Я не умру вчера. ч. 1, гл. V

БЕСПОКОЙНЫЕ "ВОСЬМИДЕСЯТЫЕ"

    Отец и мать Кирилла умерли друг за другом с разницей в 20 дней, когда тот учился на третьем курсе института. Кирилл, как и подобает благодарному отпрыску, два раза в год посещал кладбище, один раз в мае, в даты их смерти, другой раз в июле, на день рождения деда. Покоились они на одном кладбище. Родители — рядом друг с другом, а дед — чуть дальше, на соседнем участке. Посещая одну из могил, Кирилл обязательно возлагал цветы и на другую.
    К деду он ходил не в дату его смерти только потому, что в феврале, когда тот умер, все надгробья и тропинки между оградами обычно занесены снегом, и пробираться к ним было весьма затруднительно.
    Учеба в институте давалась Кириллу легко. Возможно, потому, что с детства с ним занимался сперва дедушка, а затем все время помогал отец, особенно с математикой, физикой и химией, поскольку очень хорошо знал все эти предметы.
    Отец Кирилла, Андрей Андреевич, работал главным инженером на Московском электроламповом заводе, на «Электрозаводской». Этот завод выпускал кинескопы для телевизоров, а позже и сами телевизоры. Также там производили электронику для «оборонки» и даже лазеры. А в 1996 году завод начал выпускать стеклотару, но это будет намного позже смерти отца Кирилла. Вот такие метаморфозы. Дома его почти не было, но в редкие часы, когда это случалось, он всегда приходил сыну на помощь. А когда в связи с загруженностью на работе делать это стало уже невозможно, отец нанял Кириллу преподавателей, которые начали готовить его к поступлению в институт. Андрей Андреевич был неистовым меломаном. Его коллекция пластинок постоянно пополнялась новыми композициями исполнителей джаза. Он приобретал их разнообразными способами, и порой за баснословные деньги. Такие имена великих джазистов, как Дюк Эллингтон, Диззи Гиллеспи, Луи Армстронг, Элла Фицджеральд звучали в доме Кирилла чаще, чем голоса собственных родственников.
    Джазом во времена молодости отца была заражена большая часть, как бы сейчас сказали, продвинутой молодежи. В начале шестидесятых в кинотеатрах страны прошел повторный прокат американского фильма «Серенада солнечной долины», и еще молодой тогда Андрей с друзьями, выходя с одного сеанса в кинотеатре, тут же покупал билет на следующий. И так по нескольку раз за день. Первые партитуры на музыку к этому фильму появились позже. А пока она звучала на танцплощадках и ресторанах, где умело подбиралась молодыми музыкантами-новаторами на слух.
    Кирилл не понимал джаз, как любой представитель молодого поколения никогда не принимает музыку поколения предыдущего. Его интересовали совсем другие жанры. Понимание джаза придет к нему намного позже, лет в сорок пять.
    В десятилетнем возрасте в кругах его старших товарищей кумирами были The Beatles и The Rolling Stones. Альбомы и синглы этих групп доходили до Советского Союза с опозданием в пару лет и производили настоящий фурор в молодежной среде. Ему нравились некоторые песни этих групп, но говорить о том, что это была «его» музыка, было бы неверно. Время Кирилла пришло немного погодя, когда зазвучали великие Led Zeppelin, Queen, Pink Floyd, Supermax и многие другие. Это был еще один виток музыки к ее совершенству. И вот эта музыка уже была Кирилла.
    Кирилл успешно перенял опыт своего отца, который в режиме нон-стоп записывал и переписывал джазовые композиции своих кумиров с одной старенькой советской «Кометы» на другую. Он поначалу использовал эту затею как хобби, но потом, обнаружив в себе коммерческую жилку, начал использовать ее как дополнительный источник дохода. Помимо стипендии, которую Кирилл получал ежемесячно, это занятие было неплохим дополнительным приработком. В институте он слыл настоящим знатоком текущей музыкальной конъюнктуры, и поэтому многие обращались за записями именно к нему. У Кирилла всегда была работа, ведь в его квартире уже давно стоял новенький японский AKAI в дополнение к советскому «Юпитеру». Вторым бобинным магнитофоном тогда похвастаться могли немногие, и поэтому любителям музыки приходилось платить деньги за перезапись. В эти годы начали появляться магнитофоны с компакт-кассетами, которые были более мобильными, а значит, и более удобными, но качество звучания было несовершенным, особенно для истинных меломанов.
    На занятии перезаписью он решил не останавливаться. Почувствовав в себе коммерческую жилку, Кирилл вовсю начал «фарцевать» импортными шмотками, которые он брал у иностранцев возле «Интуриста», иногда покупая их за рубли, иногда меняя на черную икру или символику прошедшей, но еще не забытой московской олимпиады. Дело было хлопотным, но не таким опасным, как раньше, потому что после Олимпиады правоохранительные органы смотрели на все это сквозь пальцы. В эту пору вообще руководство страны менялось с незавидным постоянством. После смерти в 1982 году Брежнева и вскоре сменившего его Андропова к власти пришел не менее дряхлый Черненко. В воздухе перестал витать запах нафталина только с приходом к власти Михаила Горбачева. Перестройка и новое мышление, демократия и гласность, разрядка напряженности и продолжающиеся телемосты между СССР и США, первые кооперативы — все это тогда вселяло в сознание людей робкую надежду на свободу творчества, мысли и предпринимательства. Начиналось все очень бойко, с энтузиазмом, и многие поверили, что в стране наконец-то началась новая счастливая жизнь. Однако вскоре это все закончилось пустыми полками в магазинах, постыдным выводом наших войск из Германии, межэтническими конфликтами по всей стране и появлением президентов в каждой из советских республик.
    Чтобы открыть кооператив, нужны были финансы и «правильные» знакомства. Всего этого у Кирилла тогда еще не было, поэтому, окончив институт, в котором была военная кафедра, он пройдет трехмесячные военные сборы и вскоре устроится в один из НИИ подмосковного Калининграда. Этот институт, называемый в народе «почтовым ящиком», по слухам, занимался космической оборонкой и был одним из первых, где появились электронно-вычислительные машины, стоявшие тогда еще в огромных машинных залах и делающие свои вычисления с помощью картонных перфокарт. Тогда это все еще только начиналось и было в зародышевом состоянии.
    Для Кирилла работа в этом НИИ была постылым и неинтересным времяпрепровождением «от звонка до звонка». Они с коллегами что-то писали, чертили, ходили в машинный зал, где что-то вычисляли, но конечного продукта своей деятельности он никогда не видел, и это ему сильно досаждало. Он мог только догадываться, что был причастен к чему-то великому, потому что все этапы работ были автономны и очень сильно засекречены. Выудить из кого-либо информацию на сей счет было невозможно: сотрудники «Первого отдела» делали свою работу очень хорошо.
    Свой досуг Кирилл всегда проводил весело и насыщенно. Поскольку он продолжал заниматься небольшой коммерцией, деньги у него всегда водились, а посему рестораны и бары были для него обыденным делом. Политика его не интересовала, поэтому он никогда и ни с кем не «диссидентствовал». Он всегда любил вкусно поесть и оттянуться на полную катушку — правда, пьяным его никто и никогда не видел. Кирилл знал свою меру и в компании был всегда ее душой, потому что постоянно был «на позитиве», и лишь крайне редкие эпизоды омрачали его настроение. У одного из первых в Москве у него появился видеомагнитофон, и Кирилл устроил видеосалон прямо у себя дома. На ночные просмотры он всегда приглашал только «своих», однако, несмотря на это, зрителей всегда было много, и они исправно платили ему деньги, ибо понимали, что видеокассеты — вещь дефицитная, и их надо было либо покупать, либо, на худой конец, менять. Друзья относились к такому порядку вещей с пониманием, потому что все тогда начинали жить немножечко по-другому. Страна замерла перед прыжком в дикий местечковый капитализм.
    В эти годы он познакомился с очаровательной блондинкой Юлей, с которой его свел друг Паша. Они с Юлей понравились друг другу и быстро сошлись. Поскольку Кирилл жил в квартире один и спрашивать разрешения было не у кого, однажды Юля осталась у него на долгих два года. Никаких обязательств по отношению друг к другу у них не было, равно как и разговоров о том, что надо сходить в ЗАГС. Все было легко, прозрачно и просто. Юля окончила факультет Удмуртского Государственного Университета и работала корректором в крупном издательстве «ДетГИз» в Москве. Трудилась она до шестнадцати часов и в семнадцать уже была дома, поэтому, когда приходил Кирилл, на столе всегда стоял горячий ужин. Ему очень нравилось, как готовила Юля, и они стали все реже ходить по кафе и ресторанам. Ее же тогда полностью устраивала роль второго плана, и на большее она не претендовала. Тем более странным стало неожиданное и категорическое заявление Юли о том, что она не потерпит в семье патриархата и что все решения должны приниматься на условиях консенсуса. Это произошло после их поездки по профсоюзной путевке в Болгарию, которую «выбила» Юля. Когда они, загоревшие и отдохнувшие, вернулись домой, то, открыв ключом дверь, обнаружили квартиру Кирилла совершенно пустой. В доме оставались только те вещи, которые не имели никакой ценности. А таковых в квартире было процентов пять-десять, и то, как напоминание о его родителях и деде, — в частности, тот самый дедов тюфячок и мамино большое зеркало. Сразу стало понятно, что квартиру, что называется, «обнесли». Как потом рассказали соседи, это случилось среди белого дня. Подъехала сперва одна машина, следом другая. Грузчики вынесли вначале всю мебель, затем тюки с пожитками и, закончив свое дело, также внезапно уехали. Соседи знали Кирилла с детства, а некоторые из них успели близко познакомиться и с Юлей. И тем из них, кто подходил интересоваться происходящим, грузчики на голубом глазу заявляли, что в квартире будет производиться ремонт, и, дескать, мебель и другие вещи вывозятся на временное хранение в квартиру Юли, пока молодые находятся на отдыхе. Многие соседи знали, что Кирилл планирует ремонт, и, как выяснится во время следствия, узнали они обо всем об этом со слов Юли. Кирилл и вправду намеревался сделать ремонт и даже собрался вывозить вещи — правда, не на Юлину ижевскую квартиру, а на хранение к своему другу Павлу на имеющийся у него небольшой арендованный склад.
    Общительные и доброжелательные грузчики поведали соседям, что этот сюрприз готовит молодой паре их общий друг Павел, которого также хорошо знали в этом дворе. И поэтому никто из соседей даже не заподозрил чего-то неладного.
Кирилл, конечно же, сразу заявил в милицию, которая начала проводить свое расследование.
    Грабителям на самом деле было чем поживиться. Кирилл никогда не жил бедно, и в квартире все было новое — от японской аппаратуры и югославской мебели до люстр из богемского хрусталя. Ему как-то удавалось не только тратить, но и регулярно откладывать деньги на будущее, и поэтому к концу 1988 года удалось скопить кругленькую сумму. Так что все или почти все это было приобретено им совсем недавно, включая подержанную «Пятерку» — его первый автомобиль, который Кирилл купил за четыре с половиной тысячи рублей в «Южном порту». К счастью, до автомобиля грабители не добрались, и он по-прежнему стоял во дворе, накрытый брезентом.
    На следующий день друзья Кирилла стали привозить ему домашнюю утварь, чтобы было элементарно на чем спать и на чем сидеть первое время. Сказать, что Кирилл переживал, значило не сказать ничего. После этого случая он резко осунулся и даже начал курить. Пустота в трехкомнатной квартире и висящие вместо шикарных люстр черные патроны с лампочками Ильича больно били по его самолюбию. Вскоре произошел этот разговор с Юлей, когда она внезапно начала претендовать на более высокий статус в их отношениях, и после небольшой перепалки парочка решила разбежаться, как тогда думал Кирилл, навсегда. Этот внезапный Юлин демарш он объяснял ее страхом перед предстоящими испытаниями наживать все утраченное заново, хотя нельзя исключать и того, что Юле на самом деле хотелось уже чего-то большего — например, штампа в паспорте о их браке с Кириллом и столичной прописки. Так тогда думал Кирилл, но вскоре, когда следователь начал задавать ему неудобные вопросы о подробностях их совместной с Юлей семейной жизни, выяснилось, что все эти годы с ним жила женщина, которая по воле ее непростого прошлого за час превратилась в банальную воровскую наводчицу. И которую ее непростое прошлое настигло во главе с ее бывшим мужем, освободившимся из мест лишения свободы полгода назад.
    Это известие, а затем и очные ставки с Юлей, стали для него сильнейшим потрясением, после которого он еще реже начинал задумываться о полноценной семейной жизни. Хотя большую часть украденного ему удалось вернуть, Кирилл вдруг перестал держаться за свою недвижимость в Сокольниках и стал подумывать о переезде. Обмен был делом хлопотным, но оправданным в его положении. Жить в этих стенах ему становилось невмоготу. В общем, восьмидесятые годы двадцатого века прошли для Кирилла очень бурно и насыщенно. Уж слишком много событий привнесло в его жизнь это десятилетие.
    Следом наступала другая эпоха, не менее колоритная, а потому не менее изобилующая событиями. Ее будут потом называть по-разному: ельцинской, бандитской, эпохой лихих девяностых и развала СССР, грабительского капитализма и чубайсовской «прихватизации».
    И предвестником того, что эта эпоха уже не за горами, стал 1989 год, когда начал трещать по швам блок «Варшавского договора», а с путешествием наших войск из сытой Германии в русское чистое поле закончилась эра советского доминирования как в восточной Европе, так и мире в целом. Страна начинала раскачиваться, ее штормило. И этот шторм будет самым сильным потрясением после окончания Великой Отечественной Войны — настоящим «Девятым валом» в истории страны под названием СССР.