Моя нежность - с тобой. Часть третья

                Часть третья
                ВСЁ ВОЗМОЖНО

… Да что у него там происходит? – думала я и готова была плакать от бессилия. Мои мысли были - одна безумнее другой. Что-то серьезное со здоровьем? Но об этом нетрудно сообщить! Внезапные денежные проблемы, о которых мешает сказать самолюбие? Но западный человек легко и естественно говорит о деньгах. Что еще?  Женщина? Может быть, у него была связь, и сейчас дама сказала ему, что беременна?  С него станется! Но почему нужно ждать апрель, май,  да еще все лето?

                Ты заслуживаешь объяснения
Поскольку внятных ответов не было, я написала Жан-Полю прямо:
- Ты можешь себе представить такую ситуацию? - После моего пребывания у тебя в доме, после всего, что было сказано, это ТЫ  приглашаешь меня летом провести вместе две или три недели. Я отказываюсь без объяснения, говорю только, что не могу тебя видеть. Одновременно пишу, что я тебя люблю и тут же, что… неизвестно, увидимся ли мы еще когда-нибудь. Какова была бы твоя реакция? Я чувствую большое  напряжение в твоих последних письмах. Что происходит?

На следующий день, 18 апреля, в офисе, я открыла почту и увидела письмо. Большое-большое. Оно начиналось так:
- Ты права, Марина, ты заслуживаешь объяснения. На самом деле, это не очень сложно. Существует… другая женщина, из Мексики. Я встретил ее в интернете…  до твоего приезда ко мне.
         
Когда я пробежала глазами первые строки, свет буквально начал гаснуть вокруг меня. Еще не веря до конца тому, что читаю, я почувствовала огромную горечь. Внутри я словно сжалась в комок. Замерла перед компьютером, выпрямила спину. Сердце билось в такт словам: «ДО твоего приезда ко мне», «ДО твоего приезда»!
Больше не существовало ни-че-го, кроме освещенного монитора и  строк письма, которые Жан-Поль почему-то выделил красивым синим цветом (эстет, елки-палки!). И, как всегда, изобилие многоточий:

- Моя связь с тобой по интернету, Марина, длилась уже несколько месяцев. Решение о поездке во Францию было принято. И тут я познакомился на сайте с женщиной, 45-ти лет. И … словно получил удар в сердце. У меня не хватило духу аннулировать твое путешествие. Я стал ждать. Солгал ей, что в марте мне надо уехать с моей семьей на каникулы.
          Потом ко мне приехала ты, я полностью посвятил себя тебе. Это было совсем не трудно: ты красива и интеллигентна. Ты была, словно… ангел! Я признаюсь, что прожил эти девять дней под действием твоего обаяния. Не было никакой комедии в том, что происходило между нами. Я действительно привязался к тебе и совсем не скучал по мексиканской подруге…
Потом ты уехала, и я… возобновил контакт с ней. У сердца есть свои доводы, которые разум не в силах объяснить…
Я думал, что время и расстояние отдалят тебя от меня. Ты влюблена, я, впрочем, тоже. Нужно, чтобы ты мне верила, Марина, я очень  привязан к тебе! Нет, гораздо больше…. Я, правда, люблю тебя и прошу мне верить… 
Но эта женщина, которую я знаю только по интернету… Я притягиваюсь к ней, как магнит к железу… Мы ежедневно общаемся в скайпе, говорим и видим друг друга. Она никогда не верила в мои объяснения про семейные каникулы… Когда я возобновил контакт с ней, она была в отчаянии, раздавлена болью и горечью. Но что она могла сделать, живя на расстоянии в девять тысяч километров от меня?  Ничего! Сейчас мы «встречаемся» в интернете каждый день…
В июле я… еду в Мексику, чтобы увидеть эту женщину… Она не говорит по-французски, я не говорю по-испански, мы общаемся на английском…
Я знаю, что сейчас ты меня презираешь…Никто не заставлял меня говорить правду, но я это сделал… Нужно, чтобы ты мне верила, Марина, я обладаю способностью любить…  Когда я говорил, что страдаю от одной болезни, я говорил о болезни… любви…
Это правда, я никогда не переставал любить тех женщин, которых любил когда-то. И тебя, Марина, люблю, хотя ты, конечно, не веришь в это сейчас…  Я буду любить тебя всегда.
Но… при нынешних обстоятельствах… я неспособен принять тебя,  провести с тобой отпуск… В июле я должен ехать в Мексику. Еще не знаю, устремляюсь ли навстречу красивой иллюзии или… эта история будет иметь смысл и продолжение. В любом случае я желал бы дать ей шанс…
Хотел утаить от тебя все это, но… невозможно… Прошу простить, что причиняю тебе боль, но ты заслуживаешь правды… Ты, конечно, не веришь, что я привязан к тебе навсегда, но не забывай этого…
Когда ты будешь способна рассуждать, когда… осушишь слезы и   немного успокоишься,  напиши! Ты нужна мне, Марина…
Знаю, что заставляю тебя страдать, но я ненавижу это…
Не оставляй меня…  Жан-Поль.

Дочитала до подписи. «Всё. Неужели всё?», «Он какой-то монстр!» - бились мысли.  Он писал мне такие потрясающие письма. Он каждый день говорил о любви! Но самым тяжелым откровением было то, что во время моего пребывания в доме Жан-Поля, другая женщина уже существовала в его жизни. И он просто… ждал моего отъезда, чтобы продолжить контакты. Чудовищный  цинизм! Я верила ему, доверяла полностью. Видела его счастливые глаза, слушала слова любви. Вдруг вспомнилось, как мы вместе разучивали на русском «ты – моя нежность!», «ты – моя радость!»…
Уехав, я получила страшный удар, к которому совсем не была готова. В эти минуты я точно знала, что боль душевная бывает сильнее боли физической, потому что нельзя прочувствовать, точнее, осознать, понять, КАК человек мог сделать такое. Это выше понимания. И сразу вопросы: за что? Почему? Но ответов нет.
…В кабинете со мной сидели еще три человека. Даже если бы их не было, я не смогла бы сейчас заплакать. Я будто окаменела. Только выхватывала   глазами отдельные строки, пытаясь уразуметь происшедшее.
Нет, неправда. Если бы я была одна, закричала бы!   Не слова проклятия или ненависти, вообще не слова. Я бы просто закричала, чтобы хоть как-то выразить свою боль, потому что сердце было словно зажато в тиски, и воздуха мне не доставало.
 Даже в этом состоянии я видела противоречия: «ты нужна мне» - «не могу тебя принять», «я еду в Мексику» - «я люблю тебя»… Многие  фразы содержали слово «НО», будто бы он (в те минуты я не могла называть Жан-Поля по имени!) балансировал, шел по канату, желая удержать  равновесие между двумя историями, двумя женщинами. Да еще эти многоточия! Он хоть что-нибудь может объяснить до конца, без вечной своей недосказанности?
Буквально через десять минут я нажала на значок  «ответить», пальцы сами быстро набрали несколько строк письма:
- Спасибо,  я осушила слезы. И способна рассуждать… Твоя квартира и твоя спальня еще хранили память о моем присутствии, а ты уже начал следующую любовную интригу. Ты способен плакать, слушая понравившуюся песню, а потом совершенно спокойно  нанести удар живому человеку. После того, что ты сделал, ты еще можешь улыбаться, смотреть на небо, солнце? Можешь, да?  …Не дай Бог твоей дочери пережить   такую историю, когда ее предадут  со словами любви на губах.

…Отправила письмо. И продолжала также сидеть на своем месте, когда раздался телефонный звонок. Это была Леночка. По моему бесцветному голосу она поняла, скорее, почувствовала: случилось что-то ужасное. Своих ответов я не помню, разговаривала, как автомат: да, нет, спасибо.
Был конец рабочего дня. Минут через тридцать Лена позвонила снова, сказала:
- Я приехала, я здесь, возле вашего офиса. Выйди, пожалуйста!
Выключив компьютер, я вышла на улицу. Недалеко от офиса был сквер, мы шли туда. Я разрыдалась прямо на улице, так ничего внятно не объяснив Лене. Это было, как приступ, как ливень, вот он прошел, и…  нет, легче не стало.
В сквере, на лавочке, я рассказывала подруге о письме, говорила бессвязно, перескакивая с одного на другое. У меня было такое ощущение, что мой прекрасный удивительный мир рухнул, и я осталась под руинами. Более точно объяснить мое состояние я смогла позже, а в те минуты пыталась втолковать Лене, что происшедшее гораздо страшнее, чем просто крах любовной истории.
Чем тут можно было помочь? Леночка сделала удивительно много: была рядом, слушала, задавала вопросы. Я хотя бы смогла высказать что-то,   плакать, не держать боль и отчаяние в себе.
Потом подъехал Ленин муж на машине, она твердо сказала: «Нам по пути, мы довезем тебя до дома!». Мне нужно было собраться с силами и предстать перед дочерью в нормальном виде.
На следующий день я пришла на работу в темных очках, потому что много плакала ночью. Кто-то из сослуживцев посочувствовал: «Что, Маришка, опять проблемы с зубами?». Я кивнула, мысленно поблагодарив человека за идею. Да, у меня болят зубы, и на это можно списать плохое настроение и внешний вид.
В выходной день Леночкина родня выехала на природу, подруга взяла меня с собой. Я хотя бы с людьми разговаривала, но, когда гуляла по лесу, снова плакала. Откуда столько слез? И они никак  не кончаются.

                Все время думаю о тебе
Жан-Поль снова написал мне, спрашивал о том, что я чувствую, просил ответить. Я подумала «куда уж хуже?» и  послала короткое сообщение:
- Недавно ты говорил мне: «Теперь, Марина, ты не одна на этой Земле, у тебя есть я, ты не имеешь права чувствовать себя одинокой!». Ты писал это ПОСЛЕ того, как предал меня, как купил билет в Мексику. Хочешь знать о моих чувствах? Изволь. Я не в гневе, нет, я тебя не проклинаю, живи, как хочешь. Ты даже представить себе не можешь глубины моего отчаяния.

Он ответил сразу:
- Нынешняя ситуация не меняет ничего из того, что я говорил тебе, Марина. Ты не имеешь права чувствовать себя одинокой! Неважно, где я – во Франции, Мексике  или где-то еще – я все время думаю о тебе! Я ни в чем тебе не солгал, я правда люблю тебя, нужно, чтобы ты мне верила! У меня нет никакого повода обманывать тебя. Если бы всё было иначе,  не думаешь ли ты, что гораздо проще вовсе не писать тебе?
Я солгал по необходимости, просто не сказал о женщине, что я встретил в интернете. Это была единственная ложь, точнее, умолчание. Все остальное - правда! Ты была чиста, как ангел, спустившийся с небес. Я полюбил тебя страстно, не играя комедии. Все, что происходило между нами, было настоящим, верь мне!

Как же верить? Он словно …отравил меня, будто подсыпал понемногу яду во все, что было у нас хорошего во время моего пребывания во Франции и после. Не осталось ни-че-го, куда бы ни попала частичка отравы. 
Однажды вечером Жан-Поль прислал СМС-ку: «Ты дома? Можно я позвоню тебе?». У меня началась паника: нет, я не смогу с ним говорить! Сердце билось быстро-быстро, руки дрожали. Я опустилась на колени и прошептала: «Господи, как же мне это вынести?». Телефон зазвонил, я сделал два глубоких вдоха-выдоха, взяла трубку:
- Слушаю.
Жан-Поль сказал мне настойчиво, даже как-то мрачно:
- Я люблю тебя. Люблю!
- Это уже в прошлом! – ответила ему резко. – Чего ты хочешь? Ты нашел другую женщину. Помнишь, в песне Джо Дассена, «это было слишком прекрасным, чтобы быть правдой». («C’etait tres beau pour etre bien»).
          - У него есть другая песня, «Salut, les amoureux!», мы не подумали о завтрашнем дне, все может быть иначе.
           - Что значит «завтра»? Ты уже сделал свой выбор! –  устало сказала я.
- Какой выбор? Мы что, говорим о стиральной машинке? Марина! Мы говорим о любви! Что тут можно выбирать? – он так горячился, словно это я   все запутала. – Неужели ты выбрала страдать?
- В некотором роде! Если бы я могла быть такой, как ты, то была бы сейчас в объятиях другого мужчины!
Я бросила трубку. У меня не было сил разговаривать с ним, я хотела тотчас же послать ему письмо: «Больше не звони, не пиши НИКОГДА».  Жаль, что я не сделала этого…

Теперь моя жизнь разделилась на то, что было ДО 18 апреля и ПОСЛЕ.
Письмо Жан-Поля… Я перечитывала его, как будто написанные им слова могли измениться.  Каждая фраза жгла меня, каждое слово. Зачем же тогда я читала  письмо?  Искала ответы. Как же я раньше ничего не видела, не понимала? 
А потом и перечитывать не потребовалось, потому что я запомнила все наизусть.  Как тяжело, как больно!  Но почему тогда он в десятый, сотый раз   говорит, что любит меня? Он прав: насколько проще было бы не писать совсем, исчезнуть и всё, если бы я ничего не значила для него. А, может, хочет быть порядочным, гуманным? Перед моими глазами снова вставала та сцена в магазине, когда Жан-Поль долго и тщательно выбирал микрофон и наушники. Я была рядом с ним, влюбленная и нежная, а он уже думал о том, как ПОСЛЕ моего отъезда станет общаться по скайпу с другой женщиной. Он даже не счел нужным купить все, когда я уеду. Это было отвратительно, а  сейчас он пишет «верь мне, я тебя люблю!».
Спасибо, Господи, за Леночку! Без неё …  я не знаю, как бы я все пережила. Я, правда, любила этого человека, Жан-Поля, он был первым и единственным за все мои «сто» лет, кому я написала: «Может быть, ты не принц из сказки, но ты мужчина моей жизни!». Написала искренне.
Да, можно терять в 20 лет! Горе кажется сильным, но все впереди. После того, что преподносила судьба я…  дождалась, поверила, ведь мне было сказано «доверяй миру!». И начала, как говорил Антар, с привязанности сердца. А теперь, когда мне столько лет, как и кому я смогу поверить?
В эти дни Леночка была моей сиделкой, медсестрой, врачевательницей, другом. Мы разговаривали, чтобы, по ее словам, все «перемололось в муку», чтобы я не молчала, не сдерживала бесконечно своей боли. Лена почти ежедневно находила время побыть со мной, иногда они с мужем, Виктором, заезжали после работы, чтобы отвезти меня домой. Виктор говорил мало, но я чувствовала, что он всем сердцем со мной, и слезы  благодарности  застилали мне глаза.
- Как настроение? – спрашивал Виктор.
- Сегодня солнышко! – уклончиво отвечала я.
- Важно, чтобы в душе было солнышко.
Жан-Поль снова прислал письмо, спрашивал, почему я такая молчаливая. Ответила: «Не беспокойся, скорее всего, я поеду в июне во Францию, у меня же там друзья».

                Представь себе невозможное
Шла праздничная неделя после Пасхи, Светлая седмица.  Вечером я решила побывать в храме, и когда подходила к нему, зазвонили колокола. В церкви заказала сорокоуст за здравие себе и Лене. Постояла перед любимыми иконами; просила… дать мне силы, мужества, мудрости! И под куполом постояла, где написаны слова к Богородице: «Покрой нас от всякого зла честным Твоим омофором!». А когда уже выходила, начался пасхальный  перезвон в одной  церкви, в другой. Мир, словно баюкал меня на руках, успокаивал.
На улице среди обилия рекламных щитов, на которые я и внимания-то не обращала, будучи погруженной в себя, вдруг выхватила взглядом одно слово, написанное ярко: «ПРЕДЧУВСТВИЕ». А вечером, когда открыла Интернет, увидела слова (должно быть, слоган какой-то фирмы): «Представь себе невозможное!». Мощный посыл.
Поздно ночью, устав горевать и плакать, я снова начала раздумывать о своем отпуске в июне. Мне в голову пришла совершенно неожиданная мысль, сначала она показалась мне дикой: все-таки можно провести летние каникулы с Жан-Полем. Сказать ему: хорошо, поедешь в Мексику, но…  потом! А пока побудем вместе. Если тебе нужно общаться по интернету с   той дамой, я могу просто выходить в другую комнату. Я ведь даже не знаю английского. Нет ничего невозможного, я справлюсь.
Антар недаром спрашивал, боролась ли я когда-нибудь за мужчину? Нет, я всегда отходила в сторону! Теперь мне хотелось поменять свой стереотип поведения, сценарий, по которому я привыкла жить. Да, я напишу Жан-Полю и снова предложу совместный отпуск!
 Вы не замечали, что вечер, ночь делают человека и его фантазии смелее? По крайней мере, со мной это происходит именно так. Ночью я могу строить планы, один грандиознее другого!
…Утром вчерашние мысли показались мне не то, чтобы странными, но какими-то несбыточными, нереальными. Куда девалась моя недавняя решимость? Я испугалась, смогу ли изложить свое предложение? Ведь один раз Жан-Поль уже ответил отказом. Наверное, не смогу.  Да и выдержу ли теперь общение с ним? Надо еще подумать.
Каково же было мое изумление, когда я получила письмо от Жан-Поля. Трудно поверить, но это очевидно: уже в который раз он словно…  считывал мои мысли! Он написал:
- Теперь, Марина, когда ты все знаешь….  Если ты хочешь приехать ко мне в июне, двери моего дома открыты для тебя. Ты приглашена! 

           Я верила и не верила своим глазам, а строчки его письма увлекали меня дальше:
- Буду чувствовать себя несчастным, зная, что ты во Франции и не видя тебя. Приезжай… на любых условиях, какие ты хочешь выдвинуть! Не думаю, что мы сможем остаться  лицом к лицу, не заключив друг друга в объятия. Я очень привязан к тебе, но…. ты знаешь, что в июле я отправляюсь в Мексику.
Если ты приедешь ко мне, я дам тебе ключи от квартиры! Ты можешь делать все, что захочешь: ездить в Париж, встречаться с друзьями. Если я не буду работать, то всецело посвящу свое время тебе!
Марина!  Я не тот мужчина, которого можно запереть в клетке. Только чувства заставляют меня жить, двигаться, делать что-то. У меня много чувств… к тебе, и я знаю, это взаимно…  Итак, если ты решишь приехать ко мне, можешь, не колеблясь, воспользоваться мной. Я хочу разделить с тобой счастье, а не печаль! Я люблю тебя, Марина.  Не грусти из-за меня, я желал бы обратного. Я знаю, что меня нелегко понять, но ты умна, интуитивна и ты… любишь меня.  ВСЕ ВОЗМОЖНО, не так ли?
Он уже поставил свою подпись, а потом добавил постскриптум:
- Я не хочу, чтобы ты была в отчаянии из-за меня!  Я все время думаю о тебе, Я ЛЮБЛЮ ТЕБЯ и прошу: верь мне!  Могу понять, что это…  далеко от ТВОЕЙ концепции любви, но…  я, правда,  люблю тебя! Ты не одна, я всё время с тобой, мыслью и сердцем!

Вот и дочитала, но, честное слово, не знала, радоваться или грустить. Конечно, я искренне была удивлена, даже больше – ошеломлена тем, что мои мысли в целости и сохранности дошли до Франции. Теперь МНЕ предстояло принимать решение, а я понимала, что не готова.  Да, вчера вечером я думала о возможности поехать, но смогу ли выдержать все, в том числе, его общение с Мексикой? 

                «Битие определяет сознание!»
В те дни я хотела не только найти ответы на свои вопросы, я ещё  искала точки опоры. И вспомнила, как моя приятельница пригласила меня однажды на семинар по дзен. Там меня удивило все сразу: и мастер, и занятия, и смысл даваемого нам материала. Как человек усидчивый -  «синдром отличницы» - по ходу семинара я  делала записи. И вот сейчас вспомнила о них. Не поленилась, нашла тетрадочку и стала читать, оживляя в памяти те знания, которые нам давались, и понимая, насколько они интересны и мудры.
«Прежде всего, дзен – не религия, а… подход к жизни. Подход дзен – это данность, пребывание в настоящем моменте, без привнесения в него прошлого. Большую часть времени мы проживаем бессознательно, просто реагируя на внешние события, обстоятельства». - Как ни печально это признать! - добавила я от себя.
«Осознанность – независимость внутреннего состояния от внешних обстоятельств. Жизнь такова, какова есть! Нужно просто позволять себе быть внимательным, быть в моменте: видеть, чувствовать, слышать, осязать, обонять. Но не привносить свои мнения, суждения, оценки, интерпретации. Человек познает все напрямую, а интерпретация – это искажение».
Читала, и за строчками словно слышала голос того человека, кто вел занятия. Александр, Саша. Всем своим видом он напоминает… кота. Словно бы чуть вальяжный, но очень собранный. Движения мягкие, точные, плавные, но молниеносная реакция на слова, действия других.  Симпатичный, пушистый,  его хочется «погладить», а как только протягиваешь руку, сразу вспоминаешь о зубах и когтях. Такой приятный котяра, который сам по себе. Ему очень идет его фамилия Мурзин, так и слышится раскатистое «му-у-у-рррр» в переливах голоса. Только не надо обольщаться, Александр может и «физиономией об стол повозить», в переносном смысле, конечно. Просто дать понять, насколько мы далеки от того, чтобы быть в моменте, насколько сильно, а порой и болезненно   реагируем на происходящее.
- Битие (от слова «бить») определяет сознание! – шутит Саша.
Теперь я читала, как будто в первый раз: «Надо уметь входить в любую ситуацию и не отрицать ее!».  Легко сказать! Мне надо просто и непринужденно войти в ситуацию, где любимый мною человек нашел другую женщину и собирается поехать в далекую страну…

Успокоиться, мне лучше успокоиться,  - повторяла я себе. Напишу своему французу что-нибудь нейтральное, вот так:
- Здравствуй, Жан-Поль. Знаешь, иногда я восхищаюсь тобой, ты так хорошо знаешь женскую психологию. Я давно заметила это. Но позволь дать тебе совет: в следующий раз, когда ты будешь соблазнять  женщину, делай это с некоторыми мерами предосторожности. Тогда ей легче будет расставаться с тобой.

 - Моя дорогая Марина! – ответил Жан-Поль. - Прости, что причиняю тебе боль… Тебе это трудно понять, но я никогда не хотел терять тебя. Я не изменился с того времени, когда ты была у меня, изменилось только твое отношение ко мне.
Послушай, у меня есть эта способность – любить, даже на расстоянии. Нет, я не супермен, я хочу сказать другое. Все женщины, которых я любил по-настоящему, остаются в сердце. Более того, я никогда не перестаю их любить, даже если жизнь нас разлучает, иногда при очень болезненных обстоятельствах.   
Помнишь ту даму, с которой мы встретились случайно в супермаркете, Кристину? Это одна из моих самых мрачных историй любви.  «Благодаря» Кристине я в течение двух лет, можно сказать, жил в аду. Никогда раньше я не знал подобного страдания. Потом я говорил себе: «После  «школы  Кристины»… ничего худшего не сможет со мной произойти!». Но по прошествии времени мы сумели остаться приятелями, хотя я предпочитаю держаться на некоторой дистанции.

Как же так? – подумала я, прервав чтение. - Он сам пережил такую боль, а после этого готов причинить ее другому человеку – мне?! Что дальше? Письмо снова было длинным, на целую страницу, и, подавив вздох, я  стала  читать дальше. Что? Опять про любовь? Он писал:
- Поговорим о нас с тобой. С самого начала переписки я понял, что между нами происходит нечто особенное. Потом я понимал, что твое пребывание во Франции и у меня дома будет настоящим подарком. С другой стороны, вдруг начали завязываться мои отношения с… Мексикой, как-то очень быстро! Я… решительно не мог отменить твое путешествие, ты уже купила билеты и казалась очень счастливой. 
Знаешь, я не жалею ни секунды! Ты приехала и очаровала меня. Уверяю тебя, что во время твоего пребывания здесь я почти не думал о Мексике. Я погрузился в огромное счастье, я был влюблен в тебя. И до сих пор люблю, Марина, надо, чтобы ты мне верила! Это так, я способен на чувство. Не знаю, проклятье это или дар, но я люблю тебя. Помни  об этом, я хочу быть для тебя источником силы, а не слабости.
С другой стороны, я признаюсь, что привязан… к этой женщине и  чувствую себя неспособным не встретиться с ней.  Но я не отрицаю того, что было между нами, я тебя люблю и испытываю бесконечную грусть при мысли никогда больше тебя не увидеть.
Знаю, что для тебя непросто все понять. Первый вопрос: можешь ли ты верить мне, Марина?  Второй: можешь ли принять это? Согласна ли ты потерять меня, даже если я не соответствую той картинке, которую ты   нарисовала обо мне? – третий вопрос.   Я люблю тебя, Марина! Жан-Поль.

Снова «люблю», раз семь или восемь в одном письме. И снова «НО»…  Когда же эти противные «Весы» перестанут раскачиваться? Дал же Бог мужчину с необыкновенными чувствами, с потрясающей мощью! Эту бы энергию, да, как говорится, «на мирные цели».
                Не могу тебе верить!
Я ответила с такой же силой и искренностью:
- Мы переписывались с тобой несколько месяцев. В феврале ты ежедневно говорил мне о любви, ты приручал меня и ясно видел, что я не женщина «на одну неделю». Ты пригласил меня к себе. В то же время ты искал в Интернете приключений. Ты  хочешь, чтобы я поняла? Нет, я не понимаю. Но… кто ищет, находит. Теперь о той женщине. Ты хочешь ее увидеть, это сильнее тебя? Согласна, поезжай. Только причем здесь я?
Да, я могу согласиться, что ты – это ты.  Нет, я не могу тебе верить. Допустим, я захочу приехать в июне, а ты за этот месяц найдешь себе…  третью женщину и будешь уверять, что это сильнее тебя.
Ты просишь о прощении. Тебе надо обратиться не ко мне; ты сам писал «над нами есть силы, очень могущественные».  Но, если это так важно для тебя, изволь: я тебя прощаю.
Еще одно: не каждый день встречаешь Любовь. Не каждый день бывает для двоих Нотр-Дам в Париже и… второй Нотр-Дам, в Версале. Можно найти огромный мир в душе того, кто тебе близок. Можно открывать богатства в любимом человеке месяц за месяцем, год за годом. У тебя было многое, но ты отказался. Решил, что этого мало.
Что касается третьего вопроса… Конечно, я тебя люблю. Согласна ли я потерять тебя? Да, я готова уступить тебя этой женщине и всем женщинам на свете. Ты свободен.

Когда я отправила письмо, то словно бы отослала Жан-Полю все эмоции, порывы, страсти и объяснения! Это был благословенный перерыв, хотя бы, на несколько дней. Можно спать, читать только что купленную книжку Дипака Чопры «Книга тайн», смотреть телевизор. Честно говоря, про себя я сказала о своем странном французском друге: «Заколебал уже своими женщинами, объяснениями и качаниями из стороны в сторону!».
На днях мы с Леночкой пили чай в  кафе. За соседним столиком трое мужчин разговаривали… матом. Может быть, в другое время я бы сдержалась, а тут всё соединилось в одном: метания француза, который морочил мне голову беседами о любви, неприкрытая словесная грубость вот этих троих. Я обернулась к ним и, подбирая слова, раздельно сказала:
- А вы… знаете какие-нибудь другие выражения, кроме мата?
Мне казалось, что воздух наэлектризован. Поднеси спичку – и все вспыхнет. Мой вид, взгляд, должно быть, сказал мужчинам больше, чем вопрос, потому что они… вдруг смутились, а один из них сказал:
- Простите, пожалуйста!
Я повернулась к Леночке. Мы тихо заговорили. Она спросила:
- О чем  пишут из Франции?
- Приглашают, увлекают, признаются в любви, - отвечала я. – И знаешь, вопреки всему, я очень привязана к Жан-Полю.
- А я сердита на него из-за тебя! - сверкая глазами, бросила Лена. – Надо же, он, как плющ, прорастает везде, опутывает, обвивает.
- Если исходить из того, что все люди нам учителя, то… дал же Бог учителя! Я не знаю, что делать, правда.
- Есть такая притча, - задумчиво начала Леночка. – Мама подарила дочери бусы из жемчуга, о которых та давно мечтала. А потом девочка как-то разговаривала с отцом и сказала ему, что любит его и готова сделать все, о чем он попросит. «Подари мне свои бусики!» - сказал отец. «Нет, папочка, они мне так дороги!» - ответила она. Но на другой день подошла к отцу, вся в слезах: «Папа, возьми мое жемчужное ожерелье, возьми, пожалуйста! Твоя любовь мне дороже всего на свете!».
Лена помолчала. Я едва сдерживала слезы. А потом она произнесла:
- Отдай все… Богу! Отдай самое дорогое, и пусть Он решает.
Разве можно добавить что-то? Я машинально помешивала ложечкой в чашке. Из задумчивости меня вывели… те мужчины, что сидели за соседним столиком. Они поднялись, чтобы уходить, и один из них протянул листок: «Вот наши телефоны, если захотите, позвоните как-нибудь! И извините еще раз». Леночка улыбнулась, а я машинально взяла листок.

 В выходной день мне посчастливилось выехать с папой за город, погулять в сосновом бору. Дул очень свежий, порывами, холодный ветер, но апрельское, еще непривычно-яркое, солнце согревало. Словно и на сердце теплее становилось. Я выбрала большую толстую сосну, обняла её, жадно вдыхая запах смолы, потом прислонилась спиной к шероховатому стволу, стала лицом к солнечному диску, закрыла глаза.  Перед внутренним взором возникло  огненное, оранжево-желтое пятно, оно быстро разрасталось, заливая всю меня светом. А еще было ощущение, что Земля медленно движется подо мной, словно я обретаю равновесие, перенося тяжесть с одной ноги на другую. Удивительно реально и нереально.
Дома, когда я открыла интернет, в глаза бросилась фраза «Исход битвы определяешь ты!». Усмехнулась, да уж, пару лет назад мне нравилось, как в известном мультике, кричать: «Я Шира, сила у меня-а-а-а!», доставая воображаемый меч. Неужели он мне пригодится? А вот и посмотрим сейчас, тем более, что Жан-Поль прислал письмо.

- Знаешь, Марина, писал он, - если бы Господь создал одну женщину, то да, мне было бы достаточно.
Как тебе объяснить, давай на примере. Допустим, у тебя один ребенок, и ты его любишь. Но если у тебя их двое, ты любишь двоих. Если пять детей, любишь пятерых. Так понятнее, да?
Когда ты входишь в мое сердце, это навсегда. Неважно, со мной ты или далеко… Можно ли любить двоих женщин? Мой ответ: да. Понимаю, это не твоя концепция. Ты хочешь быть верна одному мужчине и хочешь, чтобы он был верен тебе. Взгляд классический и заслуживает всякого уважения. Но моя концепция верности иная. Я верен ЧУВСТВАМ, которые испытываю к человеку.  Поэтому, что бы ты ни делала, что бы ни думала обо мне, я продолжаю тебя любить. Знаю, что это трудно понять.
Что касается моего приглашения, оно в силе! Приезжай! Это открытость с моей стороны, а не обязанность. Ты приглашена! Только… я ждал бы от тебя, чтобы ты не препятствовала моему…  общению с Мексикой… время от времени…
Не волнуйся! Знаю, что ты слишком далека от того, чтобы вынести все,  и что у меня нет никакого шанса увидеть тебя вновь. Это… гипотеза, чтобы объяснить тебе мою манеру видеть вещи. Я не претендую на то, что моя концепция любви и верности совершенна, и ты – живое тому доказательство. Знаю, что, рассказывая тебе о моих взглядах, я раню тебя, причиняю тебе боль, и я…  почти теряю тебя в эти минуты. Как видишь, в моей искренности нет никакой выгоды для меня.
Я ничего не забыл из наших мартовских каникул. Наши поездки в Париж, к маме, Нотр-Дам, Версаль, прогулка на лодке, и… все прекрасные моменты близости. 
Ты другая, видишь вещи иначе, но я уважаю эти различия. Между нами есть любовь, много любви. Зачем ее отрицать? Я люблю тебя, и мне тебя не хватает.  Жан-Поль.

Дочитала очередную «исповедь». С какой твердостью еще 18 апреля Жан-Поль написал, что не может меня принять этим летом и не может видеть, с таким же, если не бОльшим, упорством теперь зовет к себе и уверяет  в любви, даже в верности. Только это его письмо полно грусти и достоинства – так я почувствовала.

                Свет и тень
Если бы я могла отстраниться от ситуации, то сказала бы, что каждый из нас отстаивает свою позицию. И мы оба меняем минус на плюс, конечно, с учетом вновь открывшихся обстоятельств. Когда я демонстрировала «да!», он сказал «нет!». Как только четко сказала «нет, не верю!», так мужчина стал прилагать массу усилий, чтобы получить «да!». Классика жанра, то есть вполне классическая ситуация. Но я не могла смотреть, чувствовать и действовать отстраненно. 
…Мне часто вспоминался тот не раз виденный слоган «Последний легион. Последняя битва. Последняя надежда». Мы бились, как два могучих воина, просто воздух звенел от ударов, и отступать мне было некуда.
Для меня понятие «предательство» материализовалось. Хотя я ни разу в письмах своих не оскорбила Жан-Поля, не написала жестких или страшных слов, больнее всего было понимать, что он ПРЕДАЛ меня еще до моего приезда. И все девять дней ЗНАЛ, что, когда я уеду домой, он возобновит контакты с другой женщиной. Говорил о чувствах ко мне и… знал! Был со мной весел, близок, очень близок и… знал. 
Пустяк какой для мужчины, да? Так живут и все те, кто изменяет женам, спокойно живут! Но я не просила для себя такого! Надо ли было годы ждать встречи, чтобы  найти, Бог ты мой, принца на этой самой белой лошади. Как в насмешку!
Видно, «школа Кристины» не пошла впрок, а, может, наоборот, пошла, коль скоро он решил применить ее в отношениях со мной. Неосознанно, должно быть, решил. А еще мне было трудно вот от чего. – Он по письмам давно понял, кто я. Видел, что не искательница дешевых приключений, знал, что я долгое время была одна, но это его не остановило.
Тайной для меня оставалось и то, зачем Жан-Поль знакомил меня со своей мамой, зачем настаивал, чтобы я рассказала о нем своему отцу, зачем писал, что гордится мною?! …Когда все это время… играл уже на чужом поле.
Да, конечно, я опять реагирую, вместо того, чтобы сохранять спокойствие. Одно дело – сходить на семинар по дзен, совершенно другое -  сделать этот подход к жизни своей реальностью.
Как бы поговорить с мастером дзен, с Сашей? Мое желание и тут исполнилось. Оказалось, что Александр на несколько дней приехал в наш город.   Мы созвонились, и он согласился встретиться.   
Было уже тепло, на встречу я шла в легком пальто из Парижа, в летящем белом шарфе и в шляпе, которую подарил мне Жан-Поль.
Саша пристально оглядел меня, выслушал мой короткий рассказ, заметил грустные глаза и  то, что порой мне приходилось сдерживать слезы, а потом поставил диагноз:
- Мания величия на фоне комплекса неполноценности!
 Я невольно рассмеялась, настолько неожиданно это прозвучало.
На мои вопросы «почему?», «за что?»  он сказал:
- Ты  забыла о дуальности мира, то есть о его двойственности.  Плюс – минус, свет - тень…  У тебя все было так классно: Франция, красивая история, а ты цепляешься за это. Пойми, у мира есть все для тебя!
Саша долго говорил со мной. Мне запомнился такой пассаж:
- Любая попытка подогнать другого человека под себя, под свое восприятие, приводит к краху. Ты пропускаешь САМОГО человека.  Ты говоришь, что любишь? Пусть это чувство будет здесь, с тобой, и оно может вырасти благодаря твоему вниманию. 

Сегодня вечером я посмотрела два фильма «Убить Билла» и «Глаза Ангела». В одном  фильме совсем прозрачно показано, что Любовь может привести… к смерти.  А во втором героиня говорит мужчине с глазами ангела: «Я давила на тебя, но поняла: не обязательно быть идеальным!». Словно послание мне, недаром же я помню и ценю фразу Коэльо «Люби и не спрашивай, просто люби».
Поскольку я не отвечала Жан-Полю, он прислал короткое письмо:
- Ты очень молчалива. Тебе нечего сказать или ты не хочешь говорить со мной? Задавай любые вопросы - отвечу. Пока мы сохраняем хоть какую-то   переписку, я рад.

Мы встретились с Леночкой в кафе, в обеденный перерыв. Чтобы развеселить меня, она сказала:
- Об этом только мечтать можно! За последние месяцы твой француз говорил тебе «люблю!» тысячу раз. Но вот что интересно: чем сильнее теперь его «да», тем тверже твое «нет».
- Ты права, конечно. Но едет он в другую страну, не ко мне. Что я могу поделать?
- Да ты и так, вон какую махину развернула на 180 градусов, буквально за несколько дней. То Жан-Поль утверждал, что не может тебя принять ни за что, сейчас пишет: «Приезжай на любых условиях!»… А потом, до июля еще так много времени! Все может перемениться, и он не полетит в Мексику. Ты решила что-нибудь?
- Пока нет.
- Знаешь, Мариночка, может быть, за твоим «нет» и находится та дверь, которую тебе надо открыть.
- То есть я отказываюсь от возможности понять нечто, для меня важное?
- Кто может знать наверняка? Что бы ты ни сделала, все будет правильно. Только слушай свое сердце.

                Рискну
Жан-Поль снова написал, теперь уже коротко, тихо и смиренно:
- Я хочу, чтобы ты знала: я люблю тебя. Если ты приедешь во Францию, двери моего дома и мое сердце открыты. …Сейчас ты видишь меня другим, но, Марина, я не изменился! Изменилось только твое отношение ко мне, вернее, твоя картинка, где ты меня нарисовала.  Я остался прежним. Люблю тебя, мне тебя не хватает.

Жан-Поль говорил об этом уже второй раз, я обратила внимание и поняла: он-то, правда, остался таким, каким был. Я знала только часть его, другая была скрыта от меня.
Один из моих учителей, Антар, несколько месяцев назад, говорил мне о биении жизни: «Делай что-нибудь, рискуй!». Так что же, отойти в сторону или рискнуть? Хорошо, я рискну. Постараюсь быть в моменте, смотреть, чувствовать. А там, как жизнь рассудит.
В ответном письме Жан-Полю я говорила о погоде, рассуждала политике, а потом, будто ныряя в холодную воду, сделала приписку:
- Спасибо за твое предложение приехать. Если ты вправду хочешь меня снова видеть, хорошо, согласна. Можешь ли ты оформить мне приглашение? Если это не доставит тебе хлопот, конечно. Я знаю ситуацию и…   обстоятельства. Надеюсь, ты понимаешь, что мне было трудно написать это.   

…Вот я и отдала все туда, на усмотрение Высших сил. А мне надо побыть наблюдателем. Это снова урок приятия жизни, всех ее граней. Хотя сколько их было, уроков? Вспомнились слова Антара: «Готовься к новым испытаниям». Теперь мне предстояло отправиться в неизвестное, я понятия не имела, как поступают в таких ситуациях.
Жан-Поль написал письмо, которое я читала… осторожно, словно мне дали подержать в руках ежика, а я боюсь уколоться. Правда, было больно от всех последних событий, поэтому я взвешивала адресованные мне слова, пытаясь настроиться на частоту своего сердца и понять, насколько искренен мужчина, который пишет мне:
- Да, я понимаю, что тебе было нелегко решиться и еще сложнее предложить мне это. Я буду рад тебя принять и счастлив снова видеть. Я люблю тебя такой, какая ты есть.
Мне объяснили в мэрии, какие нужно собрать документы. Напиши мне, пожалуйста, твой адрес, данные паспорта… Я буду держать тебя в курсе дел и надеюсь, все у нас получится.

Сегодня я смотрела по телевизору передачу про Лувр. Наполеон, который превратил в музей резиденцию для королей, любил повторять: «В моем словаре нет слова «невозможно».  Прекрасно сказано, мне бы такую решимость.
Показали панорамы Парижа, дорогу, что ведет с авеню д Опера во двор Лувра. Я отлично знаю эти места, гуляла там десятки раз, поэтому просто приникла к экрану и почувствовала, как иду по знакомым улицам… сижу на теплой каменной скамейке во дворе Лувра, стою возле пирамиды под палящими лучами солнца, а рядом журчат фонтаны.
Время от времени я заглядывала на свою страничку на сайте знакомств. Иногда мне писали двое мужчин, я отвечала им. Мой предприимчивый друг – я говорю о Жан-Поле – своим поведением сделал все возможное, чтобы я не чувствовала угрызений совести из-за моей переписки с Кристианом и Жоэлем. Это нельзя было назвать «любовными историями». Кристиан представлялся мне солидным, основательным, он работал инженером в нефтяной промышленности. Жоэль – преподаватель - был красноречивым, увлекался Россией и Англией, писал мне длинные письма и много шутил.  По поводу этих мужчин я думала: раз мир послал мне их, значит, так нужно. Посмотрим, как отношения будут развиваться дальше.

- Сегодня мне позвонила мама, - писал Жан-Поль, - она была очень рада узнать, что ты снова приедешь во Францию. Я отдал все документы в мэрию, буду ждать ответ, на это уйдет десять дней.
Знаешь, мне нравится идея Сент-Экзюпери «я в ответе за тех, кого приручил», правда, нравится. Я люблю тебя и не скрою,  что жду нашей встречи.

…Пока улаживались дела с оформлением приглашения, прошел почти месяц. Внешне наши отношения с Жан-Полем были ровными, я закрыла  дверь, за которой жила моя боль, и старалась не думать о «нетривиальных» обстоятельствах своей будущей поездки и далекой стране Мексике… В письмах мы не касались щекотливой темы, и мой друг не тревожил меня даже намеками.
К тому же я сознательно поддерживала переписку с теми двумя мужчинами, Кристианом и Жоэлем, они стали изредка звонить мне. Решила, что накануне моего отъезда сообщу им, что скоро буду в Париже. Если Жан-Полю можно «искать приключений», то и мне тоже; рискну повстречаться с первым и вторым.
…Вот мне и пришло приглашение от Жан-Поля – в солнечный яркий день молодой симпатичный курьер вручил заветный конверт. Мои близкие не знали об обстоятельствах поездки, об этом была осведомлена только Лена. Итак, мне оставалось получить в Москве визу.

                "Буду молиться за тебя!"
Москва! Огромная, непонятная, шумная! Прилетев, я хотела поехать общественным транспортом. Узнала, как добраться до моей гостиницы. Сначала на автобусе, потом на метро, с пересадкой, потом еще пешком пару остановок, а было уже девять вечера. Ко мне подходили таксисты, я вежливо, не глядя, отвечала всем «спасибо, нет!». Но один мужчина упорно шел за мной и говорил, что уже поздно, что, мол, зачем мне тащиться с чемоданом на другой конец Москвы, пока я не взглянула на него:
- Хорошо, поехали!
Мне было приятно - спокойно сесть в чистенькую вишневую машину  «Ауди» и не думать, как ехать, где делать пересадки. Водитель представился:
- Михаил!
- Марина, - улыбнулась я.
Удивительно, но мы как-то сразу разговорились, и это было легко. Он рассказывал о себе, я сказала коротко, что еду во Францию.
- Замуж выходить? – подхватил он.
- Нет, просто так…
И, чтобы перевести разговор, спросила:
- А вы кто, по гороскопу?
- Я? – он хмыкнул. - Ни рыба, ни мясо – весы! Недотепа.
Так искренне я давно уже не хохотала: надо же, весы, как Жан-Поль! И такой самокритичный.
- Нельзя о себе плохо говорить! – сказала я Михаилу и принялась объяснять, почему именно нельзя.
Из нашей двухчасовой беседы во время езды по московским «пробкам»  я приведу только маленький фрагмент, слова Михаила, которые напрямую меня касались, хотя он не знал об этом.
- Даже если ты хочешь чего-то очень сильно, не надо напряженно ждать! – говорил он.
- Как? – спросила я.
- Просто живи и… немножечко играй. Тогда все обязательно исполнится.
Мы подъехали к гостинице. Я расплатилась. Вытащив из багажника мои вещи, Михаил взял меня за обе руки и сказал:
- Когда ты села в машину, в первые полчаса,  у меня даже… карта Москвы в голове сбилась. Ты меня поразила!
- Чем же? – растерянно спросила я.
- В тебе есть… самость. Она редко встречается, поверь, я вижу много людей каждый день. У тебя все сложится замечательно! Я… буду молиться за тебя.
Это прозвучало абсолютно неожиданно, особенно последняя фраза. Представьте, суетная Москва, поздний вечер, водитель такси довез незнакомую женщину до гостиницы и вдруг говорит ей важные слова, будто… из другого сценария, из другой жизни. Сказать по правде, наверное, такие, в которых я нуждалась.
- Спасибо! – я взяла чемодан и пошла к крыльцу гостиницы.
- Марина! – вдруг громко позвал Михаил, как будто мы давно знакомы, а теперь я ухожу, не досказав чего-то.
Обернулась, он подошел:
- А тебе точно нужна «Славянка», а не «Славянская»?
- Точно.
- Может быть, ты отдохнешь, а потом мы поужинаем?
- Нет! - твердо сказала я и улыбнулась, чтобы смягчить интонации. – Зачем?  Спасибо и до свидания.

Выспавшись и позавтракав в гостинице, я, поехала в посольство Франции, так как мне было назначено, причем, не только день, но и час. Большая Якиманка, 34, там и визовый центр. Когда стояла в очереди, моя дочь, Светлана, прислала СМС:
- Удача улыбается таким, как мы!
Вскоре нам было разрешено войти, и я сдала в нужное окошечко все документы приятному смуглому мужчине. Часа четыре или пять я ходила, сидела, снова ходила, дожидаясь решения. Было уже шесть часов вечера. Наконец, среди прочих услышала свою фамилию. Это значит, мне дали визу. Подошла к окошку, взяла свой красный паспорт.
Для того, чтобы бурно обрадоваться, я, наверное, слишком устала, да еще хотелось пить и есть. Но я все-таки открыла паспорт, полюбовалась на шенгенскую визу. Хороша! И я тоже, потому что над моей фотографией в паспорте «расцвел» причудливый цветок, отливающий металлическим блеском. В центре – ма-а-а-ленький земной шар, а от него расходятся лучи, и еще сверкают симпатичные звездочки.
Мир снова открывал для меня дорогу во Францию, а я всегда отмечаю такие знаки. Мне дали визу, значит, правда, для меня лучше поехать к Жан-Полю, окунуться в неизвестное и усвоить новые уроки.
Проходя мимо маленькой уличной кафешки, я ощутила приступ слабости от голода, да еще до меня донесся восхитительный запах блинов, которые жарили тут же, на глазах посетителей. Я еле дождалась очереди, попросила блинчик - он был большущий - с яблоками; зеленый чай. Наконец-то можно сделать первый обжигающий глоток, второй. Чай с мятой, горячий блинчик, на который я даже дула от нетерпения, казались блаженством. Внутри разливалось тепло, ко мне возвращались энергия, радость жизни.
Поехала в гостиницу на метро. Выйдя из поезда, сквозь свист проносящихся электричек и шум толпы услышала звуки скрипки. Неужели мне не почудилось? Ближе к выходу из метро увидела молодого мужчину. Он стоял со скрипкой в руках и казался отделенным от людей, которые торопливо шли мимо. Я выхватила взглядом его стройную фигуру в джинсах и белой рубашке, отметила спокойствие, отрешенное выражение лица.  Потом уселась на парапет поодаль, чтобы не мешать движению и слышать Музыку. Скрипка грустила,  пела, увлекала за собой. Словно бы невидимые нити протянулись от скрипача ко мне, и вовсе не мешали снующие люди, обрывки разговоров, смех и шум. Под рождающуюся мелодию во мне всплыли слова, хотя раньше я их только мельком слышала:
  «Там для меня горит очаг,
  Как вечный знак забытых истин.
  Мне до него последний шаг,
  И этот шаг длиннее жизни!».
…Ночью в гостинице я спала, как ребенок, набиралась сил. А на следующий день полетела в Париж.

                Мы сделали это!
Жан-Поль не мог встретить меня в аэропорту – он предупредил меня об этом. Мы давно договорились, что я сяду на поезд и через Париж доеду до поселка, где живет мама Жан-Поля, я потом он заберет меня домой. Знала, и все равно ждала его в Шарль де Голь. Он не приехал.
Я умылась, посидела в аэропорту, бездумно глядя на людей разных национальностей и цвета кожи. В душе росла… радость: я приехала в Париж, я снова здесь. Надо только доверять миру, и все будет хорошо.
Из электрички позвонила маме Жан-Поля. Она говорила радостно и немного возбужденно. Я поняла, что, когда приеду, мне надо ждать на вокзале.
Электропоезд шел через Париж. Знакомые станции метро. Только в эти минуты я отчетливо поняла, что приехала, несмотря ни на что или… вопреки всему.  Я снова в Париже, теперь он обязательно поможет, это же мой «параллельный мир», который дает мне силы и энергию. Несмотря на духоту и толчею в вагоне, я безотчетно улыбалась. Потом мы выехали за город, и вот уже за окном мелькают деревья, поля, маленькие домики. Улыбнулась: такое впечатление, что еду где-то возле Екатеринбурга, только мелодичный голос вежливо объявляет остановки на французском языке. А вот и нужная мне станция. Из поезда я вышла на перрон, потом на автобусную остановку, нашла лавочку и села на нее. Духота обволакивала и изнуряла. Я вытирала платком влажное от пота лицо, прося у природы хоть легкого дуновенья ветра, изредка смотрела по сторонам, ожидая мадам Маршан.
Вдруг рядом со мной затормозила машина с открытым верхом, из нее вышел мужчина. Я увидела его, вот только не поняла сразу, что это Жан-Поль. Он был в светлой вололазке, в гетрах и сапогах, наверное, приехал сразу после занятий верховой ездой. Ну, практически, сказочный принц на белом коне, - грустно улыбнулась я про себя.
Жан-Поль подошел ко мне, губы слегка кривились, словно ему трудно говорить.
- Я тебя не узнала! – бросила устало и как-то безразлично. Сказалось всё: последние тяжелые для меня недели, трудная дорога.
- Здравствуй! Где ты была так долго? Мы уже начали волноваться! Давай чемодан!
Жан-Поль тоже не кинулся обнимать меня, похоже,  не знал, как себя вести, или почувствовал мое состояние.
Мы оба оживились только тогда, когда приехали к маме. Она меня разглядывала, прижимала к себе, снова отстраняла, задавала вопросы, назвала меня, как прежде, маленьким львенком из Сибири (ma petite lionne de Siberie). Я улыбалась, отвечала и понемногу оттаивала. Жан-Поль будто настроился на меня, уловил изменения и, обращаясь к маме, спросил:
- А, правда, Марина все равно красивая, хотя и усталая?
Я пошла умываться, с наслаждением плескала холодной водой на разгоряченное от жары лицо. Потом мы, конечно, пили кофе, куда же без него во Франции? Я вручила маме Жан-Поля сувениры, достала из сумки и отдала ей московский шоколад, коробку конфет. Она радовалась, как ребенок. Пригласила меня, точнее, нас на любительскую оперу, где должна была петь ее дочь – сестра Жан-Поля. Оперу ставили в небольшом городке, неподалеку. Я сказала, что мы обязательно приедем.
Вскоре мы отправились домой на черной «Реношке». Мама вышла нас проводить, снова обняла меня «до скорой встречи!», и мы поехали.
Задира-ветер играл с моими волосами. На скорости разговаривать было бесполезно, ну, и хорошо. Я «ожила», улыбалась и думала: «Мы с моим прекрасным миром сделали это! Ура, я во Франции! Спасибо всем, кто со мной и за меня!». 
Вот и подземный гараж, мы поднимаемся в квартиру. Да, я помню здесь все. Даже не «помню», а знаю! Вот мое любимое кресло, вот бордовая спальня, а вот волшебные окна, которые открывают вид на озеро.
Жан-Поль предупредителен и нежен со мной сверх всякой меры, словно ему вручили тончайшей работы хрустальную вазу, и он боится разбить ее из-за одного неловкого или неточного движения.
Нет, он не изображает нежность, он искренне рад мне. Снова происходит «церемония» раскладывания вещей. Вот я уже обустроилась, пошла в душ. Какое блаженство – обыкновенная теплая вода, а потом и большое мягкое полотенце. Жан-Поль варит мне кофе, и тут раздается нежный звон – мне пришла СМС-ка от Лены. Подруга пишет:
- Тебе дана роскошная контрольная на французском. Желаю получить удовольствие от процесса и результата.
Весь оставшийся день Жан-Поль проводит со мной. Я нахожусь «в моменте» (спасибо Саше Мурзину), вижу, чувствую, осязаю, но без интерпретаций происходящего.
Поздно вечером, собираясь на работу, мой друг говорит:
- Вот твой комплект ключей от квартиры, от подъезда.
Жан-Поль показывает, как открывать и закрывать двери, предлагает мне самой попробовать. Потом, стоя уже на пороге, вдруг сообщает, с деланным равнодушием:
- Ежедневно на рассвете или рано утром я… общаюсь, то есть разговариваю с… Мексикой.
Вот так прямо.  Я молча киваю, слова застряли в горле, там становится холодно, как будто я проглотила кусочек льда.
Жан-Поль целует меня, гладит по волосам:
- Я рад, что ты приехала и не хочу, чтобы ты грустила из-за  меня!
- Довольно! – отстраняюсь я и ухожу в другую комнату. Он уезжает.
Сижу на кровати и рассуждаю:
- Мариночка! Ты уже здесь, Было же сказано «доверяй миру!», так и нужно доверять. Всё устроится. А когда ты сердишься, нет возможности для маневра.

…Я проснулась рано утром. Во Франции-то рано, а у нас в Сибири уже почти полдень. Дверь в спальню была закрыта, но до меня доносился голос Жан-Поля – он беседовал с… Мексикой. Я лежала и наблюдала свое спокойствие – уже шаг вперед! Через час пришел Жан-Поль, лег спать. Я поднялась, вышла в гостиную, посидела за «барной» стойкой на высоком стуле, любуясь озером. Выпила чаю, и тут мне  на мобильный позвонил Кристиан.
Ах, да, у меня же есть два француза для… А для чего? Про запас, для знакомства? Я рассмеялась и сказала в трубку:
- Bonjour, Christian! Ca va? (Добрый день, Кристиан. Все хорошо?).
Он ответил «са ва!» и объяснил, что сегодня должен улететь в командировку, в Алжир, по работе. Говорил, что ему очень жаль – наша встреча пока не состоится. Забегая вперед, скажу, что потом Кристиан слал мне письма из Алжира, живописуя работу и пустыню, присылал фотографии.
Положив трубку, я задумалась: да, елки-палки, что я, заговоренная, что ли? Будто кроме Жан-Поля, мир «не дает» других мужчин, говоря: твой урок здесь, и ты должна его пройти! Впрочем, остается еще Жоэль!

                Трудные разговоры
В субботу и воскресенье я не смогла съездить в Париж, а мне так хотелось! Я узнала, что в выходные дни автобусы до вокзала, где я должна была сесть в электричку, ходят примерно раз в час. Электрички тоже бывают довольно редко. Мне жаль было терять столько времени на ожидание.
Жан-Поль не мог отвезти меня в Париж, потому что работал каждый день.
Я много гуляла, ходила вокруг обожаемого мною озера. Вода успокаивает, примиряет меня с собой и обстоятельствами.
Иногда сидела на скамейке, болтала ногами, жевала сорванную по пути травинку и читала книгу, иногда пела – у воды голос звучит более сильно и чисто.
Сегодня, пока Жан-Поль спал, я приготовила обед: салат, картошку с шампиньонами.  И … напекла оладьи, так, для русской экзотики. Когда мой друг проснулся, я красиво сервировала стол, а сама решила пойти погулять. Он поблагодарил. На вопрос о том «что это?» я кратко рассказала про оладьи, еще достала из холодильника сметану, объяснила, что  с ней есть будет вкуснее.
Жан-Поль обедал и смотрел какую-то спортивную передачу, а я вышла из спальни, одетая для прогулки. Он оторвал взгляд от телевизора и   пристально на меня посмотрел:
- Огромное тебе спасибо за прекрасный обед! И... ты… очень красивая!
- Спасибо.
Он подошел, обнял меня, спросил:
- Идешь к озеру?
- Хочу посмотреть твой город.
- Только не потеряйся!
- Всегда найдутся милые французские мужчины, которые меня проводят! - улыбнулась я.
- Не вздумай ни с кем кокетничать, я очень ревнивый!
Вечером мы поехали смотреть оперу. Сцена была сооружена прямо во дворе какого-то, говоря по-нашему, центра культуры, скамейки для зрителей расставили под открытым небом.
Французы, насколько я поняла, очень любят и поощряют спортивные занятия и всякого рода самодеятельность. То народные танцы, то вокальные ансамбли, то опера в небольшом городке.
Сестра Жан-Поля, переодеваясь по ходу сюжета, играла сразу несколько эпизодических ролей, а во второй части оперы у ней была даже сольная партия. После окончания мы подошли к Эммануэль – так звали сестру Жан-Поля – поблагодарить и сказать комплименты.
По правде говоря, французы придают большое значение всем «церемониальным» словам и выражениям. У них обязательно нужно сказать «доброе утро!», всенепременно «приятного аппетита!». Они никогда не путают послеобеденное время и вечер. Так, после обеда вам обязательно скажут, например, в магазине или аптеке «bon apr;s-midi!» (что можно перевести, как «удачного послеобеденного времени!»), а вечером – «доброго вечера!» («bonsoir!»). Насколько я успела понять и почувствовать, эта вежливость у них, что называется, в крови, они действительно, а не по обязанности, воспитанные, милые, искренние, отзывчивые и вежливые. Если у тебя очень грустное лицо, на котором написана тревога или печаль, незнакомый человек может обратиться к тебе в автобусе или метро с  вопросом: «У вас все в порядке?». Несколько раз во время моих прошлых визитов во Францию, я заблудилась в Париже. Стоило мне остановиться, развернуть карту и начать оглядываться по сторонам, рядом обязательно останавливался кто-нибудь и спрашивал: «Вы не знаете, куда идти? Могу я чем-то помочь?».

…Так вот, меня представили сестре Жан-Поля. Она была стройненькая,  живая и подвижная, с прямым острым носиком, смеющимися глазами. Говорила нежным голосом и очень быстро, как многие французы. Сказала, что мечтает побывать в России. Я ответила: «Так в чем дело? Приезжай!»
Мы поблагодарили Эммануэль за прекрасный вечер, наговорили ей комплиментов. Когда ехали домой, Жан-Полю пришла СМС-ка. Стало совсем скверно: я… поняла, кто это пишет и откуда -  женская интуиция.
В квартиру поднялась одна, мой друг остался в гараже. Мне было плохо – вдруг случился криз, они у меня бывают изредка. Сердце билось, как сумасшедшее, то быстро-быстро, то медленно; ломило виски; кружилась голова. Я накапала себе в стакан с водой валокардина, который привезла из России, залпом выпила и легла на диван в гостиной.  Вскоре пришел мой друг. Сразу «унюхал» резковатый запах раствора, как доктор, спросил, какое это лекарство, и что со мной.  Ответила, что обычное успокаивающее. Кризы и вправду не очень страшны, просто они одаривают неприятными симптомами: головокружение, сердцебиение, страх… Я налила себе еще воды в стакан, но выпить не смогла – руки дрожали. Снова легла на диван, стараясь дышать медленно и ровно. Жан-Поль сказал твердо:
- Мне нужно выйти в интернет прямо сейчас!
- Только этого мне не хватало! - пробормотала я.
Осторожно поднялась и ушла в спальню. Посидела, подышала глубоко, потом про себя досчитала до ста, появилась на пороге гостиной:
- Прости, ты прав. Раз надо в интернет, конечно…
- Можно мне обнять тебя? – спросил Жан-Поль.
- Нет! – я снова вошла в спальню и на этот раз закрыла за собой дверь.
Минут через десять он вошел, сел на пол возле кровати. Я быстро смахнула слезы, но он увидел, что я плачу, сказал в три приема, будто слова давались ему с трудом:
- Извини, что у тебя… такие трудные каникулы… из-за меня.
- Нет проблем.
-Ты веришь, что очень важна для меня, Марина?
- Не знаю. Может, ты просто пожалел меня.
- Это не мой стиль… Пойми, Марина, ты живешь не в соседнем доме, а очень, очень далеко от меня. Но ты уже второй раз здесь, в моей квартире. И ты приехала не на два дня, а на месяц. Я  рад, что ты со мной.
- Я поняла, теперь ты можешь идти к компьютеру, общаться.
Но Жан-Поль не ушел, так и сидел на полу возле кровати, точно не решаясь прикоснуться ко мне. Только глядел как-то по-особому, словно  ласкал меня взглядом:
- Ты… ты мне слишком дорога, Марина.
- Хорошо, допустим, - снова разволновалась я. - Ты можешь себе представить, что ты меня любишь, а я ежедневно разговариваю часами с другим мужчиной?
- А ты, - ни секунды не раздумывая, ответил он, -  можешь себе представить, что у тебя есть другой мужчина, а ты приглашаешь меня к себе пожить?
…Вот и возрази, попробуй! У него всегда такие подходы. В другом  случае я бы оценила оригинальность мышления и улыбнулась находчивости. Сейчас, на своем месте, я не могла быть непредвзятой. Хотя отметила про себя, что в картине мира Жан-Поля все стройно и вполне сочетаемо. Он снял очки и устало потер глаза. И еще подлил масла в огонь, сказав почти резко:
- Я ведь ту женщину не видел, не встречал в реальном мире, только в виртуальном.
 Мне было трудно не согласиться.
- Но ведь вы с ней… ладно, как ты относишься к ней?
- Я влюблен в нее! - мрачно ответил он.
- Ты понимаешь, кому это говоришь?
- Но ведь ты спросила!  Лучше было бы, если бы я солгал?
Как ему ответить?  Хотя, должна признаться, что в данном случае я бы предпочла ложь.
В таком духе мы проговорили два часа. Жан-Поль так и не пошел в ту ночь общаться с Мексикой.

Утром следующего дня Лена прислала СМС:
- По мнению моего мужа,  с иномарками всегда много возни, но эффект того стоит!   Желаю терпения, оптимизма и здорового пофигизма.
Ах, Леночка, она так поддерживает меня, старается подбодрить, рассмешить! Чего мне, в самом деле, не хватает, так это здорового пофигизма.

                «Вы – женщина, вы – богиня!»
В этот раз Жан-Поль приехал с работы в три часа ночи, осторожно заглянул в спальню. Я не спала. Он  обнял меня, поцеловал:
- Я лягу позже!
Это «позже» затянулось с трех ночи до семи утра – конечно, он общался по Интернету с дамой из Мексики. Когда он снова «нарисовался» в спальне, я взяла ноутбук и пошла в гостиную, чтобы  посмотреть свою электронную почту.
Кроме прочих, мне написал Жоэль. Он рассказал, что…   буквально на днях познакомился с женщиной, которая, как оказалось, живет совсем недалеко от него. Он очарован ею и писал мне, что, скорее всего, это любовь с первого взгляда.  Поэтому, если мы и встретимся с ним, то в присутствии этой дамы. 
Наверное, у меня была обратная реакция, потому что я… громко  засмеялась: как, и этот тоже не может встретиться со мной? Сначала Кристиан уехал в другую страну, теперь Жоэль встретил свою любовь. Интересная получается картина, я что «приговорена» к своему странному французу, Жан-Полю? А другие мужчины просто исчезают, испаряются в пространстве…
На мой смех из спальни вышел Жан-Поль. Он не видел того, что у меня на экране компьютера, вероятно, подумал, что письмо от другого мужчины. Но вот мое веселье он понял по-своему. Снова вернулся в спальню, а через пять минут опять вышел, будто бы в туалет. Меня это рассмешило еще больше: ага, он ревнует! Жан-Поль сказал, словно бы в шутку:
- Если ты меня обманешь, изменишь мне, я… убью тебя!
- А потом себя, да? –  усмехнулась  я.

День был жаркий, но свежий ветерок сглаживал зной. Я собралась в Париж, надела сине-зеленый легкий, почти невесомый, сарафан, открывающий плечи. Сверху набросила голубую косынку, чтобы приглушить некоторую вольность в покрое сарафана. На ноги – босоножки на небольшом каблучке. Надо еще и глаза подкрасить, сделать поярче, а то они очень грустные.
Собиралась и думала о подходе дзен, о том, чтобы «быть в моменте», не реагировать на события, а просто проживать их. И мне пришло СМС-сообщение от Юли – «соратницы» по занятиям в группе дзен. Юленька  писала:
- Привет, моя радость. Я на тренинге у Саши Мурзина. Как у тебя дела? Солнышко вышло? Помни: ты всегда вначале.
Я ответила:
- Есть всё: слезы, солнце, Париж! Не хватает Сашиной иронии  и твоей нежной мудрости.

В Париже мне нужно было увидеться с приятельницей, Ириной, которая  года три назад вышла замуж за парижанина и уехала жить во Францию.
Мы должны были встретиться недалеко от Лувра, а именно в саду Тюильри. Я вышла на станции метро «Лувр», посмотрела схему и засомневалась, куда идти, к какому выходу. Совсем близко от меня, словно из воздуха, возник мужчина, коснулся моей руки, я даже вздрогнула от неожиданности. Галантно произнес:
- Вы что-то ищете? Вам помочь?
Улыбнувшись, я объяснила, в чем дело, он вызвался проводить. Мельком взглянула на него: симпатичный, высокий, плотный, в синих  брюках и белой рубашке с подвернутыми рукавами. Черные волосы, темно-карие глаза за стеклами очков. Мужчина очень эмоционально говорил, жестикулируя  и показывая мне, где я должна была выйти, и куда мне идти теперь. Он представился:
- Меня зовут Эрве, я работаю гидом в Лувре.
Интересно: я ухитрилась встретить в подземке гида из знаменитейшего музея. Что же ему сказать о себе? Начнем с нейтрального:
- Марина. Я из России...
           - Марина? Какое красивое имя! Так вы из России, даже из Сибири? Невероятно! Как мне повезло! - он просто лучился энергией, восторгом и задором.
Минуты через четыре мы вышли к перевернутой пирамиде. Как вы знаете, во дворе Лувра есть большая стеклянная пирамида. А под землей – перевернутая пирамида, устремленная вершиной к полу. Огромная и, казалось, легкая, она словно висела в воздухе. Я залюбовалась ею, а мой спутник уже увлек меня дальше:
- Сейчас мы пройдем через Лувр, позвольте я напою вас кофе? А потом,  конечно, провожу.
Взглянула на часы. Времени до встречи с Ириной было предостаточно. Между тем наш разговор с Эрве шел по нарастающей. Он задавал быстрые вопросы, я отвечала. Сколько комплиментов он мне наговорил! Это был поток, ураган! Я только успевала как-то отшучиваться, чтобы снизить накал его речей. В свои пассажи он умудрялся привнести познания о Чехове, Достоевском, Пушкине.
Мы уже и кофе попили в одном из кафе музея. Потом вышли из Лувра, остановились возле большой пирамиды. Эрве снова горячо заговорил:
- Должен признаться, что я обратил на вас внимание еще в вагоне метро. Вы такая необыкновенная! Эти длинные яркие волосы, этот взгляд карих глаз… Я сказал себе, что обязательно к вам подойду, иначе буду жалеть всю жизнь.
Мои старания свести все к шутке, к легкой, ни к чему не обязывающей беседе, не завершились успехом. Эрве продолжал:
- Смотрите: мы в центре мира, в центре Парижа. Нас свела судьба! Я хочу быть с вами, быть вашим гидом. Лувр, музей Орсэ, музей парфюмерии… Позвольте мне показать их вам.
- Подождите, постойте! – мне даже захотелось как-то его успокоить. – Я не одна в Париже, я живу у друзей. У меня нет возможности проводить время с вами.
Но Эрве словно не слышал. У меня было ощущение, что скоро все вокруг… воспламенится от его горячности:
- Вы так легки, вы не идете, а летите, как чеховская чайка! В вас столько света! Вот, посмотрите, японка. Она в брюках и одета во все черное. Оглянитесь! Вокруг столько женщин, и почти все они в шортах, брюках. А вы, в этом струящемся платье, на каблучках!
Он протянул ко мне руки, словно хотел обнять. На нас оглядывались, потому что Эрве говорил слишком громко. Я улыбнулась,  показывая    глазами на двоих полицейских:
- Дорогой друг! Вы так настойчивы, что порой мне хочется позвать на помощь вон тех господ, чтобы они чуть-чуть остудили ваш пыл...
Он не принял шутки, быстро ответил:
- Дайте руку!
Поцеловал мне кончики пальцев:
- Я уважаю вас, я верующий. Вы - женщина, вы – богиня!
Признаться, я смутилась… Вот и попробуй, ответь ему что-то! Эрве просил мой номер телефона, я категорически отказалась его назвать. Тогда он написал на листке номер своего мобильного, просил, умолял позвонить, хоть через день, хоть через два. Он почти опаздывал на очередную экскурсию, ему надо было уходить. Напоследок мой новый знакомый еще раз меня удивил. Спросив «какие у вас духи?», он тут же решил сам определить:
- Ланком? По-моему «Трезор»…
Я была поражена. Действительно, у меня духи от Ланком, а «Трезор» (tresor) обозначает «Сокровище».
Собравшись уходить, Эрве все же на секунду стремительно привлек  меня к себе, проговорив:
- Mon tresor de Lancomе!
Что можно было перевести, как «мое сокровище от Ланком». Отойдя на пару шагов, Эрве прокричал:
- Позвоните мне, обязательно позвоните!
Не успев остыть от стремительного напора моего нового знакомого, я подумала: опять Париж лечит меня, исцеляет, словно открывает во мне  неизведанные глубины, необычные грани.
Как интересно устроен мир! Жан-Поль, в доме которого я живу, смотрит в сторону далекой Мексики, именно там  надеясь найти призрачную птицу счастья. А мне послан совершенно незнакомый мужчина, Эрве, чтобы сказать: «Вы летите, как чеховская чайка».
…Я еще не раз с благодарностью вспомню слова: «Мы в центре мира, в центре Парижа. Вы – женщина, вы – богиня!».

                «Я не причиняю зла»
Сегодня вечером я хозяйничала дома, то есть, конечно, в квартире Жан-Поля одна, он был на вызовах. Потушила овощи с мясом, сервировала стол. Полюбовалась на результаты своих стараний и послала другу СМС:
- Я приготовила ужин. Если ты близко от дома – приезжай.
- Еду! – ответил он.  И вскоре приехал.
В эти минуты я вспомнила, как несколько месяцев назад, когда я была в России, а он во Франции, мы перебрасывались точно такими же СМС-ками, как будто создавая реальность.
Всё, буквально всё  воплотилось в жизнь – «ваши желания исполняются», как писал в своих книгах Ошо. Мне было отрадно и… горько. Горько оттого, что через пару недель мои парижские каникулы закончатся, и Жан-Поль улетит в Мексику. Или, может быть, сдаст билет? Все поменяется, он выберет МЕНЯ? Я так и думала, мысленно прося его: «Выбери меня!». Только сбудется ли это?
Наступил еще один день.
…Надо ли упоминать о том, что все сегодняшнее утро Жан-Поль очаровывал свою даму из Мексики, разговаривая с ней больше двух часов.
После обеда наступило время для нашего общения, мы поехали на машине к дальнему озеру, чтобы там погулять. Небо было темным и мрачным, тучи сгущались. Дул холодный ветер, дух захватывало от мощи природы, которой вряд ли можно противостоять. Казалось, дождь неминуем. Но вдруг в каком-то, невесть как образовавшемся просвете, на небе засияла радуга. Она была тем ярче и фантастичнее, чем мрачнее темно-синие тучи вокруг.
…Мы шли по дорожке среди леса, по берегу озера. Завидев нас или заслышав шаги, от нас разбегались кролики. Они были маленькие, пушистенькие, трогательные, хотелось поймать одного, погладить, подержать на руках, так, чтобы ощутить быстрое биение его сердечка.
Разговор зашел о том времени в апреле, когда Жан-Поль впервые написал мне о женщине из Мексики. Я говорила о своих чувствах, о том, что моя подруга Леночка была мне в то время доктором, сестрой, мамой, ангелом-хранителем, сиделкой.
- После твоих уроков, - начала я фразу, но закончить не смогла, потому что боялась заплакать.
- …ничто худшее не может с тобой приключиться, да? – договорил он за меня. И спросил, словно подсказывая ответ:
- Но ведь сейчас ты не страдаешь? Ты не жалеешь, что узнала меня?
- Я не буду отвечать!
- Послушай, Марина, когда ты проходишь испытание, ты находишься в НЁМ, тебе трудно увидеть, что оно дает, что приносит. Это будет понятно позже.
-  А за какие такие грехи … испытание? И что я получила сейчас, кроме боли? – не выдержала я.
- Может быть, пока рано говорить об этом? Ты поймешь позже.
«Дал же Бог посланника!» - подумала я. Этакий демон-искуситель. Мощный демон, многое понимающий.
Мои чувства были противоречивыми. Небо дышало дождем, но он так и не пошел, а радуга сияла как бы вопреки всему.
Природу можно только принимать, такой, как она есть, а все остальное, то, что происходит в жизни? Тоже принимать?  Между тем Жан-Поль продолжал свои  искусительные речи:
- Я никого не убил, никому не причиняю зла. Я просто… делаю глупости. Но пойми, Марина, в тот момент, когда ты прощаешь, ты перестаешь страдать!
Красиво сказано. Но так ли это? Простить, значит, понять и принять. Могу я заранее принять все последующие дни и бесконечные утренние разговоры с Мексикой? Принять, что любимый мною человек скоро уедет в далекую страну, к другой женщине?

                Ночь. Сакре-Кер
Дни шли, не принося особого облегчения. Пару раз у Жан-Поля случались немотивированные вспышки гнева. Правда, потом он неизменно просил прощения. Но я была изумлена: это мне впору устраивать сцены, а я держусь ровно, во всяком случае, внешне.
Вот снова утро. Жан-Поль беседует с мексиканкой, это длится уже больше двух часов. Даже через дверь – а сижу я в спальне - слышу такие знакомые интонации,  его бархатистый смех. Да, сильное чувство, моего друга можно поздравить.
Читаю книгу Дипака Чопры: «Находясь во власти собственной боли, гнева или страха я не имею свободы выбора, а она необходима мне, чтобы пройти путь к очищению».
Находясь во власти боли… Я чуть ли не готова собрать чемодан и уйти, потому что не могу больше выносить это!
Тогда зачем я здесь, во Франции? Порвать отношения я могла бы дома, не тратя усилий, чтобы приехать.  Так давай, Мариночка, смотри, что можно изменить.
«Мы не способны воспринимать впечатления в чистом виде, не интерпретируя их» - снова читаю у Чопры. – Точно, не способны…
Жан-Поль, наконец, заканчивает разговор, приходит в спальню, оставляя дверь открытой:
- Я там включил «Мессу» Перголезе, - говорит этот «утонченный» меломан. И укладывается спать.
Поворачиваюсь к нему. Знаю, что мое лицо спокойно, но слова выскакивают, словно помимо воли:
- Ты не знаешь, можно ли поменять билет на самолет?
- Ты хочешь уехать? – удивлен он.
- Да, ситуация очень напряженная, я мешаю тебе общаться.
Он резко поднимается, садится на край кровати:
- Марина! Я рад, что ты приехала! …После моих утренних разговоров я чувствую себя виноватым перед тобой… и не знаю, как быть.
«Тогда почему это повторяется с необыкновенным упорством каждое утро? - думаю я под аккомпанемент Перголезе. – Повторяется, несмотря на то, что вечер и ночь могут быть наполнены нашей взаимной нежностью».   Но вслух я не произношу ни слова.
Жан-Поль тянется ко мне, обнимает. Он такой красивый, с этими длинными волосами, которые я обожаю гладить, с внимательными глазами, не скрытыми стеклами очков. Мне кажется, он мудрее меня на сто лет!
- Я люблю тебя, Марина! Я говорил, что у меня есть этот дар – любить.
- Двоих сразу?
- Да. Если это не твоя позиция, ты не можешь принять ее?
- Я могу понять, что другие люди думают по-другому, иначе, чем я, - осторожно выговариваю слова. – Но давай спросим у ста людей, можно ли любить двоих женщин одновременно?
- Большинство ответит, что нет, но это ничего не меняет. Мариночка! Ты во второй раз у меня. Если бы я не испытывал чувств к тебе, зачем бы я тебя пригласил, позвал?
- Наверное, ты…  гуманный.
Жан-Поль все время тихонько гладил меня по коленям, рукам, по волосам, потом снова повторил с упорством:
- Я люблю тебя! Ты веришь?
- Пытаюсь!
Сдержать слезы больше не получалось:
- Почему судьба выбрала тебя, почему? Я так долго была одна и… надо же было повстречаться именно с тобой!
- Мы же вместе! – пытался он утешить меня.
- Мы расстанемся через несколько дней! – я бурно разрыдалась. И в первый раз он это увидел. Вскочила на ноги, выбежала из спальни.
Я чувствовала себя абсолютно измотанной, но дома остаться не могла – поехала в Париж.
Вышла из метро у Гран Опера, попила крепкого чая в «Бриош Доре» (так называется сеть кондитерских), съела изумительную ароматную слойку с абрикосами, понемногу приходя в себя. Потом пошла от Опера к Лувру. Шла и говорила себе:
- Марина, ты в Париже! Это прекрасно, он тебя излечит.
Прошла около арки к саду Тюильри. Направо от меня на газонах сидели люди. Повинуясь внезапному желанию, я сделала вот что: легла на спину, на травку. Раскинула руки, глаза закрывать не стала. Видела бездонное небо, вдыхала свежий воздух, слышала разговоры вокруг, но не вникала в них, ощущала спиной теплую землю сквозь примявшуюся траву. Я  растворялась в пространстве, чувствовала себя… всем и никем. И так хорошо мне было. Я еще попросила…  дать мне ответы. Но не услышала их или не поняла.
Не знаю, сколько прошло времени, в меня словно влились силы. Я села на траве, огляделась и улыбнулась. Недалеко от этого места мы стояли с  Эрве, гидом из Лувра, он говорил мне: «Мы в центре мира, в центре Парижа!».  Поискав в сумочке, я нашла листок с номером телефона. 
Позвонила Эрве из телефонной будки. Послушала гудки. Он не ответил. Очевидно, и этой истории не суждено развиться в нечто большее, чем просто встреча. Но сама встреча уже случилась, и я могла ее хранить, как жемчужину…
Потом я перешла через Сену и направилась к музею Орсэ. Раньше мне не удавалось в него попасть: то очередь большая, то музей закрыт. А сейчас все получилось, как нельзя лучше - «ваши желания исполняются!». И вскоре я уже смотрела богатейшую в мире коллекцию работ импрессионистов.
Когда вышла из музея, шел дождь. Я подвернула брюки, раскрыла зонтик и, наслаждаясь свежестью, отправилась к метро. Дождь смывал следы утренних обид и горечи.

Однажды Жан-Поль взял меня с собой на тренировку по верховой езде. Не поучаствовать, конечно, там с этим строго, а просто посмотреть. Сначала я следила за его занятиями, но лошадь упрямилась и не хотела брать барьер. Потом я отвлеклась на других и вовсе отошла к детской группе. Мое внимание привлекла девчушка на мохнатеньком пони с пушистой гривкой и хвостиком. Девчушка скакала отчаянно и задорно, наверное, они с пони подходили друг другу по характеру.
После тренировки мой друг был отчего-то неразговорчив. Приехав  домой, лег спать, сказав, что вечером мы поедем на мотоцикле в Париж. Ближе к вечеру я разбудила его. Он спросил, куда я хочу, ответила, что сначала к Эйфелевой башне.
Возле нее мы даже стояли поодаль друг от друга. Я любовалась ажурной красавицей, но не могла не заметить отстраненности Жан-Поля.
- В чем дело? – спросила его. 
Он соблаговолил ответить. Оказывается, рассердился оттого, что я… никак не прокомментировала его катание на лошади, не проявила много интереса. Это его нервирует. Ну, как ребенок, честное слово!  Недоволен из-за такой малости.
- Может быть, лучше отправимся домой? – поинтересовалась я.
- Я не приезжаю в Париж на пять минут! Куда ты хочешь еще?
- На Монмартр!
Пока мы ехали, я вдруг интуитивно решила попросить прощения. Все остальное – неважно.
Мы остановились недалеко от базилики Сакре-Кер, сняли шлемы. Я обняла Жан-Поля:
- Прости меня!
Он взял меня за руку, мы пошли в квартал художников, побродили там, потом – в Сакре-Кер. Шла вечерняя месса. Слушая «Отче наш» на французском, я отчего-то не могла вспомнить фразы по-русски. Потом, как озарение, пришло: «И прости нам долги наши, яко же и мы прощаем  должникам нашим». Потом я еще прочла написанные на большом листе слова молитвы: «Господи! Освети твоим светом все мои дела и все решения, которые я принимаю».
Мы вышли из Сакре-Кер и встали у парапета. Я была повыше, на приступочке, и головы наши оказались на одном уровне. Тогда, глядя прямо в глаза Жан-Полю, я тихо сказала:
- Ты очень важен для меня, но мне трудно говорить тебе об этом.
- Почему? – вздрогнул он.
- Почему что? Первое или второе? – мягко улыбнулась я. – Хорошо, я отвечу: потому, что я люблю тебя. Потому, что ты причиняешь мне боль.
Всё! Моего эго не существовало, была только эта минута. Или эта вечность. Я обнимала Жан-Поля, и мое сердце было открыто. А он… он плакал.
Я осторожно целовала его около глаз, в лоб, щеки; прижимала к груди его голову, успокаивала, словно ребенка.
Больше не было сказано ни слова. Ночь. Монмартр, Сакре-Кер. И это длилось, и длилось, как наше объятие, как его слезы…
Такие минуты равны Вечности, они наполняют жизнь особым смыслом.

                «Прости им, они не ведают, что творят»
Мама Жан-Поля пригласила нас на ужин. По этому случаю я нарядилась, надела белые брюки, черный топ, светло-сиреневый пиджак. Вышла в гостиную, где меня ждал Жан-Поль в джинсах и футболке. Он оглядел меня и протянул:
- Рядом с тобой - я просто ноль!
Сочла за лучшее промолчать, открыла шкаф, выбрала мягкие серые брюки и черную рубашку, показала ему:
- Если хочешь – переоденься.
Он послушался совета, переоделся, потом глянул на себя в зеркало, сказал:
- Вот теперь другое дело! 
По моему настоянию, мы поехали за цветами для мамы, купили орхидею в горшочке.
Мадам Маршан устроила нам настоящий прием, с парадными тарелками, необычной шестиугольной формы,  с аперитивом, переменой блюд.
На десерт пили кофе и ликер, болтали обо всем на свете, учили простые русские слова. Жан-Поль, в своей обычной манере,  вышучивал всех и вся. Я листала библию и, поглядев на своего друга, прочла вслух одну фразу:
- Господи, прости им, они не ведают, что творят…
- Мариночка! Жан-Поль ведь просто шутит, он совсем не злой! – всполошилась мама моего друга. – Что ты, у него манера такая – шутить!
Похоже, ей очень хотелось защитить сына от серьезной библейской фразы. Но она не знала истинного положения вещей, двойственности ситуации. Она любила меня и не представляла, что Жан-Поль  частью своего сердца уже в Мексике, в ожидании новой романтической истории. Я же прекрасно помнила слова одного святого, узнанные мною в этом доме, месяца три назад: «Мера любви в том, чтобы любить вне всякой меры». На французском языке это звучит… словно бы глубже, чем на русском, изящнее, точнее: «La mesure de l’amour est d’aimer sans mesure».
Что тут можно поделать? Я любила Жан-Поля, несмотря ни на что или вопреки всему. Я любила! А день моего отъезда стремительно приближался. Интересно, что, живя в одной квартире, мы с Жан-Полем еще  переписывались по электронной почте. Однажды я уехала в Париж и осталась ночевать у приятельницы. Вернувшись, взяла ноутбук и обнаружила в своей почте такое письмо от Жан-Поля:
«Квартира опустела без тебя. Надо было тебе уехать в Париж, чтобы я осознал, до какой степени мне приятно, когда ты со мной, даже если иногда мы плохо понимаем друг друга. Без АНГЕЛА СВЕТА нет больше СВЕТА… Как странно, что ты не дома. Марина, я люблю тебя намного больше, чем ты думаешь, и переживаю моменты счастья, когда ты рядом. Я люблю чувствовать тебя в своих объятиях, люблю, когда ты говоришь по-русски, по-французски, когда ты наполняешь мою жизнь своим присутствием.   Единственная вещь, о которой я жалею, то, что я не всегда любезен с тобой или раню тебя, моя бесценная Мариночка. С тобой так легко жить! Мне будет не хватать тебя».

В предпоследнюю ночь моего пребывания во Франции мы опять сидели и вели разговоры. Разоткровенничавшись, Жан-Поль вдруг задумчиво сказал:
- Знаешь, Марина, долгое время у меня была идея, безумная дерзкая мечта: жить в большом доме, где бы со мной жили… все те женщины, которых я любил когда-то.
Он говорил так неподдельно-искренне, что я… С одной стороны, меня обуревали ужас и некоторое отвращение. Как такое возможно? Что за нелепость? С другой стороны, я понимала, что он открывает мне сердце и   отчего-то считает возможным быть истинным, быть собой. За это я испытывала… благодарность, сколь ни странно это звучит.
Вспоминала я и подход дзен: позволь себе войти в ситуацию. Человек напрямую раскрывает тебе свой мир. Будь здесь, и это может вырасти благодаря твоему вниманию.
Помолчав, Жан-Поль вздохнул:
- Я понимаю, что это безумие. У меня больше нет подобной мечты.

Он замолчал, а я думала: спасибо всем моим Учителям! Я прохожу свои уроки. Трагедии нет, и я не опустилась до ненависти. Я спокойна, наблюдательна. Есть я, но есть и другой мир другого человека.
Жан-Поль подошел ко мне, обнял:
- Завтра ты уезжаешь!
Я поняла, что он плачет, но молчала, только тихо поглаживала его по плечам, по спине. Он обнял меня еще теснее. Мне в голову пришла фраза, сказанная моей подругой, Леной: «Он словно говорит тебе: держи меня крепче, не отпускай!».
Я бы и не отпускала… По-существу, много ли я хочу? Хочу, чтобы он выбрал меня.  Мне свойственно идеализировать жизнь, да?

                «Я уже скучаю!»
Мне надо уезжать, и все прекрасно, по умолчанию. В эту ночь Жан-Поль даже не стал общаться… ни с кем.
Мы шутили, танцевали, слушали музыку, любили друг друга.
Такие ночи пролетают быстро, почти незаметно. На рассвете Жан-Поль отвез меня на вокзал: электричка идет прямо до аэропорта Шарль де Голь.
У нас не было времени проститься, буквально две минуты. Я только успела отдать ему купленную в Париже открытку с молитвой: «Господи, сделай так, чтобы я никого не заставлял страдать!»…
Жан-Поль занес в вагон мой чемодан, лицо у него было растерянное. Я вежливо сказала «спасибо, до свидания!», и всё. Он вышел из электрички, она тронулась.
Ехать мне было долго, больше часа. Я думала: отчего же мы так «скомкано» и быстро  простились? Я даже не обняла его. С другой стороны, что это меняет? Минут через тридцать Жан-Поль, очевидно, тоже осознав, что ничего не сказал мне на вокзале, прислал СМС-ку:
- Марина! Не грусти, я люблю тебя. Храни радость жизни и оставайся наполненной светом. Мне уже не хватает тебя.

Может быть, дорожные заботы заставляли быть собранной, во всяком случае, никакие чувства не увлекали меня в мир фантазий и раздумий. Я хорошо поспала в самолете до Москвы, где предстояло сделать пересадку. Печалиться было некогда, нужно было переехать из одного аэропорта в другой, уладить формальности, позвонить домой, сообщить дочери, Светланке, когда я прилечу.
В Москве мне пришла СМС-ка от Жан-Поля:
- Представляю, что ты совсем одна, такая маленькая, среди толпы в аэропорту Москвы. Я думаю о тебе, Марина, и мои глаза полны слез.
- Я тоже предпочла бы сейчас быть в твоих объятиях - написала ему в ответ.
…Когда я прилетела домой, наговорилась с дочерью и раздала всем подарки, меня уже ждало письмо от Жан-Поля:
- Только что у меня закончились занятия по верховой езде. Сегодня я заезжал к маме. Она крепко тебя обнимает и уже скучает. Рад, что ты благополучно добралась домой. Мне ужасно, просто ужасно не хватает тебя. Мне так грустно, что ты больше не здесь. Марина! Мама любит тебя, я тебя люблю! Поскольку я живу один, ты ВСЕГДА приглашена ко мне. Не заботься об остальном – это не имеет никакого значения. Ты – мой ангел света навсегда! Жан-Поль.

В этом письме не было ни одного многоточия, его писал человек, который знает, что говорит. Так не похоже на Жан-Поля!
Несмотря на предстоящую поездку в Мексику, он сказал мне «ты всегда приглашена» и «не заботься об остальном». Меня наполнили радость и благодарность. Хотя до сих пор не понимаю, зачем ему было делать столь серьезные заявления.

Изменилась ли ситуация в целом? Нет. Очень скоро настал день, когда Жан-Поль должен был уезжать… в Мексику, к своей даме. Часов в десять утра он начал слать мне СМС-ски. Первая была такой:
- Я еду в той же электричке, что ехала ты, в аэропорт Шарль де Голь. Я думаю о тебе, я тебя люблю.
Как было реагировать? Странно, что он вообще пишет МНЕ. Я ответила:
- Может быть, ты вспомнишь меня… однажды, во время твоих мексиканских каникул. Если сможешь, будь счастлив.
Он откликнулся стразу:
- Я никогда не смогу забыть тебя! Никогда! Мне тебя не хватает.
Тут уж я не выдержала:
- Будто бы я не знаю, куда ты летишь! Зачем ты пишешь мне сейчас? 
- Мариночка, прости меня. Я не хочу, чтобы ты страдала!
… Потом он замолчал. И только через час пришло сообщение:
- Я уже в самолете. Скоро мы взлетаем. Марина! Люби меня, как я тебя люблю. Прошу тебя,  умоляю…  люби меня!
Да что же это такое?! Пойму ли я когда-нибудь этого мужчину? Ну, летишь ты в Мексику, и лети! Для чего же писать мне?

                Сумерки сгущаются
Знаете, бывает, когда в пылу событий вдруг поранишься, то сразу этого не заметишь и даже не почувствуешь боли. Только потом обнаружишь, что кровь течет, и она настоящая, твоя.
Со мной произошло примерно то же. Когда Жан-Поль уехал в Мексику, я решила не думать об этом и не представлять, как он проводит время. Когда он вернулся и снова писал мне о любви, я тоже держалась. Была  оживленной, даже иногда искусственно-веселой, и не хотела замечать, что удар мне нанесен Жан-Полем в апреле, когда он впервые сообщил  о своей мексиканской подруге.
Потом, во время июньского пребывания в Париже, в доме моего друга, я все ещё надеялась на лучшее. Вдруг он изменит решение, сдаст билет и останется со мной. Даже, уезжая в Мексику, Жан-Поль писал мне: «Прошу тебя, умоляю, люби меня!». Мне уже было тяжело, но я держалась на энергии веры, на силе любви.
Сейчас, с наступлением осени, я сказала Жан-Полю, что нам надо взять паузу, не писать друг другу. Тут как раз и пришел момент осознания того, что я… ранена, ранена давно и глубоко. Запас сил кончился.
Мне все время казалось, что я недосказала чего-то, не объяснила, не спросила. В уме я прокручивала разговоры с Жан-Полем.

Часто вспоминала свой счастливый мартовский визит к Жан-Полю. Тогда у меня не было даже тени сомнения, что все будет замечательно. «Доверяй миру!» - этот завет я прочувствовала всем сердцем. И доверяла полностью! В мыслях, мечтах, визуализациях, я уже видела себя, живущей во Франции, в квартире с волшебными окнами - с видом на озеро.
Что мне оставалось теперь? Как расценить происшедшее, как понять?
Моя система верований рушилась. Ведь я же знала, была уверена: надо ДУМАТЬ  ХОРОШО, радостно, позитивно, не сомневаться, и все у тебя получится! 
«Есть только ты и твое развитие, реальность изменяется вместе с тобой» - прочла я однажды у Дипака Чопры.
И еще запомнила его высказывание: «Вселенная поддерживает всякое начатое тобой действие. Стоит тебе принять решение, как она тут же начинает над ним трудиться!».
Как же так? Я глубоко верила в свое счастье. И даже когда узнала о существовании мексиканской дамы, нашла в себе силы приехать во Францию, к Жан-Полю, во второй раз, чтобы изменить ситуацию.
…Теперь я осталась одна, и сил на то, чтобы думать прекрасно, у меня уже не было. Словно рушился мой замечательный, удивительный мир, со всеми открытиями, убеждениями. Он рушился и грозил  оставить меня под обломками. Это было в десять раз серьезнее, чем просто разочарование, это была катастрофа.
Я металась среди своих вопросов: почему? Отчего? Что я сделала не так? Ответов не было. Не могла я побеседовать и с Жан-Полем наяву.   Словно компенсируя это, я говорила с ним мысленно. Я спрашивала его о многих вещах, пыталась представить, что бы он ответил. Говорила и говорила с ним бес-ко-неч-но. С ним, то есть фактически с… собой. Днем, вечерами, ночью!
Словом, я совершила самые большие ошибки. Я позволила своим мыслям взять надо мной верх. Будто бы я в то время не жила в реальном мире, не ходила по улицам, не работала. Я существовала в слое своих фантазий, вымышленных разговоров, мрачных прогнозов.
Мне уже 42 года, думала я. - Может быть, это была последняя история любви в моей жизни? И она закончилась крахом. История любви оказалась не нужна миру! Что меня ждет теперь? Только воспоминания?
Мысли и виртуальные разговоры затягивали в свое болото, сначала я оказалась там одной ногой, потом двумя. Чем больше я барахталась, тем вернее засасывала меня трясина. И это уже не было преувеличением. Я думала и мрачнела, мрачнела и думала. Пока в один момент это не приобрело размеров катастрофы. Я не могла больше размышлять - это стало моим проклятием. Но уйти от мыслей я тоже не могла.

…Вспышкой, словно кадр из фильма: я говорю с врачом. Он задает вопросы, я неохотно отвечаю с той идеей в голове, что ничего нельзя поменять. Зачем бессмысленный разговор? Но отчего-то я должна быть здесь, в кабинете врача, и даже что-то ему объяснять. А мне бы только одного хотелось: чтобы меня оставили в покое.
Как бы мне проснуться? Кадр сменился. Я будто бы в больнице, да, наверное, в больнице. Мне ставят капельницу, я  засыпаю. Потом приносят поесть. Я ем, мне ставят укол, я снова  сплю.
Дальше вспышками картинки меняются незначительно. Все какие-то сцены из больничной жизни. Изредка разговариваю с врачами, но это уже не вызывает у меня мрачной озлобленности. Мне ставят уколы, дают таблетки,  я сплю практически все время, изредка выныривая из объятий сна, чтобы поесть, но не успеваю погрузиться в омут своих мыслей и переживаний.

                Рассвет. Утро
…Я открываю глаза и начинаю оглядываться вокруг.
Это моя спальня, вот тумбочка, на ней – сувенир, прозрачная пирамидка, внутри которой - Эйфелева башня. Вот знакомые обои с крупными нежными голубыми цветами – можно протянуть руку и потрогать, мягко пройтись кончиками пальцев по завиткам шелкового узора. Форточка широко открыта – даже легкие шторы чуть колышутся. Я жадно вдыхаю свежий утренний воздух – наверное, ночью прошел небольшой дождь – и слышу со двора, где много деревьев, птичий гомон.
Без всякого сомнения, я нахожусь в своей квартире, что вселяет в меня огромную, распирающую грудь, радость. Даже крикнуть хочется: «Ура! Я дома!».
Значит, мне приснилось, что я была в больнице. Господи, какое счастье! Я повторяю эту фразу много раз, как молитву.
Благодарю! Это был всего лишь сон, только длинный и страшно-правдоподобный. Я никак не могла проснуться. Так бывает, и с вами тоже, правда? Особенно, когда снятся кошмары. Они длинные и тягучие, слава Богу, что всегда наступает утро.
Честно говоря, я пребываю в такой неподдельной радости еще и вот отчего: сейчас я точно знаю, что мое наваждение закончилось. Я больше не позволю себе погружаться в однообразные мрачные мысли. Я больше не буду часами «беседовать» с Жан-Полем. Моя болезнь – сейчас я пишу это слово без кавычек, ведь я позволила себе опуститься в подземелье безнадежности – закончилась. Я здорова!
Разрушительные мысли вызывают только хаос. Но кто, как ни мы, создаем свои страхи, своих демонов?
Мир такой, как прежде, как и всегда. Жизнь – это зеркало. Думай радостно, позитивно, думай хорошо, и мир будет твоим зеркалом. Как просто и… необычайно сложно.

Прошло два месяца. Жан-Поль написал мне письмо, довольно длинное. Я запомнила такие слова:
«Марина! Ты без сомнения знаешь о Французской академии. Ее члены избираются пожизненно. Сейчас ты думаешь: к чему это он заговорил об академиках? Я объясню: если ты приходишь в мое сердце, то это навсегда. Пока я жив, я буду любить тебя. Помни об этом. И снова повторю: мне  хочется быть источником твоей силы. Знай, что ты не одна на этой Земле. Я думаю о тебе! Хочу продолжать общаться с тобой. Хочу, чтобы ты мне рассказывала о себе, о своих радостях и печалях. Я хочу, чтобы ты была в моей жизни! Обнимаю. Жан-Поль».

За последнее время многое изменилось в моем восприятии мира. Даже на историю с французским другом я стала смотреть как-то по-другому. Он подарил мне столько любви! Можно сказать, что в течение года он почти каждый день писал или говорил о своих чувствах! Об этом  можно только мечтать. …И в то же время счастливее от этого я почему-то не стала.

Да, в его картине жизни многое было иначе, чем в моей! Он был уверен, что можно любить одновременно двоих!
На мой взгляд, ему присущи  раздвоенность, противоречивость! Но ведь Жан-Поль не обязан был полностью отвечать моим ожиданиям. Порой мне начинало казаться, что его понятие любви даже интересно!
Если мы любим, то обычно хотим, почти требуем, чтобы в ответ любили нас. Французский друг много раз писал и говорил мне: «Я верен чувству, которое испытываю к человеку. Я люблю тебя, что бы ты ни думала обо мне, где бы ни была. Неважно, где я, неважно, как сложится наше будущее, я все равно люблю и стану любить тебя!».
С другой стороны, у меня внутри зреет уверенность, что Жан-Поль особенно преуспевает  в виртуальных отношениях, их он выстраивает просто прекрасно, отлично, виртуозно, чего нельзя сказать о реальной жизни. О его реальной жизни. Может ли он быть рядом с женщиной, жить с ней? Не знаю. Впрочем, Бог ему судья.
Что ещё я поняла из истории  с Жан-Полем? Если поиски любви вовне, поиски совершенства в другом человеке не дали ощутимых результатов, значит, пришло время сместиться к поискам в… себе. Или к поискам себя, настоящей! Как грандиозно сказано в Библии: «Умирись с собою, и умирятся с тобою Небо и Земля». Как ошеломляюще просто: сначала умирись с СОБОЮ.
Да, забыла сказать, тот гид из Лувра, Эрве, дал мне тогда, в Париже, не только номер мобильного телефона, но и свой электронный адрес. После всех грустных событий я написала ему. И он ответил мне! Теперь мы общаемся.
А еще всегда в моем сердце звучат слова Мастера, Антара: «Жизнь полна чудес для тех, чьи сердца открыты. И помни: моя нежность – с тобой!».

                Вместо послесловия
Сколько нужно пройти, чтобы отыскать дорогу к своей душе? У каждого – особенный путь. И вот парадокс: чем больше я знаю, тем больше остается непознанного. Но послание от моей души не утратило своего значения:
«Доверяй миру. Слушай себя. Можно достичь всего!».
Остается добавить главное, то, что пришло ко мне в особенную минуту: «Линия жизни – это линия Любви».
Мне еще столько предстоит открыть! И снова приехать во Францию, в свой обожаемый Париж - параллельный мир, который меня всегда исцеляет! Но это уже совсем другая история. Придет время, и я обязательно расскажу вам её…




















































































































Часть третья
ВСЁ ВОЗМОЖНО

… Да что у него там происходит? – думала я и готова была плакать от бессилия. Мои мысли были - одна безумнее другой. Что-то серьезное со здоровьем? Но об этом нетрудно сообщить! Внезапные денежные проблемы, о которых мешает сказать самолюбие? Но западный человек легко и естественно говорит о деньгах. Что еще?  Женщина? Может быть, у него была связь, и сейчас дама сказала ему, что беременна?  С него станется! Но почему нужно ждать апрель, май,  да еще все лето?

Ты заслуживаешь объяснения
Поскольку внятных ответов не было, я написала Жан-Полю прямо:
- Ты можешь себе представить такую ситуацию? - После моего пребывания у тебя в доме, после всего, что было сказано, это ТЫ  приглашаешь меня летом провести вместе две или три недели. Я отказываюсь без объяснения, говорю только, что не могу тебя видеть. Одновременно пишу, что я тебя люблю и тут же, что… неизвестно, увидимся ли мы еще когда-нибудь. Какова была бы твоя реакция? Я чувствую большое  напряжение в твоих последних письмах. Что происходит?

На следующий день, 18 апреля, в офисе, я открыла почту и увидела письмо. Большое-большое. Оно начиналось так:
- Ты права, Марина, ты заслуживаешь объяснения. На самом деле, это не очень сложно. Существует… другая женщина, из Мексики. Я встретил ее в интернете…  до твоего приезда ко мне.
         
Когда я пробежала глазами первые строки, свет буквально начал гаснуть вокруг меня. Еще не веря до конца тому, что читаю, я почувствовала огромную горечь. Внутри я словно сжалась в комок. Замерла перед компьютером, выпрямила спину. Сердце билось в такт словам: «ДО твоего приезда ко мне», «ДО твоего приезда»!
Больше не существовало ни-че-го, кроме освещенного монитора и  строк письма, которые Жан-Поль почему-то выделил красивым синим цветом (эстет, елки-палки!). И, как всегда, изобилие многоточий:

- Моя связь с тобой по интернету, Марина, длилась уже несколько месяцев. Решение о поездке во Францию было принято. И тут я познакомился на сайте с женщиной, 45-ти лет. И … словно получил удар в сердце. У меня не хватило духу аннулировать твое путешествие. Я стал ждать. Солгал ей, что в марте мне надо уехать с моей семьей на каникулы.
          Потом ко мне приехала ты, я полностью посвятил себя тебе. Это было совсем не трудно: ты красива и интеллигентна. Ты была, словно… ангел! Я признаюсь, что прожил эти девять дней под действием твоего обаяния. Не было никакой комедии в том, что происходило между нами. Я действительно привязался к тебе и совсем не скучал по мексиканской подруге…
Потом ты уехала, и я… возобновил контакт с ней. У сердца есть свои доводы, которые разум не в силах объяснить…
Я думал, что время и расстояние отдалят тебя от меня. Ты влюблена, я, впрочем, тоже. Нужно, чтобы ты мне верила, Марина, я очень  привязан к тебе! Нет, гораздо больше…. Я, правда, люблю тебя и прошу мне верить… 
Но эта женщина, которую я знаю только по интернету… Я притягиваюсь к ней, как магнит к железу… Мы ежедневно общаемся в скайпе, говорим и видим друг друга. Она никогда не верила в мои объяснения про семейные каникулы… Когда я возобновил контакт с ней, она была в отчаянии, раздавлена болью и горечью. Но что она могла сделать, живя на расстоянии в девять тысяч километров от меня?  Ничего! Сейчас мы «встречаемся» в интернете каждый день…
В июле я… еду в Мексику, чтобы увидеть эту женщину… Она не говорит по-французски, я не говорю по-испански, мы общаемся на английском…
Я знаю, что сейчас ты меня презираешь…Никто не заставлял меня говорить правду, но я это сделал… Нужно, чтобы ты мне верила, Марина, я обладаю способностью любить…  Когда я говорил, что страдаю от одной болезни, я говорил о болезни… любви…
Это правда, я никогда не переставал любить тех женщин, которых любил когда-то. И тебя, Марина, люблю, хотя ты, конечно, не веришь в это сейчас…  Я буду любить тебя всегда.
Но… при нынешних обстоятельствах… я неспособен принять тебя,  провести с тобой отпуск… В июле я должен ехать в Мексику. Еще не знаю, устремляюсь ли навстречу красивой иллюзии или… эта история будет иметь смысл и продолжение. В любом случае я желал бы дать ей шанс…
Хотел утаить от тебя все это, но… невозможно… Прошу простить, что причиняю тебе боль, но ты заслуживаешь правды… Ты, конечно, не веришь, что я привязан к тебе навсегда, но не забывай этого…
Когда ты будешь способна рассуждать, когда… осушишь слезы и   немного успокоишься,  напиши! Ты нужна мне, Марина…
Знаю, что заставляю тебя страдать, но я ненавижу это…
Не оставляй меня…  Жан-Поль.

Дочитала до подписи. «Всё. Неужели всё?», «Он какой-то монстр!» - бились мысли.  Он писал мне такие потрясающие письма. Он каждый день говорил о любви! Но самым тяжелым откровением было то, что во время моего пребывания в доме Жан-Поля, другая женщина уже существовала в его жизни. И он просто… ждал моего отъезда, чтобы продолжить контакты. Чудовищный  цинизм! Я верила ему, доверяла полностью. Видела его счастливые глаза, слушала слова любви. Вдруг вспомнилось, как мы вместе разучивали на русском «ты – моя нежность!», «ты – моя радость!»…
Уехав, я получила страшный удар, к которому совсем не была готова. В эти минуты я точно знала, что боль душевная бывает сильнее боли физической, потому что нельзя прочувствовать, точнее, осознать, понять, КАК человек мог сделать такое. Это выше понимания. И сразу вопросы: за что? Почему? Но ответов нет.
…В кабинете со мной сидели еще три человека. Даже если бы их не было, я не смогла бы сейчас заплакать. Я будто окаменела. Только выхватывала   глазами отдельные строки, пытаясь уразуметь происшедшее.
Нет, неправда. Если бы я была одна, закричала бы!   Не слова проклятия или ненависти, вообще не слова. Я бы просто закричала, чтобы хоть как-то выразить свою боль, потому что сердце было словно зажато в тиски, и воздуха мне не доставало.
 Даже в этом состоянии я видела противоречия: «ты нужна мне» - «не могу тебя принять», «я еду в Мексику» - «я люблю тебя»… Многие  фразы содержали слово «НО», будто бы он (в те минуты я не могла называть Жан-Поля по имени!) балансировал, шел по канату, желая удержать  равновесие между двумя историями, двумя женщинами. Да еще эти многоточия! Он хоть что-нибудь может объяснить до конца, без вечной своей недосказанности?
Буквально через десять минут я нажала на значок  «ответить», пальцы сами быстро набрали несколько строк письма:
- Спасибо,  я осушила слезы. И способна рассуждать… Твоя квартира и твоя спальня еще хранили память о моем присутствии, а ты уже начал следующую любовную интригу. Ты способен плакать, слушая понравившуюся песню, а потом совершенно спокойно  нанести удар живому человеку. После того, что ты сделал, ты еще можешь улыбаться, смотреть на небо, солнце? Можешь, да?  …Не дай Бог твоей дочери пережить   такую историю, когда ее предадут  со словами любви на губах.

…Отправила письмо. И продолжала также сидеть на своем месте, когда раздался телефонный звонок. Это была Леночка. По моему бесцветному голосу она поняла, скорее, почувствовала: случилось что-то ужасное. Своих ответов я не помню, разговаривала, как автомат: да, нет, спасибо.
Был конец рабочего дня. Минут через тридцать Лена позвонила снова, сказала:
- Я приехала, я здесь, возле вашего офиса. Выйди, пожалуйста!
Выключив компьютер, я вышла на улицу. Недалеко от офиса был сквер, мы шли туда. Я разрыдалась прямо на улице, так ничего внятно не объяснив Лене. Это было, как приступ, как ливень, вот он прошел, и…  нет, легче не стало.
В сквере, на лавочке, я рассказывала подруге о письме, говорила бессвязно, перескакивая с одного на другое. У меня было такое ощущение, что мой прекрасный удивительный мир рухнул, и я осталась под руинами. Более точно объяснить мое состояние я смогла позже, а в те минуты пыталась втолковать Лене, что происшедшее гораздо страшнее, чем просто крах любовной истории.
Чем тут можно было помочь? Леночка сделала удивительно много: была рядом, слушала, задавала вопросы. Я хотя бы смогла высказать что-то,   плакать, не держать боль и отчаяние в себе.
Потом подъехал Ленин муж на машине, она твердо сказала: «Нам по пути, мы довезем тебя до дома!». Мне нужно было собраться с силами и предстать перед дочерью в нормальном виде.
На следующий день я пришла на работу в темных очках, потому что много плакала ночью. Кто-то из сослуживцев посочувствовал: «Что, Маришка, опять проблемы с зубами?». Я кивнула, мысленно поблагодарив человека за идею. Да, у меня болят зубы, и на это можно списать плохое настроение и внешний вид.
В выходной день Леночкина родня выехала на природу, подруга взяла меня с собой. Я хотя бы с людьми разговаривала, но, когда гуляла по лесу, снова плакала. Откуда столько слез? И они никак  не кончаются.

Все время думаю о тебе
Жан-Поль снова написал мне, спрашивал о том, что я чувствую, просил ответить. Я подумала «куда уж хуже?» и  послала короткое сообщение:
- Недавно ты говорил мне: «Теперь, Марина, ты не одна на этой Земле, у тебя есть я, ты не имеешь права чувствовать себя одинокой!». Ты писал это ПОСЛЕ того, как предал меня, как купил билет в Мексику. Хочешь знать о моих чувствах? Изволь. Я не в гневе, нет, я тебя не проклинаю, живи, как хочешь. Ты даже представить себе не можешь глубины моего отчаяния.

Он ответил сразу:
- Нынешняя ситуация не меняет ничего из того, что я говорил тебе, Марина. Ты не имеешь права чувствовать себя одинокой! Неважно, где я – во Франции, Мексике  или где-то еще – я все время думаю о тебе! Я ни в чем тебе не солгал, я правда люблю тебя, нужно, чтобы ты мне верила! У меня нет никакого повода обманывать тебя. Если бы всё было иначе,  не думаешь ли ты, что гораздо проще вовсе не писать тебе?
Я солгал по необходимости, просто не сказал о женщине, что я встретил в интернете. Это была единственная ложь, точнее, умолчание. Все остальное - правда! Ты была чиста, как ангел, спустившийся с небес. Я полюбил тебя страстно, не играя комедии. Все, что происходило между нами, было настоящим, верь мне!

Как же верить? Он словно …отравил меня, будто подсыпал понемногу яду во все, что было у нас хорошего во время моего пребывания во Франции и после. Не осталось ни-че-го, куда бы ни попала частичка отравы. 
Однажды вечером Жан-Поль прислал СМС-ку: «Ты дома? Можно я позвоню тебе?». У меня началась паника: нет, я не смогу с ним говорить! Сердце билось быстро-быстро, руки дрожали. Я опустилась на колени и прошептала: «Господи, как же мне это вынести?». Телефон зазвонил, я сделал два глубоких вдоха-выдоха, взяла трубку:
- Слушаю.
Жан-Поль сказал мне настойчиво, даже как-то мрачно:
- Я люблю тебя. Люблю!
- Это уже в прошлом! – ответила ему резко. – Чего ты хочешь? Ты нашел другую женщину. Помнишь, в песне Джо Дассена, «это было слишком прекрасным, чтобы быть правдой». («C’etait tres beau pour etre bien»).
          - У него есть другая песня, «Salut, les amoureux!», мы не подумали о завтрашнем дне, все может быть иначе.
           - Что значит «завтра»? Ты уже сделал свой выбор! –  устало сказала я.
- Какой выбор? Мы что, говорим о стиральной машинке? Марина! Мы говорим о любви! Что тут можно выбирать? – он так горячился, словно это я   все запутала. – Неужели ты выбрала страдать?
- В некотором роде! Если бы я могла быть такой, как ты, то была бы сейчас в объятиях другого мужчины!
Я бросила трубку. У меня не было сил разговаривать с ним, я хотела тотчас же послать ему письмо: «Больше не звони, не пиши НИКОГДА».  Жаль, что я не сделала этого…

Теперь моя жизнь разделилась на то, что было ДО 18 апреля и ПОСЛЕ.
Письмо Жан-Поля… Я перечитывала его, как будто написанные им слова могли измениться.  Каждая фраза жгла меня, каждое слово. Зачем же тогда я читала  письмо?  Искала ответы. Как же я раньше ничего не видела, не понимала? 
А потом и перечитывать не потребовалось, потому что я запомнила все наизусть.  Как тяжело, как больно!  Но почему тогда он в десятый, сотый раз   говорит, что любит меня? Он прав: насколько проще было бы не писать совсем, исчезнуть и всё, если бы я ничего не значила для него. А, может, хочет быть порядочным, гуманным? Перед моими глазами снова вставала та сцена в магазине, когда Жан-Поль долго и тщательно выбирал микрофон и наушники. Я была рядом с ним, влюбленная и нежная, а он уже думал о том, как ПОСЛЕ моего отъезда станет общаться по скайпу с другой женщиной. Он даже не счел нужным купить все, когда я уеду. Это было отвратительно, а  сейчас он пишет «верь мне, я тебя люблю!».
Спасибо, Господи, за Леночку! Без неё …  я не знаю, как бы я все пережила. Я, правда, любила этого человека, Жан-Поля, он был первым и единственным за все мои «сто» лет, кому я написала: «Может быть, ты не принц из сказки, но ты мужчина моей жизни!». Написала искренне.
Да, можно терять в 20 лет! Горе кажется сильным, но все впереди. После того, что преподносила судьба я…  дождалась, поверила, ведь мне было сказано «доверяй миру!». И начала, как говорил Антар, с привязанности сердца. А теперь, когда мне столько лет, как и кому я смогу поверить?
В эти дни Леночка была моей сиделкой, медсестрой, врачевательницей, другом. Мы разговаривали, чтобы, по ее словам, все «перемололось в муку», чтобы я не молчала, не сдерживала бесконечно своей боли. Лена почти ежедневно находила время побыть со мной, иногда они с мужем, Виктором, заезжали после работы, чтобы отвезти меня домой. Виктор говорил мало, но я чувствовала, что он всем сердцем со мной, и слезы  благодарности  застилали мне глаза.
- Как настроение? – спрашивал Виктор.
- Сегодня солнышко! – уклончиво отвечала я.
- Важно, чтобы в душе было солнышко.
Жан-Поль снова прислал письмо, спрашивал, почему я такая молчаливая. Ответила: «Не беспокойся, скорее всего, я поеду в июне во Францию, у меня же там друзья».

Представь себе невозможное
Шла праздничная неделя после Пасхи, Светлая седмица.  Вечером я решила побывать в храме, и когда подходила к нему, зазвонили колокола. В церкви заказала сорокоуст за здравие себе и Лене. Постояла перед любимыми иконами; просила… дать мне силы, мужества, мудрости! И под куполом постояла, где написаны слова к Богородице: «Покрой нас от всякого зла честным Твоим омофором!». А когда уже выходила, начался пасхальный  перезвон в одной  церкви, в другой. Мир, словно баюкал меня на руках, успокаивал.
На улице среди обилия рекламных щитов, на которые я и внимания-то не обращала, будучи погруженной в себя, вдруг выхватила взглядом одно слово, написанное ярко: «ПРЕДЧУВСТВИЕ». А вечером, когда открыла Интернет, увидела слова (должно быть, слоган какой-то фирмы): «Представь себе невозможное!». Мощный посыл.
Поздно ночью, устав горевать и плакать, я снова начала раздумывать о своем отпуске в июне. Мне в голову пришла совершенно неожиданная мысль, сначала она показалась мне дикой: все-таки можно провести летние каникулы с Жан-Полем. Сказать ему: хорошо, поедешь в Мексику, но…  потом! А пока побудем вместе. Если тебе нужно общаться по интернету с   той дамой, я могу просто выходить в другую комнату. Я ведь даже не знаю английского. Нет ничего невозможного, я справлюсь.
Антар недаром спрашивал, боролась ли я когда-нибудь за мужчину? Нет, я всегда отходила в сторону! Теперь мне хотелось поменять свой стереотип поведения, сценарий, по которому я привыкла жить. Да, я напишу Жан-Полю и снова предложу совместный отпуск!
 Вы не замечали, что вечер, ночь делают человека и его фантазии смелее? По крайней мере, со мной это происходит именно так. Ночью я могу строить планы, один грандиознее другого!
…Утром вчерашние мысли показались мне не то, чтобы странными, но какими-то несбыточными, нереальными. Куда девалась моя недавняя решимость? Я испугалась, смогу ли изложить свое предложение? Ведь один раз Жан-Поль уже ответил отказом. Наверное, не смогу.  Да и выдержу ли теперь общение с ним? Надо еще подумать.
Каково же было мое изумление, когда я получила письмо от Жан-Поля. Трудно поверить, но это очевидно: уже в который раз он словно…  считывал мои мысли! Он написал:
- Теперь, Марина, когда ты все знаешь….  Если ты хочешь приехать ко мне в июне, двери моего дома открыты для тебя. Ты приглашена! 

           Я верила и не верила своим глазам, а строчки его письма увлекали меня дальше:
- Буду чувствовать себя несчастным, зная, что ты во Франции и не видя тебя. Приезжай… на любых условиях, какие ты хочешь выдвинуть! Не думаю, что мы сможем остаться  лицом к лицу, не заключив друг друга в объятия. Я очень привязан к тебе, но…. ты знаешь, что в июле я отправляюсь в Мексику.
Если ты приедешь ко мне, я дам тебе ключи от квартиры! Ты можешь делать все, что захочешь: ездить в Париж, встречаться с друзьями. Если я не буду работать, то всецело посвящу свое время тебе!
Марина!  Я не тот мужчина, которого можно запереть в клетке. Только чувства заставляют меня жить, двигаться, делать что-то. У меня много чувств… к тебе, и я знаю, это взаимно…  Итак, если ты решишь приехать ко мне, можешь, не колеблясь, воспользоваться мной. Я хочу разделить с тобой счастье, а не печаль! Я люблю тебя, Марина.  Не грусти из-за меня, я желал бы обратного. Я знаю, что меня нелегко понять, но ты умна, интуитивна и ты… любишь меня.  ВСЕ ВОЗМОЖНО, не так ли?
Он уже поставил свою подпись, а потом добавил постскриптум:
- Я не хочу, чтобы ты была в отчаянии из-за меня!  Я все время думаю о тебе, Я ЛЮБЛЮ ТЕБЯ и прошу: верь мне!  Могу понять, что это…  далеко от ТВОЕЙ концепции любви, но…  я, правда,  люблю тебя! Ты не одна, я всё время с тобой, мыслью и сердцем!

Вот и дочитала, но, честное слово, не знала, радоваться или грустить. Конечно, я искренне была удивлена, даже больше – ошеломлена тем, что мои мысли в целости и сохранности дошли до Франции. Теперь МНЕ предстояло принимать решение, а я понимала, что не готова.  Да, вчера вечером я думала о возможности поехать, но смогу ли выдержать все, в том числе, его общение с Мексикой? 

«Битие определяет сознание!»
В те дни я хотела не только найти ответы на свои вопросы, я ещё  искала точки опоры. И вспомнила, как моя приятельница пригласила меня однажды на семинар по дзен. Там меня удивило все сразу: и мастер, и занятия, и смысл даваемого нам материала. Как человек усидчивый -  «синдром отличницы» - по ходу семинара я  делала записи. И вот сейчас вспомнила о них. Не поленилась, нашла тетрадочку и стала читать, оживляя в памяти те знания, которые нам давались, и понимая, насколько они интересны и мудры.
«Прежде всего, дзен – не религия, а… подход к жизни. Подход дзен – это данность, пребывание в настоящем моменте, без привнесения в него прошлого. Большую часть времени мы проживаем бессознательно, просто реагируя на внешние события, обстоятельства». - Как ни печально это признать! - добавила я от себя.
«Осознанность – независимость внутреннего состояния от внешних обстоятельств. Жизнь такова, какова есть! Нужно просто позволять себе быть внимательным, быть в моменте: видеть, чувствовать, слышать, осязать, обонять. Но не привносить свои мнения, суждения, оценки, интерпретации. Человек познает все напрямую, а интерпретация – это искажение».
Читала, и за строчками словно слышала голос того человека, кто вел занятия. Александр, Саша. Всем своим видом он напоминает… кота. Словно бы чуть вальяжный, но очень собранный. Движения мягкие, точные, плавные, но молниеносная реакция на слова, действия других.  Симпатичный, пушистый,  его хочется «погладить», а как только протягиваешь руку, сразу вспоминаешь о зубах и когтях. Такой приятный котяра, который сам по себе. Ему очень идет его фамилия Мурзин, так и слышится раскатистое «му-у-у-рррр» в переливах голоса. Только не надо обольщаться, Александр может и «физиономией об стол повозить», в переносном смысле, конечно. Просто дать понять, насколько мы далеки от того, чтобы быть в моменте, насколько сильно, а порой и болезненно   реагируем на происходящее.
- Битие (от слова «бить») определяет сознание! – шутит Саша.
Теперь я читала, как будто в первый раз: «Надо уметь входить в любую ситуацию и не отрицать ее!».  Легко сказать! Мне надо просто и непринужденно войти в ситуацию, где любимый мною человек нашел другую женщину и собирается поехать в далекую страну…

Успокоиться, мне лучше успокоиться,  - повторяла я себе. Напишу своему французу что-нибудь нейтральное, вот так:
- Здравствуй, Жан-Поль. Знаешь, иногда я восхищаюсь тобой, ты так хорошо знаешь женскую психологию. Я давно заметила это. Но позволь дать тебе совет: в следующий раз, когда ты будешь соблазнять  женщину, делай это с некоторыми мерами предосторожности. Тогда ей легче будет расставаться с тобой.

 - Моя дорогая Марина! – ответил Жан-Поль. - Прости, что причиняю тебе боль… Тебе это трудно понять, но я никогда не хотел терять тебя. Я не изменился с того времени, когда ты была у меня, изменилось только твое отношение ко мне.
Послушай, у меня есть эта способность – любить, даже на расстоянии. Нет, я не супермен, я хочу сказать другое. Все женщины, которых я любил по-настоящему, остаются в сердце. Более того, я никогда не перестаю их любить, даже если жизнь нас разлучает, иногда при очень болезненных обстоятельствах.   
Помнишь ту даму, с которой мы встретились случайно в супермаркете, Кристину? Это одна из моих самых мрачных историй любви.  «Благодаря» Кристине я в течение двух лет, можно сказать, жил в аду. Никогда раньше я не знал подобного страдания. Потом я говорил себе: «После  «школы  Кристины»… ничего худшего не сможет со мной произойти!». Но по прошествии времени мы сумели остаться приятелями, хотя я предпочитаю держаться на некоторой дистанции.

Как же так? – подумала я, прервав чтение. - Он сам пережил такую боль, а после этого готов причинить ее другому человеку – мне?! Что дальше? Письмо снова было длинным, на целую страницу, и, подавив вздох, я  стала  читать дальше. Что? Опять про любовь? Он писал:
- Поговорим о нас с тобой. С самого начала переписки я понял, что между нами происходит нечто особенное. Потом я понимал, что твое пребывание во Франции и у меня дома будет настоящим подарком. С другой стороны, вдруг начали завязываться мои отношения с… Мексикой, как-то очень быстро! Я… решительно не мог отменить твое путешествие, ты уже купила билеты и казалась очень счастливой. 
Знаешь, я не жалею ни секунды! Ты приехала и очаровала меня. Уверяю тебя, что во время твоего пребывания здесь я почти не думал о Мексике. Я погрузился в огромное счастье, я был влюблен в тебя. И до сих пор люблю, Марина, надо, чтобы ты мне верила! Это так, я способен на чувство. Не знаю, проклятье это или дар, но я люблю тебя. Помни  об этом, я хочу быть для тебя источником силы, а не слабости.
С другой стороны, я признаюсь, что привязан… к этой женщине и  чувствую себя неспособным не встретиться с ней.  Но я не отрицаю того, что было между нами, я тебя люблю и испытываю бесконечную грусть при мысли никогда больше тебя не увидеть.
Знаю, что для тебя непросто все понять. Первый вопрос: можешь ли ты верить мне, Марина?  Второй: можешь ли принять это? Согласна ли ты потерять меня, даже если я не соответствую той картинке, которую ты   нарисовала обо мне? – третий вопрос.   Я люблю тебя, Марина! Жан-Поль.

Снова «люблю», раз семь или восемь в одном письме. И снова «НО»…  Когда же эти противные «Весы» перестанут раскачиваться? Дал же Бог мужчину с необыкновенными чувствами, с потрясающей мощью! Эту бы энергию, да, как говорится, «на мирные цели».
Не могу тебе верить!
Я ответила с такой же силой и искренностью:
- Мы переписывались с тобой несколько месяцев. В феврале ты ежедневно говорил мне о любви, ты приручал меня и ясно видел, что я не женщина «на одну неделю». Ты пригласил меня к себе. В то же время ты искал в Интернете приключений. Ты  хочешь, чтобы я поняла? Нет, я не понимаю. Но… кто ищет, находит. Теперь о той женщине. Ты хочешь ее увидеть, это сильнее тебя? Согласна, поезжай. Только причем здесь я?
Да, я могу согласиться, что ты – это ты.  Нет, я не могу тебе верить. Допустим, я захочу приехать в июне, а ты за этот месяц найдешь себе…  третью женщину и будешь уверять, что это сильнее тебя.
Ты просишь о прощении. Тебе надо обратиться не ко мне; ты сам писал «над нами есть силы, очень могущественные».  Но, если это так важно для тебя, изволь: я тебя прощаю.
Еще одно: не каждый день встречаешь Любовь. Не каждый день бывает для двоих Нотр-Дам в Париже и… второй Нотр-Дам, в Версале. Можно найти огромный мир в душе того, кто тебе близок. Можно открывать богатства в любимом человеке месяц за месяцем, год за годом. У тебя было многое, но ты отказался. Решил, что этого мало.
Что касается третьего вопроса… Конечно, я тебя люблю. Согласна ли я потерять тебя? Да, я готова уступить тебя этой женщине и всем женщинам на свете. Ты свободен.

Когда я отправила письмо, то словно бы отослала Жан-Полю все эмоции, порывы, страсти и объяснения! Это был благословенный перерыв, хотя бы, на несколько дней. Можно спать, читать только что купленную книжку Дипака Чопры «Книга тайн», смотреть телевизор. Честно говоря, про себя я сказала о своем странном французском друге: «Заколебал уже своими женщинами, объяснениями и качаниями из стороны в сторону!».
На днях мы с Леночкой пили чай в  кафе. За соседним столиком трое мужчин разговаривали… матом. Может быть, в другое время я бы сдержалась, а тут всё соединилось в одном: метания француза, который морочил мне голову беседами о любви, неприкрытая словесная грубость вот этих троих. Я обернулась к ним и, подбирая слова, раздельно сказала:
- А вы… знаете какие-нибудь другие выражения, кроме мата?
Мне казалось, что воздух наэлектризован. Поднеси спичку – и все вспыхнет. Мой вид, взгляд, должно быть, сказал мужчинам больше, чем вопрос, потому что они… вдруг смутились, а один из них сказал:
- Простите, пожалуйста!
Я повернулась к Леночке. Мы тихо заговорили. Она спросила:
- О чем  пишут из Франции?
- Приглашают, увлекают, признаются в любви, - отвечала я. – И знаешь, вопреки всему, я очень привязана к Жан-Полю.
- А я сердита на него из-за тебя! - сверкая глазами, бросила Лена. – Надо же, он, как плющ, прорастает везде, опутывает, обвивает.
- Если исходить из того, что все люди нам учителя, то… дал же Бог учителя! Я не знаю, что делать, правда.
- Есть такая притча, - задумчиво начала Леночка. – Мама подарила дочери бусы из жемчуга, о которых та давно мечтала. А потом девочка как-то разговаривала с отцом и сказала ему, что любит его и готова сделать все, о чем он попросит. «Подари мне свои бусики!» - сказал отец. «Нет, папочка, они мне так дороги!» - ответила она. Но на другой день подошла к отцу, вся в слезах: «Папа, возьми мое жемчужное ожерелье, возьми, пожалуйста! Твоя любовь мне дороже всего на свете!».
Лена помолчала. Я едва сдерживала слезы. А потом она произнесла:
- Отдай все… Богу! Отдай самое дорогое, и пусть Он решает.
Разве можно добавить что-то? Я машинально помешивала ложечкой в чашке. Из задумчивости меня вывели… те мужчины, что сидели за соседним столиком. Они поднялись, чтобы уходить, и один из них протянул листок: «Вот наши телефоны, если захотите, позвоните как-нибудь! И извините еще раз». Леночка улыбнулась, а я машинально взяла листок.

 В выходной день мне посчастливилось выехать с папой за город, погулять в сосновом бору. Дул очень свежий, порывами, холодный ветер, но апрельское, еще непривычно-яркое, солнце согревало. Словно и на сердце теплее становилось. Я выбрала большую толстую сосну, обняла её, жадно вдыхая запах смолы, потом прислонилась спиной к шероховатому стволу, стала лицом к солнечному диску, закрыла глаза.  Перед внутренним взором возникло  огненное, оранжево-желтое пятно, оно быстро разрасталось, заливая всю меня светом. А еще было ощущение, что Земля медленно движется подо мной, словно я обретаю равновесие, перенося тяжесть с одной ноги на другую. Удивительно реально и нереально.
Дома, когда я открыла интернет, в глаза бросилась фраза «Исход битвы определяешь ты!». Усмехнулась, да уж, пару лет назад мне нравилось, как в известном мультике, кричать: «Я Шира, сила у меня-а-а-а!», доставая воображаемый меч. Неужели он мне пригодится? А вот и посмотрим сейчас, тем более, что Жан-Поль прислал письмо.

- Знаешь, Марина, писал он, - если бы Господь создал одну женщину, то да, мне было бы достаточно.
Как тебе объяснить, давай на примере. Допустим, у тебя один ребенок, и ты его любишь. Но если у тебя их двое, ты любишь двоих. Если пять детей, любишь пятерых. Так понятнее, да?
Когда ты входишь в мое сердце, это навсегда. Неважно, со мной ты или далеко… Можно ли любить двоих женщин? Мой ответ: да. Понимаю, это не твоя концепция. Ты хочешь быть верна одному мужчине и хочешь, чтобы он был верен тебе. Взгляд классический и заслуживает всякого уважения. Но моя концепция верности иная. Я верен ЧУВСТВАМ, которые испытываю к человеку.  Поэтому, что бы ты ни делала, что бы ни думала обо мне, я продолжаю тебя любить. Знаю, что это трудно понять.
Что касается моего приглашения, оно в силе! Приезжай! Это открытость с моей стороны, а не обязанность. Ты приглашена! Только… я ждал бы от тебя, чтобы ты не препятствовала моему…  общению с Мексикой… время от времени…
Не волнуйся! Знаю, что ты слишком далека от того, чтобы вынести все,  и что у меня нет никакого шанса увидеть тебя вновь. Это… гипотеза, чтобы объяснить тебе мою манеру видеть вещи. Я не претендую на то, что моя концепция любви и верности совершенна, и ты – живое тому доказательство. Знаю, что, рассказывая тебе о моих взглядах, я раню тебя, причиняю тебе боль, и я…  почти теряю тебя в эти минуты. Как видишь, в моей искренности нет никакой выгоды для меня.
Я ничего не забыл из наших мартовских каникул. Наши поездки в Париж, к маме, Нотр-Дам, Версаль, прогулка на лодке, и… все прекрасные моменты близости. 
Ты другая, видишь вещи иначе, но я уважаю эти различия. Между нами есть любовь, много любви. Зачем ее отрицать? Я люблю тебя, и мне тебя не хватает.  Жан-Поль.

Дочитала очередную «исповедь». С какой твердостью еще 18 апреля Жан-Поль написал, что не может меня принять этим летом и не может видеть, с таким же, если не бОльшим, упорством теперь зовет к себе и уверяет  в любви, даже в верности. Только это его письмо полно грусти и достоинства – так я почувствовала.

Свет и тень
Если бы я могла отстраниться от ситуации, то сказала бы, что каждый из нас отстаивает свою позицию. И мы оба меняем минус на плюс, конечно, с учетом вновь открывшихся обстоятельств. Когда я демонстрировала «да!», он сказал «нет!». Как только четко сказала «нет, не верю!», так мужчина стал прилагать массу усилий, чтобы получить «да!». Классика жанра, то есть вполне классическая ситуация. Но я не могла смотреть, чувствовать и действовать отстраненно. 
…Мне часто вспоминался тот не раз виденный слоган «Последний легион. Последняя битва. Последняя надежда». Мы бились, как два могучих воина, просто воздух звенел от ударов, и отступать мне было некуда.
Для меня понятие «предательство» материализовалось. Хотя я ни разу в письмах своих не оскорбила Жан-Поля, не написала жестких или страшных слов, больнее всего было понимать, что он ПРЕДАЛ меня еще до моего приезда. И все девять дней ЗНАЛ, что, когда я уеду домой, он возобновит контакты с другой женщиной. Говорил о чувствах ко мне и… знал! Был со мной весел, близок, очень близок и… знал. 
Пустяк какой для мужчины, да? Так живут и все те, кто изменяет женам, спокойно живут! Но я не просила для себя такого! Надо ли было годы ждать встречи, чтобы  найти, Бог ты мой, принца на этой самой белой лошади. Как в насмешку!
Видно, «школа Кристины» не пошла впрок, а, может, наоборот, пошла, коль скоро он решил применить ее в отношениях со мной. Неосознанно, должно быть, решил. А еще мне было трудно вот от чего. – Он по письмам давно понял, кто я. Видел, что не искательница дешевых приключений, знал, что я долгое время была одна, но это его не остановило.
Тайной для меня оставалось и то, зачем Жан-Поль знакомил меня со своей мамой, зачем настаивал, чтобы я рассказала о нем своему отцу, зачем писал, что гордится мною?! …Когда все это время… играл уже на чужом поле.
Да, конечно, я опять реагирую, вместо того, чтобы сохранять спокойствие. Одно дело – сходить на семинар по дзен, совершенно другое -  сделать этот подход к жизни своей реальностью.
Как бы поговорить с мастером дзен, с Сашей? Мое желание и тут исполнилось. Оказалось, что Александр на несколько дней приехал в наш город.   Мы созвонились, и он согласился встретиться.   
Было уже тепло, на встречу я шла в легком пальто из Парижа, в летящем белом шарфе и в шляпе, которую подарил мне Жан-Поль.
Саша пристально оглядел меня, выслушал мой короткий рассказ, заметил грустные глаза и  то, что порой мне приходилось сдерживать слезы, а потом поставил диагноз:
- Мания величия на фоне комплекса неполноценности!
 Я невольно рассмеялась, настолько неожиданно это прозвучало.
На мои вопросы «почему?», «за что?»  он сказал:
- Ты  забыла о дуальности мира, то есть о его двойственности.  Плюс – минус, свет - тень…  У тебя все было так классно: Франция, красивая история, а ты цепляешься за это. Пойми, у мира есть все для тебя!
Саша долго говорил со мной. Мне запомнился такой пассаж:
- Любая попытка подогнать другого человека под себя, под свое восприятие, приводит к краху. Ты пропускаешь САМОГО человека.  Ты говоришь, что любишь? Пусть это чувство будет здесь, с тобой, и оно может вырасти благодаря твоему вниманию. 

Сегодня вечером я посмотрела два фильма «Убить Билла» и «Глаза Ангела». В одном  фильме совсем прозрачно показано, что Любовь может привести… к смерти.  А во втором героиня говорит мужчине с глазами ангела: «Я давила на тебя, но поняла: не обязательно быть идеальным!». Словно послание мне, недаром же я помню и ценю фразу Коэльо «Люби и не спрашивай, просто люби».
Поскольку я не отвечала Жан-Полю, он прислал короткое письмо:
- Ты очень молчалива. Тебе нечего сказать или ты не хочешь говорить со мной? Задавай любые вопросы - отвечу. Пока мы сохраняем хоть какую-то   переписку, я рад.

Мы встретились с Леночкой в кафе, в обеденный перерыв. Чтобы развеселить меня, она сказала:
- Об этом только мечтать можно! За последние месяцы твой француз говорил тебе «люблю!» тысячу раз. Но вот что интересно: чем сильнее теперь его «да», тем тверже твое «нет».
- Ты права, конечно. Но едет он в другую страну, не ко мне. Что я могу поделать?
- Да ты и так, вон какую махину развернула на 180 градусов, буквально за несколько дней. То Жан-Поль утверждал, что не может тебя принять ни за что, сейчас пишет: «Приезжай на любых условиях!»… А потом, до июля еще так много времени! Все может перемениться, и он не полетит в Мексику. Ты решила что-нибудь?
- Пока нет.
- Знаешь, Мариночка, может быть, за твоим «нет» и находится та дверь, которую тебе надо открыть.
- То есть я отказываюсь от возможности понять нечто, для меня важное?
- Кто может знать наверняка? Что бы ты ни сделала, все будет правильно. Только слушай свое сердце.

Рискну
Жан-Поль снова написал, теперь уже коротко, тихо и смиренно:
- Я хочу, чтобы ты знала: я люблю тебя. Если ты приедешь во Францию, двери моего дома и мое сердце открыты. …Сейчас ты видишь меня другим, но, Марина, я не изменился! Изменилось только твое отношение ко мне, вернее, твоя картинка, где ты меня нарисовала.  Я остался прежним. Люблю тебя, мне тебя не хватает.

Жан-Поль говорил об этом уже второй раз, я обратила внимание и поняла: он-то, правда, остался таким, каким был. Я знала только часть его, другая была скрыта от меня.
Один из моих учителей, Антар, несколько месяцев назад, говорил мне о биении жизни: «Делай что-нибудь, рискуй!». Так что же, отойти в сторону или рискнуть? Хорошо, я рискну. Постараюсь быть в моменте, смотреть, чувствовать. А там, как жизнь рассудит.
В ответном письме Жан-Полю я говорила о погоде, рассуждала политике, а потом, будто ныряя в холодную воду, сделала приписку:
- Спасибо за твое предложение приехать. Если ты вправду хочешь меня снова видеть, хорошо, согласна. Можешь ли ты оформить мне приглашение? Если это не доставит тебе хлопот, конечно. Я знаю ситуацию и…   обстоятельства. Надеюсь, ты понимаешь, что мне было трудно написать это.   

…Вот я и отдала все туда, на усмотрение Высших сил. А мне надо побыть наблюдателем. Это снова урок приятия жизни, всех ее граней. Хотя сколько их было, уроков? Вспомнились слова Антара: «Готовься к новым испытаниям». Теперь мне предстояло отправиться в неизвестное, я понятия не имела, как поступают в таких ситуациях.
Жан-Поль написал письмо, которое я читала… осторожно, словно мне дали подержать в руках ежика, а я боюсь уколоться. Правда, было больно от всех последних событий, поэтому я взвешивала адресованные мне слова, пытаясь настроиться на частоту своего сердца и понять, насколько искренен мужчина, который пишет мне:
- Да, я понимаю, что тебе было нелегко решиться и еще сложнее предложить мне это. Я буду рад тебя принять и счастлив снова видеть. Я люблю тебя такой, какая ты есть.
Мне объяснили в мэрии, какие нужно собрать документы. Напиши мне, пожалуйста, твой адрес, данные паспорта… Я буду держать тебя в курсе дел и надеюсь, все у нас получится.

Сегодня я смотрела по телевизору передачу про Лувр. Наполеон, который превратил в музей резиденцию для королей, любил повторять: «В моем словаре нет слова «невозможно».  Прекрасно сказано, мне бы такую решимость.
Показали панорамы Парижа, дорогу, что ведет с авеню д Опера во двор Лувра. Я отлично знаю эти места, гуляла там десятки раз, поэтому просто приникла к экрану и почувствовала, как иду по знакомым улицам… сижу на теплой каменной скамейке во дворе Лувра, стою возле пирамиды под палящими лучами солнца, а рядом журчат фонтаны.
Время от времени я заглядывала на свою страничку на сайте знакомств. Иногда мне писали двое мужчин, я отвечала им. Мой предприимчивый друг – я говорю о Жан-Поле – своим поведением сделал все возможное, чтобы я не чувствовала угрызений совести из-за моей переписки с Кристианом и Жоэлем. Это нельзя было назвать «любовными историями». Кристиан представлялся мне солидным, основательным, он работал инженером в нефтяной промышленности. Жоэль – преподаватель - был красноречивым, увлекался Россией и Англией, писал мне длинные письма и много шутил.  По поводу этих мужчин я думала: раз мир послал мне их, значит, так нужно. Посмотрим, как отношения будут развиваться дальше.

- Сегодня мне позвонила мама, - писал Жан-Поль, - она была очень рада узнать, что ты снова приедешь во Францию. Я отдал все документы в мэрию, буду ждать ответ, на это уйдет десять дней.
Знаешь, мне нравится идея Сент-Экзюпери «я в ответе за тех, кого приручил», правда, нравится. Я люблю тебя и не скрою,  что жду нашей встречи.

…Пока улаживались дела с оформлением приглашения, прошел почти месяц. Внешне наши отношения с Жан-Полем были ровными, я закрыла  дверь, за которой жила моя боль, и старалась не думать о «нетривиальных» обстоятельствах своей будущей поездки и далекой стране Мексике… В письмах мы не касались щекотливой темы, и мой друг не тревожил меня даже намеками.
К тому же я сознательно поддерживала переписку с теми двумя мужчинами, Кристианом и Жоэлем, они стали изредка звонить мне. Решила, что накануне моего отъезда сообщу им, что скоро буду в Париже. Если Жан-Полю можно «искать приключений», то и мне тоже; рискну повстречаться с первым и вторым.
…Вот мне и пришло приглашение от Жан-Поля – в солнечный яркий день молодой симпатичный курьер вручил заветный конверт. Мои близкие не знали об обстоятельствах поездки, об этом была осведомлена только Лена. Итак, мне оставалось получить в Москве визу.

Буду молиться за тебя!
Москва! Огромная, непонятная, шумная! Прилетев, я хотела поехать общественным транспортом. Узнала, как добраться до моей гостиницы. Сначала на автобусе, потом на метро, с пересадкой, потом еще пешком пару остановок, а было уже девять вечера. Ко мне подходили таксисты, я вежливо, не глядя, отвечала всем «спасибо, нет!». Но один мужчина упорно шел за мной и говорил, что уже поздно, что, мол, зачем мне тащиться с чемоданом на другой конец Москвы, пока я не взглянула на него:
- Хорошо, поехали!
Мне было приятно - спокойно сесть в чистенькую вишневую машину  «Ауди» и не думать, как ехать, где делать пересадки. Водитель представился:
- Михаил!
- Марина, - улыбнулась я.
Удивительно, но мы как-то сразу разговорились, и это было легко. Он рассказывал о себе, я сказала коротко, что еду во Францию.
- Замуж выходить? – подхватил он.
- Нет, просто так…
И, чтобы перевести разговор, спросила:
- А вы кто, по гороскопу?
- Я? – он хмыкнул. - Ни рыба, ни мясо – весы! Недотепа.
Так искренне я давно уже не хохотала: надо же, весы, как Жан-Поль! И такой самокритичный.
- Нельзя о себе плохо говорить! – сказала я Михаилу и принялась объяснять, почему именно нельзя.
Из нашей двухчасовой беседы во время езды по московским «пробкам»  я приведу только маленький фрагмент, слова Михаила, которые напрямую меня касались, хотя он не знал об этом.
- Даже если ты хочешь чего-то очень сильно, не надо напряженно ждать! – говорил он.
- Как? – спросила я.
- Просто живи и… немножечко играй. Тогда все обязательно исполнится.
Мы подъехали к гостинице. Я расплатилась. Вытащив из багажника мои вещи, Михаил взял меня за обе руки и сказал:
- Когда ты села в машину, в первые полчаса,  у меня даже… карта Москвы в голове сбилась. Ты меня поразила!
- Чем же? – растерянно спросила я.
- В тебе есть… самость. Она редко встречается, поверь, я вижу много людей каждый день. У тебя все сложится замечательно! Я… буду молиться за тебя.
Это прозвучало абсолютно неожиданно, особенно последняя фраза. Представьте, суетная Москва, поздний вечер, водитель такси довез незнакомую женщину до гостиницы и вдруг говорит ей важные слова, будто… из другого сценария, из другой жизни. Сказать по правде, наверное, такие, в которых я нуждалась.
- Спасибо! – я взяла чемодан и пошла к крыльцу гостиницы.
- Марина! – вдруг громко позвал Михаил, как будто мы давно знакомы, а теперь я ухожу, не досказав чего-то.
Обернулась, он подошел:
- А тебе точно нужна «Славянка», а не «Славянская»?
- Точно.
- Может быть, ты отдохнешь, а потом мы поужинаем?
- Нет! - твердо сказала я и улыбнулась, чтобы смягчить интонации. – Зачем?  Спасибо и до свидания.

Выспавшись и позавтракав в гостинице, я, поехала в посольство Франции, так как мне было назначено, причем, не только день, но и час. Большая Якиманка, 34, там и визовый центр. Когда стояла в очереди, моя дочь, Светлана, прислала СМС:
- Удача улыбается таким, как мы!
Вскоре нам было разрешено войти, и я сдала в нужное окошечко все документы приятному смуглому мужчине. Часа четыре или пять я ходила, сидела, снова ходила, дожидаясь решения. Было уже шесть часов вечера. Наконец, среди прочих услышала свою фамилию. Это значит, мне дали визу. Подошла к окошку, взяла свой красный паспорт.
Для того, чтобы бурно обрадоваться, я, наверное, слишком устала, да еще хотелось пить и есть. Но я все-таки открыла паспорт, полюбовалась на шенгенскую визу. Хороша! И я тоже, потому что над моей фотографией в паспорте «расцвел» причудливый цветок, отливающий металлическим блеском. В центре – ма-а-а-ленький земной шар, а от него расходятся лучи, и еще сверкают симпатичные звездочки.
Мир снова открывал для меня дорогу во Францию, а я всегда отмечаю такие знаки. Мне дали визу, значит, правда, для меня лучше поехать к Жан-Полю, окунуться в неизвестное и усвоить новые уроки.
Проходя мимо маленькой уличной кафешки, я ощутила приступ слабости от голода, да еще до меня донесся восхитительный запах блинов, которые жарили тут же, на глазах посетителей. Я еле дождалась очереди, попросила блинчик - он был большущий - с яблоками; зеленый чай. Наконец-то можно сделать первый обжигающий глоток, второй. Чай с мятой, горячий блинчик, на который я даже дула от нетерпения, казались блаженством. Внутри разливалось тепло, ко мне возвращались энергия, радость жизни.
Поехала в гостиницу на метро. Выйдя из поезда, сквозь свист проносящихся электричек и шум толпы услышала звуки скрипки. Неужели мне не почудилось? Ближе к выходу из метро увидела молодого мужчину. Он стоял со скрипкой в руках и казался отделенным от людей, которые торопливо шли мимо. Я выхватила взглядом его стройную фигуру в джинсах и белой рубашке, отметила спокойствие, отрешенное выражение лица.  Потом уселась на парапет поодаль, чтобы не мешать движению и слышать Музыку. Скрипка грустила,  пела, увлекала за собой. Словно бы невидимые нити протянулись от скрипача ко мне, и вовсе не мешали снующие люди, обрывки разговоров, смех и шум. Под рождающуюся мелодию во мне всплыли слова, хотя раньше я их только мельком слышала:
  «Там для меня горит очаг,
  Как вечный знак забытых истин.
  Мне до него последний шаг,
  И этот шаг длиннее жизни!».
…Ночью в гостинице я спала, как ребенок, набиралась сил. А на следующий день полетела в Париж.

Мы сделали это!
Жан-Поль не мог встретить меня в аэропорту – он предупредил меня об этом. Мы давно договорились, что я сяду на поезд и через Париж доеду до поселка, где живет мама Жан-Поля, я потом он заберет меня домой. Знала, и все равно ждала его в Шарль де Голь. Он не приехал.
Я умылась, посидела в аэропорту, бездумно глядя на людей разных национальностей и цвета кожи. В душе росла… радость: я приехала в Париж, я снова здесь. Надо только доверять миру, и все будет хорошо.
Из электрички позвонила маме Жан-Поля. Она говорила радостно и немного возбужденно. Я поняла, что, когда приеду, мне надо ждать на вокзале.
Электропоезд шел через Париж. Знакомые станции метро. Только в эти минуты я отчетливо поняла, что приехала, несмотря ни на что или… вопреки всему.  Я снова в Париже, теперь он обязательно поможет, это же мой «параллельный мир», который дает мне силы и энергию. Несмотря на духоту и толчею в вагоне, я безотчетно улыбалась. Потом мы выехали за город, и вот уже за окном мелькают деревья, поля, маленькие домики. Улыбнулась: такое впечатление, что еду где-то возле Екатеринбурга, только мелодичный голос вежливо объявляет остановки на французском языке. А вот и нужная мне станция. Из поезда я вышла на перрон, потом на автобусную остановку, нашла лавочку и села на нее. Духота обволакивала и изнуряла. Я вытирала платком влажное от пота лицо, прося у природы хоть легкого дуновенья ветра, изредка смотрела по сторонам, ожидая мадам Маршан.
Вдруг рядом со мной затормозила машина с открытым верхом, из нее вышел мужчина. Я увидела его, вот только не поняла сразу, что это Жан-Поль. Он был в светлой вололазке, в гетрах и сапогах, наверное, приехал сразу после занятий верховой ездой. Ну, практически, сказочный принц на белом коне, - грустно улыбнулась я про себя.
Жан-Поль подошел ко мне, губы слегка кривились, словно ему трудно говорить.
- Я тебя не узнала! – бросила устало и как-то безразлично. Сказалось всё: последние тяжелые для меня недели, трудная дорога.
- Здравствуй! Где ты была так долго? Мы уже начали волноваться! Давай чемодан!
Жан-Поль тоже не кинулся обнимать меня, похоже,  не знал, как себя вести, или почувствовал мое состояние.
Мы оба оживились только тогда, когда приехали к маме. Она меня разглядывала, прижимала к себе, снова отстраняла, задавала вопросы, назвала меня, как прежде, маленьким львенком из Сибири (ma petite lionne de Siberie). Я улыбалась, отвечала и понемногу оттаивала. Жан-Поль будто настроился на меня, уловил изменения и, обращаясь к маме, спросил:
- А, правда, Марина все равно красивая, хотя и усталая?
Я пошла умываться, с наслаждением плескала холодной водой на разгоряченное от жары лицо. Потом мы, конечно, пили кофе, куда же без него во Франции? Я вручила маме Жан-Поля сувениры, достала из сумки и отдала ей московский шоколад, коробку конфет. Она радовалась, как ребенок. Пригласила меня, точнее, нас на любительскую оперу, где должна была петь ее дочь – сестра Жан-Поля. Оперу ставили в небольшом городке, неподалеку. Я сказала, что мы обязательно приедем.
Вскоре мы отправились домой на черной «Реношке». Мама вышла нас проводить, снова обняла меня «до скорой встречи!», и мы поехали.
Задира-ветер играл с моими волосами. На скорости разговаривать было бесполезно, ну, и хорошо. Я «ожила», улыбалась и думала: «Мы с моим прекрасным миром сделали это! Ура, я во Франции! Спасибо всем, кто со мной и за меня!». 
Вот и подземный гараж, мы поднимаемся в квартиру. Да, я помню здесь все. Даже не «помню», а знаю! Вот мое любимое кресло, вот бордовая спальня, а вот волшебные окна, которые открывают вид на озеро.
Жан-Поль предупредителен и нежен со мной сверх всякой меры, словно ему вручили тончайшей работы хрустальную вазу, и он боится разбить ее из-за одного неловкого или неточного движения.
Нет, он не изображает нежность, он искренне рад мне. Снова происходит «церемония» раскладывания вещей. Вот я уже обустроилась, пошла в душ. Какое блаженство – обыкновенная теплая вода, а потом и большое мягкое полотенце. Жан-Поль варит мне кофе, и тут раздается нежный звон – мне пришла СМС-ка от Лены. Подруга пишет:
- Тебе дана роскошная контрольная на французском. Желаю получить удовольствие от процесса и результата.
Весь оставшийся день Жан-Поль проводит со мной. Я нахожусь «в моменте» (спасибо Саше Мурзину), вижу, чувствую, осязаю, но без интерпретаций происходящего.
Поздно вечером, собираясь на работу, мой друг говорит:
- Вот твой комплект ключей от квартиры, от подъезда.
Жан-Поль показывает, как открывать и закрывать двери, предлагает мне самой попробовать. Потом, стоя уже на пороге, вдруг сообщает, с деланным равнодушием:
- Ежедневно на рассвете или рано утром я… общаюсь, то есть разговариваю с… Мексикой.
Вот так прямо.  Я молча киваю, слова застряли в горле, там становится холодно, как будто я проглотила кусочек льда.
Жан-Поль целует меня, гладит по волосам:
- Я рад, что ты приехала и не хочу, чтобы ты грустила из-за  меня!
- Довольно! – отстраняюсь я и ухожу в другую комнату. Он уезжает.
Сижу на кровати и рассуждаю:
- Мариночка! Ты уже здесь, Было же сказано «доверяй миру!», так и нужно доверять. Всё устроится. А когда ты сердишься, нет возможности для маневра.

…Я проснулась рано утром. Во Франции-то рано, а у нас в Сибири уже почти полдень. Дверь в спальню была закрыта, но до меня доносился голос Жан-Поля – он беседовал с… Мексикой. Я лежала и наблюдала свое спокойствие – уже шаг вперед! Через час пришел Жан-Поль, лег спать. Я поднялась, вышла в гостиную, посидела за «барной» стойкой на высоком стуле, любуясь озером. Выпила чаю, и тут мне  на мобильный позвонил Кристиан.
Ах, да, у меня же есть два француза для… А для чего? Про запас, для знакомства? Я рассмеялась и сказала в трубку:
- Bonjour, Christian! Ca va? (Добрый день, Кристиан. Все хорошо?).
Он ответил «са ва!» и объяснил, что сегодня должен улететь в командировку, в Алжир, по работе. Говорил, что ему очень жаль – наша встреча пока не состоится. Забегая вперед, скажу, что потом Кристиан слал мне письма из Алжира, живописуя работу и пустыню, присылал фотографии.
Положив трубку, я задумалась: да, елки-палки, что я, заговоренная, что ли? Будто кроме Жан-Поля, мир «не дает» других мужчин, говоря: твой урок здесь, и ты должна его пройти! Впрочем, остается еще Жоэль!

Трудные разговоры
В субботу и воскресенье я не смогла съездить в Париж, а мне так хотелось! Я узнала, что в выходные дни автобусы до вокзала, где я должна была сесть в электричку, ходят примерно раз в час. Электрички тоже бывают довольно редко. Мне жаль было терять столько времени на ожидание.
Жан-Поль не мог отвезти меня в Париж, потому что работал каждый день.
Я много гуляла, ходила вокруг обожаемого мною озера. Вода успокаивает, примиряет меня с собой и обстоятельствами.
Иногда сидела на скамейке, болтала ногами, жевала сорванную по пути травинку и читала книгу, иногда пела – у воды голос звучит более сильно и чисто.
Сегодня, пока Жан-Поль спал, я приготовила обед: салат, картошку с шампиньонами.  И … напекла оладьи, так, для русской экзотики. Когда мой друг проснулся, я красиво сервировала стол, а сама решила пойти погулять. Он поблагодарил. На вопрос о том «что это?» я кратко рассказала про оладьи, еще достала из холодильника сметану, объяснила, что  с ней есть будет вкуснее.
Жан-Поль обедал и смотрел какую-то спортивную передачу, а я вышла из спальни, одетая для прогулки. Он оторвал взгляд от телевизора и   пристально на меня посмотрел:
- Огромное тебе спасибо за прекрасный обед! И... ты… очень красивая!
- Спасибо.
Он подошел, обнял меня, спросил:
- Идешь к озеру?
- Хочу посмотреть твой город.
- Только не потеряйся!
- Всегда найдутся милые французские мужчины, которые меня проводят! - улыбнулась я.
- Не вздумай ни с кем кокетничать, я очень ревнивый!
Вечером мы поехали смотреть оперу. Сцена была сооружена прямо во дворе какого-то, говоря по-нашему, центра культуры, скамейки для зрителей расставили под открытым небом.
Французы, насколько я поняла, очень любят и поощряют спортивные занятия и всякого рода самодеятельность. То народные танцы, то вокальные ансамбли, то опера в небольшом городке.
Сестра Жан-Поля, переодеваясь по ходу сюжета, играла сразу несколько эпизодических ролей, а во второй части оперы у ней была даже сольная партия. После окончания мы подошли к Эммануэль – так звали сестру Жан-Поля – поблагодарить и сказать комплименты.
По правде говоря, французы придают большое значение всем «церемониальным» словам и выражениям. У них обязательно нужно сказать «доброе утро!», всенепременно «приятного аппетита!». Они никогда не путают послеобеденное время и вечер. Так, после обеда вам обязательно скажут, например, в магазине или аптеке «bon apr;s-midi!» (что можно перевести, как «удачного послеобеденного времени!»), а вечером – «доброго вечера!» («bonsoir!»). Насколько я успела понять и почувствовать, эта вежливость у них, что называется, в крови, они действительно, а не по обязанности, воспитанные, милые, искренние, отзывчивые и вежливые. Если у тебя очень грустное лицо, на котором написана тревога или печаль, незнакомый человек может обратиться к тебе в автобусе или метро с  вопросом: «У вас все в порядке?». Несколько раз во время моих прошлых визитов во Францию, я заблудилась в Париже. Стоило мне остановиться, развернуть карту и начать оглядываться по сторонам, рядом обязательно останавливался кто-нибудь и спрашивал: «Вы не знаете, куда идти? Могу я чем-то помочь?».

…Так вот, меня представили сестре Жан-Поля. Она была стройненькая,  живая и подвижная, с прямым острым носиком, смеющимися глазами. Говорила нежным голосом и очень быстро, как многие французы. Сказала, что мечтает побывать в России. Я ответила: «Так в чем дело? Приезжай!»
Мы поблагодарили Эммануэль за прекрасный вечер, наговорили ей комплиментов. Когда ехали домой, Жан-Полю пришла СМС-ка. Стало совсем скверно: я… поняла, кто это пишет и откуда -  женская интуиция.
В квартиру поднялась одна, мой друг остался в гараже. Мне было плохо – вдруг случился криз, они у меня бывают изредка. Сердце билось, как сумасшедшее, то быстро-быстро, то медленно; ломило виски; кружилась голова. Я накапала себе в стакан с водой валокардина, который привезла из России, залпом выпила и легла на диван в гостиной.  Вскоре пришел мой друг. Сразу «унюхал» резковатый запах раствора, как доктор, спросил, какое это лекарство, и что со мной.  Ответила, что обычное успокаивающее. Кризы и вправду не очень страшны, просто они одаривают неприятными симптомами: головокружение, сердцебиение, страх… Я налила себе еще воды в стакан, но выпить не смогла – руки дрожали. Снова легла на диван, стараясь дышать медленно и ровно. Жан-Поль сказал твердо:
- Мне нужно выйти в интернет прямо сейчас!
- Только этого мне не хватало! - пробормотала я.
Осторожно поднялась и ушла в спальню. Посидела, подышала глубоко, потом про себя досчитала до ста, появилась на пороге гостиной:
- Прости, ты прав. Раз надо в интернет, конечно…
- Можно мне обнять тебя? – спросил Жан-Поль.
- Нет! – я снова вошла в спальню и на этот раз закрыла за собой дверь.
Минут через десять он вошел, сел на пол возле кровати. Я быстро смахнула слезы, но он увидел, что я плачу, сказал в три приема, будто слова давались ему с трудом:
- Извини, что у тебя… такие трудные каникулы… из-за меня.
- Нет проблем.
-Ты веришь, что очень важна для меня, Марина?
- Не знаю. Может, ты просто пожалел меня.
- Это не мой стиль… Пойми, Марина, ты живешь не в соседнем доме, а очень, очень далеко от меня. Но ты уже второй раз здесь, в моей квартире. И ты приехала не на два дня, а на месяц. Я  рад, что ты со мной.
- Я поняла, теперь ты можешь идти к компьютеру, общаться.
Но Жан-Поль не ушел, так и сидел на полу возле кровати, точно не решаясь прикоснуться ко мне. Только глядел как-то по-особому, словно  ласкал меня взглядом:
- Ты… ты мне слишком дорога, Марина.
- Хорошо, допустим, - снова разволновалась я. - Ты можешь себе представить, что ты меня любишь, а я ежедневно разговариваю часами с другим мужчиной?
- А ты, - ни секунды не раздумывая, ответил он, -  можешь себе представить, что у тебя есть другой мужчина, а ты приглашаешь меня к себе пожить?
…Вот и возрази, попробуй! У него всегда такие подходы. В другом  случае я бы оценила оригинальность мышления и улыбнулась находчивости. Сейчас, на своем месте, я не могла быть непредвзятой. Хотя отметила про себя, что в картине мира Жан-Поля все стройно и вполне сочетаемо. Он снял очки и устало потер глаза. И еще подлил масла в огонь, сказав почти резко:
- Я ведь ту женщину не видел, не встречал в реальном мире, только в виртуальном.
 Мне было трудно не согласиться.
- Но ведь вы с ней… ладно, как ты относишься к ней?
- Я влюблен в нее! - мрачно ответил он.
- Ты понимаешь, кому это говоришь?
- Но ведь ты спросила!  Лучше было бы, если бы я солгал?
Как ему ответить?  Хотя, должна признаться, что в данном случае я бы предпочла ложь.
В таком духе мы проговорили два часа. Жан-Поль так и не пошел в ту ночь общаться с Мексикой.

Утром следующего дня Лена прислала СМС:
- По мнению моего мужа,  с иномарками всегда много возни, но эффект того стоит!   Желаю терпения, оптимизма и здорового пофигизма.
Ах, Леночка, она так поддерживает меня, старается подбодрить, рассмешить! Чего мне, в самом деле, не хватает, так это здорового пофигизма.

«Вы – женщина, вы – богиня!»
В этот раз Жан-Поль приехал с работы в три часа ночи, осторожно заглянул в спальню. Я не спала. Он  обнял меня, поцеловал:
- Я лягу позже!
Это «позже» затянулось с трех ночи до семи утра – конечно, он общался по Интернету с дамой из Мексики. Когда он снова «нарисовался» в спальне, я взяла ноутбук и пошла в гостиную, чтобы  посмотреть свою электронную почту.
Кроме прочих, мне написал Жоэль. Он рассказал, что…   буквально на днях познакомился с женщиной, которая, как оказалось, живет совсем недалеко от него. Он очарован ею и писал мне, что, скорее всего, это любовь с первого взгляда.  Поэтому, если мы и встретимся с ним, то в присутствии этой дамы. 
Наверное, у меня была обратная реакция, потому что я… громко  засмеялась: как, и этот тоже не может встретиться со мной? Сначала Кристиан уехал в другую страну, теперь Жоэль встретил свою любовь. Интересная получается картина, я что «приговорена» к своему странному французу, Жан-Полю? А другие мужчины просто исчезают, испаряются в пространстве…
На мой смех из спальни вышел Жан-Поль. Он не видел того, что у меня на экране компьютера, вероятно, подумал, что письмо от другого мужчины. Но вот мое веселье он понял по-своему. Снова вернулся в спальню, а через пять минут опять вышел, будто бы в туалет. Меня это рассмешило еще больше: ага, он ревнует! Жан-Поль сказал, словно бы в шутку:
- Если ты меня обманешь, изменишь мне, я… убью тебя!
- А потом себя, да? –  усмехнулась  я.

День был жаркий, но свежий ветерок сглаживал зной. Я собралась в Париж, надела сине-зеленый легкий, почти невесомый, сарафан, открывающий плечи. Сверху набросила голубую косынку, чтобы приглушить некоторую вольность в покрое сарафана. На ноги – босоножки на небольшом каблучке. Надо еще и глаза подкрасить, сделать поярче, а то они очень грустные.
Собиралась и думала о подходе дзен, о том, чтобы «быть в моменте», не реагировать на события, а просто проживать их. И мне пришло СМС-сообщение от Юли – «соратницы» по занятиям в группе дзен. Юленька  писала:
- Привет, моя радость. Я на тренинге у Саши Мурзина. Как у тебя дела? Солнышко вышло? Помни: ты всегда вначале.
Я ответила:
- Есть всё: слезы, солнце, Париж! Не хватает Сашиной иронии  и твоей нежной мудрости.

В Париже мне нужно было увидеться с приятельницей, Ириной, которая  года три назад вышла замуж за парижанина и уехала жить во Францию.
Мы должны были встретиться недалеко от Лувра, а именно в саду Тюильри. Я вышла на станции метро «Лувр», посмотрела схему и засомневалась, куда идти, к какому выходу. Совсем близко от меня, словно из воздуха, возник мужчина, коснулся моей руки, я даже вздрогнула от неожиданности. Галантно произнес:
- Вы что-то ищете? Вам помочь?
Улыбнувшись, я объяснила, в чем дело, он вызвался проводить. Мельком взглянула на него: симпатичный, высокий, плотный, в синих  брюках и белой рубашке с подвернутыми рукавами. Черные волосы, темно-карие глаза за стеклами очков. Мужчина очень эмоционально говорил, жестикулируя  и показывая мне, где я должна была выйти, и куда мне идти теперь. Он представился:
- Меня зовут Эрве, я работаю гидом в Лувре.
Интересно: я ухитрилась встретить в подземке гида из знаменитейшего музея. Что же ему сказать о себе? Начнем с нейтрального:
- Марина. Я из России...
           - Марина? Какое красивое имя! Так вы из России, даже из Сибири? Невероятно! Как мне повезло! - он просто лучился энергией, восторгом и задором.
Минуты через четыре мы вышли к перевернутой пирамиде. Как вы знаете, во дворе Лувра есть большая стеклянная пирамида. А под землей – перевернутая пирамида, устремленная вершиной к полу. Огромная и, казалось, легкая, она словно висела в воздухе. Я залюбовалась ею, а мой спутник уже увлек меня дальше:
- Сейчас мы пройдем через Лувр, позвольте я напою вас кофе? А потом,  конечно, провожу.
Взглянула на часы. Времени до встречи с Ириной было предостаточно. Между тем наш разговор с Эрве шел по нарастающей. Он задавал быстрые вопросы, я отвечала. Сколько комплиментов он мне наговорил! Это был поток, ураган! Я только успевала как-то отшучиваться, чтобы снизить накал его речей. В свои пассажи он умудрялся привнести познания о Чехове, Достоевском, Пушкине.
Мы уже и кофе попили в одном из кафе музея. Потом вышли из Лувра, остановились возле большой пирамиды. Эрве снова горячо заговорил:
- Должен признаться, что я обратил на вас внимание еще в вагоне метро. Вы такая необыкновенная! Эти длинные яркие волосы, этот взгляд карих глаз… Я сказал себе, что обязательно к вам подойду, иначе буду жалеть всю жизнь.
Мои старания свести все к шутке, к легкой, ни к чему не обязывающей беседе, не завершились успехом. Эрве продолжал:
- Смотрите: мы в центре мира, в центре Парижа. Нас свела судьба! Я хочу быть с вами, быть вашим гидом. Лувр, музей Орсэ, музей парфюмерии… Позвольте мне показать их вам.
- Подождите, постойте! – мне даже захотелось как-то его успокоить. – Я не одна в Париже, я живу у друзей. У меня нет возможности проводить время с вами.
Но Эрве словно не слышал. У меня было ощущение, что скоро все вокруг… воспламенится от его горячности:
- Вы так легки, вы не идете, а летите, как чеховская чайка! В вас столько света! Вот, посмотрите, японка. Она в брюках и одета во все черное. Оглянитесь! Вокруг столько женщин, и почти все они в шортах, брюках. А вы, в этом струящемся платье, на каблучках!
Он протянул ко мне руки, словно хотел обнять. На нас оглядывались, потому что Эрве говорил слишком громко. Я улыбнулась,  показывая    глазами на двоих полицейских:
- Дорогой друг! Вы так настойчивы, что порой мне хочется позвать на помощь вон тех господ, чтобы они чуть-чуть остудили ваш пыл...
Он не принял шутки, быстро ответил:
- Дайте руку!
Поцеловал мне кончики пальцев:
- Я уважаю вас, я верующий. Вы - женщина, вы – богиня!
Признаться, я смутилась… Вот и попробуй, ответь ему что-то! Эрве просил мой номер телефона, я категорически отказалась его назвать. Тогда он написал на листке номер своего мобильного, просил, умолял позвонить, хоть через день, хоть через два. Он почти опаздывал на очередную экскурсию, ему надо было уходить. Напоследок мой новый знакомый еще раз меня удивил. Спросив «какие у вас духи?», он тут же решил сам определить:
- Ланком? По-моему «Трезор»…
Я была поражена. Действительно, у меня духи от Ланком, а «Трезор» (tresor) обозначает «Сокровище».
Собравшись уходить, Эрве все же на секунду стремительно привлек  меня к себе, проговорив:
- Mon tresor de Lancomе!
Что можно было перевести, как «мое сокровище от Ланком». Отойдя на пару шагов, Эрве прокричал:
- Позвоните мне, обязательно позвоните!
Не успев остыть от стремительного напора моего нового знакомого, я подумала: опять Париж лечит меня, исцеляет, словно открывает во мне  неизведанные глубины, необычные грани.
Как интересно устроен мир! Жан-Поль, в доме которого я живу, смотрит в сторону далекой Мексики, именно там  надеясь найти призрачную птицу счастья. А мне послан совершенно незнакомый мужчина, Эрве, чтобы сказать: «Вы летите, как чеховская чайка».
…Я еще не раз с благодарностью вспомню слова: «Мы в центре мира, в центре Парижа. Вы – женщина, вы – богиня!».

«Я не причиняю зла»
Сегодня вечером я хозяйничала дома, то есть, конечно, в квартире Жан-Поля одна, он был на вызовах. Потушила овощи с мясом, сервировала стол. Полюбовалась на результаты своих стараний и послала другу СМС:
- Я приготовила ужин. Если ты близко от дома – приезжай.
- Еду! – ответил он.  И вскоре приехал.
В эти минуты я вспомнила, как несколько месяцев назад, когда я была в России, а он во Франции, мы перебрасывались точно такими же СМС-ками, как будто создавая реальность.
Всё, буквально всё  воплотилось в жизнь – «ваши желания исполняются», как писал в своих книгах Ошо. Мне было отрадно и… горько. Горько оттого, что через пару недель мои парижские каникулы закончатся, и Жан-Поль улетит в Мексику. Или, может быть, сдаст билет? Все поменяется, он выберет МЕНЯ? Я так и думала, мысленно прося его: «Выбери меня!». Только сбудется ли это?
Наступил еще один день.
…Надо ли упоминать о том, что все сегодняшнее утро Жан-Поль очаровывал свою даму из Мексики, разговаривая с ней больше двух часов.
После обеда наступило время для нашего общения, мы поехали на машине к дальнему озеру, чтобы там погулять. Небо было темным и мрачным, тучи сгущались. Дул холодный ветер, дух захватывало от мощи природы, которой вряд ли можно противостоять. Казалось, дождь неминуем. Но вдруг в каком-то, невесть как образовавшемся просвете, на небе засияла радуга. Она была тем ярче и фантастичнее, чем мрачнее темно-синие тучи вокруг.
…Мы шли по дорожке среди леса, по берегу озера. Завидев нас или заслышав шаги, от нас разбегались кролики. Они были маленькие, пушистенькие, трогательные, хотелось поймать одного, погладить, подержать на руках, так, чтобы ощутить быстрое биение его сердечка.
Разговор зашел о том времени в апреле, когда Жан-Поль впервые написал мне о женщине из Мексики. Я говорила о своих чувствах, о том, что моя подруга Леночка была мне в то время доктором, сестрой, мамой, ангелом-хранителем, сиделкой.
- После твоих уроков, - начала я фразу, но закончить не смогла, потому что боялась заплакать.
- …ничто худшее не может с тобой приключиться, да? – договорил он за меня. И спросил, словно подсказывая ответ:
- Но ведь сейчас ты не страдаешь? Ты не жалеешь, что узнала меня?
- Я не буду отвечать!
- Послушай, Марина, когда ты проходишь испытание, ты находишься в НЁМ, тебе трудно увидеть, что оно дает, что приносит. Это будет понятно позже.
-  А за какие такие грехи … испытание? И что я получила сейчас, кроме боли? – не выдержала я.
- Может быть, пока рано говорить об этом? Ты поймешь позже.
«Дал же Бог посланника!» - подумала я. Этакий демон-искуситель. Мощный демон, многое понимающий.
Мои чувства были противоречивыми. Небо дышало дождем, но он так и не пошел, а радуга сияла как бы вопреки всему.
Природу можно только принимать, такой, как она есть, а все остальное, то, что происходит в жизни? Тоже принимать?  Между тем Жан-Поль продолжал свои  искусительные речи:
- Я никого не убил, никому не причиняю зла. Я просто… делаю глупости. Но пойми, Марина, в тот момент, когда ты прощаешь, ты перестаешь страдать!
Красиво сказано. Но так ли это? Простить, значит, понять и принять. Могу я заранее принять все последующие дни и бесконечные утренние разговоры с Мексикой? Принять, что любимый мною человек скоро уедет в далекую страну, к другой женщине?

Ночь. Сакре-Кер
Дни шли, не принося особого облегчения. Пару раз у Жан-Поля случались немотивированные вспышки гнева. Правда, потом он неизменно просил прощения. Но я была изумлена: это мне впору устраивать сцены, а я держусь ровно, во всяком случае, внешне.
Вот снова утро. Жан-Поль беседует с мексиканкой, это длится уже больше двух часов. Даже через дверь – а сижу я в спальне - слышу такие знакомые интонации,  его бархатистый смех. Да, сильное чувство, моего друга можно поздравить.
Читаю книгу Дипака Чопры: «Находясь во власти собственной боли, гнева или страха я не имею свободы выбора, а она необходима мне, чтобы пройти путь к очищению».
Находясь во власти боли… Я чуть ли не готова собрать чемодан и уйти, потому что не могу больше выносить это!
Тогда зачем я здесь, во Франции? Порвать отношения я могла бы дома, не тратя усилий, чтобы приехать.  Так давай, Мариночка, смотри, что можно изменить.
«Мы не способны воспринимать впечатления в чистом виде, не интерпретируя их» - снова читаю у Чопры. – Точно, не способны…
Жан-Поль, наконец, заканчивает разговор, приходит в спальню, оставляя дверь открытой:
- Я там включил «Мессу» Перголезе, - говорит этот «утонченный» меломан. И укладывается спать.
Поворачиваюсь к нему. Знаю, что мое лицо спокойно, но слова выскакивают, словно помимо воли:
- Ты не знаешь, можно ли поменять билет на самолет?
- Ты хочешь уехать? – удивлен он.
- Да, ситуация очень напряженная, я мешаю тебе общаться.
Он резко поднимается, садится на край кровати:
- Марина! Я рад, что ты приехала! …После моих утренних разговоров я чувствую себя виноватым перед тобой… и не знаю, как быть.
«Тогда почему это повторяется с необыкновенным упорством каждое утро? - думаю я под аккомпанемент Перголезе. – Повторяется, несмотря на то, что вечер и ночь могут быть наполнены нашей взаимной нежностью».   Но вслух я не произношу ни слова.
Жан-Поль тянется ко мне, обнимает. Он такой красивый, с этими длинными волосами, которые я обожаю гладить, с внимательными глазами, не скрытыми стеклами очков. Мне кажется, он мудрее меня на сто лет!
- Я люблю тебя, Марина! Я говорил, что у меня есть этот дар – любить.
- Двоих сразу?
- Да. Если это не твоя позиция, ты не можешь принять ее?
- Я могу понять, что другие люди думают по-другому, иначе, чем я, - осторожно выговариваю слова. – Но давай спросим у ста людей, можно ли любить двоих женщин одновременно?
- Большинство ответит, что нет, но это ничего не меняет. Мариночка! Ты во второй раз у меня. Если бы я не испытывал чувств к тебе, зачем бы я тебя пригласил, позвал?
- Наверное, ты…  гуманный.
Жан-Поль все время тихонько гладил меня по коленям, рукам, по волосам, потом снова повторил с упорством:
- Я люблю тебя! Ты веришь?
- Пытаюсь!
Сдержать слезы больше не получалось:
- Почему судьба выбрала тебя, почему? Я так долго была одна и… надо же было повстречаться именно с тобой!
- Мы же вместе! – пытался он утешить меня.
- Мы расстанемся через несколько дней! – я бурно разрыдалась. И в первый раз он это увидел. Вскочила на ноги, выбежала из спальни.
Я чувствовала себя абсолютно измотанной, но дома остаться не могла – поехала в Париж.
Вышла из метро у Гран Опера, попила крепкого чая в «Бриош Доре» (так называется сеть кондитерских), съела изумительную ароматную слойку с абрикосами, понемногу приходя в себя. Потом пошла от Опера к Лувру. Шла и говорила себе:
- Марина, ты в Париже! Это прекрасно, он тебя излечит.
Прошла около арки к саду Тюильри. Направо от меня на газонах сидели люди. Повинуясь внезапному желанию, я сделала вот что: легла на спину, на травку. Раскинула руки, глаза закрывать не стала. Видела бездонное небо, вдыхала свежий воздух, слышала разговоры вокруг, но не вникала в них, ощущала спиной теплую землю сквозь примявшуюся траву. Я  растворялась в пространстве, чувствовала себя… всем и никем. И так хорошо мне было. Я еще попросила…  дать мне ответы. Но не услышала их или не поняла.
Не знаю, сколько прошло времени, в меня словно влились силы. Я села на траве, огляделась и улыбнулась. Недалеко от этого места мы стояли с  Эрве, гидом из Лувра, он говорил мне: «Мы в центре мира, в центре Парижа!».  Поискав в сумочке, я нашла листок с номером телефона. 
Позвонила Эрве из телефонной будки. Послушала гудки. Он не ответил. Очевидно, и этой истории не суждено развиться в нечто большее, чем просто встреча. Но сама встреча уже случилась, и я могла ее хранить, как жемчужину…
Потом я перешла через Сену и направилась к музею Орсэ. Раньше мне не удавалось в него попасть: то очередь большая, то музей закрыт. А сейчас все получилось, как нельзя лучше - «ваши желания исполняются!». И вскоре я уже смотрела богатейшую в мире коллекцию работ импрессионистов.
Когда вышла из музея, шел дождь. Я подвернула брюки, раскрыла зонтик и, наслаждаясь свежестью, отправилась к метро. Дождь смывал следы утренних обид и горечи.

Однажды Жан-Поль взял меня с собой на тренировку по верховой езде. Не поучаствовать, конечно, там с этим строго, а просто посмотреть. Сначала я следила за его занятиями, но лошадь упрямилась и не хотела брать барьер. Потом я отвлеклась на других и вовсе отошла к детской группе. Мое внимание привлекла девчушка на мохнатеньком пони с пушистой гривкой и хвостиком. Девчушка скакала отчаянно и задорно, наверное, они с пони подходили друг другу по характеру.
После тренировки мой друг был отчего-то неразговорчив. Приехав  домой, лег спать, сказав, что вечером мы поедем на мотоцикле в Париж. Ближе к вечеру я разбудила его. Он спросил, куда я хочу, ответила, что сначала к Эйфелевой башне.
Возле нее мы даже стояли поодаль друг от друга. Я любовалась ажурной красавицей, но не могла не заметить отстраненности Жан-Поля.
- В чем дело? – спросила его. 
Он соблаговолил ответить. Оказывается, рассердился оттого, что я… никак не прокомментировала его катание на лошади, не проявила много интереса. Это его нервирует. Ну, как ребенок, честное слово!  Недоволен из-за такой малости.
- Может быть, лучше отправимся домой? – поинтересовалась я.
- Я не приезжаю в Париж на пять минут! Куда ты хочешь еще?
- На Монмартр!
Пока мы ехали, я вдруг интуитивно решила попросить прощения. Все остальное – неважно.
Мы остановились недалеко от базилики Сакре-Кер, сняли шлемы. Я обняла Жан-Поля:
- Прости меня!
Он взял меня за руку, мы пошли в квартал художников, побродили там, потом – в Сакре-Кер. Шла вечерняя месса. Слушая «Отче наш» на французском, я отчего-то не могла вспомнить фразы по-русски. Потом, как озарение, пришло: «И прости нам долги наши, яко же и мы прощаем  должникам нашим». Потом я еще прочла написанные на большом листе слова молитвы: «Господи! Освети твоим светом все мои дела и все решения, которые я принимаю».
Мы вышли из Сакре-Кер и встали у парапета. Я была повыше, на приступочке, и головы наши оказались на одном уровне. Тогда, глядя прямо в глаза Жан-Полю, я тихо сказала:
- Ты очень важен для меня, но мне трудно говорить тебе об этом.
- Почему? – вздрогнул он.
- Почему что? Первое или второе? – мягко улыбнулась я. – Хорошо, я отвечу: потому, что я люблю тебя. Потому, что ты причиняешь мне боль.
Всё! Моего эго не существовало, была только эта минута. Или эта вечность. Я обнимала Жан-Поля, и мое сердце было открыто. А он… он плакал.
Я осторожно целовала его около глаз, в лоб, щеки; прижимала к груди его голову, успокаивала, словно ребенка.
Больше не было сказано ни слова. Ночь. Монмартр, Сакре-Кер. И это длилось, и длилось, как наше объятие, как его слезы…
Такие минуты равны Вечности, они наполняют жизнь особым смыслом.

«Прости им, они не ведают, что творят»
Мама Жан-Поля пригласила нас на ужин. По этому случаю я нарядилась, надела белые брюки, черный топ, светло-сиреневый пиджак. Вышла в гостиную, где меня ждал Жан-Поль в джинсах и футболке. Он оглядел меня и протянул:
- Рядом с тобой - я просто ноль!
Сочла за лучшее промолчать, открыла шкаф, выбрала мягкие серые брюки и черную рубашку, показала ему:
- Если хочешь – переоденься.
Он послушался совета, переоделся, потом глянул на себя в зеркало, сказал:
- Вот теперь другое дело! 
По моему настоянию, мы поехали за цветами для мамы, купили орхидею в горшочке.
Мадам Маршан устроила нам настоящий прием, с парадными тарелками, необычной шестиугольной формы,  с аперитивом, переменой блюд.
На десерт пили кофе и ликер, болтали обо всем на свете, учили простые русские слова. Жан-Поль, в своей обычной манере,  вышучивал всех и вся. Я листала библию и, поглядев на своего друга, прочла вслух одну фразу:
- Господи, прости им, они не ведают, что творят…
- Мариночка! Жан-Поль ведь просто шутит, он совсем не злой! – всполошилась мама моего друга. – Что ты, у него манера такая – шутить!
Похоже, ей очень хотелось защитить сына от серьезной библейской фразы. Но она не знала истинного положения вещей, двойственности ситуации. Она любила меня и не представляла, что Жан-Поль  частью своего сердца уже в Мексике, в ожидании новой романтической истории. Я же прекрасно помнила слова одного святого, узнанные мною в этом доме, месяца три назад: «Мера любви в том, чтобы любить вне всякой меры». На французском языке это звучит… словно бы глубже, чем на русском, изящнее, точнее: «La mesure de l’amour est d’aimer sans mesure».
Что тут можно поделать? Я любила Жан-Поля, несмотря ни на что или вопреки всему. Я любила! А день моего отъезда стремительно приближался. Интересно, что, живя в одной квартире, мы с Жан-Полем еще  переписывались по электронной почте. Однажды я уехала в Париж и осталась ночевать у приятельницы. Вернувшись, взяла ноутбук и обнаружила в своей почте такое письмо от Жан-Поля:
«Квартира опустела без тебя. Надо было тебе уехать в Париж, чтобы я осознал, до какой степени мне приятно, когда ты со мной, даже если иногда мы плохо понимаем друг друга. Без АНГЕЛА СВЕТА нет больше СВЕТА… Как странно, что ты не дома. Марина, я люблю тебя намного больше, чем ты думаешь, и переживаю моменты счастья, когда ты рядом. Я люблю чувствовать тебя в своих объятиях, люблю, когда ты говоришь по-русски, по-французски, когда ты наполняешь мою жизнь своим присутствием.   Единственная вещь, о которой я жалею, то, что я не всегда любезен с тобой или раню тебя, моя бесценная Мариночка. С тобой так легко жить! Мне будет не хватать тебя».

В предпоследнюю ночь моего пребывания во Франции мы опять сидели и вели разговоры. Разоткровенничавшись, Жан-Поль вдруг задумчиво сказал:
- Знаешь, Марина, долгое время у меня была идея, безумная дерзкая мечта: жить в большом доме, где бы со мной жили… все те женщины, которых я любил когда-то.
Он говорил так неподдельно-искренне, что я… С одной стороны, меня обуревали ужас и некоторое отвращение. Как такое возможно? Что за нелепость? С другой стороны, я понимала, что он открывает мне сердце и   отчего-то считает возможным быть истинным, быть собой. За это я испытывала… благодарность, сколь ни странно это звучит.
Вспоминала я и подход дзен: позволь себе войти в ситуацию. Человек напрямую раскрывает тебе свой мир. Будь здесь, и это может вырасти благодаря твоему вниманию.
Помолчав, Жан-Поль вздохнул:
- Я понимаю, что это безумие. У меня больше нет подобной мечты.

Он замолчал, а я думала: спасибо всем моим Учителям! Я прохожу свои уроки. Трагедии нет, и я не опустилась до ненависти. Я спокойна, наблюдательна. Есть я, но есть и другой мир другого человека.
Жан-Поль подошел ко мне, обнял:
- Завтра ты уезжаешь!
Я поняла, что он плачет, но молчала, только тихо поглаживала его по плечам, по спине. Он обнял меня еще теснее. Мне в голову пришла фраза, сказанная моей подругой, Леной: «Он словно говорит тебе: держи меня крепче, не отпускай!».
Я бы и не отпускала… По-существу, много ли я хочу? Хочу, чтобы он выбрал меня.  Мне свойственно идеализировать жизнь, да?

«Я уже скучаю!»
Мне надо уезжать, и все прекрасно, по умолчанию. В эту ночь Жан-Поль даже не стал общаться… ни с кем.
Мы шутили, танцевали, слушали музыку, любили друг друга.
Такие ночи пролетают быстро, почти незаметно. На рассвете Жан-Поль отвез меня на вокзал: электричка идет прямо до аэропорта Шарль де Голь.
У нас не было времени проститься, буквально две минуты. Я только успела отдать ему купленную в Париже открытку с молитвой: «Господи, сделай так, чтобы я никого не заставлял страдать!»…
Жан-Поль занес в вагон мой чемодан, лицо у него было растерянное. Я вежливо сказала «спасибо, до свидания!», и всё. Он вышел из электрички, она тронулась.
Ехать мне было долго, больше часа. Я думала: отчего же мы так «скомкано» и быстро  простились? Я даже не обняла его. С другой стороны, что это меняет? Минут через тридцать Жан-Поль, очевидно, тоже осознав, что ничего не сказал мне на вокзале, прислал СМС-ку:
- Марина! Не грусти, я люблю тебя. Храни радость жизни и оставайся наполненной светом. Мне уже не хватает тебя.

Может быть, дорожные заботы заставляли быть собранной, во всяком случае, никакие чувства не увлекали меня в мир фантазий и раздумий. Я хорошо поспала в самолете до Москвы, где предстояло сделать пересадку. Печалиться было некогда, нужно было переехать из одного аэропорта в другой, уладить формальности, позвонить домой, сообщить дочери, Светланке, когда я прилечу.
В Москве мне пришла СМС-ка от Жан-Поля:
- Представляю, что ты совсем одна, такая маленькая, среди толпы в аэропорту Москвы. Я думаю о тебе, Марина, и мои глаза полны слез.
- Я тоже предпочла бы сейчас быть в твоих объятиях - написала ему в ответ.
…Когда я прилетела домой, наговорилась с дочерью и раздала всем подарки, меня уже ждало письмо от Жан-Поля:
- Только что у меня закончились занятия по верховой езде. Сегодня я заезжал к маме. Она крепко тебя обнимает и уже скучает. Рад, что ты благополучно добралась домой. Мне ужасно, просто ужасно не хватает тебя. Мне так грустно, что ты больше не здесь. Марина! Мама любит тебя, я тебя люблю! Поскольку я живу один, ты ВСЕГДА приглашена ко мне. Не заботься об остальном – это не имеет никакого значения. Ты – мой ангел света навсегда! Жан-Поль.

В этом письме не было ни одного многоточия, его писал человек, который знает, что говорит. Так не похоже на Жан-Поля!
Несмотря на предстоящую поездку в Мексику, он сказал мне «ты всегда приглашена» и «не заботься об остальном». Меня наполнили радость и благодарность. Хотя до сих пор не понимаю, зачем ему было делать столь серьезные заявления.

Изменилась ли ситуация в целом? Нет. Очень скоро настал день, когда Жан-Поль должен был уезжать… в Мексику, к своей даме. Часов в десять утра он начал слать мне СМС-ски. Первая была такой:
- Я еду в той же электричке, что ехала ты, в аэропорт Шарль де Голь. Я думаю о тебе, я тебя люблю.
Как было реагировать? Странно, что он вообще пишет МНЕ. Я ответила:
- Может быть, ты вспомнишь меня… однажды, во время твоих мексиканских каникул. Если сможешь, будь счастлив.
Он откликнулся стразу:
- Я никогда не смогу забыть тебя! Никогда! Мне тебя не хватает.
Тут уж я не выдержала:
- Будто бы я не знаю, куда ты летишь! Зачем ты пишешь мне сейчас? 
- Мариночка, прости меня. Я не хочу, чтобы ты страдала!
… Потом он замолчал. И только через час пришло сообщение:
- Я уже в самолете. Скоро мы взлетаем. Марина! Люби меня, как я тебя люблю. Прошу тебя,  умоляю…  люби меня!
Да что же это такое?! Пойму ли я когда-нибудь этого мужчину? Ну, летишь ты в Мексику, и лети! Для чего же писать мне?

Сумерки сгущаются
Знаете, бывает, когда в пылу событий вдруг поранишься, то сразу этого не заметишь и даже не почувствуешь боли. Только потом обнаружишь, что кровь течет, и она настоящая, твоя.
Со мной произошло примерно то же. Когда Жан-Поль уехал в Мексику, я решила не думать об этом и не представлять, как он проводит время. Когда он вернулся и снова писал мне о любви, я тоже держалась. Была  оживленной, даже иногда искусственно-веселой, и не хотела замечать, что удар мне нанесен Жан-Полем в апреле, когда он впервые сообщил  о своей мексиканской подруге.
Потом, во время июньского пребывания в Париже, в доме моего друга, я все ещё надеялась на лучшее. Вдруг он изменит решение, сдаст билет и останется со мной. Даже, уезжая в Мексику, Жан-Поль писал мне: «Прошу тебя, умоляю, люби меня!». Мне уже было тяжело, но я держалась на энергии веры, на силе любви.
Сейчас, с наступлением осени, я сказала Жан-Полю, что нам надо взять паузу, не писать друг другу. Тут как раз и пришел момент осознания того, что я… ранена, ранена давно и глубоко. Запас сил кончился.
Мне все время казалось, что я недосказала чего-то, не объяснила, не спросила. В уме я прокручивала разговоры с Жан-Полем.

Часто вспоминала свой счастливый мартовский визит к Жан-Полю. Тогда у меня не было даже тени сомнения, что все будет замечательно. «Доверяй миру!» - этот завет я прочувствовала всем сердцем. И доверяла полностью! В мыслях, мечтах, визуализациях, я уже видела себя, живущей во Франции, в квартире с волшебными окнами - с видом на озеро.
Что мне оставалось теперь? Как расценить происшедшее, как понять?
Моя система верований рушилась. Ведь я же знала, была уверена: надо ДУМАТЬ  ХОРОШО, радостно, позитивно, не сомневаться, и все у тебя получится! 
«Есть только ты и твое развитие, реальность изменяется вместе с тобой» - прочла я однажды у Дипака Чопры.
И еще запомнила его высказывание: «Вселенная поддерживает всякое начатое тобой действие. Стоит тебе принять решение, как она тут же начинает над ним трудиться!».
Как же так? Я глубоко верила в свое счастье. И даже когда узнала о существовании мексиканской дамы, нашла в себе силы приехать во Францию, к Жан-Полю, во второй раз, чтобы изменить ситуацию.
…Теперь я осталась одна, и сил на то, чтобы думать прекрасно, у меня уже не было. Словно рушился мой замечательный, удивительный мир, со всеми открытиями, убеждениями. Он рушился и грозил  оставить меня под обломками. Это было в десять раз серьезнее, чем просто разочарование, это была катастрофа.
Я металась среди своих вопросов: почему? Отчего? Что я сделала не так? Ответов не было. Не могла я побеседовать и с Жан-Полем наяву.   Словно компенсируя это, я говорила с ним мысленно. Я спрашивала его о многих вещах, пыталась представить, что бы он ответил. Говорила и говорила с ним бес-ко-неч-но. С ним, то есть фактически с… собой. Днем, вечерами, ночью!
Словом, я совершила самые большие ошибки. Я позволила своим мыслям взять надо мной верх. Будто бы я в то время не жила в реальном мире, не ходила по улицам, не работала. Я существовала в слое своих фантазий, вымышленных разговоров, мрачных прогнозов.
Мне уже 42 года, думала я. - Может быть, это была последняя история любви в моей жизни? И она закончилась крахом. История любви оказалась не нужна миру! Что меня ждет теперь? Только воспоминания?
Мысли и виртуальные разговоры затягивали в свое болото, сначала я оказалась там одной ногой, потом двумя. Чем больше я барахталась, тем вернее засасывала меня трясина. И это уже не было преувеличением. Я думала и мрачнела, мрачнела и думала. Пока в один момент это не приобрело размеров катастрофы. Я не могла больше размышлять - это стало моим проклятием. Но уйти от мыслей я тоже не могла.

…Вспышкой, словно кадр из фильма: я говорю с врачом. Он задает вопросы, я неохотно отвечаю с той идеей в голове, что ничего нельзя поменять. Зачем бессмысленный разговор? Но отчего-то я должна быть здесь, в кабинете врача, и даже что-то ему объяснять. А мне бы только одного хотелось: чтобы меня оставили в покое.
Как бы мне проснуться? Кадр сменился. Я будто бы в больнице, да, наверное, в больнице. Мне ставят капельницу, я  засыпаю. Потом приносят поесть. Я ем, мне ставят укол, я снова  сплю.
Дальше вспышками картинки меняются незначительно. Все какие-то сцены из больничной жизни. Изредка разговариваю с врачами, но это уже не вызывает у меня мрачной озлобленности. Мне ставят уколы, дают таблетки,  я сплю практически все время, изредка выныривая из объятий сна, чтобы поесть, но не успеваю погрузиться в омут своих мыслей и переживаний.

Рассвет. Утро
… Я открываю глаза и начинаю оглядываться вокруг.
Это моя спальня, вот тумбочка, на ней – сувенир, прозрачная пирамидка, внутри которой - Эйфелева башня. Вот знакомые обои с крупными нежными голубыми цветами – можно протянуть руку и потрогать, мягко пройтись кончиками пальцев по завиткам шелкового узора. Форточка широко открыта – даже легкие шторы чуть колышутся. Я жадно вдыхаю свежий утренний воздух – наверное, ночью прошел небольшой дождь – и слышу со двора, где много деревьев, птичий гомон.
Без всякого сомнения, я нахожусь в своей квартире, что вселяет в меня огромную, распирающую грудь, радость. Даже крикнуть хочется: «Ура! Я дома!».
Значит, мне приснилось, что я была в больнице. Господи, какое счастье! Я повторяю эту фразу много раз, как молитву.
Благодарю! Это был всего лишь сон, только длинный и страшно-правдоподобный. Я никак не могла проснуться. Так бывает, и с вами тоже, правда? Особенно, когда снятся кошмары. Они длинные и тягучие, слава Богу, что всегда наступает утро.
Честно говоря, я пребываю в такой неподдельной радости еще и вот отчего: сейчас я точно знаю, что мое наваждение закончилось. Я больше не позволю себе погружаться в однообразные мрачные мысли. Я больше не буду часами «беседовать» с Жан-Полем. Моя болезнь – сейчас я пишу это слово без кавычек, ведь я позволила себе опуститься в подземелье безнадежности – закончилась. Я здорова!
Разрушительные мысли вызывают только хаос. Но кто, как ни мы, создаем свои страхи, своих демонов?
Мир такой, как прежде, как и всегда. Жизнь – это зеркало. Думай радостно, позитивно, думай хорошо, и мир будет твоим зеркалом. Как просто и… необычайно сложно.

Прошло два месяца. Жан-Поль написал мне письмо, довольно длинное. Я запомнила такие слова:
«Марина! Ты без сомнения знаешь о Французской академии. Ее члены избираются пожизненно. Сейчас ты думаешь: к чему это он заговорил об академиках? Я объясню: если ты приходишь в мое сердце, то это навсегда. Пока я жив, я буду любить тебя. Помни об этом. И снова повторю: мне  хочется быть источником твоей силы. Знай, что ты не одна на этой Земле. Я думаю о тебе! Хочу продолжать общаться с тобой. Хочу, чтобы ты мне рассказывала о себе, о своих радостях и печалях. Я хочу, чтобы ты была в моей жизни! Обнимаю. Жан-Поль».

За последнее время многое изменилось в моем восприятии мира. Даже на историю с французским другом я стала смотреть как-то по-другому. Он подарил мне столько любви! Можно сказать, что в течение года он почти каждый день писал или говорил о своих чувствах! Об этом  можно только мечтать. …И в то же время счастливее от этого я почему-то не стала.

Да, в его картине жизни многое было иначе, чем в моей! Он был уверен, что можно любить одновременно двоих!
На мой взгляд, ему присущи  раздвоенность, противоречивость! Но ведь Жан-Поль не обязан был полностью отвечать моим ожиданиям. Порой мне начинало казаться, что его понятие любви даже интересно!
Если мы любим, то обычно хотим, почти требуем, чтобы в ответ любили нас. Французский друг много раз писал и говорил мне: «Я верен чувству, которое испытываю к человеку. Я люблю тебя, что бы ты ни думала обо мне, где бы ни была. Неважно, где я, неважно, как сложится наше будущее, я все равно люблю и стану любить тебя!».
С другой стороны, у меня внутри зреет уверенность, что Жан-Поль особенно преуспевает  в виртуальных отношениях, их он выстраивает просто прекрасно, отлично, виртуозно, чего нельзя сказать о реальной жизни. О его реальной жизни. Может ли он быть рядом с женщиной, жить с ней? Не знаю. Впрочем, Бог ему судья.
Что ещё я поняла из истории  с Жан-Полем? Если поиски любви вовне, поиски совершенства в другом человеке не дали ощутимых результатов, значит, пришло время сместиться к поискам в… себе. Или к поискам себя, настоящей! Как грандиозно сказано в Библии: «Умирись с собою, и умирятся с тобою Небо и Земля». Как ошеломляюще просто: сначала умирись с СОБОЮ.
Да, забыла сказать, тот гид из Лувра, Эрве, дал мне тогда, в Париже, не только номер мобильного телефона, но и свой электронный адрес. После всех грустных событий я написала ему. И он ответил мне! Теперь мы общаемся.
А еще всегда в моем сердце звучат слова Мастера, Антара: «Жизнь полна чудес для тех, чьи сердца открыты. И помни: моя нежность – с тобой!».

Вместо послесловия
Сколько нужно пройти, чтобы отыскать дорогу к своей душе? У каждого – особенный путь. И вот парадокс: чем больше я знаю, тем больше остается непознанного. Но послание от моей души не утратило своего значения:
«Доверяй миру. Слушай себя. Можно достичь всего!».
Остается добавить главное, то, что пришло ко мне в особенную минуту: «Линия жизни – это линия Любви».
Мне еще столько предстоит открыть! И снова приехать во Францию, в свой обожаемый Париж - параллельный мир, который меня всегда исцеляет! Но это уже совсем другая история. Придет время, и я обязательно расскажу вам её…




















































































































Часть третья
ВСЁ ВОЗМОЖНО

… Да что у него там происходит? – думала я и готова была плакать от бессилия. Мои мысли были - одна безумнее другой. Что-то серьезное со здоровьем? Но об этом нетрудно сообщить! Внезапные денежные проблемы, о которых мешает сказать самолюбие? Но западный человек легко и естественно говорит о деньгах. Что еще?  Женщина? Может быть, у него была связь, и сейчас дама сказала ему, что беременна?  С него станется! Но почему нужно ждать апрель, май,  да еще все лето?

Ты заслуживаешь объяснения
Поскольку внятных ответов не было, я написала Жан-Полю прямо:
- Ты можешь себе представить такую ситуацию? - После моего пребывания у тебя в доме, после всего, что было сказано, это ТЫ  приглашаешь меня летом провести вместе две или три недели. Я отказываюсь без объяснения, говорю только, что не могу тебя видеть. Одновременно пишу, что я тебя люблю и тут же, что… неизвестно, увидимся ли мы еще когда-нибудь. Какова была бы твоя реакция? Я чувствую большое  напряжение в твоих последних письмах. Что происходит?

На следующий день, 18 апреля, в офисе, я открыла почту и увидела письмо. Большое-большое. Оно начиналось так:
- Ты права, Марина, ты заслуживаешь объяснения. На самом деле, это не очень сложно. Существует… другая женщина, из Мексики. Я встретил ее в интернете…  до твоего приезда ко мне.
         
Когда я пробежала глазами первые строки, свет буквально начал гаснуть вокруг меня. Еще не веря до конца тому, что читаю, я почувствовала огромную горечь. Внутри я словно сжалась в комок. Замерла перед компьютером, выпрямила спину. Сердце билось в такт словам: «ДО твоего приезда ко мне», «ДО твоего приезда»!
Больше не существовало ни-че-го, кроме освещенного монитора и  строк письма, которые Жан-Поль почему-то выделил красивым синим цветом (эстет, елки-палки!). И, как всегда, изобилие многоточий:

- Моя связь с тобой по интернету, Марина, длилась уже несколько месяцев. Решение о поездке во Францию было принято. И тут я познакомился на сайте с женщиной, 45-ти лет. И … словно получил удар в сердце. У меня не хватило духу аннулировать твое путешествие. Я стал ждать. Солгал ей, что в марте мне надо уехать с моей семьей на каникулы.
          Потом ко мне приехала ты, я полностью посвятил себя тебе. Это было совсем не трудно: ты красива и интеллигентна. Ты была, словно… ангел! Я признаюсь, что прожил эти девять дней под действием твоего обаяния. Не было никакой комедии в том, что происходило между нами. Я действительно привязался к тебе и совсем не скучал по мексиканской подруге…
Потом ты уехала, и я… возобновил контакт с ней. У сердца есть свои доводы, которые разум не в силах объяснить…
Я думал, что время и расстояние отдалят тебя от меня. Ты влюблена, я, впрочем, тоже. Нужно, чтобы ты мне верила, Марина, я очень  привязан к тебе! Нет, гораздо больше…. Я, правда, люблю тебя и прошу мне верить… 
Но эта женщина, которую я знаю только по интернету… Я притягиваюсь к ней, как магнит к железу… Мы ежедневно общаемся в скайпе, говорим и видим друг друга. Она никогда не верила в мои объяснения про семейные каникулы… Когда я возобновил контакт с ней, она была в отчаянии, раздавлена болью и горечью. Но что она могла сделать, живя на расстоянии в девять тысяч километров от меня?  Ничего! Сейчас мы «встречаемся» в интернете каждый день…
В июле я… еду в Мексику, чтобы увидеть эту женщину… Она не говорит по-французски, я не говорю по-испански, мы общаемся на английском…
Я знаю, что сейчас ты меня презираешь…Никто не заставлял меня говорить правду, но я это сделал… Нужно, чтобы ты мне верила, Марина, я обладаю способностью любить…  Когда я говорил, что страдаю от одной болезни, я говорил о болезни… любви…
Это правда, я никогда не переставал любить тех женщин, которых любил когда-то. И тебя, Марина, люблю, хотя ты, конечно, не веришь в это сейчас…  Я буду любить тебя всегда.
Но… при нынешних обстоятельствах… я неспособен принять тебя,  провести с тобой отпуск… В июле я должен ехать в Мексику. Еще не знаю, устремляюсь ли навстречу красивой иллюзии или… эта история будет иметь смысл и продолжение. В любом случае я желал бы дать ей шанс…
Хотел утаить от тебя все это, но… невозможно… Прошу простить, что причиняю тебе боль, но ты заслуживаешь правды… Ты, конечно, не веришь, что я привязан к тебе навсегда, но не забывай этого…
Когда ты будешь способна рассуждать, когда… осушишь слезы и   немного успокоишься,  напиши! Ты нужна мне, Марина…
Знаю, что заставляю тебя страдать, но я ненавижу это…
Не оставляй меня…  Жан-Поль.

Дочитала до подписи. «Всё. Неужели всё?», «Он какой-то монстр!» - бились мысли.  Он писал мне такие потрясающие письма. Он каждый день говорил о любви! Но самым тяжелым откровением было то, что во время моего пребывания в доме Жан-Поля, другая женщина уже существовала в его жизни. И он просто… ждал моего отъезда, чтобы продолжить контакты. Чудовищный  цинизм! Я верила ему, доверяла полностью. Видела его счастливые глаза, слушала слова любви. Вдруг вспомнилось, как мы вместе разучивали на русском «ты – моя нежность!», «ты – моя радость!»…
Уехав, я получила страшный удар, к которому совсем не была готова. В эти минуты я точно знала, что боль душевная бывает сильнее боли физической, потому что нельзя прочувствовать, точнее, осознать, понять, КАК человек мог сделать такое. Это выше понимания. И сразу вопросы: за что? Почему? Но ответов нет.
…В кабинете со мной сидели еще три человека. Даже если бы их не было, я не смогла бы сейчас заплакать. Я будто окаменела. Только выхватывала   глазами отдельные строки, пытаясь уразуметь происшедшее.
Нет, неправда. Если бы я была одна, закричала бы!   Не слова проклятия или ненависти, вообще не слова. Я бы просто закричала, чтобы хоть как-то выразить свою боль, потому что сердце было словно зажато в тиски, и воздуха мне не доставало.
 Даже в этом состоянии я видела противоречия: «ты нужна мне» - «не могу тебя принять», «я еду в Мексику» - «я люблю тебя»… Многие  фразы содержали слово «НО», будто бы он (в те минуты я не могла называть Жан-Поля по имени!) балансировал, шел по канату, желая удержать  равновесие между двумя историями, двумя женщинами. Да еще эти многоточия! Он хоть что-нибудь может объяснить до конца, без вечной своей недосказанности?
Буквально через десять минут я нажала на значок  «ответить», пальцы сами быстро набрали несколько строк письма:
- Спасибо,  я осушила слезы. И способна рассуждать… Твоя квартира и твоя спальня еще хранили память о моем присутствии, а ты уже начал следующую любовную интригу. Ты способен плакать, слушая понравившуюся песню, а потом совершенно спокойно  нанести удар живому человеку. После того, что ты сделал, ты еще можешь улыбаться, смотреть на небо, солнце? Можешь, да?  …Не дай Бог твоей дочери пережить   такую историю, когда ее предадут  со словами любви на губах.

…Отправила письмо. И продолжала также сидеть на своем месте, когда раздался телефонный звонок. Это была Леночка. По моему бесцветному голосу она поняла, скорее, почувствовала: случилось что-то ужасное. Своих ответов я не помню, разговаривала, как автомат: да, нет, спасибо.
Был конец рабочего дня. Минут через тридцать Лена позвонила снова, сказала:
- Я приехала, я здесь, возле вашего офиса. Выйди, пожалуйста!
Выключив компьютер, я вышла на улицу. Недалеко от офиса был сквер, мы шли туда. Я разрыдалась прямо на улице, так ничего внятно не объяснив Лене. Это было, как приступ, как ливень, вот он прошел, и…  нет, легче не стало.
В сквере, на лавочке, я рассказывала подруге о письме, говорила бессвязно, перескакивая с одного на другое. У меня было такое ощущение, что мой прекрасный удивительный мир рухнул, и я осталась под руинами. Более точно объяснить мое состояние я смогла позже, а в те минуты пыталась втолковать Лене, что происшедшее гораздо страшнее, чем просто крах любовной истории.
Чем тут можно было помочь? Леночка сделала удивительно много: была рядом, слушала, задавала вопросы. Я хотя бы смогла высказать что-то,   плакать, не держать боль и отчаяние в себе.
Потом подъехал Ленин муж на машине, она твердо сказала: «Нам по пути, мы довезем тебя до дома!». Мне нужно было собраться с силами и предстать перед дочерью в нормальном виде.
На следующий день я пришла на работу в темных очках, потому что много плакала ночью. Кто-то из сослуживцев посочувствовал: «Что, Маришка, опять проблемы с зубами?». Я кивнула, мысленно поблагодарив человека за идею. Да, у меня болят зубы, и на это можно списать плохое настроение и внешний вид.
В выходной день Леночкина родня выехала на природу, подруга взяла меня с собой. Я хотя бы с людьми разговаривала, но, когда гуляла по лесу, снова плакала. Откуда столько слез? И они никак  не кончаются.

Все время думаю о тебе
Жан-Поль снова написал мне, спрашивал о том, что я чувствую, просил ответить. Я подумала «куда уж хуже?» и  послала короткое сообщение:
- Недавно ты говорил мне: «Теперь, Марина, ты не одна на этой Земле, у тебя есть я, ты не имеешь права чувствовать себя одинокой!». Ты писал это ПОСЛЕ того, как предал меня, как купил билет в Мексику. Хочешь знать о моих чувствах? Изволь. Я не в гневе, нет, я тебя не проклинаю, живи, как хочешь. Ты даже представить себе не можешь глубины моего отчаяния.

Он ответил сразу:
- Нынешняя ситуация не меняет ничего из того, что я говорил тебе, Марина. Ты не имеешь права чувствовать себя одинокой! Неважно, где я – во Франции, Мексике  или где-то еще – я все время думаю о тебе! Я ни в чем тебе не солгал, я правда люблю тебя, нужно, чтобы ты мне верила! У меня нет никакого повода обманывать тебя. Если бы всё было иначе,  не думаешь ли ты, что гораздо проще вовсе не писать тебе?
Я солгал по необходимости, просто не сказал о женщине, что я встретил в интернете. Это была единственная ложь, точнее, умолчание. Все остальное - правда! Ты была чиста, как ангел, спустившийся с небес. Я полюбил тебя страстно, не играя комедии. Все, что происходило между нами, было настоящим, верь мне!

Как же верить? Он словно …отравил меня, будто подсыпал понемногу яду во все, что было у нас хорошего во время моего пребывания во Франции и после. Не осталось ни-че-го, куда бы ни попала частичка отравы. 
Однажды вечером Жан-Поль прислал СМС-ку: «Ты дома? Можно я позвоню тебе?». У меня началась паника: нет, я не смогу с ним говорить! Сердце билось быстро-быстро, руки дрожали. Я опустилась на колени и прошептала: «Господи, как же мне это вынести?». Телефон зазвонил, я сделал два глубоких вдоха-выдоха, взяла трубку:
- Слушаю.
Жан-Поль сказал мне настойчиво, даже как-то мрачно:
- Я люблю тебя. Люблю!
- Это уже в прошлом! – ответила ему резко. – Чего ты хочешь? Ты нашел другую женщину. Помнишь, в песне Джо Дассена, «это было слишком прекрасным, чтобы быть правдой». («C’etait tres beau pour etre bien»).
          - У него есть другая песня, «Salut, les amoureux!», мы не подумали о завтрашнем дне, все может быть иначе.
           - Что значит «завтра»? Ты уже сделал свой выбор! –  устало сказала я.
- Какой выбор? Мы что, говорим о стиральной машинке? Марина! Мы говорим о любви! Что тут можно выбирать? – он так горячился, словно это я   все запутала. – Неужели ты выбрала страдать?
- В некотором роде! Если бы я могла быть такой, как ты, то была бы сейчас в объятиях другого мужчины!
Я бросила трубку. У меня не было сил разговаривать с ним, я хотела тотчас же послать ему письмо: «Больше не звони, не пиши НИКОГДА».  Жаль, что я не сделала этого…

Теперь моя жизнь разделилась на то, что было ДО 18 апреля и ПОСЛЕ.
Письмо Жан-Поля… Я перечитывала его, как будто написанные им слова могли измениться.  Каждая фраза жгла меня, каждое слово. Зачем же тогда я читала  письмо?  Искала ответы. Как же я раньше ничего не видела, не понимала? 
А потом и перечитывать не потребовалось, потому что я запомнила все наизусть.  Как тяжело, как больно!  Но почему тогда он в десятый, сотый раз   говорит, что любит меня? Он прав: насколько проще было бы не писать совсем, исчезнуть и всё, если бы я ничего не значила для него. А, может, хочет быть порядочным, гуманным? Перед моими глазами снова вставала та сцена в магазине, когда Жан-Поль долго и тщательно выбирал микрофон и наушники. Я была рядом с ним, влюбленная и нежная, а он уже думал о том, как ПОСЛЕ моего отъезда станет общаться по скайпу с другой женщиной. Он даже не счел нужным купить все, когда я уеду. Это было отвратительно, а  сейчас он пишет «верь мне, я тебя люблю!».
Спасибо, Господи, за Леночку! Без неё …  я не знаю, как бы я все пережила. Я, правда, любила этого человека, Жан-Поля, он был первым и единственным за все мои «сто» лет, кому я написала: «Может быть, ты не принц из сказки, но ты мужчина моей жизни!». Написала искренне.
Да, можно терять в 20 лет! Горе кажется сильным, но все впереди. После того, что преподносила судьба я…  дождалась, поверила, ведь мне было сказано «доверяй миру!». И начала, как говорил Антар, с привязанности сердца. А теперь, когда мне столько лет, как и кому я смогу поверить?
В эти дни Леночка была моей сиделкой, медсестрой, врачевательницей, другом. Мы разговаривали, чтобы, по ее словам, все «перемололось в муку», чтобы я не молчала, не сдерживала бесконечно своей боли. Лена почти ежедневно находила время побыть со мной, иногда они с мужем, Виктором, заезжали после работы, чтобы отвезти меня домой. Виктор говорил мало, но я чувствовала, что он всем сердцем со мной, и слезы  благодарности  застилали мне глаза.
- Как настроение? – спрашивал Виктор.
- Сегодня солнышко! – уклончиво отвечала я.
- Важно, чтобы в душе было солнышко.
Жан-Поль снова прислал письмо, спрашивал, почему я такая молчаливая. Ответила: «Не беспокойся, скорее всего, я поеду в июне во Францию, у меня же там друзья».

Представь себе невозможное
Шла праздничная неделя после Пасхи, Светлая седмица.  Вечером я решила побывать в храме, и когда подходила к нему, зазвонили колокола. В церкви заказала сорокоуст за здравие себе и Лене. Постояла перед любимыми иконами; просила… дать мне силы, мужества, мудрости! И под куполом постояла, где написаны слова к Богородице: «Покрой нас от всякого зла честным Твоим омофором!». А когда уже выходила, начался пасхальный  перезвон в одной  церкви, в другой. Мир, словно баюкал меня на руках, успокаивал.
На улице среди обилия рекламных щитов, на которые я и внимания-то не обращала, будучи погруженной в себя, вдруг выхватила взглядом одно слово, написанное ярко: «ПРЕДЧУВСТВИЕ». А вечером, когда открыла Интернет, увидела слова (должно быть, слоган какой-то фирмы): «Представь себе невозможное!». Мощный посыл.
Поздно ночью, устав горевать и плакать, я снова начала раздумывать о своем отпуске в июне. Мне в голову пришла совершенно неожиданная мысль, сначала она показалась мне дикой: все-таки можно провести летние каникулы с Жан-Полем. Сказать ему: хорошо, поедешь в Мексику, но…  потом! А пока побудем вместе. Если тебе нужно общаться по интернету с   той дамой, я могу просто выходить в другую комнату. Я ведь даже не знаю английского. Нет ничего невозможного, я справлюсь.
Антар недаром спрашивал, боролась ли я когда-нибудь за мужчину? Нет, я всегда отходила в сторону! Теперь мне хотелось поменять свой стереотип поведения, сценарий, по которому я привыкла жить. Да, я напишу Жан-Полю и снова предложу совместный отпуск!
 Вы не замечали, что вечер, ночь делают человека и его фантазии смелее? По крайней мере, со мной это происходит именно так. Ночью я могу строить планы, один грандиознее другого!
…Утром вчерашние мысли показались мне не то, чтобы странными, но какими-то несбыточными, нереальными. Куда девалась моя недавняя решимость? Я испугалась, смогу ли изложить свое предложение? Ведь один раз Жан-Поль уже ответил отказом. Наверное, не смогу.  Да и выдержу ли теперь общение с ним? Надо еще подумать.
Каково же было мое изумление, когда я получила письмо от Жан-Поля. Трудно поверить, но это очевидно: уже в который раз он словно…  считывал мои мысли! Он написал:
- Теперь, Марина, когда ты все знаешь….  Если ты хочешь приехать ко мне в июне, двери моего дома открыты для тебя. Ты приглашена! 

           Я верила и не верила своим глазам, а строчки его письма увлекали меня дальше:
- Буду чувствовать себя несчастным, зная, что ты во Франции и не видя тебя. Приезжай… на любых условиях, какие ты хочешь выдвинуть! Не думаю, что мы сможем остаться  лицом к лицу, не заключив друг друга в объятия. Я очень привязан к тебе, но…. ты знаешь, что в июле я отправляюсь в Мексику.
Если ты приедешь ко мне, я дам тебе ключи от квартиры! Ты можешь делать все, что захочешь: ездить в Париж, встречаться с друзьями. Если я не буду работать, то всецело посвящу свое время тебе!
Марина!  Я не тот мужчина, которого можно запереть в клетке. Только чувства заставляют меня жить, двигаться, делать что-то. У меня много чувств… к тебе, и я знаю, это взаимно…  Итак, если ты решишь приехать ко мне, можешь, не колеблясь, воспользоваться мной. Я хочу разделить с тобой счастье, а не печаль! Я люблю тебя, Марина.  Не грусти из-за меня, я желал бы обратного. Я знаю, что меня нелегко понять, но ты умна, интуитивна и ты… любишь меня.  ВСЕ ВОЗМОЖНО, не так ли?
Он уже поставил свою подпись, а потом добавил постскриптум:
- Я не хочу, чтобы ты была в отчаянии из-за меня!  Я все время думаю о тебе, Я ЛЮБЛЮ ТЕБЯ и прошу: верь мне!  Могу понять, что это…  далеко от ТВОЕЙ концепции любви, но…  я, правда,  люблю тебя! Ты не одна, я всё время с тобой, мыслью и сердцем!

Вот и дочитала, но, честное слово, не знала, радоваться или грустить. Конечно, я искренне была удивлена, даже больше – ошеломлена тем, что мои мысли в целости и сохранности дошли до Франции. Теперь МНЕ предстояло принимать решение, а я понимала, что не готова.  Да, вчера вечером я думала о возможности поехать, но смогу ли выдержать все, в том числе, его общение с Мексикой? 

«Битие определяет сознание!»
В те дни я хотела не только найти ответы на свои вопросы, я ещё  искала точки опоры. И вспомнила, как моя приятельница пригласила меня однажды на семинар по дзен. Там меня удивило все сразу: и мастер, и занятия, и смысл даваемого нам материала. Как человек усидчивый -  «синдром отличницы» - по ходу семинара я  делала записи. И вот сейчас вспомнила о них. Не поленилась, нашла тетрадочку и стала читать, оживляя в памяти те знания, которые нам давались, и понимая, насколько они интересны и мудры.
«Прежде всего, дзен – не религия, а… подход к жизни. Подход дзен – это данность, пребывание в настоящем моменте, без привнесения в него прошлого. Большую часть времени мы проживаем бессознательно, просто реагируя на внешние события, обстоятельства». - Как ни печально это признать! - добавила я от себя.
«Осознанность – независимость внутреннего состояния от внешних обстоятельств. Жизнь такова, какова есть! Нужно просто позволять себе быть внимательным, быть в моменте: видеть, чувствовать, слышать, осязать, обонять. Но не привносить свои мнения, суждения, оценки, интерпретации. Человек познает все напрямую, а интерпретация – это искажение».
Читала, и за строчками словно слышала голос того человека, кто вел занятия. Александр, Саша. Всем своим видом он напоминает… кота. Словно бы чуть вальяжный, но очень собранный. Движения мягкие, точные, плавные, но молниеносная реакция на слова, действия других.  Симпатичный, пушистый,  его хочется «погладить», а как только протягиваешь руку, сразу вспоминаешь о зубах и когтях. Такой приятный котяра, который сам по себе. Ему очень идет его фамилия Мурзин, так и слышится раскатистое «му-у-у-рррр» в переливах голоса. Только не надо обольщаться, Александр может и «физиономией об стол повозить», в переносном смысле, конечно. Просто дать понять, насколько мы далеки от того, чтобы быть в моменте, насколько сильно, а порой и болезненно   реагируем на происходящее.
- Битие (от слова «бить») определяет сознание! – шутит Саша.
Теперь я читала, как будто в первый раз: «Надо уметь входить в любую ситуацию и не отрицать ее!».  Легко сказать! Мне надо просто и непринужденно войти в ситуацию, где любимый мною человек нашел другую женщину и собирается поехать в далекую страну…

Успокоиться, мне лучше успокоиться,  - повторяла я себе. Напишу своему французу что-нибудь нейтральное, вот так:
- Здравствуй, Жан-Поль. Знаешь, иногда я восхищаюсь тобой, ты так хорошо знаешь женскую психологию. Я давно заметила это. Но позволь дать тебе совет: в следующий раз, когда ты будешь соблазнять  женщину, делай это с некоторыми мерами предосторожности. Тогда ей легче будет расставаться с тобой.

 - Моя дорогая Марина! – ответил Жан-Поль. - Прости, что причиняю тебе боль… Тебе это трудно понять, но я никогда не хотел терять тебя. Я не изменился с того времени, когда ты была у меня, изменилось только твое отношение ко мне.
Послушай, у меня есть эта способность – любить, даже на расстоянии. Нет, я не супермен, я хочу сказать другое. Все женщины, которых я любил по-настоящему, остаются в сердце. Более того, я никогда не перестаю их любить, даже если жизнь нас разлучает, иногда при очень болезненных обстоятельствах.   
Помнишь ту даму, с которой мы встретились случайно в супермаркете, Кристину? Это одна из моих самых мрачных историй любви.  «Благодаря» Кристине я в течение двух лет, можно сказать, жил в аду. Никогда раньше я не знал подобного страдания. Потом я говорил себе: «После  «школы  Кристины»… ничего худшего не сможет со мной произойти!». Но по прошествии времени мы сумели остаться приятелями, хотя я предпочитаю держаться на некоторой дистанции.

Как же так? – подумала я, прервав чтение. - Он сам пережил такую боль, а после этого готов причинить ее другому человеку – мне?! Что дальше? Письмо снова было длинным, на целую страницу, и, подавив вздох, я  стала  читать дальше. Что? Опять про любовь? Он писал:
- Поговорим о нас с тобой. С самого начала переписки я понял, что между нами происходит нечто особенное. Потом я понимал, что твое пребывание во Франции и у меня дома будет настоящим подарком. С другой стороны, вдруг начали завязываться мои отношения с… Мексикой, как-то очень быстро! Я… решительно не мог отменить твое путешествие, ты уже купила билеты и казалась очень счастливой. 
Знаешь, я не жалею ни секунды! Ты приехала и очаровала меня. Уверяю тебя, что во время твоего пребывания здесь я почти не думал о Мексике. Я погрузился в огромное счастье, я был влюблен в тебя. И до сих пор люблю, Марина, надо, чтобы ты мне верила! Это так, я способен на чувство. Не знаю, проклятье это или дар, но я люблю тебя. Помни  об этом, я хочу быть для тебя источником силы, а не слабости.
С другой стороны, я признаюсь, что привязан… к этой женщине и  чувствую себя неспособным не встретиться с ней.  Но я не отрицаю того, что было между нами, я тебя люблю и испытываю бесконечную грусть при мысли никогда больше тебя не увидеть.
Знаю, что для тебя непросто все понять. Первый вопрос: можешь ли ты верить мне, Марина?  Второй: можешь ли принять это? Согласна ли ты потерять меня, даже если я не соответствую той картинке, которую ты   нарисовала обо мне? – третий вопрос.   Я люблю тебя, Марина! Жан-Поль.

Снова «люблю», раз семь или восемь в одном письме. И снова «НО»…  Когда же эти противные «Весы» перестанут раскачиваться? Дал же Бог мужчину с необыкновенными чувствами, с потрясающей мощью! Эту бы энергию, да, как говорится, «на мирные цели».
Не могу тебе верить!
Я ответила с такой же силой и искренностью:
- Мы переписывались с тобой несколько месяцев. В феврале ты ежедневно говорил мне о любви, ты приручал меня и ясно видел, что я не женщина «на одну неделю». Ты пригласил меня к себе. В то же время ты искал в Интернете приключений. Ты  хочешь, чтобы я поняла? Нет, я не понимаю. Но… кто ищет, находит. Теперь о той женщине. Ты хочешь ее увидеть, это сильнее тебя? Согласна, поезжай. Только причем здесь я?
Да, я могу согласиться, что ты – это ты.  Нет, я не могу тебе верить. Допустим, я захочу приехать в июне, а ты за этот месяц найдешь себе…  третью женщину и будешь уверять, что это сильнее тебя.
Ты просишь о прощении. Тебе надо обратиться не ко мне; ты сам писал «над нами есть силы, очень могущественные».  Но, если это так важно для тебя, изволь: я тебя прощаю.
Еще одно: не каждый день встречаешь Любовь. Не каждый день бывает для двоих Нотр-Дам в Париже и… второй Нотр-Дам, в Версале. Можно найти огромный мир в душе того, кто тебе близок. Можно открывать богатства в любимом человеке месяц за месяцем, год за годом. У тебя было многое, но ты отказался. Решил, что этого мало.
Что касается третьего вопроса… Конечно, я тебя люблю. Согласна ли я потерять тебя? Да, я готова уступить тебя этой женщине и всем женщинам на свете. Ты свободен.

Когда я отправила письмо, то словно бы отослала Жан-Полю все эмоции, порывы, страсти и объяснения! Это был благословенный перерыв, хотя бы, на несколько дней. Можно спать, читать только что купленную книжку Дипака Чопры «Книга тайн», смотреть телевизор. Честно говоря, про себя я сказала о своем странном французском друге: «Заколебал уже своими женщинами, объяснениями и качаниями из стороны в сторону!».
На днях мы с Леночкой пили чай в  кафе. За соседним столиком трое мужчин разговаривали… матом. Может быть, в другое время я бы сдержалась, а тут всё соединилось в одном: метания француза, который морочил мне голову беседами о любви, неприкрытая словесная грубость вот этих троих. Я обернулась к ним и, подбирая слова, раздельно сказала:
- А вы… знаете какие-нибудь другие выражения, кроме мата?
Мне казалось, что воздух наэлектризован. Поднеси спичку – и все вспыхнет. Мой вид, взгляд, должно быть, сказал мужчинам больше, чем вопрос, потому что они… вдруг смутились, а один из них сказал:
- Простите, пожалуйста!
Я повернулась к Леночке. Мы тихо заговорили. Она спросила:
- О чем  пишут из Франции?
- Приглашают, увлекают, признаются в любви, - отвечала я. – И знаешь, вопреки всему, я очень привязана к Жан-Полю.
- А я сердита на него из-за тебя! - сверкая глазами, бросила Лена. – Надо же, он, как плющ, прорастает везде, опутывает, обвивает.
- Если исходить из того, что все люди нам учителя, то… дал же Бог учителя! Я не знаю, что делать, правда.
- Есть такая притча, - задумчиво начала Леночка. – Мама подарила дочери бусы из жемчуга, о которых та давно мечтала. А потом девочка как-то разговаривала с отцом и сказала ему, что любит его и готова сделать все, о чем он попросит. «Подари мне свои бусики!» - сказал отец. «Нет, папочка, они мне так дороги!» - ответила она. Но на другой день подошла к отцу, вся в слезах: «Папа, возьми мое жемчужное ожерелье, возьми, пожалуйста! Твоя любовь мне дороже всего на свете!».
Лена помолчала. Я едва сдерживала слезы. А потом она произнесла:
- Отдай все… Богу! Отдай самое дорогое, и пусть Он решает.
Разве можно добавить что-то? Я машинально помешивала ложечкой в чашке. Из задумчивости меня вывели… те мужчины, что сидели за соседним столиком. Они поднялись, чтобы уходить, и один из них протянул листок: «Вот наши телефоны, если захотите, позвоните как-нибудь! И извините еще раз». Леночка улыбнулась, а я машинально взяла листок.

 В выходной день мне посчастливилось выехать с папой за город, погулять в сосновом бору. Дул очень свежий, порывами, холодный ветер, но апрельское, еще непривычно-яркое, солнце согревало. Словно и на сердце теплее становилось. Я выбрала большую толстую сосну, обняла её, жадно вдыхая запах смолы, потом прислонилась спиной к шероховатому стволу, стала лицом к солнечному диску, закрыла глаза.  Перед внутренним взором возникло  огненное, оранжево-желтое пятно, оно быстро разрасталось, заливая всю меня светом. А еще было ощущение, что Земля медленно движется подо мной, словно я обретаю равновесие, перенося тяжесть с одной ноги на другую. Удивительно реально и нереально.
Дома, когда я открыла интернет, в глаза бросилась фраза «Исход битвы определяешь ты!». Усмехнулась, да уж, пару лет назад мне нравилось, как в известном мультике, кричать: «Я Шира, сила у меня-а-а-а!», доставая воображаемый меч. Неужели он мне пригодится? А вот и посмотрим сейчас, тем более, что Жан-Поль прислал письмо.

- Знаешь, Марина, писал он, - если бы Господь создал одну женщину, то да, мне было бы достаточно.
Как тебе объяснить, давай на примере. Допустим, у тебя один ребенок, и ты его любишь. Но если у тебя их двое, ты любишь двоих. Если пять детей, любишь пятерых. Так понятнее, да?
Когда ты входишь в мое сердце, это навсегда. Неважно, со мной ты или далеко… Можно ли любить двоих женщин? Мой ответ: да. Понимаю, это не твоя концепция. Ты хочешь быть верна одному мужчине и хочешь, чтобы он был верен тебе. Взгляд классический и заслуживает всякого уважения. Но моя концепция верности иная. Я верен ЧУВСТВАМ, которые испытываю к человеку.  Поэтому, что бы ты ни делала, что бы ни думала обо мне, я продолжаю тебя любить. Знаю, что это трудно понять.
Что касается моего приглашения, оно в силе! Приезжай! Это открытость с моей стороны, а не обязанность. Ты приглашена! Только… я ждал бы от тебя, чтобы ты не препятствовала моему…  общению с Мексикой… время от времени…
Не волнуйся! Знаю, что ты слишком далека от того, чтобы вынести все,  и что у меня нет никакого шанса увидеть тебя вновь. Это… гипотеза, чтобы объяснить тебе мою манеру видеть вещи. Я не претендую на то, что моя концепция любви и верности совершенна, и ты – живое тому доказательство. Знаю, что, рассказывая тебе о моих взглядах, я раню тебя, причиняю тебе боль, и я…  почти теряю тебя в эти минуты. Как видишь, в моей искренности нет никакой выгоды для меня.
Я ничего не забыл из наших мартовских каникул. Наши поездки в Париж, к маме, Нотр-Дам, Версаль, прогулка на лодке, и… все прекрасные моменты близости. 
Ты другая, видишь вещи иначе, но я уважаю эти различия. Между нами есть любовь, много любви. Зачем ее отрицать? Я люблю тебя, и мне тебя не хватает.  Жан-Поль.

Дочитала очередную «исповедь». С какой твердостью еще 18 апреля Жан-Поль написал, что не может меня принять этим летом и не может видеть, с таким же, если не бОльшим, упорством теперь зовет к себе и уверяет  в любви, даже в верности. Только это его письмо полно грусти и достоинства – так я почувствовала.

Свет и тень
Если бы я могла отстраниться от ситуации, то сказала бы, что каждый из нас отстаивает свою позицию. И мы оба меняем минус на плюс, конечно, с учетом вновь открывшихся обстоятельств. Когда я демонстрировала «да!», он сказал «нет!». Как только четко сказала «нет, не верю!», так мужчина стал прилагать массу усилий, чтобы получить «да!». Классика жанра, то есть вполне классическая ситуация. Но я не могла смотреть, чувствовать и действовать отстраненно. 
…Мне часто вспоминался тот не раз виденный слоган «Последний легион. Последняя битва. Последняя надежда». Мы бились, как два могучих воина, просто воздух звенел от ударов, и отступать мне было некуда.
Для меня понятие «предательство» материализовалось. Хотя я ни разу в письмах своих не оскорбила Жан-Поля, не написала жестких или страшных слов, больнее всего было понимать, что он ПРЕДАЛ меня еще до моего приезда. И все девять дней ЗНАЛ, что, когда я уеду домой, он возобновит контакты с другой женщиной. Говорил о чувствах ко мне и… знал! Был со мной весел, близок, очень близок и… знал. 
Пустяк какой для мужчины, да? Так живут и все те, кто изменяет женам, спокойно живут! Но я не просила для себя такого! Надо ли было годы ждать встречи, чтобы  найти, Бог ты мой, принца на этой самой белой лошади. Как в насмешку!
Видно, «школа Кристины» не пошла впрок, а, может, наоборот, пошла, коль скоро он решил применить ее в отношениях со мной. Неосознанно, должно быть, решил. А еще мне было трудно вот от чего. – Он по письмам давно понял, кто я. Видел, что не искательница дешевых приключений, знал, что я долгое время была одна, но это его не остановило.
Тайной для меня оставалось и то, зачем Жан-Поль знакомил меня со своей мамой, зачем настаивал, чтобы я рассказала о нем своему отцу, зачем писал, что гордится мною?! …Когда все это время… играл уже на чужом поле.
Да, конечно, я опять реагирую, вместо того, чтобы сохранять спокойствие. Одно дело – сходить на семинар по дзен, совершенно другое -  сделать этот подход к жизни своей реальностью.
Как бы поговорить с мастером дзен, с Сашей? Мое желание и тут исполнилось. Оказалось, что Александр на несколько дней приехал в наш город.   Мы созвонились, и он согласился встретиться.   
Было уже тепло, на встречу я шла в легком пальто из Парижа, в летящем белом шарфе и в шляпе, которую подарил мне Жан-Поль.
Саша пристально оглядел меня, выслушал мой короткий рассказ, заметил грустные глаза и  то, что порой мне приходилось сдерживать слезы, а потом поставил диагноз:
- Мания величия на фоне комплекса неполноценности!
 Я невольно рассмеялась, настолько неожиданно это прозвучало.
На мои вопросы «почему?», «за что?»  он сказал:
- Ты  забыла о дуальности мира, то есть о его двойственности.  Плюс – минус, свет - тень…  У тебя все было так классно: Франция, красивая история, а ты цепляешься за это. Пойми, у мира есть все для тебя!
Саша долго говорил со мной. Мне запомнился такой пассаж:
- Любая попытка подогнать другого человека под себя, под свое восприятие, приводит к краху. Ты пропускаешь САМОГО человека.  Ты говоришь, что любишь? Пусть это чувство будет здесь, с тобой, и оно может вырасти благодаря твоему вниманию. 

Сегодня вечером я посмотрела два фильма «Убить Билла» и «Глаза Ангела». В одном  фильме совсем прозрачно показано, что Любовь может привести… к смерти.  А во втором героиня говорит мужчине с глазами ангела: «Я давила на тебя, но поняла: не обязательно быть идеальным!». Словно послание мне, недаром же я помню и ценю фразу Коэльо «Люби и не спрашивай, просто люби».
Поскольку я не отвечала Жан-Полю, он прислал короткое письмо:
- Ты очень молчалива. Тебе нечего сказать или ты не хочешь говорить со мной? Задавай любые вопросы - отвечу. Пока мы сохраняем хоть какую-то   переписку, я рад.

Мы встретились с Леночкой в кафе, в обеденный перерыв. Чтобы развеселить меня, она сказала:
- Об этом только мечтать можно! За последние месяцы твой француз говорил тебе «люблю!» тысячу раз. Но вот что интересно: чем сильнее теперь его «да», тем тверже твое «нет».
- Ты права, конечно. Но едет он в другую страну, не ко мне. Что я могу поделать?
- Да ты и так, вон какую махину развернула на 180 градусов, буквально за несколько дней. То Жан-Поль утверждал, что не может тебя принять ни за что, сейчас пишет: «Приезжай на любых условиях!»… А потом, до июля еще так много времени! Все может перемениться, и он не полетит в Мексику. Ты решила что-нибудь?
- Пока нет.
- Знаешь, Мариночка, может быть, за твоим «нет» и находится та дверь, которую тебе надо открыть.
- То есть я отказываюсь от возможности понять нечто, для меня важное?
- Кто может знать наверняка? Что бы ты ни сделала, все будет правильно. Только слушай свое сердце.

Рискну
Жан-Поль снова написал, теперь уже коротко, тихо и смиренно:
- Я хочу, чтобы ты знала: я люблю тебя. Если ты приедешь во Францию, двери моего дома и мое сердце открыты. …Сейчас ты видишь меня другим, но, Марина, я не изменился! Изменилось только твое отношение ко мне, вернее, твоя картинка, где ты меня нарисовала.  Я остался прежним. Люблю тебя, мне тебя не хватает.

Жан-Поль говорил об этом уже второй раз, я обратила внимание и поняла: он-то, правда, остался таким, каким был. Я знала только часть его, другая была скрыта от меня.
Один из моих учителей, Антар, несколько месяцев назад, говорил мне о биении жизни: «Делай что-нибудь, рискуй!». Так что же, отойти в сторону или рискнуть? Хорошо, я рискну. Постараюсь быть в моменте, смотреть, чувствовать. А там, как жизнь рассудит.
В ответном письме Жан-Полю я говорила о погоде, рассуждала политике, а потом, будто ныряя в холодную воду, сделала приписку:
- Спасибо за твое предложение приехать. Если ты вправду хочешь меня снова видеть, хорошо, согласна. Можешь ли ты оформить мне приглашение? Если это не доставит тебе хлопот, конечно. Я знаю ситуацию и…   обстоятельства. Надеюсь, ты понимаешь, что мне было трудно написать это.   

…Вот я и отдала все туда, на усмотрение Высших сил. А мне надо побыть наблюдателем. Это снова урок приятия жизни, всех ее граней. Хотя сколько их было, уроков? Вспомнились слова Антара: «Готовься к новым испытаниям». Теперь мне предстояло отправиться в неизвестное, я понятия не имела, как поступают в таких ситуациях.
Жан-Поль написал письмо, которое я читала… осторожно, словно мне дали подержать в руках ежика, а я боюсь уколоться. Правда, было больно от всех последних событий, поэтому я взвешивала адресованные мне слова, пытаясь настроиться на частоту своего сердца и понять, насколько искренен мужчина, который пишет мне:
- Да, я понимаю, что тебе было нелегко решиться и еще сложнее предложить мне это. Я буду рад тебя принять и счастлив снова видеть. Я люблю тебя такой, какая ты есть.
Мне объяснили в мэрии, какие нужно собрать документы. Напиши мне, пожалуйста, твой адрес, данные паспорта… Я буду держать тебя в курсе дел и надеюсь, все у нас получится.

Сегодня я смотрела по телевизору передачу про Лувр. Наполеон, который превратил в музей резиденцию для королей, любил повторять: «В моем словаре нет слова «невозможно».  Прекрасно сказано, мне бы такую решимость.
Показали панорамы Парижа, дорогу, что ведет с авеню д Опера во двор Лувра. Я отлично знаю эти места, гуляла там десятки раз, поэтому просто приникла к экрану и почувствовала, как иду по знакомым улицам… сижу на теплой каменной скамейке во дворе Лувра, стою возле пирамиды под палящими лучами солнца, а рядом журчат фонтаны.
Время от времени я заглядывала на свою страничку на сайте знакомств. Иногда мне писали двое мужчин, я отвечала им. Мой предприимчивый друг – я говорю о Жан-Поле – своим поведением сделал все возможное, чтобы я не чувствовала угрызений совести из-за моей переписки с Кристианом и Жоэлем. Это нельзя было назвать «любовными историями». Кристиан представлялся мне солидным, основательным, он работал инженером в нефтяной промышленности. Жоэль – преподаватель - был красноречивым, увлекался Россией и Англией, писал мне длинные письма и много шутил.  По поводу этих мужчин я думала: раз мир послал мне их, значит, так нужно. Посмотрим, как отношения будут развиваться дальше.

- Сегодня мне позвонила мама, - писал Жан-Поль, - она была очень рада узнать, что ты снова приедешь во Францию. Я отдал все документы в мэрию, буду ждать ответ, на это уйдет десять дней.
Знаешь, мне нравится идея Сент-Экзюпери «я в ответе за тех, кого приручил», правда, нравится. Я люблю тебя и не скрою,  что жду нашей встречи.

…Пока улаживались дела с оформлением приглашения, прошел почти месяц. Внешне наши отношения с Жан-Полем были ровными, я закрыла  дверь, за которой жила моя боль, и старалась не думать о «нетривиальных» обстоятельствах своей будущей поездки и далекой стране Мексике… В письмах мы не касались щекотливой темы, и мой друг не тревожил меня даже намеками.
К тому же я сознательно поддерживала переписку с теми двумя мужчинами, Кристианом и Жоэлем, они стали изредка звонить мне. Решила, что накануне моего отъезда сообщу им, что скоро буду в Париже. Если Жан-Полю можно «искать приключений», то и мне тоже; рискну повстречаться с первым и вторым.
…Вот мне и пришло приглашение от Жан-Поля – в солнечный яркий день молодой симпатичный курьер вручил заветный конверт. Мои близкие не знали об обстоятельствах поездки, об этом была осведомлена только Лена. Итак, мне оставалось получить в Москве визу.

Буду молиться за тебя!
Москва! Огромная, непонятная, шумная! Прилетев, я хотела поехать общественным транспортом. Узнала, как добраться до моей гостиницы. Сначала на автобусе, потом на метро, с пересадкой, потом еще пешком пару остановок, а было уже девять вечера. Ко мне подходили таксисты, я вежливо, не глядя, отвечала всем «спасибо, нет!». Но один мужчина упорно шел за мной и говорил, что уже поздно, что, мол, зачем мне тащиться с чемоданом на другой конец Москвы, пока я не взглянула на него:
- Хорошо, поехали!
Мне было приятно - спокойно сесть в чистенькую вишневую машину  «Ауди» и не думать, как ехать, где делать пересадки. Водитель представился:
- Михаил!
- Марина, - улыбнулась я.
Удивительно, но мы как-то сразу разговорились, и это было легко. Он рассказывал о себе, я сказала коротко, что еду во Францию.
- Замуж выходить? – подхватил он.
- Нет, просто так…
И, чтобы перевести разговор, спросила:
- А вы кто, по гороскопу?
- Я? – он хмыкнул. - Ни рыба, ни мясо – весы! Недотепа.
Так искренне я давно уже не хохотала: надо же, весы, как Жан-Поль! И такой самокритичный.
- Нельзя о себе плохо говорить! – сказала я Михаилу и принялась объяснять, почему именно нельзя.
Из нашей двухчасовой беседы во время езды по московским «пробкам»  я приведу только маленький фрагмент, слова Михаила, которые напрямую меня касались, хотя он не знал об этом.
- Даже если ты хочешь чего-то очень сильно, не надо напряженно ждать! – говорил он.
- Как? – спросила я.
- Просто живи и… немножечко играй. Тогда все обязательно исполнится.
Мы подъехали к гостинице. Я расплатилась. Вытащив из багажника мои вещи, Михаил взял меня за обе руки и сказал:
- Когда ты села в машину, в первые полчаса,  у меня даже… карта Москвы в голове сбилась. Ты меня поразила!
- Чем же? – растерянно спросила я.
- В тебе есть… самость. Она редко встречается, поверь, я вижу много людей каждый день. У тебя все сложится замечательно! Я… буду молиться за тебя.
Это прозвучало абсолютно неожиданно, особенно последняя фраза. Представьте, суетная Москва, поздний вечер, водитель такси довез незнакомую женщину до гостиницы и вдруг говорит ей важные слова, будто… из другого сценария, из другой жизни. Сказать по правде, наверное, такие, в которых я нуждалась.
- Спасибо! – я взяла чемодан и пошла к крыльцу гостиницы.
- Марина! – вдруг громко позвал Михаил, как будто мы давно знакомы, а теперь я ухожу, не досказав чего-то.
Обернулась, он подошел:
- А тебе точно нужна «Славянка», а не «Славянская»?
- Точно.
- Может быть, ты отдохнешь, а потом мы поужинаем?
- Нет! - твердо сказала я и улыбнулась, чтобы смягчить интонации. – Зачем?  Спасибо и до свидания.

Выспавшись и позавтракав в гостинице, я, поехала в посольство Франции, так как мне было назначено, причем, не только день, но и час. Большая Якиманка, 34, там и визовый центр. Когда стояла в очереди, моя дочь, Светлана, прислала СМС:
- Удача улыбается таким, как мы!
Вскоре нам было разрешено войти, и я сдала в нужное окошечко все документы приятному смуглому мужчине. Часа четыре или пять я ходила, сидела, снова ходила, дожидаясь решения. Было уже шесть часов вечера. Наконец, среди прочих услышала свою фамилию. Это значит, мне дали визу. Подошла к окошку, взяла свой красный паспорт.
Для того, чтобы бурно обрадоваться, я, наверное, слишком устала, да еще хотелось пить и есть. Но я все-таки открыла паспорт, полюбовалась на шенгенскую визу. Хороша! И я тоже, потому что над моей фотографией в паспорте «расцвел» причудливый цветок, отливающий металлическим блеском. В центре – ма-а-а-ленький земной шар, а от него расходятся лучи, и еще сверкают симпатичные звездочки.
Мир снова открывал для меня дорогу во Францию, а я всегда отмечаю такие знаки. Мне дали визу, значит, правда, для меня лучше поехать к Жан-Полю, окунуться в неизвестное и усвоить новые уроки.
Проходя мимо маленькой уличной кафешки, я ощутила приступ слабости от голода, да еще до меня донесся восхитительный запах блинов, которые жарили тут же, на глазах посетителей. Я еле дождалась очереди, попросила блинчик - он был большущий - с яблоками; зеленый чай. Наконец-то можно сделать первый обжигающий глоток, второй. Чай с мятой, горячий блинчик, на который я даже дула от нетерпения, казались блаженством. Внутри разливалось тепло, ко мне возвращались энергия, радость жизни.
Поехала в гостиницу на метро. Выйдя из поезда, сквозь свист проносящихся электричек и шум толпы услышала звуки скрипки. Неужели мне не почудилось? Ближе к выходу из метро увидела молодого мужчину. Он стоял со скрипкой в руках и казался отделенным от людей, которые торопливо шли мимо. Я выхватила взглядом его стройную фигуру в джинсах и белой рубашке, отметила спокойствие, отрешенное выражение лица.  Потом уселась на парапет поодаль, чтобы не мешать движению и слышать Музыку. Скрипка грустила,  пела, увлекала за собой. Словно бы невидимые нити протянулись от скрипача ко мне, и вовсе не мешали снующие люди, обрывки разговоров, смех и шум. Под рождающуюся мелодию во мне всплыли слова, хотя раньше я их только мельком слышала:
  «Там для меня горит очаг,
  Как вечный знак забытых истин.
  Мне до него последний шаг,
  И этот шаг длиннее жизни!».
…Ночью в гостинице я спала, как ребенок, набиралась сил. А на следующий день полетела в Париж.

Мы сделали это!
Жан-Поль не мог встретить меня в аэропорту – он предупредил меня об этом. Мы давно договорились, что я сяду на поезд и через Париж доеду до поселка, где живет мама Жан-Поля, я потом он заберет меня домой. Знала, и все равно ждала его в Шарль де Голь. Он не приехал.
Я умылась, посидела в аэропорту, бездумно глядя на людей разных национальностей и цвета кожи. В душе росла… радость: я приехала в Париж, я снова здесь. Надо только доверять миру, и все будет хорошо.
Из электрички позвонила маме Жан-Поля. Она говорила радостно и немного возбужденно. Я поняла, что, когда приеду, мне надо ждать на вокзале.
Электропоезд шел через Париж. Знакомые станции метро. Только в эти минуты я отчетливо поняла, что приехала, несмотря ни на что или… вопреки всему.  Я снова в Париже, теперь он обязательно поможет, это же мой «параллельный мир», который дает мне силы и энергию. Несмотря на духоту и толчею в вагоне, я безотчетно улыбалась. Потом мы выехали за город, и вот уже за окном мелькают деревья, поля, маленькие домики. Улыбнулась: такое впечатление, что еду где-то возле Екатеринбурга, только мелодичный голос вежливо объявляет остановки на французском языке. А вот и нужная мне станция. Из поезда я вышла на перрон, потом на автобусную остановку, нашла лавочку и села на нее. Духота обволакивала и изнуряла. Я вытирала платком влажное от пота лицо, прося у природы хоть легкого дуновенья ветра, изредка смотрела по сторонам, ожидая мадам Маршан.
Вдруг рядом со мной затормозила машина с открытым верхом, из нее вышел мужчина. Я увидела его, вот только не поняла сразу, что это Жан-Поль. Он был в светлой вололазке, в гетрах и сапогах, наверное, приехал сразу после занятий верховой ездой. Ну, практически, сказочный принц на белом коне, - грустно улыбнулась я про себя.
Жан-Поль подошел ко мне, губы слегка кривились, словно ему трудно говорить.
- Я тебя не узнала! – бросила устало и как-то безразлично. Сказалось всё: последние тяжелые для меня недели, трудная дорога.
- Здравствуй! Где ты была так долго? Мы уже начали волноваться! Давай чемодан!
Жан-Поль тоже не кинулся обнимать меня, похоже,  не знал, как себя вести, или почувствовал мое состояние.
Мы оба оживились только тогда, когда приехали к маме. Она меня разглядывала, прижимала к себе, снова отстраняла, задавала вопросы, назвала меня, как прежде, маленьким львенком из Сибири (ma petite lionne de Siberie). Я улыбалась, отвечала и понемногу оттаивала. Жан-Поль будто настроился на меня, уловил изменения и, обращаясь к маме, спросил:
- А, правда, Марина все равно красивая, хотя и усталая?
Я пошла умываться, с наслаждением плескала холодной водой на разгоряченное от жары лицо. Потом мы, конечно, пили кофе, куда же без него во Франции? Я вручила маме Жан-Поля сувениры, достала из сумки и отдала ей московский шоколад, коробку конфет. Она радовалась, как ребенок. Пригласила меня, точнее, нас на любительскую оперу, где должна была петь ее дочь – сестра Жан-Поля. Оперу ставили в небольшом городке, неподалеку. Я сказала, что мы обязательно приедем.
Вскоре мы отправились домой на черной «Реношке». Мама вышла нас проводить, снова обняла меня «до скорой встречи!», и мы поехали.
Задира-ветер играл с моими волосами. На скорости разговаривать было бесполезно, ну, и хорошо. Я «ожила», улыбалась и думала: «Мы с моим прекрасным миром сделали это! Ура, я во Франции! Спасибо всем, кто со мной и за меня!». 
Вот и подземный гараж, мы поднимаемся в квартиру. Да, я помню здесь все. Даже не «помню», а знаю! Вот мое любимое кресло, вот бордовая спальня, а вот волшебные окна, которые открывают вид на озеро.
Жан-Поль предупредителен и нежен со мной сверх всякой меры, словно ему вручили тончайшей работы хрустальную вазу, и он боится разбить ее из-за одного неловкого или неточного движения.
Нет, он не изображает нежность, он искренне рад мне. Снова происходит «церемония» раскладывания вещей. Вот я уже обустроилась, пошла в душ. Какое блаженство – обыкновенная теплая вода, а потом и большое мягкое полотенце. Жан-Поль варит мне кофе, и тут раздается нежный звон – мне пришла СМС-ка от Лены. Подруга пишет:
- Тебе дана роскошная контрольная на французском. Желаю получить удовольствие от процесса и результата.
Весь оставшийся день Жан-Поль проводит со мной. Я нахожусь «в моменте» (спасибо Саше Мурзину), вижу, чувствую, осязаю, но без интерпретаций происходящего.
Поздно вечером, собираясь на работу, мой друг говорит:
- Вот твой комплект ключей от квартиры, от подъезда.
Жан-Поль показывает, как открывать и закрывать двери, предлагает мне самой попробовать. Потом, стоя уже на пороге, вдруг сообщает, с деланным равнодушием:
- Ежедневно на рассвете или рано утром я… общаюсь, то есть разговариваю с… Мексикой.
Вот так прямо.  Я молча киваю, слова застряли в горле, там становится холодно, как будто я проглотила кусочек льда.
Жан-Поль целует меня, гладит по волосам:
- Я рад, что ты приехала и не хочу, чтобы ты грустила из-за  меня!
- Довольно! – отстраняюсь я и ухожу в другую комнату. Он уезжает.
Сижу на кровати и рассуждаю:
- Мариночка! Ты уже здесь, Было же сказано «доверяй миру!», так и нужно доверять. Всё устроится. А когда ты сердишься, нет возможности для маневра.

…Я проснулась рано утром. Во Франции-то рано, а у нас в Сибири уже почти полдень. Дверь в спальню была закрыта, но до меня доносился голос Жан-Поля – он беседовал с… Мексикой. Я лежала и наблюдала свое спокойствие – уже шаг вперед! Через час пришел Жан-Поль, лег спать. Я поднялась, вышла в гостиную, посидела за «барной» стойкой на высоком стуле, любуясь озером. Выпила чаю, и тут мне  на мобильный позвонил Кристиан.
Ах, да, у меня же есть два француза для… А для чего? Про запас, для знакомства? Я рассмеялась и сказала в трубку:
- Bonjour, Christian! Ca va? (Добрый день, Кристиан. Все хорошо?).
Он ответил «са ва!» и объяснил, что сегодня должен улететь в командировку, в Алжир, по работе. Говорил, что ему очень жаль – наша встреча пока не состоится. Забегая вперед, скажу, что потом Кристиан слал мне письма из Алжира, живописуя работу и пустыню, присылал фотографии.
Положив трубку, я задумалась: да, елки-палки, что я, заговоренная, что ли? Будто кроме Жан-Поля, мир «не дает» других мужчин, говоря: твой урок здесь, и ты должна его пройти! Впрочем, остается еще Жоэль!

Трудные разговоры
В субботу и воскресенье я не смогла съездить в Париж, а мне так хотелось! Я узнала, что в выходные дни автобусы до вокзала, где я должна была сесть в электричку, ходят примерно раз в час. Электрички тоже бывают довольно редко. Мне жаль было терять столько времени на ожидание.
Жан-Поль не мог отвезти меня в Париж, потому что работал каждый день.
Я много гуляла, ходила вокруг обожаемого мною озера. Вода успокаивает, примиряет меня с собой и обстоятельствами.
Иногда сидела на скамейке, болтала ногами, жевала сорванную по пути травинку и читала книгу, иногда пела – у воды голос звучит более сильно и чисто.
Сегодня, пока Жан-Поль спал, я приготовила обед: салат, картошку с шампиньонами.  И … напекла оладьи, так, для русской экзотики. Когда мой друг проснулся, я красиво сервировала стол, а сама решила пойти погулять. Он поблагодарил. На вопрос о том «что это?» я кратко рассказала про оладьи, еще достала из холодильника сметану, объяснила, что  с ней есть будет вкуснее.
Жан-Поль обедал и смотрел какую-то спортивную передачу, а я вышла из спальни, одетая для прогулки. Он оторвал взгляд от телевизора и   пристально на меня посмотрел:
- Огромное тебе спасибо за прекрасный обед! И... ты… очень красивая!
- Спасибо.
Он подошел, обнял меня, спросил:
- Идешь к озеру?
- Хочу посмотреть твой город.
- Только не потеряйся!
- Всегда найдутся милые французские мужчины, которые меня проводят! - улыбнулась я.
- Не вздумай ни с кем кокетничать, я очень ревнивый!
Вечером мы поехали смотреть оперу. Сцена была сооружена прямо во дворе какого-то, говоря по-нашему, центра культуры, скамейки для зрителей расставили под открытым небом.
Французы, насколько я поняла, очень любят и поощряют спортивные занятия и всякого рода самодеятельность. То народные танцы, то вокальные ансамбли, то опера в небольшом городке.
Сестра Жан-Поля, переодеваясь по ходу сюжета, играла сразу несколько эпизодических ролей, а во второй части оперы у ней была даже сольная партия. После окончания мы подошли к Эммануэль – так звали сестру Жан-Поля – поблагодарить и сказать комплименты.
По правде говоря, французы придают большое значение всем «церемониальным» словам и выражениям. У них обязательно нужно сказать «доброе утро!», всенепременно «приятного аппетита!». Они никогда не путают послеобеденное время и вечер. Так, после обеда вам обязательно скажут, например, в магазине или аптеке «bon apr;s-midi!» (что можно перевести, как «удачного послеобеденного времени!»), а вечером – «доброго вечера!» («bonsoir!»). Насколько я успела понять и почувствовать, эта вежливость у них, что называется, в крови, они действительно, а не по обязанности, воспитанные, милые, искренние, отзывчивые и вежливые. Если у тебя очень грустное лицо, на котором написана тревога или печаль, незнакомый человек может обратиться к тебе в автобусе или метро с  вопросом: «У вас все в порядке?». Несколько раз во время моих прошлых визитов во Францию, я заблудилась в Париже. Стоило мне остановиться, развернуть карту и начать оглядываться по сторонам, рядом обязательно останавливался кто-нибудь и спрашивал: «Вы не знаете, куда идти? Могу я чем-то помочь?».

…Так вот, меня представили сестре Жан-Поля. Она была стройненькая,  живая и подвижная, с прямым острым носиком, смеющимися глазами. Говорила нежным голосом и очень быстро, как многие французы. Сказала, что мечтает побывать в России. Я ответила: «Так в чем дело? Приезжай!»
Мы поблагодарили Эммануэль за прекрасный вечер, наговорили ей комплиментов. Когда ехали домой, Жан-Полю пришла СМС-ка. Стало совсем скверно: я… поняла, кто это пишет и откуда -  женская интуиция.
В квартиру поднялась одна, мой друг остался в гараже. Мне было плохо – вдруг случился криз, они у меня бывают изредка. Сердце билось, как сумасшедшее, то быстро-быстро, то медленно; ломило виски; кружилась голова. Я накапала себе в стакан с водой валокардина, который привезла из России, залпом выпила и легла на диван в гостиной.  Вскоре пришел мой друг. Сразу «унюхал» резковатый запах раствора, как доктор, спросил, какое это лекарство, и что со мной.  Ответила, что обычное успокаивающее. Кризы и вправду не очень страшны, просто они одаривают неприятными симптомами: головокружение, сердцебиение, страх… Я налила себе еще воды в стакан, но выпить не смогла – руки дрожали. Снова легла на диван, стараясь дышать медленно и ровно. Жан-Поль сказал твердо:
- Мне нужно выйти в интернет прямо сейчас!
- Только этого мне не хватало! - пробормотала я.
Осторожно поднялась и ушла в спальню. Посидела, подышала глубоко, потом про себя досчитала до ста, появилась на пороге гостиной:
- Прости, ты прав. Раз надо в интернет, конечно…
- Можно мне обнять тебя? – спросил Жан-Поль.
- Нет! – я снова вошла в спальню и на этот раз закрыла за собой дверь.
Минут через десять он вошел, сел на пол возле кровати. Я быстро смахнула слезы, но он увидел, что я плачу, сказал в три приема, будто слова давались ему с трудом:
- Извини, что у тебя… такие трудные каникулы… из-за меня.
- Нет проблем.
-Ты веришь, что очень важна для меня, Марина?
- Не знаю. Может, ты просто пожалел меня.
- Это не мой стиль… Пойми, Марина, ты живешь не в соседнем доме, а очень, очень далеко от меня. Но ты уже второй раз здесь, в моей квартире. И ты приехала не на два дня, а на месяц. Я  рад, что ты со мной.
- Я поняла, теперь ты можешь идти к компьютеру, общаться.
Но Жан-Поль не ушел, так и сидел на полу возле кровати, точно не решаясь прикоснуться ко мне. Только глядел как-то по-особому, словно  ласкал меня взглядом:
- Ты… ты мне слишком дорога, Марина.
- Хорошо, допустим, - снова разволновалась я. - Ты можешь себе представить, что ты меня любишь, а я ежедневно разговариваю часами с другим мужчиной?
- А ты, - ни секунды не раздумывая, ответил он, -  можешь себе представить, что у тебя есть другой мужчина, а ты приглашаешь меня к себе пожить?
…Вот и возрази, попробуй! У него всегда такие подходы. В другом  случае я бы оценила оригинальность мышления и улыбнулась находчивости. Сейчас, на своем месте, я не могла быть непредвзятой. Хотя отметила про себя, что в картине мира Жан-Поля все стройно и вполне сочетаемо. Он снял очки и устало потер глаза. И еще подлил масла в огонь, сказав почти резко:
- Я ведь ту женщину не видел, не встречал в реальном мире, только в виртуальном.
 Мне было трудно не согласиться.
- Но ведь вы с ней… ладно, как ты относишься к ней?
- Я влюблен в нее! - мрачно ответил он.
- Ты понимаешь, кому это говоришь?
- Но ведь ты спросила!  Лучше было бы, если бы я солгал?
Как ему ответить?  Хотя, должна признаться, что в данном случае я бы предпочла ложь.
В таком духе мы проговорили два часа. Жан-Поль так и не пошел в ту ночь общаться с Мексикой.

Утром следующего дня Лена прислала СМС:
- По мнению моего мужа,  с иномарками всегда много возни, но эффект того стоит!   Желаю терпения, оптимизма и здорового пофигизма.
Ах, Леночка, она так поддерживает меня, старается подбодрить, рассмешить! Чего мне, в самом деле, не хватает, так это здорового пофигизма.

«Вы – женщина, вы – богиня!»
В этот раз Жан-Поль приехал с работы в три часа ночи, осторожно заглянул в спальню. Я не спала. Он  обнял меня, поцеловал:
- Я лягу позже!
Это «позже» затянулось с трех ночи до семи утра – конечно, он общался по Интернету с дамой из Мексики. Когда он снова «нарисовался» в спальне, я взяла ноутбук и пошла в гостиную, чтобы  посмотреть свою электронную почту.
Кроме прочих, мне написал Жоэль. Он рассказал, что…   буквально на днях познакомился с женщиной, которая, как оказалось, живет совсем недалеко от него. Он очарован ею и писал мне, что, скорее всего, это любовь с первого взгляда.  Поэтому, если мы и встретимся с ним, то в присутствии этой дамы. 
Наверное, у меня была обратная реакция, потому что я… громко  засмеялась: как, и этот тоже не может встретиться со мной? Сначала Кристиан уехал в другую страну, теперь Жоэль встретил свою любовь. Интересная получается картина, я что «приговорена» к своему странному французу, Жан-Полю? А другие мужчины просто исчезают, испаряются в пространстве…
На мой смех из спальни вышел Жан-Поль. Он не видел того, что у меня на экране компьютера, вероятно, подумал, что письмо от другого мужчины. Но вот мое веселье он понял по-своему. Снова вернулся в спальню, а через пять минут опять вышел, будто бы в туалет. Меня это рассмешило еще больше: ага, он ревнует! Жан-Поль сказал, словно бы в шутку:
- Если ты меня обманешь, изменишь мне, я… убью тебя!
- А потом себя, да? –  усмехнулась  я.

День был жаркий, но свежий ветерок сглаживал зной. Я собралась в Париж, надела сине-зеленый легкий, почти невесомый, сарафан, открывающий плечи. Сверху набросила голубую косынку, чтобы приглушить некоторую вольность в покрое сарафана. На ноги – босоножки на небольшом каблучке. Надо еще и глаза подкрасить, сделать поярче, а то они очень грустные.
Собиралась и думала о подходе дзен, о том, чтобы «быть в моменте», не реагировать на события, а просто проживать их. И мне пришло СМС-сообщение от Юли – «соратницы» по занятиям в группе дзен. Юленька  писала:
- Привет, моя радость. Я на тренинге у Саши Мурзина. Как у тебя дела? Солнышко вышло? Помни: ты всегда вначале.
Я ответила:
- Есть всё: слезы, солнце, Париж! Не хватает Сашиной иронии  и твоей нежной мудрости.

В Париже мне нужно было увидеться с приятельницей, Ириной, которая  года три назад вышла замуж за парижанина и уехала жить во Францию.
Мы должны были встретиться недалеко от Лувра, а именно в саду Тюильри. Я вышла на станции метро «Лувр», посмотрела схему и засомневалась, куда идти, к какому выходу. Совсем близко от меня, словно из воздуха, возник мужчина, коснулся моей руки, я даже вздрогнула от неожиданности. Галантно произнес:
- Вы что-то ищете? Вам помочь?
Улыбнувшись, я объяснила, в чем дело, он вызвался проводить. Мельком взглянула на него: симпатичный, высокий, плотный, в синих  брюках и белой рубашке с подвернутыми рукавами. Черные волосы, темно-карие глаза за стеклами очков. Мужчина очень эмоционально говорил, жестикулируя  и показывая мне, где я должна была выйти, и куда мне идти теперь. Он представился:
- Меня зовут Эрве, я работаю гидом в Лувре.
Интересно: я ухитрилась встретить в подземке гида из знаменитейшего музея. Что же ему сказать о себе? Начнем с нейтрального:
- Марина. Я из России...
           - Марина? Какое красивое имя! Так вы из России, даже из Сибири? Невероятно! Как мне повезло! - он просто лучился энергией, восторгом и задором.
Минуты через четыре мы вышли к перевернутой пирамиде. Как вы знаете, во дворе Лувра есть большая стеклянная пирамида. А под землей – перевернутая пирамида, устремленная вершиной к полу. Огромная и, казалось, легкая, она словно висела в воздухе. Я залюбовалась ею, а мой спутник уже увлек меня дальше:
- Сейчас мы пройдем через Лувр, позвольте я напою вас кофе? А потом,  конечно, провожу.
Взглянула на часы. Времени до встречи с Ириной было предостаточно. Между тем наш разговор с Эрве шел по нарастающей. Он задавал быстрые вопросы, я отвечала. Сколько комплиментов он мне наговорил! Это был поток, ураган! Я только успевала как-то отшучиваться, чтобы снизить накал его речей. В свои пассажи он умудрялся привнести познания о Чехове, Достоевском, Пушкине.
Мы уже и кофе попили в одном из кафе музея. Потом вышли из Лувра, остановились возле большой пирамиды. Эрве снова горячо заговорил:
- Должен признаться, что я обратил на вас внимание еще в вагоне метро. Вы такая необыкновенная! Эти длинные яркие волосы, этот взгляд карих глаз… Я сказал себе, что обязательно к вам подойду, иначе буду жалеть всю жизнь.
Мои старания свести все к шутке, к легкой, ни к чему не обязывающей беседе, не завершились успехом. Эрве продолжал:
- Смотрите: мы в центре мира, в центре Парижа. Нас свела судьба! Я хочу быть с вами, быть вашим гидом. Лувр, музей Орсэ, музей парфюмерии… Позвольте мне показать их вам.
- Подождите, постойте! – мне даже захотелось как-то его успокоить. – Я не одна в Париже, я живу у друзей. У меня нет возможности проводить время с вами.
Но Эрве словно не слышал. У меня было ощущение, что скоро все вокруг… воспламенится от его горячности:
- Вы так легки, вы не идете, а летите, как чеховская чайка! В вас столько света! Вот, посмотрите, японка. Она в брюках и одета во все черное. Оглянитесь! Вокруг столько женщин, и почти все они в шортах, брюках. А вы, в этом струящемся платье, на каблучках!
Он протянул ко мне руки, словно хотел обнять. На нас оглядывались, потому что Эрве говорил слишком громко. Я улыбнулась,  показывая    глазами на двоих полицейских:
- Дорогой друг! Вы так настойчивы, что порой мне хочется позвать на помощь вон тех господ, чтобы они чуть-чуть остудили ваш пыл...
Он не принял шутки, быстро ответил:
- Дайте руку!
Поцеловал мне кончики пальцев:
- Я уважаю вас, я верующий. Вы - женщина, вы – богиня!
Признаться, я смутилась… Вот и попробуй, ответь ему что-то! Эрве просил мой номер телефона, я категорически отказалась его назвать. Тогда он написал на листке номер своего мобильного, просил, умолял позвонить, хоть через день, хоть через два. Он почти опаздывал на очередную экскурсию, ему надо было уходить. Напоследок мой новый знакомый еще раз меня удивил. Спросив «какие у вас духи?», он тут же решил сам определить:
- Ланком? По-моему «Трезор»…
Я была поражена. Действительно, у меня духи от Ланком, а «Трезор» (tresor) обозначает «Сокровище».
Собравшись уходить, Эрве все же на секунду стремительно привлек  меня к себе, проговорив:
- Mon tresor de Lancomе!
Что можно было перевести, как «мое сокровище от Ланком». Отойдя на пару шагов, Эрве прокричал:
- Позвоните мне, обязательно позвоните!
Не успев остыть от стремительного напора моего нового знакомого, я подумала: опять Париж лечит меня, исцеляет, словно открывает во мне  неизведанные глубины, необычные грани.
Как интересно устроен мир! Жан-Поль, в доме которого я живу, смотрит в сторону далекой Мексики, именно там  надеясь найти призрачную птицу счастья. А мне послан совершенно незнакомый мужчина, Эрве, чтобы сказать: «Вы летите, как чеховская чайка».
…Я еще не раз с благодарностью вспомню слова: «Мы в центре мира, в центре Парижа. Вы – женщина, вы – богиня!».

«Я не причиняю зла»
Сегодня вечером я хозяйничала дома, то есть, конечно, в квартире Жан-Поля одна, он был на вызовах. Потушила овощи с мясом, сервировала стол. Полюбовалась на результаты своих стараний и послала другу СМС:
- Я приготовила ужин. Если ты близко от дома – приезжай.
- Еду! – ответил он.  И вскоре приехал.
В эти минуты я вспомнила, как несколько месяцев назад, когда я была в России, а он во Франции, мы перебрасывались точно такими же СМС-ками, как будто создавая реальность.
Всё, буквально всё  воплотилось в жизнь – «ваши желания исполняются», как писал в своих книгах Ошо. Мне было отрадно и… горько. Горько оттого, что через пару недель мои парижские каникулы закончатся, и Жан-Поль улетит в Мексику. Или, может быть, сдаст билет? Все поменяется, он выберет МЕНЯ? Я так и думала, мысленно прося его: «Выбери меня!». Только сбудется ли это?
Наступил еще один день.
…Надо ли упоминать о том, что все сегодняшнее утро Жан-Поль очаровывал свою даму из Мексики, разговаривая с ней больше двух часов.
После обеда наступило время для нашего общения, мы поехали на машине к дальнему озеру, чтобы там погулять. Небо было темным и мрачным, тучи сгущались. Дул холодный ветер, дух захватывало от мощи природы, которой вряд ли можно противостоять. Казалось, дождь неминуем. Но вдруг в каком-то, невесть как образовавшемся просвете, на небе засияла радуга. Она была тем ярче и фантастичнее, чем мрачнее темно-синие тучи вокруг.
…Мы шли по дорожке среди леса, по берегу озера. Завидев нас или заслышав шаги, от нас разбегались кролики. Они были маленькие, пушистенькие, трогательные, хотелось поймать одного, погладить, подержать на руках, так, чтобы ощутить быстрое биение его сердечка.
Разговор зашел о том времени в апреле, когда Жан-Поль впервые написал мне о женщине из Мексики. Я говорила о своих чувствах, о том, что моя подруга Леночка была мне в то время доктором, сестрой, мамой, ангелом-хранителем, сиделкой.
- После твоих уроков, - начала я фразу, но закончить не смогла, потому что боялась заплакать.
- …ничто худшее не может с тобой приключиться, да? – договорил он за меня. И спросил, словно подсказывая ответ:
- Но ведь сейчас ты не страдаешь? Ты не жалеешь, что узнала меня?
- Я не буду отвечать!
- Послушай, Марина, когда ты проходишь испытание, ты находишься в НЁМ, тебе трудно увидеть, что оно дает, что приносит. Это будет понятно позже.
-  А за какие такие грехи … испытание? И что я получила сейчас, кроме боли? – не выдержала я.
- Может быть, пока рано говорить об этом? Ты поймешь позже.
«Дал же Бог посланника!» - подумала я. Этакий демон-искуситель. Мощный демон, многое понимающий.
Мои чувства были противоречивыми. Небо дышало дождем, но он так и не пошел, а радуга сияла как бы вопреки всему.
Природу можно только принимать, такой, как она есть, а все остальное, то, что происходит в жизни? Тоже принимать?  Между тем Жан-Поль продолжал свои  искусительные речи:
- Я никого не убил, никому не причиняю зла. Я просто… делаю глупости. Но пойми, Марина, в тот момент, когда ты прощаешь, ты перестаешь страдать!
Красиво сказано. Но так ли это? Простить, значит, понять и принять. Могу я заранее принять все последующие дни и бесконечные утренние разговоры с Мексикой? Принять, что любимый мною человек скоро уедет в далекую страну, к другой женщине?

Ночь. Сакре-Кер
Дни шли, не принося особого облегчения. Пару раз у Жан-Поля случались немотивированные вспышки гнева. Правда, потом он неизменно просил прощения. Но я была изумлена: это мне впору устраивать сцены, а я держусь ровно, во всяком случае, внешне.
Вот снова утро. Жан-Поль беседует с мексиканкой, это длится уже больше двух часов. Даже через дверь – а сижу я в спальне - слышу такие знакомые интонации,  его бархатистый смех. Да, сильное чувство, моего друга можно поздравить.
Читаю книгу Дипака Чопры: «Находясь во власти собственной боли, гнева или страха я не имею свободы выбора, а она необходима мне, чтобы пройти путь к очищению».
Находясь во власти боли… Я чуть ли не готова собрать чемодан и уйти, потому что не могу больше выносить это!
Тогда зачем я здесь, во Франции? Порвать отношения я могла бы дома, не тратя усилий, чтобы приехать.  Так давай, Мариночка, смотри, что можно изменить.
«Мы не способны воспринимать впечатления в чистом виде, не интерпретируя их» - снова читаю у Чопры. – Точно, не способны…
Жан-Поль, наконец, заканчивает разговор, приходит в спальню, оставляя дверь открытой:
- Я там включил «Мессу» Перголезе, - говорит этот «утонченный» меломан. И укладывается спать.
Поворачиваюсь к нему. Знаю, что мое лицо спокойно, но слова выскакивают, словно помимо воли:
- Ты не знаешь, можно ли поменять билет на самолет?
- Ты хочешь уехать? – удивлен он.
- Да, ситуация очень напряженная, я мешаю тебе общаться.
Он резко поднимается, садится на край кровати:
- Марина! Я рад, что ты приехала! …После моих утренних разговоров я чувствую себя виноватым перед тобой… и не знаю, как быть.
«Тогда почему это повторяется с необыкновенным упорством каждое утро? - думаю я под аккомпанемент Перголезе. – Повторяется, несмотря на то, что вечер и ночь могут быть наполнены нашей взаимной нежностью».   Но вслух я не произношу ни слова.
Жан-Поль тянется ко мне, обнимает. Он такой красивый, с этими длинными волосами, которые я обожаю гладить, с внимательными глазами, не скрытыми стеклами очков. Мне кажется, он мудрее меня на сто лет!
- Я люблю тебя, Марина! Я говорил, что у меня есть этот дар – любить.
- Двоих сразу?
- Да. Если это не твоя позиция, ты не можешь принять ее?
- Я могу понять, что другие люди думают по-другому, иначе, чем я, - осторожно выговариваю слова. – Но давай спросим у ста людей, можно ли любить двоих женщин одновременно?
- Большинство ответит, что нет, но это ничего не меняет. Мариночка! Ты во второй раз у меня. Если бы я не испытывал чувств к тебе, зачем бы я тебя пригласил, позвал?
- Наверное, ты…  гуманный.
Жан-Поль все время тихонько гладил меня по коленям, рукам, по волосам, потом снова повторил с упорством:
- Я люблю тебя! Ты веришь?
- Пытаюсь!
Сдержать слезы больше не получалось:
- Почему судьба выбрала тебя, почему? Я так долго была одна и… надо же было повстречаться именно с тобой!
- Мы же вместе! – пытался он утешить меня.
- Мы расстанемся через несколько дней! – я бурно разрыдалась. И в первый раз он это увидел. Вскочила на ноги, выбежала из спальни.
Я чувствовала себя абсолютно измотанной, но дома остаться не могла – поехала в Париж.
Вышла из метро у Гран Опера, попила крепкого чая в «Бриош Доре» (так называется сеть кондитерских), съела изумительную ароматную слойку с абрикосами, понемногу приходя в себя. Потом пошла от Опера к Лувру. Шла и говорила себе:
- Марина, ты в Париже! Это прекрасно, он тебя излечит.
Прошла около арки к саду Тюильри. Направо от меня на газонах сидели люди. Повинуясь внезапному желанию, я сделала вот что: легла на спину, на травку. Раскинула руки, глаза закрывать не стала. Видела бездонное небо, вдыхала свежий воздух, слышала разговоры вокруг, но не вникала в них, ощущала спиной теплую землю сквозь примявшуюся траву. Я  растворялась в пространстве, чувствовала себя… всем и никем. И так хорошо мне было. Я еще попросила…  дать мне ответы. Но не услышала их или не поняла.
Не знаю, сколько прошло времени, в меня словно влились силы. Я села на траве, огляделась и улыбнулась. Недалеко от этого места мы стояли с  Эрве, гидом из Лувра, он говорил мне: «Мы в центре мира, в центре Парижа!».  Поискав в сумочке, я нашла листок с номером телефона. 
Позвонила Эрве из телефонной будки. Послушала гудки. Он не ответил. Очевидно, и этой истории не суждено развиться в нечто большее, чем просто встреча. Но сама встреча уже случилась, и я могла ее хранить, как жемчужину…
Потом я перешла через Сену и направилась к музею Орсэ. Раньше мне не удавалось в него попасть: то очередь большая, то музей закрыт. А сейчас все получилось, как нельзя лучше - «ваши желания исполняются!». И вскоре я уже смотрела богатейшую в мире коллекцию работ импрессионистов.
Когда вышла из музея, шел дождь. Я подвернула брюки, раскрыла зонтик и, наслаждаясь свежестью, отправилась к метро. Дождь смывал следы утренних обид и горечи.

Однажды Жан-Поль взял меня с собой на тренировку по верховой езде. Не поучаствовать, конечно, там с этим строго, а просто посмотреть. Сначала я следила за его занятиями, но лошадь упрямилась и не хотела брать барьер. Потом я отвлеклась на других и вовсе отошла к детской группе. Мое внимание привлекла девчушка на мохнатеньком пони с пушистой гривкой и хвостиком. Девчушка скакала отчаянно и задорно, наверное, они с пони подходили друг другу по характеру.
После тренировки мой друг был отчего-то неразговорчив. Приехав  домой, лег спать, сказав, что вечером мы поедем на мотоцикле в Париж. Ближе к вечеру я разбудила его. Он спросил, куда я хочу, ответила, что сначала к Эйфелевой башне.
Возле нее мы даже стояли поодаль друг от друга. Я любовалась ажурной красавицей, но не могла не заметить отстраненности Жан-Поля.
- В чем дело? – спросила его. 
Он соблаговолил ответить. Оказывается, рассердился оттого, что я… никак не прокомментировала его катание на лошади, не проявила много интереса. Это его нервирует. Ну, как ребенок, честное слово!  Недоволен из-за такой малости.
- Может быть, лучше отправимся домой? – поинтересовалась я.
- Я не приезжаю в Париж на пять минут! Куда ты хочешь еще?
- На Монмартр!
Пока мы ехали, я вдруг интуитивно решила попросить прощения. Все остальное – неважно.
Мы остановились недалеко от базилики Сакре-Кер, сняли шлемы. Я обняла Жан-Поля:
- Прости меня!
Он взял меня за руку, мы пошли в квартал художников, побродили там, потом – в Сакре-Кер. Шла вечерняя месса. Слушая «Отче наш» на французском, я отчего-то не могла вспомнить фразы по-русски. Потом, как озарение, пришло: «И прости нам долги наши, яко же и мы прощаем  должникам нашим». Потом я еще прочла написанные на большом листе слова молитвы: «Господи! Освети твоим светом все мои дела и все решения, которые я принимаю».
Мы вышли из Сакре-Кер и встали у парапета. Я была повыше, на приступочке, и головы наши оказались на одном уровне. Тогда, глядя прямо в глаза Жан-Полю, я тихо сказала:
- Ты очень важен для меня, но мне трудно говорить тебе об этом.
- Почему? – вздрогнул он.
- Почему что? Первое или второе? – мягко улыбнулась я. – Хорошо, я отвечу: потому, что я люблю тебя. Потому, что ты причиняешь мне боль.
Всё! Моего эго не существовало, была только эта минута. Или эта вечность. Я обнимала Жан-Поля, и мое сердце было открыто. А он… он плакал.
Я осторожно целовала его около глаз, в лоб, щеки; прижимала к груди его голову, успокаивала, словно ребенка.
Больше не было сказано ни слова. Ночь. Монмартр, Сакре-Кер. И это длилось, и длилось, как наше объятие, как его слезы…
Такие минуты равны Вечности, они наполняют жизнь особым смыслом.

«Прости им, они не ведают, что творят»
Мама Жан-Поля пригласила нас на ужин. По этому случаю я нарядилась, надела белые брюки, черный топ, светло-сиреневый пиджак. Вышла в гостиную, где меня ждал Жан-Поль в джинсах и футболке. Он оглядел меня и протянул:
- Рядом с тобой - я просто ноль!
Сочла за лучшее промолчать, открыла шкаф, выбрала мягкие серые брюки и черную рубашку, показала ему:
- Если хочешь – переоденься.
Он послушался совета, переоделся, потом глянул на себя в зеркало, сказал:
- Вот теперь другое дело! 
По моему настоянию, мы поехали за цветами для мамы, купили орхидею в горшочке.
Мадам Маршан устроила нам настоящий прием, с парадными тарелками, необычной шестиугольной формы,  с аперитивом, переменой блюд.
На десерт пили кофе и ликер, болтали обо всем на свете, учили простые русские слова. Жан-Поль, в своей обычной манере,  вышучивал всех и вся. Я листала библию и, поглядев на своего друга, прочла вслух одну фразу:
- Господи, прости им, они не ведают, что творят…
- Мариночка! Жан-Поль ведь просто шутит, он совсем не злой! – всполошилась мама моего друга. – Что ты, у него манера такая – шутить!
Похоже, ей очень хотелось защитить сына от серьезной библейской фразы. Но она не знала истинного положения вещей, двойственности ситуации. Она любила меня и не представляла, что Жан-Поль  частью своего сердца уже в Мексике, в ожидании новой романтической истории. Я же прекрасно помнила слова одного святого, узнанные мною в этом доме, месяца три назад: «Мера любви в том, чтобы любить вне всякой меры». На французском языке это звучит… словно бы глубже, чем на русском, изящнее, точнее: «La mesure de l’amour est d’aimer sans mesure».
Что тут можно поделать? Я любила Жан-Поля, несмотря ни на что или вопреки всему. Я любила! А день моего отъезда стремительно приближался. Интересно, что, живя в одной квартире, мы с Жан-Полем еще  переписывались по электронной почте. Однажды я уехала в Париж и осталась ночевать у приятельницы. Вернувшись, взяла ноутбук и обнаружила в своей почте такое письмо от Жан-Поля:
«Квартира опустела без тебя. Надо было тебе уехать в Париж, чтобы я осознал, до какой степени мне приятно, когда ты со мной, даже если иногда мы плохо понимаем друг друга. Без АНГЕЛА СВЕТА нет больше СВЕТА… Как странно, что ты не дома. Марина, я люблю тебя намного больше, чем ты думаешь, и переживаю моменты счастья, когда ты рядом. Я люблю чувствовать тебя в своих объятиях, люблю, когда ты говоришь по-русски, по-французски, когда ты наполняешь мою жизнь своим присутствием.   Единственная вещь, о которой я жалею, то, что я не всегда любезен с тобой или раню тебя, моя бесценная Мариночка. С тобой так легко жить! Мне будет не хватать тебя».

В предпоследнюю ночь моего пребывания во Франции мы опять сидели и вели разговоры. Разоткровенничавшись, Жан-Поль вдруг задумчиво сказал:
- Знаешь, Марина, долгое время у меня была идея, безумная дерзкая мечта: жить в большом доме, где бы со мной жили… все те женщины, которых я любил когда-то.
Он говорил так неподдельно-искренне, что я… С одной стороны, меня обуревали ужас и некоторое отвращение. Как такое возможно? Что за нелепость? С другой стороны, я понимала, что он открывает мне сердце и   отчего-то считает возможным быть истинным, быть собой. За это я испытывала… благодарность, сколь ни странно это звучит.
Вспоминала я и подход дзен: позволь себе войти в ситуацию. Человек напрямую раскрывает тебе свой мир. Будь здесь, и это может вырасти благодаря твоему вниманию.
Помолчав, Жан-Поль вздохнул:
- Я понимаю, что это безумие. У меня больше нет подобной мечты.

Он замолчал, а я думала: спасибо всем моим Учителям! Я прохожу свои уроки. Трагедии нет, и я не опустилась до ненависти. Я спокойна, наблюдательна. Есть я, но есть и другой мир другого человека.
Жан-Поль подошел ко мне, обнял:
- Завтра ты уезжаешь!
Я поняла, что он плачет, но молчала, только тихо поглаживала его по плечам, по спине. Он обнял меня еще теснее. Мне в голову пришла фраза, сказанная моей подругой, Леной: «Он словно говорит тебе: держи меня крепче, не отпускай!».
Я бы и не отпускала… По-существу, много ли я хочу? Хочу, чтобы он выбрал меня.  Мне свойственно идеализировать жизнь, да?

«Я уже скучаю!»
Мне надо уезжать, и все прекрасно, по умолчанию. В эту ночь Жан-Поль даже не стал общаться… ни с кем.
Мы шутили, танцевали, слушали музыку, любили друг друга.
Такие ночи пролетают быстро, почти незаметно. На рассвете Жан-Поль отвез меня на вокзал: электричка идет прямо до аэропорта Шарль де Голь.
У нас не было времени проститься, буквально две минуты. Я только успела отдать ему купленную в Париже открытку с молитвой: «Господи, сделай так, чтобы я никого не заставлял страдать!»…
Жан-Поль занес в вагон мой чемодан, лицо у него было растерянное. Я вежливо сказала «спасибо, до свидания!», и всё. Он вышел из электрички, она тронулась.
Ехать мне было долго, больше часа. Я думала: отчего же мы так «скомкано» и быстро  простились? Я даже не обняла его. С другой стороны, что это меняет? Минут через тридцать Жан-Поль, очевидно, тоже осознав, что ничего не сказал мне на вокзале, прислал СМС-ку:
- Марина! Не грусти, я люблю тебя. Храни радость жизни и оставайся наполненной светом. Мне уже не хватает тебя.

Может быть, дорожные заботы заставляли быть собранной, во всяком случае, никакие чувства не увлекали меня в мир фантазий и раздумий. Я хорошо поспала в самолете до Москвы, где предстояло сделать пересадку. Печалиться было некогда, нужно было переехать из одного аэропорта в другой, уладить формальности, позвонить домой, сообщить дочери, Светланке, когда я прилечу.
В Москве мне пришла СМС-ка от Жан-Поля:
- Представляю, что ты совсем одна, такая маленькая, среди толпы в аэропорту Москвы. Я думаю о тебе, Марина, и мои глаза полны слез.
- Я тоже предпочла бы сейчас быть в твоих объятиях - написала ему в ответ.
…Когда я прилетела домой, наговорилась с дочерью и раздала всем подарки, меня уже ждало письмо от Жан-Поля:
- Только что у меня закончились занятия по верховой езде. Сегодня я заезжал к маме. Она крепко тебя обнимает и уже скучает. Рад, что ты благополучно добралась домой. Мне ужасно, просто ужасно не хватает тебя. Мне так грустно, что ты больше не здесь. Марина! Мама любит тебя, я тебя люблю! Поскольку я живу один, ты ВСЕГДА приглашена ко мне. Не заботься об остальном – это не имеет никакого значения. Ты – мой ангел света навсегда! Жан-Поль.

В этом письме не было ни одного многоточия, его писал человек, который знает, что говорит. Так не похоже на Жан-Поля!
Несмотря на предстоящую поездку в Мексику, он сказал мне «ты всегда приглашена» и «не заботься об остальном». Меня наполнили радость и благодарность. Хотя до сих пор не понимаю, зачем ему было делать столь серьезные заявления.

Изменилась ли ситуация в целом? Нет. Очень скоро настал день, когда Жан-Поль должен был уезжать… в Мексику, к своей даме. Часов в десять утра он начал слать мне СМС-ски. Первая была такой:
- Я еду в той же электричке, что ехала ты, в аэропорт Шарль де Голь. Я думаю о тебе, я тебя люблю.
Как было реагировать? Странно, что он вообще пишет МНЕ. Я ответила:
- Может быть, ты вспомнишь меня… однажды, во время твоих мексиканских каникул. Если сможешь, будь счастлив.
Он откликнулся стразу:
- Я никогда не смогу забыть тебя! Никогда! Мне тебя не хватает.
Тут уж я не выдержала:
- Будто бы я не знаю, куда ты летишь! Зачем ты пишешь мне сейчас? 
- Мариночка, прости меня. Я не хочу, чтобы ты страдала!
… Потом он замолчал. И только через час пришло сообщение:
- Я уже в самолете. Скоро мы взлетаем. Марина! Люби меня, как я тебя люблю. Прошу тебя,  умоляю…  люби меня!
Да что же это такое?! Пойму ли я когда-нибудь этого мужчину? Ну, летишь ты в Мексику, и лети! Для чего же писать мне?

Сумерки сгущаются
Знаете, бывает, когда в пылу событий вдруг поранишься, то сразу этого не заметишь и даже не почувствуешь боли. Только потом обнаружишь, что кровь течет, и она настоящая, твоя.
Со мной произошло примерно то же. Когда Жан-Поль уехал в Мексику, я решила не думать об этом и не представлять, как он проводит время. Когда он вернулся и снова писал мне о любви, я тоже держалась. Была  оживленной, даже иногда искусственно-веселой, и не хотела замечать, что удар мне нанесен Жан-Полем в апреле, когда он впервые сообщил  о своей мексиканской подруге.
Потом, во время июньского пребывания в Париже, в доме моего друга, я все ещё надеялась на лучшее. Вдруг он изменит решение, сдаст билет и останется со мной. Даже, уезжая в Мексику, Жан-Поль писал мне: «Прошу тебя, умоляю, люби меня!». Мне уже было тяжело, но я держалась на энергии веры, на силе любви.
Сейчас, с наступлением осени, я сказала Жан-Полю, что нам надо взять паузу, не писать друг другу. Тут как раз и пришел момент осознания того, что я… ранена, ранена давно и глубоко. Запас сил кончился.
Мне все время казалось, что я недосказала чего-то, не объяснила, не спросила. В уме я прокручивала разговоры с Жан-Полем.

Часто вспоминала свой счастливый мартовский визит к Жан-Полю. Тогда у меня не было даже тени сомнения, что все будет замечательно. «Доверяй миру!» - этот завет я прочувствовала всем сердцем. И доверяла полностью! В мыслях, мечтах, визуализациях, я уже видела себя, живущей во Франции, в квартире с волшебными окнами - с видом на озеро.
Что мне оставалось теперь? Как расценить происшедшее, как понять?
Моя система верований рушилась. Ведь я же знала, была уверена: надо ДУМАТЬ  ХОРОШО, радостно, позитивно, не сомневаться, и все у тебя получится! 
«Есть только ты и твое развитие, реальность изменяется вместе с тобой» - прочла я однажды у Дипака Чопры.
И еще запомнила его высказывание: «Вселенная поддерживает всякое начатое тобой действие. Стоит тебе принять решение, как она тут же начинает над ним трудиться!».
Как же так? Я глубоко верила в свое счастье. И даже когда узнала о существовании мексиканской дамы, нашла в себе силы приехать во Францию, к Жан-Полю, во второй раз, чтобы изменить ситуацию.
…Теперь я осталась одна, и сил на то, чтобы думать прекрасно, у меня уже не было. Словно рушился мой замечательный, удивительный мир, со всеми открытиями, убеждениями. Он рушился и грозил  оставить меня под обломками. Это было в десять раз серьезнее, чем просто разочарование, это была катастрофа.
Я металась среди своих вопросов: почему? Отчего? Что я сделала не так? Ответов не было. Не могла я побеседовать и с Жан-Полем наяву.   Словно компенсируя это, я говорила с ним мысленно. Я спрашивала его о многих вещах, пыталась представить, что бы он ответил. Говорила и говорила с ним бес-ко-неч-но. С ним, то есть фактически с… собой. Днем, вечерами, ночью!
Словом, я совершила самые большие ошибки. Я позволила своим мыслям взять надо мной верх. Будто бы я в то время не жила в реальном мире, не ходила по улицам, не работала. Я существовала в слое своих фантазий, вымышленных разговоров, мрачных прогнозов.
Мне уже 42 года, думала я. - Может быть, это была последняя история любви в моей жизни? И она закончилась крахом. История любви оказалась не нужна миру! Что меня ждет теперь? Только воспоминания?
Мысли и виртуальные разговоры затягивали в свое болото, сначала я оказалась там одной ногой, потом двумя. Чем больше я барахталась, тем вернее засасывала меня трясина. И это уже не было преувеличением. Я думала и мрачнела, мрачнела и думала. Пока в один момент это не приобрело размеров катастрофы. Я не могла больше размышлять - это стало моим проклятием. Но уйти от мыслей я тоже не могла.

…Вспышкой, словно кадр из фильма: я говорю с врачом. Он задает вопросы, я неохотно отвечаю с той идеей в голове, что ничего нельзя поменять. Зачем бессмысленный разговор? Но отчего-то я должна быть здесь, в кабинете врача, и даже что-то ему объяснять. А мне бы только одного хотелось: чтобы меня оставили в покое.
Как бы мне проснуться? Кадр сменился. Я будто бы в больнице, да, наверное, в больнице. Мне ставят капельницу, я  засыпаю. Потом приносят поесть. Я ем, мне ставят укол, я снова  сплю.
Дальше вспышками картинки меняются незначительно. Все какие-то сцены из больничной жизни. Изредка разговариваю с врачами, но это уже не вызывает у меня мрачной озлобленности. Мне ставят уколы, дают таблетки,  я сплю практически все время, изредка выныривая из объятий сна, чтобы поесть, но не успеваю погрузиться в омут своих мыслей и переживаний.

Рассвет. Утро
… Я открываю глаза и начинаю оглядываться вокруг.
Это моя спальня, вот тумбочка, на ней – сувенир, прозрачная пирамидка, внутри которой - Эйфелева башня. Вот знакомые обои с крупными нежными голубыми цветами – можно протянуть руку и потрогать, мягко пройтись кончиками пальцев по завиткам шелкового узора. Форточка широко открыта – даже легкие шторы чуть колышутся. Я жадно вдыхаю свежий утренний воздух – наверное, ночью прошел небольшой дождь – и слышу со двора, где много деревьев, птичий гомон.
Без всякого сомнения, я нахожусь в своей квартире, что вселяет в меня огромную, распирающую грудь, радость. Даже крикнуть хочется: «Ура! Я дома!».
Значит, мне приснилось, что я была в больнице. Господи, какое счастье! Я повторяю эту фразу много раз, как молитву.
Благодарю! Это был всего лишь сон, только длинный и страшно-правдоподобный. Я никак не могла проснуться. Так бывает, и с вами тоже, правда? Особенно, когда снятся кошмары. Они длинные и тягучие, слава Богу, что всегда наступает утро.
Честно говоря, я пребываю в такой неподдельной радости еще и вот отчего: сейчас я точно знаю, что мое наваждение закончилось. Я больше не позволю себе погружаться в однообразные мрачные мысли. Я больше не буду часами «беседовать» с Жан-Полем. Моя болезнь – сейчас я пишу это слово без кавычек, ведь я позволила себе опуститься в подземелье безнадежности – закончилась. Я здорова!
Разрушительные мысли вызывают только хаос. Но кто, как ни мы, создаем свои страхи, своих демонов?
Мир такой, как прежде, как и всегда. Жизнь – это зеркало. Думай радостно, позитивно, думай хорошо, и мир будет твоим зеркалом. Как просто и… необычайно сложно.

Прошло два месяца. Жан-Поль написал мне письмо, довольно длинное. Я запомнила такие слова:
«Марина! Ты без сомнения знаешь о Французской академии. Ее члены избираются пожизненно. Сейчас ты думаешь: к чему это он заговорил об академиках? Я объясню: если ты приходишь в мое сердце, то это навсегда. Пока я жив, я буду любить тебя. Помни об этом. И снова повторю: мне  хочется быть источником твоей силы. Знай, что ты не одна на этой Земле. Я думаю о тебе! Хочу продолжать общаться с тобой. Хочу, чтобы ты мне рассказывала о себе, о своих радостях и печалях. Я хочу, чтобы ты была в моей жизни! Обнимаю. Жан-Поль».

За последнее время многое изменилось в моем восприятии мира. Даже на историю с французским другом я стала смотреть как-то по-другому. Он подарил мне столько любви! Можно сказать, что в течение года он почти каждый день писал или говорил о своих чувствах! Об этом  можно только мечтать. …И в то же время счастливее от этого я почему-то не стала.

Да, в его картине жизни многое было иначе, чем в моей! Он был уверен, что можно любить одновременно двоих!
На мой взгляд, ему присущи  раздвоенность, противоречивость! Но ведь Жан-Поль не обязан был полностью отвечать моим ожиданиям. Порой мне начинало казаться, что его понятие любви даже интересно!
Если мы любим, то обычно хотим, почти требуем, чтобы в ответ любили нас. Французский друг много раз писал и говорил мне: «Я верен чувству, которое испытываю к человеку. Я люблю тебя, что бы ты ни думала обо мне, где бы ни была. Неважно, где я, неважно, как сложится наше будущее, я все равно люблю и стану любить тебя!».
С другой стороны, у меня внутри зреет уверенность, что Жан-Поль особенно преуспевает  в виртуальных отношениях, их он выстраивает просто прекрасно, отлично, виртуозно, чего нельзя сказать о реальной жизни. О его реальной жизни. Может ли он быть рядом с женщиной, жить с ней? Не знаю. Впрочем, Бог ему судья.
Что ещё я поняла из истории  с Жан-Полем? Если поиски любви вовне, поиски совершенства в другом человеке не дали ощутимых результатов, значит, пришло время сместиться к поискам в… себе. Или к поискам себя, настоящей! Как грандиозно сказано в Библии: «Умирись с собою, и умирятся с тобою Небо и Земля». Как ошеломляюще просто: сначала умирись с СОБОЮ.
Да, забыла сказать, тот гид из Лувра, Эрве, дал мне тогда, в Париже, не только номер мобильного телефона, но и свой электронный адрес. После всех грустных событий я написала ему. И он ответил мне! Теперь мы общаемся.
А еще всегда в моем сердце звучат слова Мастера, Антара: «Жизнь полна чудес для тех, чьи сердца открыты. И помни: моя нежность – с тобой!».

Вместо послесловия
Сколько нужно пройти, чтобы отыскать дорогу к своей душе? У каждого – особенный путь. И вот парадокс: чем больше я знаю, тем больше остается непознанного. Но послание от моей души не утратило своего значения:
«Доверяй миру. Слушай себя. Можно достичь всего!».
Остается добавить главное, то, что пришло ко мне в особенную минуту: «Линия жизни – это линия Любви».
Мне еще столько предстоит открыть! И снова приехать во Францию, в свой обожаемый Париж - параллельный мир, который меня всегда исцеляет! Но это уже совсем другая история. Придет время, и я обязательно расскажу вам её…








































































































Часть третья
Часть третья
ВСЁ ВОЗМОЖНО

… Да что у него там происходит? – думала я и готова была плакать от бессилия. Мои мысли были - одна безумнее другой. Что-то серьезное со здоровьем? Но об этом нетрудно сообщить! Внезапные денежные проблемы, о которых мешает сказать самолюбие? Но западный человек легко и естественно говорит о деньгах. Что еще?  Женщина? Может быть, у него была связь, и сейчас дама сказала ему, что беременна?  С него станется! Но почему нужно ждать апрель, май,  да еще все лето?

Ты заслуживаешь объяснения
Поскольку внятных ответов не было, я написала Жан-Полю прямо:
- Ты можешь себе представить такую ситуацию? - После моего пребывания у тебя в доме, после всего, что было сказано, это ТЫ  приглашаешь меня летом провести вместе две или три недели. Я отказываюсь без объяснения, говорю только, что не могу тебя видеть. Одновременно пишу, что я тебя люблю и тут же, что… неизвестно, увидимся ли мы еще когда-нибудь. Какова была бы твоя реакция? Я чувствую большое  напряжение в твоих последних письмах. Что происходит?

На следующий день, 18 апреля, в офисе, я открыла почту и увидела письмо. Большое-большое. Оно начиналось так:
- Ты права, Марина, ты заслуживаешь объяснения. На самом деле, это не очень сложно. Существует… другая женщина, из Мексики. Я встретил ее в интернете…  до твоего приезда ко мне.
         
Когда я пробежала глазами первые строки, свет буквально начал гаснуть вокруг меня. Еще не веря до конца тому, что читаю, я почувствовала огромную горечь. Внутри я словно сжалась в комок. Замерла перед компьютером, выпрямила спину. Сердце билось в такт словам: «ДО твоего приезда ко мне», «ДО твоего приезда»!
Больше не существовало ни-че-го, кроме освещенного монитора и  строк письма, которые Жан-Поль почему-то выделил красивым синим цветом (эстет, елки-палки!). И, как всегда, изобилие многоточий:

- Моя связь с тобой по интернету, Марина, длилась уже несколько месяцев. Решение о поездке во Францию было принято. И тут я познакомился на сайте с женщиной, 45-ти лет. И … словно получил удар в сердце. У меня не хватило духу аннулировать твое путешествие. Я стал ждать. Солгал ей, что в марте мне надо уехать с моей семьей на каникулы.
          Потом ко мне приехала ты, я полностью посвятил себя тебе. Это было совсем не трудно: ты красива и интеллигентна. Ты была, словно… ангел! Я признаюсь, что прожил эти девять дней под действием твоего обаяния. Не было никакой комедии в том, что происходило между нами. Я действительно привязался к тебе и совсем не скучал по мексиканской подруге…
Потом ты уехала, и я… возобновил контакт с ней. У сердца есть свои доводы, которые разум не в силах объяснить…
Я думал, что время и расстояние отдалят тебя от меня. Ты влюблена, я, впрочем, тоже. Нужно, чтобы ты мне верила, Марина, я очень  привязан к тебе! Нет, гораздо больше…. Я, правда, люблю тебя и прошу мне верить… 
Но эта женщина, которую я знаю только по интернету… Я притягиваюсь к ней, как магнит к железу… Мы ежедневно общаемся в скайпе, говорим и видим друг друга. Она никогда не верила в мои объяснения про семейные каникулы… Когда я возобновил контакт с ней, она была в отчаянии, раздавлена болью и горечью. Но что она могла сделать, живя на расстоянии в девять тысяч километров от меня?  Ничего! Сейчас мы «встречаемся» в интернете каждый день…
В июле я… еду в Мексику, чтобы увидеть эту женщину… Она не говорит по-французски, я не говорю по-испански, мы общаемся на английском…
Я знаю, что сейчас ты меня презираешь…Никто не заставлял меня говорить правду, но я это сделал… Нужно, чтобы ты мне верила, Марина, я обладаю способностью любить…  Когда я говорил, что страдаю от одной болезни, я говорил о болезни… любви…
Это правда, я никогда не переставал любить тех женщин, которых любил когда-то. И тебя, Марина, люблю, хотя ты, конечно, не веришь в это сейчас…  Я буду любить тебя всегда.
Но… при нынешних обстоятельствах… я неспособен принять тебя,  провести с тобой отпуск… В июле я должен ехать в Мексику. Еще не знаю, устремляюсь ли навстречу красивой иллюзии или… эта история будет иметь смысл и продолжение. В любом случае я желал бы дать ей шанс…
Хотел утаить от тебя все это, но… невозможно… Прошу простить, что причиняю тебе боль, но ты заслуживаешь правды… Ты, конечно, не веришь, что я привязан к тебе навсегда, но не забывай этого…
Когда ты будешь способна рассуждать, когда… осушишь слезы и   немного успокоишься,  напиши! Ты нужна мне, Марина…
Знаю, что заставляю тебя страдать, но я ненавижу это…
Не оставляй меня…  Жан-Поль.

Дочитала до подписи. «Всё. Неужели всё?», «Он какой-то монстр!» - бились мысли.  Он писал мне такие потрясающие письма. Он каждый день говорил о любви! Но самым тяжелым откровением было то, что во время моего пребывания в доме Жан-Поля, другая женщина уже существовала в его жизни. И он просто… ждал моего отъезда, чтобы продолжить контакты. Чудовищный  цинизм! Я верила ему, доверяла полностью. Видела его счастливые глаза, слушала слова любви. Вдруг вспомнилось, как мы вместе разучивали на русском «ты – моя нежность!», «ты – моя радость!»…
Уехав, я получила страшный удар, к которому совсем не была готова. В эти минуты я точно знала, что боль душевная бывает сильнее боли физической, потому что нельзя прочувствовать, точнее, осознать, понять, КАК человек мог сделать такое. Это выше понимания. И сразу вопросы: за что? Почему? Но ответов нет.
…В кабинете со мной сидели еще три человека. Даже если бы их не было, я не смогла бы сейчас заплакать. Я будто окаменела. Только выхватывала   глазами отдельные строки, пытаясь уразуметь происшедшее.
Нет, неправда. Если бы я была одна, закричала бы!   Не слова проклятия или ненависти, вообще не слова. Я бы просто закричала, чтобы хоть как-то выразить свою боль, потому что сердце было словно зажато в тиски, и воздуха мне не доставало.
 Даже в этом состоянии я видела противоречия: «ты нужна мне» - «не могу тебя принять», «я еду в Мексику» - «я люблю тебя»… Многие  фразы содержали слово «НО», будто бы он (в те минуты я не могла называть Жан-Поля по имени!) балансировал, шел по канату, желая удержать  равновесие между двумя историями, двумя женщинами. Да еще эти многоточия! Он хоть что-нибудь может объяснить до конца, без вечной своей недосказанности?
Буквально через десять минут я нажала на значок  «ответить», пальцы сами быстро набрали несколько строк письма:
- Спасибо,  я осушила слезы. И способна рассуждать… Твоя квартира и твоя спальня еще хранили память о моем присутствии, а ты уже начал следующую любовную интригу. Ты способен плакать, слушая понравившуюся песню, а потом совершенно спокойно  нанести удар живому человеку. После того, что ты сделал, ты еще можешь улыбаться, смотреть на небо, солнце? Можешь, да?  …Не дай Бог твоей дочери пережить   такую историю, когда ее предадут  со словами любви на губах.

…Отправила письмо. И продолжала также сидеть на своем месте, когда раздался телефонный звонок. Это была Леночка. По моему бесцветному голосу она поняла, скорее, почувствовала: случилось что-то ужасное. Своих ответов я не помню, разговаривала, как автомат: да, нет, спасибо.
Был конец рабочего дня. Минут через тридцать Лена позвонила снова, сказала:
- Я приехала, я здесь, возле вашего офиса. Выйди, пожалуйста!
Выключив компьютер, я вышла на улицу. Недалеко от офиса был сквер, мы шли туда. Я разрыдалась прямо на улице, так ничего внятно не объяснив Лене. Это было, как приступ, как ливень, вот он прошел, и…  нет, легче не стало.
В сквере, на лавочке, я рассказывала подруге о письме, говорила бессвязно, перескакивая с одного на другое. У меня было такое ощущение, что мой прекрасный удивительный мир рухнул, и я осталась под руинами. Более точно объяснить мое состояние я смогла позже, а в те минуты пыталась втолковать Лене, что происшедшее гораздо страшнее, чем просто крах любовной истории.
Чем тут можно было помочь? Леночка сделала удивительно много: была рядом, слушала, задавала вопросы. Я хотя бы смогла высказать что-то,   плакать, не держать боль и отчаяние в себе.
Потом подъехал Ленин муж на машине, она твердо сказала: «Нам по пути, мы довезем тебя до дома!». Мне нужно было собраться с силами и предстать перед дочерью в нормальном виде.
На следующий день я пришла на работу в темных очках, потому что много плакала ночью. Кто-то из сослуживцев посочувствовал: «Что, Маришка, опять проблемы с зубами?». Я кивнула, мысленно поблагодарив человека за идею. Да, у меня болят зубы, и на это можно списать плохое настроение и внешний вид.
В выходной день Леночкина родня выехала на природу, подруга взяла меня с собой. Я хотя бы с людьми разговаривала, но, когда гуляла по лесу, снова плакала. Откуда столько слез? И они никак  не кончаются.

Все время думаю о тебе
Жан-Поль снова написал мне, спрашивал о том, что я чувствую, просил ответить. Я подумала «куда уж хуже?» и  послала короткое сообщение:
- Недавно ты говорил мне: «Теперь, Марина, ты не одна на этой Земле, у тебя есть я, ты не имеешь права чувствовать себя одинокой!». Ты писал это ПОСЛЕ того, как предал меня, как купил билет в Мексику. Хочешь знать о моих чувствах? Изволь. Я не в гневе, нет, я тебя не проклинаю, живи, как хочешь. Ты даже представить себе не можешь глубины моего отчаяния.

Он ответил сразу:
- Нынешняя ситуация не меняет ничего из того, что я говорил тебе, Марина. Ты не имеешь права чувствовать себя одинокой! Неважно, где я – во Франции, Мексике  или где-то еще – я все время думаю о тебе! Я ни в чем тебе не солгал, я правда люблю тебя, нужно, чтобы ты мне верила! У меня нет никакого повода обманывать тебя. Если бы всё было иначе,  не думаешь ли ты, что гораздо проще вовсе не писать тебе?
Я солгал по необходимости, просто не сказал о женщине, что я встретил в интернете. Это была единственная ложь, точнее, умолчание. Все остальное - правда! Ты была чиста, как ангел, спустившийся с небес. Я полюбил тебя страстно, не играя комедии. Все, что происходило между нами, было настоящим, верь мне!

Как же верить? Он словно …отравил меня, будто подсыпал понемногу яду во все, что было у нас хорошего во время моего пребывания во Франции и после. Не осталось ни-че-го, куда бы ни попала частичка отравы. 
Однажды вечером Жан-Поль прислал СМС-ку: «Ты дома? Можно я позвоню тебе?». У меня началась паника: нет, я не смогу с ним говорить! Сердце билось быстро-быстро, руки дрожали. Я опустилась на колени и прошептала: «Господи, как же мне это вынести?». Телефон зазвонил, я сделал два глубоких вдоха-выдоха, взяла трубку:
- Слушаю.
Жан-Поль сказал мне настойчиво, даже как-то мрачно:
- Я люблю тебя. Люблю!
- Это уже в прошлом! – ответила ему резко. – Чего ты хочешь? Ты нашел другую женщину. Помнишь, в песне Джо Дассена, «это было слишком прекрасным, чтобы быть правдой». («C’etait tres beau pour etre bien»).
          - У него есть другая песня, «Salut, les amoureux!», мы не подумали о завтрашнем дне, все может быть иначе.
           - Что значит «завтра»? Ты уже сделал свой выбор! –  устало сказала я.
- Какой выбор? Мы что, говорим о стиральной машинке? Марина! Мы говорим о любви! Что тут можно выбирать? – он так горячился, словно это я   все запутала. – Неужели ты выбрала страдать?
- В некотором роде! Если бы я могла быть такой, как ты, то была бы сейчас в объятиях другого мужчины!
Я бросила трубку. У меня не было сил разговаривать с ним, я хотела тотчас же послать ему письмо: «Больше не звони, не пиши НИКОГДА».  Жаль, что я не сделала этого…

Теперь моя жизнь разделилась на то, что было ДО 18 апреля и ПОСЛЕ.
Письмо Жан-Поля… Я перечитывала его, как будто написанные им слова могли измениться.  Каждая фраза жгла меня, каждое слово. Зачем же тогда я читала  письмо?  Искала ответы. Как же я раньше ничего не видела, не понимала? 
А потом и перечитывать не потребовалось, потому что я запомнила все наизусть.  Как тяжело, как больно!  Но почему тогда он в десятый, сотый раз   говорит, что любит меня? Он прав: насколько проще было бы не писать совсем, исчезнуть и всё, если бы я ничего не значила для него. А, может, хочет быть порядочным, гуманным? Перед моими глазами снова вставала та сцена в магазине, когда Жан-Поль долго и тщательно выбирал микрофон и наушники. Я была рядом с ним, влюбленная и нежная, а он уже думал о том, как ПОСЛЕ моего отъезда станет общаться по скайпу с другой женщиной. Он даже не счел нужным купить все, когда я уеду. Это было отвратительно, а  сейчас он пишет «верь мне, я тебя люблю!».
Спасибо, Господи, за Леночку! Без неё …  я не знаю, как бы я все пережила. Я, правда, любила этого человека, Жан-Поля, он был первым и единственным за все мои «сто» лет, кому я написала: «Может быть, ты не принц из сказки, но ты мужчина моей жизни!». Написала искренне.
Да, можно терять в 20 лет! Горе кажется сильным, но все впереди. После того, что преподносила судьба я…  дождалась, поверила, ведь мне было сказано «доверяй миру!». И начала, как говорил Антар, с привязанности сердца. А теперь, когда мне столько лет, как и кому я смогу поверить?
В эти дни Леночка была моей сиделкой, медсестрой, врачевательницей, другом. Мы разговаривали, чтобы, по ее словам, все «перемололось в муку», чтобы я не молчала, не сдерживала бесконечно своей боли. Лена почти ежедневно находила время побыть со мной, иногда они с мужем, Виктором, заезжали после работы, чтобы отвезти меня домой. Виктор говорил мало, но я чувствовала, что он всем сердцем со мной, и слезы  благодарности  застилали мне глаза.
- Как настроение? – спрашивал Виктор.
- Сегодня солнышко! – уклончиво отвечала я.
- Важно, чтобы в душе было солнышко.
Жан-Поль снова прислал письмо, спрашивал, почему я такая молчаливая. Ответила: «Не беспокойся, скорее всего, я поеду в июне во Францию, у меня же там друзья».

Представь себе невозможное
Шла праздничная неделя после Пасхи, Светлая седмица.  Вечером я решила побывать в храме, и когда подходила к нему, зазвонили колокола. В церкви заказала сорокоуст за здравие себе и Лене. Постояла перед любимыми иконами; просила… дать мне силы, мужества, мудрости! И под куполом постояла, где написаны слова к Богородице: «Покрой нас от всякого зла честным Твоим омофором!». А когда уже выходила, начался пасхальный  перезвон в одной  церкви, в другой. Мир, словно баюкал меня на руках, успокаивал.
На улице среди обилия рекламных щитов, на которые я и внимания-то не обращала, будучи погруженной в себя, вдруг выхватила взглядом одно слово, написанное ярко: «ПРЕДЧУВСТВИЕ». А вечером, когда открыла Интернет, увидела слова (должно быть, слоган какой-то фирмы): «Представь себе невозможное!». Мощный посыл.
Поздно ночью, устав горевать и плакать, я снова начала раздумывать о своем отпуске в июне. Мне в голову пришла совершенно неожиданная мысль, сначала она показалась мне дикой: все-таки можно провести летние каникулы с Жан-Полем. Сказать ему: хорошо, поедешь в Мексику, но…  потом! А пока побудем вместе. Если тебе нужно общаться по интернету с   той дамой, я могу просто выходить в другую комнату. Я ведь даже не знаю английского. Нет ничего невозможного, я справлюсь.
Антар недаром спрашивал, боролась ли я когда-нибудь за мужчину? Нет, я всегда отходила в сторону! Теперь мне хотелось поменять свой стереотип поведения, сценарий, по которому я привыкла жить. Да, я напишу Жан-Полю и снова предложу совместный отпуск!
 Вы не замечали, что вечер, ночь делают человека и его фантазии смелее? По крайней мере, со мной это происходит именно так. Ночью я могу строить планы, один грандиознее другого!
…Утром вчерашние мысли показались мне не то, чтобы странными, но какими-то несбыточными, нереальными. Куда девалась моя недавняя решимость? Я испугалась, смогу ли изложить свое предложение? Ведь один раз Жан-Поль уже ответил отказом. Наверное, не смогу.  Да и выдержу ли теперь общение с ним? Надо еще подумать.
Каково же было мое изумление, когда я получила письмо от Жан-Поля. Трудно поверить, но это очевидно: уже в который раз он словно…  считывал мои мысли! Он написал:
- Теперь, Марина, когда ты все знаешь….  Если ты хочешь приехать ко мне в июне, двери моего дома открыты для тебя. Ты приглашена! 

           Я верила и не верила своим глазам, а строчки его письма увлекали меня дальше:
- Буду чувствовать себя несчастным, зная, что ты во Франции и не видя тебя. Приезжай… на любых условиях, какие ты хочешь выдвинуть! Не думаю, что мы сможем остаться  лицом к лицу, не заключив друг друга в объятия. Я очень привязан к тебе, но…. ты знаешь, что в июле я отправляюсь в Мексику.
Если ты приедешь ко мне, я дам тебе ключи от квартиры! Ты можешь делать все, что захочешь: ездить в Париж, встречаться с друзьями. Если я не буду работать, то всецело посвящу свое время тебе!
Марина!  Я не тот мужчина, которого можно запереть в клетке. Только чувства заставляют меня жить, двигаться, делать что-то. У меня много чувств… к тебе, и я знаю, это взаимно…  Итак, если ты решишь приехать ко мне, можешь, не колеблясь, воспользоваться мной. Я хочу разделить с тобой счастье, а не печаль! Я люблю тебя, Марина.  Не грусти из-за меня, я желал бы обратного. Я знаю, что меня нелегко понять, но ты умна, интуитивна и ты… любишь меня.  ВСЕ ВОЗМОЖНО, не так ли?
Он уже поставил свою подпись, а потом добавил постскриптум:
- Я не хочу, чтобы ты была в отчаянии из-за меня!  Я все время думаю о тебе, Я ЛЮБЛЮ ТЕБЯ и прошу: верь мне!  Могу понять, что это…  далеко от ТВОЕЙ концепции любви, но…  я, правда,  люблю тебя! Ты не одна, я всё время с тобой, мыслью и сердцем!

Вот и дочитала, но, честное слово, не знала, радоваться или грустить. Конечно, я искренне была удивлена, даже больше – ошеломлена тем, что мои мысли в целости и сохранности дошли до Франции. Теперь МНЕ предстояло принимать решение, а я понимала, что не готова.  Да, вчера вечером я думала о возможности поехать, но смогу ли выдержать все, в том числе, его общение с Мексикой? 

«Битие определяет сознание!»
В те дни я хотела не только найти ответы на свои вопросы, я ещё  искала точки опоры. И вспомнила, как моя приятельница пригласила меня однажды на семинар по дзен. Там меня удивило все сразу: и мастер, и занятия, и смысл даваемого нам материала. Как человек усидчивый -  «синдром отличницы» - по ходу семинара я  делала записи. И вот сейчас вспомнила о них. Не поленилась, нашла тетрадочку и стала читать, оживляя в памяти те знания, которые нам давались, и понимая, насколько они интересны и мудры.
«Прежде всего, дзен – не религия, а… подход к жизни. Подход дзен – это данность, пребывание в настоящем моменте, без привнесения в него прошлого. Большую часть времени мы проживаем бессознательно, просто реагируя на внешние события, обстоятельства». - Как ни печально это признать! - добавила я от себя.
«Осознанность – независимость внутреннего состояния от внешних обстоятельств. Жизнь такова, какова есть! Нужно просто позволять себе быть внимательным, быть в моменте: видеть, чувствовать, слышать, осязать, обонять. Но не привносить свои мнения, суждения, оценки, интерпретации. Человек познает все напрямую, а интерпретация – это искажение».
Читала, и за строчками словно слышала голос того человека, кто вел занятия. Александр, Саша. Всем своим видом он напоминает… кота. Словно бы чуть вальяжный, но очень собранный. Движения мягкие, точные, плавные, но молниеносная реакция на слова, действия других.  Симпатичный, пушистый,  его хочется «погладить», а как только протягиваешь руку, сразу вспоминаешь о зубах и когтях. Такой приятный котяра, который сам по себе. Ему очень идет его фамилия Мурзин, так и слышится раскатистое «му-у-у-рррр» в переливах голоса. Только не надо обольщаться, Александр может и «физиономией об стол повозить», в переносном смысле, конечно. Просто дать понять, насколько мы далеки от того, чтобы быть в моменте, насколько сильно, а порой и болезненно   реагируем на происходящее.
- Битие (от слова «бить») определяет сознание! – шутит Саша.
Теперь я читала, как будто в первый раз: «Надо уметь входить в любую ситуацию и не отрицать ее!».  Легко сказать! Мне надо просто и непринужденно войти в ситуацию, где любимый мною человек нашел другую женщину и собирается поехать в далекую страну…

Успокоиться, мне лучше успокоиться,  - повторяла я себе. Напишу своему французу что-нибудь нейтральное, вот так:
- Здравствуй, Жан-Поль. Знаешь, иногда я восхищаюсь тобой, ты так хорошо знаешь женскую психологию. Я давно заметила это. Но позволь дать тебе совет: в следующий раз, когда ты будешь соблазнять  женщину, делай это с некоторыми мерами предосторожности. Тогда ей легче будет расставаться с тобой.

 - Моя дорогая Марина! – ответил Жан-Поль. - Прости, что причиняю тебе боль… Тебе это трудно понять, но я никогда не хотел терять тебя. Я не изменился с того времени, когда ты была у меня, изменилось только твое отношение ко мне.
Послушай, у меня есть эта способность – любить, даже на расстоянии. Нет, я не супермен, я хочу сказать другое. Все женщины, которых я любил по-настоящему, остаются в сердце. Более того, я никогда не перестаю их любить, даже если жизнь нас разлучает, иногда при очень болезненных обстоятельствах.   
Помнишь ту даму, с которой мы встретились случайно в супермаркете, Кристину? Это одна из моих самых мрачных историй любви.  «Благодаря» Кристине я в течение двух лет, можно сказать, жил в аду. Никогда раньше я не знал подобного страдания. Потом я говорил себе: «После  «школы  Кристины»… ничего худшего не сможет со мной произойти!». Но по прошествии времени мы сумели остаться приятелями, хотя я предпочитаю держаться на некоторой дистанции.

Как же так? – подумала я, прервав чтение. - Он сам пережил такую боль, а после этого готов причинить ее другому человеку – мне?! Что дальше? Письмо снова было длинным, на целую страницу, и, подавив вздох, я  стала  читать дальше. Что? Опять про любовь? Он писал:
- Поговорим о нас с тобой. С самого начала переписки я понял, что между нами происходит нечто особенное. Потом я понимал, что твое пребывание во Франции и у меня дома будет настоящим подарком. С другой стороны, вдруг начали завязываться мои отношения с… Мексикой, как-то очень быстро! Я… решительно не мог отменить твое путешествие, ты уже купила билеты и казалась очень счастливой. 
Знаешь, я не жалею ни секунды! Ты приехала и очаровала меня. Уверяю тебя, что во время твоего пребывания здесь я почти не думал о Мексике. Я погрузился в огромное счастье, я был влюблен в тебя. И до сих пор люблю, Марина, надо, чтобы ты мне верила! Это так, я способен на чувство. Не знаю, проклятье это или дар, но я люблю тебя. Помни  об этом, я хочу быть для тебя источником силы, а не слабости.
С другой стороны, я признаюсь, что привязан… к этой женщине и  чувствую себя неспособным не встретиться с ней.  Но я не отрицаю того, что было между нами, я тебя люблю и испытываю бесконечную грусть при мысли никогда больше тебя не увидеть.
Знаю, что для тебя непросто все понять. Первый вопрос: можешь ли ты верить мне, Марина?  Второй: можешь ли принять это? Согласна ли ты потерять меня, даже если я не соответствую той картинке, которую ты   нарисовала обо мне? – третий вопрос.   Я люблю тебя, Марина! Жан-Поль.

Снова «люблю», раз семь или восемь в одном письме. И снова «НО»…  Когда же эти противные «Весы» перестанут раскачиваться? Дал же Бог мужчину с необыкновенными чувствами, с потрясающей мощью! Эту бы энергию, да, как говорится, «на мирные цели».
Не могу тебе верить!
Я ответила с такой же силой и искренностью:
- Мы переписывались с тобой несколько месяцев. В феврале ты ежедневно говорил мне о любви, ты приручал меня и ясно видел, что я не женщина «на одну неделю». Ты пригласил меня к себе. В то же время ты искал в Интернете приключений. Ты  хочешь, чтобы я поняла? Нет, я не понимаю. Но… кто ищет, находит. Теперь о той женщине. Ты хочешь ее увидеть, это сильнее тебя? Согласна, поезжай. Только причем здесь я?
Да, я могу согласиться, что ты – это ты.  Нет, я не могу тебе верить. Допустим, я захочу приехать в июне, а ты за этот месяц найдешь себе…  третью женщину и будешь уверять, что это сильнее тебя.
Ты просишь о прощении. Тебе надо обратиться не ко мне; ты сам писал «над нами есть силы, очень могущественные».  Но, если это так важно для тебя, изволь: я тебя прощаю.
Еще одно: не каждый день встречаешь Любовь. Не каждый день бывает для двоих Нотр-Дам в Париже и… второй Нотр-Дам, в Версале. Можно найти огромный мир в душе того, кто тебе близок. Можно открывать богатства в любимом человеке месяц за месяцем, год за годом. У тебя было многое, но ты отказался. Решил, что этого мало.
Что касается третьего вопроса… Конечно, я тебя люблю. Согласна ли я потерять тебя? Да, я готова уступить тебя этой женщине и всем женщинам на свете. Ты свободен.

Когда я отправила письмо, то словно бы отослала Жан-Полю все эмоции, порывы, страсти и объяснения! Это был благословенный перерыв, хотя бы, на несколько дней. Можно спать, читать только что купленную книжку Дипака Чопры «Книга тайн», смотреть телевизор. Честно говоря, про себя я сказала о своем странном французском друге: «Заколебал уже своими женщинами, объяснениями и качаниями из стороны в сторону!».
На днях мы с Леночкой пили чай в  кафе. За соседним столиком трое мужчин разговаривали… матом. Может быть, в другое время я бы сдержалась, а тут всё соединилось в одном: метания француза, который морочил мне голову беседами о любви, неприкрытая словесная грубость вот этих троих. Я обернулась к ним и, подбирая слова, раздельно сказала:
- А вы… знаете какие-нибудь другие выражения, кроме мата?
Мне казалось, что воздух наэлектризован. Поднеси спичку – и все вспыхнет. Мой вид, взгляд, должно быть, сказал мужчинам больше, чем вопрос, потому что они… вдруг смутились, а один из них сказал:
- Простите, пожалуйста!
Я повернулась к Леночке. Мы тихо заговорили. Она спросила:
- О чем  пишут из Франции?
- Приглашают, увлекают, признаются в любви, - отвечала я. – И знаешь, вопреки всему, я очень привязана к Жан-Полю.
- А я сердита на него из-за тебя! - сверкая глазами, бросила Лена. – Надо же, он, как плющ, прорастает везде, опутывает, обвивает.
- Если исходить из того, что все люди нам учителя, то… дал же Бог учителя! Я не знаю, что делать, правда.
- Есть такая притча, - задумчиво начала Леночка. – Мама подарила дочери бусы из жемчуга, о которых та давно мечтала. А потом девочка как-то разговаривала с отцом и сказала ему, что любит его и готова сделать все, о чем он попросит. «Подари мне свои бусики!» - сказал отец. «Нет, папочка, они мне так дороги!» - ответила она. Но на другой день подошла к отцу, вся в слезах: «Папа, возьми мое жемчужное ожерелье, возьми, пожалуйста! Твоя любовь мне дороже всего на свете!».
Лена помолчала. Я едва сдерживала слезы. А потом она произнесла:
- Отдай все… Богу! Отдай самое дорогое, и пусть Он решает.
Разве можно добавить что-то? Я машинально помешивала ложечкой в чашке. Из задумчивости меня вывели… те мужчины, что сидели за соседним столиком. Они поднялись, чтобы уходить, и один из них протянул листок: «Вот наши телефоны, если захотите, позвоните как-нибудь! И извините еще раз». Леночка улыбнулась, а я машинально взяла листок.

 В выходной день мне посчастливилось выехать с папой за город, погулять в сосновом бору. Дул очень свежий, порывами, холодный ветер, но апрельское, еще непривычно-яркое, солнце согревало. Словно и на сердце теплее становилось. Я выбрала большую толстую сосну, обняла её, жадно вдыхая запах смолы, потом прислонилась спиной к шероховатому стволу, стала лицом к солнечному диску, закрыла глаза.  Перед внутренним взором возникло  огненное, оранжево-желтое пятно, оно быстро разрасталось, заливая всю меня светом. А еще было ощущение, что Земля медленно движется подо мной, словно я обретаю равновесие, перенося тяжесть с одной ноги на другую. Удивительно реально и нереально.
Дома, когда я открыла интернет, в глаза бросилась фраза «Исход битвы определяешь ты!». Усмехнулась, да уж, пару лет назад мне нравилось, как в известном мультике, кричать: «Я Шира, сила у меня-а-а-а!», доставая воображаемый меч. Неужели он мне пригодится? А вот и посмотрим сейчас, тем более, что Жан-Поль прислал письмо.

- Знаешь, Марина, писал он, - если бы Господь создал одну женщину, то да, мне было бы достаточно.
Как тебе объяснить, давай на примере. Допустим, у тебя один ребенок, и ты его любишь. Но если у тебя их двое, ты любишь двоих. Если пять детей, любишь пятерых. Так понятнее, да?
Когда ты входишь в мое сердце, это навсегда. Неважно, со мной ты или далеко… Можно ли любить двоих женщин? Мой ответ: да. Понимаю, это не твоя концепция. Ты хочешь быть верна одному мужчине и хочешь, чтобы он был верен тебе. Взгляд классический и заслуживает всякого уважения. Но моя концепция верности иная. Я верен ЧУВСТВАМ, которые испытываю к человеку.  Поэтому, что бы ты ни делала, что бы ни думала обо мне, я продолжаю тебя любить. Знаю, что это трудно понять.
Что касается моего приглашения, оно в силе! Приезжай! Это открытость с моей стороны, а не обязанность. Ты приглашена! Только… я ждал бы от тебя, чтобы ты не препятствовала моему…  общению с Мексикой… время от времени…
Не волнуйся! Знаю, что ты слишком далека от того, чтобы вынести все,  и что у меня нет никакого шанса увидеть тебя вновь. Это… гипотеза, чтобы объяснить тебе мою манеру видеть вещи. Я не претендую на то, что моя концепция любви и верности совершенна, и ты – живое тому доказательство. Знаю, что, рассказывая тебе о моих взглядах, я раню тебя, причиняю тебе боль, и я…  почти теряю тебя в эти минуты. Как видишь, в моей искренности нет никакой выгоды для меня.
Я ничего не забыл из наших мартовских каникул. Наши поездки в Париж, к маме, Нотр-Дам, Версаль, прогулка на лодке, и… все прекрасные моменты близости. 
Ты другая, видишь вещи иначе, но я уважаю эти различия. Между нами есть любовь, много любви. Зачем ее отрицать? Я люблю тебя, и мне тебя не хватает.  Жан-Поль.

Дочитала очередную «исповедь». С какой твердостью еще 18 апреля Жан-Поль написал, что не может меня принять этим летом и не может видеть, с таким же, если не бОльшим, упорством теперь зовет к себе и уверяет  в любви, даже в верности. Только это его письмо полно грусти и достоинства – так я почувствовала.

Свет и тень
Если бы я могла отстраниться от ситуации, то сказала бы, что каждый из нас отстаивает свою позицию. И мы оба меняем минус на плюс, конечно, с учетом вновь открывшихся обстоятельств. Когда я демонстрировала «да!», он сказал «нет!». Как только четко сказала «нет, не верю!», так мужчина стал прилагать массу усилий, чтобы получить «да!». Классика жанра, то есть вполне классическая ситуация. Но я не могла смотреть, чувствовать и действовать отстраненно. 
…Мне часто вспоминался тот не раз виденный слоган «Последний легион. Последняя битва. Последняя надежда». Мы бились, как два могучих воина, просто воздух звенел от ударов, и отступать мне было некуда.
Для меня понятие «предательство» материализовалось. Хотя я ни разу в письмах своих не оскорбила Жан-Поля, не написала жестких или страшных слов, больнее всего было понимать, что он ПРЕДАЛ меня еще до моего приезда. И все девять дней ЗНАЛ, что, когда я уеду домой, он возобновит контакты с другой женщиной. Говорил о чувствах ко мне и… знал! Был со мной весел, близок, очень близок и… знал. 
Пустяк какой для мужчины, да? Так живут и все те, кто изменяет женам, спокойно живут! Но я не просила для себя такого! Надо ли было годы ждать встречи, чтобы  найти, Бог ты мой, принца на этой самой белой лошади. Как в насмешку!
Видно, «школа Кристины» не пошла впрок, а, может, наоборот, пошла, коль скоро он решил применить ее в отношениях со мной. Неосознанно, должно быть, решил. А еще мне было трудно вот от чего. – Он по письмам давно понял, кто я. Видел, что не искательница дешевых приключений, знал, что я долгое время была одна, но это его не остановило.
Тайной для меня оставалось и то, зачем Жан-Поль знакомил меня со своей мамой, зачем настаивал, чтобы я рассказала о нем своему отцу, зачем писал, что гордится мною?! …Когда все это время… играл уже на чужом поле.
Да, конечно, я опять реагирую, вместо того, чтобы сохранять спокойствие. Одно дело – сходить на семинар по дзен, совершенно другое -  сделать этот подход к жизни своей реальностью.
Как бы поговорить с мастером дзен, с Сашей? Мое желание и тут исполнилось. Оказалось, что Александр на несколько дней приехал в наш город.   Мы созвонились, и он согласился встретиться.   
Было уже тепло, на встречу я шла в легком пальто из Парижа, в летящем белом шарфе и в шляпе, которую подарил мне Жан-Поль.
Саша пристально оглядел меня, выслушал мой короткий рассказ, заметил грустные глаза и  то, что порой мне приходилось сдерживать слезы, а потом поставил диагноз:
- Мания величия на фоне комплекса неполноценности!
 Я невольно рассмеялась, настолько неожиданно это прозвучало.
На мои вопросы «почему?», «за что?»  он сказал:
- Ты  забыла о дуальности мира, то есть о его двойственности.  Плюс – минус, свет - тень…  У тебя все было так классно: Франция, красивая история, а ты цепляешься за это. Пойми, у мира есть все для тебя!
Саша долго говорил со мной. Мне запомнился такой пассаж:
- Любая попытка подогнать другого человека под себя, под свое восприятие, приводит к краху. Ты пропускаешь САМОГО человека.  Ты говоришь, что любишь? Пусть это чувство будет здесь, с тобой, и оно может вырасти благодаря твоему вниманию. 

Сегодня вечером я посмотрела два фильма «Убить Билла» и «Глаза Ангела». В одном  фильме совсем прозрачно показано, что Любовь может привести… к смерти.  А во втором героиня говорит мужчине с глазами ангела: «Я давила на тебя, но поняла: не обязательно быть идеальным!». Словно послание мне, недаром же я помню и ценю фразу Коэльо «Люби и не спрашивай, просто люби».
Поскольку я не отвечала Жан-Полю, он прислал короткое письмо:
- Ты очень молчалива. Тебе нечего сказать или ты не хочешь говорить со мной? Задавай любые вопросы - отвечу. Пока мы сохраняем хоть какую-то   переписку, я рад.

Мы встретились с Леночкой в кафе, в обеденный перерыв. Чтобы развеселить меня, она сказала:
- Об этом только мечтать можно! За последние месяцы твой француз говорил тебе «люблю!» тысячу раз. Но вот что интересно: чем сильнее теперь его «да», тем тверже твое «нет».
- Ты права, конечно. Но едет он в другую страну, не ко мне. Что я могу поделать?
- Да ты и так, вон какую махину развернула на 180 градусов, буквально за несколько дней. То Жан-Поль утверждал, что не может тебя принять ни за что, сейчас пишет: «Приезжай на любых условиях!»… А потом, до июля еще так много времени! Все может перемениться, и он не полетит в Мексику. Ты решила что-нибудь?
- Пока нет.
- Знаешь, Мариночка, может быть, за твоим «нет» и находится та дверь, которую тебе надо открыть.
- То есть я отказываюсь от возможности понять нечто, для меня важное?
- Кто может знать наверняка? Что бы ты ни сделала, все будет правильно. Только слушай свое сердце.

Рискну
Жан-Поль снова написал, теперь уже коротко, тихо и смиренно:
- Я хочу, чтобы ты знала: я люблю тебя. Если ты приедешь во Францию, двери моего дома и мое сердце открыты. …Сейчас ты видишь меня другим, но, Марина, я не изменился! Изменилось только твое отношение ко мне, вернее, твоя картинка, где ты меня нарисовала.  Я остался прежним. Люблю тебя, мне тебя не хватает.

Жан-Поль говорил об этом уже второй раз, я обратила внимание и поняла: он-то, правда, остался таким, каким был. Я знала только часть его, другая была скрыта от меня.
Один из моих учителей, Антар, несколько месяцев назад, говорил мне о биении жизни: «Делай что-нибудь, рискуй!». Так что же, отойти в сторону или рискнуть? Хорошо, я рискну. Постараюсь быть в моменте, смотреть, чувствовать. А там, как жизнь рассудит.
В ответном письме Жан-Полю я говорила о погоде, рассуждала политике, а потом, будто ныряя в холодную воду, сделала приписку:
- Спасибо за твое предложение приехать. Если ты вправду хочешь меня снова видеть, хорошо, согласна. Можешь ли ты оформить мне приглашение? Если это не доставит тебе хлопот, конечно. Я знаю ситуацию и…   обстоятельства. Надеюсь, ты понимаешь, что мне было трудно написать это.   

…Вот я и отдала все туда, на усмотрение Высших сил. А мне надо побыть наблюдателем. Это снова урок приятия жизни, всех ее граней. Хотя сколько их было, уроков? Вспомнились слова Антара: «Готовься к новым испытаниям». Теперь мне предстояло отправиться в неизвестное, я понятия не имела, как поступают в таких ситуациях.
Жан-Поль написал письмо, которое я читала… осторожно, словно мне дали подержать в руках ежика, а я боюсь уколоться. Правда, было больно от всех последних событий, поэтому я взвешивала адресованные мне слова, пытаясь настроиться на частоту своего сердца и понять, насколько искренен мужчина, который пишет мне:
- Да, я понимаю, что тебе было нелегко решиться и еще сложнее предложить мне это. Я буду рад тебя принять и счастлив снова видеть. Я люблю тебя такой, какая ты есть.
Мне объяснили в мэрии, какие нужно собрать документы. Напиши мне, пожалуйста, твой адрес, данные паспорта… Я буду держать тебя в курсе дел и надеюсь, все у нас получится.

Сегодня я смотрела по телевизору передачу про Лувр. Наполеон, который превратил в музей резиденцию для королей, любил повторять: «В моем словаре нет слова «невозможно».  Прекрасно сказано, мне бы такую решимость.
Показали панорамы Парижа, дорогу, что ведет с авеню д Опера во двор Лувра. Я отлично знаю эти места, гуляла там десятки раз, поэтому просто приникла к экрану и почувствовала, как иду по знакомым улицам… сижу на теплой каменной скамейке во дворе Лувра, стою возле пирамиды под палящими лучами солнца, а рядом журчат фонтаны.
Время от времени я заглядывала на свою страничку на сайте знакомств. Иногда мне писали двое мужчин, я отвечала им. Мой предприимчивый друг – я говорю о Жан-Поле – своим поведением сделал все возможное, чтобы я не чувствовала угрызений совести из-за моей переписки с Кристианом и Жоэлем. Это нельзя было назвать «любовными историями». Кристиан представлялся мне солидным, основательным, он работал инженером в нефтяной промышленности. Жоэль – преподаватель - был красноречивым, увлекался Россией и Англией, писал мне длинные письма и много шутил.  По поводу этих мужчин я думала: раз мир послал мне их, значит, так нужно. Посмотрим, как отношения будут развиваться дальше.

- Сегодня мне позвонила мама, - писал Жан-Поль, - она была очень рада узнать, что ты снова приедешь во Францию. Я отдал все документы в мэрию, буду ждать ответ, на это уйдет десять дней.
Знаешь, мне нравится идея Сент-Экзюпери «я в ответе за тех, кого приручил», правда, нравится. Я люблю тебя и не скрою,  что жду нашей встречи.

…Пока улаживались дела с оформлением приглашения, прошел почти месяц. Внешне наши отношения с Жан-Полем были ровными, я закрыла  дверь, за которой жила моя боль, и старалась не думать о «нетривиальных» обстоятельствах своей будущей поездки и далекой стране Мексике… В письмах мы не касались щекотливой темы, и мой друг не тревожил меня даже намеками.
К тому же я сознательно поддерживала переписку с теми двумя мужчинами, Кристианом и Жоэлем, они стали изредка звонить мне. Решила, что накануне моего отъезда сообщу им, что скоро буду в Париже. Если Жан-Полю можно «искать приключений», то и мне тоже; рискну повстречаться с первым и вторым.
…Вот мне и пришло приглашение от Жан-Поля – в солнечный яркий день молодой симпатичный курьер вручил заветный конверт. Мои близкие не знали об обстоятельствах поездки, об этом была осведомлена только Лена. Итак, мне оставалось получить в Москве визу.

Буду молиться за тебя!
Москва! Огромная, непонятная, шумная! Прилетев, я хотела поехать общественным транспортом. Узнала, как добраться до моей гостиницы. Сначала на автобусе, потом на метро, с пересадкой, потом еще пешком пару остановок, а было уже девять вечера. Ко мне подходили таксисты, я вежливо, не глядя, отвечала всем «спасибо, нет!». Но один мужчина упорно шел за мной и говорил, что уже поздно, что, мол, зачем мне тащиться с чемоданом на другой конец Москвы, пока я не взглянула на него:
- Хорошо, поехали!
Мне было приятно - спокойно сесть в чистенькую вишневую машину  «Ауди» и не думать, как ехать, где делать пересадки. Водитель представился:
- Михаил!
- Марина, - улыбнулась я.
Удивительно, но мы как-то сразу разговорились, и это было легко. Он рассказывал о себе, я сказала коротко, что еду во Францию.
- Замуж выходить? – подхватил он.
- Нет, просто так…
И, чтобы перевести разговор, спросила:
- А вы кто, по гороскопу?
- Я? – он хмыкнул. - Ни рыба, ни мясо – весы! Недотепа.
Так искренне я давно уже не хохотала: надо же, весы, как Жан-Поль! И такой самокритичный.
- Нельзя о себе плохо говорить! – сказала я Михаилу и принялась объяснять, почему именно нельзя.
Из нашей двухчасовой беседы во время езды по московским «пробкам»  я приведу только маленький фрагмент, слова Михаила, которые напрямую меня касались, хотя он не знал об этом.
- Даже если ты хочешь чего-то очень сильно, не надо напряженно ждать! – говорил он.
- Как? – спросила я.
- Просто живи и… немножечко играй. Тогда все обязательно исполнится.
Мы подъехали к гостинице. Я расплатилась. Вытащив из багажника мои вещи, Михаил взял меня за обе руки и сказал:
- Когда ты села в машину, в первые полчаса,  у меня даже… карта Москвы в голове сбилась. Ты меня поразила!
- Чем же? – растерянно спросила я.
- В тебе есть… самость. Она редко встречается, поверь, я вижу много людей каждый день. У тебя все сложится замечательно! Я… буду молиться за тебя.
Это прозвучало абсолютно неожиданно, особенно последняя фраза. Представьте, суетная Москва, поздний вечер, водитель такси довез незнакомую женщину до гостиницы и вдруг говорит ей важные слова, будто… из другого сценария, из другой жизни. Сказать по правде, наверное, такие, в которых я нуждалась.
- Спасибо! – я взяла чемодан и пошла к крыльцу гостиницы.
- Марина! – вдруг громко позвал Михаил, как будто мы давно знакомы, а теперь я ухожу, не досказав чего-то.
Обернулась, он подошел:
- А тебе точно нужна «Славянка», а не «Славянская»?
- Точно.
- Может быть, ты отдохнешь, а потом мы поужинаем?
- Нет! - твердо сказала я и улыбнулась, чтобы смягчить интонации. – Зачем?  Спасибо и до свидания.

Выспавшись и позавтракав в гостинице, я, поехала в посольство Франции, так как мне было назначено, причем, не только день, но и час. Большая Якиманка, 34, там и визовый центр. Когда стояла в очереди, моя дочь, Светлана, прислала СМС:
- Удача улыбается таким, как мы!
Вскоре нам было разрешено войти, и я сдала в нужное окошечко все документы приятному смуглому мужчине. Часа четыре или пять я ходила, сидела, снова ходила, дожидаясь решения. Было уже шесть часов вечера. Наконец, среди прочих услышала свою фамилию. Это значит, мне дали визу. Подошла к окошку, взяла свой красный паспорт.
Для того, чтобы бурно обрадоваться, я, наверное, слишком устала, да еще хотелось пить и есть. Но я все-таки открыла паспорт, полюбовалась на шенгенскую визу. Хороша! И я тоже, потому что над моей фотографией в паспорте «расцвел» причудливый цветок, отливающий металлическим блеском. В центре – ма-а-а-ленький земной шар, а от него расходятся лучи, и еще сверкают симпатичные звездочки.
Мир снова открывал для меня дорогу во Францию, а я всегда отмечаю такие знаки. Мне дали визу, значит, правда, для меня лучше поехать к Жан-Полю, окунуться в неизвестное и усвоить новые уроки.
Проходя мимо маленькой уличной кафешки, я ощутила приступ слабости от голода, да еще до меня донесся восхитительный запах блинов, которые жарили тут же, на глазах посетителей. Я еле дождалась очереди, попросила блинчик - он был большущий - с яблоками; зеленый чай. Наконец-то можно сделать первый обжигающий глоток, второй. Чай с мятой, горячий блинчик, на который я даже дула от нетерпения, казались блаженством. Внутри разливалось тепло, ко мне возвращались энергия, радость жизни.
Поехала в гостиницу на метро. Выйдя из поезда, сквозь свист проносящихся электричек и шум толпы услышала звуки скрипки. Неужели мне не почудилось? Ближе к выходу из метро увидела молодого мужчину. Он стоял со скрипкой в руках и казался отделенным от людей, которые торопливо шли мимо. Я выхватила взглядом его стройную фигуру в джинсах и белой рубашке, отметила спокойствие, отрешенное выражение лица.  Потом уселась на парапет поодаль, чтобы не мешать движению и слышать Музыку. Скрипка грустила,  пела, увлекала за собой. Словно бы невидимые нити протянулись от скрипача ко мне, и вовсе не мешали снующие люди, обрывки разговоров, смех и шум. Под рождающуюся мелодию во мне всплыли слова, хотя раньше я их только мельком слышала:
  «Там для меня горит очаг,
  Как вечный знак забытых истин.
  Мне до него последний шаг,
  И этот шаг длиннее жизни!».
…Ночью в гостинице я спала, как ребенок, набиралась сил. А на следующий день полетела в Париж.

Мы сделали это!
Жан-Поль не мог встретить меня в аэропорту – он предупредил меня об этом. Мы давно договорились, что я сяду на поезд и через Париж доеду до поселка, где живет мама Жан-Поля, я потом он заберет меня домой. Знала, и все равно ждала его в Шарль де Голь. Он не приехал.
Я умылась, посидела в аэропорту, бездумно глядя на людей разных национальностей и цвета кожи. В душе росла… радость: я приехала в Париж, я снова здесь. Надо только доверять миру, и все будет хорошо.
Из электрички позвонила маме Жан-Поля. Она говорила радостно и немного возбужденно. Я поняла, что, когда приеду, мне надо ждать на вокзале.
Электропоезд шел через Париж. Знакомые станции метро. Только в эти минуты я отчетливо поняла, что приехала, несмотря ни на что или… вопреки всему.  Я снова в Париже, теперь он обязательно поможет, это же мой «параллельный мир», который дает мне силы и энергию. Несмотря на духоту и толчею в вагоне, я безотчетно улыбалась. Потом мы выехали за город, и вот уже за окном мелькают деревья, поля, маленькие домики. Улыбнулась: такое впечатление, что еду где-то возле Екатеринбурга, только мелодичный голос вежливо объявляет остановки на французском языке. А вот и нужная мне станция. Из поезда я вышла на перрон, потом на автобусную остановку, нашла лавочку и села на нее. Духота обволакивала и изнуряла. Я вытирала платком влажное от пота лицо, прося у природы хоть легкого дуновенья ветра, изредка смотрела по сторонам, ожидая мадам Маршан.
Вдруг рядом со мной затормозила машина с открытым верхом, из нее вышел мужчина. Я увидела его, вот только не поняла сразу, что это Жан-Поль. Он был в светлой вололазке, в гетрах и сапогах, наверное, приехал сразу после занятий верховой ездой. Ну, практически, сказочный принц на белом коне, - грустно улыбнулась я про себя.
Жан-Поль подошел ко мне, губы слегка кривились, словно ему трудно говорить.
- Я тебя не узнала! – бросила устало и как-то безразлично. Сказалось всё: последние тяжелые для меня недели, трудная дорога.
- Здравствуй! Где ты была так долго? Мы уже начали волноваться! Давай чемодан!
Жан-Поль тоже не кинулся обнимать меня, похоже,  не знал, как себя вести, или почувствовал мое состояние.
Мы оба оживились только тогда, когда приехали к маме. Она меня разглядывала, прижимала к себе, снова отстраняла, задавала вопросы, назвала меня, как прежде, маленьким львенком из Сибири (ma petite lionne de Siberie). Я улыбалась, отвечала и понемногу оттаивала. Жан-Поль будто настроился на меня, уловил изменения и, обращаясь к маме, спросил:
- А, правда, Марина все равно красивая, хотя и усталая?
Я пошла умываться, с наслаждением плескала холодной водой на разгоряченное от жары лицо. Потом мы, конечно, пили кофе, куда же без него во Франции? Я вручила маме Жан-Поля сувениры, достала из сумки и отдала ей московский шоколад, коробку конфет. Она радовалась, как ребенок. Пригласила меня, точнее, нас на любительскую оперу, где должна была петь ее дочь – сестра Жан-Поля. Оперу ставили в небольшом городке, неподалеку. Я сказала, что мы обязательно приедем.
Вскоре мы отправились домой на черной «Реношке». Мама вышла нас проводить, снова обняла меня «до скорой встречи!», и мы поехали.
Задира-ветер играл с моими волосами. На скорости разговаривать было бесполезно, ну, и хорошо. Я «ожила», улыбалась и думала: «Мы с моим прекрасным миром сделали это! Ура, я во Франции! Спасибо всем, кто со мной и за меня!». 
Вот и подземный гараж, мы поднимаемся в квартиру. Да, я помню здесь все. Даже не «помню», а знаю! Вот мое любимое кресло, вот бордовая спальня, а вот волшебные окна, которые открывают вид на озеро.
Жан-Поль предупредителен и нежен со мной сверх всякой меры, словно ему вручили тончайшей работы хрустальную вазу, и он боится разбить ее из-за одного неловкого или неточного движения.
Нет, он не изображает нежность, он искренне рад мне. Снова происходит «церемония» раскладывания вещей. Вот я уже обустроилась, пошла в душ. Какое блаженство – обыкновенная теплая вода, а потом и большое мягкое полотенце. Жан-Поль варит мне кофе, и тут раздается нежный звон – мне пришла СМС-ка от Лены. Подруга пишет:
- Тебе дана роскошная контрольная на французском. Желаю получить удовольствие от процесса и результата.
Весь оставшийся день Жан-Поль проводит со мной. Я нахожусь «в моменте» (спасибо Саше Мурзину), вижу, чувствую, осязаю, но без интерпретаций происходящего.
Поздно вечером, собираясь на работу, мой друг говорит:
- Вот твой комплект ключей от квартиры, от подъезда.
Жан-Поль показывает, как открывать и закрывать двери, предлагает мне самой попробовать. Потом, стоя уже на пороге, вдруг сообщает, с деланным равнодушием:
- Ежедневно на рассвете или рано утром я… общаюсь, то есть разговариваю с… Мексикой.
Вот так прямо.  Я молча киваю, слова застряли в горле, там становится холодно, как будто я проглотила кусочек льда.
Жан-Поль целует меня, гладит по волосам:
- Я рад, что ты приехала и не хочу, чтобы ты грустила из-за  меня!
- Довольно! – отстраняюсь я и ухожу в другую комнату. Он уезжает.
Сижу на кровати и рассуждаю:
- Мариночка! Ты уже здесь, Было же сказано «доверяй миру!», так и нужно доверять. Всё устроится. А когда ты сердишься, нет возможности для маневра.

…Я проснулась рано утром. Во Франции-то рано, а у нас в Сибири уже почти полдень. Дверь в спальню была закрыта, но до меня доносился голос Жан-Поля – он беседовал с… Мексикой. Я лежала и наблюдала свое спокойствие – уже шаг вперед! Через час пришел Жан-Поль, лег спать. Я поднялась, вышла в гостиную, посидела за «барной» стойкой на высоком стуле, любуясь озером. Выпила чаю, и тут мне  на мобильный позвонил Кристиан.
Ах, да, у меня же есть два француза для… А для чего? Про запас, для знакомства? Я рассмеялась и сказала в трубку:
- Bonjour, Christian! Ca va? (Добрый день, Кристиан. Все хорошо?).
Он ответил «са ва!» и объяснил, что сегодня должен улететь в командировку, в Алжир, по работе. Говорил, что ему очень жаль – наша встреча пока не состоится. Забегая вперед, скажу, что потом Кристиан слал мне письма из Алжира, живописуя работу и пустыню, присылал фотографии.
Положив трубку, я задумалась: да, елки-палки, что я, заговоренная, что ли? Будто кроме Жан-Поля, мир «не дает» других мужчин, говоря: твой урок здесь, и ты должна его пройти! Впрочем, остается еще Жоэль!

Трудные разговоры
В субботу и воскресенье я не смогла съездить в Париж, а мне так хотелось! Я узнала, что в выходные дни автобусы до вокзала, где я должна была сесть в электричку, ходят примерно раз в час. Электрички тоже бывают довольно редко. Мне жаль было терять столько времени на ожидание.
Жан-Поль не мог отвезти меня в Париж, потому что работал каждый день.
Я много гуляла, ходила вокруг обожаемого мною озера. Вода успокаивает, примиряет меня с собой и обстоятельствами.
Иногда сидела на скамейке, болтала ногами, жевала сорванную по пути травинку и читала книгу, иногда пела – у воды голос звучит более сильно и чисто.
Сегодня, пока Жан-Поль спал, я приготовила обед: салат, картошку с шампиньонами.  И … напекла оладьи, так, для русской экзотики. Когда мой друг проснулся, я красиво сервировала стол, а сама решила пойти погулять. Он поблагодарил. На вопрос о том «что это?» я кратко рассказала про оладьи, еще достала из холодильника сметану, объяснила, что  с ней есть будет вкуснее.
Жан-Поль обедал и смотрел какую-то спортивную передачу, а я вышла из спальни, одетая для прогулки. Он оторвал взгляд от телевизора и   пристально на меня посмотрел:
- Огромное тебе спасибо за прекрасный обед! И... ты… очень красивая!
- Спасибо.
Он подошел, обнял меня, спросил:
- Идешь к озеру?
- Хочу посмотреть твой город.
- Только не потеряйся!
- Всегда найдутся милые французские мужчины, которые меня проводят! - улыбнулась я.
- Не вздумай ни с кем кокетничать, я очень ревнивый!
Вечером мы поехали смотреть оперу. Сцена была сооружена прямо во дворе какого-то, говоря по-нашему, центра культуры, скамейки для зрителей расставили под открытым небом.
Французы, насколько я поняла, очень любят и поощряют спортивные занятия и всякого рода самодеятельность. То народные танцы, то вокальные ансамбли, то опера в небольшом городке.
Сестра Жан-Поля, переодеваясь по ходу сюжета, играла сразу несколько эпизодических ролей, а во второй части оперы у ней была даже сольная партия. После окончания мы подошли к Эммануэль – так звали сестру Жан-Поля – поблагодарить и сказать комплименты.
По правде говоря, французы придают большое значение всем «церемониальным» словам и выражениям. У них обязательно нужно сказать «доброе утро!», всенепременно «приятного аппетита!». Они никогда не путают послеобеденное время и вечер. Так, после обеда вам обязательно скажут, например, в магазине или аптеке «bon apr;s-midi!» (что можно перевести, как «удачного послеобеденного времени!»), а вечером – «доброго вечера!» («bonsoir!»). Насколько я успела понять и почувствовать, эта вежливость у них, что называется, в крови, они действительно, а не по обязанности, воспитанные, милые, искренние, отзывчивые и вежливые. Если у тебя очень грустное лицо, на котором написана тревога или печаль, незнакомый человек может обратиться к тебе в автобусе или метро с  вопросом: «У вас все в порядке?». Несколько раз во время моих прошлых визитов во Францию, я заблудилась в Париже. Стоило мне остановиться, развернуть карту и начать оглядываться по сторонам, рядом обязательно останавливался кто-нибудь и спрашивал: «Вы не знаете, куда идти? Могу я чем-то помочь?».

…Так вот, меня представили сестре Жан-Поля. Она была стройненькая,  живая и подвижная, с прямым острым носиком, смеющимися глазами. Говорила нежным голосом и очень быстро, как многие французы. Сказала, что мечтает побывать в России. Я ответила: «Так в чем дело? Приезжай!»
Мы поблагодарили Эммануэль за прекрасный вечер, наговорили ей комплиментов. Когда ехали домой, Жан-Полю пришла СМС-ка. Стало совсем скверно: я… поняла, кто это пишет и откуда -  женская интуиция.
В квартиру поднялась одна, мой друг остался в гараже. Мне было плохо – вдруг случился криз, они у меня бывают изредка. Сердце билось, как сумасшедшее, то быстро-быстро, то медленно; ломило виски; кружилась голова. Я накапала себе в стакан с водой валокардина, который привезла из России, залпом выпила и легла на диван в гостиной.  Вскоре пришел мой друг. Сразу «унюхал» резковатый запах раствора, как доктор, спросил, какое это лекарство, и что со мной.  Ответила, что обычное успокаивающее. Кризы и вправду не очень страшны, просто они одаривают неприятными симптомами: головокружение, сердцебиение, страх… Я налила себе еще воды в стакан, но выпить не смогла – руки дрожали. Снова легла на диван, стараясь дышать медленно и ровно. Жан-Поль сказал твердо:
- Мне нужно выйти в интернет прямо сейчас!
- Только этого мне не хватало! - пробормотала я.
Осторожно поднялась и ушла в спальню. Посидела, подышала глубоко, потом про себя досчитала до ста, появилась на пороге гостиной:
- Прости, ты прав. Раз надо в интернет, конечно…
- Можно мне обнять тебя? – спросил Жан-Поль.
- Нет! – я снова вошла в спальню и на этот раз закрыла за собой дверь.
Минут через десять он вошел, сел на пол возле кровати. Я быстро смахнула слезы, но он увидел, что я плачу, сказал в три приема, будто слова давались ему с трудом:
- Извини, что у тебя… такие трудные каникулы… из-за меня.
- Нет проблем.
-Ты веришь, что очень важна для меня, Марина?
- Не знаю. Может, ты просто пожалел меня.
- Это не мой стиль… Пойми, Марина, ты живешь не в соседнем доме, а очень, очень далеко от меня. Но ты уже второй раз здесь, в моей квартире. И ты приехала не на два дня, а на месяц. Я  рад, что ты со мной.
- Я поняла, теперь ты можешь идти к компьютеру, общаться.
Но Жан-Поль не ушел, так и сидел на полу возле кровати, точно не решаясь прикоснуться ко мне. Только глядел как-то по-особому, словно  ласкал меня взглядом:
- Ты… ты мне слишком дорога, Марина.
- Хорошо, допустим, - снова разволновалась я. - Ты можешь себе представить, что ты меня любишь, а я ежедневно разговариваю часами с другим мужчиной?
- А ты, - ни секунды не раздумывая, ответил он, -  можешь себе представить, что у тебя есть другой мужчина, а ты приглашаешь меня к себе пожить?
…Вот и возрази, попробуй! У него всегда такие подходы. В другом  случае я бы оценила оригинальность мышления и улыбнулась находчивости. Сейчас, на своем месте, я не могла быть непредвзятой. Хотя отметила про себя, что в картине мира Жан-Поля все стройно и вполне сочетаемо. Он снял очки и устало потер глаза. И еще подлил масла в огонь, сказав почти резко:
- Я ведь ту женщину не видел, не встречал в реальном мире, только в виртуальном.
 Мне было трудно не согласиться.
- Но ведь вы с ней… ладно, как ты относишься к ней?
- Я влюблен в нее! - мрачно ответил он.
- Ты понимаешь, кому это говоришь?
- Но ведь ты спросила!  Лучше было бы, если бы я солгал?
Как ему ответить?  Хотя, должна признаться, что в данном случае я бы предпочла ложь.
В таком духе мы проговорили два часа. Жан-Поль так и не пошел в ту ночь общаться с Мексикой.

Утром следующего дня Лена прислала СМС:
- По мнению моего мужа,  с иномарками всегда много возни, но эффект того стоит!   Желаю терпения, оптимизма и здорового пофигизма.
Ах, Леночка, она так поддерживает меня, старается подбодрить, рассмешить! Чего мне, в самом деле, не хватает, так это здорового пофигизма.

«Вы – женщина, вы – богиня!»
В этот раз Жан-Поль приехал с работы в три часа ночи, осторожно заглянул в спальню. Я не спала. Он  обнял меня, поцеловал:
- Я лягу позже!
Это «позже» затянулось с трех ночи до семи утра – конечно, он общался по Интернету с дамой из Мексики. Когда он снова «нарисовался» в спальне, я взяла ноутбук и пошла в гостиную, чтобы  посмотреть свою электронную почту.
Кроме прочих, мне написал Жоэль. Он рассказал, что…   буквально на днях познакомился с женщиной, которая, как оказалось, живет совсем недалеко от него. Он очарован ею и писал мне, что, скорее всего, это любовь с первого взгляда.  Поэтому, если мы и встретимся с ним, то в присутствии этой дамы. 
Наверное, у меня была обратная реакция, потому что я… громко  засмеялась: как, и этот тоже не может встретиться со мной? Сначала Кристиан уехал в другую страну, теперь Жоэль встретил свою любовь. Интересная получается картина, я что «приговорена» к своему странному французу, Жан-Полю? А другие мужчины просто исчезают, испаряются в пространстве…
На мой смех из спальни вышел Жан-Поль. Он не видел того, что у меня на экране компьютера, вероятно, подумал, что письмо от другого мужчины. Но вот мое веселье он понял по-своему. Снова вернулся в спальню, а через пять минут опять вышел, будто бы в туалет. Меня это рассмешило еще больше: ага, он ревнует! Жан-Поль сказал, словно бы в шутку:
- Если ты меня обманешь, изменишь мне, я… убью тебя!
- А потом себя, да? –  усмехнулась  я.

День был жаркий, но свежий ветерок сглаживал зной. Я собралась в Париж, надела сине-зеленый легкий, почти невесомый, сарафан, открывающий плечи. Сверху набросила голубую косынку, чтобы приглушить некоторую вольность в покрое сарафана. На ноги – босоножки на небольшом каблучке. Надо еще и глаза подкрасить, сделать поярче, а то они очень грустные.
Собиралась и думала о подходе дзен, о том, чтобы «быть в моменте», не реагировать на события, а просто проживать их. И мне пришло СМС-сообщение от Юли – «соратницы» по занятиям в группе дзен. Юленька  писала:
- Привет, моя радость. Я на тренинге у Саши Мурзина. Как у тебя дела? Солнышко вышло? Помни: ты всегда вначале.
Я ответила:
- Есть всё: слезы, солнце, Париж! Не хватает Сашиной иронии  и твоей нежной мудрости.

В Париже мне нужно было увидеться с приятельницей, Ириной, которая  года три назад вышла замуж за парижанина и уехала жить во Францию.
Мы должны были встретиться недалеко от Лувра, а именно в саду Тюильри. Я вышла на станции метро «Лувр», посмотрела схему и засомневалась, куда идти, к какому выходу. Совсем близко от меня, словно из воздуха, возник мужчина, коснулся моей руки, я даже вздрогнула от неожиданности. Галантно произнес:
- Вы что-то ищете? Вам помочь?
Улыбнувшись, я объяснила, в чем дело, он вызвался проводить. Мельком взглянула на него: симпатичный, высокий, плотный, в синих  брюках и белой рубашке с подвернутыми рукавами. Черные волосы, темно-карие глаза за стеклами очков. Мужчина очень эмоционально говорил, жестикулируя  и показывая мне, где я должна была выйти, и куда мне идти теперь. Он представился:
- Меня зовут Эрве, я работаю гидом в Лувре.
Интересно: я ухитрилась встретить в подземке гида из знаменитейшего музея. Что же ему сказать о себе? Начнем с нейтрального:
- Марина. Я из России...
           - Марина? Какое красивое имя! Так вы из России, даже из Сибири? Невероятно! Как мне повезло! - он просто лучился энергией, восторгом и задором.
Минуты через четыре мы вышли к перевернутой пирамиде. Как вы знаете, во дворе Лувра есть большая стеклянная пирамида. А под землей – перевернутая пирамида, устремленная вершиной к полу. Огромная и, казалось, легкая, она словно висела в воздухе. Я залюбовалась ею, а мой спутник уже увлек меня дальше:
- Сейчас мы пройдем через Лувр, позвольте я напою вас кофе? А потом,  конечно, провожу.
Взглянула на часы. Времени до встречи с Ириной было предостаточно. Между тем наш разговор с Эрве шел по нарастающей. Он задавал быстрые вопросы, я отвечала. Сколько комплиментов он мне наговорил! Это был поток, ураган! Я только успевала как-то отшучиваться, чтобы снизить накал его речей. В свои пассажи он умудрялся привнести познания о Чехове, Достоевском, Пушкине.
Мы уже и кофе попили в одном из кафе музея. Потом вышли из Лувра, остановились возле большой пирамиды. Эрве снова горячо заговорил:
- Должен признаться, что я обратил на вас внимание еще в вагоне метро. Вы такая необыкновенная! Эти длинные яркие волосы, этот взгляд карих глаз… Я сказал себе, что обязательно к вам подойду, иначе буду жалеть всю жизнь.
Мои старания свести все к шутке, к легкой, ни к чему не обязывающей беседе, не завершились успехом. Эрве продолжал:
- Смотрите: мы в центре мира, в центре Парижа. Нас свела судьба! Я хочу быть с вами, быть вашим гидом. Лувр, музей Орсэ, музей парфюмерии… Позвольте мне показать их вам.
- Подождите, постойте! – мне даже захотелось как-то его успокоить. – Я не одна в Париже, я живу у друзей. У меня нет возможности проводить время с вами.
Но Эрве словно не слышал. У меня было ощущение, что скоро все вокруг… воспламенится от его горячности:
- Вы так легки, вы не идете, а летите, как чеховская чайка! В вас столько света! Вот, посмотрите, японка. Она в брюках и одета во все черное. Оглянитесь! Вокруг столько женщин, и почти все они в шортах, брюках. А вы, в этом струящемся платье, на каблучках!
Он протянул ко мне руки, словно хотел обнять. На нас оглядывались, потому что Эрве говорил слишком громко. Я улыбнулась,  показывая    глазами на двоих полицейских:
- Дорогой друг! Вы так настойчивы, что порой мне хочется позвать на помощь вон тех господ, чтобы они чуть-чуть остудили ваш пыл...
Он не принял шутки, быстро ответил:
- Дайте руку!
Поцеловал мне кончики пальцев:
- Я уважаю вас, я верующий. Вы - женщина, вы – богиня!
Признаться, я смутилась… Вот и попробуй, ответь ему что-то! Эрве просил мой номер телефона, я категорически отказалась его назвать. Тогда он написал на листке номер своего мобильного, просил, умолял позвонить, хоть через день, хоть через два. Он почти опаздывал на очередную экскурсию, ему надо было уходить. Напоследок мой новый знакомый еще раз меня удивил. Спросив «какие у вас духи?», он тут же решил сам определить:
- Ланком? По-моему «Трезор»…
Я была поражена. Действительно, у меня духи от Ланком, а «Трезор» (tresor) обозначает «Сокровище».
Собравшись уходить, Эрве все же на секунду стремительно привлек  меня к себе, проговорив:
- Mon tresor de Lancomе!
Что можно было перевести, как «мое сокровище от Ланком». Отойдя на пару шагов, Эрве прокричал:
- Позвоните мне, обязательно позвоните!
Не успев остыть от стремительного напора моего нового знакомого, я подумала: опять Париж лечит меня, исцеляет, словно открывает во мне  неизведанные глубины, необычные грани.
Как интересно устроен мир! Жан-Поль, в доме которого я живу, смотрит в сторону далекой Мексики, именно там  надеясь найти призрачную птицу счастья. А мне послан совершенно незнакомый мужчина, Эрве, чтобы сказать: «Вы летите, как чеховская чайка».
…Я еще не раз с благодарностью вспомню слова: «Мы в центре мира, в центре Парижа. Вы – женщина, вы – богиня!».

«Я не причиняю зла»
Сегодня вечером я хозяйничала дома, то есть, конечно, в квартире Жан-Поля одна, он был на вызовах. Потушила овощи с мясом, сервировала стол. Полюбовалась на результаты своих стараний и послала другу СМС:
- Я приготовила ужин. Если ты близко от дома – приезжай.
- Еду! – ответил он.  И вскоре приехал.
В эти минуты я вспомнила, как несколько месяцев назад, когда я была в России, а он во Франции, мы перебрасывались точно такими же СМС-ками, как будто создавая реальность.
Всё, буквально всё  воплотилось в жизнь – «ваши желания исполняются», как писал в своих книгах Ошо. Мне было отрадно и… горько. Горько оттого, что через пару недель мои парижские каникулы закончатся, и Жан-Поль улетит в Мексику. Или, может быть, сдаст билет? Все поменяется, он выберет МЕНЯ? Я так и думала, мысленно прося его: «Выбери меня!». Только сбудется ли это?
Наступил еще один день.
…Надо ли упоминать о том, что все сегодняшнее утро Жан-Поль очаровывал свою даму из Мексики, разговаривая с ней больше двух часов.
После обеда наступило время для нашего общения, мы поехали на машине к дальнему озеру, чтобы там погулять. Небо было темным и мрачным, тучи сгущались. Дул холодный ветер, дух захватывало от мощи природы, которой вряд ли можно противостоять. Казалось, дождь неминуем. Но вдруг в каком-то, невесть как образовавшемся просвете, на небе засияла радуга. Она была тем ярче и фантастичнее, чем мрачнее темно-синие тучи вокруг.
…Мы шли по дорожке среди леса, по берегу озера. Завидев нас или заслышав шаги, от нас разбегались кролики. Они были маленькие, пушистенькие, трогательные, хотелось поймать одного, погладить, подержать на руках, так, чтобы ощутить быстрое биение его сердечка.
Разговор зашел о том времени в апреле, когда Жан-Поль впервые написал мне о женщине из Мексики. Я говорила о своих чувствах, о том, что моя подруга Леночка была мне в то время доктором, сестрой, мамой, ангелом-хранителем, сиделкой.
- После твоих уроков, - начала я фразу, но закончить не смогла, потому что боялась заплакать.
- …ничто худшее не может с тобой приключиться, да? – договорил он за меня. И спросил, словно подсказывая ответ:
- Но ведь сейчас ты не страдаешь? Ты не жалеешь, что узнала меня?
- Я не буду отвечать!
- Послушай, Марина, когда ты проходишь испытание, ты находишься в НЁМ, тебе трудно увидеть, что оно дает, что приносит. Это будет понятно позже.
-  А за какие такие грехи … испытание? И что я получила сейчас, кроме боли? – не выдержала я.
- Может быть, пока рано говорить об этом? Ты поймешь позже.
«Дал же Бог посланника!» - подумала я. Этакий демон-искуситель. Мощный демон, многое понимающий.
Мои чувства были противоречивыми. Небо дышало дождем, но он так и не пошел, а радуга сияла как бы вопреки всему.
Природу можно только принимать, такой, как она есть, а все остальное, то, что происходит в жизни? Тоже принимать?  Между тем Жан-Поль продолжал свои  искусительные речи:
- Я никого не убил, никому не причиняю зла. Я просто… делаю глупости. Но пойми, Марина, в тот момент, когда ты прощаешь, ты перестаешь страдать!
Красиво сказано. Но так ли это? Простить, значит, понять и принять. Могу я заранее принять все последующие дни и бесконечные утренние разговоры с Мексикой? Принять, что любимый мною человек скоро уедет в далекую страну, к другой женщине?

Ночь. Сакре-Кер
Дни шли, не принося особого облегчения. Пару раз у Жан-Поля случались немотивированные вспышки гнева. Правда, потом он неизменно просил прощения. Но я была изумлена: это мне впору устраивать сцены, а я держусь ровно, во всяком случае, внешне.
Вот снова утро. Жан-Поль беседует с мексиканкой, это длится уже больше двух часов. Даже через дверь – а сижу я в спальне - слышу такие знакомые интонации,  его бархатистый смех. Да, сильное чувство, моего друга можно поздравить.
Читаю книгу Дипака Чопры: «Находясь во власти собственной боли, гнева или страха я не имею свободы выбора, а она необходима мне, чтобы пройти путь к очищению».
Находясь во власти боли… Я чуть ли не готова собрать чемодан и уйти, потому что не могу больше выносить это!
Тогда зачем я здесь, во Франции? Порвать отношения я могла бы дома, не тратя усилий, чтобы приехать.  Так давай, Мариночка, смотри, что можно изменить.
«Мы не способны воспринимать впечатления в чистом виде, не интерпретируя их» - снова читаю у Чопры. – Точно, не способны…
Жан-Поль, наконец, заканчивает разговор, приходит в спальню, оставляя дверь открытой:
- Я там включил «Мессу» Перголезе, - говорит этот «утонченный» меломан. И укладывается спать.
Поворачиваюсь к нему. Знаю, что мое лицо спокойно, но слова выскакивают, словно помимо воли:
- Ты не знаешь, можно ли поменять билет на самолет?
- Ты хочешь уехать? – удивлен он.
- Да, ситуация очень напряженная, я мешаю тебе общаться.
Он резко поднимается, садится на край кровати:
- Марина! Я рад, что ты приехала! …После моих утренних разговоров я чувствую себя виноватым перед тобой… и не знаю, как быть.
«Тогда почему это повторяется с необыкновенным упорством каждое утро? - думаю я под аккомпанемент Перголезе. – Повторяется, несмотря на то, что вечер и ночь могут быть наполнены нашей взаимной нежностью».   Но вслух я не произношу ни слова.
Жан-Поль тянется ко мне, обнимает. Он такой красивый, с этими длинными волосами, которые я обожаю гладить, с внимательными глазами, не скрытыми стеклами очков. Мне кажется, он мудрее меня на сто лет!
- Я люблю тебя, Марина! Я говорил, что у меня есть этот дар – любить.
- Двоих сразу?
- Да. Если это не твоя позиция, ты не можешь принять ее?
- Я могу понять, что другие люди думают по-другому, иначе, чем я, - осторожно выговариваю слова. – Но давай спросим у ста людей, можно ли любить двоих женщин одновременно?
- Большинство ответит, что нет, но это ничего не меняет. Мариночка! Ты во второй раз у меня. Если бы я не испытывал чувств к тебе, зачем бы я тебя пригласил, позвал?
- Наверное, ты…  гуманный.
Жан-Поль все время тихонько гладил меня по коленям, рукам, по волосам, потом снова повторил с упорством:
- Я люблю тебя! Ты веришь?
- Пытаюсь!
Сдержать слезы больше не получалось:
- Почему судьба выбрала тебя, почему? Я так долго была одна и… надо же было повстречаться именно с тобой!
- Мы же вместе! – пытался он утешить меня.
- Мы расстанемся через несколько дней! – я бурно разрыдалась. И в первый раз он это увидел. Вскочила на ноги, выбежала из спальни.
Я чувствовала себя абсолютно измотанной, но дома остаться не могла – поехала в Париж.
Вышла из метро у Гран Опера, попила крепкого чая в «Бриош Доре» (так называется сеть кондитерских), съела изумительную ароматную слойку с абрикосами, понемногу приходя в себя. Потом пошла от Опера к Лувру. Шла и говорила себе:
- Марина, ты в Париже! Это прекрасно, он тебя излечит.
Прошла около арки к саду Тюильри. Направо от меня на газонах сидели люди. Повинуясь внезапному желанию, я сделала вот что: легла на спину, на травку. Раскинула руки, глаза закрывать не стала. Видела бездонное небо, вдыхала свежий воздух, слышала разговоры вокруг, но не вникала в них, ощущала спиной теплую землю сквозь примявшуюся траву. Я  растворялась в пространстве, чувствовала себя… всем и никем. И так хорошо мне было. Я еще попросила…  дать мне ответы. Но не услышала их или не поняла.
Не знаю, сколько прошло времени, в меня словно влились силы. Я села на траве, огляделась и улыбнулась. Недалеко от этого места мы стояли с  Эрве, гидом из Лувра, он говорил мне: «Мы в центре мира, в центре Парижа!».  Поискав в сумочке, я нашла листок с номером телефона. 
Позвонила Эрве из телефонной будки. Послушала гудки. Он не ответил. Очевидно, и этой истории не суждено развиться в нечто большее, чем просто встреча. Но сама встреча уже случилась, и я могла ее хранить, как жемчужину…
Потом я перешла через Сену и направилась к музею Орсэ. Раньше мне не удавалось в него попасть: то очередь большая, то музей закрыт. А сейчас все получилось, как нельзя лучше - «ваши желания исполняются!». И вскоре я уже смотрела богатейшую в мире коллекцию работ импрессионистов.
Когда вышла из музея, шел дождь. Я подвернула брюки, раскрыла зонтик и, наслаждаясь свежестью, отправилась к метро. Дождь смывал следы утренних обид и горечи.

Однажды Жан-Поль взял меня с собой на тренировку по верховой езде. Не поучаствовать, конечно, там с этим строго, а просто посмотреть. Сначала я следила за его занятиями, но лошадь упрямилась и не хотела брать барьер. Потом я отвлеклась на других и вовсе отошла к детской группе. Мое внимание привлекла девчушка на мохнатеньком пони с пушистой гривкой и хвостиком. Девчушка скакала отчаянно и задорно, наверное, они с пони подходили друг другу по характеру.
После тренировки мой друг был отчего-то неразговорчив. Приехав  домой, лег спать, сказав, что вечером мы поедем на мотоцикле в Париж. Ближе к вечеру я разбудила его. Он спросил, куда я хочу, ответила, что сначала к Эйфелевой башне.
Возле нее мы даже стояли поодаль друг от друга. Я любовалась ажурной красавицей, но не могла не заметить отстраненности Жан-Поля.
- В чем дело? – спросила его. 
Он соблаговолил ответить. Оказывается, рассердился оттого, что я… никак не прокомментировала его катание на лошади, не проявила много интереса. Это его нервирует. Ну, как ребенок, честное слово!  Недоволен из-за такой малости.
- Может быть, лучше отправимся домой? – поинтересовалась я.
- Я не приезжаю в Париж на пять минут! Куда ты хочешь еще?
- На Монмартр!
Пока мы ехали, я вдруг интуитивно решила попросить прощения. Все остальное – неважно.
Мы остановились недалеко от базилики Сакре-Кер, сняли шлемы. Я обняла Жан-Поля:
- Прости меня!
Он взял меня за руку, мы пошли в квартал художников, побродили там, потом – в Сакре-Кер. Шла вечерняя месса. Слушая «Отче наш» на французском, я отчего-то не могла вспомнить фразы по-русски. Потом, как озарение, пришло: «И прости нам долги наши, яко же и мы прощаем  должникам нашим». Потом я еще прочла написанные на большом листе слова молитвы: «Господи! Освети твоим светом все мои дела и все решения, которые я принимаю».
Мы вышли из Сакре-Кер и встали у парапета. Я была повыше, на приступочке, и головы наши оказались на одном уровне. Тогда, глядя прямо в глаза Жан-Полю, я тихо сказала:
- Ты очень важен для меня, но мне трудно говорить тебе об этом.
- Почему? – вздрогнул он.
- Почему что? Первое или второе? – мягко улыбнулась я. – Хорошо, я отвечу: потому, что я люблю тебя. Потому, что ты причиняешь мне боль.
Всё! Моего эго не существовало, была только эта минута. Или эта вечность. Я обнимала Жан-Поля, и мое сердце было открыто. А он… он плакал.
Я осторожно целовала его около глаз, в лоб, щеки; прижимала к груди его голову, успокаивала, словно ребенка.
Больше не было сказано ни слова. Ночь. Монмартр, Сакре-Кер. И это длилось, и длилось, как наше объятие, как его слезы…
Такие минуты равны Вечности, они наполняют жизнь особым смыслом.

«Прости им, они не ведают, что творят»
Мама Жан-Поля пригласила нас на ужин. По этому случаю я нарядилась, надела белые брюки, черный топ, светло-сиреневый пиджак. Вышла в гостиную, где меня ждал Жан-Поль в джинсах и футболке. Он оглядел меня и протянул:
- Рядом с тобой - я просто ноль!
Сочла за лучшее промолчать, открыла шкаф, выбрала мягкие серые брюки и черную рубашку, показала ему:
- Если хочешь – переоденься.
Он послушался совета, переоделся, потом глянул на себя в зеркало, сказал:
- Вот теперь другое дело! 
По моему настоянию, мы поехали за цветами для мамы, купили орхидею в горшочке.
Мадам Маршан устроила нам настоящий прием, с парадными тарелками, необычной шестиугольной формы,  с аперитивом, переменой блюд.
На десерт пили кофе и ликер, болтали обо всем на свете, учили простые русские слова. Жан-Поль, в своей обычной манере,  вышучивал всех и вся. Я листала библию и, поглядев на своего друга, прочла вслух одну фразу:
- Господи, прости им, они не ведают, что творят…
- Мариночка! Жан-Поль ведь просто шутит, он совсем не злой! – всполошилась мама моего друга. – Что ты, у него манера такая – шутить!
Похоже, ей очень хотелось защитить сына от серьезной библейской фразы. Но она не знала истинного положения вещей, двойственности ситуации. Она любила меня и не представляла, что Жан-Поль  частью своего сердца уже в Мексике, в ожидании новой романтической истории. Я же прекрасно помнила слова одного святого, узнанные мною в этом доме, месяца три назад: «Мера любви в том, чтобы любить вне всякой меры». На французском языке это звучит… словно бы глубже, чем на русском, изящнее, точнее: «La mesure de l’amour est d’aimer sans mesure».
Что тут можно поделать? Я любила Жан-Поля, несмотря ни на что или вопреки всему. Я любила! А день моего отъезда стремительно приближался. Интересно, что, живя в одной квартире, мы с Жан-Полем еще  переписывались по электронной почте. Однажды я уехала в Париж и осталась ночевать у приятельницы. Вернувшись, взяла ноутбук и обнаружила в своей почте такое письмо от Жан-Поля:
«Квартира опустела без тебя. Надо было тебе уехать в Париж, чтобы я осознал, до какой степени мне приятно, когда ты со мной, даже если иногда мы плохо понимаем друг друга. Без АНГЕЛА СВЕТА нет больше СВЕТА… Как странно, что ты не дома. Марина, я люблю тебя намного больше, чем ты думаешь, и переживаю моменты счастья, когда ты рядом. Я люблю чувствовать тебя в своих объятиях, люблю, когда ты говоришь по-русски, по-французски, когда ты наполняешь мою жизнь своим присутствием.   Единственная вещь, о которой я жалею, то, что я не всегда любезен с тобой или раню тебя, моя бесценная Мариночка. С тобой так легко жить! Мне будет не хватать тебя».

В предпоследнюю ночь моего пребывания во Франции мы опять сидели и вели разговоры. Разоткровенничавшись, Жан-Поль вдруг задумчиво сказал:
- Знаешь, Марина, долгое время у меня была идея, безумная дерзкая мечта: жить в большом доме, где бы со мной жили… все те женщины, которых я любил когда-то.
Он говорил так неподдельно-искренне, что я… С одной стороны, меня обуревали ужас и некоторое отвращение. Как такое возможно? Что за нелепость? С другой стороны, я понимала, что он открывает мне сердце и   отчего-то считает возможным быть истинным, быть собой. За это я испытывала… благодарность, сколь ни странно это звучит.
Вспоминала я и подход дзен: позволь себе войти в ситуацию. Человек напрямую раскрывает тебе свой мир. Будь здесь, и это может вырасти благодаря твоему вниманию.
Помолчав, Жан-Поль вздохнул:
- Я понимаю, что это безумие. У меня больше нет подобной мечты.

Он замолчал, а я думала: спасибо всем моим Учителям! Я прохожу свои уроки. Трагедии нет, и я не опустилась до ненависти. Я спокойна, наблюдательна. Есть я, но есть и другой мир другого человека.
Жан-Поль подошел ко мне, обнял:
- Завтра ты уезжаешь!
Я поняла, что он плачет, но молчала, только тихо поглаживала его по плечам, по спине. Он обнял меня еще теснее. Мне в голову пришла фраза, сказанная моей подругой, Леной: «Он словно говорит тебе: держи меня крепче, не отпускай!».
Я бы и не отпускала… По-существу, много ли я хочу? Хочу, чтобы он выбрал меня.  Мне свойственно идеализировать жизнь, да?

«Я уже скучаю!»
Мне надо уезжать, и все прекрасно, по умолчанию. В эту ночь Жан-Поль даже не стал общаться… ни с кем.
Мы шутили, танцевали, слушали музыку, любили друг друга.
Такие ночи пролетают быстро, почти незаметно. На рассвете Жан-Поль отвез меня на вокзал: электричка идет прямо до аэропорта Шарль де Голь.
У нас не было времени проститься, буквально две минуты. Я только успела отдать ему купленную в Париже открытку с молитвой: «Господи, сделай так, чтобы я никого не заставлял страдать!»…
Жан-Поль занес в вагон мой чемодан, лицо у него было растерянное. Я вежливо сказала «спасибо, до свидания!», и всё. Он вышел из электрички, она тронулась.
Ехать мне было долго, больше часа. Я думала: отчего же мы так «скомкано» и быстро  простились? Я даже не обняла его. С другой стороны, что это меняет? Минут через тридцать Жан-Поль, очевидно, тоже осознав, что ничего не сказал мне на вокзале, прислал СМС-ку:
- Марина! Не грусти, я люблю тебя. Храни радость жизни и оставайся наполненной светом. Мне уже не хватает тебя.

Может быть, дорожные заботы заставляли быть собранной, во всяком случае, никакие чувства не увлекали меня в мир фантазий и раздумий. Я хорошо поспала в самолете до Москвы, где предстояло сделать пересадку. Печалиться было некогда, нужно было переехать из одного аэропорта в другой, уладить формальности, позвонить домой, сообщить дочери, Светланке, когда я прилечу.
В Москве мне пришла СМС-ка от Жан-Поля:
- Представляю, что ты совсем одна, такая маленькая, среди толпы в аэропорту Москвы. Я думаю о тебе, Марина, и мои глаза полны слез.
- Я тоже предпочла бы сейчас быть в твоих объятиях - написала ему в ответ.
…Когда я прилетела домой, наговорилась с дочерью и раздала всем подарки, меня уже ждало письмо от Жан-Поля:
- Только что у меня закончились занятия по верховой езде. Сегодня я заезжал к маме. Она крепко тебя обнимает и уже скучает. Рад, что ты благополучно добралась домой. Мне ужасно, просто ужасно не хватает тебя. Мне так грустно, что ты больше не здесь. Марина! Мама любит тебя, я тебя люблю! Поскольку я живу один, ты ВСЕГДА приглашена ко мне. Не заботься об остальном – это не имеет никакого значения. Ты – мой ангел света навсегда! Жан-Поль.

В этом письме не было ни одного многоточия, его писал человек, который знает, что говорит. Так не похоже на Жан-Поля!
Несмотря на предстоящую поездку в Мексику, он сказал мне «ты всегда приглашена» и «не заботься об остальном». Меня наполнили радость и благодарность. Хотя до сих пор не понимаю, зачем ему было делать столь серьезные заявления.

Изменилась ли ситуация в целом? Нет. Очень скоро настал день, когда Жан-Поль должен был уезжать… в Мексику, к своей даме. Часов в десять утра он начал слать мне СМС-ски. Первая была такой:
- Я еду в той же электричке, что ехала ты, в аэропорт Шарль де Голь. Я думаю о тебе, я тебя люблю.
Как было реагировать? Странно, что он вообще пишет МНЕ. Я ответила:
- Может быть, ты вспомнишь меня… однажды, во время твоих мексиканских каникул. Если сможешь, будь счастлив.
Он откликнулся стразу:
- Я никогда не смогу забыть тебя! Никогда! Мне тебя не хватает.
Тут уж я не выдержала:
- Будто бы я не знаю, куда ты летишь! Зачем ты пишешь мне сейчас? 
- Мариночка, прости меня. Я не хочу, чтобы ты страдала!
… Потом он замолчал. И только через час пришло сообщение:
- Я уже в самолете. Скоро мы взлетаем. Марина! Люби меня, как я тебя люблю. Прошу тебя,  умоляю…  люби меня!
Да что же это такое?! Пойму ли я когда-нибудь этого мужчину? Ну, летишь ты в Мексику, и лети! Для чего же писать мне?

Сумерки сгущаются
Знаете, бывает, когда в пылу событий вдруг поранишься, то сразу этого не заметишь и даже не почувствуешь боли. Только потом обнаружишь, что кровь течет, и она настоящая, твоя.
Со мной произошло примерно то же. Когда Жан-Поль уехал в Мексику, я решила не думать об этом и не представлять, как он проводит время. Когда он вернулся и снова писал мне о любви, я тоже держалась. Была  оживленной, даже иногда искусственно-веселой, и не хотела замечать, что удар мне нанесен Жан-Полем в апреле, когда он впервые сообщил  о своей мексиканской подруге.
Потом, во время июньского пребывания в Париже, в доме моего друга, я все ещё надеялась на лучшее. Вдруг он изменит решение, сдаст билет и останется со мной. Даже, уезжая в Мексику, Жан-Поль писал мне: «Прошу тебя, умоляю, люби меня!». Мне уже было тяжело, но я держалась на энергии веры, на силе любви.
Сейчас, с наступлением осени, я сказала Жан-Полю, что нам надо взять паузу, не писать друг другу. Тут как раз и пришел момент осознания того, что я… ранена, ранена давно и глубоко. Запас сил кончился.
Мне все время казалось, что я недосказала чего-то, не объяснила, не спросила. В уме я прокручивала разговоры с Жан-Полем.

Часто вспоминала свой счастливый мартовский визит к Жан-Полю. Тогда у меня не было даже тени сомнения, что все будет замечательно. «Доверяй миру!» - этот завет я прочувствовала всем сердцем. И доверяла полностью! В мыслях, мечтах, визуализациях, я уже видела себя, живущей во Франции, в квартире с волшебными окнами - с видом на озеро.
Что мне оставалось теперь? Как расценить происшедшее, как понять?
Моя система верований рушилась. Ведь я же знала, была уверена: надо ДУМАТЬ  ХОРОШО, радостно, позитивно, не сомневаться, и все у тебя получится! 
«Есть только ты и твое развитие, реальность изменяется вместе с тобой» - прочла я однажды у Дипака Чопры.
И еще запомнила его высказывание: «Вселенная поддерживает всякое начатое тобой действие. Стоит тебе принять решение, как она тут же начинает над ним трудиться!».
Как же так? Я глубоко верила в свое счастье. И даже когда узнала о существовании мексиканской дамы, нашла в себе силы приехать во Францию, к Жан-Полю, во второй раз, чтобы изменить ситуацию.
…Теперь я осталась одна, и сил на то, чтобы думать прекрасно, у меня уже не было. Словно рушился мой замечательный, удивительный мир, со всеми открытиями, убеждениями. Он рушился и грозил  оставить меня под обломками. Это было в десять раз серьезнее, чем просто разочарование, это была катастрофа.
Я металась среди своих вопросов: почему? Отчего? Что я сделала не так? Ответов не было. Не могла я побеседовать и с Жан-Полем наяву.   Словно компенсируя это, я говорила с ним мысленно. Я спрашивала его о многих вещах, пыталась представить, что бы он ответил. Говорила и говорила с ним бес-ко-неч-но. С ним, то есть фактически с… собой. Днем, вечерами, ночью!
Словом, я совершила самые большие ошибки. Я позволила своим мыслям взять надо мной верх. Будто бы я в то время не жила в реальном мире, не ходила по улицам, не работала. Я существовала в слое своих фантазий, вымышленных разговоров, мрачных прогнозов.
Мне уже 42 года, думала я. - Может быть, это была последняя история любви в моей жизни? И она закончилась крахом. История любви оказалась не нужна миру! Что меня ждет теперь? Только воспоминания?
Мысли и виртуальные разговоры затягивали в свое болото, сначала я оказалась там одной ногой, потом двумя. Чем больше я барахталась, тем вернее засасывала меня трясина. И это уже не было преувеличением. Я думала и мрачнела, мрачнела и думала. Пока в один момент это не приобрело размеров катастрофы. Я не могла больше размышлять - это стало моим проклятием. Но уйти от мыслей я тоже не могла.

…Вспышкой, словно кадр из фильма: я говорю с врачом. Он задает вопросы, я неохотно отвечаю с той идеей в голове, что ничего нельзя поменять. Зачем бессмысленный разговор? Но отчего-то я должна быть здесь, в кабинете врача, и даже что-то ему объяснять. А мне бы только одного хотелось: чтобы меня оставили в покое.
Как бы мне проснуться? Кадр сменился. Я будто бы в больнице, да, наверное, в больнице. Мне ставят капельницу, я  засыпаю. Потом приносят поесть. Я ем, мне ставят укол, я снова  сплю.
Дальше вспышками картинки меняются незначительно. Все какие-то сцены из больничной жизни. Изредка разговариваю с врачами, но это уже не вызывает у меня мрачной озлобленности. Мне ставят уколы, дают таблетки,  я сплю практически все время, изредка выныривая из объятий сна, чтобы поесть, но не успеваю погрузиться в омут своих мыслей и переживаний.

Рассвет. Утро
… Я открываю глаза и начинаю оглядываться вокруг.
Это моя спальня, вот тумбочка, на ней – сувенир, прозрачная пирамидка, внутри которой - Эйфелева башня. Вот знакомые обои с крупными нежными голубыми цветами – можно протянуть руку и потрогать, мягко пройтись кончиками пальцев по завиткам шелкового узора. Форточка широко открыта – даже легкие шторы чуть колышутся. Я жадно вдыхаю свежий утренний воздух – наверное, ночью прошел небольшой дождь – и слышу со двора, где много деревьев, птичий гомон.
Без всякого сомнения, я нахожусь в своей квартире, что вселяет в меня огромную, распирающую грудь, радость. Даже крикнуть хочется: «Ура! Я дома!».
Значит, мне приснилось, что я была в больнице. Господи, какое счастье! Я повторяю эту фразу много раз, как молитву.
Благодарю! Это был всего лишь сон, только длинный и страшно-правдоподобный. Я никак не могла проснуться. Так бывает, и с вами тоже, правда? Особенно, когда снятся кошмары. Они длинные и тягучие, слава Богу, что всегда наступает утро.
Честно говоря, я пребываю в такой неподдельной радости еще и вот отчего: сейчас я точно знаю, что мое наваждение закончилось. Я больше не позволю себе погружаться в однообразные мрачные мысли. Я больше не буду часами «беседовать» с Жан-Полем. Моя болезнь – сейчас я пишу это слово без кавычек, ведь я позволила себе опуститься в подземелье безнадежности – закончилась. Я здорова!
Разрушительные мысли вызывают только хаос. Но кто, как ни мы, создаем свои страхи, своих демонов?
Мир такой, как прежде, как и всегда. Жизнь – это зеркало. Думай радостно, позитивно, думай хорошо, и мир будет твоим зеркалом. Как просто и… необычайно сложно.

Прошло два месяца. Жан-Поль написал мне письмо, довольно длинное. Я запомнила такие слова:
«Марина! Ты без сомнения знаешь о Французской академии. Ее члены избираются пожизненно. Сейчас ты думаешь: к чему это он заговорил об академиках? Я объясню: если ты приходишь в мое сердце, то это навсегда. Пока я жив, я буду любить тебя. Помни об этом. И снова повторю: мне  хочется быть источником твоей силы. Знай, что ты не одна на этой Земле. Я думаю о тебе! Хочу продолжать общаться с тобой. Хочу, чтобы ты мне рассказывала о себе, о своих радостях и печалях. Я хочу, чтобы ты была в моей жизни! Обнимаю. Жан-Поль».

За последнее время многое изменилось в моем восприятии мира. Даже на историю с французским другом я стала смотреть как-то по-другому. Он подарил мне столько любви! Можно сказать, что в течение года он почти каждый день писал или говорил о своих чувствах! Об этом  можно только мечтать. …И в то же время счастливее от этого я почему-то не стала.

Да, в его картине жизни многое было иначе, чем в моей! Он был уверен, что можно любить одновременно двоих!
На мой взгляд, ему присущи  раздвоенность, противоречивость! Но ведь Жан-Поль не обязан был полностью отвечать моим ожиданиям. Порой мне начинало казаться, что его понятие любви даже интересно!
Если мы любим, то обычно хотим, почти требуем, чтобы в ответ любили нас. Французский друг много раз писал и говорил мне: «Я верен чувству, которое испытываю к человеку. Я люблю тебя, что бы ты ни думала обо мне, где бы ни была. Неважно, где я, неважно, как сложится наше будущее, я все равно люблю и стану любить тебя!».
С другой стороны, у меня внутри зреет уверенность, что Жан-Поль особенно преуспевает  в виртуальных отношениях, их он выстраивает просто прекрасно, отлично, виртуозно, чего нельзя сказать о реальной жизни. О его реальной жизни. Может ли он быть рядом с женщиной, жить с ней? Не знаю. Впрочем, Бог ему судья.
Что ещё я поняла из истории  с Жан-Полем? Если поиски любви вовне, поиски совершенства в другом человеке не дали ощутимых результатов, значит, пришло время сместиться к поискам в… себе. Или к поискам себя, настоящей! Как грандиозно сказано в Библии: «Умирись с собою, и умирятся с тобою Небо и Земля». Как ошеломляюще просто: сначала умирись с СОБОЮ.
Да, забыла сказать, тот гид из Лувра, Эрве, дал мне тогда, в Париже, не только номер мобильного телефона, но и свой электронный адрес. После всех грустных событий я написала ему. И он ответил мне! Теперь мы общаемся.
А еще всегда в моем сердце звучат слова Мастера, Антара: «Жизнь полна чудес для тех, чьи сердца открыты. И помни: моя нежность – с тобой!».

Вместо послесловия
Сколько нужно пройти, чтобы отыскать дорогу к своей душе? У каждого – особенный путь. И вот парадокс: чем больше я знаю, тем больше остается непознанного. Но послание от моей души не утратило своего значения:
«Доверяй миру. Слушай себя. Можно достичь всего!».
Остается добавить главное, то, что пришло ко мне в особенную минуту: «Линия жизни – это линия Любви».
Мне еще столько предстоит открыть! И снова приехать во Францию, в свой обожаемый Париж - параллельный мир, который меня всегда исцеляет! Но это уже совсем другая история. Придет время, и я обязательно расскажу вам её…




















































































































Часть третья
ВСЁ ВОЗМОЖНО

… Да что у него там происходит? – думала я и готова была плакать от бессилия. Мои мысли были - одна безумнее другой. Что-то серьезное со здоровьем? Но об этом нетрудно сообщить! Внезапные денежные проблемы, о которых мешает сказать самолюбие? Но западный человек легко и естественно говорит о деньгах. Что еще?  Женщина? Может быть, у него была связь, и сейчас дама сказала ему, что беременна?  С него станется! Но почему нужно ждать апрель, май,  да еще все лето?

Ты заслуживаешь объяснения
Поскольку внятных ответов не было, я написала Жан-Полю прямо:
- Ты можешь себе представить такую ситуацию? - После моего пребывания у тебя в доме, после всего, что было сказано, это ТЫ  приглашаешь меня летом провести вместе две или три недели. Я отказываюсь без объяснения, говорю только, что не могу тебя видеть. Одновременно пишу, что я тебя люблю и тут же, что… неизвестно, увидимся ли мы еще когда-нибудь. Какова была бы твоя реакция? Я чувствую большое  напряжение в твоих последних письмах. Что происходит?

На следующий день, 18 апреля, в офисе, я открыла почту и увидела письмо. Большое-большое. Оно начиналось так:
- Ты права, Марина, ты заслуживаешь объяснения. На самом деле, это не очень сложно. Существует… другая женщина, из Мексики. Я встретил ее в интернете…  до твоего приезда ко мне.
         
Когда я пробежала глазами первые строки, свет буквально начал гаснуть вокруг меня. Еще не веря до конца тому, что читаю, я почувствовала огромную горечь. Внутри я словно сжалась в комок. Замерла перед компьютером, выпрямила спину. Сердце билось в такт словам: «ДО твоего приезда ко мне», «ДО твоего приезда»!
Больше не существовало ни-че-го, кроме освещенного монитора и  строк письма, которые Жан-Поль почему-то выделил красивым синим цветом (эстет, елки-палки!). И, как всегда, изобилие многоточий:

- Моя связь с тобой по интернету, Марина, длилась уже несколько месяцев. Решение о поездке во Францию было принято. И тут я познакомился на сайте с женщиной, 45-ти лет. И … словно получил удар в сердце. У меня не хватило духу аннулировать твое путешествие. Я стал ждать. Солгал ей, что в марте мне надо уехать с моей семьей на каникулы.
          Потом ко мне приехала ты, я полностью посвятил себя тебе. Это было совсем не трудно: ты красива и интеллигентна. Ты была, словно… ангел! Я признаюсь, что прожил эти девять дней под действием твоего обаяния. Не было никакой комедии в том, что происходило между нами. Я действительно привязался к тебе и совсем не скучал по мексиканской подруге…
Потом ты уехала, и я… возобновил контакт с ней. У сердца есть свои доводы, которые разум не в силах объяснить…
Я думал, что время и расстояние отдалят тебя от меня. Ты влюблена, я, впрочем, тоже. Нужно, чтобы ты мне верила, Марина, я очень  привязан к тебе! Нет, гораздо больше…. Я, правда, люблю тебя и прошу мне верить… 
Но эта женщина, которую я знаю только по интернету… Я притягиваюсь к ней, как магнит к железу… Мы ежедневно общаемся в скайпе, говорим и видим друг друга. Она никогда не верила в мои объяснения про семейные каникулы… Когда я возобновил контакт с ней, она была в отчаянии, раздавлена болью и горечью. Но что она могла сделать, живя на расстоянии в девять тысяч километров от меня?  Ничего! Сейчас мы «встречаемся» в интернете каждый день…
В июле я… еду в Мексику, чтобы увидеть эту женщину… Она не говорит по-французски, я не говорю по-испански, мы общаемся на английском…
Я знаю, что сейчас ты меня презираешь…Никто не заставлял меня говорить правду, но я это сделал… Нужно, чтобы ты мне верила, Марина, я обладаю способностью любить…  Когда я говорил, что страдаю от одной болезни, я говорил о болезни… любви…
Это правда, я никогда не переставал любить тех женщин, которых любил когда-то. И тебя, Марина, люблю, хотя ты, конечно, не веришь в это сейчас…  Я буду любить тебя всегда.
Но… при нынешних обстоятельствах… я неспособен принять тебя,  провести с тобой отпуск… В июле я должен ехать в Мексику. Еще не знаю, устремляюсь ли навстречу красивой иллюзии или… эта история будет иметь смысл и продолжение. В любом случае я желал бы дать ей шанс…
Хотел утаить от тебя все это, но… невозможно… Прошу простить, что причиняю тебе боль, но ты заслуживаешь правды… Ты, конечно, не веришь, что я привязан к тебе навсегда, но не забывай этого…
Когда ты будешь способна рассуждать, когда… осушишь слезы и   немного успокоишься,  напиши! Ты нужна мне, Марина…
Знаю, что заставляю тебя страдать, но я ненавижу это…
Не оставляй меня…  Жан-Поль.

Дочитала до подписи. «Всё. Неужели всё?», «Он какой-то монстр!» - бились мысли.  Он писал мне такие потрясающие письма. Он каждый день говорил о любви! Но самым тяжелым откровением было то, что во время моего пребывания в доме Жан-Поля, другая женщина уже существовала в его жизни. И он просто… ждал моего отъезда, чтобы продолжить контакты. Чудовищный  цинизм! Я верила ему, доверяла полностью. Видела его счастливые глаза, слушала слова любви. Вдруг вспомнилось, как мы вместе разучивали на русском «ты – моя нежность!», «ты – моя радость!»…
Уехав, я получила страшный удар, к которому совсем не была готова. В эти минуты я точно знала, что боль душевная бывает сильнее боли физической, потому что нельзя прочувствовать, точнее, осознать, понять, КАК человек мог сделать такое. Это выше понимания. И сразу вопросы: за что? Почему? Но ответов нет.
…В кабинете со мной сидели еще три человека. Даже если бы их не было, я не смогла бы сейчас заплакать. Я будто окаменела. Только выхватывала   глазами отдельные строки, пытаясь уразуметь происшедшее.
Нет, неправда. Если бы я была одна, закричала бы!   Не слова проклятия или ненависти, вообще не слова. Я бы просто закричала, чтобы хоть как-то выразить свою боль, потому что сердце было словно зажато в тиски, и воздуха мне не доставало.
 Даже в этом состоянии я видела противоречия: «ты нужна мне» - «не могу тебя принять», «я еду в Мексику» - «я люблю тебя»… Многие  фразы содержали слово «НО», будто бы он (в те минуты я не могла называть Жан-Поля по имени!) балансировал, шел по канату, желая удержать  равновесие между двумя историями, двумя женщинами. Да еще эти многоточия! Он хоть что-нибудь может объяснить до конца, без вечной своей недосказанности?
Буквально через десять минут я нажала на значок  «ответить», пальцы сами быстро набрали несколько строк письма:
- Спасибо,  я осушила слезы. И способна рассуждать… Твоя квартира и твоя спальня еще хранили память о моем присутствии, а ты уже начал следующую любовную интригу. Ты способен плакать, слушая понравившуюся песню, а потом совершенно спокойно  нанести удар живому человеку. После того, что ты сделал, ты еще можешь улыбаться, смотреть на небо, солнце? Можешь, да?  …Не дай Бог твоей дочери пережить   такую историю, когда ее предадут  со словами любви на губах.

…Отправила письмо. И продолжала также сидеть на своем месте, когда раздался телефонный звонок. Это была Леночка. По моему бесцветному голосу она поняла, скорее, почувствовала: случилось что-то ужасное. Своих ответов я не помню, разговаривала, как автомат: да, нет, спасибо.
Был конец рабочего дня. Минут через тридцать Лена позвонила снова, сказала:
- Я приехала, я здесь, возле вашего офиса. Выйди, пожалуйста!
Выключив компьютер, я вышла на улицу. Недалеко от офиса был сквер, мы шли туда. Я разрыдалась прямо на улице, так ничего внятно не объяснив Лене. Это было, как приступ, как ливень, вот он прошел, и…  нет, легче не стало.
В сквере, на лавочке, я рассказывала подруге о письме, говорила бессвязно, перескакивая с одного на другое. У меня было такое ощущение, что мой прекрасный удивительный мир рухнул, и я осталась под руинами. Более точно объяснить мое состояние я смогла позже, а в те минуты пыталась втолковать Лене, что происшедшее гораздо страшнее, чем просто крах любовной истории.
Чем тут можно было помочь? Леночка сделала удивительно много: была рядом, слушала, задавала вопросы. Я хотя бы смогла высказать что-то,   плакать, не держать боль и отчаяние в себе.
Потом подъехал Ленин муж на машине, она твердо сказала: «Нам по пути, мы довезем тебя до дома!». Мне нужно было собраться с силами и предстать перед дочерью в нормальном виде.
На следующий день я пришла на работу в темных очках, потому что много плакала ночью. Кто-то из сослуживцев посочувствовал: «Что, Маришка, опять проблемы с зубами?». Я кивнула, мысленно поблагодарив человека за идею. Да, у меня болят зубы, и на это можно списать плохое настроение и внешний вид.
В выходной день Леночкина родня выехала на природу, подруга взяла меня с собой. Я хотя бы с людьми разговаривала, но, когда гуляла по лесу, снова плакала. Откуда столько слез? И они никак  не кончаются.

Все время думаю о тебе
Жан-Поль снова написал мне, спрашивал о том, что я чувствую, просил ответить. Я подумала «куда уж хуже?» и  послала короткое сообщение:
- Недавно ты говорил мне: «Теперь, Марина, ты не одна на этой Земле, у тебя есть я, ты не имеешь права чувствовать себя одинокой!». Ты писал это ПОСЛЕ того, как предал меня, как купил билет в Мексику. Хочешь знать о моих чувствах? Изволь. Я не в гневе, нет, я тебя не проклинаю, живи, как хочешь. Ты даже представить себе не можешь глубины моего отчаяния.

Он ответил сразу:
- Нынешняя ситуация не меняет ничего из того, что я говорил тебе, Марина. Ты не имеешь права чувствовать себя одинокой! Неважно, где я – во Франции, Мексике  или где-то еще – я все время думаю о тебе! Я ни в чем тебе не солгал, я правда люблю тебя, нужно, чтобы ты мне верила! У меня нет никакого повода обманывать тебя. Если бы всё было иначе,  не думаешь ли ты, что гораздо проще вовсе не писать тебе?
Я солгал по необходимости, просто не сказал о женщине, что я встретил в интернете. Это была единственная ложь, точнее, умолчание. Все остальное - правда! Ты была чиста, как ангел, спустившийся с небес. Я полюбил тебя страстно, не играя комедии. Все, что происходило между нами, было настоящим, верь мне!

Как же верить? Он словно …отравил меня, будто подсыпал понемногу яду во все, что было у нас хорошего во время моего пребывания во Франции и после. Не осталось ни-че-го, куда бы ни попала частичка отравы. 
Однажды вечером Жан-Поль прислал СМС-ку: «Ты дома? Можно я позвоню тебе?». У меня началась паника: нет, я не смогу с ним говорить! Сердце билось быстро-быстро, руки дрожали. Я опустилась на колени и прошептала: «Господи, как же мне это вынести?». Телефон зазвонил, я сделал два глубоких вдоха-выдоха, взяла трубку:
- Слушаю.
Жан-Поль сказал мне настойчиво, даже как-то мрачно:
- Я люблю тебя. Люблю!
- Это уже в прошлом! – ответила ему резко. – Чего ты хочешь? Ты нашел другую женщину. Помнишь, в песне Джо Дассена, «это было слишком прекрасным, чтобы быть правдой». («C’etait tres beau pour etre bien»).
          - У него есть другая песня, «Salut, les amoureux!», мы не подумали о завтрашнем дне, все может быть иначе.
           - Что значит «завтра»? Ты уже сделал свой выбор! –  устало сказала я.
- Какой выбор? Мы что, говорим о стиральной машинке? Марина! Мы говорим о любви! Что тут можно выбирать? – он так горячился, словно это я   все запутала. – Неужели ты выбрала страдать?
- В некотором роде! Если бы я могла быть такой, как ты, то была бы сейчас в объятиях другого мужчины!
Я бросила трубку. У меня не было сил разговаривать с ним, я хотела тотчас же послать ему письмо: «Больше не звони, не пиши НИКОГДА».  Жаль, что я не сделала этого…

Теперь моя жизнь разделилась на то, что было ДО 18 апреля и ПОСЛЕ.
Письмо Жан-Поля… Я перечитывала его, как будто написанные им слова могли измениться.  Каждая фраза жгла меня, каждое слово. Зачем же тогда я читала  письмо?  Искала ответы. Как же я раньше ничего не видела, не понимала? 
А потом и перечитывать не потребовалось, потому что я запомнила все наизусть.  Как тяжело, как больно!  Но почему тогда он в десятый, сотый раз   говорит, что любит меня? Он прав: насколько проще было бы не писать совсем, исчезнуть и всё, если бы я ничего не значила для него. А, может, хочет быть порядочным, гуманным? Перед моими глазами снова вставала та сцена в магазине, когда Жан-Поль долго и тщательно выбирал микрофон и наушники. Я была рядом с ним, влюбленная и нежная, а он уже думал о том, как ПОСЛЕ моего отъезда станет общаться по скайпу с другой женщиной. Он даже не счел нужным купить все, когда я уеду. Это было отвратительно, а  сейчас он пишет «верь мне, я тебя люблю!».
Спасибо, Господи, за Леночку! Без неё …  я не знаю, как бы я все пережила. Я, правда, любила этого человека, Жан-Поля, он был первым и единственным за все мои «сто» лет, кому я написала: «Может быть, ты не принц из сказки, но ты мужчина моей жизни!». Написала искренне.
Да, можно терять в 20 лет! Горе кажется сильным, но все впереди. После того, что преподносила судьба я…  дождалась, поверила, ведь мне было сказано «доверяй миру!». И начала, как говорил Антар, с привязанности сердца. А теперь, когда мне столько лет, как и кому я смогу поверить?
В эти дни Леночка была моей сиделкой, медсестрой, врачевательницей, другом. Мы разговаривали, чтобы, по ее словам, все «перемололось в муку», чтобы я не молчала, не сдерживала бесконечно своей боли. Лена почти ежедневно находила время побыть со мной, иногда они с мужем, Виктором, заезжали после работы, чтобы отвезти меня домой. Виктор говорил мало, но я чувствовала, что он всем сердцем со мной, и слезы  благодарности  застилали мне глаза.
- Как настроение? – спрашивал Виктор.
- Сегодня солнышко! – уклончиво отвечала я.
- Важно, чтобы в душе было солнышко.
Жан-Поль снова прислал письмо, спрашивал, почему я такая молчаливая. Ответила: «Не беспокойся, скорее всего, я поеду в июне во Францию, у меня же там друзья».

Представь себе невозможное
Шла праздничная неделя после Пасхи, Светлая седмица.  Вечером я решила побывать в храме, и когда подходила к нему, зазвонили колокола. В церкви заказала сорокоуст за здравие себе и Лене. Постояла перед любимыми иконами; просила… дать мне силы, мужества, мудрости! И под куполом постояла, где написаны слова к Богородице: «Покрой нас от всякого зла честным Твоим омофором!». А когда уже выходила, начался пасхальный  перезвон в одной  церкви, в другой. Мир, словно баюкал меня на руках, успокаивал.
На улице среди обилия рекламных щитов, на которые я и внимания-то не обращала, будучи погруженной в себя, вдруг выхватила взглядом одно слово, написанное ярко: «ПРЕДЧУВСТВИЕ». А вечером, когда открыла Интернет, увидела слова (должно быть, слоган какой-то фирмы): «Представь себе невозможное!». Мощный посыл.
Поздно ночью, устав горевать и плакать, я снова начала раздумывать о своем отпуске в июне. Мне в голову пришла совершенно неожиданная мысль, сначала она показалась мне дикой: все-таки можно провести летние каникулы с Жан-Полем. Сказать ему: хорошо, поедешь в Мексику, но…  потом! А пока побудем вместе. Если тебе нужно общаться по интернету с   той дамой, я могу просто выходить в другую комнату. Я ведь даже не знаю английского. Нет ничего невозможного, я справлюсь.
Антар недаром спрашивал, боролась ли я когда-нибудь за мужчину? Нет, я всегда отходила в сторону! Теперь мне хотелось поменять свой стереотип поведения, сценарий, по которому я привыкла жить. Да, я напишу Жан-Полю и снова предложу совместный отпуск!
 Вы не замечали, что вечер, ночь делают человека и его фантазии смелее? По крайней мере, со мной это происходит именно так. Ночью я могу строить планы, один грандиознее другого!
…Утром вчерашние мысли показались мне не то, чтобы странными, но какими-то несбыточными, нереальными. Куда девалась моя недавняя решимость? Я испугалась, смогу ли изложить свое предложение? Ведь один раз Жан-Поль уже ответил отказом. Наверное, не смогу.  Да и выдержу ли теперь общение с ним? Надо еще подумать.
Каково же было мое изумление, когда я получила письмо от Жан-Поля. Трудно поверить, но это очевидно: уже в который раз он словно…  считывал мои мысли! Он написал:
- Теперь, Марина, когда ты все знаешь….  Если ты хочешь приехать ко мне в июне, двери моего дома открыты для тебя. Ты приглашена! 

           Я верила и не верила своим глазам, а строчки его письма увлекали меня дальше:
- Буду чувствовать себя несчастным, зная, что ты во Франции и не видя тебя. Приезжай… на любых условиях, какие ты хочешь выдвинуть! Не думаю, что мы сможем остаться  лицом к лицу, не заключив друг друга в объятия. Я очень привязан к тебе, но…. ты знаешь, что в июле я отправляюсь в Мексику.
Если ты приедешь ко мне, я дам тебе ключи от квартиры! Ты можешь делать все, что захочешь: ездить в Париж, встречаться с друзьями. Если я не буду работать, то всецело посвящу свое время тебе!
Марина!  Я не тот мужчина, которого можно запереть в клетке. Только чувства заставляют меня жить, двигаться, делать что-то. У меня много чувств… к тебе, и я знаю, это взаимно…  Итак, если ты решишь приехать ко мне, можешь, не колеблясь, воспользоваться мной. Я хочу разделить с тобой счастье, а не печаль! Я люблю тебя, Марина.  Не грусти из-за меня, я желал бы обратного. Я знаю, что меня нелегко понять, но ты умна, интуитивна и ты… любишь меня.  ВСЕ ВОЗМОЖНО, не так ли?
Он уже поставил свою подпись, а потом добавил постскриптум:
- Я не хочу, чтобы ты была в отчаянии из-за меня!  Я все время думаю о тебе, Я ЛЮБЛЮ ТЕБЯ и прошу: верь мне!  Могу понять, что это…  далеко от ТВОЕЙ концепции любви, но…  я, правда,  люблю тебя! Ты не одна, я всё время с тобой, мыслью и сердцем!

Вот и дочитала, но, честное слово, не знала, радоваться или грустить. Конечно, я искренне была удивлена, даже больше – ошеломлена тем, что мои мысли в целости и сохранности дошли до Франции. Теперь МНЕ предстояло принимать решение, а я понимала, что не готова.  Да, вчера вечером я думала о возможности поехать, но смогу ли выдержать все, в том числе, его общение с Мексикой? 

«Битие определяет сознание!»
В те дни я хотела не только найти ответы на свои вопросы, я ещё  искала точки опоры. И вспомнила, как моя приятельница пригласила меня однажды на семинар по дзен. Там меня удивило все сразу: и мастер, и занятия, и смысл даваемого нам материала. Как человек усидчивый -  «синдром отличницы» - по ходу семинара я  делала записи. И вот сейчас вспомнила о них. Не поленилась, нашла тетрадочку и стала читать, оживляя в памяти те знания, которые нам давались, и понимая, насколько они интересны и мудры.
«Прежде всего, дзен – не религия, а… подход к жизни. Подход дзен – это данность, пребывание в настоящем моменте, без привнесения в него прошлого. Большую часть времени мы проживаем бессознательно, просто реагируя на внешние события, обстоятельства». - Как ни печально это признать! - добавила я от себя.
«Осознанность – независимость внутреннего состояния от внешних обстоятельств. Жизнь такова, какова есть! Нужно просто позволять себе быть внимательным, быть в моменте: видеть, чувствовать, слышать, осязать, обонять. Но не привносить свои мнения, суждения, оценки, интерпретации. Человек познает все напрямую, а интерпретация – это искажение».
Читала, и за строчками словно слышала голос того человека, кто вел занятия. Александр, Саша. Всем своим видом он напоминает… кота. Словно бы чуть вальяжный, но очень собранный. Движения мягкие, точные, плавные, но молниеносная реакция на слова, действия других.  Симпатичный, пушистый,  его хочется «погладить», а как только протягиваешь руку, сразу вспоминаешь о зубах и когтях. Такой приятный котяра, который сам по себе. Ему очень идет его фамилия Мурзин, так и слышится раскатистое «му-у-у-рррр» в переливах голоса. Только не надо обольщаться, Александр может и «физиономией об стол повозить», в переносном смысле, конечно. Просто дать понять, насколько мы далеки от того, чтобы быть в моменте, насколько сильно, а порой и болезненно   реагируем на происходящее.
- Битие (от слова «бить») определяет сознание! – шутит Саша.
Теперь я читала, как будто в первый раз: «Надо уметь входить в любую ситуацию и не отрицать ее!».  Легко сказать! Мне надо просто и непринужденно войти в ситуацию, где любимый мною человек нашел другую женщину и собирается поехать в далекую страну…

Успокоиться, мне лучше успокоиться,  - повторяла я себе. Напишу своему французу что-нибудь нейтральное, вот так:
- Здравствуй, Жан-Поль. Знаешь, иногда я восхищаюсь тобой, ты так хорошо знаешь женскую психологию. Я давно заметила это. Но позволь дать тебе совет: в следующий раз, когда ты будешь соблазнять  женщину, делай это с некоторыми мерами предосторожности. Тогда ей легче будет расставаться с тобой.

 - Моя дорогая Марина! – ответил Жан-Поль. - Прости, что причиняю тебе боль… Тебе это трудно понять, но я никогда не хотел терять тебя. Я не изменился с того времени, когда ты была у меня, изменилось только твое отношение ко мне.
Послушай, у меня есть эта способность – любить, даже на расстоянии. Нет, я не супермен, я хочу сказать другое. Все женщины, которых я любил по-настоящему, остаются в сердце. Более того, я никогда не перестаю их любить, даже если жизнь нас разлучает, иногда при очень болезненных обстоятельствах.   
Помнишь ту даму, с которой мы встретились случайно в супермаркете, Кристину? Это одна из моих самых мрачных историй любви.  «Благодаря» Кристине я в течение двух лет, можно сказать, жил в аду. Никогда раньше я не знал подобного страдания. Потом я говорил себе: «После  «школы  Кристины»… ничего худшего не сможет со мной произойти!». Но по прошествии времени мы сумели остаться приятелями, хотя я предпочитаю держаться на некоторой дистанции.

Как же так? – подумала я, прервав чтение. - Он сам пережил такую боль, а после этого готов причинить ее другому человеку – мне?! Что дальше? Письмо снова было длинным, на целую страницу, и, подавив вздох, я  стала  читать дальше. Что? Опять про любовь? Он писал:
- Поговорим о нас с тобой. С самого начала переписки я понял, что между нами происходит нечто особенное. Потом я понимал, что твое пребывание во Франции и у меня дома будет настоящим подарком. С другой стороны, вдруг начали завязываться мои отношения с… Мексикой, как-то очень быстро! Я… решительно не мог отменить твое путешествие, ты уже купила билеты и казалась очень счастливой. 
Знаешь, я не жалею ни секунды! Ты приехала и очаровала меня. Уверяю тебя, что во время твоего пребывания здесь я почти не думал о Мексике. Я погрузился в огромное счастье, я был влюблен в тебя. И до сих пор люблю, Марина, надо, чтобы ты мне верила! Это так, я способен на чувство. Не знаю, проклятье это или дар, но я люблю тебя. Помни  об этом, я хочу быть для тебя источником силы, а не слабости.
С другой стороны, я признаюсь, что привязан… к этой женщине и  чувствую себя неспособным не встретиться с ней.  Но я не отрицаю того, что было между нами, я тебя люблю и испытываю бесконечную грусть при мысли никогда больше тебя не увидеть.
Знаю, что для тебя непросто все понять. Первый вопрос: можешь ли ты верить мне, Марина?  Второй: можешь ли принять это? Согласна ли ты потерять меня, даже если я не соответствую той картинке, которую ты   нарисовала обо мне? – третий вопрос.   Я люблю тебя, Марина! Жан-Поль.

Снова «люблю», раз семь или восемь в одном письме. И снова «НО»…  Когда же эти противные «Весы» перестанут раскачиваться? Дал же Бог мужчину с необыкновенными чувствами, с потрясающей мощью! Эту бы энергию, да, как говорится, «на мирные цели».
Не могу тебе верить!
Я ответила с такой же силой и искренностью:
- Мы переписывались с тобой несколько месяцев. В феврале ты ежедневно говорил мне о любви, ты приручал меня и ясно видел, что я не женщина «на одну неделю». Ты пригласил меня к себе. В то же время ты искал в Интернете приключений. Ты  хочешь, чтобы я поняла? Нет, я не понимаю. Но… кто ищет, находит. Теперь о той женщине. Ты хочешь ее увидеть, это сильнее тебя? Согласна, поезжай. Только причем здесь я?
Да, я могу согласиться, что ты – это ты.  Нет, я не могу тебе верить. Допустим, я захочу приехать в июне, а ты за этот месяц найдешь себе…  третью женщину и будешь уверять, что это сильнее тебя.
Ты просишь о прощении. Тебе надо обратиться не ко мне; ты сам писал «над нами есть силы, очень могущественные».  Но, если это так важно для тебя, изволь: я тебя прощаю.
Еще одно: не каждый день встречаешь Любовь. Не каждый день бывает для двоих Нотр-Дам в Париже и… второй Нотр-Дам, в Версале. Можно найти огромный мир в душе того, кто тебе близок. Можно открывать богатства в любимом человеке месяц за месяцем, год за годом. У тебя было многое, но ты отказался. Решил, что этого мало.
Что касается третьего вопроса… Конечно, я тебя люблю. Согласна ли я потерять тебя? Да, я готова уступить тебя этой женщине и всем женщинам на свете. Ты свободен.

Когда я отправила письмо, то словно бы отослала Жан-Полю все эмоции, порывы, страсти и объяснения! Это был благословенный перерыв, хотя бы, на несколько дней. Можно спать, читать только что купленную книжку Дипака Чопры «Книга тайн», смотреть телевизор. Честно говоря, про себя я сказала о своем странном французском друге: «Заколебал уже своими женщинами, объяснениями и качаниями из стороны в сторону!».
На днях мы с Леночкой пили чай в  кафе. За соседним столиком трое мужчин разговаривали… матом. Может быть, в другое время я бы сдержалась, а тут всё соединилось в одном: метания француза, который морочил мне голову беседами о любви, неприкрытая словесная грубость вот этих троих. Я обернулась к ним и, подбирая слова, раздельно сказала:
- А вы… знаете какие-нибудь другие выражения, кроме мата?
Мне казалось, что воздух наэлектризован. Поднеси спичку – и все вспыхнет. Мой вид, взгляд, должно быть, сказал мужчинам больше, чем вопрос, потому что они… вдруг смутились, а один из них сказал:
- Простите, пожалуйста!
Я повернулась к Леночке. Мы тихо заговорили. Она спросила:
- О чем  пишут из Франции?
- Приглашают, увлекают, признаются в любви, - отвечала я. – И знаешь, вопреки всему, я очень привязана к Жан-Полю.
- А я сердита на него из-за тебя! - сверкая глазами, бросила Лена. – Надо же, он, как плющ, прорастает везде, опутывает, обвивает.
- Если исходить из того, что все люди нам учителя, то… дал же Бог учителя! Я не знаю, что делать, правда.
- Есть такая притча, - задумчиво начала Леночка. – Мама подарила дочери бусы из жемчуга, о которых та давно мечтала. А потом девочка как-то разговаривала с отцом и сказала ему, что любит его и готова сделать все, о чем он попросит. «Подари мне свои бусики!» - сказал отец. «Нет, папочка, они мне так дороги!» - ответила она. Но на другой день подошла к отцу, вся в слезах: «Папа, возьми мое жемчужное ожерелье, возьми, пожалуйста! Твоя любовь мне дороже всего на свете!».
Лена помолчала. Я едва сдерживала слезы. А потом она произнесла:
- Отдай все… Богу! Отдай самое дорогое, и пусть Он решает.
Разве можно добавить что-то? Я машинально помешивала ложечкой в чашке. Из задумчивости меня вывели… те мужчины, что сидели за соседним столиком. Они поднялись, чтобы уходить, и один из них протянул листок: «Вот наши телефоны, если захотите, позвоните как-нибудь! И извините еще раз». Леночка улыбнулась, а я машинально взяла листок.

 В выходной день мне посчастливилось выехать с папой за город, погулять в сосновом бору. Дул очень свежий, порывами, холодный ветер, но апрельское, еще непривычно-яркое, солнце согревало. Словно и на сердце теплее становилось. Я выбрала большую толстую сосну, обняла её, жадно вдыхая запах смолы, потом прислонилась спиной к шероховатому стволу, стала лицом к солнечному диску, закрыла глаза.  Перед внутренним взором возникло  огненное, оранжево-желтое пятно, оно быстро разрасталось, заливая всю меня светом. А еще было ощущение, что Земля медленно движется подо мной, словно я обретаю равновесие, перенося тяжесть с одной ноги на другую. Удивительно реально и нереально.
Дома, когда я открыла интернет, в глаза бросилась фраза «Исход битвы определяешь ты!». Усмехнулась, да уж, пару лет назад мне нравилось, как в известном мультике, кричать: «Я Шира, сила у меня-а-а-а!», доставая воображаемый меч. Неужели он мне пригодится? А вот и посмотрим сейчас, тем более, что Жан-Поль прислал письмо.

- Знаешь, Марина, писал он, - если бы Господь создал одну женщину, то да, мне было бы достаточно.
Как тебе объяснить, давай на примере. Допустим, у тебя один ребенок, и ты его любишь. Но если у тебя их двое, ты любишь двоих. Если пять детей, любишь пятерых. Так понятнее, да?
Когда ты входишь в мое сердце, это навсегда. Неважно, со мной ты или далеко… Можно ли любить двоих женщин? Мой ответ: да. Понимаю, это не твоя концепция. Ты хочешь быть верна одному мужчине и хочешь, чтобы он был верен тебе. Взгляд классический и заслуживает всякого уважения. Но моя концепция верности иная. Я верен ЧУВСТВАМ, которые испытываю к человеку.  Поэтому, что бы ты ни делала, что бы ни думала обо мне, я продолжаю тебя любить. Знаю, что это трудно понять.
Что касается моего приглашения, оно в силе! Приезжай! Это открытость с моей стороны, а не обязанность. Ты приглашена! Только… я ждал бы от тебя, чтобы ты не препятствовала моему…  общению с Мексикой… время от времени…
Не волнуйся! Знаю, что ты слишком далека от того, чтобы вынести все,  и что у меня нет никакого шанса увидеть тебя вновь. Это… гипотеза, чтобы объяснить тебе мою манеру видеть вещи. Я не претендую на то, что моя концепция любви и верности совершенна, и ты – живое тому доказательство. Знаю, что, рассказывая тебе о моих взглядах, я раню тебя, причиняю тебе боль, и я…  почти теряю тебя в эти минуты. Как видишь, в моей искренности нет никакой выгоды для меня.
Я ничего не забыл из наших мартовских каникул. Наши поездки в Париж, к маме, Нотр-Дам, Версаль, прогулка на лодке, и… все прекрасные моменты близости. 
Ты другая, видишь вещи иначе, но я уважаю эти различия. Между нами есть любовь, много любви. Зачем ее отрицать? Я люблю тебя, и мне тебя не хватает.  Жан-Поль.

Дочитала очередную «исповедь». С какой твердостью еще 18 апреля Жан-Поль написал, что не может меня принять этим летом и не может видеть, с таким же, если не бОльшим, упорством теперь зовет к себе и уверяет  в любви, даже в верности. Только это его письмо полно грусти и достоинства – так я почувствовала.

Свет и тень
Если бы я могла отстраниться от ситуации, то сказала бы, что каждый из нас отстаивает свою позицию. И мы оба меняем минус на плюс, конечно, с учетом вновь открывшихся обстоятельств. Когда я демонстрировала «да!», он сказал «нет!». Как только четко сказала «нет, не верю!», так мужчина стал прилагать массу усилий, чтобы получить «да!». Классика жанра, то есть вполне классическая ситуация. Но я не могла смотреть, чувствовать и действовать отстраненно. 
…Мне часто вспоминался тот не раз виденный слоган «Последний легион. Последняя битва. Последняя надежда». Мы бились, как два могучих воина, просто воздух звенел от ударов, и отступать мне было некуда.
Для меня понятие «предательство» материализовалось. Хотя я ни разу в письмах своих не оскорбила Жан-Поля, не написала жестких или страшных слов, больнее всего было понимать, что он ПРЕДАЛ меня еще до моего приезда. И все девять дней ЗНАЛ, что, когда я уеду домой, он возобновит контакты с другой женщиной. Говорил о чувствах ко мне и… знал! Был со мной весел, близок, очень близок и… знал. 
Пустяк какой для мужчины, да? Так живут и все те, кто изменяет женам, спокойно живут! Но я не просила для себя такого! Надо ли было годы ждать встречи, чтобы  найти, Бог ты мой, принца на этой самой белой лошади. Как в насмешку!
Видно, «школа Кристины» не пошла впрок, а, может, наоборот, пошла, коль скоро он решил применить ее в отношениях со мной. Неосознанно, должно быть, решил. А еще мне было трудно вот от чего. – Он по письмам давно понял, кто я. Видел, что не искательница дешевых приключений, знал, что я долгое время была одна, но это его не остановило.
Тайной для меня оставалось и то, зачем Жан-Поль знакомил меня со своей мамой, зачем настаивал, чтобы я рассказала о нем своему отцу, зачем писал, что гордится мною?! …Когда все это время… играл уже на чужом поле.
Да, конечно, я опять реагирую, вместо того, чтобы сохранять спокойствие. Одно дело – сходить на семинар по дзен, совершенно другое -  сделать этот подход к жизни своей реальностью.
Как бы поговорить с мастером дзен, с Сашей? Мое желание и тут исполнилось. Оказалось, что Александр на несколько дней приехал в наш город.   Мы созвонились, и он согласился встретиться.   
Было уже тепло, на встречу я шла в легком пальто из Парижа, в летящем белом шарфе и в шляпе, которую подарил мне Жан-Поль.
Саша пристально оглядел меня, выслушал мой короткий рассказ, заметил грустные глаза и  то, что порой мне приходилось сдерживать слезы, а потом поставил диагноз:
- Мания величия на фоне комплекса неполноценности!
 Я невольно рассмеялась, настолько неожиданно это прозвучало.
На мои вопросы «почему?», «за что?»  он сказал:
- Ты  забыла о дуальности мира, то есть о его двойственности.  Плюс – минус, свет - тень…  У тебя все было так классно: Франция, красивая история, а ты цепляешься за это. Пойми, у мира есть все для тебя!
Саша долго говорил со мной. Мне запомнился такой пассаж:
- Любая попытка подогнать другого человека под себя, под свое восприятие, приводит к краху. Ты пропускаешь САМОГО человека.  Ты говоришь, что любишь? Пусть это чувство будет здесь, с тобой, и оно может вырасти благодаря твоему вниманию. 

Сегодня вечером я посмотрела два фильма «Убить Билла» и «Глаза Ангела». В одном  фильме совсем прозрачно показано, что Любовь может привести… к смерти.  А во втором героиня говорит мужчине с глазами ангела: «Я давила на тебя, но поняла: не обязательно быть идеальным!». Словно послание мне, недаром же я помню и ценю фразу Коэльо «Люби и не спрашивай, просто люби».
Поскольку я не отвечала Жан-Полю, он прислал короткое письмо:
- Ты очень молчалива. Тебе нечего сказать или ты не хочешь говорить со мной? Задавай любые вопросы - отвечу. Пока мы сохраняем хоть какую-то   переписку, я рад.

Мы встретились с Леночкой в кафе, в обеденный перерыв. Чтобы развеселить меня, она сказала:
- Об этом только мечтать можно! За последние месяцы твой француз говорил тебе «люблю!» тысячу раз. Но вот что интересно: чем сильнее теперь его «да», тем тверже твое «нет».
- Ты права, конечно. Но едет он в другую страну, не ко мне. Что я могу поделать?
- Да ты и так, вон какую махину развернула на 180 градусов, буквально за несколько дней. То Жан-Поль утверждал, что не может тебя принять ни за что, сейчас пишет: «Приезжай на любых условиях!»… А потом, до июля еще так много времени! Все может перемениться, и он не полетит в Мексику. Ты решила что-нибудь?
- Пока нет.
- Знаешь, Мариночка, может быть, за твоим «нет» и находится та дверь, которую тебе надо открыть.
- То есть я отказываюсь от возможности понять нечто, для меня важное?
- Кто может знать наверняка? Что бы ты ни сделала, все будет правильно. Только слушай свое сердце.

Рискну
Жан-Поль снова написал, теперь уже коротко, тихо и смиренно:
- Я хочу, чтобы ты знала: я люблю тебя. Если ты приедешь во Францию, двери моего дома и мое сердце открыты. …Сейчас ты видишь меня другим, но, Марина, я не изменился! Изменилось только твое отношение ко мне, вернее, твоя картинка, где ты меня нарисовала.  Я остался прежним. Люблю тебя, мне тебя не хватает.

Жан-Поль говорил об этом уже второй раз, я обратила внимание и поняла: он-то, правда, остался таким, каким был. Я знала только часть его, другая была скрыта от меня.
Один из моих учителей, Антар, несколько месяцев назад, говорил мне о биении жизни: «Делай что-нибудь, рискуй!». Так что же, отойти в сторону или рискнуть? Хорошо, я рискну. Постараюсь быть в моменте, смотреть, чувствовать. А там, как жизнь рассудит.
В ответном письме Жан-Полю я говорила о погоде, рассуждала политике, а потом, будто ныряя в холодную воду, сделала приписку:
- Спасибо за твое предложение приехать. Если ты вправду хочешь меня снова видеть, хорошо, согласна. Можешь ли ты оформить мне приглашение? Если это не доставит тебе хлопот, конечно. Я знаю ситуацию и…   обстоятельства. Надеюсь, ты понимаешь, что мне было трудно написать это.   

…Вот я и отдала все туда, на усмотрение Высших сил. А мне надо побыть наблюдателем. Это снова урок приятия жизни, всех ее граней. Хотя сколько их было, уроков? Вспомнились слова Антара: «Готовься к новым испытаниям». Теперь мне предстояло отправиться в неизвестное, я понятия не имела, как поступают в таких ситуациях.
Жан-Поль написал письмо, которое я читала… осторожно, словно мне дали подержать в руках ежика, а я боюсь уколоться. Правда, было больно от всех последних событий, поэтому я взвешивала адресованные мне слова, пытаясь настроиться на частоту своего сердца и понять, насколько искренен мужчина, который пишет мне:
- Да, я понимаю, что тебе было нелегко решиться и еще сложнее предложить мне это. Я буду рад тебя принять и счастлив снова видеть. Я люблю тебя такой, какая ты есть.
Мне объяснили в мэрии, какие нужно собрать документы. Напиши мне, пожалуйста, твой адрес, данные паспорта… Я буду держать тебя в курсе дел и надеюсь, все у нас получится.

Сегодня я смотрела по телевизору передачу про Лувр. Наполеон, который превратил в музей резиденцию для королей, любил повторять: «В моем словаре нет слова «невозможно».  Прекрасно сказано, мне бы такую решимость.
Показали панорамы Парижа, дорогу, что ведет с авеню д Опера во двор Лувра. Я отлично знаю эти места, гуляла там десятки раз, поэтому просто приникла к экрану и почувствовала, как иду по знакомым улицам… сижу на теплой каменной скамейке во дворе Лувра, стою возле пирамиды под палящими лучами солнца, а рядом журчат фонтаны.
Время от времени я заглядывала на свою страничку на сайте знакомств. Иногда мне писали двое мужчин, я отвечала им. Мой предприимчивый друг – я говорю о Жан-Поле – своим поведением сделал все возможное, чтобы я не чувствовала угрызений совести из-за моей переписки с Кристианом и Жоэлем. Это нельзя было назвать «любовными историями». Кристиан представлялся мне солидным, основательным, он работал инженером в нефтяной промышленности. Жоэль – преподаватель - был красноречивым, увлекался Россией и Англией, писал мне длинные письма и много шутил.  По поводу этих мужчин я думала: раз мир послал мне их, значит, так нужно. Посмотрим, как отношения будут развиваться дальше.

- Сегодня мне позвонила мама, - писал Жан-Поль, - она была очень рада узнать, что ты снова приедешь во Францию. Я отдал все документы в мэрию, буду ждать ответ, на это уйдет десять дней.
Знаешь, мне нравится идея Сент-Экзюпери «я в ответе за тех, кого приручил», правда, нравится. Я люблю тебя и не скрою,  что жду нашей встречи.

…Пока улаживались дела с оформлением приглашения, прошел почти месяц. Внешне наши отношения с Жан-Полем были ровными, я закрыла  дверь, за которой жила моя боль, и старалась не думать о «нетривиальных» обстоятельствах своей будущей поездки и далекой стране Мексике… В письмах мы не касались щекотливой темы, и мой друг не тревожил меня даже намеками.
К тому же я сознательно поддерживала переписку с теми двумя мужчинами, Кристианом и Жоэлем, они стали изредка звонить мне. Решила, что накануне моего отъезда сообщу им, что скоро буду в Париже. Если Жан-Полю можно «искать приключений», то и мне тоже; рискну повстречаться с первым и вторым.
…Вот мне и пришло приглашение от Жан-Поля – в солнечный яркий день молодой симпатичный курьер вручил заветный конверт. Мои близкие не знали об обстоятельствах поездки, об этом была осведомлена только Лена. Итак, мне оставалось получить в Москве визу.

Буду молиться за тебя!
Москва! Огромная, непонятная, шумная! Прилетев, я хотела поехать общественным транспортом. Узнала, как добраться до моей гостиницы. Сначала на автобусе, потом на метро, с пересадкой, потом еще пешком пару остановок, а было уже девять вечера. Ко мне подходили таксисты, я вежливо, не глядя, отвечала всем «спасибо, нет!». Но один мужчина упорно шел за мной и говорил, что уже поздно, что, мол, зачем мне тащиться с чемоданом на другой конец Москвы, пока я не взглянула на него:
- Хорошо, поехали!
Мне было приятно - спокойно сесть в чистенькую вишневую машину  «Ауди» и не думать, как ехать, где делать пересадки. Водитель представился:
- Михаил!
- Марина, - улыбнулась я.
Удивительно, но мы как-то сразу разговорились, и это было легко. Он рассказывал о себе, я сказала коротко, что еду во Францию.
- Замуж выходить? – подхватил он.
- Нет, просто так…
И, чтобы перевести разговор, спросила:
- А вы кто, по гороскопу?
- Я? – он хмыкнул. - Ни рыба, ни мясо – весы! Недотепа.
Так искренне я давно уже не хохотала: надо же, весы, как Жан-Поль! И такой самокритичный.
- Нельзя о себе плохо говорить! – сказала я Михаилу и принялась объяснять, почему именно нельзя.
Из нашей двухчасовой беседы во время езды по московским «пробкам»  я приведу только маленький фрагмент, слова Михаила, которые напрямую меня касались, хотя он не знал об этом.
- Даже если ты хочешь чего-то очень сильно, не надо напряженно ждать! – говорил он.
- Как? – спросила я.
- Просто живи и… немножечко играй. Тогда все обязательно исполнится.
Мы подъехали к гостинице. Я расплатилась. Вытащив из багажника мои вещи, Михаил взял меня за обе руки и сказал:
- Когда ты села в машину, в первые полчаса,  у меня даже… карта Москвы в голове сбилась. Ты меня поразила!
- Чем же? – растерянно спросила я.
- В тебе есть… самость. Она редко встречается, поверь, я вижу много людей каждый день. У тебя все сложится замечательно! Я… буду молиться за тебя.
Это прозвучало абсолютно неожиданно, особенно последняя фраза. Представьте, суетная Москва, поздний вечер, водитель такси довез незнакомую женщину до гостиницы и вдруг говорит ей важные слова, будто… из другого сценария, из другой жизни. Сказать по правде, наверное, такие, в которых я нуждалась.
- Спасибо! – я взяла чемодан и пошла к крыльцу гостиницы.
- Марина! – вдруг громко позвал Михаил, как будто мы давно знакомы, а теперь я ухожу, не досказав чего-то.
Обернулась, он подошел:
- А тебе точно нужна «Славянка», а не «Славянская»?
- Точно.
- Может быть, ты отдохнешь, а потом мы поужинаем?
- Нет! - твердо сказала я и улыбнулась, чтобы смягчить интонации. – Зачем?  Спасибо и до свидания.

Выспавшись и позавтракав в гостинице, я, поехала в посольство Франции, так как мне было назначено, причем, не только день, но и час. Большая Якиманка, 34, там и визовый центр. Когда стояла в очереди, моя дочь, Светлана, прислала СМС:
- Удача улыбается таким, как мы!
Вскоре нам было разрешено войти, и я сдала в нужное окошечко все документы приятному смуглому мужчине. Часа четыре или пять я ходила, сидела, снова ходила, дожидаясь решения. Было уже шесть часов вечера. Наконец, среди прочих услышала свою фамилию. Это значит, мне дали визу. Подошла к окошку, взяла свой красный паспорт.
Для того, чтобы бурно обрадоваться, я, наверное, слишком устала, да еще хотелось пить и есть. Но я все-таки открыла паспорт, полюбовалась на шенгенскую визу. Хороша! И я тоже, потому что над моей фотографией в паспорте «расцвел» причудливый цветок, отливающий металлическим блеском. В центре – ма-а-а-ленький земной шар, а от него расходятся лучи, и еще сверкают симпатичные звездочки.
Мир снова открывал для меня дорогу во Францию, а я всегда отмечаю такие знаки. Мне дали визу, значит, правда, для меня лучше поехать к Жан-Полю, окунуться в неизвестное и усвоить новые уроки.
Проходя мимо маленькой уличной кафешки, я ощутила приступ слабости от голода, да еще до меня донесся восхитительный запах блинов, которые жарили тут же, на глазах посетителей. Я еле дождалась очереди, попросила блинчик - он был большущий - с яблоками; зеленый чай. Наконец-то можно сделать первый обжигающий глоток, второй. Чай с мятой, горячий блинчик, на который я даже дула от нетерпения, казались блаженством. Внутри разливалось тепло, ко мне возвращались энергия, радость жизни.
Поехала в гостиницу на метро. Выйдя из поезда, сквозь свист проносящихся электричек и шум толпы услышала звуки скрипки. Неужели мне не почудилось? Ближе к выходу из метро увидела молодого мужчину. Он стоял со скрипкой в руках и казался отделенным от людей, которые торопливо шли мимо. Я выхватила взглядом его стройную фигуру в джинсах и белой рубашке, отметила спокойствие, отрешенное выражение лица.  Потом уселась на парапет поодаль, чтобы не мешать движению и слышать Музыку. Скрипка грустила,  пела, увлекала за собой. Словно бы невидимые нити протянулись от скрипача ко мне, и вовсе не мешали снующие люди, обрывки разговоров, смех и шум. Под рождающуюся мелодию во мне всплыли слова, хотя раньше я их только мельком слышала:
  «Там для меня горит очаг,
  Как вечный знак забытых истин.
  Мне до него последний шаг,
  И этот шаг длиннее жизни!».
…Ночью в гостинице я спала, как ребенок, набиралась сил. А на следующий день полетела в Париж.

Мы сделали это!
Жан-Поль не мог встретить меня в аэропорту – он предупредил меня об этом. Мы давно договорились, что я сяду на поезд и через Париж доеду до поселка, где живет мама Жан-Поля, я потом он заберет меня домой. Знала, и все равно ждала его в Шарль де Голь. Он не приехал.
Я умылась, посидела в аэропорту, бездумно глядя на людей разных национальностей и цвета кожи. В душе росла… радость: я приехала в Париж, я снова здесь. Надо только доверять миру, и все будет хорошо.
Из электрички позвонила маме Жан-Поля. Она говорила радостно и немного возбужденно. Я поняла, что, когда приеду, мне надо ждать на вокзале.
Электропоезд шел через Париж. Знакомые станции метро. Только в эти минуты я отчетливо поняла, что приехала, несмотря ни на что или… вопреки всему.  Я снова в Париже, теперь он обязательно поможет, это же мой «параллельный мир», который дает мне силы и энергию. Несмотря на духоту и толчею в вагоне, я безотчетно улыбалась. Потом мы выехали за город, и вот уже за окном мелькают деревья, поля, маленькие домики. Улыбнулась: такое впечатление, что еду где-то возле Екатеринбурга, только мелодичный голос вежливо объявляет остановки на французском языке. А вот и нужная мне станция. Из поезда я вышла на перрон, потом на автобусную остановку, нашла лавочку и села на нее. Духота обволакивала и изнуряла. Я вытирала платком влажное от пота лицо, прося у природы хоть легкого дуновенья ветра, изредка смотрела по сторонам, ожидая мадам Маршан.
Вдруг рядом со мной затормозила машина с открытым верхом, из нее вышел мужчина. Я увидела его, вот только не поняла сразу, что это Жан-Поль. Он был в светлой вололазке, в гетрах и сапогах, наверное, приехал сразу после занятий верховой ездой. Ну, практически, сказочный принц на белом коне, - грустно улыбнулась я про себя.
Жан-Поль подошел ко мне, губы слегка кривились, словно ему трудно говорить.
- Я тебя не узнала! – бросила устало и как-то безразлично. Сказалось всё: последние тяжелые для меня недели, трудная дорога.
- Здравствуй! Где ты была так долго? Мы уже начали волноваться! Давай чемодан!
Жан-Поль тоже не кинулся обнимать меня, похоже,  не знал, как себя вести, или почувствовал мое состояние.
Мы оба оживились только тогда, когда приехали к маме. Она меня разглядывала, прижимала к себе, снова отстраняла, задавала вопросы, назвала меня, как прежде, маленьким львенком из Сибири (ma petite lionne de Siberie). Я улыбалась, отвечала и понемногу оттаивала. Жан-Поль будто настроился на меня, уловил изменения и, обращаясь к маме, спросил:
- А, правда, Марина все равно красивая, хотя и усталая?
Я пошла умываться, с наслаждением плескала холодной водой на разгоряченное от жары лицо. Потом мы, конечно, пили кофе, куда же без него во Франции? Я вручила маме Жан-Поля сувениры, достала из сумки и отдала ей московский шоколад, коробку конфет. Она радовалась, как ребенок. Пригласила меня, точнее, нас на любительскую оперу, где должна была петь ее дочь – сестра Жан-Поля. Оперу ставили в небольшом городке, неподалеку. Я сказала, что мы обязательно приедем.
Вскоре мы отправились домой на черной «Реношке». Мама вышла нас проводить, снова обняла меня «до скорой встречи!», и мы поехали.
Задира-ветер играл с моими волосами. На скорости разговаривать было бесполезно, ну, и хорошо. Я «ожила», улыбалась и думала: «Мы с моим прекрасным миром сделали это! Ура, я во Франции! Спасибо всем, кто со мной и за меня!». 
Вот и подземный гараж, мы поднимаемся в квартиру. Да, я помню здесь все. Даже не «помню», а знаю! Вот мое любимое кресло, вот бордовая спальня, а вот волшебные окна, которые открывают вид на озеро.
Жан-Поль предупредителен и нежен со мной сверх всякой меры, словно ему вручили тончайшей работы хрустальную вазу, и он боится разбить ее из-за одного неловкого или неточного движения.
Нет, он не изображает нежность, он искренне рад мне. Снова происходит «церемония» раскладывания вещей. Вот я уже обустроилась, пошла в душ. Какое блаженство – обыкновенная теплая вода, а потом и большое мягкое полотенце. Жан-Поль варит мне кофе, и тут раздается нежный звон – мне пришла СМС-ка от Лены. Подруга пишет:
- Тебе дана роскошная контрольная на французском. Желаю получить удовольствие от процесса и результата.
Весь оставшийся день Жан-Поль проводит со мной. Я нахожусь «в моменте» (спасибо Саше Мурзину), вижу, чувствую, осязаю, но без интерпретаций происходящего.
Поздно вечером, собираясь на работу, мой друг говорит:
- Вот твой комплект ключей от квартиры, от подъезда.
Жан-Поль показывает, как открывать и закрывать двери, предлагает мне самой попробовать. Потом, стоя уже на пороге, вдруг сообщает, с деланным равнодушием:
- Ежедневно на рассвете или рано утром я… общаюсь, то есть разговариваю с… Мексикой.
Вот так прямо.  Я молча киваю, слова застряли в горле, там становится холодно, как будто я проглотила кусочек льда.
Жан-Поль целует меня, гладит по волосам:
- Я рад, что ты приехала и не хочу, чтобы ты грустила из-за  меня!
- Довольно! – отстраняюсь я и ухожу в другую комнату. Он уезжает.
Сижу на кровати и рассуждаю:
- Мариночка! Ты уже здесь, Было же сказано «доверяй миру!», так и нужно доверять. Всё устроится. А когда ты сердишься, нет возможности для маневра.

…Я проснулась рано утром. Во Франции-то рано, а у нас в Сибири уже почти полдень. Дверь в спальню была закрыта, но до меня доносился голос Жан-Поля – он беседовал с… Мексикой. Я лежала и наблюдала свое спокойствие – уже шаг вперед! Через час пришел Жан-Поль, лег спать. Я поднялась, вышла в гостиную, посидела за «барной» стойкой на высоком стуле, любуясь озером. Выпила чаю, и тут мне  на мобильный позвонил Кристиан.
Ах, да, у меня же есть два француза для… А для чего? Про запас, для знакомства? Я рассмеялась и сказала в трубку:
- Bonjour, Christian! Ca va? (Добрый день, Кристиан. Все хорошо?).
Он ответил «са ва!» и объяснил, что сегодня должен улететь в командировку, в Алжир, по работе. Говорил, что ему очень жаль – наша встреча пока не состоится. Забегая вперед, скажу, что потом Кристиан слал мне письма из Алжира, живописуя работу и пустыню, присылал фотографии.
Положив трубку, я задумалась: да, елки-палки, что я, заговоренная, что ли? Будто кроме Жан-Поля, мир «не дает» других мужчин, говоря: твой урок здесь, и ты должна его пройти! Впрочем, остается еще Жоэль!

Трудные разговоры
В субботу и воскресенье я не смогла съездить в Париж, а мне так хотелось! Я узнала, что в выходные дни автобусы до вокзала, где я должна была сесть в электричку, ходят примерно раз в час. Электрички тоже бывают довольно редко. Мне жаль было терять столько времени на ожидание.
Жан-Поль не мог отвезти меня в Париж, потому что работал каждый день.
Я много гуляла, ходила вокруг обожаемого мною озера. Вода успокаивает, примиряет меня с собой и обстоятельствами.
Иногда сидела на скамейке, болтала ногами, жевала сорванную по пути травинку и читала книгу, иногда пела – у воды голос звучит более сильно и чисто.
Сегодня, пока Жан-Поль спал, я приготовила обед: салат, картошку с шампиньонами.  И … напекла оладьи, так, для русской экзотики. Когда мой друг проснулся, я красиво сервировала стол, а сама решила пойти погулять. Он поблагодарил. На вопрос о том «что это?» я кратко рассказала про оладьи, еще достала из холодильника сметану, объяснила, что  с ней есть будет вкуснее.
Жан-Поль обедал и смотрел какую-то спортивную передачу, а я вышла из спальни, одетая для прогулки. Он оторвал взгляд от телевизора и   пристально на меня посмотрел:
- Огромное тебе спасибо за прекрасный обед! И... ты… очень красивая!
- Спасибо.
Он подошел, обнял меня, спросил:
- Идешь к озеру?
- Хочу посмотреть твой город.
- Только не потеряйся!
- Всегда найдутся милые французские мужчины, которые меня проводят! - улыбнулась я.
- Не вздумай ни с кем кокетничать, я очень ревнивый!
Вечером мы поехали смотреть оперу. Сцена была сооружена прямо во дворе какого-то, говоря по-нашему, центра культуры, скамейки для зрителей расставили под открытым небом.
Французы, насколько я поняла, очень любят и поощряют спортивные занятия и всякого рода самодеятельность. То народные танцы, то вокальные ансамбли, то опера в небольшом городке.
Сестра Жан-Поля, переодеваясь по ходу сюжета, играла сразу несколько эпизодических ролей, а во второй части оперы у ней была даже сольная партия. После окончания мы подошли к Эммануэль – так звали сестру Жан-Поля – поблагодарить и сказать комплименты.
По правде говоря, французы придают большое значение всем «церемониальным» словам и выражениям. У них обязательно нужно сказать «доброе утро!», всенепременно «приятного аппетита!». Они никогда не путают послеобеденное время и вечер. Так, после обеда вам обязательно скажут, например, в магазине или аптеке «bon apr;s-midi!» (что можно перевести, как «удачного послеобеденного времени!»), а вечером – «доброго вечера!» («bonsoir!»). Насколько я успела понять и почувствовать, эта вежливость у них, что называется, в крови, они действительно, а не по обязанности, воспитанные, милые, искренние, отзывчивые и вежливые. Если у тебя очень грустное лицо, на котором написана тревога или печаль, незнакомый человек может обратиться к тебе в автобусе или метро с  вопросом: «У вас все в порядке?». Несколько раз во время моих прошлых визитов во Францию, я заблудилась в Париже. Стоило мне остановиться, развернуть карту и начать оглядываться по сторонам, рядом обязательно останавливался кто-нибудь и спрашивал: «Вы не знаете, куда идти? Могу я чем-то помочь?».

…Так вот, меня представили сестре Жан-Поля. Она была стройненькая,  живая и подвижная, с прямым острым носиком, смеющимися глазами. Говорила нежным голосом и очень быстро, как многие французы. Сказала, что мечтает побывать в России. Я ответила: «Так в чем дело? Приезжай!»
Мы поблагодарили Эммануэль за прекрасный вечер, наговорили ей комплиментов. Когда ехали домой, Жан-Полю пришла СМС-ка. Стало совсем скверно: я… поняла, кто это пишет и откуда -  женская интуиция.
В квартиру поднялась одна, мой друг остался в гараже. Мне было плохо – вдруг случился криз, они у меня бывают изредка. Сердце билось, как сумасшедшее, то быстро-быстро, то медленно; ломило виски; кружилась голова. Я накапала себе в стакан с водой валокардина, который привезла из России, залпом выпила и легла на диван в гостиной.  Вскоре пришел мой друг. Сразу «унюхал» резковатый запах раствора, как доктор, спросил, какое это лекарство, и что со мной.  Ответила, что обычное успокаивающее. Кризы и вправду не очень страшны, просто они одаривают неприятными симптомами: головокружение, сердцебиение, страх… Я налила себе еще воды в стакан, но выпить не смогла – руки дрожали. Снова легла на диван, стараясь дышать медленно и ровно. Жан-Поль сказал твердо:
- Мне нужно выйти в интернет прямо сейчас!
- Только этого мне не хватало! - пробормотала я.
Осторожно поднялась и ушла в спальню. Посидела, подышала глубоко, потом про себя досчитала до ста, появилась на пороге гостиной:
- Прости, ты прав. Раз надо в интернет, конечно…
- Можно мне обнять тебя? – спросил Жан-Поль.
- Нет! – я снова вошла в спальню и на этот раз закрыла за собой дверь.
Минут через десять он вошел, сел на пол возле кровати. Я быстро смахнула слезы, но он увидел, что я плачу, сказал в три приема, будто слова давались ему с трудом:
- Извини, что у тебя… такие трудные каникулы… из-за меня.
- Нет проблем.
-Ты веришь, что очень важна для меня, Марина?
- Не знаю. Может, ты просто пожалел меня.
- Это не мой стиль… Пойми, Марина, ты живешь не в соседнем доме, а очень, очень далеко от меня. Но ты уже второй раз здесь, в моей квартире. И ты приехала не на два дня, а на месяц. Я  рад, что ты со мной.
- Я поняла, теперь ты можешь идти к компьютеру, общаться.
Но Жан-Поль не ушел, так и сидел на полу возле кровати, точно не решаясь прикоснуться ко мне. Только глядел как-то по-особому, словно  ласкал меня взглядом:
- Ты… ты мне слишком дорога, Марина.
- Хорошо, допустим, - снова разволновалась я. - Ты можешь себе представить, что ты меня любишь, а я ежедневно разговариваю часами с другим мужчиной?
- А ты, - ни секунды не раздумывая, ответил он, -  можешь себе представить, что у тебя есть другой мужчина, а ты приглашаешь меня к себе пожить?
…Вот и возрази, попробуй! У него всегда такие подходы. В другом  случае я бы оценила оригинальность мышления и улыбнулась находчивости. Сейчас, на своем месте, я не могла быть непредвзятой. Хотя отметила про себя, что в картине мира Жан-Поля все стройно и вполне сочетаемо. Он снял очки и устало потер глаза. И еще подлил масла в огонь, сказав почти резко:
- Я ведь ту женщину не видел, не встречал в реальном мире, только в виртуальном.
 Мне было трудно не согласиться.
- Но ведь вы с ней… ладно, как ты относишься к ней?
- Я влюблен в нее! - мрачно ответил он.
- Ты понимаешь, кому это говоришь?
- Но ведь ты спросила!  Лучше было бы, если бы я солгал?
Как ему ответить?  Хотя, должна признаться, что в данном случае я бы предпочла ложь.
В таком духе мы проговорили два часа. Жан-Поль так и не пошел в ту ночь общаться с Мексикой.

Утром следующего дня Лена прислала СМС:
- По мнению моего мужа,  с иномарками всегда много возни, но эффект того стоит!   Желаю терпения, оптимизма и здорового пофигизма.
Ах, Леночка, она так поддерживает меня, старается подбодрить, рассмешить! Чего мне, в самом деле, не хватает, так это здорового пофигизма.

«Вы – женщина, вы – богиня!»
В этот раз Жан-Поль приехал с работы в три часа ночи, осторожно заглянул в спальню. Я не спала. Он  обнял меня, поцеловал:
- Я лягу позже!
Это «позже» затянулось с трех ночи до семи утра – конечно, он общался по Интернету с дамой из Мексики. Когда он снова «нарисовался» в спальне, я взяла ноутбук и пошла в гостиную, чтобы  посмотреть свою электронную почту.
Кроме прочих, мне написал Жоэль. Он рассказал, что…   буквально на днях познакомился с женщиной, которая, как оказалось, живет совсем недалеко от него. Он очарован ею и писал мне, что, скорее всего, это любовь с первого взгляда.  Поэтому, если мы и встретимся с ним, то в присутствии этой дамы. 
Наверное, у меня была обратная реакция, потому что я… громко  засмеялась: как, и этот тоже не может встретиться со мной? Сначала Кристиан уехал в другую страну, теперь Жоэль встретил свою любовь. Интересная получается картина, я что «приговорена» к своему странному французу, Жан-Полю? А другие мужчины просто исчезают, испаряются в пространстве…
На мой смех из спальни вышел Жан-Поль. Он не видел того, что у меня на экране компьютера, вероятно, подумал, что письмо от другого мужчины. Но вот мое веселье он понял по-своему. Снова вернулся в спальню, а через пять минут опять вышел, будто бы в туалет. Меня это рассмешило еще больше: ага, он ревнует! Жан-Поль сказал, словно бы в шутку:
- Если ты меня обманешь, изменишь мне, я… убью тебя!
- А потом себя, да? –  усмехнулась  я.

День был жаркий, но свежий ветерок сглаживал зной. Я собралась в Париж, надела сине-зеленый легкий, почти невесомый, сарафан, открывающий плечи. Сверху набросила голубую косынку, чтобы приглушить некоторую вольность в покрое сарафана. На ноги – босоножки на небольшом каблучке. Надо еще и глаза подкрасить, сделать поярче, а то они очень грустные.
Собиралась и думала о подходе дзен, о том, чтобы «быть в моменте», не реагировать на события, а просто проживать их. И мне пришло СМС-сообщение от Юли – «соратницы» по занятиям в группе дзен. Юленька  писала:
- Привет, моя радость. Я на тренинге у Саши Мурзина. Как у тебя дела? Солнышко вышло? Помни: ты всегда вначале.
Я ответила:
- Есть всё: слезы, солнце, Париж! Не хватает Сашиной иронии  и твоей нежной мудрости.

В Париже мне нужно было увидеться с приятельницей, Ириной, которая  года три назад вышла замуж за парижанина и уехала жить во Францию.
Мы должны были встретиться недалеко от Лувра, а именно в саду Тюильри. Я вышла на станции метро «Лувр», посмотрела схему и засомневалась, куда идти, к какому выходу. Совсем близко от меня, словно из воздуха, возник мужчина, коснулся моей руки, я даже вздрогнула от неожиданности. Галантно произнес:
- Вы что-то ищете? Вам помочь?
Улыбнувшись, я объяснила, в чем дело, он вызвался проводить. Мельком взглянула на него: симпатичный, высокий, плотный, в синих  брюках и белой рубашке с подвернутыми рукавами. Черные волосы, темно-карие глаза за стеклами очков. Мужчина очень эмоционально говорил, жестикулируя  и показывая мне, где я должна была выйти, и куда мне идти теперь. Он представился:
- Меня зовут Эрве, я работаю гидом в Лувре.
Интересно: я ухитрилась встретить в подземке гида из знаменитейшего музея. Что же ему сказать о себе? Начнем с нейтрального:
- Марина. Я из России...
           - Марина? Какое красивое имя! Так вы из России, даже из Сибири? Невероятно! Как мне повезло! - он просто лучился энергией, восторгом и задором.
Минуты через четыре мы вышли к перевернутой пирамиде. Как вы знаете, во дворе Лувра есть большая стеклянная пирамида. А под землей – перевернутая пирамида, устремленная вершиной к полу. Огромная и, казалось, легкая, она словно висела в воздухе. Я залюбовалась ею, а мой спутник уже увлек меня дальше:
- Сейчас мы пройдем через Лувр, позвольте я напою вас кофе? А потом,  конечно, провожу.
Взглянула на часы. Времени до встречи с Ириной было предостаточно. Между тем наш разговор с Эрве шел по нарастающей. Он задавал быстрые вопросы, я отвечала. Сколько комплиментов он мне наговорил! Это был поток, ураган! Я только успевала как-то отшучиваться, чтобы снизить накал его речей. В свои пассажи он умудрялся привнести познания о Чехове, Достоевском, Пушкине.
Мы уже и кофе попили в одном из кафе музея. Потом вышли из Лувра, остановились возле большой пирамиды. Эрве снова горячо заговорил:
- Должен признаться, что я обратил на вас внимание еще в вагоне метро. Вы такая необыкновенная! Эти длинные яркие волосы, этот взгляд карих глаз… Я сказал себе, что обязательно к вам подойду, иначе буду жалеть всю жизнь.
Мои старания свести все к шутке, к легкой, ни к чему не обязывающей беседе, не завершились успехом. Эрве продолжал:
- Смотрите: мы в центре мира, в центре Парижа. Нас свела судьба! Я хочу быть с вами, быть вашим гидом. Лувр, музей Орсэ, музей парфюмерии… Позвольте мне показать их вам.
- Подождите, постойте! – мне даже захотелось как-то его успокоить. – Я не одна в Париже, я живу у друзей. У меня нет возможности проводить время с вами.
Но Эрве словно не слышал. У меня было ощущение, что скоро все вокруг… воспламенится от его горячности:
- Вы так легки, вы не идете, а летите, как чеховская чайка! В вас столько света! Вот, посмотрите, японка. Она в брюках и одета во все черное. Оглянитесь! Вокруг столько женщин, и почти все они в шортах, брюках. А вы, в этом струящемся платье, на каблучках!
Он протянул ко мне руки, словно хотел обнять. На нас оглядывались, потому что Эрве говорил слишком громко. Я улыбнулась,  показывая    глазами на двоих полицейских:
- Дорогой друг! Вы так настойчивы, что порой мне хочется позвать на помощь вон тех господ, чтобы они чуть-чуть остудили ваш пыл...
Он не принял шутки, быстро ответил:
- Дайте руку!
Поцеловал мне кончики пальцев:
- Я уважаю вас, я верующий. Вы - женщина, вы – богиня!
Признаться, я смутилась… Вот и попробуй, ответь ему что-то! Эрве просил мой номер телефона, я категорически отказалась его назвать. Тогда он написал на листке номер своего мобильного, просил, умолял позвонить, хоть через день, хоть через два. Он почти опаздывал на очередную экскурсию, ему надо было уходить. Напоследок мой новый знакомый еще раз меня удивил. Спросив «какие у вас духи?», он тут же решил сам определить:
- Ланком? По-моему «Трезор»…
Я была поражена. Действительно, у меня духи от Ланком, а «Трезор» (tresor) обозначает «Сокровище».
Собравшись уходить, Эрве все же на секунду стремительно привлек  меня к себе, проговорив:
- Mon tresor de Lancomе!
Что можно было перевести, как «мое сокровище от Ланком». Отойдя на пару шагов, Эрве прокричал:
- Позвоните мне, обязательно позвоните!
Не успев остыть от стремительного напора моего нового знакомого, я подумала: опять Париж лечит меня, исцеляет, словно открывает во мне  неизведанные глубины, необычные грани.
Как интересно устроен мир! Жан-Поль, в доме которого я живу, смотрит в сторону далекой Мексики, именно там  надеясь найти призрачную птицу счастья. А мне послан совершенно незнакомый мужчина, Эрве, чтобы сказать: «Вы летите, как чеховская чайка».
…Я еще не раз с благодарностью вспомню слова: «Мы в центре мира, в центре Парижа. Вы – женщина, вы – богиня!».

«Я не причиняю зла»
Сегодня вечером я хозяйничала дома, то есть, конечно, в квартире Жан-Поля одна, он был на вызовах. Потушила овощи с мясом, сервировала стол. Полюбовалась на результаты своих стараний и послала другу СМС:
- Я приготовила ужин. Если ты близко от дома – приезжай.
- Еду! – ответил он.  И вскоре приехал.
В эти минуты я вспомнила, как несколько месяцев назад, когда я была в России, а он во Франции, мы перебрасывались точно такими же СМС-ками, как будто создавая реальность.
Всё, буквально всё  воплотилось в жизнь – «ваши желания исполняются», как писал в своих книгах Ошо. Мне было отрадно и… горько. Горько оттого, что через пару недель мои парижские каникулы закончатся, и Жан-Поль улетит в Мексику. Или, может быть, сдаст билет? Все поменяется, он выберет МЕНЯ? Я так и думала, мысленно прося его: «Выбери меня!». Только сбудется ли это?
Наступил еще один день.
…Надо ли упоминать о том, что все сегодняшнее утро Жан-Поль очаровывал свою даму из Мексики, разговаривая с ней больше двух часов.
После обеда наступило время для нашего общения, мы поехали на машине к дальнему озеру, чтобы там погулять. Небо было темным и мрачным, тучи сгущались. Дул холодный ветер, дух захватывало от мощи природы, которой вряд ли можно противостоять. Казалось, дождь неминуем. Но вдруг в каком-то, невесть как образовавшемся просвете, на небе засияла радуга. Она была тем ярче и фантастичнее, чем мрачнее темно-синие тучи вокруг.
…Мы шли по дорожке среди леса, по берегу озера. Завидев нас или заслышав шаги, от нас разбегались кролики. Они были маленькие, пушистенькие, трогательные, хотелось поймать одного, погладить, подержать на руках, так, чтобы ощутить быстрое биение его сердечка.
Разговор зашел о том времени в апреле, когда Жан-Поль впервые написал мне о женщине из Мексики. Я говорила о своих чувствах, о том, что моя подруга Леночка была мне в то время доктором, сестрой, мамой, ангелом-хранителем, сиделкой.
- После твоих уроков, - начала я фразу, но закончить не смогла, потому что боялась заплакать.
- …ничто худшее не может с тобой приключиться, да? – договорил он за меня. И спросил, словно подсказывая ответ:
- Но ведь сейчас ты не страдаешь? Ты не жалеешь, что узнала меня?
- Я не буду отвечать!
- Послушай, Марина, когда ты проходишь испытание, ты находишься в НЁМ, тебе трудно увидеть, что оно дает, что приносит. Это будет понятно позже.
-  А за какие такие грехи … испытание? И что я получила сейчас, кроме боли? – не выдержала я.
- Может быть, пока рано говорить об этом? Ты поймешь позже.
«Дал же Бог посланника!» - подумала я. Этакий демон-искуситель. Мощный демон, многое понимающий.
Мои чувства были противоречивыми. Небо дышало дождем, но он так и не пошел, а радуга сияла как бы вопреки всему.
Природу можно только принимать, такой, как она есть, а все остальное, то, что происходит в жизни? Тоже принимать?  Между тем Жан-Поль продолжал свои  искусительные речи:
- Я никого не убил, никому не причиняю зла. Я просто… делаю глупости. Но пойми, Марина, в тот момент, когда ты прощаешь, ты перестаешь страдать!
Красиво сказано. Но так ли это? Простить, значит, понять и принять. Могу я заранее принять все последующие дни и бесконечные утренние разговоры с Мексикой? Принять, что любимый мною человек скоро уедет в далекую страну, к другой женщине?

Ночь. Сакре-Кер
Дни шли, не принося особого облегчения. Пару раз у Жан-Поля случались немотивированные вспышки гнева. Правда, потом он неизменно просил прощения. Но я была изумлена: это мне впору устраивать сцены, а я держусь ровно, во всяком случае, внешне.
Вот снова утро. Жан-Поль беседует с мексиканкой, это длится уже больше двух часов. Даже через дверь – а сижу я в спальне - слышу такие знакомые интонации,  его бархатистый смех. Да, сильное чувство, моего друга можно поздравить.
Читаю книгу Дипака Чопры: «Находясь во власти собственной боли, гнева или страха я не имею свободы выбора, а она необходима мне, чтобы пройти путь к очищению».
Находясь во власти боли… Я чуть ли не готова собрать чемодан и уйти, потому что не могу больше выносить это!
Тогда зачем я здесь, во Франции? Порвать отношения я могла бы дома, не тратя усилий, чтобы приехать.  Так давай, Мариночка, смотри, что можно изменить.
«Мы не способны воспринимать впечатления в чистом виде, не интерпретируя их» - снова читаю у Чопры. – Точно, не способны…
Жан-Поль, наконец, заканчивает разговор, приходит в спальню, оставляя дверь открытой:
- Я там включил «Мессу» Перголезе, - говорит этот «утонченный» меломан. И укладывается спать.
Поворачиваюсь к нему. Знаю, что мое лицо спокойно, но слова выскакивают, словно помимо воли:
- Ты не знаешь, можно ли поменять билет на самолет?
- Ты хочешь уехать? – удивлен он.
- Да, ситуация очень напряженная, я мешаю тебе общаться.
Он резко поднимается, садится на край кровати:
- Марина! Я рад, что ты приехала! …После моих утренних разговоров я чувствую себя виноватым перед тобой… и не знаю, как быть.
«Тогда почему это повторяется с необыкновенным упорством каждое утро? - думаю я под аккомпанемент Перголезе. – Повторяется, несмотря на то, что вечер и ночь могут быть наполнены нашей взаимной нежностью».   Но вслух я не произношу ни слова.
Жан-Поль тянется ко мне, обнимает. Он такой красивый, с этими длинными волосами, которые я обожаю гладить, с внимательными глазами, не скрытыми стеклами очков. Мне кажется, он мудрее меня на сто лет!
- Я люблю тебя, Марина! Я говорил, что у меня есть этот дар – любить.
- Двоих сразу?
- Да. Если это не твоя позиция, ты не можешь принять ее?
- Я могу понять, что другие люди думают по-другому, иначе, чем я, - осторожно выговариваю слова. – Но давай спросим у ста людей, можно ли любить двоих женщин одновременно?
- Большинство ответит, что нет, но это ничего не меняет. Мариночка! Ты во второй раз у меня. Если бы я не испытывал чувств к тебе, зачем бы я тебя пригласил, позвал?
- Наверное, ты…  гуманный.
Жан-Поль все время тихонько гладил меня по коленям, рукам, по волосам, потом снова повторил с упорством:
- Я люблю тебя! Ты веришь?
- Пытаюсь!
Сдержать слезы больше не получалось:
- Почему судьба выбрала тебя, почему? Я так долго была одна и… надо же было повстречаться именно с тобой!
- Мы же вместе! – пытался он утешить меня.
- Мы расстанемся через несколько дней! – я бурно разрыдалась. И в первый раз он это увидел. Вскочила на ноги, выбежала из спальни.
Я чувствовала себя абсолютно измотанной, но дома остаться не могла – поехала в Париж.
Вышла из метро у Гран Опера, попила крепкого чая в «Бриош Доре» (так называется сеть кондитерских), съела изумительную ароматную слойку с абрикосами, понемногу приходя в себя. Потом пошла от Опера к Лувру. Шла и говорила себе:
- Марина, ты в Париже! Это прекрасно, он тебя излечит.
Прошла около арки к саду Тюильри. Направо от меня на газонах сидели люди. Повинуясь внезапному желанию, я сделала вот что: легла на спину, на травку. Раскинула руки, глаза закрывать не стала. Видела бездонное небо, вдыхала свежий воздух, слышала разговоры вокруг, но не вникала в них, ощущала спиной теплую землю сквозь примявшуюся траву. Я  растворялась в пространстве, чувствовала себя… всем и никем. И так хорошо мне было. Я еще попросила…  дать мне ответы. Но не услышала их или не поняла.
Не знаю, сколько прошло времени, в меня словно влились силы. Я села на траве, огляделась и улыбнулась. Недалеко от этого места мы стояли с  Эрве, гидом из Лувра, он говорил мне: «Мы в центре мира, в центре Парижа!».  Поискав в сумочке, я нашла листок с номером телефона. 
Позвонила Эрве из телефонной будки. Послушала гудки. Он не ответил. Очевидно, и этой истории не суждено развиться в нечто большее, чем просто встреча. Но сама встреча уже случилась, и я могла ее хранить, как жемчужину…
Потом я перешла через Сену и направилась к музею Орсэ. Раньше мне не удавалось в него попасть: то очередь большая, то музей закрыт. А сейчас все получилось, как нельзя лучше - «ваши желания исполняются!». И вскоре я уже смотрела богатейшую в мире коллекцию работ импрессионистов.
Когда вышла из музея, шел дождь. Я подвернула брюки, раскрыла зонтик и, наслаждаясь свежестью, отправилась к метро. Дождь смывал следы утренних обид и горечи.

Однажды Жан-Поль взял меня с собой на тренировку по верховой езде. Не поучаствовать, конечно, там с этим строго, а просто посмотреть. Сначала я следила за его занятиями, но лошадь упрямилась и не хотела брать барьер. Потом я отвлеклась на других и вовсе отошла к детской группе. Мое внимание привлекла девчушка на мохнатеньком пони с пушистой гривкой и хвостиком. Девчушка скакала отчаянно и задорно, наверное, они с пони подходили друг другу по характеру.
После тренировки мой друг был отчего-то неразговорчив. Приехав  домой, лег спать, сказав, что вечером мы поедем на мотоцикле в Париж. Ближе к вечеру я разбудила его. Он спросил, куда я хочу, ответила, что сначала к Эйфелевой башне.
Возле нее мы даже стояли поодаль друг от друга. Я любовалась ажурной красавицей, но не могла не заметить отстраненности Жан-Поля.
- В чем дело? – спросила его. 
Он соблаговолил ответить. Оказывается, рассердился оттого, что я… никак не прокомментировала его катание на лошади, не проявила много интереса. Это его нервирует. Ну, как ребенок, честное слово!  Недоволен из-за такой малости.
- Может быть, лучше отправимся домой? – поинтересовалась я.
- Я не приезжаю в Париж на пять минут! Куда ты хочешь еще?
- На Монмартр!
Пока мы ехали, я вдруг интуитивно решила попросить прощения. Все остальное – неважно.
Мы остановились недалеко от базилики Сакре-Кер, сняли шлемы. Я обняла Жан-Поля:
- Прости меня!
Он взял меня за руку, мы пошли в квартал художников, побродили там, потом – в Сакре-Кер. Шла вечерняя месса. Слушая «Отче наш» на французском, я отчего-то не могла вспомнить фразы по-русски. Потом, как озарение, пришло: «И прости нам долги наши, яко же и мы прощаем  должникам нашим». Потом я еще прочла написанные на большом листе слова молитвы: «Господи! Освети твоим светом все мои дела и все решения, которые я принимаю».
Мы вышли из Сакре-Кер и встали у парапета. Я была повыше, на приступочке, и головы наши оказались на одном уровне. Тогда, глядя прямо в глаза Жан-Полю, я тихо сказала:
- Ты очень важен для меня, но мне трудно говорить тебе об этом.
- Почему? – вздрогнул он.
- Почему что? Первое или второе? – мягко улыбнулась я. – Хорошо, я отвечу: потому, что я люблю тебя. Потому, что ты причиняешь мне боль.
Всё! Моего эго не существовало, была только эта минута. Или эта вечность. Я обнимала Жан-Поля, и мое сердце было открыто. А он… он плакал.
Я осторожно целовала его около глаз, в лоб, щеки; прижимала к груди его голову, успокаивала, словно ребенка.
Больше не было сказано ни слова. Ночь. Монмартр, Сакре-Кер. И это длилось, и длилось, как наше объятие, как его слезы…
Такие минуты равны Вечности, они наполняют жизнь особым смыслом.

«Прости им, они не ведают, что творят»
Мама Жан-Поля пригласила нас на ужин. По этому случаю я нарядилась, надела белые брюки, черный топ, светло-сиреневый пиджак. Вышла в гостиную, где меня ждал Жан-Поль в джинсах и футболке. Он оглядел меня и протянул:
- Рядом с тобой - я просто ноль!
Сочла за лучшее промолчать, открыла шкаф, выбрала мягкие серые брюки и черную рубашку, показала ему:
- Если хочешь – переоденься.
Он послушался совета, переоделся, потом глянул на себя в зеркало, сказал:
- Вот теперь другое дело! 
По моему настоянию, мы поехали за цветами для мамы, купили орхидею в горшочке.
Мадам Маршан устроила нам настоящий прием, с парадными тарелками, необычной шестиугольной формы,  с аперитивом, переменой блюд.
На десерт пили кофе и ликер, болтали обо всем на свете, учили простые русские слова. Жан-Поль, в своей обычной манере,  вышучивал всех и вся. Я листала библию и, поглядев на своего друга, прочла вслух одну фразу:
- Господи, прости им, они не ведают, что творят…
- Мариночка! Жан-Поль ведь просто шутит, он совсем не злой! – всполошилась мама моего друга. – Что ты, у него манера такая – шутить!
Похоже, ей очень хотелось защитить сына от серьезной библейской фразы. Но она не знала истинного положения вещей, двойственности ситуации. Она любила меня и не представляла, что Жан-Поль  частью своего сердца уже в Мексике, в ожидании новой романтической истории. Я же прекрасно помнила слова одного святого, узнанные мною в этом доме, месяца три назад: «Мера любви в том, чтобы любить вне всякой меры». На французском языке это звучит… словно бы глубже, чем на русском, изящнее, точнее: «La mesure de l’amour est d’aimer sans mesure».
Что тут можно поделать? Я любила Жан-Поля, несмотря ни на что или вопреки всему. Я любила! А день моего отъезда стремительно приближался. Интересно, что, живя в одной квартире, мы с Жан-Полем еще  переписывались по электронной почте. Однажды я уехала в Париж и осталась ночевать у приятельницы. Вернувшись, взяла ноутбук и обнаружила в своей почте такое письмо от Жан-Поля:
«Квартира опустела без тебя. Надо было тебе уехать в Париж, чтобы я осознал, до какой степени мне приятно, когда ты со мной, даже если иногда мы плохо понимаем друг друга. Без АНГЕЛА СВЕТА нет больше СВЕТА… Как странно, что ты не дома. Марина, я люблю тебя намного больше, чем ты думаешь, и переживаю моменты счастья, когда ты рядом. Я люблю чувствовать тебя в своих объятиях, люблю, когда ты говоришь по-русски, по-французски, когда ты наполняешь мою жизнь своим присутствием.   Единственная вещь, о которой я жалею, то, что я не всегда любезен с тобой или раню тебя, моя бесценная Мариночка. С тобой так легко жить! Мне будет не хватать тебя».

В предпоследнюю ночь моего пребывания во Франции мы опять сидели и вели разговоры. Разоткровенничавшись, Жан-Поль вдруг задумчиво сказал:
- Знаешь, Марина, долгое время у меня была идея, безумная дерзкая мечта: жить в большом доме, где бы со мной жили… все те женщины, которых я любил когда-то.
Он говорил так неподдельно-искренне, что я… С одной стороны, меня обуревали ужас и некоторое отвращение. Как такое возможно? Что за нелепость? С другой стороны, я понимала, что он открывает мне сердце и   отчего-то считает возможным быть истинным, быть собой. За это я испытывала… благодарность, сколь ни странно это звучит.
Вспоминала я и подход дзен: позволь себе войти в ситуацию. Человек напрямую раскрывает тебе свой мир. Будь здесь, и это может вырасти благодаря твоему вниманию.
Помолчав, Жан-Поль вздохнул:
- Я понимаю, что это безумие. У меня больше нет подобной мечты.

Он замолчал, а я думала: спасибо всем моим Учителям! Я прохожу свои уроки. Трагедии нет, и я не опустилась до ненависти. Я спокойна, наблюдательна. Есть я, но есть и другой мир другого человека.
Жан-Поль подошел ко мне, обнял:
- Завтра ты уезжаешь!
Я поняла, что он плачет, но молчала, только тихо поглаживала его по плечам, по спине. Он обнял меня еще теснее. Мне в голову пришла фраза, сказанная моей подругой, Леной: «Он словно говорит тебе: держи меня крепче, не отпускай!».
Я бы и не отпускала… По-существу, много ли я хочу? Хочу, чтобы он выбрал меня.  Мне свойственно идеализировать жизнь, да?

«Я уже скучаю!»
Мне надо уезжать, и все прекрасно, по умолчанию. В эту ночь Жан-Поль даже не стал общаться… ни с кем.
Мы шутили, танцевали, слушали музыку, любили друг друга.
Такие ночи пролетают быстро, почти незаметно. На рассвете Жан-Поль отвез меня на вокзал: электричка идет прямо до аэропорта Шарль де Голь.
У нас не было времени проститься, буквально две минуты. Я только успела отдать ему купленную в Париже открытку с молитвой: «Господи, сделай так, чтобы я никого не заставлял страдать!»…
Жан-Поль занес в вагон мой чемодан, лицо у него было растерянное. Я вежливо сказала «спасибо, до свидания!», и всё. Он вышел из электрички, она тронулась.
Ехать мне было долго, больше часа. Я думала: отчего же мы так «скомкано» и быстро  простились? Я даже не обняла его. С другой стороны, что это меняет? Минут через тридцать Жан-Поль, очевидно, тоже осознав, что ничего не сказал мне на вокзале, прислал СМС-ку:
- Марина! Не грусти, я люблю тебя. Храни радость жизни и оставайся наполненной светом. Мне уже не хватает тебя.

Может быть, дорожные заботы заставляли быть собранной, во всяком случае, никакие чувства не увлекали меня в мир фантазий и раздумий. Я хорошо поспала в самолете до Москвы, где предстояло сделать пересадку. Печалиться было некогда, нужно было переехать из одного аэропорта в другой, уладить формальности, позвонить домой, сообщить дочери, Светланке, когда я прилечу.
В Москве мне пришла СМС-ка от Жан-Поля:
- Представляю, что ты совсем одна, такая маленькая, среди толпы в аэропорту Москвы. Я думаю о тебе, Марина, и мои глаза полны слез.
- Я тоже предпочла бы сейчас быть в твоих объятиях - написала ему в ответ.
…Когда я прилетела домой, наговорилась с дочерью и раздала всем подарки, меня уже ждало письмо от Жан-Поля:
- Только что у меня закончились занятия по верховой езде. Сегодня я заезжал к маме. Она крепко тебя обнимает и уже скучает. Рад, что ты благополучно добралась домой. Мне ужасно, просто ужасно не хватает тебя. Мне так грустно, что ты больше не здесь. Марина! Мама любит тебя, я тебя люблю! Поскольку я живу один, ты ВСЕГДА приглашена ко мне. Не заботься об остальном – это не имеет никакого значения. Ты – мой ангел света навсегда! Жан-Поль.

В этом письме не было ни одного многоточия, его писал человек, который знает, что говорит. Так не похоже на Жан-Поля!
Несмотря на предстоящую поездку в Мексику, он сказал мне «ты всегда приглашена» и «не заботься об остальном». Меня наполнили радость и благодарность. Хотя до сих пор не понимаю, зачем ему было делать столь серьезные заявления.

Изменилась ли ситуация в целом? Нет. Очень скоро настал день, когда Жан-Поль должен был уезжать… в Мексику, к своей даме. Часов в десять утра он начал слать мне СМС-ски. Первая была такой:
- Я еду в той же электричке, что ехала ты, в аэропорт Шарль де Голь. Я думаю о тебе, я тебя люблю.
Как было реагировать? Странно, что он вообще пишет МНЕ. Я ответила:
- Может быть, ты вспомнишь меня… однажды, во время твоих мексиканских каникул. Если сможешь, будь счастлив.
Он откликнулся стразу:
- Я никогда не смогу забыть тебя! Никогда! Мне тебя не хватает.
Тут уж я не выдержала:
- Будто бы я не знаю, куда ты летишь! Зачем ты пишешь мне сейчас? 
- Мариночка, прости меня. Я не хочу, чтобы ты страдала!
… Потом он замолчал. И только через час пришло сообщение:
- Я уже в самолете. Скоро мы взлетаем. Марина! Люби меня, как я тебя люблю. Прошу тебя,  умоляю…  люби меня!
Да что же это такое?! Пойму ли я когда-нибудь этого мужчину? Ну, летишь ты в Мексику, и лети! Для чего же писать мне?

Сумерки сгущаются
Знаете, бывает, когда в пылу событий вдруг поранишься, то сразу этого не заметишь и даже не почувствуешь боли. Только потом обнаружишь, что кровь течет, и она настоящая, твоя.
Со мной произошло примерно то же. Когда Жан-Поль уехал в Мексику, я решила не думать об этом и не представлять, как он проводит время. Когда он вернулся и снова писал мне о любви, я тоже держалась. Была  оживленной, даже иногда искусственно-веселой, и не хотела замечать, что удар мне нанесен Жан-Полем в апреле, когда он впервые сообщил  о своей мексиканской подруге.
Потом, во время июньского пребывания в Париже, в доме моего друга, я все ещё надеялась на лучшее. Вдруг он изменит решение, сдаст билет и останется со мной. Даже, уезжая в Мексику, Жан-Поль писал мне: «Прошу тебя, умоляю, люби меня!». Мне уже было тяжело, но я держалась на энергии веры, на силе любви.
Сейчас, с наступлением осени, я сказала Жан-Полю, что нам надо взять паузу, не писать друг другу. Тут как раз и пришел момент осознания того, что я… ранена, ранена давно и глубоко. Запас сил кончился.
Мне все время казалось, что я недосказала чего-то, не объяснила, не спросила. В уме я прокручивала разговоры с Жан-Полем.

Часто вспоминала свой счастливый мартовский визит к Жан-Полю. Тогда у меня не было даже тени сомнения, что все будет замечательно. «Доверяй миру!» - этот завет я прочувствовала всем сердцем. И доверяла полностью! В мыслях, мечтах, визуализациях, я уже видела себя, живущей во Франции, в квартире с волшебными окнами - с видом на озеро.
Что мне оставалось теперь? Как расценить происшедшее, как понять?
Моя система верований рушилась. Ведь я же знала, была уверена: надо ДУМАТЬ  ХОРОШО, радостно, позитивно, не сомневаться, и все у тебя получится! 
«Есть только ты и твое развитие, реальность изменяется вместе с тобой» - прочла я однажды у Дипака Чопры.
И еще запомнила его высказывание: «Вселенная поддерживает всякое начатое тобой действие. Стоит тебе принять решение, как она тут же начинает над ним трудиться!».
Как же так? Я глубоко верила в свое счастье. И даже когда узнала о существовании мексиканской дамы, нашла в себе силы приехать во Францию, к Жан-Полю, во второй раз, чтобы изменить ситуацию.
…Теперь я осталась одна, и сил на то, чтобы думать прекрасно, у меня уже не было. Словно рушился мой замечательный, удивительный мир, со всеми открытиями, убеждениями. Он рушился и грозил  оставить меня под обломками. Это было в десять раз серьезнее, чем просто разочарование, это была катастрофа.
Я металась среди своих вопросов: почему? Отчего? Что я сделала не так? Ответов не было. Не могла я побеседовать и с Жан-Полем наяву.   Словно компенсируя это, я говорила с ним мысленно. Я спрашивала его о многих вещах, пыталась представить, что бы он ответил. Говорила и говорила с ним бес-ко-неч-но. С ним, то есть фактически с… собой. Днем, вечерами, ночью!
Словом, я совершила самые большие ошибки. Я позволила своим мыслям взять надо мной верх. Будто бы я в то время не жила в реальном мире, не ходила по улицам, не работала. Я существовала в слое своих фантазий, вымышленных разговоров, мрачных прогнозов.
Мне уже 42 года, думала я. - Может быть, это была последняя история любви в моей жизни? И она закончилась крахом. История любви оказалась не нужна миру! Что меня ждет теперь? Только воспоминания?
Мысли и виртуальные разговоры затягивали в свое болото, сначала я оказалась там одной ногой, потом двумя. Чем больше я барахталась, тем вернее засасывала меня трясина. И это уже не было преувеличением. Я думала и мрачнела, мрачнела и думала. Пока в один момент это не приобрело размеров катастрофы. Я не могла больше размышлять - это стало моим проклятием. Но уйти от мыслей я тоже не могла.

…Вспышкой, словно кадр из фильма: я говорю с врачом. Он задает вопросы, я неохотно отвечаю с той идеей в голове, что ничего нельзя поменять. Зачем бессмысленный разговор? Но отчего-то я должна быть здесь, в кабинете врача, и даже что-то ему объяснять. А мне бы только одного хотелось: чтобы меня оставили в покое.
Как бы мне проснуться? Кадр сменился. Я будто бы в больнице, да, наверное, в больнице. Мне ставят капельницу, я  засыпаю. Потом приносят поесть. Я ем, мне ставят укол, я снова  сплю.
Дальше вспышками картинки меняются незначительно. Все какие-то сцены из больничной жизни. Изредка разговариваю с врачами, но это уже не вызывает у меня мрачной озлобленности. Мне ставят уколы, дают таблетки,  я сплю практически все время, изредка выныривая из объятий сна, чтобы поесть, но не успеваю погрузиться в омут своих мыслей и переживаний.

Рассвет. Утро
… Я открываю глаза и начинаю оглядываться вокруг.
Это моя спальня, вот тумбочка, на ней – сувенир, прозрачная пирамидка, внутри которой - Эйфелева башня. Вот знакомые обои с крупными нежными голубыми цветами – можно протянуть руку и потрогать, мягко пройтись кончиками пальцев по завиткам шелкового узора. Форточка широко открыта – даже легкие шторы чуть колышутся. Я жадно вдыхаю свежий утренний воздух – наверное, ночью прошел небольшой дождь – и слышу со двора, где много деревьев, птичий гомон.
Без всякого сомнения, я нахожусь в своей квартире, что вселяет в меня огромную, распирающую грудь, радость. Даже крикнуть хочется: «Ура! Я дома!».
Значит, мне приснилось, что я была в больнице. Господи, какое счастье! Я повторяю эту фразу много раз, как молитву.
Благодарю! Это был всего лишь сон, только длинный и страшно-правдоподобный. Я никак не могла проснуться. Так бывает, и с вами тоже, правда? Особенно, когда снятся кошмары. Они длинные и тягучие, слава Богу, что всегда наступает утро.
Честно говоря, я пребываю в такой неподдельной радости еще и вот отчего: сейчас я точно знаю, что мое наваждение закончилось. Я больше не позволю себе погружаться в однообразные мрачные мысли. Я больше не буду часами «беседовать» с Жан-Полем. Моя болезнь – сейчас я пишу это слово без кавычек, ведь я позволила себе опуститься в подземелье безнадежности – закончилась. Я здорова!
Разрушительные мысли вызывают только хаос. Но кто, как ни мы, создаем свои страхи, своих демонов?
Мир такой, как прежде, как и всегда. Жизнь – это зеркало. Думай радостно, позитивно, думай хорошо, и мир будет твоим зеркалом. Как просто и… необычайно сложно.

Прошло два месяца. Жан-Поль написал мне письмо, довольно длинное. Я запомнила такие слова:
«Марина! Ты без сомнения знаешь о Французской академии. Ее члены избираются пожизненно. Сейчас ты думаешь: к чему это он заговорил об академиках? Я объясню: если ты приходишь в мое сердце, то это навсегда. Пока я жив, я буду любить тебя. Помни об этом. И снова повторю: мне  хочется быть источником твоей силы. Знай, что ты не одна на этой Земле. Я думаю о тебе! Хочу продолжать общаться с тобой. Хочу, чтобы ты мне рассказывала о себе, о своих радостях и печалях. Я хочу, чтобы ты была в моей жизни! Обнимаю. Жан-Поль».

За последнее время многое изменилось в моем восприятии мира. Даже на историю с французским другом я стала смотреть как-то по-другому. Он подарил мне столько любви! Можно сказать, что в течение года он почти каждый день писал или говорил о своих чувствах! Об этом  можно только мечтать. …И в то же время счастливее от этого я почему-то не стала.

Да, в его картине жизни многое было иначе, чем в моей! Он был уверен, что можно любить одновременно двоих!
На мой взгляд, ему присущи  раздвоенность, противоречивость! Но ведь Жан-Поль не обязан был полностью отвечать моим ожиданиям. Порой мне начинало казаться, что его понятие любви даже интересно!
Если мы любим, то обычно хотим, почти требуем, чтобы в ответ любили нас. Французский друг много раз писал и говорил мне: «Я верен чувству, которое испытываю к человеку. Я люблю тебя, что бы ты ни думала обо мне, где бы ни была. Неважно, где я, неважно, как сложится наше будущее, я все равно люблю и стану любить тебя!».
С другой стороны, у меня внутри зреет уверенность, что Жан-Поль особенно преуспевает  в виртуальных отношениях, их он выстраивает просто прекрасно, отлично, виртуозно, чего нельзя сказать о реальной жизни. О его реальной жизни. Может ли он быть рядом с женщиной, жить с ней? Не знаю. Впрочем, Бог ему судья.
Что ещё я поняла из истории  с Жан-Полем? Если поиски любви вовне, поиски совершенства в другом человеке не дали ощутимых результатов, значит, пришло время сместиться к поискам в… себе. Или к поискам себя, настоящей! Как грандиозно сказано в Библии: «Умирись с собою, и умирятся с тобою Небо и Земля». Как ошеломляюще просто: сначала умирись с СОБОЮ.
Да, забыла сказать, тот гид из Лувра, Эрве, дал мне тогда, в Париже, не только номер мобильного телефона, но и свой электронный адрес. После всех грустных событий я написала ему. И он ответил мне! Теперь мы общаемся.
А еще всегда в моем сердце звучат слова Мастера, Антара: «Жизнь полна чудес для тех, чьи сердца открыты. И помни: моя нежность – с тобой!».

Вместо послесловия
Сколько нужно пройти, чтобы отыскать дорогу к своей душе? У каждого – особенный путь. И вот парадокс: чем больше я знаю, тем больше остается непознанного. Но послание от моей души не утратило своего значения:
«Доверяй миру. Слушай себя. Можно достичь всего!».
Остается добавить главное, то, что пришло ко мне в особенную минуту: «Линия жизни – это линия Любви».
Мне еще столько предстоит открыть! И снова приехать во Францию, в свой обожаемый Париж - параллельный мир, который меня всегда исцеляет! Но это уже совсем другая история. Придет время, и я обязательно расскажу вам её…