К к иновые слезы

Я пролетаю сквозь плотную серую массу, очень приятно обволакивающую все тело. Я не чувствую никакого напряжения, словно окутан теплым коконом, за пределами которого ничего не видно — ничего и не хочется видеть. В животе немного щекотно — я падаю в нескончаемую бездну, совершенно не ориентируясь в пространстве. В какой-то момент окружающие меня облака становятся менее плотными; ещё через мгновение я полностью вылетаю из них, оказаваюсь в пустом пространстве между слоями облаков: вокруг лишь мгла. Сквозь большие прорехи между полупрозрачными облаками, образующих отдельный слой, видна светящаяся, ночная Москва. Шумные шоссе, людные улицы и проспекты светились ярким оранжевым светом. Они пульсируют, словно маленькие венки в глазу, очерчивающие тёмный зрачок в самом центре неровных колец.

Я снова начинаю проваливаться в облака, но не пролетаю сквозь них, а снова оказываюсь в плотной, сгущающейся массе. Гул машин начал потихоньку пропадать, остался только прерывающийся шум ветра. Откуда-то издалека заиграла приятная музыка, слышатся голоса и очень знакомый женский смех. Я попытался прислушаться: напрягся насколько мог, чтобы вспомнить, кому он принадлежит, но не смог. Я почувствовал сладкий, вяжущий аромат дыма. Дым начал потихоньку рассеиваться.

Я оказался за небольшим столом, покрытым зелёной тканью. Такие, только гораздо больше, используют для игры в покер. Мягкая обивка широкого кожаного кресла сразу поглотила мое тело. Передо мной стоит небольшой серебряный поднос, натёртый до блеска: на нем лежит горочка белого мелкокристаллического порошка, слегка отдающего свежестью. В носу было приятное жгучее ощущение. Мир вокруг был ярким, но немного смазанным. Я плохо понимал, что происходит вдали на сцене,  за соседними столиками. Внезапно я почувствовал прилив сил: улыбнулся сидящей рядом девушке во весь рот. Она держала в руках длинный мундштук с очень тонкой, дымящей папиросой. У девушки был очень мягкий тёмноватый цвет кожи, на ней было открытое чёрное платье, облегающее все тело. Две темные прядки спускались вдоль лица с двух сторон. Щеки были слегка округлыми, маленький подбородочек не сильно выдавался вперед. Глаза были изумрудно-зелёного цвета с небольшим серым диском по самому краю радужки. У красотки были достаточно широкие плечи, длинные руки и пальцы, был сделан медово-белый мраморный маникюр. Она встала, обошла вокруг стола, взяв с барной стойки стакан “Апероль шприца”. Бёдра были той же ширины, что и плечи, большие, подтянутые и манящие; грудь была достаточно объемной, очень красивой округлой формы, через платье просвечивали соски.
Девушка громко рассмеялась, приветливо оскала большие передние зубы.
— Знаешь, а ведь ты и вправду похож на Д… — она начала говорить очень бодро, но всё очень резко начало замедляться; я все громче и чаще слышал свое дыхание и пульс, скрежет рокса о поднос официанта напугал меня, словно мне крикнули в ухо. Девушка начала растворяться, я протянул ей руку, но не успел коснуться ее. Снова появилось ощущение полета, но через мгновение оно сменилось ударом о пол. Перевернувшись и с трудом открыв глаза я увидел стены знакомой комнаты.

На столе стоит открытая бутылка шампанского. Часы показывают восемь пятнадцать. Не помню, как закончился, да и как начался вчерашний вечер – чувствую тошноту, слабость и боль. Не могу сказать, что болит что-то конкретное, как рука или голова, скорее просто что-то ноет внутри. Только сейчас я чувствую запекшуюся на губах кровь, вижу ее на белой расстегнутой рубашке и брюках. В дальнем углу валяется кожаная сумка, носки, пиджак…

***

Чёрный лимузин, как длинная яхта, идущая по заливу, спокойно и торжественно едет по центру Москвы. Я лежу на заднем сиденье. Спать почему-то совсем не хочется. Во рту все еще остался терпкий, вяжущий привкус.

В ресторане было удивительно людно. Я заказал две бутылки воды, омлет с беконом и  тосты с авокадо и лососем, подумав еще немного, попросил бокал сухого белого вина. Худой и очень аккуратный  официант долго не мог открыть воду, поэтому я выхватил ее у него из рук, презрительно посмотрел, отчего тот, потупив взгляд, удалился. За соседний стол принесли большое блюдо, на котором лежали длинные, усыпанные специями и маленькими цветочками бараньи ребрышки. Девушки, заказавшие мясо, лениво достали телефоны, словно делая кому-то одолжение сфотографировали еду. Лицо ни одной из них не выразило ни одну эмоцию. Кажется, у них была такая же бурная, рабочая ночь, позволяющая теперь ходить в рестораны и заказывать самые дорогие позиции.

Что-то мне нехорошо. Заказ уже очень долго не несут. Я смотрю на маленькие окаменелости ракушек в куске мрамора. Когда-то живые организмы сейчас ничего из себя не представляют. Мы все станем окаменелостями или грязью. Все наши чувства пропадут, растворятся в течении времени. Настанет день, когда никто не вспомнит о нас, не вспомнит, что мы вообще когда-то жили, чувствовали, переживали. Зачем же мы тогда все это делаем? Зачем мы в целом поддерживаем свою жизнедеятельность, если она так бессмысленна в конечном итоге..

Еда была абсолютно безвкусной: лосось – сухой и пересоленный, омлет – недожаренный, бекон – не хрустящий. Я скривился от вина: как будто в кислую воду просто добавили спирт. К сожалению, мое воспитание не позволило выплюнуть его, хотя очень хотелось. Убедившись, что каждое из блюд мне отвратительно, я вытер салфеткой руки и отодвинул тарелки. Меня кинуло в жар, пот выступил по всему телу, я чувствую как под толстовкой по ребрам медленно спускается капля. Я решил дойти до туалета умыться.

Я долго стоял над унитазом, но так и не смог ничего из себя выдавить, ударив по кнопке смыва, я повернулся к раковине и тщательно вымыл руки. Рядом лежала стопка чистых, аккуратно скрученных полотенец, намочив одно из них ледяной водой, я несколько раз протер лицо. Я остановился – засмотрелся на свое отражение. Не любуясь, конечно, скорее изучая. Небритые впалые щеки, выдающиеся вперед скулы, редкие волосы над верхней губой и подбородке, легкая сыпь на лбу и взгляд... Я не узнал свой взгляд. Он был совершенно стеклянный, а сами глаза красные. Руки все в сыпи, кожа потрескавшаяся, на шее желтеют синие и зеленые пятна. Неужели это действительно я..? Нижняя губа слегка задрожала от какой-то обиды на самого себя, от необоснованной несправедливости.

Со злостью я вырвал из рук официанта пальто и, не застегнувшись, со всей силы толкнул ногой стеклянную дверь.
Из ресторана я вышел голодный и без настроения. Паршивый сегодня все-таки день, ничего другого и не скажешь. Ничего… Надо настроиться на вечер, поехать немного развеяться… как и вчера.

***

Передо мной расступаться два огромных лысых вышибалы, немного приклоняются, но становятся такими же суровыми, как только я захожу в клуб. Меня сразу встречает менеджер, провожает до незаметной двери в стене, я поднимаюсь на второй этаж. Громко играет музыка, внизу прыгают и кричат люди. За соседними столиками к немолодым мужчинам подсаживаются и заводят пустые разговоры высокие худенькие девушки в коротких обтягивающих платьях. Меня немного оглушает: я не слышу даже своих мыслей, эхом раздается фраза “Цепи, цепи, цепи”, на доли секунд я вообще ничего не слышу, после чего в голове раздается: “Папа подарит тебе весь Луи”. Я немного открываю рот, склоняюсь вниз, сердце неестественно сильно стучит, пытаюсь вдохнуть полной грудью, в глазах немного темнеет. Кто-то очень легко трогает меня за плечо, я дергаюсь от неожиданности и выдыхаю. Через мгновенье все приходит в норму. Обернувшись я вижу красивую девушку, которая что-то спрашивает у меня очень мягким еще детским голосом, не расслышав ни слова, я просто киваю ей на стоящий рядом стул.

Передо мной снова начищенный до блеска поднос, снова на нем лежит белый меленький порошок, снова девушка, еще красивее предыдущей… Только что-то не то, какое-то все ненастоящее, фальшивое. В носу жжет, только уже не приятно, а как-то удушающе, кажется, лопнул какой-то сосудик: кровь тонкой струйкой льется из носа на новую белоснежную рубашку. По щеке течет маленькая блестящая слеза.