо знаем, что нам необходимо делать. Решение коллегии зависело от Министра.  Николай Васильевич, отдав должное моему конкуренту, однозначно сделал выбор в мою пользу: «молодой, перспективный, отлично знает заводские проблемы, три высших образования». Так я стал директором многотысячного коллектива.
      До распада СССР, работалось руководителем творчески. Завод числился по всем показателям в передовиках. Государственный план выполнялся. Жильё строилось. Шефская помощь селу оказывалась. Наладились хорошие деловые контакты с руководителями различных организаций: с директорами заводов, с главами администраций сельских районов, с начальниками военных училищ. На заводе и вне его я легко находил общий язык с людьми разных категорий, что уж говорить о руководителях различных структур. Кроме того, меня регулярно избирали в районный или городской Совет народных депутатов, что сильно развивало круг общения и понимание общественных тенденций. Включали меня в состав и выборных партийных органов: в ревизионную комиссию РК КПСС и в члены Кировского районного комитета КПСС.  Я начал читать лекции по экономическим и муниципальным вопросам, часто участвовал в областных телевизионных программах, публиковался в областной газете «Коммунист». Высшая партийная школа зачислила меня в свой штат старшим преподавателем на кафедру государственного и муниципального строительства (по совместительству). Заведующий кафедрой молодой профессор Вячеслав Викторович Володин, стал впоследствии Председателем Государственной Думы Федерального Собрания Российской Федерации.  Общаться со студентами и слушателями было интересно. Сложности, возникающие в общении, заставляли работать над собой, развивали мышление, повышали эрудицию.
     В юности я был застенчив, чересчур скромен и имел много комплексов, особенно после смерти отца. Я не был красив, у меня был более чем скромный гардероб, я не блистал остроумием и был скован в общении с незнакомыми людьми. Часто мне казалось, что я просто смешон и глуп. Изучение Карнеги и другой популярной литературы на психологические темы, вносило некоторую ясность, но сомнений моих не разрешало. Вместе с тем у меня был ряд несомненных достоинств: наблюдательность, жажда знаний, несомненная уверенность в том, что я «выбьюсь в люди». В моём понимании дети в своём развитии и в своих достижениях всегда должны уйти дальше своих родителей. Для меня ориентиром всегда были родители, и если отец был подполковником, то я, как минимум должен быть на звание выше. Если родители стремились получить и ценили высшее образование, то я должен стремиться к чему-то большему, и стать, как минимум, кандидатом наук. Среднее школьное образование я в буквальном смысле считал средним, то есть рассчитанным на человека средних способностей. Само собой, себя я относил к более высокому разряду и поэтому не признавал школьных отметок ниже «пятёрки». С одиннадцатилетнего возраста я пристрастился к научно-популярной литературе вроде «Занимательной физики» Якова Перельмана, на летних каникулах я заучивал наизусть таблицу неправильных английских глаголов, участвовал во всех заочных конкурсах газеты «Комсомольская правда», а после переезда в Черкассы стал участвовать во всех олимпиадах для школьников, проводимых местным педагогическим институтом. В школе я перечитывал новые темы программы, до того, как их озвучивал учитель, забегая на тему вперёд. Излагая новую тему, опытный преподаватель всегда задаёт вопросы школьникам, чтобы они находились в диалоге и не валяли дурака на уроке. Так я прослыл эрудитом и способным учащимся. Я заметил, что одноклассники дорожили взаимоотношениями со мной и относились ко мне с уважением. Я не упускал возможности обратиться с вопросами или просто переброситься парой одобрительных фраз с незнакомыми людьми. Экспромты свои я всегда анализировал и, моделируя будущие ситуации, делал конструктивные выводы на будущее. Позднее я перенёс эту схему на деловые переговоры и телефонные звонки. Я заранее продумывал цель звонка и даже набрасывал на бумаге тезисы, проигрывал различные варианты ответа и дальнейшую линию разговора. Конструктивизм и логика обязательно влияют на собеседника. Это я прочувствовал при сдаче всевозможных экзаменов, которые продолжаются всю жизнь.
     Ещё одной из сильных сторон моего поведения была любовь ко времени. Я им дорожил. В свободные от учёбы или спорта часы, я читал классическую литературу. В читальном зале центральной городской библиотеки меня хорошо знали, здесь я мог по много часов подряд сидеть за редкими книгами, не выдающимися на руки и за журналами «Наука и жизнь», «Юный натуралист», «Авиация и космонавтика», «Радио», «Знание-сила», «Техника-молодёжи». Приходя домой из школы, я сразу же садился за уроки. Если на каникулы выдавалось задание для самостоятельной работы, я начинал работать над ним в первое же каникулярное утро. В таком деловом ритме я прожил всю жизнь.
      Между тем, завод где я директорствовал, стал одним из передовых предприятий отрасли. В работе я придерживался тезиса «Мудрость руководителя состоит в том, что он умеет объединить для общей цели более умных и талантливых, чем он сам, специалистов». У меня было 8 или 9 заместителей (главный инженер-Тихий Станислав Павлович, главный технолог-Петюх Тамара Григорьевна, главный механик-Забелло Виктор Петрович, главный экономист-Порываев Геннадий Павлович, заместитель по производству-Чесноков Юрий Михайлович, по быту-Блих Вячеслав Всеволодович (на балансе завода «висело» жилищно-коммунальное хозяйство: 23 многоэтажных жилых дома, заводское общежитие на 300 человек, поликлиника, школа и три детских сада, комбинат питания), по строительству, а также, по качеству продукции- Юрий Борисов. Чтобы отучить заместителей бегать на согласование с любой мелочью к директору завода, создавая тем самым видимость своей активности, я подписал приказ о повышении им месячных окладов до директорского уровня, разгрузив себя от мелкотемья. Если руководитель боялся взять решение вопроса своей компетенции на себя и прибегал в директорский кабинет, я выслушивал его, а затем спрашивал о размере оклада. Намёк понимали с первого раза и начинали прибегать к моей помощи лишь в неразрешимых ситуациях.
По понедельникам я проводил производственное совещание, на котором присутствовали заводские руководители, начиная с цехового уровня, а также руководитель военной приёмки старший офицер ВМФ  Жирнов Александр Фёдорович, секретарь парткома-Князев Анатолий Александрович, председатель профкома-Коваленко Евгений Фёдорович и секретарь комитета ВЛКСМ-Дзапшба Фартобей Захарбеевич. Кабинет у меня был огромный, вмещались все. В особых случаях собирались в актовом зале заводоуправления. Начальник производства Юрий Николаевич Чесноков докладывал положение дел по каждому цеху. При малейшем отклонении от государственного задания, заслушивался начальник подразделения, я ждал объяснений с анализом ситуации и мерами по устранению причин, приведших к нарушению недельного графика. Ежедневно утром часа два-три посвящалось обходу цехов. Обычно сопровождал меня один из заместителей и начальник производства. Это позволяло мне детально знать проблематику всех звеньев большого хозяйственного механизма. По ходу говорил с рабочими, мастерами, бригадирами, отвечал на вопросы, выслушивал жалобы и предложения. Многие были замечательными людьми с интересными боевыми и трудовыми биографиями. Помню, никогда не носивший свои награды, рабочий одного из самых сложных цехов (цех размола эбонита или цех №1)) Галаев Никифор Иванович проговорился мне, что он был награждён орденом Ленина. Я очень удивился, всё-таки это был высший орден СССР, уступавший только званиям Героя Советского Союза и Героя Социалистического Труда, присвоение которых сопровождалось вручением ордена Ленина и медали «Золотая Звезда». «Когда же Вы успели, Никифор Иванович!», удивлённо спросил я, поскольку знал почти всех заводских орденоносцев. «Да ещё в 18 лет», ещё больше озадачил меня рабочий. Оказалось, в 1942 году в одном бою Никифор Иванович «с перепугу» подбил из противотанкового ружья четыре наступающих танка противника.
     Многое на предприятии делалось творчески и нешаблонно. В одном из заводских корпусов запустили плавательный бассейн для рабочих; старое дореволюционное здание неработающей котельной переоборудовали в сауну и банно-прачечный цех; вдоль одной из линий периметра, выходящей на пустырь с оврагом, построили три сотни двухэтажных кирпичных гаражей с погребами. Цеха стали соревноваться между собой в части создания внутренней комфортной среды, в заводской штат были зачислены фитнес-тренеры, профессиональные дизайнеры, художники, флористы, орнитологи и специалисты по моделированию экосистем в замкнутых искусственных водоёмах. Инициатива рабочих по созданию огромных аквариумов и птичьих домов меня иногда удивляла. Так, в механическом цехе одна из торцевых внутренних стен высотой с трёхэтажный дом была полностью закрыта металлической сеткой. Внутри образовавшегося пространства, шириной метра полтора, от пола до потолка были рассредоточены кормушки, посадочные места, домики.  В эту гигантскую клетку заселили озорных австралийских попугаев. Получился гигантский весёлый, задорный, верещащий экран, радующий глаз и скрашивающий шум станков. То же самое происходило с аквариумами: подразделения словно соревновались между собой в создании необычных размеров и конфигураций, по собственному почину изготовлявшимися заводскими умельцами. В отделе главного технолога появились и настенные варианты.  Живое волшебное разноцветье радовало глаз и вносило уютные нотки. К началу учебного года и в новогодние дни мы устраивали детские праздники с обязательными подарками- комплектом учебников, тетрадей, ручек и ранцев для первоклассников либо новогодний набор конфет, цитрусовых, пряников и акварельные краски с цветными карандашами и альбомами.
         Отлаженный жизненный ритм стал разрушился в 1991 году. Я не буду останавливаться на причинах распада СССР. Их много. В любом процессе или деле важен конечный результат. А результат весьма трагичен. Мы потеряли великую страну, в которой ум и талант человека получал эквивалентную оценку; в которой высококачественными, бесплатными и общедоступными были образование, медицина, спортивная подготовка. Мы потеряли отечественную науку, авиастроение, промышленность, геологию, недра. Умные головы оказались за границей, отдельно взятый человек остался предоставленным сам себе, пропала уверенность в завтрашнем дне, возникла безработица. Набирал темпы процесс расслоения в обществе, достигший в наши дни чудовищных размеров. Обман и мошенничество стали доблестью. Желание богатства затмило другие чувства. Вместо патриотизма пришёл доллар.
           Руководить предприятием стало не только сложно, но и опасно. Завод по-прежнему производил востребованную покупателями продукцию и получал прибыль. На расчётном счёте предприятия было достаточно средств, но обналичить их и выдать рабочим зарплату стало невозможно- в государственном банке отсутствовала наличность-бумажные деньги. Рабочему бесполезно рассказывать о сложностях в отечественной экономике или в финансовом секторе, ему тоже было сложно стоять у станка или пресса. Пришла дата аванса или зарплаты-изволь выдать честно заработанные деньги. Между прочим, заводу шла и экспортная выручка, поскольку предприятие помогало Социалистической Федеративной Республике Югославия и Корейской Народно-Демократической Республике построить и запустить заводы по производству мипорсепараторных пластин, являющихся неотъемлемым важнейшим элементом любого аккумулятора. За научно-практическую деятельность в этом направлении начальник заводского специального конструкторского бюро Гузнищев Виктор Павлович, с моей «подачи», был награждён орденом Октябрьской Революции. Обращения к руководству области оставались безрезультатными, даже хорошо знакомые мне люди, разводили руками. Так, 1-й заместитель главы областной администрации Янкевич Эдуард Борисович, которому я четырежды выдавал трёхкомнатные квартиры, для каких-то переманиваемых в область из других регионов особо ценных специалистов и артистов, равно как и Председатель Саратовского областного Совета народных депутатов Макаревич Николай Сидорович не смогли войти в моё положение. А ведь с Николаем Сидоровичем мы дружили со времён учёбы в ВПШ, он был кандидатом юридических наук, преподавал теорию государства и права, и ранее периодически обращался ко мне с различными личными просьбами хозяйственного свойства. Пришлось нарушать финансовую дисциплину и минуя банковскую процедуру, забирать наличку у крупных покупателей заводской продукции, чтобы выдать её в качестве заработной платы, отчитываясь затем задним числом о взаимозачётах перед банком. Об этом знали четыре человека: я, главный бухгалтер и два вооружённых револьверами начальника караула из военизированной охраны предприятия.  Отстранение от должности за нарушение расчётного алгоритма, было бы самой мягкой мерой наказания для руководителя, при огласке этой процедуры. А если бы деньги по дороге пропали? Ведь их перевозили, часто из других городов, пусть и в режиме строгой секретности, но совсем не профессиональные инкассаторы. Хорошо, что в те годы ещё не было проверок багажа и личного досмотра ни в аэропортах, ни на железной дороге.
     Второй напастью стала сознательная деятельность по уничтожению российской экономики Гайдаром (руководитель правительства страны) и Чубайсом (его заместитель по вопросам финансовой политики). Это были предатели государства, реализовывавшие политику руководящих кругов США по уничтожению России, как страны-конкурента. Под мантры о том, что рынок сам по себе всё расставит, они всячески способствовали разрушению ведущих отраслей промышленности и предприятий. «Деятельность» эта открыто и щедро оплачивалась американцами. Губительный для страны призыв алкоголика Ельцина: «Берите самостоятельности сколько сможете», правительство воплощало в жизнь. 
Вдруг коллектив производства ТНП (товаров народного потребления) совершенно неожиданно для меня на своём собрании заявил о выходе из состава завода. Надо сказать, что производство это, благодаря усилиям всего предприятия в предыдущие годы (закупки импортного оборудования, его установка, строительство новых производственных зданий, налаживание связей по закупке лимитируемого сырья), стояло «на ногах» более чем уверенно и твёрдо. Ассортимент ТНП был очень востребован и включал полторы сотни наименований: пластмассовые тазы, вёдра, корзинки, посуду, шланги, полиэтиленовую плёнку для теплиц, пакеты разных размеров, автомобильные коврики, сборные пластмассовые ячейки для дачной рассады и даже декоративные нашлёпки на колёсные диски для легковых автомобилей, а само производство ТНП было высокодоходным.  Производство размещалось в трёх отдельных зданиях, одно из которых мы ввели в строй ударными темпами совсем недавно. Идея сепаратизма, естественно, держалась в секрете, никто из заводского руководства о них не знал, но сразу стало ясно, что майдан готовился заранее: страсти были разогреты до предела, пламенные речи заготовлены и отрепетированы. Коллектив потребовал автономии.
Я внешне спокойно выслушал этот бред и, подводя по просьбе собрания, жаждущего услышать мнение директора, итоги, дружелюбно высказался, что поскольку вы, друзья, стали самостоятельными, то не забудьте: 1) заключить с покинутым вами заводом соглашения на поставку тепла, электроэнергии, сырья по ценам поставщика; 2) согласовать с военизированной охраной цены за свой вход и выход на территорию завода каждого человека и заключить с ней же соглашение о сохранности оборудования и продукции; 3) поскольку корпуса, станки, автоматы и оборудование производства находятся на балансе завода, ждём ваших предложений о их выкупе, а мы прикинем цены продажи. К этому времени на собрании появились вызванные мной главный инженер завода и начальник охраны. Главного инженера, не повышая голоса, я вежливо попросил - а просьбы директора равносильны приказу - до заключения соглашений прекратить любое взаимодействие с мятежным производством. Станислав Павлович Тихий, включился в игру и уточнил у меня, как быть с электричеством. «Свет и холодную воду можете отключать прямо сейчас, после собрания, а подачу горячей воды и пара прекратите утром». Охране я приказал на территорию предприятия ни одного человека из ТНП не пропускать. Для понимания ситуации должен сказать несколько слов о коллективе охраны (ВОХР). Это была, своего рода, маленькая сплочённая воинская часть, в которую люди подбирались в штучном порядке. Были среди них колоритные фигуры-мудрые, опытные, интересные. Её руководитель Дмитриев Виктор Николаевич задал вопрос, что делать с пришедшей на работу ночной сменой и можно ли их будет выпустить с территории предприятия. «Что же они без света делать будут, выпустить и изъять при выходе пропуска, это теперь не наши работники».
Бунт был подавлен на корню, через пару дней коллектив продолжил работу, руководитель производства был уволен по собственному желанию. Жёлтая саратовская пресса, захлёбываясь от негодования, «заклеймила» меня, как «красного директора, препятствующего народной инициативе и предприимчивости».
     Третьей напастью стали «крышеватели», о которых никогда раньше и слыхом не слыхивали, или попросту, бандиты. Они нападали на руководство фабрик, торговых организаций и производств, требуя регулярных денежных выплат за обеспечение мифических услуг безопасности. В Ленинском районе Саратова был убит руководитель крупного торгового центра Виктор Васильевич Чернышук. Какая-то «бригада» пыталась прорваться и на нашу территорию, но начальник караула, ранее служивший в Советской Армии, полковник запаса Силкин Виктор Иванович применил оружие. Тогда «бандюки» организовали слежку и установили чуть ли не круглосуточное наблюдение за нашим основным контрольно-пропускным пунктом (КПП) со стороны улицы Университетской, отслеживая маршруты руководителей. Я в экстренном порядке обратился с письмом к руководителю областного Комитета Государственной безопасности (КГБ), в сферу деятельности которого входило обеспечение безопасности на предприятиях ВПК (военно-промышленного комплекса) и к начальнику областного Управления МВД. Ответил был таков: «К тебе мы на месяц прикрепим охрану». На вопрос о мерах по обеспечению безопасности моей жены и моих детей генералы развели руками. Пришлось рассчитывать только на свои силы. Работать в таких обстоятельствах мне не хотелось.

ГЛАВА ПЯТАЯ: АДМИНИСТРАЦИЯ ОБЛАСТИ.
   Администрацию Саратовской области с лета 1992 года возглавлял Юрий Васильевич Белых, директор птицефабрики и агроном по профессии. Юрий Васильевич был Депутатом Верховного Совета РСФСР, поддерживал при голосовании все инициативы первого российского президента, был замечен и награждён должностью руководителя региона, которой он не соответствовал ни по каким параметрам. Большой загадкой для руководителя области были многочисленные промышленные предприятия гражданских и оборонных отраслей, конверсионные проблемы, транспорт, энергетика, нефтедобыча, предупреждение чрезвычайных ситуаций, вопросы экологии и другие. Поэтому на должность 1-го заместителя главы областной администрации в апреле 1994 года уговорили перейти директора крупного комбината «Химволокно» Л.Е.Ващенкова. Стоял апрель 1994 года. Леонида Ефимовича я не знал, но после одного из совещаний с директорами заводов на тему «Как жить дальше?», проводимого им с руководителями в зале заседаний администрации, поймал его на лестнице и спросил, не мог ли он уделить мне пару минут.
      Я рассчитывал, что должность 1-го заместителя, которую занял Ващенков, потребует опытных и разбирающихся в обстановке специалистов в подконтрольных ему департаментах. Передав собеседнику заранее заполненную кадровую анкету с информацией о себе, попросился на работу. На его вопросы ответил, что замену себе я подготовил, завод план выполняет, но хотелось бы работы с более широким кругозором. На том мы и расстались. Прошло два месяца, напоминать о себе было бы несолидно: всё- таки между собой разговаривали два директора. И тут очень своевременно центральная областная газета сообщила, что в Саратовском государственном университете мной успешно защищена диссертация на соискание учёной степени кандидата политических наук - я стал 12-м в стране специалистом по этой новой специализации, причём тема научного исследования звучала весьма актуально: «Местное самоуправление в политической системе общества».
    Работать над диссертацией я начал ещё в Саратовском объединённом авиаотряде в бытность свою заместителем секретаря парткома. Без отрыва от работы сдал все положенные экзамены кандидатского минимума и хотел прикрепиться для работы над диссертацией к аспирантуре СГУ по специальности «История КПСС», но отдел науки и учебных заведений обкома КПСС не дал на это своего разрешения, ссылаясь на отсутствие у меня профильного образования. В данном случае работник отдела Лютов Иван Иванович был неправ, поскольку сданные в полном объёме экзамены кандидатского минимума приравнивались к базовому образованию, на этот счёт существовало специальное разъяснение Высшей аттестационной комиссии при Совете Министров СССР. «Но поймите, какой же Вы историк, если Вы не проходили археологию?» увещевал меня партийный функционер. «А разве по истории партии уже и раскопки ведутся?», ответил я. Могу только догадываться, что было доложено про меня заведующему отделом Суслову, но разрешение на прикрепление выдано не было, а позднее, в 1985 году, сказалось при моём распределении по окончании Саратовской Высшей партийной школы.
       Думаю, Ващенков, прочитав газету, вспомнил обо мне, предложив должность заместителя директора департамента по анализу и информатике Администрации Саратовской области. Возглавлял этот департамент сам Леонид Ефимович, совмещая свои обязанности 1-го заместителя обладминистрации с руководством ключевым департаментом.  В стране в 1994 году как в политической системе, так и экономике творился полный сумбур, а понятия ясности, порядка, согласованности носили абстрактный характер. Наш департамент на областном уровне был призван разрабатывать стратегию развития, а точнее выживания, региона и разрабатывал рекомендации по этому вопросу, которые далее становились директивными нормами, обязательными для всех звеньев муниципальной исполнительной власти. Это было время, когда все воевали со всеми: руководство города Саратова противопоставляло себя руководству области; советы всех уровней находились в оппозиции к исполнительной власти, а районы и города области варились в собственном соку. Областная и центральная пресса носила информационно-эпатажный характер, выступая с какими-то разоблачительными материалами и политическими прогнозами ясновидящих проходимцев. Возникла нищета и люди, открыто копающиеся в мусорных баках. Стадионы превратились в стихийные барахолки. Магазины были завалены финской бумажной колбасой, американскими куриными тридцатилетней выдержки ножками, какими-то сомнительными консервами заграничного производства. Российская денежная единица находилась в процессе перманентной инфляции.
      Для меня это время стало периодом напряжённой работы и большой ответственности. Я был молод, энергичен, смел, усваивал огромные массивы новой информации, облетал и объездил на служебной «Волге» всю область, еженедельно выступал на областном телевидении и пользовался большим авторитетом и доверием руководства. Вскоре губернатор области Белых Юрий Васильевич назначил меня одним из своих заместителей и поручил руководить Постоянным представительством Администрации Саратовской области в Саратовской областной Думе. Инициативы исполнительной власти, чтобы стать законом, должны быть рассмотрены и одобрены на заседаниях Думы, а это требовало постоянного взаимодействия двух ветвей власти. Проблематика рассматриваемых вопросов охватывала всю область и весь срез общественных проблем. Я чувствовал себя на подъёме и с удовольствием работал по 24 часа в сутки. По собственной инициативе я стал развивать московские контакты: напросился на знакомство с Аналитическим центром при Президенте Российской Федерации и через его руководителя - Ясина Евгения Григорьевича, ставшего впоследствии Министром экономики РФ, стал участником многих федеральных совещаний по проблемам экономического характера.
     В 1993 году в стране была учреждена Государственная Дума Федерального Собрания Российской Федерации. Конституция 1993 года устанавливала следующие требования к формированию Государственной Думы: она состояла из 450 депутатов и избиралась сроком на 4 года, при этом согласно переходным положениям Конституции, Государственная Дума первого созыва избиралась на два года. Два года пролетели быстро и подошёл срок новых депутатских выборов.
     В мае 1995 года было основано Всероссийское общественно-политическое движение «Наш дом-Россия», выражавшее интересы сложившейся в 1990-е годы административно-хозяйственной номенклатуры и отчасти представляющая взгляды региональной элиты страны. Основной причиной появления НДР являлось стремление Ельцина сформировать к очередным парламентским выборам двухпартийную систему власти, в которой в качестве одного из компонентов и будет участвовать организация. На учредительной конференции 12 мая 1995 года, собранной в концертном зале гостиницы Россия, на месте которой сейчас располагается парк «Зарядье» председательствовал глава Правительства России Виктор Степанович Черномырдин. От Саратовской области на неё прилетели четыре человека: руководитель региона Юрий Васильевич Белых, ректор мединститута Киричук Вячеслав Фёдорович, начальник областного управления торговли Ионов Константин Константинович и я. Домой летели, обсуждая поставленную задачу создания областного отделения НДР. Учитывая, что Всероссийскую организацию возглавил Глава Правительства России Черномырдин, было решено председателем Саратовского областного отделения Всероссийского общественно-политического движения «Наш дом- Россия» избрать руководителя области Белых, а председателем Саратовского областного исполнительного комитета ВОПД НДР-меня.
      И вот для меня наступило замечательное время жизни в непрерывных поездках на всех видах транспорта по области. Предпочитал я, конечно, закреплённую за мной служебную «Волгу» с проверенным водителем, но приходилось иногда летать на вертолётах, самолётах, а однажды я ехал в какой-то близлежащий район в кабине железнодорожного тепловоза, сидя рядом с машинистом. Строить новую организацию в области было легко, поскольку в действие была приведена административная машина и субординация. Учредительная конференция прошла в Саратове, я был избран председателем облисполкома движения, руководители районов получили указание создать аналогичные организации на местах, и машина завертелась. Велась мощная агитационная работа: радио, телевидение, пресса, артисты театра и кино, вузовская профессура, активисты, с утра до вечера рассказывали о новом движении, о перспективах прогресса страны. Я, оставаясь в должности заместителя руководителя областной администрации, занимался исключительно делами партийного строительства. В течение солнечного и горячего лета 1995 года в Москве ещё дважды собирались конференции ВОПД НДР, круг московских связей и личный кругозор за это время у меня сильно расширился. Масштабные конференции сопровождались концертами самых известных артистов, командировочные расходы щедро компенсировались, ресторанное питание в гостинице «Россия» было отменным, а номера комфортными.
С одобрения главы администрации области, я выдвинулся и зарегистрировался кандидатом в депутаты Государственной Думы России второго созыва по партийному списку общественно-политического движения «Наш дом-Россия» по Саратовской области. Выборы были назначены на 17 декабря 1995 года. По действующему положению, я взял отпуск- совмещать работу в органах исполнительной власти и заниматься предвыборной работой было нельзя. Но как председатель исполкома Всероссийского движения «Наш Дом-Россия»- а это была организационная и агитационная работа - я продолжал ежедневно встречаться с коллективами и руководством районов, городов, крупных организаций, институтов и военных училищ, выступать на областном радио, участвовать в дебатах на телевидении. Время было лихое, и в дальних степных дорогах, иногда до границ с Казахстаном, меня сопровождала вооружённая охрана из военного училища МВД, которым командовал генерал-майор Геннадий Горчаков.
     И вот меня избрали депутатом. Я стремился к этому. Войти в круг политической элиты страны всегда и для всех не только престижно и интересно, но это придаёт новые стимулы к активизации творческих сил и открывает новые горизонты. Я не боялся изменений в нашей относительно налаженной жизни: Алёша поступил на 1-й курс Саратовской юридической академии, Лена защитила кандидатскую диссертацию и жила неподалёку от нас в своей квартире, супруга работала старшим научным сотрудником в научно-производственном центре экологической специализации и летом с удовольствием выращивала овощи и фрукты на даче.
Я и сейчас остаюсь в полной уверенности, что жизнь интересна, если ты идёшь вперёд и развиваешься как личность. Несомненно, я сделал в жизни немало ошибок, но их было бы намного больше, если бы не моя неизбывная тяга к развитию. Как выяснилось позднее, участие в заседаниях Государственной Думы и работа в её комитетах является сильным и системным разносторонним образованием в области государственного управления и строительства. Никогда более я не получал столько актуальной и достоверной информации о жизни страны.
Поблагодарив областное руководство за оказанное мне доверие и дав товарищеский ужин коллегам, я уехал в столицу, но все годы депутатства я поддерживал прочные деловые отношения с Саратовской областью.