Традиции продолжаются

Смотрит Будулай на фотографию восьмидесятилетней давности, кажется, всё о ней знает. Сколько пуговок на рубашке и пиджаке главы семьи, какие ботинки. Больше того, представляет их цвет — не успели с себя сбросить лагерную грязь, едко впиталась за 5 лет; картуз не залихватски сдвинут на затылок, а видно, что хозяин знает себе цену, потому он и занял уверенно своё место на голове. Попробуй — тронь не заслуженно, в морду получишь, если того заслужишь тем самым кулаком, что сжат словно в кувалду крепко. И не потому, что задира деревенский, или петух бойцовский. А потому, по широко раскрытым глазам и с любовью на тебя взирающих, человек за справедливость, за малого дитя, не прогнётся — вступится, не задумываясь. Не пожалеет себя. Широкие скулы говорят о решительности и воле не сгибаемой.

В 35-м, когда с этапом прибыл в лагерь по 58 статье, уголовники решили проверить кто таков Пугачёв Павел Андреевич, и чего стоит из себя.

Трое, самых отъявленных, набросились без всяких причин, причина одна — политический, с ножом заточкой и металлической трубой. Думали что как всегда: раз-два и готово. Но не вышло. Дело обернулось иначе. Один с переломанной рукой в лагерную больничку был отправлен. Тот, что поздоровее был от вновь прибывшего, со словами «Щаааа, порежу», кинулся на Павла. Пытался нанести смертельный удар, отработанный не единожды и доведённый до автоматизма, снизу в область печени. Но тут же, с каким-то невероятным перехватом ножа с провой руки в левую, когда лезвие вот уже было готово войти в тело, остриё его немыслимым образом блеснуло в нескольких сантиметрах от горла, тут же стал оседать, словно наткнулся на невидимую стену. Упал на колени и стал заваливаться на грязный пол. Из вырванного кадыка, вместе со страшным гортанным свистом зашипела кровь. Тот же, что с трубой, пока размышлял что делать — нападать или отступить, так и не успел принять решение. В мгновение ока оказался рядом с верзилой лежать. В больничке насчитали у него 5 сломанных рёбер, в двух местах рассыпавшуюся ключицу, да перебитый нос. «Проверка» длилась не более двух минут и закончилась для испытуемого трехнедельным карцером. Но и там он сумел отличиться, спас от верной смерти конвойного, узнав в нём односельчанина, злого, жёсткого и не предсказуемого сержанта, который спустя много лет перед воротами ада расскажет об этом случае своей жене, а та — жене Павла. Утаил он только одно: что был в молодости вертухаем, и что загубил не одну жизнь.

Эти два случая, видимо, и спасли жизнь Павлу в лагере. На вопрос начальника: «Почему вступился за военнослужащего от разъярённой уголовной толпы? — ответил, — Он же тоже человек». На следующий вопрос «Где так искусно научился драться?» только усмехнулся. Ходила байка, что ответом могла послужить крестьянская соха, за которую впрягся с девяти лет. И не выпускал её того дня, когда признали вредителем социалистической собственности, и пока не лишили всех гражданских прав.

В лагере пригодились навыки работы с деревом. Зэкам резал нарды. Начальству лагеря делал мебель из векового кедра, которого на лесопилке было предостаточно, украшая её замысловатыми узорами, а те отправляли на Большую землю. Батюшке, соседу по нарам, сработал пятиярусный иконостас и вмонтировал его в книгу Иосифа Виссарионовича Сталина с названием «Избранные труды» с тридцатью ликами святых, который тот пронёс через весь лагерный ад, а вертухаи так и не удосужились за многие годы открыть обложку книги. Вождь! И лишь только в 1964 году Вера Фёдоровна увидела это ювелирное творение мужа. Батюшка настойчиво дарил ей «Сталина», но она твёрдо сказала — «Нет, отец, Паша тебе делал в трудный для вас обоих час, вот и пусть он будет с тобой». Не заметно, как показалось ей, смахнула накатившуюся слезу краем фартука. Старец же заметил. Положил свою высохшую руку с тонкими пальцами на её маленькую потресканую от тяжелого вдовьего крестьянского труда, полопанную, с большими полноводными реками на верхней поверхности. Поцеловал. Две недели он гостил у Веры Фёдоровны.

В 1940 году, за год до войны, когда муж вернулся, «отбыв срок от звонка до звонка» в покосившуюся хатёнку, доставшуюся ещё от деда, и семья воссоединилась вместе, решил он построить новый дом.. Ни муж, ни отец четырёх детей внешне ничем не отличался от прежнего. Такой же гордый, устремлённый, трудолюбивый, любящий, как и прежде, всякая работа спорилась в руках. Свободной минуты не было. Вера попыталась однажды спросить «Как там тебе было?» Он прижал её к себе, стал гладить побелённые, некогда тёмно-русые, волосы, поцеловал их и сказал «И тебе вот не легче было. Надо жить».

За год срубил новый дом. Украсил его изысканной резьбой, дочерям смастерил по широкой кровати, «это вам приданным будет, детишек на них будете рожать», В памяти Будулая сохранились навсегда они. На всём селе ни у кого такого дома не было. Ни дом, а царский терем!
Грянула война. В октябре сорок второго Павла призвали. Попрощался с детьми, каждому дал напутствие, а жене сказал «Береги детей. И себя береги». Писал мало. В последнем письме сообщал, что всё хорошо, что воюет с доблестью. Ни слова на солдатские тяготы. Тогда ещё никто не знал, что это сражение называлось Ржевско - Сычовская наступательная операция под Ржевом, никто не мог знать, сколько полегло там советских солдат. В апреле 43-го пришло извещение. Короткое. Хлёсткое, навсегда изменившие судьбы и детей, и жены — «Пропал без вести». До самой смерти сначала Веры Фёдоровны, потом и детей, ни кем из них, не произносилось имя отца. После войны времена страшные навалились — нельзя было говорить о нём, чтобы не искалечить судьбы. Мать строго настрого запретила упоминать его. И такой она была не одна.

В ночь с 13 на 14 декабря, ветер разгулялся не на шутку. Колошматил сливу, что под окном из стороны в сторону. Могучим телом пытался влезть в дом. С неистовой силой бросал свои удары по стёклам. То ли разбить хотел, то ли власть свою показать. Отчего те дрожали, скрепили и охали, плакали. А в голосах их слышалась мольба о пощаде. Успокоился ветер только к утру. Медленно, нехотя выполз со двора, скрылся. Наступила тишина, которая изредка нарушалась теперь ласковыми скоблениями пушистых снежинок о стёкла, выдержавших до этого достаточно не равный бой с сильным противником. А потом он повалил, будто сверху невидимая рука вытряхивала из огромной подушки лебяжий пух, укрывая им уставшую землю от непрекращающихся проливных декабрьских дождей пушистым толстым одеялом. Одни радовались белоснежной улыбке. Другие просто спешили на работу. Третьи тащили детишек на санках по первоснежью. И никому не вдомёк, что именно в этот день 1904 г. в семье Пугачёва Андрея Петровича и его жены Агафьи Даниловны родился богатырь Павел.

Не бог весть какое событие во вселенском масштабе, Родился, рос, женился, народились детишки, застенки советского концлагеря, война… Большинство семей прошли этой дорогой. Но в истории отдельной семьи это событие значимо. Не повторимо.

2019 год. Ноябрь. Тверь. Огромнейший выставочный зал. Подведение итогов Смотра – конкурса работ мастеров со всей необъятной России с севера на юг, с востока до запада. Более двух тысяч работ представлено зрителям и на суд авторитетного жюри. Отбор был строгий. Будулай легко прошёл все отборочные туры от местных до областных, от областных до региональных.

И вот он сейчас стоит перед своей работой, названной «МАЙ 45-го» (https://www.youtube.com/watch?v=f4XzY9t9LD0). Сотни восторженных глаз устремлены на него и на его работу. Двигающиеся фигурки, вальсирующая пара, скорбящая мать перед фотографией своего сына в бессилии падающая на распростертые к нему руки. А за окном, в густом, белоснежном цвету вишни, целующаяся молодёжь. Символ не иссякаемости жизни. Как семя вырастает из земли, так и они продолжат род.

Все внимательно слушают, ловят каждое слово под не громко заполняющий зал звуками песен войны, маршей, льющейся с пластинки самодельного миниатюрного патефончика. Пора бы и «закругляться», больше 40 минут, но люди не расходятся. Смотрят горящими глазами на ожившую панораму событий одной семьи 9 мая 45 года.

Горевший под Прохоровкой солдат с культей вместо ноги, нянчит ребятёнка, сына. Сидит он на том самом пороге дома с резным фронтоном, на котором вырезана дата — 1940, с резными наличниками, резными столбами.

Гордость Будулая одолевает: воссоздал он с достоверной точностью облик дома по найденной фотографии, сделанным за год до войны его дедом Павло;м. Дом не сохранил своей красоты сегодня, новые хозяева ободрали резьбу, заменили мёртвым пластиком. И пусть не успел он в полной мере насладиться счастьем, слышать и видеть своих внуков. Зато вот сейчас достойные зрители могут видеть и оценить мастерство самоучки резчика, крестьянского сына, плоть от плоти взросшего от земли и защитившую её в трудную годину.

А художественный совет без колебания и единогласно признала работу «МАЙ 45-го» лучшей, присвоив автору высшую награду — звание Лауреата Всероссийского смотра-конкурса мастеров в номинации «резьба по дереву», присвоила внуку Павла Андреевича Пугачёва — Будулаю.

Традиция продолжается.

13-14 декабря 2020 г.

P.S. В ночь с 13 на 14 писал я рассказ этот о деде своём. Почитай, три года отлежал он в архиве, в тонюсенькой папочке с надписью "ПУГАЧЁВЫ. Павел Андреевич, 1904/43". Всего несколько листиков. Одни пожелтели, время состарило. Другие — горят белизной, написаны, или получены за подписью ответственных лиц, с гербовыми печатями.
И вот я — "СОЗРЕЛ". Собраны документы надлежащие и отправляю. В ИЦ ГУ МВД по Воронежской области. Но всё равно сердце стучит тревожно. Стучит набатом. Однако... я должен пройти , нет, не пройти, — прошёл уже, а завершить дорогу деда.
Я верну память внукам о нём. Поиск же не окончен, продолжается. Не найдена могилка захоронения.