Мои университеты

         

Мои детство, школьные и университетские годы.

ДЕТСТВО- ЗАБАЙКАЛЬЕ. ШКОЛА- УКРАИНА. СТУДЕНЧЕСКИЕ ГОДЫ-САРАТОВ.
Мои дети просили написать в расширенном автобиографическом или мемуарном стиле о своей жизни. Делаю это без всяких прикрас и выдумок. Искренние впечатления о прошедших годах.

               
ГЛАВА 1. ЗАБАЙКАЛЬЕ.
Моё детство – это Забайкалье. Летом- бесконечные сопки, орёл в небе, шелестящие крыльями стрекозы, бабочки-мотыльки, птичье верещанье, степные жёлтые маки. Осенью ветер гонит оторвавшиеся от корня круги травы перекати-поле. Иней и заморозки начинались уже в сентябре. Зимы ветреные, с позёмкой.  Летом пригревало до плюс 30 градусов Цельсия. Зимой температура опускалась до минус 40. Зимой и летом большинство дней солнечные. Зима-продолжительна, лето короткое.
Цивилизации почти никакой. Бесконечные сопки, начинаются прямо от окраины военного городка. Встречаются редкие одинокие юрты с жующим жвачку верблюдом, овцами, чумазыми детьми и бурятом на коне. Питьевую воду домой привозила машина-водовозка.  Для стирки и еженедельной бани вода бралась из речки. Печка, уголь, дрова. Электрический свет – от дизель-генератора – с полночи до 6 часов утра отсутствует-экономия топлива. В километре от дома станционный посёлок с четырёхлетней школой. Зимой, пока дойдёшь до класса, чернила в чернильнице-непроливашке превращаются в лёд. Школа отапливалась высокой круглой металлической печкой.
Всё это воспринималось как норма жизни, без всяких комплексов: жили дружно, радостно и с большими надеждами на будущее. Дома – почти всегда шутки, смех, уютная семейная атмосфера.
С пятилетнего возраста я был постоянным спутником отца на любимых им рыбалках и охотах. Небольших рек и озёр с зарослями вербы по берегам, в Забайкалье предостаточно. Озёра просто были набиты рыбой, а в реках ловилась любая хвостатая живность: сомы, пескари, сазаны, щуки, караси. Рыба клевала на дождевых червей, либо на кузнечиков, пойманных прямо на берегу. Удочка готовилась просто: срезалась подходящая ветка вербы для удилища, поплавок делался из бутылочной пробки, а грузило из охотничьей дробины. Рыбаком и охотником отец был заядлым, общение с природой настраивало его на спокойный невоенный лад.
Однажды, на спуске к озеру, прямо во время движения, у нашего «доджа» вдруг отсоединилось правое переднее колесо, и покатилось по дороге вниз, но всё обошлось благополучно. Пока отец наводил порядок, я спустился к воде потрогать головки рогоза и совершенно промок с головы до ног в росе прибрежного кустарника и травы. Чтобы я согрелся и не заболел, отец приказал мне выпить «лекарство», оказавшееся водкой. Мне было 5 или 6 лет, и с тех пор я ненавижу алкоголь.
Родился я на станции Ясная в Забайкалье, до 1957 года эта станция носила название 74-го разъезда Забайкальской железной дороги.  Обслуживание организаций военного ведомства было основным предназначением 74 разъезда с 1904 года. В предвоенные годы здесь был развёрнут военный аэродром, а в послевоенные базировалась танковая дивизия и мотострелковый полк в которых служил отец. Здесь, на 74-ом разъезде мама работала директором местной школы. В ноябре 1955 года отца назначили начальником окружного артиллерийского склада боеприпасов неподалёку от железнодорожной станции Бырка, расположенной на Транссибирской магистрали. Эта организация имела и второе наименование: «Войсковая часть 38165».
 
Фотография 1959 года. Отец-в центре группы
 Окружные артиллерийские склады, которыми командовал отец в Забайкалье и на Украине, имели большие производственные мощности в виде механических мастерских с токарными и фрезерными станками, противопожарное депо с большими красными автомашинами, специальные подъездные железнодорожные ветки к местам хранения боеприпасов, подземные сооружения, более похожие в детстве на скрытый от глаз город. Складская территория была удалена от военного жилого городка на несколько километров. По выходным дням отец, как правило, проверяя состояние дел, захватывал меня с собой. «Подскакивали» (как говорил папа) туда мы на «додже» (отец за рулём) или на лошади, запряжённой в большие деревянные сани (я за кучера). При входе на территорию через контрольно-пропускной пункт (КПП), охраняемую автоматчиками висела грозное предупреждение: «Сдай спички, табак и оружие!». 
     Станционная школа-четырёхлетка располагалась в небольшом деревянном доме с печкой. Было в ней всего четыре класса. Дорога к станции от военного городка занимала минут 15 пешей ходьбы, а зимой, когда забайкальская речка Турга замерзала, дорога сокращалась вдвое. Как-то я пошёл домой после уроков по неокрепшему льду и провалился в воду, к счастью, уже вблизи к домашнему берегу. Мама, увидев заледеневшую одежду, разволновалась и поила меня малиновым чаем. 
В жизни каждого человека встречаются особые ситуации, развитие событий в которых может пойти по неожиданному сценарию. Я не был исключением. В трёхлетнем возрасте, гуляя возле дома, провалился в противопожарный водоём накрытый деревянным настилом и был спасён случайно проходящим мимо солдатом.
Когда мне было 10 лет, поднявшаяся после дождей Турга, по берегу которой проходила граница военного городка, подхватила меня в привычном месте купания неожиданно быстрым течением. Река была сильнее, меня осенило не бороться с ней, а без паники выплыть на противоположный берег. Плавал в то время я неважно, и паника лишь усугубила бы ситуацию.
     Случались приключения и другие приключения. Например, на лыжной прогулке. Спортивный инвентарь в те времена был простой, но надёжный. Нога в валенке вставлялась в лыжную петлю носком, а на пятке крепилась ремнями. Сопки начинались прямо от крыльца. Ушёл на пару километров от дома и, катаясь с горы, растянул связки голеностопа. Идти не мог, встать тоже. А уже и темнеть начинало. Выход был несложным: улёгся животом на обе лыжи и на руках «приплыл» домой. Несколько дней провёл в военном госпитале.
    В пятилетнем возрасте на утиной охоте, во время привала, а точнее – «перекура», я подошёл сзади к стоявшим в кружок офицерам и потянул за спусковой крючок, висящего стволами вверх на плече одного из охотников, ружья. Раздался неожиданный для всех выстрел, вылетело облачко дымного пороха, у двустволки оторвался ремень, все оторопели от неожиданности, я сильно испугался, но всё-таки сумел выговорить, находясь в состоянии лёгкого шока, сильно картавя: «Вот так стрелять надо».
С порохом у многих мальчишек нашего детства были свои «сложности». Приятель со станции Толька Аксёнов стащил из отцовских припасов коробку охотничьего пороха. В результате наших экспериментов по взрывному делу, у меня сгорели брови и ресницы, У Анатолия и Юрки Золотько пострадали глаза.
В целом же Забайкалье было замечательным периодом моей жизни и память сохранила много своеобразных мелочей, характерных для того места и времени. Это американские военные ленд-лизовские автомобили «доджи» и вездеходные «студебеккеры», имевшие сразу три ведущие оси, и вкусные ягоды черёмухи, и ледяные круги замёрзшего молока, продаваемых бурятами зимой, и вкусная свежая амурская кета с красной икрой в дополнительном пайке, ежемесячно выдаваемом военнослужащим. Мама переименовала слова «продовольственное довольствие» в «продовольственное удовольствие». Выдавалось оно в натуральном виде и содержало немало заманчивых для меня продуктов в банках: сухое молоко, яичный порошок, американский колбасный фарш, сгущённое молоко, тушёнка, рыбные консервы; масло, крупы, шоколад. Вообще питание в Забайкалье было специфичным, климатические особенности и состав почв региона вносили в меню коррективы: отсутствовали свежие помидоры, огурцы, отечественные яблоки, дыни, арбузы, вишня, черешня, редиска. Но несложно было купить: у бурятов баранину, конину; китайские яблоки с иероглифами на кожуре в тонкой матовой бумаге, ананасы, бананы, мандарины. Серьёзным пополнением стола были рыбалка и охота на гуся и утку.
         Рыбалка на забайкальских озёрах заслуживает особого рассказа. Обычно летом по субботам после работы (выходным днём тогда был только седьмой день недели) на одном-двух грузовиках   свободные от службы офицеры с детьми выезжали с ночёвкой в знакомые или новые места на рыбный промысел. Кроме удочек, питьевой воды в 50-литровых флягах и продовольствия, брали и деревянные шпалы для костра. Дорог никаких в этих просторах не было, машины ехали просто наугад, ориентируясь по солнцу или компасу. Забайкальские озёра были в годы моего детства просто набиты рыбой. Крючок с насадкой едва успевал коснуться воды, как рыба уже заглатывала его. Ловля была до примитивности проста: насаживаешь на крючок наживку, закидываешь в воду леску и вынимаешь очередного упитанного карася или окуня. Почему у озёрной рыбы такой жор, я не знаю, но таскать её можно было до бесконечности. Вечером разжигался огромный костёр, вокруг которого на ночь устраивались рыбаки.  Ночи в Забайкалье и летом прохладные, поэтому брали с собой тёплую одежду.
     Но каким деликатесом были, приготовленные мамой по возвращении домой, караси в сметане! Мама великолепно готовила. Она делала вкусные пельмени, варила бесподобные борщи, пекла разнообразные пироги и торты, варила варенье на зиму из черёмухи, ревеня и даже из белой кормовой свеклы – турнепса. На Украине к её фирменным яствам добавились жареные грибы лисички в сметане, домашние колбасы, , салаты под шубой, фаршированная щука, варенье из лепестков роз, из черешни и шелковицы. В Саратове готовила в домашних условиях изумительные по вкусу топлённое молоко и варенец, которые обожали её внуки и мои дети Елена и Алёша.
          Я с большой любовью и теплотой вспоминаю  свою милую, дорогую мамочку. Она отдала семье всё своё тепло и заботу. Мама была великолепным педагогом и замечательным организатором. В 25 лет она была награждена медалью «За доблестный труд в Великой Отечественной войне 1941-1945гг», были у неё и другие государственные награды. Мама была умна, начитана, интеллигентна, тактична. Уехав из Саратова в Забайкалье, она прервала свою удачно начавшуюся педагогическую карьеру, посвятив всю себя семье, детям и мужу.
          В мае 1958 года река Турга резко разлилась, затопив территорию военного городка. Уровень воды в речке сильно поднялся, и она затопила весь военный городок. Верхушки кустов, деревьев, растений были облеплены спасающимися от воды муравьями, жучками и другими насекомыми. Многочисленная рыба ушла из речки гулять во все стороны по забайкальским просторам. Мальчишки плавали на плотах и в корытах прямо с крыльца.
В летние каникулы река была нашим ежедневным товарищем. Она пробегала по окраине военного городка, отделяя его от станции. Здесь, на приподнятом берегу, поросшими кустами вербы, мальчишки играли в мяч, гоняли на велосипедах, стреляли из самодельных луков, ловили рыбу. Ловля удочкой была менее результативной, чем на озёрах, в середине дня бывало клёва не было совсем. Но ловились всё: карась, окунь, краснопёрка, сом, пескарь, щука, окунь, сазан. Бывало с рыбой надо было побороться.  Как-то мне надоело держать удилище в руках, я положил его к ногам, а сам разлёгся на тёплой траве. Вдруг удилище сделало рывок по земле, и остановилось прямо у воды. Рыба заглотила на лету наживку, дёрнулась и замерла. Стал тянуть добычу к берегу, да не тут-то было, словно винт у лодки заработал, такой водяной бурун пошёл. А как раз накануне я сделал себе новую удочку: срезал свежую прочную длинную ветку вербы с развилкой на конце, перед развилкой, вырезал перочинным ножиком канавку для фиксации лески, а саму леску завязал специальным хитрым узлом, который становился при натяжении только прочнее, леску же взял самую толстую-миллиметровую. Крючок выбрал больше среднего размера и прочный, к леске прикрепил его тем же самозатягивающимся узлом. Это и не позволило энергичному пятикилограммовому сазану сорваться с крючка или оборвать леску. Я тяну что было сил, а на конце лески жёлто-серое завихрение воды, старающееся уйти вглубь. Боролись минут пять. На траве сазан плясал и прыгал, пока не ослабел. Мама дала мне в качестве ёмкости для улова среднего размера кастрюлю, а у сазана в неё даже голова не помещается. Так и протащил я через весь городок пустую кастрюлю, удочку и сазана в руках. Дома по этому поводу устроили званый ужин, пригласив соседей, я же пробегал с мальчишками весь вечер и пойманной рыбы мне попробовать не пришлось, зажаренного сазана попросту съели.
Постоянно ловили пескарей мы и на банку. Бралась обычная стеклянная литровая и даже трёхлитровая банка, горло её затягивалось марлей, в марле в середине горла прорезалась небольшая дыра диаметром 2,5 - 3 сантиметра. В банку крошилась корка белого хлеба или варёного пшена, а сама банка привязывалась к верёвке. Банка опускалась на дно речки у берега в местах средней глубины и минут на 15-20 про неё забывали и занимались чем угодно. Затем банка быстро вынималась из воды и, как правило, в ней оказывались в разном количестве пескари. Прожаренный пескарь просто тает во рту, его можно есть целиком. Однажды таким способом на мою банку поймался карась средних размеров: позавидовав пескарям, он сунул морду в дырку банки, и растопыренные жабры застряли в марле.
            Основной причиной нашего переезда на Украину стала невозможность продолжения моего образования, станционная школа была четырёхлеткой. Отдавать меня в школу-интернат родители не хотели, а в суворовское училище, куда я просился, не отпустили. В сентябре 1959 года наша семья дней десять провела в поездах: дорога от нашей станции до Ярославского вокзала столицы, куда приходил состав «Пекин – Москва», составляла 6 500 километров, плюс от Киевского вокзала Москвы до станции Христиновка Одесской железной дороги ещё 1 100 км.
Приказом по Забайкальскому ВО №0166 от 18 августа 1959 года папа был направлен в распоряжение командующего войсками Киевского Военного Округа и приказом по КВО №0289 от 17 сентября 1959 года был назначен начальником окружного артиллерийского склада боеприпасов 2-го разряда № 2807. Открытое наименование этой военной организации: «Войсковая часть 42705».
В Христиновку мы приехали в середине сентября, на вокзале нас встречал офицер гарнизона и автомашина.

ГЛАВА ВТОРАЯ: УКРАИНА.
         Военный городок располагался в лесу, в 2-х километрах от автотрассы «Христиновка-Умань», напротив села Россошки. В школу в Умань нас возил автобус с длинным носом. Дорога длинной в два десятка километров пробегала мимо золотых подсолнуховых и кукурузных полей, спускалась к городскому пруду и шла вверх в центральную часть города к нашей школе. Первый урок, на который я попал, был украинский диктант, естественно, первой отметкой в новой школе стала «единица».
      С этого времени я стал проявлять усердие в вопросах учёбы, я осознал её важность. Может быть после диких степей забайкальского детства на меня подействовали обустроенность и рабочий ритм центральной Украины. Возможно, повлияли разговоры о смысле жизни и механизме её устройства с отцом, который был для меня непререкаемым авторитетом.  Наряду с основной школой, два года я учился и в музыкальной. Думаю, что военная жизнь в отдалённых гарнизонах, отсутствие цивилизации и казённый армейский быт рождают желание выйти за пределы этого круга на новую, более содержательную орбиту и ведёт к стремлению личного совершенства. В моей судьбе всё так и вышло.
          С житейской точки зрения Украина была приветливей Забайкалья: вместо ранних суровых зим пришла тёплая осень; вместо степного бездорожья – асфальтовые ветки, связывающие между собой всю республику; бесконечные безлюдные сопки сменились обработанными полями, белыми хатами, садами и приветливыми селянами; на смену тушканчикам, тарбаганам и верблюдам пришли косули, зайцы, сойки и удоды. Впервые мы с братом узнали вкус свежей клубники, малины, груш, арбузов, дынь, красной и жёлтой черешни, смородины. Морковь, огурцы, помидоры, картофель, редиска, зелёный лук, укроп и петрушка произрастали на нашем собственном огороде возле дома. В саду подсобного хозяйства воинской части росли груши, яблони, черешни, деревья грецких орехов. В лесу летом мы ежедневно собирали землянику, лесные орехи, белые грибы, подберёзовики, подосиновики, маслята, рыжики, лисички. Грибы мама готовила на масле в большой чугунной сковороде, иногда с картофелем, лисички тушила в сметане. Из грибов мама варила супы, белые мариновала и сушила впрок, развешивая их на нитках под потолком, или раскладывая в духовке.
       Украина несомненно отличается от прочих регионов специфической кухней, кулинарной культурой, пищевыми традициями. Кому не известны украинские борщи с фасолью и вишнёвые вареники со сметаной, галушки и пампушки, картофельные клёцки и утка с домашней лапшой и грибами, буженина и шпигованное сало, фаршированные карпы, домашние колбасы, зельцы и ветчины, свекольные и грушевые квасы? Если они вам не известны, то вы не знаете Украины. А я мог бы продолжить перечень кулинарных шедевров. Особо впечатляют домашние колбасы, приготовляемые в сёлах. Они просто уникальны: сколько хозяйств, столько и колбасных сортов. На базаре или в магазине никогда не встретить подобных деликатесов, ими вас могут угостить только друзья или близкие знакомые, живущие в селе, в знак особого к вам расположения.
        Школьный процесс в Украинской Советской Социалистической Республике тоже имел свои особенности: он был насыщенней. Во-первых, с 5-го и по 11-й класс включительно сдавались ежегодно экзамены по пяти-шести предметам. Это могло показаться некой несправедливостью по отношению к украинским школярам, но ежегодные тренировки позволяли выработать особую остроту мышления, так необходимую в экзаменационных ситуациях последующей жизни. Во-вторых, обязательная необходимость знания национального языка, расширяла кругозор и давала дополнительные возможности. Во время учёбы в Дипломатической академии Министерства иностранных дел Российской Федерации мне зачли украинский язык, как второй иностранный. Знание украинского языка помогло и в освоении языков славянской группы: болгарского, словацкого, сербского. Кроме того, в молодости я был большим книгочеем, и перечитал много зарубежной классики на украинском, поскольку на русском она была большим дефицитом.
       Свою любовь к литературе передали мне мама и папа. С дошкольного возраста я выступал на военных сценах в праздничной самодеятельности, то с чтением выбранных мамой длинных стихов и поэм, выученных наизусть, в них мама ставила мне правильное произношение и художественные акценты, то с музыкальными несложными пьесами, исполняемыми на аккордеоне, то барабанщиком или горнистом на пионерских приветственных выходах на сцену к солдатам, сержантам, старшинам и офицерам. Отец считал книгу лучшим другом. Он любил серьёзную литературу. Некоторые из его книг оказали немалое влияние на моё развитие, например, «Воспоминания» премьера царского правительства Сергея Витте или «Пятьдесят лет в строю» графа А.А.Игнатьева. Перечитывал их я в разном возрасте, и с разной степенью восприятия, начиная с десятилетнего. Благодаря папе в воинских гарнизонах были отличные библиотеки, а в школе мою начитанность всегда ставили в пример. Эта практика продолжалась всю сознательную жизнь. Во время учёбы в Высшей партийной школе (1983-1985гг.) решили найти самого активного читателя, проинспектировав библиотечные формуляры. Нетрудно догадаться, кто им оказался. Волгоградская поэтесса и литератор Татьяна Батурина была огорошена этим обстоятельством, и подарила мне сборник своих стихов с надписью: «Саше на счастье, как таковое».
Летом 1963 года папа попал в автомобильную аварию неподалёку от села Орадовка и ушёл навсегда. Тонкая невидимая нить, связывающая человека с жизнью, слишком тонка и может порваться внезапно. Мы готовились к переезду в Киев, куда уже получил назначение отец. Папе было 43 года, он был полон энергии, оптимизма и любви к семье.
В нашу часть из Киева приехал новый начальник, полковник В.Мареченков, но ещё год, до лета 1964 года, мы продолжали занимать служебный дом командира и как-то выживали. Мне и брату назначили пенсию по 40 рублей на каждого до совершеннолетия, такая же пенсия была назначена папиным родителям за потерю кормильца. Маме в пенсии за погибшего мужа отказали, поскольку она была в трудоспособном возрасте. Маму смерть отца буквально подкосила, думаю, если бы не мы-дети, она не задержалась бы на белом свете. Мама по натуре и воспитанию была очень цельной натурой. Всю свою жизнь она любила только отца.
Через год после ухода отца из жизни, государство в лице Министерства обороны СССР, наградило нас маленькой двухкомнатной квартиркой со смежными комнатами и балкончиком в областном центре Черкассы. Я всегда считал Союз Советских Социалистических Республик великим и замечательным государством. Говорю это искренне. Проблем было много. Но образование и медицина были общедоступными и бесплатными, безработицы не было, недра принадлежали народу, а не вороватым олигархам, современное чудовищное социальное расслоение отсутствовало. Мы гордились страной, страна гордилась нами. Патриотизм был реальной повседневной категорией у большинства населения. Большие деньги не были эталоном радости и счастья. Банковская монополия государства не позволяла строить воздушные пирамиды и прятать капиталы за границей. Борьба за жизнь была всегда. Но в старое время ты был необходим и важен государству. В обществе приветствовался коллективизм и порядок. Сейчас сложились иерархические сословия, люди разобщены, они предоставлены сами себе, в стране отсутствует государственная идеология и перспективы развития страны.
       В Черкассы мама с братом приехали из Умани на ночном поезде, я на военном грузовике. Наш дом оказался рядом с железнодорожным вокзалом, на пересечении улиц Вернигоры и Комсомольской.  Школа №8 оказалась новостройкой и впервые проводила набор учащихся: меня зачислили в десятый, а брата в пятый класс. Мама пошла работать в эту же школу учителем внеклассного воспитания младших классов. Учился в этот период я на круглые пятёрки, понимая, что на мне лежит ответственность за маму и брата в будущем. Брат после гибели папы замкнулся в себе и всю жизнь носил печать внутренней грусти. Мама сильно болела и просила родственников в случае своего угасания разобрать нас с братом по семьям: меня готова была забрать младшая мамина сестра Мария Васильевна, а брата Бориса-семья папиной сестры.
     Школу я окончил через два года, получив медаль с гербом УССР на одной стороне и надписью на украинском языке на другой: «За отличные успехи в учёбе, труде и образцовое поведение. Я был лучшим учеником первого школьного выпуска, не пройти вступительных испытаний в высшее учебное заведение и вернуться в Черкассы, мне было бы стыдно. Лето было жарким и в прямом, и в переносном смыслах.
     Спортивная школа на выпускном вечере выдала мне «Свидетельство об окончании Черкасской ДЮСШ», присвоив первый спортивный разряд по лёгкой атлетике и квалификацию спортивного судьи второй категории. Мама, прочитав фразу из моей спортивной характеристики: «Ставит общественные интересы выше личных», вздохнула, по её мнению, я много времени тратил на физкультуру.  На Украине спорт всегда был очень популярен. Черкассы не были исключением. Победители крупных соревнований становились просто героями. Черкасскую женскую команду по ручному мячу, выигравшую чемпионат СССР, знали, что называется, по именам. Что уж говорить об Андрее Химиче, «взявшем» олимпийское золото 1964 года на дистанции 10 км в гребле на каноэ-двойке в далёком Токио, его просто носили на руках. Украинские ВУЗы зачисляли сильных спортсменов в студенты без всяких экзаменов.
    В Черкассах ежегодно летом проводились республиканские соревнования и чемпионаты Украины по разным видам спорта, как среди взрослых, так и школьников. Мы бегали то на Днепр наблюдать за парусными регатами, то на стадион посмотреть на легендарного спринтера, нашего сверстника, киевлянина Валерия Борзова, то в спортивный зал, где проходили соревнования по ручному мячу.
     В городскую спортивную школу я пришёл, переехав в Черкассы. Зачислили меня на отделение лёгкой атлетики, поскольку для остальных видов спорта я был староват. Школа имела добротное здание с залами для спортивных игр и хорошую техническую базу. Все тренировки проводились бесплатно и на регулярной основе: летом, в дни школьных каникул-ежедневно, зимой-через день. Я участвовал в общих тренировках, бегал регулярно со всеми в парке Сосновка кроссы, участвовал в многочисленных городских, районных и областных соревнованиях, а на республиканских привлекался в судейскую бригаду: как правило несколько дней я проводил далеко за городом на поворотном пункте 20-ти, 30-ти и 50-ти километровой трассы по спортивной ходьбе, письменно фиксируя в специальном протоколе индивидуальные номера на майках спортсменов, преодолевших половину дистанции. В мои обязанности входило также следить за деревянным длинным столом, на котором стояли бумажные стаканы с водой, которые ходоки хватали, не снижая скорости. Судейство на республиканских соревнованиях стимулировалось денежными выплатами судьям и талонами на питание в центральной городской столовой. Для меня это была форма заработка: деньги я всегда отдавал полностью маме, а талоны мы с братом «проедали» по окончании соревнований в столовой.
     Спортивные результаты моих упражнений были неплохим для 60-х годов: километровый кросс на весенних областных соревнованиях я пробежал за 2 минуты 39 секунд; 100 метров- за 11,2 секунды; а с металлическим шестом прыгнул в высоту на 3 метра 80 сантиметров. Со второй половины 60-х в спортивную практику пришли пластиковые шесты, в прыжках стала использоваться их кинетическая энергия, и результаты резко возросли. Тем не менее в школьном музее моя фамилия осталась не только первой в списке медалистов, но и в списке спортивных рекордов.
     В 11-м классе я выполнил свой первый парашютный прыжок по линии ДОСААФ СССР, затем второй и третий. Три парашютных прыжка с высоты 800 метров давали право на присвоение 3-го спортивного разряда по парашютному спорту, и я гордо носил на школьном пиджаке парашютный знак. Аббревиатура ДОСААФ расшифровывается как добровольное общество содействия армии, авиации, флоту. Общество готовило на бесплатной и добровольной основе специалистов по техническим видам спорта: лётчиков, планеристов, парашютистов, аквалангистов, водолазов, вертолётчиков, радистов. Космонавт Ю.А. Гагарин учился летать на ЯК-18 в Саратовском аэроклубе ДОСААФ, будучи учеником Саратовского индустриального техникума. Центральный Совет ДОСААФ всегда возглавляли видные военные деятели и оно всегда имело богатую материально-техническую базу.
     Итак, половина нашего класса разлетелась по всей стране в поисках дальнейшего образования: медицинского, филологического, строительного, инженерного, экономического, юридического, военного. В Черкассах того времени был лишь педагогический институт, да вечерний филиал киевского политехнического, ни один из них меня не привлекал. Город был милым и спокойным, но я себя в нём не видел.




ГЛАВА ТРЕТЬЯ: САРАТОВ. УЧЁБА В УНИВЕРСИТЕТЕ.

     Императорский Николаевский университет - 10-й по счёту университет в царской России, был открыт 6 декабря 1909 года. В  годы моего студенчества он именовался Саратовским государственным ордена Трудового Красного Знамени университетом имени Н.Г.Чернышевского. Университет располагался в историческом архитектурном ансамбле архитектора Карла Людвиговича Мюфке. Со временем отдельные его факультеты стали самостоятельными институтами: сельскохозяйственный институт (1922); медицинский институт (1930); юридический институт (1931); педагогический институт (1931). В годы Великой Отечественной войны в СГУ был эвакуирован Ленинградский университет.
       Я подал документы на отделение радиофизики и электроники, что давало ежемесячную стипендию на 10 рублей выше, чем на других отделениях факультета: 45 рублей вместо 35. Надбавку выплачивало Министерство электронной промышленности СССР, стимулируя подготовку кадров для своих предприятий. Для меня этот момент сыграл решающее значение: с окончанием школы, автоматически терялось право на отцовскую пенсию, мама в силу понятных обстоятельств, мне помогать не могла, ей надо было поднимать младшего брата. Во времена студенчества, я старался тратить на питание не больше рубля в день. Не всегда это получалось. Зарплата инженера составляла 100, старшего инженера-110, ведущего инженера-120 рублей в месяц. Месячное денежное содержание в вооружённых силах: лейтенанта- 220, полковника-350 рублей. Аспирант получал стипендию 100 рублей в месяц; кандидат наук или доцент-250, профессор или доктор наук 400 рублей в месяц. Проезд на общественном транспорте стоил 4 копейки, литр молока - 20 копеек, нарезной батон -12 копеек, десяток яиц-90 копеек, колбаса варёная-2рубля 20 копеек за килограмм, килограмм говядины с костями-1 рубль 90 копеек. Студенты имели проездные льготы: ежемесячные проездные билеты на все виды городского транспорта-1 рубль 45 копеек и 50% скидки на все железнодорожные и авиационные билеты.
     Вступительных экзаменов былопять: математика (письменно); математика (устно); физика (устно); химия (устно); русский язык и литература (сочинение). Первые три предмета входили в состав профильных- по ним подсчитывалась общая сумма баллов; химия и сочинение были отнесены к разряду непрофильных предметов-их надо было сдать на любую отметку, кроме двойки, в подсчёте баллов они участие не принимали. Медалисты, сдавшие математику письменную «отлично», освобождались от прохождения остальных экзаменов и становились студентами. Я, к сожалению, получил за письменную работу «четвёрку». Все остальные экзамены с большим напряжением всех своих сил и возможностей, я также сдал на четвёрки. Итогом стали 12 набранных баллов. Пришёл смотреть итоговый бюллетень приёмной комиссии, и не нашёл своего имени в списке студентов. Сердце остановилось: что я скажу маме, что она будет чувствовать перед коллегами в школе (всё-таки я был лучшим в школьном выпуске), как я вернусь в Черкассы и что там мне делать?  Я позвонил по уличному телефону-автомату маминой сестре Марии Васильевне Волошиной, у неё дома я остановился на время экзаменов. Тётя Маша была энергичной, жизнерадостной оптимисткой, она рекомендовала «перевести результаты испытаний на вечернее отделение, там они наверняка будут проходными». Я вернулся в приёмную комиссию. Увидев моё подавленное состояние и сверившись со списками, секретарь комиссии сказала: «А вы приняты!». Оказывается, я не заглянул в дополнительный висевший где-то сбоку от основной информации, список, из которого следовало, что «с 12-ю набранными баллами зачисляются в число принятых студентов лица, имеющие школьную золотую или серебряную медаль, а также выпускники специализированной физико-математической школы при университете». Мама ждала моего звонка, мы оба были счастливы.
Мария Васильевна собиралась переезжать в Москву, куда в Министерство нефтяной промышленности СССР перевели на работу её мужа Волошина Бориса Кононовича. Но время пока она оставалась в Саратове было благодатным для меня, она была замечательной тётушкой, и относилась ко мне как к собственному сыну.
Учёба на физфаке СГУ была не моим призванием. У меня отсутствовала математическая культура мышления, свойственная выпускникам физико-математических школ и одарённым в математической теории людям. Сложные разделы весьма специфической информации часть студентов воспринимала легко и с полным пониманием, я к ним не относился. Первый студенческий Новый год я встречал, сидя за лекционными конспектами по математическому анализу. Спасали меня только усердие и отличная память. Университет отличался от обычных институтов своими фундаментальными, а не прикладными подходами к решению задач. Курсы: «Математический анализ» (читался два года) и «Методы математической физики» (читался весь третий курс) оказались наиболее сложными для меня. Для их абсолютного понимания требовался свободный полёт математической мысли и ясное понимание проблематики и видение алгоритма её решения. Ни того, ни другого в полном объёме у меня не было. Отличная итоговая отметка по первому и хорошая отметка по второму, меня не обманывали, они были результатом моей усидчивости, памяти и везения, но не полного понимания.
 Все общественные, экономические, политические, исторические дисциплины сдавались мной только на «отлично». Такие предметы, как теория вероятностей или начертательная геометрия были ясны в понимании и усвоении, чего не могу сказать о теории электротехники с её матричным исчислением или аналитической геометрии, хотя эти предметы были много легче, чем методы математической физики. В целом университетский курс я прошёл успешно. Мои ощущения в университетский период очень похоже передаёт студенческая байка: 1-й курс-«Выгонят!», 2-й курс-«Точно выгонят!», 3-й курс-«Наверно выгонят», 4-й курс-«Возможно не выгонят», 5-й-курс (первое полугодие)-«Ну теперь то не выгонят!», 5-й курс (второе полугодие)-«Пусть только попробуют!».
В первые летние каникулы в составе 7-ми студентов, спортсменов секции подводного плаванья, я уехал в Севастополь на подводные работы в историко-археологический музей «Херсонес Таврический». Университет оплатил нам железнодорожный проезд, выдал деньги на питание и комсомольские путёвки с печатью: «Направляется в научную экспедицию на Чёрное море». Музей расположен на руинах античного города-государства, основанного в середине пятого столетия до нашей эры, и вошедшего в историю Древней Греции, Рима и Византии. В период своего расцвета Херсонес Таврический представлял собой красивый город, который владел портом, активно вёл торговлю и был культурным и ремесленным центром всего западного побережья Крыма. На тот момент город окружали мощные крепостные стены, которые защищали Херсонес от набега кочевников. Жители города занимались различными ремёслами, земледелием, среди них были врачи, художники, скульпторы, архитекторы историки и поэты. Название города обусловлено географическим положением и в переводе с древнегреческого первая половина его имени означает «полуостров», а вторая половина появилась благодаря воинственным соседям-таврам.  Херсонес Таврический был основан на полуострове между двумя бухтами, в наше время западная оконечность этой местности носит название мыс Херсонес, это северо-восточной окраина Севастополя между Песочной и Карантинной бухтами. В 1967 году от Графской пристани сюда ходил обычный городской автобус маршрута №5.
     В Саратовском университете тренировки студентов в одной из спортивных секций были обязательной частью учебного процесса. Отсутствие зачёта по спортивной кафедре перед сессией, означало запрет на сдачу экзаменов основного профиля и прекращение выплаты стипендии. Кафедра имела отделения почти по всем видам спорта, на ней преподавали опытные спортсмены. Я без колебаний выбрал секцию подводного плаванья, мне хотелось научиться хорошо плавать, и мне понравились фотографии на стендах, из которых следовало, что аквалангисты каждое лето участвуют в морских исследованиях Херсонеса Таврического.
Тренировки проводились 4 раза в неделю в бассейне «Саратов», каждая тренировка на воде длилась час-полтора. Отличие от обычного плаванья было в том, что на ноги одевались спортивные ласты. Плавали после разминки, как правило, обычным кролем километровую дистанцию с вдохом на каждый пятый гребок руками и отрабатывали ныряние на 40 метров в длину, работая только ногами. Остальными видами: на спине, брассом, баттерфляем плавали тоже. Завершалась тренировка снятием разделительных поплавков с дорожек и прыжками «солдатиком» в воду.
Ноги у меня всегда были «накачанными», объём лёгких также был хорошим, я быстро прогрессировал, организм легко переносил увеличивающиеся нагрузки. Практически все новички уже через полгода показывали хорошие результаты. Параллельно с бассейном и тренировками, мы изучали устройство акваланга, особенности плаванья под водой, вопросы безопасности в здании Саратовской морской школы ДОСААФ, где по окончании курса сдали экзамены комиссии, в которой председательствовал офицер ВМФ с погонами капитана третьего ранга, прошли медицинскую комиссию и получили удостоверения подводных пловцов. Удостоверение с фотографией и печатью подтверждало прохождение учебного курса и давало разрешение погружаться на глубину до 40 метров, чего я никогда не делал.
    Поезд №106 «Свердловск-Севастополь» за 35 часов доставил нас из Саратова в легендарный Севастополь. Керченский пролив переплыли на морском пароме, это было большое судно в трюм которого спрятались пассажирские вагоны, пассажиры высыпали на верхнюю палубу, вдыхали запахи моря и наблюдали за дельфинами, плывущими у форштевня парома. В Севастополе наша команда посетила крейсер «Жданов», подшефный корабль Саратовского комсомола. Крейсер стоял у «стенки» судоремонтного завода рядом с флагманом китобойной флотилии «Слава». Приняли нас гостеприимно: подарки, экскурсии, беседы, встречи в кают-компании, фотографии у башен главного калибра, впечатлений было много. По нашей просьбе побывали мы и на китобойной базе «Слава», здесь мне подарили зуб кашалота, который более 50 лет напоминает мне о поездке. Кашалот- интересное морское млекопитающее, крупнейшее из зубатых китов, в поисках кальмаров и других головоногих моллюсков, кашалот погружается на глубину более 2-х километров, оставаясь под водой до полутора часов. Кашалоты растут всю жизнь, достигая 45-60 тонн, поэтому чем старше кит, тем он крупнее. Нижняя челюсть имеет 20-26 пар зубов конической формы.
      Музей-заповедник «Херсонес Таврический» оказался идеальным местом для подводного плаванья. Археологические раскопки велись системно и научно лишь на берегу полуострова силами работников музея. Вспомогательной силой являлись студенты исторических факультетов из разных городов, приезжающих сюда на летнюю практику, было их не очень много-человек 20-25. Подводные раскопки, как таковые, не велись, поэтому целыми днями с утра до вечера мы просто плавали в море, занимаясь подводным ориентированием или собирая в сетку-авоську крабов. Найденные под водой терракотовые черепки двухтысячелетней давности, они встречались часто, складывались в музейные ящики на суше. Метрах в 300 от музея в Карантинной бухте находилась небольшая военная база подводных работ особого назначения, где мы заряжали акваланги сжатым воздухом. Свои палатки мы поставили на берегу в западной части мыса, недалеко от колонн базилики 6-го века и колокола, украденного французами из севастопольской церкви Святого Николая в 1855 году в ходе Крымской войны. Колокол-пленник находился Париже, в соборе Парижской Богоматери и вернулся в звонницу Херсонеса Таврического монастыря при большом стечении народа и Крестном ходе в 1913 году, накануне первой мировой войны Франция стремилась укрепить союз с Россией. Отлит колокол был в 1778 году в Таганроге из трофейных турецких пушек. Со студентами, проводящими раскопки на территории заповедника и работниками музея, мы моментально перезнакомились и быстро подружились.
     Полтора месяца непрерывных тренировок в водах Чёрного моря дали результат, на осеннем первенстве студентов Поволжья по подводному плаванью я выполнил норматив кандидата в мастера спорта СССР, а в скоростном нырянии занял призовое место, выиграв бронзовую медаль. Комментируя мой заплыв кролем на 800 метровую дистанцию, руководитель одной из спортивных команд сказал нашему тренеру: «Разве это юноша? Это же трактор!». Море внесло коррективы в мою личную жизнь, здесь в музее-заповеднике началась взаимная симпатия с девушкой, ставшей через два года моей женой.
      Как член комитета ДОСААФ СГУ, а им я был избран по рекомендации начальника военной кафедры университета, я договорился с руководством городского аэроклуба провести подготовку по программе парашютистов третьего спортивного разряда группы студентов. Для этого требовалось пройти теоретическую подготовку и выполнить три прыжка с парашютом. Саратовский аэроклуб ДОСААФ, где по вечерам проводились теоретические занятия и сдавались зачёты, располагалось на улице Рабочей в доме №22.  Красивое здание с элементами готики было построено в 1910 году для консульства Германии. Позднее здесь разместился аэроклуб, 27 его воспитанников стали Героями Советского Союза. В 1954-1955 годах здесь учился летать Юрий Гагарин. Студенты успешно прошли программу начинающих парашютистов и на поле аэроклуба ДОСААФ около посёлка Дубки Саратовского района совершили свои первые прыжки. Комитет ДОСААФ университета выдал мне премию в 15 рублей, что было большим подспорьем в студенческой жизни.
    Председатель комитета ДОСААФ СГУ Юрий Андреевич Колетвинов в молодости был военным лётчиком, к оборонной работе он относился с большим рвением, появление сразу 20 спортсменов-парашютистов приносило дополнительные баллы в оценке его работы. Для Саратовского аэроклуба студенческое пополнение тоже было желательно. К всеобщему удовлетворению процесс был продолжен: к лету ещё две студенческие группы прошли испытание высотой. Я не только участвовал во всех парашютных прыжках, но и стал вести теоретическую подготовку обучающихся. Аэроклуб зачислил меня в постоянный спортивный состав, а комитет ДОСААФ СГУ выхлопотал для меня разрешение заниматься парашютным спортом в летний каникулярный период. Надо отметить, что летние каникулы не являлись свободным временем для студентов, окончивших 1-3 курсы дневного отделения, один месяц каждый обязан был провести на общественно полезных работах: в приёмной комиссии, в строительном отряде, в летнем лагере подшефной школы или в спортивной команде, отстаивая авторитет университета. Комитет ВЛКСМ контролировал этот алгоритм, нарушить его было невозможно. Что касается премии, я был просто счастлив, поскольку приходилось жить на одну лишь стипендию.
        Лето я проводил в Саратовском аэроклубе ДОСААФ в специфическом режиме: встреча восхода солнца в набирающем высоту «кукурузнике» АН-2, начались утренние прыжки. Стартовый завтрак прямо на поле между прыжками, иногда с парашютом за спиной: горячая котлета, стакан сметаны, белая булка, сладкий коржик. Число утренних прыжков равнялось числу уложенных вечером своими руками парашютов. Вкусный обед по норме лётного состава из 3-х блюд в столовой. Укладка парашютов на вечерние прыжки. Парашютов, как таковых, много. Сколько штук успеешь уложить, столько раз и прыгнешь вечером. Вечерние прыжки с 16:00. По окончании прыжков, ужин и укладка парашютов на утренние прыжки. Сон. В удачно сложившиеся дни удавалось сделать 7-8 прыжков разных заданий: на точность приземления, с задержкой раскрытия, с раскрытием запасного парашюта. На праздновании Дня Воздушного Флота СССР (18 августа), я был в команде из 8 спортсменов, выпрыгнувших на воду недалеко от центральной набережной Саратова, на радость гуляющим горожанам. Итоги лета были неплохими: 250 парашютных прыжков разной степени сложности, звание «Инструктора», участие в Поволжских зональных соревнованиях и армейских соревнованиях в Энгельсе. На соревнованиях я выполнил норматив кандидата в мастера спорта СССР. Особенно мне удавались прыжки на точность приземления. С подводным плаваньем, к сожалению тренера, преподающего этот вид спорта в СГУ, я расстался. Регулярные занятия парашютизмом мне удалось продолжить ещё два года.
     По окончании четвёртого курса летних каникул для мужской части студенчества не предвиделось. После сдачи летней сессии, все факультеты разъехались на военные сборы. Все четыре года еженедельно по четвергам мы занимались на военной кафедре по профилю «Радиолокационные методы разведки», наступило время практической стажировки. Наш курс оказался в Прикарпатском военном округе, в Ивано-Франковске. Мы приняли Военную присягу. Режим дня: в 6 утра-подъём; отбой- в 22:00. Занятия в поле, занятия в классах, занятия на полигонах, стрельбы, наряды в караул, наряды на кухню, ежедневный утренний кросс вокруг озера в качестве зарядки, строевые занятия, самоподготовка. После ужина валились с ног от усталости, но перед сном была «вечерняя прогулка», так называлось хождение строем с песнями, и вечернее построение после песен на перекличку. Во конце августа сдали итоговые экзамены и вернулись в университет. Приказом министра обороны СССР всем, прошедшим сборы, были присвоены офицерские звания младшего лейтенанта запаса.
      Поскольку мы жили и столовались после свадьбы у родителей жены, то по договорённости с ними, отдавали «на хозяйство» 80 из 90 рублей нашей суммарной месячной стипендии. Дом был большой, требовал внимания и затрат, но мы были всегда сыты и ухожены. Жена оказалась замечательной портнихой и великолепно вязала на спицах, поэтому, несмотря на отсутствие денег, всегда была одета модно и элегантно. Приодела она и меня, сшив пару стильных рубашек, зимние брюки и связав свитер.
               
На 5-м курсе, неожиданно для себя, мы вышли из семейного финансового кризиса. Во-первых, после сдачи всех экзаменов летней сессии за 4-й курс на «отлично», жене и мне деканат назначил повышенную ежемесячную стипендию - 56 рублей на человека, вместо привычных 45. Во-вторых совершенно неожиданно для себя, кроме стипендии, мы с женой стали получать ещё и зарплату на заводе «Тантал», куда были распределены на преддипломную практику. Приказом директора завода студенты, пришедшие на практику были зачислены в штат предприятия на должность техников с окладом 70 рублей в месяц. Зарплата эта выплачивалась нам на протяжении 9-ти месяцев, вплоть до защиты дипломов.
    Директор «Тантала» Георгий Архипович Умнов был талантливым и прогрессивным руководителем. Мыслил нестандартно. Предприятие вывел в лидеры отрасли. Читал лекции студентам по дисциплине «Экономика и организация промышленного производства» настолько зажигательно, что мне захотелось получить высшее экономическое образование и стать директором завода. Лекции Георгия Архиповича студенты слушали, как говорится, раскрыв рты.
    «Тантал» был крупным объединением оборонного производства и научной мысли. В Саратове район, прилегающий ко 2-й дачной остановке, принадлежит заводу: по правую руку от проспекта «50-летия Октября» и трамвайной линии расположены многочисленные заводские корпуса, по левую- вверх до конца горы-многоэтажные жилые дома, построенные предприятием для своего коллектива, спортивный комплекс, бассейн, несколько детских садов и школ.
     Мне было поручено исследовать поведение нового заводского сверхвысокочастотного электронного электровакуумного прибора, генерирующего излучение сверхвысоких частот, а попросту-магнетрона, при различных режимах работы, включая экстремальные. В моём распоряжении оказалась установка, размером с гусеничный трактор, в отдельном помещении; утверждённая начальником отдела программа исследований; техник лаборатории, выполняющий механические и электротехнические вспомогательные работы по моему указанию, и лаборантка, ведущая записи. О ходе исследований ежедневно докладывалось начальнику лаборатории. К новому году я выполнил экспериментальную часть программы, весь январь и февраль чертил графики, составлял таблицы и оформлял отчёт, который собственно и стал дипломной работой. Получился том на 180 страниц, напечатанный машинисткой за 13 рублей, и переплетённый в твёрдую обложку за бутылку лабораторного спирта в типографии завода. Март и апрель я готовился к выпускным экзаменам и бездельничал, в отличие от супруги, которая работала над теоретической проблемой практически до последнего дня. При защите проекта завод дал позитивное заключение полученным мною результатам; специалисты же университета высказались в том ключе, что нечего было ставить сложные эксперименты, а надо было взять карандаш и всё просчитать теоретически. Коллектив отдела устроил дружеский обед для стажёров. О практике у меня осталось много приятных воспоминаний.
     В большой аудитории третьего корпуса СГУ с буквами «ФИЗИЧЕСКИЙ ИНСТИТУТЪ» на фасаде, окончившим курс, ректор и доктор физико-математических наук Шевчик Владимир Николаевич вручил дипломы и нагрудные знаки в виде ромба с золотым гербом. Из 475 человек, ставших пять лет назад студентами-физиками, до выпускной церемонии добрались 375.