У каждого свой ковшик

Федор теперь не так часто бывал в центре Москвы и не то, чтобы избегал поездок в места своего детства, но, бывая там, испытывал сложное чувство. С одной стороны, радость узнавания родных переулков, с другой – какую-то чуть уловимую ущербность от вычеркнутости из (ставшего престижным в последнее время) района, где воспринимал себя теперь не старожилом-хозяином, а скорее гостем или даже приезжим.
Его наивные родители когда-то радовались, что из самого центра, где расселяли коммуналки, уехали в панельную новостройку в отдельную двушку со всеми удобствами (как тогда представлялось на окраину Москвы), в район станции метро "Юго-западная", где и впрямь рядом с многоэтажками были деревенские сады, сараюшки, поле с разнотравьем, проселочные дороги.
Уехали к свежему воздуху, простору новой жизни.
Впрочем, до школы уже было не пять, а целых двадцать минут на метро – и это казалось "неблизкой дорогой".
Теперь почти через тридцать лет та самая квартира, которую когда-то расселили, стоила раз в десять дороже двушки на Югозападе. И Федор, можно сказать, человек весьма обеспеченный, получивший экономическое образование, поработавший в ряде престижных банков – нет-нет да досадовал на себя, что не понял момента, не подсказал родителям, что надо держаться за центр, упустил момент, когда неподалеку от родительской квартиры мог купить подходящее жилье. С годами реализовать эту мечту было все сложнее – обзавелся собственной недвижимостью в районе новостроек, цены в центре взлетели неимоверно, с годами было все труднее съезжать с насиженных мест и переубеждать вторую половину.

И вот сейчас Федор шел по родной Кропоткинской, обращал внимание, как похорошела и одновременно обуржуазилась здесь жизнь: вылизанные фасады, дорогие авто, дорого одетые женщины...

Федор закончил свои дела и направлялся в грузинский ресторан пообедать и вдруг, совершенно неожиданно для себя, увидел, что прямо навстречу ему идет его бывший одноклассник – Петя Цветков. Росли когда-то в одном дворе, уже к старшим классам разошлись в интересах, изредка виделись, в основном на юбилейных встречах одноклассников. Петя рано начал перебирать со спиртным, позорить комсомол и, по слухам, эти увлечения привели его в не лучшее физическое и финансовое состояние.
Поравнявшись с приятелем, Федор убедился, что слава героя не противоречит истине. Петя был как-то подозрительно искренне рад, слегка отдавал перегаром, улыбался, показывая плохие зубы, кривя рот в мокрой панибратской (как показалось Федору) улыбке. Так что Федор даже подумал, не полез бы Петя целоваться. Но не случилось. Потрясли руки и даже как-то слегка приобняли друг друга. И несмотря на сомнительное состояние друга детства, Федору захотелось узнать, как и что с его бывшим приятелем.

- А ты как здесь? - спросил Федор, не разнимая рукопожатия.
- А ты? - вопросом на вопрос ответил Петя.
- Дела были, вот иду перекусить. Можем вместе зайти. Тут рядом грузинский ресторанчик неплохой. Посидим, поболтаем.
- Не уверен, что мне это по карману, - не рисуясь ответил Петя.
- О чем речь?! В кои веки повстречались. Приглашаю, угощаю. Посидим, вспомним, как мы тут по заборам лазили, как костры жгли. Похоже, нынче в наших дворах вот так запросто костерчик уже не разожжешь, и карбид не повзрываешь.

Дошли до ресторанчика, вошли внутрь и оказались в полутемном помещении. Подошедший официант сразу повел их по запутанной территории с множеством залов, бутафорией грузинского дворика, деревянными мостиками между сложными проходами и мелкими фонариками, локально освещавшими имитацию проплешин в оштукатуренных кирпичных стенах.

Посадили их в отдельную, также плохо освещенную комнатку, где на полках, выделялась, подсвеченная мелкими лампочками утварь прошлых веков – деревянная прялка, ковшик, чугунные утюги, какой-то еще хлам крестьянско-мещанского быта.

Услужливый официант принял заказ. Пока ждали, Федор встал, прошелся с хозяйским видом по комнате, взял с полки ковшик, подошел к столу, надел очки и стал рассматривать его.
Ковшик был изящен и отполирован то ли ремесленниками позапрошлого века то ли руками посетителей модного ресторана.

- Нехитрая резьба, а со вкусом, - резюмировал Федор, садясь за стол вместе с ковшиком и располагая его на скатерти перед собой. И начал философствовать.
 — Вот нам говорили: "это мещанство - дубовый шкаф, слоники на вышитой салфетке, ложки серебряные, тяжеленые, фикус на окне...”
Как там писал Маяковский: "Вылезло мурло мещанина". Так?
А теперь все это по комиссионкам лежит и денег немалых стоит. А то, что нам преподносили как новую эстетику - минимализм, эстампы в легких алюминиевых рамах, аскетичная мебель, легкий пластик вместо дуба - что-то не сильно прижилось...
Вот ковшик, опять же! Не богато жили, а о красоте заботились... Над орнаментом думали!
Заказали. Опрокинули по рюмочке.
Принесли борщ с салом.
- Ну, как ты? Женат? Дети? - спрашивал Федор…
Петя хлебал борщ, отвечал немногословно…
- Да, женат, в смысле в разводе, дети - школу закончили, не нашу - не особенно много выдавал информации Петя. Первая радость от встречи у него как-то быстро прошла и заменилась смущением.
Федор не мог определиться с испытываемым чувством. С одной стороны, это была радость от встречи с человеком из юности и детства - как подтверждение того, что это детство действительно было. Примешивалось жизнеутверждающе чувство социального превосходства и одновременно некоторое беспокойство, которое возникает рядом с малознакомым человеком, подвыпившим и плохо предсказуемым.
Федор смотрел на приятеля, который выглядел на шестьдесят в свои пятьдесят с хвостиком, и пытался разглядеть черты его розовощекой поры младших классов школы, когда они только пришли в первый класс и их всех запечатлели на одной фотографии.
В этот день им, как первоклассникам, подарили воздушные шарики. На перемене Петька бегал и булавкой лопал девчонкам шарики.
Всплыло чередой кадров, как они с Петькой лазили по заборам арбатских дворов, по крышам железных гаражей. Классе в шестом делали духовушки, стреляющие пластилином, собирали порох от неразорвавшихся салютов на крышах павильонов бассейна Москва.
Петя сидел, слушал, и, как казалось Феде, все больше осознавал превосходство детского друга, выросшего в большого начальника.
Федя стал вальяжным, утренние комплексы его сменились на уверенность в себе, и настроение становилось все лучше. Он поправил часы на запястье, отпил из бокала холодный морс, заткнул за ворот накрахмаленную салфетку, потом вынул ее, покрутил перед глазами и бросил на соседнее кресло.
Вновь взял в руки ковшик.
- Тоже вот утилитарная вещь, - сказал умное слово Федор, - а красоту человек стремился воссоздать в своем нехитром быту.
Из кожаного Фединого портфеля донесся приглушенный звук мобильника. Федя расстегнул портфель, вытащил телефон, нажал кнопку, понял, кто звонит, и слегка наигранно и торжественно (было понятно, что он говорит с давним другом, с которым уместны столь театральные интонации) сказал: "Внимательно вас слушаю!"
Затем он действительно что-то внимательно слушал и  одну за другой доставал зубочистки из мелкой вазочки, ломал их пополам и складывал на краю стола в аккуратную кучку.
Потом пару раз кивнул, как будто собеседник мог его видеть, и наконец сказал:
- Я тут был у нашего общего друга. Да, ты правильно подумал, того друга, которого зовут Иван. Так, я только хотел разговор завести, он, прям как ясновидящий, как-то понял, о чем я речь поведу, сразу глаза к потолку и палец к губам. Хотя, уж где-где, а в своем кабинете мог бы порядок навести.
Видимо, собеседник прервал Федора, который замолчал и продолжил кивать и ломать зубочистки.
Петя сидел и слушал, смысл разговора от него ускользал, но видно было, что говорят люди умные, уверенные и успешные.

- У нас кстати с Екатеринбургом есть подвижки? - говорил Федор, освобождая от целлофановой оберточки очередную зубочистку.

- Так это почти центр. Там земля, кстати, очень подорожала!
Люди серьезные.
Этот процесс у них уже года три идет. Хотят занести, но видимо выходов нет. Нам тут Николаша наш очень мог бы пригодиться.

- Да брось, я и так без фамилий.

- Ну, в принципе, это правильно, береженого бог бережет. К тому же с этими технологиями уже не знаешь, как и где тебя прослушивают и просвечивают, просматривают. Слышал такое выражение "общество постправды", это же надо такое придумать.

Разговор затягивался, Петя накладывал себе салат, орудовал ножом и вилкой, как подобало моменту.

- Ну так все с коррупцией борются, - меж тем продолжал Федя и положил себе в рот самую маленькую маслинку, так чтобы на другом конце провода не было слышно, что он что-то жует.

- Под любой чих тендеры играют, цены еще и за счет этого растут. Слушай, я всегда рад зайти по такому поводу, я тут не далеко от тебя. Знаешь кого встретил - Петьку Цветкова. Да, мы тут с ним недалеко от тебя сидим на Кропоткинской улице. Я его спрошу, может, и вместе зайдем, минут через тридцать – сорок.

- Петь, ты знаешь, с кем я только что разговаривал? С Пашей Глазковым. У него два дня назад день рождения был. Он, как узнал, что мы тут вместе, настоятельно приглашал.

- Удобно это? Без подарка в гости, еще и день рождения.

- Да, конечно, удобно! День рожденья был два дня назад, я тоже без подарка.

Закончили трапезу. Федор расплатился картой, а в блокнот с чеком, не взглянув на сумму, вложил тысячерублевую купюру. Решил пойти в туалет и засомневался, брать с собой портфель или нет. Петя еще не встал из-за стола, допивал свой чай.

Федор обычно не оставлял портфель без присмотра, брал всюду с собой. Но доставать свою вещь из-под носа приятеля все-таки было явным выражением недоверия. Федя еще раз оценил ситуацию. Бумаг в портфеле ценных не было, телефон он переложил в карман, паспорт был при нем. И после секундного колебания пошел в туалет со свободными руками.

Вышли на воздух. Прошли несколько метров, и Петя вдруг остановился и сказал:

- У меня для тебя маленький сюрприз. Открой-ка свой портфель...

Федор, теряясь в догадках, полез в свой портфель, вытащил деревянный ковшик и тут же сунул его обратно, озираясь по сторонам.

- Петь, да ты что сдурел? А если бы меня на выходе сейчас проверили?!

- Да брось, таких как ты на мелочи не проверяют, себе дороже.

Камер там не было. Я же видел, что тебе вещь понравилась, ты меня накормил, напоил, мне тебе захотелось приятное сделать.

- Приятное!!!

Да ты меня подставить мог не дай бог как, сукин ты сын!

- Ну сколько такой ковшик стоит в магазине, - спокойно воспринял оскорбление Петя - ну рублей пятьсот, а ты им 1000 на чай оставил. Получается мы за два таких заплатили. Так?

- Да нет, не так! Мы вещь эту не покупали, ты ее украл! И не важно, сколько она стоит. Важен сам факт!

Ну ладно, ты захотел украсть - ты украл – это твое дело. Взял ковшик, положил в карман – тебя поймали, ты, может быть, привык к такому. Но ты открыл мой портфель, положил туда краденую вещь! А если бы кто-то заметил пропажу и на входе меня попросили портфель открыть, ты представляешь, чем бы это закончилось?

- Ну и чем?

- Во-первых, позор! Представляешь, поймали за руку! Мне пришлось бы оправдываться, я бы со стыда сгорел. Откуда в моем портфеле чужая вещь?

- Да ладно, ведь не проверили. Я тоже не совсем дурак.

- Нет, ты то как раз дурак.
 Федор достал ковшик и протянул приятелю – на забери свой сюрприз.

Прошли несколько метров молча, Федор приходил в себя...

- Ну что, к Паше идем? - полюбопытствовал Петр.
Федору не хотелось портить вечер. Все что он чувствовал он уже выплеснул и примирительно сказал.
- Пошли, у тебя есть шанс прийти в гости с подарком, ты как я понял, без подарков по гостям не ходишь.
Пришли в дом, где жил Павел, открыли дверь в парадную. Здесь мало что поменялось с  прошлого века, аутентичная плитка на полу, кованая решетка перил. Старомосковская квартира, потолки три метра, сорок сантиметров, дубовый паркет, медные воздуховоды в полу. Федор, бывавший в этой квартире со школьных лет, отметил, что все это не производило особого впечатления в школе, а теперь вновь кольнуло досадой, что себе он так и не смог организовать подобное жилье в любимом районе.
Паша принимал гостей в домашнем халате, в тапочках на босу ногу.
Принял с благодарностью ковшик, водрузил его на видное место.
Гости одели тапочки, прошли в гостиную, выпили по рюмочке. Пообщались минут десять, Петя почувствовал, что друзьям нужно поговорить и засобирался. Его не задерживали, и как только посторонний ушел, хозяин квартиры пошел в дальнюю комнату - принес весомый конверт с внушительной пачкой долларов. Вынул ее из конверта, показал толщину, вложил обратно и, передавая в руки другу, спросил.
- Считать будешь?
- Не буду - сказал Федор, взял конверт, достал деньги, вынул из конверта, положил в карман, разгладил на столе конверт, протянул другу.
- Может еще пригодиться.
Федор при друге считать деньги не стал, но через некоторое время зашел в туалет и пересчитал свою долю, она была чуть меньше, чем он ожидал, но не на столько чтобы заводить разговор.
Федя вернулся в комнату, налил себе немного вина.
- Где ты его взял? - спросил Паша с легким пренебрежением.
- Да вот так столкнулись нос к носу!
 Я тебе историю сейчас расскажу.
И Федор в подробностях рассказал историю деньрожденческого подарка.
- Надо будет проверить не пропало ли чего после твоего приятеля.
- Да я сам в шоке. Я бы и не потащил его к тебе если бы сам не пригласил пять минут назад.
Да я начал с ним беседовать и понял, что там не достучишься.
Я знаешь, даже объяснять ничего не стал. Без толку объяснять. Вот ему без подарка к школьному товарищу прийти это заподло. А то, что это вещь чужая - наплевать. Ну что я ему скажу – что «не твое не бери». Просто это как с глухим разговаривать. Другая психология. Ты, представляешь, я ему говорю, что он подставил меня самым подлым образом, а он твердит, что хотел приятное сделать.
Я помню его отца, приходил к нам в школу по нему было ясно, что с Петей будет когда вырастет. Знаешь, как говорят, «От рябинки не родятся апельсинки».
- Главное я представляю официант заметил бы, на выходе стали проверять, да еще милицию вызвали. Так за этот ковшик в сто раз пришлось бы заплатить, и как еще повернется неизвестно. Тоже мне друг детства!
- Да история красивая – улыбался Паша – или, наоборот, – некрасивая!
Вещица, кстати, могла оказаться совсем не дешевая. Я думаю, чтобы не дай бог это дальше не пошло – ты бы сразу тысяч двадцать, а то и тридцать отстегнул. Это в самом безобидном случае. А если бы милицию вызвали?! Заявление, свидетели. Тут уже как пойдет – что за милиционер, какие у него планы, кто его начальство, как они с официантом тем делишки делают. Пришлось бы к Ивану возможно обращаться, а это уже лишние обязательства перед большим человеком. А ты говоришь ковшик, деревенская утварь.
Но на Петю ты зря наговариваешь.
Видишь, он украл бескорыстно, можно еще более красиво сказать – украл для друга!
Или даже так – украл из лучших побуждений…
- Ты это серьезно?
- Шучу, конечно!
- Я смотрю ты все грамотно спланировал, ковшик ты свой, как вещь краденую, решил на всякий случай при себе не держать, а сразу мне всучить, мало ли чего, пусть лучше буду у своего друга этой красотой любоваться. А к себе домой не понесу. Мало ли чего. Объявят в розыск, придут с обыском. Собака возьмет след.
- Да нет, не ловко было этот ковшик выбрасывать, - оправдывался Федя - я и так Петьке все высказал, что я о его поступке думаю. Все сказал на эмоции, ну а когда понял, что слава богу пронесло не захотелось вечер человеку портить.
Ну а при тебе тем более не хотелось его воспитывать, он бы все равно ничего не понял!
А так буду уходить выброшу в мусоропровод. Я с тобой согласен - краденая вещь рождает не самые лучшие воспоминания даже если подарена другом детства.
- Так ты оказывается тонко чувствующим моралистом стал! Ты небось и советское прошлое ругаешь и в бога уверовал на старости лет. Собственно я помню тебе в партию тогда так и не удалось вступить, так что ты и принципов своих не менял почти, комсомол можно сказать – ошибка молодости. Хотя первый кооператив мы с тобой, если ты помнишь, не без помощи комсомола создавали.
И хотя их дружба и общие дела предполагали, что они могли подтрунивать по-приятельски друг над другом, Федор чувствовал, когда его панибратство и юмор уместны, а когда не очень. А Паша, на правах старшего сам выбирал момент для своего нравоучительного юмора.
- У тебя значит плохие воспоминания ассоциироваться с ковшиком будут!
Я думаю, Федя, если по твоей теории придется предстать перед страшным судом, то ковшик твой будет далеко не на первом месте по сомнительным делишкам. В деле с ковшиком тут ты в крайнем случае как соучастник пошел бы или даже как свидетель. Легко бы доказал, что ни сном не духом не знал, что скомуниздил предмет кустарного производства. По незнанию и с видом честного человека вынес в своем кожаном портфеле при полном своем неведении. Это не проступок Федя – это эпизод…
А вот то, что ты ко мне за своей долей пришел по смоленскому делу, – это, знаешь, на страшном суде может получить разные толкования. Потому что помогал ты Федя не той стороне что ближе к правде, а той, которая на тебя выход нашла. Была бы другая цепочка знакомств и рукопожатий и ты бы глядишь помогал их оппонентам.  И эти оппоненты рассказали бы тебе все то же самое, что они радеют за светлое будущее, а их враги хотят продать Расею. И ты бы этим душу свою успокаивал точно также как ты это делаешь сейчас. А вот на страшном то суде чем плохо – плохо тем, что виден ты Федя весь насквозь со всеми твоими мыслями, что полностью твою юридическую защиту в нашем человеческом понимании исключает. Там только покаяться можно. И сделать это можно при любых смертных грехах – главное искренне. Представляешь какую теорию люди изобрели!  Но ты не переживай, я как истинный Марксист придерживаюсь другой концепции.
Хотя и с марксистской позиции скажи ты мне - чем же мы с тобой лучше того Пети? Он-то жулик по глупости по наивности, так сказать, а мы с тобой по соображению по разумению, я бы даже сказал по мастерству. Ведь это сколько надо собирать социальный капитал чтобы начать его превращать в прибавочную, так сказать, стоимость.
И где же по твоему ответственности больше?
Знаешь, как говорил мой отец, а он адвокатом работал еще при советской власти. Он говорил, Паша, если ты хочешь быть кристально честным человеком, то тебе нужно идти не в юриспруденцию, а в дворники.
- Ладно, наконец сказал Федор. Не нагоняй тоску.
- Позвони своему водителю чтобы не ходить с такими деньгами, сейчас не 90-е конечно, но береженого бог бережет.
Федор позвонил соседу. Был у него такой сосед, Николай, который выполнял для него мелкие услуги, забирал его в подпитии отгонял машину. Привозил с дачи нужные вещи.
Федор оделся, взял с полки злополучный ковшик. Пожал руку другу, вышел в коридор. Дошел до мусоропровода. Полез за ковшиком и вдруг какой-то отчаянный внутренний голос внутри него подал голос и проговорил скороговоркой - смотри вот ты сейчас возьмешь и выбросишь вместо ковшика ту самую пачку долларов, забудешь дорогу в этот дом, не будешь больше выслушивать хамоватый юмор своего друга, и ему подобных и настроение твое от этого поступка станет легкое и радостное, как после удачного прыжка с парашютом.
Рука у Феди даже дёрнулась немного, но тут взмолился другой внутренний голос.
- Деньги эти можно нуждающимся отдать, бедным, бездомным. В приют отнести детский. А в мусоропроводе они скорее всего попадут на свалку, сгниют в зловонной яме или сгорят на перерабатывающем заводе.
Федор услышал эти голоса и сам испугался, как человек подошедший к краю обрыва и залюбовавшийся на простор, смотрит вперед и говорит себе «вот так бы оттолкнуться и полететь!» и тут же с ужасом представляет себя на дне беспомощного с переломанными ногами.
Федор застыл над ящиком мусоропровода и вдруг поймал себя на мысли, - а не смотрит ли его друг сейчас на него через глазок своей двери. Федор оглядел холл, посмотрел на дверь, из которой вышел три минуты назад, развернулся спиной к глазку, достал из портфеля ковшик, подержал его над выдвижной емкостью мусоропровода и неожиданно для себя переместил ковшик в свой карман. С облегчением закрыл мусоропровод. Подошел к окну убедился, что внизу его уже ждет его мерседес с водителем Николаем и пошел по лестнице вниз.