Ressentiment

Подпоручику Орлову отказали… Лизанька Верещагина, за которой он старательно и щедро ухаживал почти полгода. Пожалуй, больше. Орлов повстречал её на прошлогоднем Рождественском костюмированном балу; а сделал предложение (Лизанька подняла на Орлова свои прекрасные, в тот момент, удивленные глаза: «Этого не может быть... простите меня...») в субботу вечером, месяца октября, шестого его дня. Дату он запомнит навсегда. До старости, если жизнь его не будет прервана дуэлью*.
*Смерть на поле боя подпоручик, носивший на груди древнюю афонскую ладанку (тётино благословение), уверенно исключал.
Дом Верещагиных, посещаемый Орловым, minimus, раз в неделю, был замечателен.  Безупречен: местоположение (набережная Мойки, нумер пятьдесят), внешняя архитектура, паркетно-шёлковые интерьеры, мраморно-скульптурная составляющая вперемешку с экзотической растительностью в кадках и горшках, обитатели и гости. Люди прежде всего!  Их родословная, наживаемый капитал, таланты. Их какой-то особый, усиленный духами запах; модные, порой смелые туалеты; причёски и украшения. Их манеры и особое, присущее благородному сословию поведение – естественная вежливость, непринуждённая взаимная почтительность и искренняя простота, исключающая всякую иерархию, чинопочитание и субординирование.
Да-с! Главное достоинство человека – его способности и их намеренное развитие. Например, старшая дочь Верещагиных Оленька (Ольга Ивановна) совершенствовалась в игре на арфе, сознательно избрав этот специфический инструмент для полного покорения.
 - Волевое погружение в античность, - ответила она Орлову на его любопытство, почему арфа, а не обыкновенный рояль.
Этот вопрос, как после сообразил подпоручик, не совсем корректный, был задан в первые его визиты к Верещагиным. В те разы, когда он посещал семейство в компании с ротмистром Шпеером.  Собственно, Орлов и был представлен Лизаньке, как добрый приятель ротмистра.
Позже, через Котю выяснились некоторые подробности и нюансы Оленькиного музыкального пристрастия. Оказалось, что Ольга Ивановна «сохла» (слово не совсем Орлову понятное) по арфистке Мариинского театра Марлинской, которую несколько лет назад увидела во время антракта «Лебединого озера» в оркестровой яме. Именно она приходила к Верещагиным заниматься с Оленькой музыкой. Примечательно, что Орлов видел эту похожую на Екатерину Вторую, темноглазую даму всего несколько раз - они посещали дом на Мойке в разные дни.
Кто такой Котя? Котя или Костя Верещагин - младший брат Ольги Ивановны и Лизаньки. Мечтает стать моряком. С подпоручиком у Коти свои отношения. Из-за разницы в возрасте - Орлову двадцать шесть, Коте тринадцать - дружбой их назвать нельзя, но что-то очень близкое. Иногда Котя, когда Орлов сидит в малой гостиной, (она же курительная) один, Котя просит у него папироску. Подпоручик с улыбкой отказывает, но затянуться даёт.
Котя любит приставать к Орлову с вопросами: как устроен бинокль? дальность полёта снарядов, выпущенных береговой гаубицей? кто такие «буржуи»? почему у крестьян так много детей, а у рабочих нет?
Спросит и внимательно смотрит на Орлова. Голубые глаза его весело блестят, предлагая подпоручику сдаться и перевести разговор в русло шутливое.
Такие же веселые, голубые глаза у Ивана Аркадьевича, отца семейства. Иван Аркадьевич служил в Министерстве железных дорог, занимая в нём «узловую» должность, владел акциями нескольких судоходных и горнопромышленных компаний и имел три имения (pardon за тавтологию), в том числе на юге России. Но сие обстоятельства нисколько Ивана Аркадьевича не испортили. Обладание богатством отразилось лишь в массивном агатовом перстне да в бриллиантовой галстучной заколке. А так Верещагин был на короткой ноге со всеми Лизонькиными гостями.  Он не стеснялся громко смеяться над анекдотами, которые рассказывал Локтев, как не стеснялся подпевать Орлову своим непригодным для вокала голосом.
Так точно-с! Подпоручик Орлов пел, имея на это полное право: высокий сильный тенор (в корпусе он был строевым запевалой), тонкий, страдающий от фальши слух, умение подчиняться аккомпанементу. Аккомпанировала Лизанька. На Орлова не смотрящая, полностью занятая нотами исполняемого романса.
С этого, собственно, и началось. С того, что Лизанька перестала на Орлова смотреть. Стала избегать оставаться с Орловым наедине, как это бывало, когда они репетировали номер. Теперь возле них обязательно кто-то присутствовал. Либо Ольга Ивановна, либо Котя. Иногда на диван в музыкальном зале, где стояло фортепиано (арфа помещалась в «Большой гостиной»), садилась Ирина Дмитриевна.
Лизанькина матушка выглядела значительно моложе своих сорока пяти. И тоже старалась дистанцию между собою и гостями максимально сокращать. Ирина Дмитриевна охотно играла в фанты, носила платья, которые дамы её лет никогда не надели бы, и ярко красила губы (подкрашивала после кофе, чаепития или ужина), называя это «charmes».
Теперь Лизанька не рассыпалась в преувеличенных благодарностях, при встречах принимая от Орлова букетик фиалок или коробку конфет. Лизанька не улыбалась, показывая прелесть своих великолепных зубов. Она краснела.
Как подпоручик мог расценить подобную реакцию? Однозначно – как одно из проявлений влюблённости. Да-с! Если девица краснеет, значит она готова любить, начинает любить… Любит робкой ещё любовью! Любит и ждёт.
И свою любовь к Орлову в себе не таит. О ней (судя по неловкости и смущению при его появлении) знают Оленька, Иван Аркадьевич, Ирина Дмитриевна. Может быть, Котя, ставший вести себя с Орловым несколько фамильярно.
А раз так…
В субботу, шестого октября 1911 года подпоручик Орлов, облачённый в парадный мундир, приехал предлагать Лизаньке свои руку и сердце.
И служебные перспективы. Ибо ничего кроме этого предложить не мог.
Кроме прежней компании в гостиной находился ещё один человек –  одетый во фрак по-мужицки бородатый господин, оказавшийся лесопромышленником и миллионером. Так о нём шепнул Орлову изящный университетский доцент Лебедев.
«Конкурент! – подумал Орлов, запуская в себе тяжёлый сердечный стук. – Тянуть нечего. Да-с!»
Перед игрой в винт, решили послушать арфу, недавно разученную Ольгой Ивановной новую пьесу.
«Которая, - подумал Орлов, ища глазами Лизаньку, - будет мало чем отличаться от пьес «старых». Сейчас или никогда!»
Лизаньки в гостиной не было.
После папиросы Орлов в гостиную не возвратился, он пошёл Лизаньку искать. И нашёл её в галерее, стоящей у окна подле пышной, вечноцветущей китайской розы. Девушка что-то рассматривала.
- Вот, - покраснев и с испугом взглянув на Орлова, произнесла она, - мне господин Квашнин подарить изволили. Какой он странный.
Подарком миллионера-лесопромышленника являлся жемчужный кулон на тонкой платиновой цепочке.
- Я давно уже хотел вам сказать, - чуть не прошептал Орлов, удивляясь недостатку воздуха и слабости в ногах. – Я.. кхм… Я хотел сказать... я хотел сказать... Я за этим приехал... что... быть моею женой!
Самое страшное было сказано. Но оказалось, что не «самое». Его произнесла Лизанька:
- Этого не может быть... простите меня... И умоляю, не приезжайте больше к нам!
Лизанька закрыла личико руками. Орлов, ставший в это мгновение оглохшим стариком, медленно оставил галерею.
В гостиной, где все уже расселись перед арфой, подпоручик сослался на головную боль и быстро направился в гардеробную.
Возле лестницы его ждал Котя.
- Дайте папироску, подпоручик.
- Что?
- Папироску.
- Но почему? Почему?! – Орлов, не понимая, что делает, сунул Коте портсигар.
- Благодарствуйте. Вас, подпоручик, перепутали.
- С кем?
- С вашим однофамильцем корнетом Орловым. Графом, между прочим. Понимаете, в чём глупость общего положения?
***
Как маскарадом началось, так маскарадом и закончилось.
Да-с, произошла ошибка. Тогда на Рождественском балу, когда ротмистр Шпеер представлял Орлова Лизаньке. Оба были одеты «Мушкетёрами» (и костюм и билет Орлов выиграл в штосс у княжеского отпрыска, юнкера Енгалычева), и эффектный костюм чрезвычайно Орлова украшал.
- А это, Елизавета Ивановна, мой добрый приятель г…
Тут грянула мазурка.
…Орлов. Прошу любить и жаловать, его как меня. Вы сегодня просто прелесть!
Ротмистр был несколько нетрезв и поэтому щедр на опасные слова. 
А кто может быть Орловым и добрым приятелей ротмистра Шпеера? Только граф.*
*Подпоручик высокопробным дворянином не был. Он был сыном захудалого Тверского помещика. Но племянником генерала (по материнской линии), его в кадетский корпус устроившего.
Выйдя на набережную, Орлов слепо осмотрелся и понял, что спасти его может либо холодная вода Мойки, либо стакан водки в ближайшем трактире! Или-или!
Орлов выбрал трактир. 
И через два-три часа приехал на извозчике в часть. Где без особых, как ему показалось, трудностей, решительно добыл караульное ружье. А заодно солдатскую шинель и папаху.
- Я вам покажу, ошиблись! Я вам сейчас устрою братство и равенство! Я вам…
Пролётка летела сквозь раннюю ночь. По адресу: набережная Мойки, нумер пятьдесят.
Швейцар пускать не хотел. За это он отлетел в угол подъезда.
Бег по лестнице показался полётом.
Перед входом в гостиную подпоручик взвёл ружье. И сильно толкнул сапогом её прикрытую двустворчатую дверь:
- А ну, буржуи! – режущим слух тенором заорал Орлов, направляя ружейный ствол на оторопевшую публику. – Которые тут временные? Слазь! Кончилось ваше время! Деньги ни бочку, сволочи! Сымай цацки и бирюльки, гады!
Иван Аркадьевич, бледный, вспотевший, испуганный, находившийся в шаге от Большого шлема, положил на поднос кольцо и заколку. Ирина Дмитриевна серьги и пять разнообразных колечек. Лизанька, переодетого и пьяного Орлова не узнавшая, с презрением бросила подарок миллионщика, миллионщик стал отстёгивать с цепочки часы и…
Всё закончилось – Орлов получил смягчённый папахой удар по затылку. Бил дворецкий Влас. Канделябром…
***
Послесловие
Орлова пожалели (больше всех Лизанька) и историю замяли. Орлов подал рапорт и перевёлся в Кисловодск. Лизанька вышла за Квашнина и уехала. Котя теперь курит открыто.
Но это не всё. История была замята, но не закончилась. Продолжил её дворецкий Влас, тайно посещавший марксистский кружок, где после каждого занятия (чтение и толкование нелегальной «Искры») обсуждались пути и методы «революционной борьбы на местах». 
Мысль понравилась. И приняв более чёткую формулировку, была отправлена заказным письмом в Швейцарию.
А что было дальше, мы (если не забыли) знаем. Да-с!