моя жизнь...

                Моя жизнь на чужбине

                Ефим Дроздов

   Название этого рассказа может настроить читателя на определенный лад. "Чужбина - что может быть ужасней?" - подумает он. В давние времена на чужбине человек часто оказывался в рабских оковах. Так было, например, когда в 586 г. до н.э. Иерусалим пал под ударами Вавилона. Это случалось и до и после.

   Но теперь другие времена. Как же я оказался на чужбине? До развала Советского Союза я работал в одном московском институте, защитил диссертацию и, казалось, жизнь худо-бедно покатится по наезженной колее. Да не тут-то было. Пришли "лихие" 90-ые годы. Такие как я оказались никому ненужны. Институт закрыли. Кто-то из моих бывших коллег пошел в дворники улицы мести, другие, поухватистей, торговали на рынке джинсами и прочим заграничным барахлом. Кто-то спился. Мне же удалось уехать за границу, в Германию. Это было не только перемещение в пространстве, но и во времени. После пустых полок в магазинах в последние годы Горбачевской "перестройки" мы с женой попали в страну изобилия, где, казалось, текут молочные реки в кисельных берегах. Но при более близком знакомстве с реальностью, когда я пошел на завод и на себе испытал цену "райской жизни", то понял, каким тяжелым трудом таких как я сотен тысяч простых людей достаются эти "райские яблочки".

   Но я не робщу на судьбу. Работая бок о бок с немцами, русскими, поляками, мне стало ясно, что только добровольный, осознанно необходимый труд делает человека независимым.

   Проработав 15 лет, я вышел на пенсию. И оказалось, что этой пенсии не хватает даже на то, чтобы сводить концы с концами. Что делать? Конечно, можно было постучаться в социальную службу и, понурив голову и опустив глаза, протянуть дрожащую руку за подачкой, и мне бы не отказали. Но к тому времени я уже стал "рабочей косточкой", и клянчить мне не позволяла гордость человека, привыкшего своим трудом зарабатывать себе на жизнь. И я стал по ночам разносить газеты. Теперь мне уже 77 лет, но я продолжаю работать.

   Многие надо мной смеются. Я не сомневаюсь, что за глаза, когда речь заходит обо мне, они крутят пальцем у виска и с ухмылкой говорят: "Чудак", а может, что-нибудь и покруче.

   "Нет, мы не такие дураки, - думают они про себя. - Не для того я приехал в Германию, чтобы горбиться в трудах праведных. Зачем? Я ногой открываю дверь в социальную службу и предъявляю им список того, что мне положено по закону. И пусть попробуют не дать. Я их по судам затаскаю."

   И дают, и обеспечивают этим нахлебникам и их детям безбедную, чтобы не сказать беззаботную, жизнь.

   А такой "мудрец", в зимний ненастный вечер сидя в кресле у камина и прищурив  хитрые глазки, вспоминает, что в далекой России ежемесячно на его счет капает пенсия, о которой здесь никто даже не догадывается. А летом его ждет уютная дачка где-нибудь под Москвой или Петербургом, где он с семьей может на славу отдохнуть от дел праведных.

   "Паразитический" вирус легко поражает человека. И вот уже от отца к сыну передается эстафета вечного халявщика, клопа - кровососа, который рассматривает свое существование как естественное, ниспосланное свыше.

   Но господа, не забывайте: "Сколько веревочке ни виться, а конец придет".

   Единственное, что проливает мне бальзам на сердце, это, когда такой "премудрый пескарь" нет-нет да и забежит ко мне в конце месяца, чтобы стрельнуть полтинник: "До пенсии не хватило".