Райские птицы Веры

               
       (Благовещенская быль)

К Благовещению в этом году Вера решила испечь «жаворонков».

Такое постное печенье в виде птичек, которое до революции на Руси всегда пекли Великим Постом во многих благочестивых семьях.

Это был уже третий Великий Пост в ее жизни и первый, который она проводила сознательно.

В этом году она сумела не просто воздержаться от мяса, молока и т.п. продуктов,  но и сходить в храм на все важнейшие великопостные службы.

Была на Каноне прп. Андрея Критского на первой (чистой) седмице, причастилась в Неделю Торжества Православия, ходила затем на Первое и Второе Обретение Честной Главы св. Иоанна Предтечи.

На Крестопоклонной пела со всеми: «Кресту Твоему Покланяемся Владыко…»

И вот теперь, когда казалось – до конца Поста уже просто рукой подать, начались у нее вдруг всякие там странные искушения.

То – с родственниками, то – на работе с учениками (она была учительницей в старших классах), то – вроде бы вообще словно на пустом месте.

«Нужно укрепиться духовно, – сказала она себе. – Сделать что-нибудь особенное, доставить кому-нибудь радость. Тогда, может быть, и мне самой станет легче!»

И вот тут ей как раз и попалась на глаза эта самая книжечка старинных русских рецептов, которую ей однажды подарили в храме. Еще в самом начале ее обращения к Церкви.

Она открыла ее и уж совсем было хотела удивиться, увидев рецепт постного печенья прямо у себя перед глазами, но раздумала: в последнее время она стала все меньше удивляться таким вот мелким «бытовым чудесам», как она их теперь называла.

Да и ничего особенного не было в этом «старинном» рецепте. «Пшеничная мука, крахмал, растительное масло… Сода и лимонная кислота…»

«Положу-ка я кукурузное масло, – сказала она себе, – а уж вместо кислоты, конечно, выжму свежего лимонного сока.

Да и была у меня где-то маленькая коробочка с маком, так, пожалуй, будет поинтересней.

И непременно надо купить и натереть сюда миндальных орехов», – думала она со все большим воодушевлением.

Словом добрые семена ее кулинарных способностей – а она ведь была одаренной стряпухой! – упали здесь на плодородную почву.

К вечеру печенье было готово. Она сделала из теста и «жаворонков», и «голубков» и, уж кажется, каких-то совершенно фантастических диковинных птиц вроде «жар-птицы» из русских народных сказок.

Еще она наварила ухи из морского окуня. И приготовилась ждать гостей.

«Интересно, кто ко мне завтра придет? – спрашивала она себя. – И что еще удивительного может произойти в этот праздник?

Вот бы позвонил мне кто-нибудь из моих новых друзей из храма! Я бы непременно пригласила их к себе в гости».

Это было накануне Благовещения.

В сам праздник на литургию она, к  великому ее сожалению, никак не попадала, т.к. день был будний, и у нее в школе намечалась контрольная.

Но пошла вечером на праздничное Всенощное Бдение и сподобилась помолиться в великой радости, получив к тому же помазание св. елеем от самого архиепископа.

Она, как и всегда в последнее время, была на службе в Христорождественском кафедральном соборе в кремле, где ей все особенно нравилось.

Всю дорогу до дому она пела про себя, а иногда даже и вслух, эти согревающие сердце вечные слова архангела: «Богородице Дево, радуйся, Благодатная Марие, Господь с Тобою…»

Но ложась спать в этот день, она вдруг с такой тоской подумала о себе. О своей неудавшейся личной жизни. О своих несуществующих детях, которых она так всегда желала иметь.

«Ничего! – утешала она себя. – Зато Бог мне подарил столько детей, которых я учу уму-разуму! Русский язык и литература! Это ведь в наше бессердечное время целое сокровище, незаслуженно забытое!

Россыпи драгоценных самоцветов прямо у нас под ногами, яхонты и алмазы, жемчуга, смарагды слов, оборотов и выражений нашего великого русского языка…

А литература, которую создал нам наш великий и могучий язык!.. – уже совсем засыпая, говорила она себе.

– Вся эта старинная русская жизнь с ее чудесным колоритом, обычаями и традициями всех народных сословий вплоть до самого царя словно бы не умерла, но застыла навсегда перед нашим взором – только открой и читай!»

Да… Пушкин, Гоголь, Достоевский, Толстой… Федор Тютчев и Александр Островский, и… Вот еще…

Ее любимый теперь Иван Шмелев («Лето Господне» она знала уже почти наизусть).

Это они привели ее, бедную скорбящую Веру к вере. Вернули ей ее неизвестную забытую родину.

Не кровавую и безумную в своем окаянном революционном пожаре… Но кроткую и тихую, чистую как родниковая прозрачная заводь под сенью склонившихся кудрявых берез… Ее Священную Русь!

На следующий день она пришла после уроков уставшая. Она все пела про себя Богородичную молитву.

Но ее ученики как-то уж особенно нагло вели себя в этот день. Словно бы все делали ей назло, думала она с горечью.

Словно задались целью омрачить ей этот светлый праздник.

«Да, крутит их мiр! – сказала она себе со вздохом. – Наш безумный, безумный, безумный мiр!» (Кино с таким названием она смотрела когда-то давно).

«Но кто же ко мне все-таки сегодня придет?» – снова спрашивала она себя.

Она помнила, что родители отказались разделить с ней эту радость. И от этого ей тоже было печально.

Мать в последнее время договорилась уже до того, что жалела ее по телефону как душевнобольную.

Да и вообще звонила редко, даже на 45-летие ее, Веры, позвонила только на следующий день, и тут же, сразу после самых сухих поздравлений, стала ей рассказывать какие-то циничные истории из жизни своих светских подруг… Да, было от чего загрустить.

Вдруг в дверь позвонили. Вера, встрепенувшись, побежала в прихожую открывать.

– Здорово, фанатка! – услышала она странное для постороннего уха приветствие, открыв дверь. Однако она не удивилась.

Ее племянник в сопровождении толпы каких-то то ли рокеров, то ли панков, с вызывающим видом стоял на пороге.

– Мы к тебе на праздник, принимай! – нагловато произнес молодой человек лет 20-ти с серьгой в ухе в виде креста и с блестящими браслетами на расстегнутой кожаной куртке.

На футболке его, на груди, красовался зловещего вида череп с костями, обрамленный готическими надписями.

Из кармана торчала бутылка водки, а в руке была банка пива, из которой он постоянно прихлебывал.

Не дожидаясь ответа, он с четырьмя своими друзьями завалил внутрь, и все они сразу прошли на кухню.

– Андрей, ты бы хоть позвонил… – попыталась она выразить хоть какой-то протест против такого нашествия.

– Я же говорил, что на днях зайду. А ты сегодня празднуешь. Я знаю, тетка! Я тоже Бога люблю!

Только не фанатик как ты. Мы тут все с Богом, а Бог с нами! Да, ребят? – он подмигнул своим друзьям, затем опять обернулся к ней:

– Ну, угощай. Отметим.
Скрепя сердцем она достала уху, салат, рыбу, поставила на стол и тарелку с Благовещенским печеньем.

Юные рокеры разлили водку.

– Ваше здоровье! – сказал племянник.

– Я только спою одну небольшую молитву,

– твердо и неожиданно даже для себя произнесла Вера (так она была расстроена и подавлена).

– Ну ты, тетка, фанатка. Ну пой! У нас демократия! – ответил Андрей и вся ватага дружно рассмеялась.

Она запела: «Богородице Дево, радуйся, Благодатная Марие…»

– Да-а-а… – протянул он, когда она закончила петь, и, даже покрутив и помотав, как жеребец, головой, провозгласил:

– Поставить бы теперь «Металлику»! Вот это был бы оттяг! Да, мужики?

Они заржали опять. Они выпили и мгновенно истребили все ею наготовленные кушанья за исключением печенья.

Причем во все время этой несусветной трапезы, они оживленно говорили друг с другом о каких-то новостях в мiре рок-звезд, компьютеров, машин, спорта и т.п. фантасмагории.

Впрочем, она понимала их с большим трудом, язык их был для нее почти недоступен и то, о чем они говорили, она поняла лишь по некоторым названиям, которые уже слышала от племянника и его друзей раньше.

Про печенье же ее, Андрей сказал следующее: – Напекла какой-то ерунды! Это тебе самой к чаю… Ну, нам пора, – наконец хлопнул он себя по коленям. – Благодарствуем!

Она проводила их до двери, и, когда они уходили, незаметно перекрестила.

«Господи, верни их к Себе! Богородица, помоги!» – шептала она про себя.

Она вернулась на кухню, оглядела место «побоища» и устало опустилась на стул.

На душе у нее было пусто и тяжело. Даже молиться уже не было сил.

За окном сгущались звонкие апрельские сумерки. Праздник кончился.

И никто не пришел к ней, чтобы разделить эту чу'дную весеннюю радость Благой Вести, чтобы отведать ее сказочных неведомых «птиц» и вспомнить о голубином кротком Святом Духе, сошедшем две тысячи лет назад на смиренную и чистую Деву Марию…

«Да, – вздохнула, даже почти простонала она. – Этот безумный, безумный, безумный мiр…»

В прихожей зазвонил телефон.

Она вздрогнула, как-то внутренне сжалась, подсознательно пытаясь защититься от этого нового нашествия внешнего мiра.

Что еще? Праздник кончился. И выслушивать что-нибудь еще подобное в том же роде она не может. Как это они все не поймут?!

Телефон все продолжал звонить.

Наконец, словно преодолевая некую обволакивающую все незримую тягучую силу, она медленно подошла к нему и подняла трубку.

– Вера Алексеевна! – раздался юный и по-апрельски ясный девичий голосок. – Это Катя Тихомирова, ваша бывшая ученица. Вы помните? Два года назад? Вашего, как Вы говорили тогда, самого «бандитского» выпуска.

Но ведь Вы нас всегда любили. И мы Вас. Я не знаю… – Она на секунду нерешительно остановилась, но тут же продолжала: – Не знаю как Вы к этому отнесетесь, простите, я только хотела поздравить Вас с христианским праздником.

Сегодня Благовещение. Очень, очень хочу Вам пожелать в этот день радости, счастья и любви! Простите, если что…

– Катенька! Дорогая! – воскликнула Вера, едва-едва выговаривая слова из-за спазма, сжавшего ее горло. – Как ты меня утешила! Если б ты только знала…

Через час четыре человека сидели перед поющим электросамоваром в ее маленькой уютной кухонке:

Катенька, ее бывшая ученица, а теперь студентка университета; батюшка из ее любимого архиерейского храма; молодой человек, чтец, который приехал вместе со священником; и, конечно же, она сама.

Батюшка неожиданно позвонил ей по телефону сразу после Катеньки, она просила его как-то давно освятить квартиру, и теперь он интересовался, когда это можно сделать. Она тут же пригласила его к себе на чай.

Они пили чай с ее «жаворонками» и «голубками», и «райскими птицами», окуная их в ее бесчисленные «витамины» и варенья: малиновые, абрикосовые, вишневые, земляничные и облепиховые, – и говорили о Пречистой Деве Марии.

Они пели все вместе «Богородице Дево, радуйся…». И она была счастлива.

Потому что только с этого чудесного вечера, да-да, вот только теперь к ней окончательно вернулась уж было совсем утраченная ею надежда: да, Матерь Божия и Святой Дух никогда, никогда, никогда не оставят ее таинственной любимой России!

                Апрель 2009