Книжник

Книжник. 


5 января 2022 года

Смотришь на человека - дурак дураком. Но стоит сказать с ним полслова, как понимаешь, что он в сто раз счастливее тебя. 


Старик, медленно, кряхтя, опираясь на жилистые, натруженные, морщинистые руки, поднялся с кресла-качалки.

- Что, что опять? - спросила его старуха-жена, сидящая за столом, и что-то мелкое перебирающая руками под настольной, мерцающей тусклым желтым светом, лампой.

- Да, это кресло скрипит - ответил он, - не переживай родная. 

- Ну слава Богу! - выдохнула она, и снова, поправив очки, и согнувшись в шее к самому столу, окунулась в свою работу.

- Смазать пора! - оглядел кресло дед. - А ты знаешь, в этом скрипе есть что-то благородное - обратился он уже к жене, - старые книги, когда их раскрываешь, тоже немного скрипят. 

Жена не ответила. Старик посмотрел на неё, ожидая ответа, которого не ждал, и пошагал в дальний угол комнаты к книжному шкафу. 

Так, и где же ты у меня живешь, дорогая? - поглаживал он книгу, которая была у него в руках весь мартовский, расквашенный, но ещё заснеженный вечер, который он провёл в кресле, читая. - А, вот, на третьей полке,.. что у нас тут? ага: Рабле, Фаулз, Стивенсон, Скотт, Гюго, и ты! - Он аккуратно втиснул фолиант между, и внимательно осмотрев, - не запылились ли книги, вернулся к столу. 

- Что сегодня было? - спросила у него жена. 

- О!.. - многозначительно кивнул он, - Эко! 

- Опять?

- Снова, и снова, и снова, и,.. - заговорил он медленно и утвердительно качая головой, говоря почтенно, и почти шепотом, смакуя каждое слово, - всегда! 

- Имя Розы? - спросила она, машинально, уже зная, каким будет ответ.

- Да, дорогая моя, - ответил старик - Имя Розы!

- Вродесь, недавно ж перечитывал? - проговорила бабка монотонно, не рассчитывая на ответ. 

Дед, потягиваясь всем телом, зевнул в голос. 

- Ну всё, - сказала бабка - можно идти спать. 

Старик поднялся со стула, и размеренно принялся готовить чай.

- Пора баллон менять, - сказал он чуть слышно, наливая кипяток в кружки - совсем уж не горит.

- Утром поменяешь.

- Утром очень лень шаркаться, - сказал дед, ставя перед бабкой кружку с горячим чаем.

- Ну, не ночью же сейчас пойдёшь?! Всё одно встанешь ни свет ни заря!.. 

- Схожу сейчас, утром мороз ударит, колени крутит. 

- Да где уж? Вона размякло всё. Мрязь какая!

И снег пойдёт! - слегка прикрикнув, сказал дед.

29 января 2022 года

Старик подошёл к бабке со спины и выкатил коляску из-за стола. Подкатил ее к умывальнику, который был пристроен к стене. Бабка сняла очки, умыла лицо, и дед покатил ее сначала к углу с образами, где они вместе трижды прочитали Иисусову молитву и перекрестились с поклонами, а затем к кровати. У кровати помог ей выбраться из коляски и уложил в постель.

- Ложись. завтра сделаешь. Ничего, позавтракаем чем-нибудь.

- А горячий чай? 

- Бог даст, - прошептала бабка, и немного помолчав, добавила - на печи согреем. 

- Да, можно, - сказал старик, подошёл к печи, подкинул дров, закрыл печку, задвинул, почти до конца, задвижку на трубе, и лёг в постель. 

- Степановна вчера приходила. Говорит: к кузнецу Васька непутевый повадился на хутор. - зашептала бабка, - Опять. То не ходил полгода - пил, а теперь снова опять заходил. И когда кузнеца нет дома - ходит. 

- И когда только она уймется?! - заскрипел зубами дед. - Видно и в гробу болтовню свою не оставит! Прости Господи!  

- Добром не выйдет, убьёт его кузнец! 

- Да как же?! убьёт!

- Она о двоих детей, а у кузнеца глаз шальной! И судьба-то у него тяжелая, война, нога вон деревянная, половины пальцев на руках нет, железо в голове!..

- Приличная она! А глаз, у кого он нынче не шальной?! А судьба? у кого она в России легкая?!

- Она-то может и приличная, да Васька - чёрт, прости Господи. как он приезжую охадил?! ну? то-то! Потому конец Ваське! - закрякала бабка, - говорят, - восемь лет в тюрьме отсидел! за убийство! 

- И кого он убил? лошадь пристрелил бодливую?

- Любовника, любовника жены своей первой убил, да и её заодно, тоже! Её-то не нашли, куда уж он её дел, или убежала она, а так бы за двоих ух, и дали бы! Расстрел!

- Как же она могла убежать, когда ты говоришь - он убил её заодно?! Думай, что говоришь! 

- Это не я сказала, это сестра брата Колькиного, что приезжала прошлым покосом! Ну помнишь, ты ещё сказал что она цыганка?!

- Наслушаешься чепухи - сама чепухой станешь! Нашла кого слушать, эта бестия сроду правды ни слова не сказала, причем сроду пращура своего пращура! Ладно, остерегу, чтобы не пускала его.

- Кого? кузнеца, или Ваську?

- Ну чепуха и есть! Окаянная ты! Как она может кузнеца не пускать, когда он муж ейный?!

- Да Бог их знает, они ж приежжие все!.. а у Васьки этого рожа обожженная, как упырь ходит. И почему летом всегда в тельняшке, да горло перемотано?! Явно скрывает, пули там у него, или следы какие страшные. Бандит он. 

- Господи! - перекрестился дед. - Разве важно, и вообще есть ли разница, как выглядит человек если он православный?!

- А это как сказать. Все разные. А голос у него какой? как гудок у поровоза!

- У кого громкий голос, тот добрый малый. 

- Сейчас! добрый! черти небось завидуют! Любишь же ты поспорить!

- Ага, как рыба любит солиться!

- Ну вот опять, опять за свое!

- Завтра вставай-ка пораньше, обувай валенки, да смотри с калошами, и на автобусе ехай в район! - грозно проговорил дед, повышая тон на каждом слове.

- Зачем это?

- Отцу Михаилу покажешься! Заодно баллон поменяешь!

- Да как же я? У меня ж ведь ноги-то! о! забыл что ли?

- А,.. да!.. - протянул старик, зевая во весь рот.

- А кузнец Ваську убьёт! убьёт! 

- Вот заладила старая! ну кто тебе такое сказал?

- А, все говорят! Просто так не станут говорить. Дыма без огня не бывает!

- А!.. распустила сарафан! - грозно гаркнул дед. - Я погляжу колченогие-то быстрее здоровых бегают! Дым-то этот в головах ваших бестолковых.

- Никуда я не бегала! вчера, говорю, Степановна приходила ко мне! мёду принесла,..

- Ага, и сплетен ведро! Завтра схожу, пока ты в церкви!

- Не вздумай и ходить! 

- Васька этот каждое воскресенье в церкви. Всю службу стоит, причащается, а поклоны ниже его никто не бьёт. А ты пустомеля такое говоришь!

- Причём тут поклоны?..

- Спи уже, сил нет! - Дед отвернулся и мгновенно захрапел.

Среди ночи разбудила его бабка, с неистовой силой толкая в бороду:

- Вставай! - заикаясь скулила она как собака, замерзающая в морозную ночь в прогнившей дырявой будке,  - помёрзнем совсем! печь потухла! Слышишь, ветер какой, кажись буря!

- Мы говорим не ветры, а ветра… Тебе любой ветерок, - уже буря - дед поднялся и пошёл к печи, приговаривая - ух, и правда зябко!

- Ну, что там? потухла совсем? - спросила бабка.

- Совсем! Видимо труба забилась! надо завтра взрывать! эх, смоловые дрова, окаянные, прости Господи, - отвечал он самому себе, мелко крестясь, - ёлка проклятая, будь она тыщу раз неладна, тещино дерево!

- Да тихо! Разошелся погляди! А сегодня что? я уж ног не чувствую!

- Да ты их отродясь не чувствуешь! 

- Ну, пойди посмотри что ли?!

- Сколько раз говорить - не нукай! Обожди! - дед прикрыл печь, и стал подниматься по лестнице наверх.

- Ты куда?

- Обожди! 

 21 февраля 2022 года

          Время! - то, чего у всех, а сейчас даже и у детей, (вот ведь хохма) абсолютно нет! Ни на что не хватает времени, подумай, даже у собаки! Как они торопятся, глотая найденный, по счастливому случаю, кусок возле какой-нибудь помойки, а выброшенную им в окно, какую-нибудь кость, и вовсе ловят налету. Вот и я, только написав свой первый рассказец, и перечитав его несколько раз, влекомый поиском ошибок, отметив, что для первого рассказа вышло совсем недурно, поставил себе цель писать рассказы, прочтение которых занимало бы у читателя не более, скажем, трёх-восьми минут. Именно в такой формат я собирался возвести данное произведение, но увы, мой дорогой читатель, чем больше я старался, тем текст становился только объёмнее. Ах, мой дорогой читатель, ты представить себе не можешь как, увлёкшись, я полюбил это своё произведение. Посему, заранее прошу прощения за время, уделяемое прочтению. Скажу лишь только,.. чуть позже! Вот опять стало холодно, в окно уже залетает снег. Прости меня дорогой читатель, сейчас я вынужден встать и закрыть окно, ведь время занимает тепло комнаты - улице.

      …Дед вошёл в комнату на втором этаже. У одной стены располагалась кровать, увенчанная тремя подушками и иконами в изголовье, другую стену, от пола до потолка, занимали книжные полки. Зажег свет, осмотрел полки с книгами, прикоснулся к кирпичной трубе ладонью, и приговаривая: «жара! до утра хватит!» - подошёл к окну, вглядываясь в темноту, и почёсывая бороду, пробормотал себе под нос: буря! разъети её мать! А, и в правду нешуточный шибень расплясался!

Они редко спали наверху. Летом - в грозу, когда комната освобождалась от духоты; зимой - в лютые морозы, когда внизу было нестерпимо холодно. 

Дед спустился по лестнице и остановился у кровати.   

- Ну что там? - прошептала бабка.

- Сколько раз тебе говори, всё как об стену горох -  не понукай!
 
- Ну, так что там?

- Обыкновенно, - рай! - улыбнулся дед. 

Дед взял жену на руки и внёс по лестнице на второй этаж. Там уложил на кровать и лёг рядом. 

- Душно, - прошептала бабка - открой форточку. 

Дед исполнил её просьбу и вернулся в кровать. 

- О!.. - закачала головой бабка, - ну что, буря и есть, вона, снег заметает в окно. 

- Прикрыть, что ли? 

- Не надо, задохнусь я. Хотя и мёрзну ужо! Достань ватное из кладовки! 

- Вот заладила! Пойди, да сама возми! 

- Очумел старый! - закряхтела бабка, толкая мужа в бок, - ну?!

- А,.. да!.. - снова крякнул дед, и поднялся с кровати. 

- В феврале-то постоянная вьюгость шалила и ништо, и так не задувало! Свет на лестнице не погасили, - снова зашептала бабка когда дед вновь улёгся в кровать. 

- Выключу после, - ответил он, оглядывая свои полки, отмечая что почти все они, от времени и тяжести книг, провисли.

«Надо бы перебрать, - раздумывал он, любуясь разноцветными корешками. - Завтра дочитаю «Розу», и займусь. Надо будет вынимать, освобождать по одной полке, мда…».

25 января 2022 года

Дед повернулся набок, и не отрывая глаз от полок, закрыл глаза. - Тьфу, бл.!.. - рявкнул он. 

От неожиданности бабка дернулась на кровати - ну что ещё?

- Сон опять убежал! Лови его теперь!

- О!.. чего ругаисся? Спи ужо! А Маринка-то третий день с хлопушкой под глазом ходит, сказала: сынок дверью приложил, а я думаю кузнец её, он-жить норовистый…

- Да замолкни ты, - прошептал дед, чихнув нараспев три раза, и приговаривая после каждого - прости Господи, - заснул. 

- Окаянный! - промолвила бабка, натягивая до горла одеяло.

- Чего-то и вправдь ты холодная, - зашептал дед, перекладываясь с бока на бок, - видать околеваешь уже.

- Да околею уж скоро, потерпи. 

- Дура, ну как есть дура, только седая как простыня. 

- Ну уж, книжек столько не читала, как некоторые умники. 

- Дед хохотнул в себя, и отвернулся. 

- Слушай, я вот все думаю, думаю,.. - ты о чем-нибудь жалеешь? - спросила она. 

- Жалею? - чего жалеть?

- Ну, о чем-нибудь вообще в жизни?

- Жалею что Горбачева не повесили. 

- Нет, ты не понял - вдруг громко сказал она. 

- Это ты не поняла, - ответил он ей, тоже в голос. 

- Ах,.. Ой, мороз, моро-оз, - затянула она нараспев, - не морозь меня-а!..

- Э-эх раз, да ищё р-раз.. - рявкнул он в ответ - утро мудренее!.. 

- Ладно, не будем, - сказала бабка, гладя его по голове,- спи, спи. 

- То-то! - сказал дед, и захрапел. 

Проснулся он резко, как-то тревожно, и враз сел на кровати…

1 апреля 2022 года

      За две булки для голодных детей -  девятнадцать лет каторги! Не думаю я, что Гюго использовал эту цифру, только лишь для того, чтобы показать, что Жан Вальжан за время пребывания на каторге превратился из юноши в зрелого мужчину. Думаю, указывает нам Гюго на Девятнадцатую главу.

     Жан Вальжан - каторжник, угодивший за булку хлеба на каторгу! - галера, скамья, сел и греби пока не сдохнешь, а помер - за борт, и всего делов. Никто с каторжниками не церемонится. Конечно не сразу он такой срок получил. Девятнадцать лет за побеги нагрёб! Вот силища откуда, и инвалидность. Как он там столько лет провёл одному Гюго известно. Сколько он покалечил, а может и убил охранников, чтобы бегать! Скольких зарезал, чтобы просто поесть! Авторитетный узник. Убийство для него, как говорит нам бессмертный классик, -  простое движение руки!..


22 апреля 2022 года

- Господи - прошептал старик, протирая глаза, - горим! 

Дед выпал из кровати на пол и побежал, резко, но бесшумно открыв дверь ногой, по лестнице вниз. Комната первого этажа заполнилась дымом. Огонь уже гулял по стенам, питаясь воздухом из щели под входной дверью, и приоткрытого окна. Дед рванул к окну, закрыл его, затем юркнул под лестницу, схватил полотенце, и намочив его водой из ведра, приложил к лицу. После выбежал на кухню, где огня совсем ещё не было. Осмотрел рабочий стол, на котором лежали ножи, стояли банки с клеем, и готовые кисти для рисования. Мысленно махнув на них рукой, он вбежал обратно в комнату, на ходу завязывая мокрую тряпку на затылке узлом, где начал бросать книги с полок в окно, предварительно разбив стекло тем, что попало под руку - цветочным горшком. Мигом расправившись с первым стеллажом, он ринулся ко второму, но оценив своё состояние, и понимая что сил никак не хватит, оставляя книги огню, побежал на втрой этаж. Оказавшись в комнате, он плотно закрыл за собой дверь, и пролетел мимо кашляющей бабки, которая уже сидела на кровати, к окну. Не замечая её вой и вопли, он вышиб окно, вместе с рамой ногой, и принялся, снимая с верхних полок, выбрасывать книги в окно.

«Полки, провисли, нижние книги зажаты...- размышлял он работая руками, бросая книги с верхних полок в окно. - Ах, ты так?! Подлый! Грабишь?! И Ты?! Что ж, попляшу обоим на забаву - кричал он беззвучно.»

- Меня, меня ты будешь спасать? - закричала бабка, ерзая на кровати.

- Ах ты ж, святой Мефодий олимпийский! А?..

Бабка в немом удивлении смотрела на него. 

- Путь вниз отрезан огнём! - спокойно проговорил дед, и сняв с себя мокрую тряпку, швырнул ее жене, - закрой лицо! - и продолжил спасать книги.

- А!.. - вдруг вскрикнул он. Вронский смотрел на него с нижней полки и кричал: «Спасай! Спасай!» - и дед, сделав шаг влево, стал разбирать книги которые зажали «Анну». 

- Спасай деньги, детей (имела она ввиду фотографии детей), золото! - кричала ему с постели жена.

- Золото не горит, дети не горят, а книги горят! - отвечал он, не прекращая работать.

- И деньги, деньги горят! В шкафе, в шкафе! 

- Пойди забери, - крикнул дед.

Вот он освободил Вронского и тот полетел в окно. «Спасай! Спасай!» - вновь услышал он голос. - кто? - оглядывал полки дед.  - Баскервильский - узнал дед. - Ещё один экземпляр «Розы».

- Вильгельм! - крикнул старик и схватил книгу, - матёрый поджигатель! - он уже наглотался дыма и тело его качало. Книга выпала из рук на пол. Дед поднял ее за переплёт и из книги посыпались деньги. Дед, будто не замечая этого, швырнул книгу в окно, и схватил две следующих. Одна будто бы обожгла его, и тут же он услышал голос: «Не трогай!»

- Печорин! - закричал дед. - беременный! - прошептал он, замечая стопку листов, сложённых вдвое, и помещённых в сердце книги. - ну уж нет. Раз! «Герой» полетел в окно.

Во второй руке тоже кричали: «Спасай! Спасай!» Он уже плохо видел и отправил книгу вслед за другими. 

Вдруг все разом уставились на деда с книжных полок. Он узнавал их: Мышкин, Рогожин, Маслова, Нехлюдов, Базаров, Левин, Леди Чаттерлей, Жюльен Сорель, Госпожа де Реналь, Онегин, злобный Хиттклиф, Линтон; Болконский - молчал, и лишь смотрел, каким-то понимающим взглядом. и ещё, ещё: Касатский, Позднышев, Чичиков, Воронцов, Хаджи-Мурат, Гумберт, Карамазовы, и много кто ещё. И будто из самой преисподней, восседающий на троне органа (трубы служили спинкой, а клавиши седалищем и подставкой для ног), прямо в глаза ему смотрел Андриан Леверкюн. И все кричали: «Спасай! Спасай! Спасай!»…

Бабка кашляла, и безмолвно наблюдала за агонией спятившего старика.

Голоса слились, и в этом гаме он увидел того, кто тихо, спокойно говорил: «Оставь все, оставь!» Сенека! - узнал дед. - «Письма».

Дед понимал, - это конец! всех он спасти не сможет. И в этот миг он повалился, без чувств, на пол...

6 июня 2021 года

   Жан Вальжан вышел на свободу. Он, который пошёл на каторгу ещё в юности - вышел зрелым мужиком, - и не жил-то в обществе! Выйдя на свободу он тут же совершает преступление, - отнимает деньги и юнца. И снова ему грозит каторга! 

   Потом подсвечники! Это, стало быть, все! - осуждают его, а один священник, который, мало того, что впустил в дом убийцу и вора, так ещё и «отмазал» от нового срока! И здесь жизнь его меняется. Он становится директором и хозяином созданного им завода, а затем мэром небольшого городка. И всем помогает! Кто он? Святой, или преступник ведущий двойную жизнь? Не зря же Толстой назвал этот роман лучшим романом Девятнадцатого века! 

18 июля 2022 года

До конца романа «Отверженные» мне остаётся каких-то шестьдесят страниц.  Ну что у них там? Так-так, ага, вот они поженились. Как мило, я, признаться, и не надеялся на это! 

       Сегодня воскресенье, очередное обычное воскресенье, такое же, как например, понедельник или среда, ничем не отличаются уже мои дни друг от друга. Вот раньше были воскресенья! Раньше, лет этак десять - пятнадцать назад, в такое вот воскресенье я мог проснуться часов в девять утра, и в десять уже ввести машину прямиком на горнолыжный курорт, спускаться со склонов три часа кряду, практически без отдыха, прервавшись лишь на чай. Потом я ехал домой, где насладившись вкусным обедом под приятную усталость, мог пару часов поспать, и за пару часов вечера прочитать, как минимум, сотню страниц какого-нибудь захватывающего произведения, а здесь, что здесь интересного? Гюго меня не впечатляет, пока что, осталось всего лишь каких-то жалких шестьдесят страниц «Отверженных», а мне невообразимо скучно! Вот начало было - да! - интересно. Потом: вата, вата, вата, вата, баррикады, стрельба, беготня!.. женитьба -  оно ничего особенного совершенно, может быть я уже просто, так сказать, зачитался?! Ладно, ещё пару страниц! А вот, кстати, интересно как бы мне описать характер этого моего старика-книжника! Внешность, что внешность: Волевой подбородок, немного выступающий вперёд, аккуратная бородка (естественно седая), большие зелёные, уже прикрытые наполовину морщинистыми веками, но не потерявшими  выразительности, глаза, идеальный нос, морщины лишь на любу, среднего роста, жилистый, росту небольшого - метр семьдесят пять… Вот какой у него характер, у этого старика, который очень любит читать? И пришла мне на ум одна правдивая история, которую я услышал совершенно недавно, мне видится именно такой характер подходит моему старику. Он по-своему добр, справедлив, но и противоречив в своем характере. Итак, есть у него поле с картошкой, соток пять-шесть вдали от дома, километрах в двух, где на паях раскинулись огороды, не отмеченные совершенно никакими вешками, что не мешает хозяевам узнавать свои наделы, но он, мой дед, не любивший никогда пустых разговоров с огородниками, завёл себе огородишко несколько на отшибе, в пролеске. Однажды отправился он капнуть молодой картошечки, ходил он туда пешком всегда с тяпкой, лопатой, и ведром для картошки. Придёт, вывернет несколько кустов, кое- где подокучит, кое- где повыдернет сорняки, и отправляется домой к своей ненаглядной жёнушке. В очередной такой раз, придя на своё «дикое поле» (за глаза в посёлке и его самого прозвали диким), он обнаружил что кто-то ворует у него картошку! 

«Спёрли, (для его пяти-шести соток) значительно, - на верный мешок картошки - оценил ущерб старик.»
 
Подход, конечно, к огороду его был и с другой стороны, со стороны леса, через железную дорогу, где их, этих несчастных (в этом был абсолютно уверен) воров, конечно же никто не замечал. Да и рядом с железной дорогой проходила песчаная, которая вела в ближнему дачному посёлку, и через дачи дальше в лес. Взял он свою старую берданочку, и ночью отправился караулить огород, в сладостной надежде досыта накормить воришек зелёненькой, вперемешку с земелькой, насыщенной перегноем с разными ползучими тварями, ботвицей. Пришёл, сел за кустиком на раскладной стульчик, и так просидел он всю июльскую ночь, глядя на звезды, но так никого и не встретил на своем огороде. С рассветом отправился он домой, позавтракал чуть-чуть, покимарил в гамачке с книжонкой в руках, а к вечеру вернулся на огород! «Что за дела? ещё не хватает пары грядок. Это что же, - сверипел он сам на себя за проявленную оплошность - пока я завтракал?! ладно!» Он вернулся домой, взял берданку и на этот раз отправился на поле перед рассветом, и, через лесок. Просидел зорьку, которую прежде обещал рыбалке, но и вновь никого не встретил. Снова вернулся он домой, покушал, поспал, и отправился на поле. «Вот же суки, ещё двадцатку кустов ломанули! это когда ж, они?..» и тут он понял, что проводят его весьма просто, копая его картошку днём! Тогда мой дед, сбрив налысо бороду с усами, переодевшись в зятины городские шмотки, одолжил у соседа мопед и поехал туда аккурат перед обедом, смекнув, что как раз в обеденное-то время на полях никого не встретишь.  Едет он, и уже издалека видит - у его огорода стоит зелёная, как спелый горох, нива. Обрадовался дед, предусмотрительно заглушил железного коня, и покатил его в сторону огорода. Подкатывает, смотрит - двое молодых парней, в изношенной одежде, спокойненько, аккуратненько выкапывают его картошечку, по-хозяйски бросая ботву на межу, и даже закапывая лунки и дергая сорняки. «Ну прям загляденье!» Дед, как ни в чем не бывало, будто бы проходя, сначала и прокатил мопед мимо горохового стального коня, но потом оглянувшись окликнул вориков: 

- Эй, ребята! не найдётся ли у вас пару литров бензина? А то вот, понимаешь, обсох, да так устал уже этот мопед толкать, чёрт бы его подрал! - говорил он сдавленным голосом, проворно жестикулируя руками, кряхтя и отирая пот с загорелого лба, -  мне хоть до дома доехать! ну хоть литрик плесните, а я вам самогоном откошу! Те переглянулись, улыбнулись, и говорят: 

- Дед, да нет проблем, вона машина! Открываешь багажник там найдёшь канистру, шланг, сливай свой литрик!

«Вона! Ишь, суки», - сплюнул дед в сторону, водрузил мопед на подножку и пошёл к машине. Подойдя, открыл багажник достал небольшую канистру, шланг с грушей, открыл бак, налил полную канистру, (была она литров трёх) вернулся к мопеду, залил немного в бак, запустил двигатель.

- Завёлся! - крикнул один из воров, доброжелательно кивая носатой улыбкой. 

Дед отвесил поклон, чуть ли не до земли, поднёс канистру к машине, проделал некоторые несложные операции, после чего, осенив себя крестным знаменем и трижды проговорив: Господи прости, - в два прыжка оседлал мопед и сорвался с места, наблюдая в зеркало как полыхает машина, и как хватаются за грешные головы опешившие воры. Вот такой вот у моего деда характер.

9 сентября 2022 года.

По достижении совершеннолетия, получил мой старик билет в армию, а после армии пошел на завод работать.

И много поменял за свою жизнь этих заводов, по причине крайней неуживчивости со всякого рода и ранга начальством. Любил он в обеденный перерыв посидеть с книгой, и даже у станка бывало во время перекуров читал. Посылал открыто и громко, чуть случиться какая несправедливость в отношении его или же его коллег. В случаях, когда имело место оскорбление женского пола - отвешивал отеческих лещей, любого возраста, телосложения и служебного статуса сослуживцам. Однажды даже поломал обе руки обнаглевшему в край слесарю-ремонтнику. 

«Ну что ты всё глаза портишь в этих своих книжках?» - донимал его, то мастер, то начальник цеха; то сам начальник завода прицепится с глупыми вопросами. 

В один летний, жаркий денёк, присел, в конце рабочего дня, тогда ещё молодой рабочий Петя, с книгой в теньке, как тут же за спиной нарисовался начальник завода. 

В руках Пётр держал книгу Рабле, которая только-только появилась в книжных магазинах, и продавец, друг Петра, зная его страсть, приберег для него один экземпляр «Пантагрюэля».

«Что ты всё баловством этим занимаешься? Взял бы лучше техническую литературу, коль решил связать жизнь с нашим производством! Что ты там все читаешь, а ну дай! - потянул руки к книге начальник.

Руки убери! - рявкнул на него Петр- не мыл, поди!

Начальник, опешивший от такой дерзости “молодняка”, насупил усы и заорал, как тепловоз, несущийся в улавливающий тупик:

«Какого хе… - подавившись в самый ответственный момент - здесь расселся?! работы нет?..

- Нет! - сразу перебил его Петр- на часы надо смотреть! Рабочий день окончен!

- Иди, и убирай своё рабочее место! Все, вон, с мётлами летают, а ты здесь прохлаждаешься!

- Я своё рабочее место убрал!

- А полы кто будет мести?

- А я метелкой не нанимался! Я в армии наподметался!

- А ты мне объясни!...

- В мои обязанности не входит объяснять вам, что вы полнейший дурак! - вновь перебил главаря начальства завода Петр, и пошёл восвояси.

- Стой! - орал вслед ему начальник, напоминая сцену на озере с двумя доцентами, но Петр и не думал останавливаться, и даже оборачиваться».

«Ну что ты все их читаешь? - спросил как-то его, слоняющийся без дела по цеху, мастер.

- Однажды Джорджа Меллори, спросили: «Почему вы лезете на Эверест?» И Меллори ответил: «Потому что он есть!» - ответил Петр, не отрываясь от чтения, и не удостаивая того даже взглядом.

- Чиво?.. - протянул, выдыхая в лицо Петру густой беломорный дым, смешанный с недельным перегаром, мастер - толстый низкорослый мужичок с лицом, напоминающим изношенную покрышку, вечно кашляющий, шмыгающий носом, и пердящий без стеснения, слоняясь по цеху. 

- Баян через плечо! - резко ответил Петр, глядя прямо в засаленные дырки под названием глаза, - хобот прежде высморкай! 

- Чиво? - вновь выпуская дым из беззубого рта, хрюкнул мастер. 

- Сочельник, смотри, протекает, усы уже зеленые! а ещё раз так сделаешь, я тебе этот окурок в глотку затолкаю, и руки переломаю!.. Пшёл отсюда, - и отпихнул толстяка чуть заметным ударом колена в ногу. 

- А!..

- И ноги! - добавил Пётр, - кровавыми соплями умоешься! - и выждав когда мастер, не выдержав взгляда, опустил глаза и пошел, продолжил чтение без тени злобы на лице. 

1 октября 2022 года.

Дед пришёл в себя, и быстро смекнув в каком положении находится он и его супруга, поднялся на ноги.

- Сгорим! сгорим мы здесь, слышишь? - заходясь в кашле, сипела бабка.

Он рывком поднялся на ноги, рванул к задымлённым полкам, и припоминая где какая книга жила на его полках, продолжил хватать книги, сразу по несколько, и швырять в окно. Дым бесшумно захватывал комнату, полз по стенам, поднимаясь к потолку. Снег уже замёл подоконник, и смешавшись с дымом, казался пеплом. 

Когда уже совсем ничего было видно от дыма, на улице послышались голоса.

Морозный воздух обжигал моему делу лицо, затылок коптил дым.

- Свежий ветер избранных пьянил… - запел дед, одной рукой обрывая занавески с окна,- с ног сбивал, из мертвых воскрешал… потому что если не любил, значит и не жил, и не дышал... - закашлялся он а последних словах.

Схватив очередную порцию книг, и уже было размахнувшись, в кривой улыбке от жалости к книгам, которые вынуждены падать, выбрасываемые из окна, как хлам на снег, он заметил, что в одной из книг выступила оторвавшаяся страница. Дед чуть расслабил зажим позволяя «больному» фолианту выскользнуть, швырнул стопку в окно и тут же бережно поднял книгу с пола. Раскрыв её на выступившей странице он, прищурившись отметил, что лист на своём месте в ряду страниц, и аккуратно поправив её, так чтобы не торчала, после чего захлопнул книгу и небрежно, и даже с какой-то злостью, швырнул в окно.

С остервенением бросая книги в окно он всё-таки радовался, песня сама пелась в нем: «Сpедь оплывших свечей и вечеpних молитв
Сpедь военных тpофеев и миpных костpов
Жили книжные дети, не знавшие битв
Изнывая от мелких своих катастpоф
Детям вечно досаден их возpаст и быт
И дpались мы до ссадин, до смеpтных обид
Hо одежды латали нам матеpи в сpок
Мы же книги глотали, пьянея от стpок…»

    У него был невероятный эмоциональный и духовный подъём. Наконец-то настоящее дело, хоть под конец жизни, стоящее, может быть, всей его жизни. Пускай плохо, и тяжело, но в этом он находил счастье, в этом он находил истинное наслаждение, наслаждение в скорби, в боли в безысходности, в фатальности происходящего. - «Испытай, завладев ещё тёплым мечом
И доспехи надев, что почём, что почём!
Разбеpись, кто ты - тpус иль избpанник судьбы
И попpобуй на вкус настоящей боpьбы!..» -И боролся он здесь уже конечно не с самим огнём, а самим повелителем огня.

    Вспомнилось ему детство. Катание с горки в лесу.  Игра, которую он придумал. Принес десяток стопятидесятых гвоздей, вбил один на участке спуска, где скорость и управление телом становились неконтролируемым и неуправляемым, так чтобы гвоздь, вбитый в лед острием вверх, торчал на сантиметр-полтора. Гвоздя этого, точное его место, летящий с горы увидеть не успевал. Цель игры была конечно же миновать подлую засаду. Первый, кто раздирал жопу, имел право вбить гвоздь где он захочет.

«Если мяса с ножа ты не ел ни куска
Если pуки сложа наблюдал свысока
И в боpьбу не вступил с подлецом, с палачом
Значит, в жизни ты был ни пpи чём, ни пpи чём!
Если путь пpоpубая отцовским мечом
Ты соленые слезы на ус намотал
Если в жаpком бою испытал, что почем
Значит, нужные книги ты в детстве читал!»

24 октября 2022 года

- Иииии- выла бабка! - оставь, оставь меня! уходи сам! вместе угорим! - стенала она, надрываясь. 

- Ничего - спокойно отвечал он ей, снимая со стены образ Богоматери с Христом на руках. Поцеловав икону, он сначала хотел отдать её жене, но потом отправил вслед за книгами в окно. - выберемся, - говорил он беря на руки жену,  и через миг, потеряв себя, упал под окно на пол с бабкой на руках…

15 мая 2022 года

Она упала с высоты на работе. - Там, на заводе они и встретились. Он выходил из отдела кадров, она входила. В один день они пришли на завод, и друг к другу. Он посмотрел на нее, и сразу понял - она; она посмотрела на него, и сразу поняла - он.  - Всё рвалась ввысь, - интересно было. Он запрещал, и выбрала момент, когда его не было в цеху. Несчастный случай. Ах, что может быть несчастнее, чем случай?!

- Ты знаешь, оставь меня здесь, я уж как-нибудь. - сказала она на третий день пребывания в больнице.

- Да ты что? Окочурилась уже? Бесовское отродье! Черти в тебе гуляют?!

- Обуза! - простонала она, горько, и заплакала, глядя в его большие, блестящие от слёз глаза.

- Арбуза? Где ж я тебе зимой арбуза возьму, ненаглядная ты моя?! Смотри, я тебе воды твоей любимой квашенной принес, вот, и шоколаду! Вот, налью сейчас, - он открыл стеклянную бутылку, налил в стакан газированной воды, и протянул жене. 

- Как же теперь-то? Как же мы,.. как же ты?..

- А я кефирку вмажу!

- А я тебе там твой сок любимый приготовила, да забыла сказать. 

- Гороховый! - улыбнулся он во все лицо, - спасибо любимая,  - и принялся открывать бутылку с хрустом и свирепостью в порыве свернуть ей шею, как гусю. 

- Фу, ну и вонища от этой пластмассы И какой это олух только выдумал заправлять кефир в пластмассовую посуду?! Только в стекло можно, или в пакет! Да не плач, не люблю я этого! Да я на руках,.. до конца жизни! «Пусть черёмухи сохнут бельём на ветру, пусть дождём опадают сирени, всё равно я отсюда тебя заберу во дворец, где играют свирели!»  На свадьбе-то помнишь, обещал?! Иль память отшибло? Тебе видно не только горб повредило, но еще и башку?!. Нет ничего в этой жизни важнее любви!

Она всё плакала и смеялась, плакала и смеялась.

- А помнишь, как я для тебя груши воровал в саду председателевом? Сколько это? Лет тридцать уже пробежало?!

Жена рассмеялась.

- Штаны на заборе, выстрелы, ах же ты! А я груши собираю рассыпанные и в подол тебе и бежать, да без штанов. 

Жена смеялась.

Да,.. по штанам-то вора и нашли потом. - закончил он, утирая слезы смеха.

25 июля 2022 года

Дед лежал на снегу. Снег был мягкий и тёплый, напоминал ему детскую постель. Как выбрался из огня он не мог вспомнить. Слышался голос жены: Пете помогите! Что он там?! А?..

- Эх,.. утварь свою спасал, - услышала она знакомый голос, - на том свете читать видно хочет.

Он чувствовал как жизнь быстро покидает его. У него не было на этот счёт никаких сомнений. Такое было с ним во второй раз, и оттого первый раз он хорошо запомнил, когда его насилу спасли. В глазах резко прояснилось, и он увидел океан звёзд в ночном небе. Под рукой он нащупал что-то твёрдое. 

- Книга! - Он поднял ее и увидел, на грязной обложке, знакомый силуэт стоящего на крутом склоне горы мужчину. - Любимый мой! - прошептал он. И проговорил - Герой нашего времени! Михаил Юрьевич Лермонтов. 

Как котёнка прижал он книгу к груди. И, чуть слышно, для себя самого, запел: «Я поля влюблённым постелю,
Пусть поют во сне и наяву
Потому что если не любил,
Значит и не жил и не дышал!

К нему подошли и стали поднимать его. 

- Оставьте! Оставьте, всё! - просил он, но слова звучали только внутри его.

Его аккуратно положили на что-то упругое. Кто-то бросил на снег тулуп или одеяло. 

- Ах, ты Боже мой, ты полей нам настелил!..

Он глубоко вдохнул до боли в груди. Грудь свело приступом кашля. Но кашлять он больше не мог. Он не дышал…

...Вот он маленький,.. мать читает ему сказки, он задорно хохочет. Школа. В школе он зачитывается Гоголем, Сервантесом, читает и перечитывает вновь и вновь. Вот он перед армией читает «Воскресение», «Крейцерову сонату», «Карамазовых». Достоевский, Толстой. Вот он в армии читает Есенина. Вот он на первой своей работе читает только вышедший роман «Петушки», за который отдал половину зарплаты, а дальше сладкий сон: свадьба, рождение дочери, новая квартира, друзья и море книг; свадьба дочери... Вот он выходит на пенсию и переезжает жить за город в свой дом,.. «Имя Розы», «Старик и море», «Белые слоны», Чехов, Достоевский... снова и снова, снова и снова!..

За каждый книгой он охотился, простаивал огромные очереди, доставал, платил взятки продавцам книжных магазинов за оставленный для него экземпляр, берёг каждый экземплярчик как зеницу ока и сейчас он не видел как множество книг валяется в снегу и как по ним топчутся зеваки, как книги погибают!

...Травма жены, - паралич ног, как он ругал тогда её, на чем свет стоит бранил когда только привез домой из больницы. Она в ответ пела «Реку Волгу», «Мороз мороз», он в ответ затягивал «Море, Море», «Свадьбу» - Магомаева, и переходил на Высоцкого, которого знал наизусть, с тех пор и пошла у них традиция ругаться перепевая друг друга. И сходила на нет злоба, и любви хотелось, и он обнимал её, улыбающуюся, или плачущую ему. Пожар!.. Последняя ночь, последнее яркое видение, - звёзды, их так много, как книг на земле! последний запах, - запах горелых книг, запах горелого снега. Последний вдох... Занавес!..

Вот он в родительском доме в своём углу за книгой. Пришёл отец, хмельной, расхлыстанный, борода в снегу, глаза в синяках, руки в крови, и с порога мать бранить, а хмелен так, что слов не разобрать, мычит как бык, из ноздрей пар валит, мать молчит только всхлипывает, да руки к нему тонкие, белоснежные, мозолистые тянет, помочь раздеться да уложить только и мечтает, а он ей по голове своей дюжей ладонью, да так и покатилась она по полу, да в углу замерла.

Слышит - отец за спиной дышит, раскачивается так что половицы пощады просят. И только искры из глаз, падает он под стол, а вслед и книга летит и падает комом, смятая как старая газета, приготовленная для печи. Отец своей ручищей измял середину, что сердце у твари живой выдрал. Рыдает Петя, а звука подать не смеет. Все вокруг звенит да плывет перед глазами, и светло как в Раю.

Утро. Мороз и яркое солнце. И идёт он в библиотеку с обрывками, нежно руками расправленными, да с тех пор, читая, дрожит и слушает как бы отец на пороге стылый не появился, как заслышит сторожевой заговорит, так книгу сразу под подушку к сестрёнке прячет - там отец не сыщет, у ангела за пазухой там она.

Нет, ещё жив, ещё что-то видит, но уже не слышит. Алым светом все озарено и жарко. Ад?! Нет, нет, все ещё на этом грешном свете. 

Глаза заволакивает, тяжело дышать, каждый вздох даётся очень тяжело, как тогда, когда он тонул и вытащили, но нахлебавшись, не мог никак долго вздохнуть.  Он сидел тогда на берегу, и опустив голову к земле пытался изо всех сил втянуть хоть сколько-нибудь воздуха, которого вокруг так много, и спаситель несколько раз ударил его ладонью по спине, после чего он наконец смог вдохнуть немного воздуха, сказал:

«Поживешь ещё! Твой час ещё не пришёл! Кому суждено сгореть, тот не утонет!» 

Часто потом вспоминал он эти слова.

Видение: книг не видно, но он знает где стоит почти каждая,  выдёргивает их одну за одной швыряет в окно, жена орёт: спасай меня. Он, сколько силы в руках прибавилось, поднимает её на руки и швыряет в окно с первого раза не получается она что есть силы цепляется,  руками обвивая шею, он отделывается от неё выбрасывает в окно. Она подает, приземляется на крышу террасы прокатывается калачом, и падает на землю, лицом в мокрый, грязный снег.

Еще вздох, и ещё, вроде чуть легче стало, а потом и совсем хорошо. Кто-то подошёл и навис над ним. Большущий, чёрный, аки дьявол. Подняв руку вверх, другой прижимая книгу к груди, грозит ему пальцем: не ходи к ней, бездельник, болван! У неё детей двое ты поиграешь и бросишь, а дети привыкнут. - кажется ему что все он это вслух говорит, на самом же деле только хрип вырывается из его горла.  - Я тебе говорю, слушай меня, дурак!

Некто поднял его, взвалил на спину и понёс.

- Опусти, Жан Вальжан недоделанный! Брось говорю, окаянный! Медведь рощинский, болван этакий!

Васька аккуратно положил его на тулуп:

- Надо в тепло, в дом! Ну что ты?

- Нет, нет. Повремени, повремени…

Васька наклонился к самому лицу умирающего. «Бандит, бандит ты» - зашептал дед - и в этот момент лицо Васькино воспыхнуло белым, снежным светом, он улыбнулся во все зубы, и открылась деду через лицо это светлое - душа Васькина. Голову его закружило и перед глазами понеслись цветные картинки: 

Зимняя ночь. Звезды горят над полем. Вдоль поля идет молодой человек и распевает какую-то очень знакомую песню, что-то про казаков. Сам он казак, на ногах сапоги, на голове папаха, лицо украшают гусарские усы, которые он то и дело подкручивает. Но вдруг он срывается и бежит, бежит как будто за бесом, не замечая ничего вокруг, только за эфес шашки рукой держится. Вбегает на двор, дом горит. Его дом. Вокруг никого. Кто-то сидит поодаль у забора. «Жена, дети!» - кричит он. И в этот момент детский плачь заглушает все вокруг. Он вбегает в горящий дом, устремляется наверх к спальне где его жена и дети. Первый этаж в огне. Он горит, одежда его горит, папаха горит на голове. Он делает шаг вперед, наступает на первую ступеньку лестницы как вдруг слева, в комнате где живут пришлые - семья с двумя грудничками, - он слышит плач. Он плечом выбивает дверь, комната в огне, он хватает двух детей в одну руку, бабу в другую и вылетает с ними в окно.  - Живы? - в ответ тишина. Дети молчат, черные, от них валит дым, баба молчит. Он встаёт, врывается снова в дом, но кто-то тянет его назад, он падает на спину и в этот момент перекрытия обрушиваются, крыша проваливается внутрь, и дом складывается. Вокруг много народу все тушат пожар. Козак лежит на животе без сознания, с него снимают одежду вместе с кожей. Вся спина, голова, руки - все обгорело. Он встает, находит на пепелище своих детей и жену. Младенцы тоже мертвы. Не успел спасти. 

- Что? Кто? - орет он в небо. 

- Да вон ирод этот! - говорят откуда-то сзади. 

- Что? Кто? - повторяет он оглядываясь. 

- Сашка. Вон у забора валяется пьяный. Он поджог. 

Казак подходит к тому самому человеку у забора которого видел вбегая на двор. 

- Ты? - спрашивает он, сам боясь своих слов. 

- Что, я?

Козака трясло. Он стоял по пояс голый, рукой держась за шашку. 

- Ты поджог, мил человек?

Руки у Сашки в крови, и тут у казака в голове стало ясно почему не спаслись бабы и не спасли детей. Он зарезал их обеих, сначала свою, а потом и казакову жену. 

- Пошто? - спросил казак, обращаясь куда-то вдаль. 

- А чтобы знала мужика, змеюка. А то иш…

Не успел Сашка договорить, как шашка сверкнув рассекла его от макушки до середины грудины. Казак замахнулся еще раз, но кто-то сзади дернул его назад, и он снова упал спиной на горячий, серебряный снег…

27 июля 2022 года

Дом объятый огнём трещал, освещая всё вокруг кровавым заревом.

- В сон мне желтые огни! - проговорил дед почти беззвучно, - а, гори всё гоголем! 

В юности как-то раз ему не давали книгу, и он влез ночью в библиотеку. Как он потом радовался, читая добытую «Лолиту» и хваля себя за смекалистость и храбрость. 

Затерявшись среди стеллажей он, заблаговременно вооружившись шприцовкой с маслом, смазал петли и шпингалеты, освободил раму от засовов и той же ночью удачно проник в книгохранилище, выкрал фолиант, а следующим утром вернулся и затворил засовы.

И многожды он разочаровывался в жизни, признавая победу несправедливости, и унывал до долгих бессонниц, но как только брал в руки книгу, то вновь находил смысл для своего существования и уходили на задний план тревоги, нужда, уныние, и бессмысленность существования мира. И каждый раз, беря в руки книгу, он вспоминал слова Достоевского, о том для чего живет человек на свете - а вот для чего, говорил Федор Михайлович, поглаживая том Дон Кихота.

- Всё! Отойди! Дай с силой собраться!

- Погоди, погоди ты умирать! Сейчас уже врач поспеет!

- Эй ты, хлюпик, как там бабка моя? - спросил он Ваську.

- Жива, кашляет!

11 ноября 2022 года

Кто он всё-таки такой это Жан Вальжан негодяй, или святой? Как он выглядит?! Как выглядит эта Козетта и Мариус? Мариус представляется мне немного толстым, и небольшого роста как Наполеон, не Пьер Безухов точно, а Жан Вальжан худой и высокий, хотя когда читаешь, кажется наоборот. Жан - физически сильный, значит размер ноги у него не меньше сорок четвёртого, а значит он высокий.

Что до сюжета, так Дюма в Графе Монте-Кристо закрутил круче конечно. Эти две книги вышли в одно время. Дюма купил роман у «негров», Гюго написал сам. И почему же Лев Толстой назвал этот роман лучшим?..

- Эээээй, - взвыл старик, и вытянулся в струну на вдохе, оттого что сердце закололо шилом, вспоминая про икону в углу над кроватью в изголовье на первом объятому уже огнём этаже - сбегать что ли, - подумал он, не чувствуя уже своего тела. - А, Бог с ней! Икона не живопись. - выдохнул он. 

- Доктор, доктор бежит, - закричала какая-то баба. 

- Оно эхует! 

- Кто? - спросил Васька, который не отходил ни на шаг, и сидел в ногах старика. 

- Небо эхует! Невообразимо скучно, - сказал дед, и умолк навеки.

В чем же суть? Суть в том что все мы ходим под дамокловым мечом судьбы, и Жан, как настоящий человек, борется одновременно со всем злом на Земле, конечно насколько хватает сил. Обмануть судьбу вот его цель! И он не скрывается от судьбы! 

«Пойдём, я куплю тебе лучшую куклу!» - говорит ой маленькой Козетте.  Спас от неминуемой смерти ребёнка.  Он создал их: Козетту и Мариуса - великое дело в мире несчастий, в мире злой судьбы - балансирование на тонком тросе между Богом и дьяволом - Высший пилотаж.

- Иннокентий Семёнович! сюда, сюда! Все стояли и смотрели на умирающих погорельцев и догорающий дом. Что сказать, - публика всегда жаждет увидеть занавес.

- Андреич всё! - сказал Васька, шаря рукой по своей косматой голове, ища на ней шапку, которой там никогда не было, чтобы снять её. - Давно уже не дышит. Давай к Марии! 

- Ну, что, что она? - голосили со всех сторон.

- Всё кончено, - сказал доктор…

Был у Петра друг, и однажды, уже достигнув сорока лет, встретились они, разделенные жизнью по разным городам и профессиям, и Серёга сказал, что не знает зачем уже живет, нет никакого занятия для него на свете, которое бы придало сил и смысла его жизни. Пётр как мог подбодрил друга, не выглядевшего на свои годы, всегда доброго, отзывчивого, готового в любой момент снять с себя последнюю рубашку для кого попало, красавца для женщин. И бабы скопом за ним бегали и дети у него были, и жена с которой он развеялся. Он был военным, воевал. Через два дня после их этого разговора погиб Серёга, разбился на машине. Как благодарил Петр судьбу и Бога, за возможность увидеть друга. Святым он увидел его, таким Святым каким был Юрий Никулин. Горевал он долго по ушедшему Сереге. Жена, видя его горе, как могла утешала его. Легла она рядом с ним, обняла, прижалась к нему всем телом и заплакала: 

- Вот же, и не знаешь как, когда человеку умирать?!

- Когда умирает человек?! - ответил Петр, - бренное тело перестает, так сказать, действовать, хереет короче, паршивит, когда никакого ему дела больше нет на Земле.

- А по собственной воле иль как?

- Конечно по собственной. Только у человека есть воля. 

- Как так?

- А так, что когда телу хана и душа поднимается ко Господу несомая ангелами, то не в силах он уже сопротивляться, так как нет у души воли. 

- А человек?

А человек - это союз души и тела. А там уж нет воли и поэтому Там-то о и покаяться нельзя, и противится воле Божьей.

- Это ужо целая наука!

Бог и есть наука! «И создал Господь Бог человека из праха земного, и вдунул в лице его дыхание жизни, и стал человек душею живою.»


«Значит, это правда: исцелить душу можно, изменить судьбу - никогда. Как ужасна неотвратимость судьбы!»

Недостаточно быть счастливым, надо быть в мире с самим собой.
А когда попадешь к самому себе в руки, из них не так-то легко вырваться. Надо, всем нам, просто необходимо стоять вопреки судьбе, бороться изо всех сил, бороться до последнего вздоха.

Тут я хочу сделать небольшую, но по-моему очень важную реморочку: Самое скучное, самое бесполезное для человека - уверенность в завтрашнем дне.

3 октября 2023 года.

Может, ты читатель, хочешь задать вполне резонный вопрос: почему такой предсказуемый конец? Почему старик умер? Не слишком ли это предсказуемо? Я конечно отвечу на этот несложный, на первый взгляд, вопрос. Потому что когда ради Великой цели в которой заложен несомненно смысл жизни моего старика он не жалеет жизни, то вопле резонно, что в свою очередь эта цель может отобрать эту самую жизнь. Увы, мой дорогой читатель, не может дело, на которое положена жизнь - не лишить её… и каждый из нас, имеет право отдать свою жизнь за самое дорогое и ценное для себя.

Вот, мой дорогой читатель, надеюсь ты заметил, что на написание данной повести потратил я немало времени. Не день и ночь трудился я над данными произведением, но только тогда, в те светлые часы в которые сам Господь Бог благоволил писать мне, хоть и понуждал я себя с усердием. Несколько сумбурным вышло мое повествование, не обессудь, так уж проявился мой характер в этом произведении.


«Я когда-то умру - мы когда-то всегда умираем
Как бы так угадать, чтоб не сам - чтобы в спину ножом
Убиенных щадят, отпевают и балуют раем
Не скажу про живых, а покойников мы бережём

В грязь ударю лицом, завалюсь покрасивее набок
И ударит душа на ворованных клячах в галоп
В дивных райских садах наберу бледно-розовых яблок
Жаль, сады сторожат и стреляют без промаха в лоб

Прискакали - гляжу - пред очами не райское что-то
Неродящий пустырь и сплошное ничто - беспредел
И среди ничего возвышались литые ворота
И огромный этап - тысяч пять - на коленях сидел

Как ржанёт коренной! Я смирил его ласковым словом
Да репьи из мочал еле выдрал и гриву заплёл
Седовласый старик что-то долго возился с засовом
И кряхтел и ворчал, и не смог отворить - и ушёл

И измученный люд не издал ни единого стона
Лишь на корточки вдруг с онемевших колен пересел
Здесь малина, братва, - нас встречают малиновым звоном!
Всё вернулось на круг, и распятый над кругом висел

Я узнал старика по слезам на щеках его дряблых
Это Пётр Святой - он апостол, а я - остолоп
Вот и кущи-сады, в коих прорва мороженных яблок
Жаль, сады сторожат - и стреляют без промаха в лоб

Всем нам блага подай, да и много ли требовал я благ?
Мне - чтоб были друзья, да жена - чтобы пала на гроб
Ну а я уж для них украду бледно-розовых яблок
Жаль, сады сторожат и стреляют без промаха в лоб

Седовласый старик — он на стражу кричал-комиссарил
Прибежали с ключом, и затеяли вновь отворять
Кто-то ржавым болтом, поднатужась, об рельсу ударил
И как ринутся все в распрекрасную ту благодать!

Я подох на задах — не при старых свечах-канделябрах
Не к мадонне прижат божий сын, а — в хоромах холоп
Вот и кущи-сады, в коих прорва мороженых яблок
Но сады сторожат, и убит я без промаха в лоб

И погнал я коней прочь от мест этих гиблых и зяблых
Кони просят овсу, но и я закусил удила
Вдоль обрыва с кнутом по-над пропастью пазуху яблок
Для тебя привезу: ты меня и из рая ждала!» - Владимир Высоцкий. 

15 октября 2023 года.


Подножка. Рассказ найденный в книге Лермонтова «Герой нашего времени» 

Любил он церковные службы. Считал своим долгом. Каждое воскресенье бывал в храме. В детстве мать водила, в юности друг попался набожный - погиб на войне, с тех пор и ходит. Всех прихожан знает, все знают его. Если где что починить, подправить - сам вызывается, как заметит, - и купит сам все что нужно и старается, что всякий кто приметит его за работой, всей душой чувствует, глядя на него, что с великой любовию работает человек. 

Обычное, ветреное, дождливое октябрьское утро. Одежда выстирана, выглажена, приготовлена со вчера. На часах восемь тридцать. До храма три минуты. Можно почитать священное писание. Читая не заметил, как веки его потяжелели и он заснул глубоким, спокойным сном праведника. И снится ему будто стоит он у церкви и смотрит на колокольню, ожидая звона, которого, по какой-то причине, всё нет и нет. Долго стоит он, уже и солнце в зените, и как-то не по-осеннему жарко, а колокола молчат. Что-то заставляет их медленно, почти незаметно для глаз, раскачиваться. Качаются они, а звона нет. И языки на месте, и видит он их отчетливо, а - тишина.  Как только может, прислушивается он, но никак не может услышать звона. И так тяжело ему вдруг стало слушать, как никогда ещё не было. Он прилагает все возможные усилия чтобы хоть что-то услышать, но тщетно. Он оглох. Ему, с самого раннего детства наделенному тончайшим слухом, способному расслышать движение гусеницы по листу, взмахи крыльев бабочки, шум дождя за радугой, и само мерное, всеобъемлющее дыхание мира, не удавалось сейчас расслышать колокольного звона у самого подножия колокольни. Как-то невообразимо быстро смирился он со своей глухотой, и ничуть этому событию не расстроившись, сделал уже шаг, как услышал легкий, почти прозрачный звон, донёсшийся откуда-то «из-за», будто с небес, из другого мира… И враз улыбка захватила все его лицо, так что глаза невольно закрылись и из них градом стрельнули слёзы. Пробуждаясь уже видит он какого-то миленького человека, сидящего без движения в стеклянном кубе… Открыв глаза и взглянув на часы, понял он что опоздал уже к началу службы. Часы показывали без трёх минут десять. Вскочив с постели принялся он одеваться. Надев костюм он выбежал из квартиры, забыв даже закрыть входную дверь на ключ, который оставил на трюмо, запрыгал, переступая через несколько ступеней вниз по крутой лестнице. (Жил он на последнем этаже семиэтажного дома.) Выбегая уже в дверь он вдруг услышал, выделяя из множества привычных звуков, как плачет ребёнок. Решив, что это во дворе он выбежал в него, но никого не увидел. Октябрьское воскресное утро было в этот день ветреным, дождь срывался, грозя сделаться проливным, оттого-то и пуст был двор. Ему на мгновение показалось что послышался ему детский плач. К тому же детей в доме жило много, мало ли кто в какой квартире плачет. Но что-то тянуло его вернутся. Он на несколько секунд встал как вкопанный посреди двора, решая - бежать на службу, или выяснить тревожнейший его вопрос. Он обернулся и вошёл в подъезд. Где-то за стеной, глубоко, плакал ребёнок. Из двери квартиры первого этажа показалась голова старушки. 

- Вы ничего не слышите? - спросил он ее.

- Чего? - ответила она.

- Где-то ребёнок плачет!

- Нет. Да это сквозняк. - сказала старушка, запирая дверь на ключ. 

- Да нет же! Ребёнок плачет! Девочка! Слышите?

- Нет. Не слышу, - ответила, уже немного разозлённая на него старушка, запирая дверь на ключ. - Сквозняк это, вишь на улице-то что твориться?! Господи, Господи! - причитала она, выходя на улицу. 

Он прислушался. Где-то скрипели и хлопали двери, где-то слышны были разговоры, где-то громко работал телевизор. И среди всего этого шума он четко слышал плач ребёнка. И голос этот был ему будто бы знаком. 

- Нет, - сказал он сам себе, это не здесь! Это выше! - и поднимаясь по лестнице, стал останавливаться у каждой двери и прислушиваться. Но с каждой дверью он слышал плач все отдаленнее. Теперь он двигался вниз по лестнице, останавливаясь у каждой двери, и прикладывая ухо к каждой замочной скважине. 

Где-то совсем рядом открывались двери, выходили и заходили люди, и у всех он спрашивал, даже не глядя в сторону идущих: «Слышите, ребёнок плачет?» 

Соседи, никогда раньше не видевшие его в таком состоянии и за таким необычным занятием,  смотрели на него с удивлением, подумывая - а не поехал ли он крышей, на фоне такой бескрайней любви к детям. 

   В целом доме из четырёх подъездов и без малого ста квартир, он слыл самым позитивным, добродушным и приветливым человеком. Дети любили его, и он любил их. Редким был день, когда в его квартиру не звонили соседские ребятишки, чтобы пригласить его во двор, где он играл с ними во всевозможные игры в любую погоду, угостить его сладостями, либо же просто, увидев его на пороге в знаменитом, алом, расшитым причудливыми узорами, халате, крикнуть: «Здравствуй дядя Серёжа» и со смехом пуститься вниз по лестнице. Он всегда улыбался им во след, и если не был занят, выходил во двор.  Соседи знали, что к нему можно обратиться за помощью с детьми. Он всегда соглашался посидеть с малышом столько сколько нужно, погулять, и даже, бывало, соглашался оставить ребёнка у себя на ночь. 

   У одной из дверей он, приложив плотно ухо к замку, задержался дольше обычного. За дверью было слишком тихо. Мгновения казались ему вечностью, плача он не слышал, но слышал другой, очень знакомый и опасный звук. 

Выше скрипнула дверь, послышался кашель, и шаги.

- Сереж, ты чего? - проговорил, покусывая холостую сигарету, высокий седой мужчина. 

- Тихо! - рявкнул в ответ Сергей. - Пот, большими темными каплями сочился изо лба его, и стекал по лицу, - не закуривай! 

- Сереж?! Ты чего?

- Слышь, ребёнок плачет? - шепотом сказал Сергей. - Ребенок, слышишь? Что-то случилось!

- Нет. - ответил сосед, но зажигалку убрал в карман.

Это был Василий - узнал по голосу соседа, Сергей. - старый моряк с руками как у матроса Лома из мультика. 

- Катюша! - выкрикнул Сергей и выпрямившись в прыжке, толкнул дверь плечом. 

Дверь не поддалась, а лишь ухнула, как сова, в ответ.  Сергей снова толкнул ее плечом, дверь снова ухнула, и тут только он увидел что дверь металлическая. Он обернулся и первый миг не увидел никого, а во второй увидел большого ангела летящего откуда-то сверху. Ангел этот был статный как столб, глаза его горели голубыми огнями, а в руках он нес какой-то жезл. 

- Посторонись! - решительно сказал ангел, отодвигая Сергея, свободной от жезла рукой, в сторону. После чего, выплюнув изжеванную, но так и не прикуренную сигарету изо рта на пол, принялся курочить дверь фомкой. Дверь скрежетала и выла, сопела и трещала, как сухой березовый ствол. Моряк рвал ее что есть силы, и не прошло и пары мгновений как дверь поддалась, раскрывшись на всю. 

- Фуууу, бля!.. - выдохнул раскрасневшийся моряк. - Консервная банка!  

Сергей рванул вперед, отталкивая громилу-моряка с фомкой, да так что тот чуть было не полетел кубарем вниз с лестницы, но его остановила вторая, деревянная дверь. Сергей принялся толкать ее плечом, одновременно дергая за ручку, бить коленом, и уже хотел выбить ее с разбега ногой, как сильная рука взяла его за локоть. - Обожди Сереж, не так. 

- Быстрее! - крикнул Сергей и тут же охрип. 

Вася аккуратно вставил фомку между дверью и косяком и резким движением сломал замок. Дверь со скрипом открылась и в нос ударил густой запах газа. 

Сергей рванул вперед, из-за спины Михалыча, но тот снова  удержал его. - Стой! Угоришь! 

Оба они начали кашлять и буквально задыхаться, повисая друг у друг у друга на плечах. 

- Мокрую тряпку надо, - сказал Михалыч, давясь кашлем и утирая ладонью слезы. 

Сергей закрыл лицо рукавом пиджака и вбежал в квартиру. 

- Стой, угоришь! - кричал ему вслед моряк. 

Сергей знал эту квартиру. Вбежав, он первым делом ворвался в кухню и закрыл газ, который распространялся по всей квартире из самой большой конфорки газовой плиты. После открыл кухонное окно, дернув за ручки двумя руками так, что скобы вылетели из рамы. Впустив свежий воздух, он сделал два шага назад, развернулся и, наступив на что-то мягкое, мельком окинув пол, устремился по коридору к входной двери. На полу, на спине, раскинув руки в стороны лежала бабушка. Как раз на руку и наступил Сергей. 

В коридоре у входной двери он увидел красного как рак, прикрывающего нос и рот руками, Михалыча. 

- Выноси её! - кивнув головой в сторону кухни сказал Сергей, и повернулся к комнате. Дверь в комнату была закрыта. Он осторожно открыл ее и вошёл. Здесь пахло газом меньше, но вполне достаточно для того чтобы угореть. Сергей в два прыжка оказался у балконной двери и распахнув её, дернув со всей силы за ручку, но та поддалась не запертая на шпингалеты, прыгнул к двери во вторую комнату. Комнаты были смежные, и дверь была открыта. 

У Сергея потемнело в глазах, ноги вдруг сделались ватными и он чуть было не упал. Глаза налились свинцом и все вокруг пошло кругом. Он почувствовал невероятную слабость во всём теле. Его трясло в лихорадке, ноги, руги, шею хватили судороги. Он понимал, что вот-вот потеряет сознание, и уже почти смирился с этим, но сделать шаг в комнату и увидеть там… он был не в силах. Это было выше его сил. 

- Катюша!.. - прохрипел он на выдохе, как ему казалось последнем в его жизни. - Только вчера он видел её. Только вчера днем её привезли в очередной раз в гости к бабушке. Только вчера они все стояли во дворе и смеялись. Катюша, ее молодые родители, её бабушка Лидия Евгеньевна. Он вдруг поймал себя на мысли, которых проносилось в эти секунды в его голове неизмеримое множество, что он ни разу не слышал как Катюша плачет. Настолько жизнерадостным, и веселым был этот ангелочек. Оттого и не смог он с первых же ноток узнать её голосок, обычно звонкий, как колокольчик. 

Сознание все не покидало его, и самое горькое, что сейчас тревожило его, отсутствие этого детского плача, который слышал он тогда, давным давно, в подъезде. 

Надежда не покидала его и он принялся с усилием рассуждать где прячутся дети, на тот случай если вдруг смилостивится пресвятая  Матерь Божья и не найдёт он Катюши во второй комнате. Эта вторая комната была сейчас самым страшным местом на всем свете. 

Состояние его было уже крайне тяжелым. Он даже подумал, что уже не стоит, а давно лежит без сознания на полу, и все происходящее лишь плод его одурманенного угаром разума. 

Из уст его потекли молитвы. Он молился сразу всем. Крестился что есть силы, и это придало ему сил, и даже заметно прояснило сознание. И вдруг, неожиданно для себя он сделал шаг и оказался в комнате. Оглядев её всю разом, он тяжело выдохнул. Девочки в комнате не было. Тогда он подошел к окну и распахнул его. После чего вернулся в гостиную комнату и встал посреди ее. 

- Катюша! Катенька! Солнышко! Где ты? - повторял он как заведенный негромко, боясь испугать ребенка. Но понял что и себя он не слышит, а в пересохшем горле ком, и язык пересох и не шевелится, понял что не говорит он, а лишь еле слышно хрипит. 

Что-то ударило его в лоб, и боль сковала голову. Он провалился куда-то далеко, где было холодно и темно. Очнулся он уже сидя на полу спиной к стенке. В голове как наковальня раздавались удары, как будто кто-то молотил кувалдой по этой самой наковальне. Видел он все размыто, но зато слышал, и звук который он слышал был самым сладким звуком на всем белом свете. Это был звонкий голосок Катюши. Её, завернутую в одеяло, держал на руках ангел, и увидев что он пришел в себя, опустил ребенка на пол, и девочка сразу же обняла его шею. 

- Молодец Серёга! - прогремел ангел. - Какой же ты молодец! Ну, давай, поднимайся, тебе домой надо, прилечь. Скорая уже едет. 

Маленькие ручки с такой силой сжимали его шею, что он едва мог дышать. Ангел снова взял девочку на руки. В глазах Сергея прояснилось и он увидел Катюшу на руках у моряка. 

- Замёрзла немного, - сказал моряк, - поглаживая девочку своей медвежей лапой по головке, - ну ничего, ничего. 

Василий помог Сергею подняться. 

- Бабушка, - проговорил Сергей осторожно. 

- Жива, жива! Не переживай. У нас она. 

Пока Василий выносил из квартиры бабушку, Сергей, чего сам уже вспомнить не мог, после осмотра двух комнат, принялся шарить по всем шкафам, заглядывать под кровати, в поисках девочки, и уже отчаявшись, сам того не помня, ворвался на балкон, где и нашел спрятавшуюся под одело, замерзающую Катюшу. Вместе с одеялом подхватив её на руки он устремился к выходу из, все еще наполненной газом квартиры, и на пороге входной двери, буквально перебросил её на руки тому, кого уже не видел, после чего упал лицом вниз на бетонный пол площадки. 

- Пойдем, - поддерживая его за руку сказал Василий. Балкон-то у них Витя еще стеклил, в три стекла, поэтому не слышали мы ее.

- Всё, пусти, мне бежать надо. 

- Ду куда же ты? Голову ведь разбил, смотри кровь! 

- Ничего, ничего! Надо, надо. - и он побежал вниз по лестнице. Выбежав на улицу, он чуть снова не упал, опьяненный на этот раз свежим воздухом, но удержался на ногах. Взглянув на часы, которые показывали четверть одиннадцатого, он засеменил к перекрестку. Всего один светофор, который сейчас горит зеленым, отделяет его от Храма. Он бежал, но ноги с каждым шагом становились все более и более ватными, и в какой-то миг, уже перед самым светофором, совсем перестал он чувствовать их, и почувствовал, что парит он над землей, и нет никаких преград, он видел только купола храма, и двери, сами собой открывающиеся для него, и уже через мгновение подлетит он к дверям, остановится, трижды перекрестится с поклонами, и войдёт в храм. Вдруг все вокруг зашумело, загремело, засвистело, будто он был до этого момента глухой. На мгновение он растерялся, мир вокруг сделался размытым, как на картинах Писсаро, или Гассама, казалось все краски одновременно смешались, и превратившись в огромный желтый шар, подобный солнцу, зажгли его одновременно снаружи и внутри. К ногам вернулась чувствительность и тут же по этим ногам что-то ударило, и он полетел вниз. Мир приобрел четкость и увидел он что летит прямо под колеса несущегося грузовика, который скрежеща тормозами, и стирая покрышки об асфальт изо всех сил спешит оставить непутевого пешехода в живых. Ожидая очередного удара головой об матушку землю, покрытую серым асфальтом, он расслабился всем телом, отдавая себя в руки судьбы, но до земли не долетел. Какая-то сила подхватила его и удержала от соприкосновения с землей. В следующий миг он уже стоял на ногах, и за руку его кто-то держал. Рука эта была тонкая, как у пианиста, но жилистая, и одновременно удивительно мягкая и теплая. Время будто остановилось, не было привычного шума вокруг, краски стали умеренными, и физическое состояние его пришло в полную силу. Он чувствовал себя превосходно, тело обрело небывалую легкость, в голове прояснилось. От человека, держащего его за руку исходило тепло, и тепло это не было обычным, но было очень знакомым. Такое тепло исходит от стен в церкви, но здесь оно было в тысячи раз сильнее и пронизывало каждую клеточку тела и души. Глаза его были направлены на руку, и когда он решился поднять глаза и взглянуть на своего спасителя, то сразу же узнал этого человека, не узнать его было невозможно, этого человека знал весь мир. На него смотрел, как с иконы, Иисус Христос. Спасенный смотрел на Спасителя не отрывая глаз и молчал не в силах издать ни звука. Спасителя окружал свет, это был нимб венчающий не только голову, а все тело. 

- Ты, - вымолвил наконец Сергей, - здесь?!

- Да, - не размыкая губ ответил Спаситель, - я здесь, с вами! 

Они вместе дошли до храма. Сергей каждую секунду поворачивал голову и смотрел на Спасителя, Спаситель улыбался ему в ответ. На пороге храма Сергей не решился предложить Ему войти в храм вместе. «Он ведь и так там всегда есть!» - робко подумал он. 

- В Добрый путь - сказал Иисус, и подал Сергею руку, тот обхватив её двумя руками, склонил голову, и в его жесте была решимость поцеловать руку Спасителя. 

Двери храма распахнулись. Сергей вошел в храм, и не теряя ни секунды приступил к молитве. 



©