Былинные земли. Обрезанная река

Мы изучаем историю по учебникам – еще со школьной поры. А она рядом с нами – далеко ходить не надо. У каждого человека есть предки, и их жизнь – это настоящая летопись, в ней история родной земли, родного края, государства.

Поразительно, как незначительный, на первый взгляд, факт может изменить укоренившееся представление.

Мой земляк, страстный любитель путешествий и вылазок на природу Владимир Шушкевич, поехал на Случь – чтобы увидеть собственными глазами речку, которая дала название древнему Слуцку – 60-тысячному городишку в 105 километрах от Минска.

Ничего удивительного в этом нет, разве только то, что Википедия представила реку как излучину, луку.

Дуги и изломы, действительно, характерны для этой реки, особенно в окрестностях города, но название ее, скорее всего, произошло от белорусского слова «злучаць» - связывать. Водоток соединял когда-то Припять с другими водоемами.

То, что поселения привязывались к голубым нивам, и говорить нечего. На Лепельщине, например, много водоемов, и трудно назвать какой-то из них, где не было бы спарринг-партнеров – одноименных поселений. Таковы Старобино на Старобинке, Стайск на Стайской, Черница на Чарнице, и так далее.

Лукомль произошел от Лукомки. А моя родная деревенька Веребки «родилась» в Береще – обширном крае, где речные потоки делились, и в истоке северного спуска еще в XVII веке упоминалась слободка Береща, где археологи раскопали останки жилищ 5000-летней давности. Трудно сказать, почему люди оттуда ушли – переселились. Скорее всего, их привлек более высокий берег. Так неподалеку возникли Веребки.

К сожалению, за долгие годы интенсивного использования природных богатств Береща истощилась – пересохла, часть ее вымерла, и от русла остались небольшие бочаги: "осколки", даже устье не узнать. А впадала она в другую реку, более глубокую и широкую, которая еще живет, и называется Эссой. О ней и поговорим.

Удивительно, что в зоне Эссы нет на сегодня ни одного населенного пункта того же наименования. Странно?

А ведь речка не такая безвестная. И уж совсем не «бросовая». Ученые-географы еще в конце позапрошлого столетия отмечали ее многокилометровую выправку – протяженность, и насколько широка была ее отдача. Она начиналась в Сенненском повете Могилевской губернии, между весями Узнач (Uznacz) и Прзесеки (Przesieki), и проявляла своенравный характер: текла сначала на север, по границам трех административных образований, затем сворачивала на запад (после веси Рудники), а после Краснолук снова брала северное направление, втекая в Лепельский уезд. Почему же ее название не проявилось ни в одном сопутствующем поселении? 

Оказывается, не совсем так. Топоним был, да, образно говоря, сплыл - исчез.

Изучая историю Лепельщины, я познакомился с материалами, добытыми в вильнюсских архивах белорусским ученым, доктором исторических наук Валентином Голубевым. Он озвучил их на одной из научных конференций – Лепельских чтениях, что проводились по инициативе местного музея. Знакомясь с архивными документами, Голубев пришел к заключению, что Лепель назывался в средние века по-разному: Лепль, Белый Лепль, и Еса.

«Еса» и есть то имя, что произошло от названия реки.

Напомним, что первое письменное упоминание со словом «лепель» относится к 1503 году, когда король и великий князь Александр наделил витебскую плебанию куском территории из своих владений, и священник Кухарский обосновался на Лепельском озере.

Плебанский период - это часть истории Флорентийской унии, которая декларировала объединение церквей. Но основа заключалась в перераспределении земель. Кухарский обосновался в преддверии больших перемен. Вскоре власть ввела в действие статут – земельную реформу: поволочную померу, и земельный бум охватил побережье. Бывшие княжеские уделы резались и продавались.

Менялся древний уклад, жители подчинялись новым условиям. Это как после дележа Речи Посполитой – империи диктовали новые правила, и даже языковые нормы становились другими. То же самое происходит и сейчас, после демонтажа Советского Союза.

В каких границах располагался лепельский церковный надел и где был первоначальный его центр, точно неизвестно. Существует ряд темных «пятен», неувязок, которые еще не освещены и «томятся» на дне истории – не раскрыты. Да и происхождение термина «лепель», как и название озера («Лепельское») пока что не в счет. Сумятицу вносит Lepel Spal – можно сказать, загадка. Такой термин обнаружен на картах Великого княжества Литовского. Карта древняя, и порождает массу вопросов: что там могло быть?  А прописан «Lepel Spal» далеко - примерно в 30-40 километрах восточнее современного лепельского анклава. И только единственный аргумент в пользу того, что могла существовать некая связь между ними, это река – объединительная «дорога».

Плебанское устройство витебской церкви Святой Троицы переняли виленские каноники, а пред образованием союзного государства – созданием Речи Посполитой – Лепель достался подканцлеру, а в будущем канцлеру и гетману Великого княжества Литовского Льву Сапеге, который приумножил потомственное наследие, состоявшее из окрестных околотков под названием «Белое». В анналах приобретения разбирался исследователь ранней истории Великого княжества Литовского, белорусский ученый Вячеслав Носевич. 

Сапега на склоне своих лет завещал лепельские земли виленскому Святомихальскому монастырю, и богомолки-монахини с 1633 года 200 лет распоряжались поместьем. Их земли простирались вкруг Лепельского озера, но начинались и заканчивались по берегам общей транспортной «колеи», которая в их время состояла из двух важнейших рек: Уллы (по-белорусски «Вулла») и Эссы («Яса»).

Есть ряд документов, воссоздающих монашеский период, но селений, посвященных Эссе, нет. «Еса» пропала – растворилась под воздействием перемен. И только некоторые косвенные факты указывают на существование такого поселения.

Здесь не обойтись без обследования, проведенного в 1563 году. В тот год окрестности Лепеля изучал посланник московского царя Грозного. Скажем, что делалось это неспроста: после поволочной померы, что предприняли короли, существенно менялся облик края. Благодаря обследованию мы получили масштабную картину новоявленной полоцкой «вотчины», в том числе обзор своего родного края. Была составлена так называемая Писцовая книга – многостраничный манускрипт.

Южный фланг изучал Василий Низовцов. Его задачей было – провести черту по рубежу, что сложился в отдаленную эпоху по варяжскому водному пути. Шлях лежал чрез низменность, названную Берещей (Берештой) – большой впадиной между Лукомльской и Пышнянской возвышенностями. Там был водораздел – черта между водными потоками, стекавшими в разные стороны. Река Береща несла свои воды на север, в сторону Лепеля, и далее в Западную Двину. Низовцов не мог ее обойти, но именовал несколько иначе -Берещицей. Вот как выглядит его фраза в описании: “из оз. (озера Береща, - авт.) вытекла рчк (речка, - авт.) Берещица, а впала Берещица рчк (речка, - авт.) в Ясу р. (реку, - авт.)…”

Здесь мы видим роль нашей Эссы (Ясы). Она вплотную подбиралась к важной области междуречья – водоразделу, но с ним не соприкасалась, обходила, вбирая исток оттуда: принимая речку Береща. В чем видел Василий разницу между Берещей и Берещицей, вряд ли мы узнаем когда-нибудь. В последующих документах она зафиксирована как Берешта, что роднит ее с достопамятной Берестейской землей.

Ясу (Эссу) Низовцов помечал как пограничный рубеж: “…а Яса рчк. (речка, - авт.) пошла по рубежю подле Точного мху и подле Глинные горы и позади Офремова поля и позади Великого бору”.

Как будто привязка более чем безусловная. Указаны координаты, которые можно сопоставить с сегодняшней диспозицией. Наверное, слово “точный” относилось к однажды определенному – зафиксированному местоположению, возможно, повороту в древнем транспортном маршруте. Однако полной ясности нет. Более того, существует мнение, что полоцкий “рубеж” пересек Ясу (Эссу), втек в Свядицу и “возник” в области Межицы (Городенца).

Такой “поворот” обескураживает, но именно Низовцов “содействовал” его появлению. Вот что он вписал в актив Эссы на последней стадии ее движения. Обозначив вышеприведенный маршрут (с Точным мхом), он посвятил Эссе завершающий аккорд: “…А впала в р. (реку, - авт.) в Улу ниже оз. (озера, - авт.) Лепля 2 вер. (версты, - авт.)…”

Кто знаком с лепельской раскладкой, тот сразу обратит внимание на “недоразумение” – несуразность. На сегодня между Эссой и Уллой нет непосредственной связи – их разделяют два водоема: два озера – маленькое и большое.

Что же могло быть, почему обследователь “впал в прострацию” – исказил налицо существовавший расклад?

Высказываются различные мнения, вплоть до того, что Писцовую книгу подправили – “зачистили”, когда она досталась в качестве трофея при изгнании царских прислужников из Полоцка.

Все возможно. Довольно странно выглядит обзор лепельских окрестностей. Нигде в Писцовой книге нет ссылок на поселения под названиями "Еса" или “Яса” и “Лепель”. Даже в переписке на государственном уровне - при обмене дипломатическими посланиями летом 1563 года - королевская сторона руководствовалась неопределенными понятиями в отношении лепельских окрестностей. В отличие от конкретно указанных сел Боровно, Белое, Черея назывались расплывчатые "место Лепле" и "на Лепли".   
 
А при обследовании побережья грозновскими людьми фиксировались Белое и Ледное по обе стороны озера. Даже в порубежном отчете Низовцова, с его сноской на две версты, которые характеризовали окончание Ясы (Эссы), нет названия поселения, которое там обнаруживалось. Он увидел некий “город, литовскими людьми поставленный”. Нет ни имени, ни конкретной позиции – лишь аккорд: что он объявился там “после того, как Яса впала в Улу”.

Невероятно! Как и следующая фраза: “А от Точного мху по рубежю Полоцкого повету до Улы р. (реки, - авт.) лесу, болшего мху и болота с 30 вер. (верст, - авт.)”.

Каких 30 верст до Уллы, если за точку отсчета брать устье Берещи! От места слияния ее с Эссой, помеченного Точным мхом, до Лепельского озера, откуда сегодня течет Улла, не более 10 верст.

А ничего удивительного нет. Откуда же взялась – “выплыла”, тридцативерстовая протяженность? Есть ли тому объяснение?

Сразу скажем, что отрезок в тридцать верст - это расстояние между Лепелем и Чашниками. Что часть современной Уллы, от Лепельского озера до Чашников - крутого поворота на север - необычная, подтверждается вариациями ее названий. До сих пор в общении лепельцев фигурирует термин Ульянка: сестрица, придаток большого речного потока. А вся водная трасса, что пересекала междуречье, мы уже говорили, носила в древности форму “Vla A”. Ее начало обозначено вблизи Березины, а завершение – на Западной Двине. Ясно, что Vla A исполняла роль большой водной магистрали. Таким был доисторический варяжский маршрут, что связывал север с югом.

Собственно Улла (“Вулла”) – только часть общей Vla A – один из отрезков. Но ее конфигурация была другой. Предположительно, она начиналась не из Лепельского озера, как сейчас. Ее порождением был другой источник: Лукомльское озеро. В географическом словаре  Царства польского и других славянских стран есть ссылка на подручник Эхарда, в котором утверждалось, что «Лукомль лежит на реке Улле». Если это так, то никаких крутых изгибов она не имела – текла прямиком на север. А в Чашниках к ней присоединялась как приток Эсса (Яса).

Услышав такое, многие схватятся за голову и посчитают мое утверждение невероятным - абсурдным. Разве в Чашниках могла объявиться Эсса?

Но поищем доводы.

Еще раз обратимся к географическому словарю, созданному варшавским научным сообществом на рубеже XIX и XX столетий и завизированному царской цензурой. Словарь большой, выпускался на протяжении 22-х лет. Есть в нем некоторые ошибки, недосказанности, даже неточности, но они касаются, в первую очередь, общественных катаклизмов и связанных с ними преобразований. А географическая канва выдержана, она достаточно безошибочна, и достоверность подтверждается другими источниками.

Что же мы находим в словаре?

Улла представлена в 12-м томе. Сразу отметим, что таких рек было две. Первая – с одним «л», протекала в лидском и троцком поветах – это левый приток Меречанки. Была сплавной.

А наша Улла представлена второй, с двумя «л», но главное не в этом. Говорится, что ее второе название - “Уланка”. Казалось бы, и тут ничего особенного: лепельцы уживают оба названия - и Улла, и Ульянка.

А особенность вот в чем. Автор статьи – а это “J. Krz.” (предположительно, Юзеф Крашевский, выдающийся польский публицист, издатель и автор книг по истории и этнографии) дважды заострил внимание на спарринг-реке. Во-первых, изложил позицию таким образом, что Улла на начальном отрезке - из озера Лепельского – это фактическое продолжение Эссы. А далее еще раз сконцентрировался на важном моменте и уточнил, что длина Уллы 98 верст, но, принимая во внимание начальную дистанцию, будет в два раза длиннее - 180 верст! Уместно будет сказать здесь, что средневековый мыслитель, доверенный секретарь польских королей Рейнгольд Гейденштейн, публикуя свой труд «Записки о Московской войне (1578-1582)», называл Уллу «Лепелем». Это еще один “кирпичик” в версию, что отрезок Уллы, протекавшей мимо загадочного Lepel Spal, невероятным образом переместился в озеро Лепельское.

В том-то вся соль. Получается, что в среде мыслителей давно гуляла версия, что нынешняя Улла – не та, что была ранее. Частично она могла состоять из Эссы. Как следствие, составители польской энциклопедии представили Эссу дважды, причем в разных номинациях. 

Сначала ее “лицо” подано во втором томе: как “Еssa” и “Jessa” (albo “Jassa”), и составители не преминули напомнить об исторической роли реки, отсылая к теме Уллы и указывая, что есть еще одно название - “niekiedy (иногда, - авт.) Ulianka” . А в третьем томе еще раз напомнили, зафиксировав реку в том виде, что обозначил Голубев: “Jessа”. Варшавяне расширили ее образ, добавив, что «ob. (obacz, - авт.) Essa i Ulanka».

Таким образом, приходим к выводу, что Яса (Эсса) играла весьма значимую роль на определенном историческом этапе. Думается, это было во времена легендарного Лукомльского княжества, когда его границы простирались до волока – водораздела. Яса (Эсса), охватывала Лукомльскую возвышенность полукольцом и могла служить неприступным барьером для завоевателей. Потому и пролегла черта между поветами, которую воскрешал, обследуя, Низовцов. Связь с прямоточной Уллой, вытекавшей из Лукомля, позволяла лукомлянам поддерживать отношения с внешним миром и удерживать свои рубежи.

А это значит, что Лукомль не мог не иметь свои порубежные бастионы – укрепленные пункты, на всем протяжении пограничной реки, и один из них мог находиться на “перепутье” – в области центральноевропейского озера. А могла быть “Еса” тем “городом”, что запечатлел Низовцов в виде “литовского” сооружения?

Вполне. Низовцов видел его значительно позже – когда большие перемены коснулись приозерья, и на возвышенности осели “боленские паны”, а по реке пролег рубеж между Виленским и Полоцким поветами.

Не исключено, что селение “Еса” возникло на противоположном берегу – под воздействием полоцких владык. Древняя исконность проявлялась при создании богомольческих центров. Так, в полоцкой ревизии 1552 года утверждалось, что «на Ясе церковь Покрова Пресветое Богородицы. При ней попъ Ефимей маеть землицу пашъную…». Не то ли это Офремово поле, зафиксированное в отчете Низовцова за 1563 год?

Как долго удерживалось исконное название? Думается, пока не проявился частнособственнический фактор Великого княжества Литовского.

Тот же Голубев обратил внимание на промелькнувшее название “Есе Место” (здесь мы видим несколько преобразованное название: "Есе", а не "Еса") при создании Нового Лепеля. “Есе” проявилось в одной из «слободских» устав, что выписывались канцлером Великого княжества Литовского для новопоселенцев. Как известно, Новому Лепелю предшествовала “слобода” – околоток, жители которого освобождались от податей в пользу собственника. Позже Сапега развернулся вовсю, объединив в качестве своего владения лепельские берега, причем сконцентрировался на слободе - в южной части приозерья. Там устраивались новые точки землепользователей, обогащая хозяина, и “новое место лепле” превратилось в развернутое местечко.

На непосредственную связь того берега с Эссой указывал обвод Стародавнего места Лепельского, исполненный в 1580 году. Обвод начинался со слов «почавши рекой Яса», и называлось Коповище, что надо рассматривать как место сбора жителей на сходку в связи с древней традицией – сообща решать насущные проблемы в условиях межземельных конфликтов. Руководили действием вечевые “старцы” – наиболее авторитетные жители - аборигены. Где было Коповище, к сожалению, не определено, но один из возможных адресов – это "Еса": речной пограничный пункт.

Скорее всего, конгломерат, что объединил два берега, поглотил исконное – первоначальное название. В инвентаре Лепеля за 1641 год уже нет ссылок ни на "Есу", ни на “Есе”, ни на “Ясу”, ни на “Jessu". Хотя не исключено, что подобное название было – не весь документ, не в полном объеме сохранился, не все листы дошли до нас.

Нельзя не сказать о том, что латинское правописание «Есы» - в виде «Jessa», могло возникнуть в период тесных взаимоотношений с Ливонским орденом – «крыжаками». Как известно, король и великий князь Ваза был по отцу шведом, и на просторах Лепельщины распространялось северное влияние. Ваза (Сигизмунд III) на определенном этапе занимал пост короля Швеции, а одним из великокняжеских центров считалась Меречь – на Меречанке, где упоминалась вторая Ула: с одним «л», и несла свои воды в Неман, который можно назвать «побратимом» Западной Двины. Обе реки заканчивают свой бег в Балтийском море. Пока неизвестно, есть ли в названии «Ула» некий подтекст, что объединяет оба названия, но интересную справку выдала Википедия. Она огласила, что «сведения о первых поселениях евреев в окрестностях места (Меречи, - авт.) датируются 1539 годом». А переводчик с шотландского (в Googl) выдал слово «ula» как «сокровище». Что реки приносили житейский скарб, и говорить нечего. А евреи, по складу натуры – непревзойденные торговцы.

Конечно, речной потенциал манил и распалял воображение. В третьей четверти позапрошлого столетия Эсса в зоне Свядского поместья подверглась интенсивному воздействию владельца магнатского свойства. Им оказался Теодор Жаба, последний полоцкий воевода. Крупный собственник и чиновник высокого ранга не только углубил корыто реки, но даже выпрямил ее русло. К сожалению, неизвестно, на каком отрезке проводилось перепрофилирование. Однако делалось это с целью обогащения - беспрепятственного сплава лесоматериалов на продажу. Надо сказать, что работы предшествовали инициативе Екатерины Второй – российской императрицы, по устройству Березинской водной системы. Можно сказать, что деятельность воеводы подтолкнула к спешной реализации проекта. Как известно, создание Системы началось сразу же после окончательного подела Речи Посполитой. К тому времени Жаба добился на государственном уровне льготных условий для прогона своих плотов.

В использовании речного потенциала были заинтересованы и другие собственники, чьи территории соприкасались с голубой нивой. Но Система уже не делила зоны влияния, и имя “Улла” навсегда закрепилось за потоком, выбегавшим из Лепельского озера. А эссенский приток остался “аккордом” при соединении с озером, разделившим реки, и оба конца обогатил город, ставший уездным центром и центральным средоточием административных учреждений по эксплуатации сквозного движения с севера на юг по воде.


13.11/23