Рождение трагедии в безумном созерцании

В нашем восприятии понятие «трагедия» означает событие или действие, реально произошедшее, происходящее или изображаемое сценическими средствами, выражающееся в противостоянии личности, индивида или сообщества року, судьбе, внешним силам или обстоятельствам, сопровождающееся борьбой с ними, испытаниями, страданиями, лишениями, завершающееся поражением или даже гибелью личности или сообщества. Это понимание позволяет нам видеть в трагедии безумного созерцания настоящую трагедию, с точки зрения жанра, в его подлинном античном смысле. Действительно это борьба героя, безумного созерцателя, с судьбой, сопровождающаяся испытаниями, страданиями и лишениями, завершающаяся его, героя, поражением. Но интересно то, что рождение трагедии, как жанра и явления, произошло из безумного созерцания!
По устоявшемуся мнению исследователей античной культуры, трагедия (в буквальном переводе с греческого – «песня козлов») возникла из хоровой песни, из дифирамба, распевавшегося «сатирами», одетыми в козлиные шкуры и изображавшими постоянных спутников бога Диониса.
Хоровая песня, существовавшая повсеместно в фольклорных формах, является одним из видов греческой лирики, более других связанным с культом и обрядом. В ней слово связано не только с музыкой, но и с ритмическими телодвижениями: обрядовый хор исполняет песни и пляшет. Когда в VII – VI в.в. до н.э. в античных городах и поселениях стали распространяться дельфийский и дионисийский культы, хоровая лирика явилась важным способом зрелищного и литературного выражения  новой культовой морали и мифотворчества.
Трагедия, как вид сценического действия, возникает при преобразовании трагических хоров, дополнявших исполнение дифирамбов, культовых гимнов в честь Диониса, во время «Великих Дионисий», дионисийских мистерий. Изначально в этих мистериях трагические хоры были песнями сатиров (лесных демонов, спутников Диониса). На это указывает Аристотель в трактате «Поэтика»: «Трагедия развивалась из драмы сатиров, запевал дифирамбов Диониса». При этом в самом начале трактата он отмечает, что сочинение эпоса, трагедий, комедий, дифирамбов и всего прочего является ни чем иным как подражаниями, различающимися средствами, предметами и нетождественными способами. Во многих исследованиях древних культурных традиций отмечено важное, можно сказать, решающее значение подражательной, «мимической», игры в обрядовой системе древних народов, охотничьих, земледельческих и в фольклоре народов современных. Такие обрядовые мимические игры присутствуют в культуре почти у всех народов земного шара и связаны с глубинными магическими представлениями о том, что разыгрывание какого-либо действия способствует его реальному осуществлению. Иногда это сложное массовое действо, обрядовая драма, с ряжением и надеванием масок какого-либо бога, демона или зверя. Элементами мимической игры наполнен и культ бога плодородия Диониса. В первоначальных формах этого культа, зародившихся во Фракии, действия дионисийских мистерий происходили в ночное время при свете факелов, под звуки флейт и тимпанов, совершаемые одетыми в звериные шкуры с рогами, козлиными бородами и хвостами поклонниками Диониса, сопровождавшиеся хоровым исполнением дифирамбов, возбуждёнными плясками и исступлёнными натуралистическими сценами.
По свидетельству многих исследователей, происхождение культа Диониса, воплотившегося в его мистерии, уходит корнями в доисторическое прошлое и наиболее вероятно связано с древнейшими обрядами плодородия, в частности с праарийским оргиастическим культом хмельного зелья. В некоторых исследованиях Диониса отождествляют с древним критским божеством производящей силы, символом которого являлся бык. При этом, как точно подмечено протоиереем Александром Менем, в отличии от религиозной традиции Греции того периода, в которой вера в Олимп шла по пути очеловечения богов, основной чертой культа Диониса было «расчеловечение» самих людей (о. Александр Мень. История религии. т. 4. глава 4 Дионис).
В культе Диониса проповедовалось слияние с природой, всецелое соединение с ней человека, освобождение от влияния разума, общественных норм и здравого смысла. Посредством пляски под звуки музыки среди лесов и долин прийти в состояние исступления и достичь чувства космического восторга от единения с целым миром.
В большинстве городских и земледельческих религиозных греческих культов богопочитание находилось в магической зависимости от строгой системы ритуалов. А служение Дионису, как отмечает Вяч. Иванов в работе «Эллинская религия страдающего бога» («Новый Путь», 1904, № 3, с. 39),  было по преимуществу психологическим состоянием. В этом состоянии буйного экстаза человек, освобождаясь от действия рассудка и здравого смысла, соединялся, как ему казалось, со стихийными иррациональными ритмами мироздания и погружался в бездны таинственных созерцаний, влияние которых придавало ему совершенно невозможные для обычного человека сверхъестественные силы и стремления. Человек в экстазе упоения мистическими видениями и ощущением своей невероятной, как ему казалось, творческой энергии как бы облекался в образ бессловесной твари, движимой магической силой и творящей безумные действия.
Безумные действия и образ жизни последователей культа Диониса обусловили его восприятие в греческой религиозной традиции и как божества безумия. Гомер  называл его «безумствующий Вакх», в древнегреческих мифах говорится, что появление Диониса всегда влекло за собой помрачение рассудка. Так сошёл с ума человек, взявший на себя воспитание младенца Диониса; троянского героя Эврипила постигло безумие от одного взгляда на деревянное изваяние Диониса. (Павсаний. Описание Эллады, 7, 8)
Истоки безумия дионисийства коренятся в сущности культа Диониса, обусловленной стремлением личности к безумному созерцанию, погружением в него и воплощением в действие навеянных в этом созерцании образов и видений.
Творящая душа человека, неутомимо ищущая смысл своего существования и действия, никогда не перестанет страстно желать постижения тайн бытия, слияния с творящим действием Высшего Разума, полноты ощущения и воплощения собственной творческой силы. Но постижение тайн бытия и творящего действия Высшего Разума это постижение Божественной премудрости и промысла Божия. Для этого необходимы очищение души, смирение перед Творцом, покорность Его воле, а не превозношение своих способностей и самостийность действия. На пути постижения человеком тайн бытия и подстерегает его опасность подвергнуться действию демонических сил, влекущих, как ему кажется, в таинственные откровения, а на самом деле – в бездны безумного созерцания. Приводимые в различных источниках описания действий, совершаемых последователями культа Диониса, не оставляют сомнения, что эти действия совершались людьми, находившимися под очевидным демоническим влиянием.
Протоиерей Александр Мень даёт очень точную характеристику мистических начал дионисизма.
 
«Демонические силы, таящиеся в человеке, легко овладевают им, когда он бросается в водоворот экзальтации. Упоение бытием у поклонников Диониса нередко выливалось в упоение кровью и разрушением. Бывали случаи, когда женщины тащили в лес младенцев и там, носясь по горам, рвали их на куски или швыряли о камни. В их руках появлялась тогда сверхъестественная сила.
Оргиастическая мистика Диониса родилась из стремления найти в природе вечную жизнь и спасение. Но в конце концов она лишь низводила человека до уровня животного. Впрочем, и это не совсем верно. Полного возвращения к бессловесным для человека быть не может. То, что естественно для зверя, у людей нередко становится болезнью, безумством и извращением. Им не дано безнаказанно отрекаться от разума, от совести, от духа. Человеку открыт лишь один естественный путь — путь к восхождению. Попытка же спуститься вниз, к чисто природным слоям бытия, несет лишь иллюзорное освобождение, повергая вслед за тем в мутный хаос беснования и распада.» (о. Александр Мень. История религии. т. 4. глава 4 Дионис)

Культ Диониса и совершение его мистерий – проявление в жизни человеческой безумного созерцания находящихся во власти духа безумия его последователей, их безумного поведения и безумия действия.
Так во время празднования «Великих Дионисий» в дионисийских мистериях воспроизводился сюжет безумного растерзания бога Диониса впавшими в безумное экстатическое состояние его последователями и дальнейшее его прославление как вновь родившегося. Участники мистерий облекались в звериные шкуры, иногда с рогами на голове, доводя себя до исступления в возбуждённой пляске с элементами фаллического культа. Действие мистерий сопровождалось возбуждающей музыкой и исполнением культовых дифирамбов, дополнявшихся хоровым пением сатиров (лесных демонов, спутников Диониса). Эти хоры сатиров получили впоследствии название трагических хоров, а в дальнейшем при формировании представления на сцене использование приёма диалога трагического хора и актёра в роли героя сюжета определило появление сценического действия, названного трагедией.
Таким образом, трагедия рождается как мистериальная демонстрация культового, мистического действия, вдохновляемая духом разнузданно возбуждающей музыки и безумием исступления.

Сценическое рождение трагедии в безумном созерцании происходит из стремления показать, вынести на всеобщее обозрение рождённые в этом безумном созерцании образы и фантазии.
Трагические сюжеты культа Диониса, дионисийских мифов и мистерий наполнены оргиастическим безумием. В работе «Эллинская религия страдающего бога» Вяч. Иванов, анализируя значительное количество античных источников, приходит к выводу, что первым и непосредственным действием Дионисова прикосновения является «поражение духа безумием, которое рассматривается то как благодатное, то как гибельное влияние божества «одержащего», проявляется то в священном и пророчественном восторге, то в деяниях рокового ослепления, убийственных и самоубийственных, овладевает душой то в форме кратковременного и преходящего экстаза, то длительного и лишь божеством исцеляемого сумасшествия». Разбирая многочисленные примеры безумствования поражённых  безумием последователей Диониса, Вяч. Иванов указывает в них на стремительность распространения заразы безумия, вызываемой приближением этого божества .
Воспроизводившиеся в мистериях связанные с Дионисом трагические сюжеты в дальнейшем сценическом развитии трагедийного представления трансформировались в другие трагические сюжеты, главная роль в которых принадлежала уже другим героям. Но, по словам Вяч. Иванова, порождённая дионисийской стихией трагедия «искала дионисийских тем, и безумие было одним из любимейших её мотивов». Так в трагедиях Эсхила впадают в безумие Орест, Ио, Кассандра, одной из его героинь – богиня безумия Лисса; у Софокла безумствует Аякс, у Еврипида – Агава.
Следуя идее дионисийского действия, построенного на воспроизведении Дионисовых страстей, неизменно предмет изображения в трагедии определялся также страстями вновь появлявшихся героев и заключался в противостоянии личности и судьбы, в их страданиях и гибели.
Страдание героя в трагедии представляется как расщепление целостности его миросозерцания и попытки восстановления этой целостности через выход в сверхразумное с неизбежным попаданием под влияние безумствования в этом созерцании. Построение сюжета таково, что противостояние, страдания, гибель героя представляются неизбежными, а поведение героя в этих обстоятельствах – героическим.
Однако при внимательном рассмотрении становится ясно, что неизбежность и трагичность – следствия бури страстей, захватывающей героя, влекомого безумным созерцанием. И потому безумна и бессмысленна борьба трагического героя – безумного созерцателя, несмотря на его самоотверженные, кажущиеся героическими, порой почти сверхчеловеческие усилия.

Безумное созерцание трагично. Подвластного ему безумного созерцателя оно ведёт путём буйства страстей и страданий, не театральных, а самых что ни на есть реальных в абсолютной неотвратимой действительности несчастия, боли и гибели. Под влиянием безумного созерцания человек действует страстно, порождает страсти вокруг себя, далее страсти рождают новые страсти, и вот тогда уже цепь событий неизбежно приводит к фатальным трагическим последствиям.
Безумное созерцание рождает трагедию – вид сценического представления, сущность которого – действие безумного созерцателя в порывах страстей и стремлений, восторгов и страданий, достижений и падений, действие, в значительной степени, не опирающееся на разум и мудрость. Потому и трагичен финал такого действия – поражение в борьбе с обстоятельствами и судьбой, крах и гибель.