Читательский дневник с дополнением

                Читательский дневник

    ЗДЕСЬ  КОЕ-ЧТО  ИЗ  ТОГО,  ЧТО  ВПЕЧАТЛИЛО  МЕНЯ  ПРИ  ЧТЕНИИ.  ДУМАЮ  ВРЕМЯ ОТ  ВРЕМЕНИ  ПОПОЛНЯТЬ  ЭТУ  СТРАНИЦУ.   ЕСЛИ ИНТЕРЕСУЕТ,  ВЕРНИТЕСЬ  К  НЕЙ  ПОЗЖЕ.  ЕСЛИ  НЕТ — НА  НЕТ  И СУДА  НЕТ.

     Уж не припомню, где вычитал высказывание Александра Фадеева на каком-то сборище «молодых писателей»: «Что вы пишите, это очевидно. Вопрос в том, читаете ли вы». А почитал бы он «Прозу.ру»…


     13/XI 2023.
 
     Жесткие мнения Анны Ахматовой. См. «Знамя», 2023, 3, стр.127.

    (Я уверен, она не предполагала, что такие  резкости будут обнародованы. Они высказаны в частных беседах, не исключено, что под влиянием настроения, и А.А. позволяла себе пренебречь вежливостью. Не исключён и субъективизм записавшего эти высказывания — А.П.)

    Георгий Глёкин записал:

     «Брюсов? Да ведь его попросту не было! Он писал по два стихотворения в день — утром и вечером — и не написал ни  одного».

     О Мережковском и Зинаиде Гиппиус. Мережковский — «типичный бульварный писатель.  Разве можно его читать?»  И: «Зиночка была умная, образованная женщина, но пакостная и  злая».

     О Михаиле Кузмине. «Знаете, это  был страшный, абсолютно аморальный человек, но ещё и со слезой. Вынимал платочек, плакал над стихотворением, а потом бежал и делал какую-нибудь пакость».

     «Только страшно ранняя смерть Лермонтова сделала так, что мы воспринимаем его как поэта. Он — создатель, родоначальник русской прозы.  <…> Но поэтом он не был. Как стихотворец он просто скучен».

     … «Угнетающе убогую книгу Георг. Иванова» охарактеризовала так: «Бездарные вирши, по своему характеру точно написанные Федором Ивановичем Карамазовым  («И цыпленочку»). После их чтения остаётся привкус отвратительной грязи».

      «Русская эмиграция породила поразительную мразь и как-то культивировала ее. … Адамович еще туда-сюда, а Иванов, Оцуп, Нельдихен и И. Одоевцева — гнусь».
      
     О Томасе Манне Анна Андреевна отозвалась презрительно.




     Очень не одобряла творчество Пастернака за последние его годы. «Без критики он стал писать бог знает что — «Вакханалия», «Душа моя, печальница» и др., не говоря уж о злосчастном «Живаго»».  Видимо, стихи показались ей банальны, даже пошловаты, их поэтический уровень снижен по сравнению с былым.  А роман, я думаю, оказался тем, чем он и был уже тогда.
     (И я, малый сей, думал о творчестве гениального Пастернака точно так же, не зная мнений Ахматовой. Роман Пастернака прославила цензура, а так-то он мало кому нужен, особенно теперь. А что на замену поэзии пришла высокопрофессиональная трескотня, особенно ясно показали военные его стихи (где-то в 1941-45). Зато Борису Зайцеву позднее творчество Пастернака пришлось по вкусу. Дело тут не в том, что "на вкус, на цвет товарищей нет". Есть несудимые вкусы, и есть вкус, которого бывает больше или меньше. Набоков этот роман на дух не принимал, отзыв его просто гневный. Но тоже высказан непублично — А.П.)

     А.А. рсказала Глёкину о Евг. Замятине, о его «странном» романе «Мы». Считает, что шумиха, поднятая вокруг этой слабой вещи (…) политического происхождения и с искусством никакой связи не имеет».

      О ленинградских блокадных стихах О. Берггольц: «Это так не хорошо, так не хорошо!  Я говорила и Ольге это. Ведь когда был голод, ее курицами откармливали, чтобы она писала!»

     Об Андрее Вознесенском: «…Ничего из него не получилось. А он ведь был очень  близок к Пастернаку. Его  там звали «мальчик Андрюша». … Но когда началась история с «Живаго», он исчез. Не позвонил, не приехал. Просто он исчез. Красиво! Правда? А ведь его просто апостолом при Учителе считали…»

     А вот из записей Л.К. Чуковской. Ахматова:
     «Вы заметили, что случилось со стихами Слуцкого? Пока они ходили по рукам, казалось, что это стихи. Но вот они напечатаны, и все увидели, что это неумелые, беспомощные самоделки».

     (Не могу согласиться со всем безоговорочно. Но любые явления интересны тем, что могут рассматриваться в разных ракурсах — А.П.)

     27/XI 2023.

     Ирина Одоевцева:

Всегда всему я здесь  была чужою —
Уж вечность без меня жила Земля,
Народы гибли и цвели поля,
Построили и разорили Трою.
И жизнь мою мне не за что любить,
Но мне милы ребяческие бредни —
О, если б можно было вечно жить,
Родиться первой, умереть последней:
Сродниться с этим миром навсегда
И вместе с ним исчезнуть без следа!

     И это "гнусь"?

     Или Борис Слуцкий:

Девятнадцатый год рождения,
Двадцать два в сорок первом году
Принимаю без возражения,
как планиду и как судьбу...
Выхожу двадцатидвухлетний
И совсем некрасивый собой
В свой решительный, и последний,
И предсказанный песней бой.
Потому что так пелось с детства,
Потому что некуда деться,
И по многим другим потому.
Я когда-нибудь их пойму.

***
Не отличался год от года,
Как гунн от гунна, гот от гота
Во вшивой сумрачной толпе.
Не помню, что, когда и где.