Про конюха Валеру и других

                Про конюха Валеру и...

      Слухи о том, что в Гумённом, совсем невеликом, поросшим густой лещиной да редким осинником лесу, разделяющим две деревни: Вороновку да Манино, завелось некое чудище-страшилище, поползли с той самой поры, когда в нём едва не была загублена невинная душа одного, уж больно охочего до брагопития молодца -- слесаря Петра Калинкина. Как рассказывал он сам, чудище напало на него, когда он возвращался с крестин. Со спины напало, аккурат посередине леса, в логу: толкнуло, он и упал! Упал, да неудачно: грудью обо что-то хрястнулся... И не очень больно, а дыхалку перекрыло. Чудище вмиг оседлало его, и сразу претензию: "Отдавай деньги, какие есть, не то жизни лишу! Отвечай: есть деньги, али нетути!" Пётр и рад бы ответить, но он не то, что ответить -- вздохнуть не может. Лежит, бедолага и думает: "А ежель и вправду лишит -- тогда чего?.." Еле-еле до кармана штанов дотянулся, вынул бумажку... "На!" -- просипел. "И это всё?! -- возмутилось чудище.  -- Ты ж вчерась аванс получил!" "Нетути, -- совладав с дыханием, вымолвил Петро. -- Ить я его сразу ж, вчерась же ж и прос... проп... Кхы! кхы! кхы!.." "Пропил, да?" "Ыгы." -- подтвердил  несчастный. Чудище матерно, с картавинкой, выругалось, плюнуло да и растворилось во тьме. Уж больно знакомым показался Петру голос его. Он и на следующий день, уже протрезвевший, всё силился вспомнить голос тот, да так и не смог, но уверился в одном: вовсе то не чудище! Зачем чудищу деньги -- наши советские рубли; не пойдёт же он с ними в сельмаг за хамсой или, там, за солью... Ясно -- не пойдёт; его же сразу изобличат и отведут куда надо... И засудют и посодют, и надолго! Скорей всего, у них, у чудищ, видать всё своё: и еда своя, и водки-вины, и свои лавки-магазины... (Петро даже мыслить в рифму зачал!) и деньги не нашенские, а какие-нибудь тугрики-фунты... Не-е, то было вовсе не чудище.
      Кому ни рассказывал Петро о той истории, никто ему не поверил. Однако теперь все: и поверившие и те, кто не поверил, через тот лес стараются пройти затемно и пошвыдче.
      В ту пору ещё много молодых жили в деревнях да хуторах. Чего делали? Работали, гуляли, женились... Плохо ли жилось тогда? Нет, совсем не плохо, хотя и не всегда сытно, -- а когда, в кои веки крестьянин едал сытно? -- а всёравно жилось не скучно, широко, вольготно.
      В первых числах апреля в Вороновку, "отбарабанив" положенный срок, воротился ефрейтор погранвойск Григорий Кравцов; скромный, нефорсистый парень: коренастый, белобрысый, сильный. После непременного двухнедельного безделья вчерашнему дембелю напомнили: "Сынок, довольно алырничать! Пора определиться чего дальше-то..."
      -- Сам знаю что пора... да и определился я: на трактор пойду -- зря учился, что-ль?
Мать огорчилась:
      -- Гришенька, сынок, я-то думала... Сынка, молодые нынче в город едут, а ты... а ты, как батька -- в мазут...
      -- Мне здесь хорошо, ма -- в нашей деревне.
      И подался Григорий в трактористы.
      Вороновка -- деревня большая: есть и клуб, и фельдшерско-акушерский пункт, и библиотека, и школа восьмилетка... Манино же -- хутор в три десятка изб с клубом, медпунктом, начальной четырёхлеткой, фермой и конюшней. И жила в том хуторе красавица Ариша. Столько парней добивались её благосклонности, а она посмеивалась только. Особенно яро усердствовал в деле сём двадцатипятилетний конюх Валера -- грузный, рябой и шепелявый детина. Ариша же выбрала Григория.
      В то лето крутили индийский "Зита и Гита". Неделю целую крутили и каждый вечер клуб был "под завязку"! На "кино" прибегали и хуторские; правда, и у них показывали то же "мыло", что и вороновским, но позже -- одним-двумя днями. однако не только ради этого; главной причиной были танцы под магнитофон; вот уж где  отрывались! Вот и приходилось Гришке через поле, через лес провожать свою разлюбезную -- до самого её крылечка.
      ...А конюх Валера всё не унимался. Какие только слухи не распускал он о Гришке, какие каверзы ему не подстраивал... А тут вновь поползло по деревне: "Видели, видели то страшилище. Оно и впрямь такое, на которое и взглянуть-то боязно, не то что, встретиться с ним с глазу на глаз..." И вновь насторожился народ: В лес ходить стали меньше -- и это в грибной сезон!, стук топора стал слышен реже, нежели днями раньше, вспомнилось происшествие с выпивохой Петром: "Э-э! знать не брехал мужик, знать правду баял... Вот те и "не верь слухам!"
      И вот после очередной индийской "фильмы" Григорий привычно повёл свою любоньку до её калитки. Была тёплая августовская ночь; то тут то там с неба срывались быстрые звёзды и мгновенно гасли, оставляя после себя недолгий след... Говорят, кто успеет загадать желание прежде чем упадёт звезда, оно непременно исполнится.Чудаки! Разве можно успеть загадать его! Интересно: хоть кто-нибудь успел?
      Вот молодые вошли в лес. Ариша спрашивает:
      -- Гриша, тебе и в правду не страшно?
      -- Не-а, ничуть, -- беспечно отвечает её спутник.
      -- А я боюсь.
      Как назло в фонарике Григория села батарейка, и теперь влюблённым светила только полная луна да звёзды; благо лесная дорога была довольно широка, хорошо наезжена повозками и утрамбована десятками и сотнями ног. Шли осторожно: Григорий впереди, Ариша неотступно за ним. Они были примерно посередине пути, в ложбине, как вдруг справа с рыком, с воздетыми конечностями к ним метнулась мутная, размытая тень... Ариша взвизгнула от ужаса и вцепилась в Григория... Тот вырвался! В ту же секунду Ариша услышала хеканье, хряск, душераздирающий вопль и треск сухих поленьев -- от них кто-то удирал!
      Придя в себя, Ариша, дрожа и голосом и телом, спросила:
      -- Что это было?
      -- Не знаю, -- ещё не отдышавшись, ответил Григорий, -- Фигня какая-то.
      -- Гриш, мне жутко!
      -- Тю! Чего страшишься? я ж с тобой...
      -- Как не страшиться: а вдруг оно опять того... Кинется на тебя...
      -- Теперь не кинется! Видела, как я его охандылячил?
      -- Нет, не видела -- слышала... А чем ты его, Гриш?
      -- Дубьём.
      -- Ты с дубьём шёл?!
      -- Да нет; у него же, у чудища и позаимствовал...
      -- Как это?
      -- Из его лап вырвал... Ты это... ты не трясись, ты лучше  ко мне прильни, да поплотнее; глядишь, и страхи твои сгинут-отвалятся... Вот так. Не боись!
      Проводил Григорий Аришу и благополучно домой воротился. А утром молокосборщик Михей нашёл в том лесу овчиную шубу; ещё добротную, с витыми кожаными пуговками, с меховой оторочкой. Показал селянам. Признали: шубейка дедушки Ахрема. Ну и -- к нему с вопросами: Как да почему? А дед: "Дык попросили, я и дал" "Хто попросил?" "Валерка конюх" "Зачем?" "Откель я знаю... Сам спрашивал: зачем она табе летом? Не говорит; дай и всё... в третий раз берёт..." Так вонон кто в чудище рядился!
Но зачем? Всех просветил кузнец Савельич. Савельич всегда "просвещает" коль возникает загвоздка в каком каверзном вопросе или непонятном событии. Вот и теперь, ткнув Григория в грудь, молвил: "Ты есть его главная цель; на тебя он охоту повёл. Мыслил так: напужаю Гришку до смерти, он дёру даст, а я к Арише: "Видела, каков твой женишок!" Она его и бросит да и к нему на грудь". "Хитро. А на Петра зачем он напал?" А Савельич им: "На Петре он методу отрабатывал; так сказать, тактическое учение провёл"И всем всё стало ясно и понятно. Загудели возмущённо: "Айда к нему! Айда! Ах он такой-сякой! Вот мы ему всыплем..."
      И всыпали бы. Но до самосуда, слава богу, дело не дошло: Валеры дома не оказалось. В избе были его мать и сестра -- студентка медицинского училища. На вопрос "Где ваш сынок" хозяйка ответила: "Так уехал он... раненько уехал. В город."
      Больше года Валеры не было в селе... А Григоий и Ариша свадьбу сыграли. На святках. Весёлая, шумная свадьба случилась
      Вот, собственно, и вся история.

                Владимир ХОТИН
                08. 01. 2021
      
      


Рецензии