Глава 10. Последние мгновения тишины

Яркое северное солнце ослепило ее. Постепенно начал ощущаться холод. Почему-то жгло изнутри горло, и резало в животе.

— Даже солнце приветствует тебя, дитя, — сказал кто-то, но Дара повернулась не к нему, а к свету. Нежно-розовые размытые облака вдали сменились ярко-рыжим ослепляющим пламенем. Глаза заслезились. В виски отдавала пульсирующая боль.

Прошло еще некоторое время, и одежда намокла. Стало еще холоднее. Редкие деревья вокруг начали постепенно проявляться, предметы становились четче, а звуки перестали раскалывать сознание. Солнце заметно поднялось, когда Дара повернулась в сторону голоса. На пне сидел старик с почти белыми глазами и смотрел на нее.

— Сон окончился, и пришла явь.

Она хотела что-то сказать, но словно забыла как это. Прошло пару минут, прежде чем она смогла разомкнуть пересохшие губы.

— Где... я?

— За пределами кошмара и в пределах лжи, как было всегда. Но опасность миновала. Надолго или нет — кто знает.

Дара отвела взгляд. Все еще было больно и холодно, но шевелиться не хотелось. «Я могу заболеть», — пронеслось в мыслях. Но сейчас это было так неважно, будто ранее случилось нечто еще более страшное.

Горло сковала боль — будто тысячи иголок изнутри разрывали его. Поэтому она прикрыла глаза и хотела коснуться духа мужчины, чтобы просить о помощи, но ничего не вышло. Тело будто окунули в ледяную воду — так холодно, что это даже обожгло.

— Тебе не следует напрягать свой дух, ибо он еще ранен. Тело поправится быстрее, дух будет догонять еще долго. Великий народ — вас многие хотели бы видеть слугами, даже силы природы. Интересно, что показало тебе то дерево?

Дара перевела взгляд на него и попыталась выдавить:

— Ч-ч-то…

— Что же я такое говорю? Я видел, как кровь просачивалась сквозь прижатые к животу пальцы. Запах твоей крови пробудил в дереве давно забытую ярость. Оно хотело мучить тебя и поглотить, но что-то помешало ему. Не только я позаботился о тебе в тот час. Ты не помнишь, дитя? Сильно измучила тебя злая сосна — старое и злопамятное дерево. Никогда не любил их.

Дара попыталась поднять руку. Хотелось встать с земли и стряхнуть с себя снег, но сил не осталось.

— Ты соединилась с деревом, когда силы едва не оставили тебя. Мудрое решение. Дерево исцелило твое тело, чтобы иметь возможность дольше мучить дух и, в конце концов, поглотить его. Но я шел — и оно кричало, вопило. Достать тебя труда не составило — оно само было готово извергнуть тебя. Что же это за сила помогла тебе?

«Силы оставили? Он сказал, что силы почти оставили меня», — подумала Дара и коснулась своего живота. На левом боку чувствовалась дыра в одежде, куда задувал утренний морозный ветер, но кожа была целой, пусть и грубой, в свежих рубцах.

— Что же ты такое с ним сделала? Такую древнюю силу не каждый бы смог одолеть — может, не только рыжего брата забрать? Но нет, знание говорит, что не ты мне нужна.

Через какое-то время Дара вновь попыталась разжать губы. Старик подошел к ней, приподнял голову и напоил талой водой из чарки.

— Как… боль…но, — с придыханием прошептала она. — Как… долго…

— С момента твоего соединения прошло четыре дня. С момента подавления бунта — два.

«Бунт? О чем он говорит?», — с ужасом подумала Дара, и к резям в животе добавилась тягучая боль от страха.

Перед глазами вдруг заплясали картинки. Они вчетвером дошли до Скалистой крепости — ближайшей с востока. Некоторое время назад оттуда повалил черный дым — сигнал о вражеском войске, но тут же прекратился. Никаких войск не было замечено, но в Евлоре с тех пор все были настороже.

«Это надоело мне, Дара! Сколько еще нам терпеть их на нашей земле?», — услышала она голос Вилмара в голове. «Я не хочу это вспоминать», — пронеслось в мыслях, но вспышка воспоминаний оглушила ее. Ранние сумерки в эти короткие дни и разбушевавшаяся метель мешали взору. Силуэт Вилмара и его попытки перекричать непогоду возникли в ее сознании нечетко, будто мимолетная дымка.

«Ты сетуешь на Ирию, будто бы она не воин — капризная и зазнавшаяся. Но ты такая же, Дара, только еще и лицемерная. Только и делаешь, что трясешься от страха. А мы не боимся. Мы вернем свое!», — звучали в голове слова друга, и боль стянула грудь. Но лишь на мгновение. Вновь на душу легла пустота, словно все чувства проходили насквозь, лишь мимолетно касаясь ее дуновением ветра.

— Нас предали, — через время сказала Дара, когда боль в горле перестала властвовать над ней. Солнце было еще выше, и краем сознания было понятно, что от долгого лежания на снегу будут последствия. — Варрары... Мы… д-думали, они верны... — Дара тяжело задышала, пытаясь вспомнить. — Он убил Элрика, моего десятника, пока тот наблюдал за крепостью силой духа. Все было так быстро, я тоже… в тот момент наблюдала крепость, была в ней сознанием.

— Не тужься, дитя. Все придет в свое время. Вспомнишь то, что должна и забудешь то, чего знать не обязана.

— Душа… Как же больно и пусто одновременно.

— Этот след затянется через время. Душа не одеревенела, но сила духа у деревьев велика — понадобится время, чтобы залечить такую рану.

Веледара попыталась встать, и нюэле помог ей.

— И впрямь, негоже на снегу лежать. Тебе пора вернуться и принести свет во мрак души одного воина.

***

Когда они подходили к крепости, солнце было уже высоко. Старинная каменная крепость — первая таковая по эту сторону Великих гор, встречала ее мрачным молчанием. Деревня нюэле казалась пустой — старик сказал, что увел всех в лес как только почувствовал кровь.

Дара еле шла, потихоньку передвигая ногами и сильно опираясь на старика. Тот оказался сильнее, чем казался на первый взгляд.

— Ты вела меня, а теперь я веду тебя. Это интереснейшая линия судьбы — помощь возвращается тебе, когда ты больше всего в ней нуждаешься, — сказал он, как всегда мудро и поэтично.

Нюэле довел ее до самых ворот, где их остановили сурового вида стражники. Они не желали пускать никого внутрь, и девушку они не признали. Они позвали проходящего мимо паренька, Извека, которому Дара читала письма, и тот в ужасе оцепенел при виде нее.

— Этого не может быть… Ирия сказала, что тебя убили…

Потом он вдруг развернулся и закричал кому-то на стенах:

— Позовите Варди! Скорее! Позовите его!

—Ч…что слу-лу-чилось с ним? — Спросила Дара, протягивая руку к стражнику. Тот позволил ей на себя опереться и провел внутрь. Старик же решил вернуться к своему народу.

— Извини, что не признали тебя. Но то, что тут было, не дает нам права больше расслабляться.

На снегу еще виднелась кровь. Стены еще отмывали некоторые стражники, обратившие свое внимание на нее.

— Что здесь было? — Прошептала Дара. Ноги совсем оледенели, мокрый меховой плащ только мешал идти.

Неприятное воспоминание вспыхнуло в сознании, подобно удару молнии. Ночь и темнота. Позади лес, а впереди край высокого утеса. Вокруг яростно бушует метель. Неистово шумит внизу море. Элрик толкает ее, и дух резко возвращается в тело. Десятник кричит, чтобы она уходила, разворачивается и не успевает даже отбить удар, как топор варрара вонзается в его плоть. Дара кидается на варрара, но тот невероятно велик и силен — именно он на празднике с легкостью расталкивал противников на боях с шестами. Приходится уклоняться от его топоров, а затем проскочить под руками и рассечь голень. Разворот — и Дара ранит его бок.

«Ловкость — твое оружие. Зачастую она оказывается полезнее силы», — говорил учитель, когда они начинали обучаться.

Но в этот раз ее оказалось недостаточно. Варрар со всей силы замахнулся топором и сломал лезвие сабли. В этот момент его окликнул Вилмар, и варрар остановился.

— Я даю тебе шанс исправить несправедливость своего народа, — сказал ей Вилмар. — Эрусы уйдут с этих земель, и они вернутся к законным владельцам.

— Вы потеряли их в честном бою, — задыхалась Дара. Под шапкой вспотели волосы. — Слабость твоих предков привела их на колени, а милость моих позволила им жить! Ваши бывшие хозяева стали захватывать наши земли, и вы решили броситься на колени уже им? Это и есть трусость, Вилмар!

Зеленый отсвет Северного сияния над морем ярко блеснул в ночи. Благодаря нему Дара видела силуэт варрара и кинулась к нему, выхватив кинжал. Варрар развернулся, перехватил руку Дары с кинжалом и, сломав ее, воткнул прямо в живот ее собственной рукой.

Стражник спрашивал, все ли хорошо. Так не хотелось отвечать ему. Дара коснулась рубцов на своей коже.

— Великий Создатель! — Воскликнул второй стражник, увидев ее рану. — Что это за колдовство?

— Это… не… это не кол... колдов...

Вдруг одна из дверей с грохотом распахнулась. В крепости уже никто не занимался делом. Дара видела, как все устремили свой взор на вышедшего. Но ее собственный взгляд никак не желал восстанавливать четкость. Лишь смутный силуэт предстал перед ней. И все же ей казалась знакомой эта фигура, душа подсказывала ей.

— Не может быть! — Варди, казалось, едва не упал. Надрывный его возглас больно резал душу. — Не может быть! Великий Создатель! Какая это милость! Или меня обманывают мои глаза?

Дара отпустила руку стражника и медленно, хромая, поплелась в сторону брата. Тот подскочил моментально — едва не сбив ее с ног. Одной рукой он обнял ее за талию, другой водил по ее лицу.

— Это ты и будто не ты вовсе.

Глядя на лицо брата вблизи, тоже хотела сказать и она. Будто бы взгляд стал суровее, глаза впали, скулы выделялись как у голодающего. Бледный и осунувшийся мужчина был едва узнаваем.

Он прижал ее к себе, порывисто, но нежно и трепетно.

— Я думал, ты умерла.

Он прошептал ей на ухо, но эти слова криком прошлись по ее душе. По рукам пробежали мурашки.

— Посмотрите на ее рану! — Закричал один из стражников. — Если ее ранили туда, то кожа бы не заросла так быстро! А если это старый шрам, то она лгунья!

***

Ее отвели к лекарю. Осмотр лишь подтвердил слова стражника — рана затянулась недавно. За дверью слышались голоса командиров и главных зачинщиков. Все спорили, нужно ли судить Дару за колдовство. Но все вмиг прекратилось, едва прозвучал голос княжны.

— Как вы смеете! — Крикнула Ирия, и голос ее был подобен стали. — Она спасла ваши жизни! Если бы она не предупредила меня, все мы могли уже гнить в море.

— Но госпожа, она могла вас обмануть!

— Неужели ты думаешь, что я не различила бы ложь? Она умирала или думала, что умирает. Остальное никого из вас не касается.

Все смолкли, и Даре показалось это странным. Как бы ни уважали солдаты княжескую семью, они все же были мужчинами. Хотя, как ведут себя с князьями солдаты, она не знала. Вернее, знала, но по слухам, а не благодаря опыту.

— Сегодня пришло письмо из Скал. Князь Дулов отбил крепость. Там действительно засели варрары, и если бы их бунт удался здесь, то не осталось бы никого, кто смог бы предупредить его об угрозе и помочь. Мы обязаны ей жизнью, не забывайте!

Послышался тихий шум, но вскоре вновь наступила тишина. Дверь отворила Ирия и, к удивлению Дары, поклонилась ей.

— Я благодарна тебе от имени моей семьи. Ты защитила нашу честь.

— Мне… очень приятно… но я не знаю, как…

— Что не знаешь? Не знаешь, как спасла? — Княжна не сильно ей верила. Но подошла к постели и опустилась в кресло. — Ты не помнишь? Как тебе вообще удалось выжить? Твой голос был так слаб, ты просила передать слова прощания братьям и семье. «Простись за меня с братьями и семьей. Скажи отцу… скажи…» — и больше я не услышала ничего. Если бы я не знала, что берендеи способны на такое, то подумала, что схожу с ума.

— Сказала? Я сказала?

— Ты коснулась моей души — я тогда вышла на стену. И тут услышала твой голос. Ты сказала, вас предали, тебя смертельно ранили, а в крепости занимается мятеж. Если бы не ты, нас тут уже не было бы. Над Серыми Скалами поднялся черный дым — это был их сигнал о начале атаки. Но к тому времени большинство мятежников уже были заперты внизу. Их мятеж не удался благодаря нашей осведомленности. Нас не застали врасплох, но всех мятежников мы не знали. И даже сейчас они могут скрываться среди нас.

— Разве вы не... не закрыли... варраров?

— Среди мятежников было много северных эрусов. Полукровки и даже никак не связанные кровью с варрарами. Это было жутко, Дара. Даже вспоминать не хочется. Но их было слишком мало, чтобы противостоять нам. С запертыми в темницах будет разбираться лично Дулов. Мне не хочется в это лезть. Некоторых, правда, допросили — так решили старшие, даже не поставив меня в известность. После резни предатели должны были подать сигнал дымом, что крепость взята.

— Я рада… что все удалось. И… что ты жива.

Ирия грустно хмыкнула.

— Я все думаю, что было бы с нами без тебя. Мы бы не отправили письмо Дулову, и он попал бы в Серые Скалы. А так он пустил часть войска через перевал, как и планировал — чтобы сбить их внимание, а основную часть повел лесными тропами. Застал их врасплох...

Дара коснулась ее руки. Взгляд Ирии замылился, она была так погружена в собственные мысли, что это простое касание было для нее сродни удару плетью.

Дара все еще говорила с придыханиями. Слова давались ей тяжело, голос ужасно хрипел, но в тепле горло болело меньше. Она поведала Ирии тайну своего спасения, все еще тронутая ее словами перед солдатами.

— В дерево? Слилась с деревом? — Ирии было трудно в это поверить. — Как бы оно ни было, мы обязаны тебе жизнью. Хотя я думаю, что это колдовство. Любые способности, даже дар эрусов, нужно использовать мудро и в меру.

— Признаться, странно слушать от вас хоть какую-то похвалу, — уголки губ Дары едва заметно дрогнули. — Вы не изменились внешне, и все же — другая. Прямо как Варди. Неужели людей так меняют битвы?

— Ты сама бы удивилась тому, как выглядишь. Как живой мертвец, — хмыкнула княжна. — Но к слову о Варди… У меня был разговор к тебе. Но я не знаю, как начать его.

Дара терпеливо ждала, когда Ирия найдет нужные слова. Отношение ко времени тоже изменилось. Ей казалось, что прошло немного времени, хотя тени на полу и стенах показывали иное.

— Знаешь, когда я передала ему твои слова, услышанные на стене, он будто окаменел. Взгляд опустел. Он не хотел в это верить. В глазах его я видела такую боль, которую сложно описать словами. Я завидовала тому, как сильно он любил тебя, даже погибшую. Когда на горизонте поднялся черный дым и предатели раскрылись, в него будто что-то вселилось. Думаешь, я преувеличиваю? Но я знала его, Дара. Пусть и не так хорошо, как ты. Варди мог быть грубым, но внутри всегда был мягок и добр. Но тогда я видела словно другого человека. Я видела, как он метнул топор в одного из них, и тот вошел между глаз так глубоко, что наутро его так и бросили в костер. Варди не разбирал своих и чужих. Мы до сих пор не уверены, что убитые им в ту ночь поголовно предатели. Только мое слово уберегло его от суда и линчевания. Ярость его была так велика, что… Дара, если он еще раз ощутит такую боль, то не выдержит.

Она сжала ладони, больно впиваясь ногтями в кожу.

— Мне тревожно за него.

Дара постаралась приподняться на локтях и потянулась за водой. Ирия сама напоила ее, и тогда Дара смогла ей ответить:

— Он всегда был таким, сколько его помню. Часто не следил за языком, за что и получал порку… Мы ничего с этим поделать не могли, хотя Эирик много раз… много раз с ним разговаривал об этом.

Горло вновь начинало саднить, голос терялся, грубел. Дара сильно прокашлялась и натянула меха к подбородку.

— Но вы должны знать, — прохрипела она вскоре, — что в сердце у него другая. Варди не из тех, кто будет разменивать девушек.

— Я знаю. Он говорил мне. Так сказать, намекнул, — глаза княжны сверкнули, и легкая улыбка появилась на губах. — Но мы не знаем, как порой складывается наша судьба. Ты же любишь легенды? Скажи, разве их любовь может закончиться счастливо? Я подожду. Что-то подсказывает мне — она не его судьба, как бы Варди ни старался себя в этом убедить.

— В чем-то вы не поменялись. Почему же вы считаете, что ваша любовь будет счастливой?

— Потому что она безответна. Он не полюбит меня, я это знаю. Это будет ложкой дегтя в бочке меда.

— Вы спрашивали про истории любви… Я знаю… знаю такую. Мои отец и мать любят друг друга, а вы не могли не слышать, как трудно им пришлось.

— Тогда мне страшно представить, каков их деготь.

***

Прошли недели, прежде чем вести достигли ее. Сидя в далекой южной крепости, куда ее отправили по приказу Истры, услышала радостные крики, доносившиеся со двора. «Победили!», «Варрары отступили!» — слышалось со всех сторон. Дара накинула кафтан на длинную белую сорочку, и тут же выбежала в коридор. В лекарне было мало людей, и спросить оказалось не у кого. Пришлось идти вниз по широкой каменной лестнице, грубой и выточенной на скорую руку. Иногда казалось, будто все здесь сделано «на скорую руку» и «кое-как».

Дара открыла дверь, и свежий воздух ворвался в душное крыло старой крепости. Снега было совсем немного, что казалось очень непривычным.

— Что случилось? Было сражение? — Спросила она у проходящих мимо воинов. Молодые парни смутились при виде нее, и только один, больно воодушевленный, ответил:

— Да, поляница, у Топей. У меня там отец сражался! Говорит, не меньше трех тысяч варраров было! Они по льду шли, представляешь? Решили вспомнить древнюю магию — вперед себя пустили вьюгу, а нашим хоть бы хны! Как узнали об этом, стали лед рубить, и варрарам не осталось ничего, как бежать хоть к какой-то земле. И пришли они к Топям.

— Их настигли воины? Вглубь они не дошли?

— Куда им! Те, что уцелели, были разбиты Дуловым и Безмятежным, — воин расплылся в довольной улыбке. — Ты бы лучше закрыла двери, коли не хочешь заболеть.

— Спасибо, — Дара поклонилась и последовала совету. Глаза поначалу не желали признавать темноту вокруг, но после все же разглядели комнату. Везде идеальный порядок: расставленные чарки у дальней стены на длинном столе, небольшой шкаф с записками лекаря две двери по правую и левую стороны. Одна соединяла лекарню с казармами, другая вела в бани. Больные жили на втором и третьем этажах, в которые попадали по большой, но неудобной лестнице прямо напротив входа.

Ждать. Наверное, этого она не любила больше всего. Неизвестно, когда придут следующие известия, так что ничего иного не оставалось. Сменялись дни и ночи, тело и душа восстанавливались, а мысли часто уносили ее куда-то далеко. Одним из любимых занятий стало разглядывание ночного неба над морем, когда лишь редкие облака едва прикрывали небосвод. Повсюду царила тишина и спокойствие, кои Дара начала особенно ценить.

Варди тоже сражался. Он остался с Истрой, а она не стала бы отсиживаться в стороне. Интересно, встретился ли он с Хралфом и Скегги? Или, может, с отцом?

Иногда в памяти всплывали моменты соединения с деревом. Дара слышала собственные крики, раздирающую душу боль и огонь на своей коже. Особенно часто это происходило по ночам, когда сон и явь шли рука об руку, не давая другому полной власти. И не было понятно, правдивы ли эти видения. Сон теперь внушал страх — одно из немногих чувств, вернувшихся к ней — и коротать ночи Дара предпочитала у окна, несмотря на зимнюю прохладу. Мягкая зима здесь не шла ни в какое сравнение с суровой снежной повелительницей севера.

Но еще более тревогу вызвал голос. Будто бы какая-то женщина говорила с ней в дереве. Никак не получалось вспомнить чей он и что именно было сказано, но это точно не был внутренний голос самой Дары.

Дни проходили в тишине. Ходили слухи о том, что новости от них скрывают или забывают донести так далеко на юг. В крепости были совсем юные воины, еще не прошедшие Испытания или уже совсем пожилые. Через какое-то время стали прибывать покалеченные и негодные для дальнейших сражений. От них Даре удалось узнать о дальнейших успехах армии и о том, как был заключен Северный пакт — варрары признали поражение.

В ясное и даже более-менее теплое утро Дара решила потренироваться в стрельбе из лука. В оружейной нашла все необходимое, согнула короткий лук и натянула тетиву, взяла стрелы.

На стрельбище было тихо. Снег почти растаял, всюду была слякоть. Дара установила соломенную мишень, размяла плечи.

Большой палец, который ранил Лис, больше не болел. Дерево действительно исцелило ее, пусть и для своих жестоких целей. Отрубленные пальце не вернулись, но после всего произошедшего это уже мало ее заботило.

Стрела никак не желала вставать в «гнездо».

«Берендеи не рассказывали о таком. С одной стороны, они всего лишь не успели», — думала она.

Дара натянула тетиву. Ее скулы коснулось жесткое оперение.

«Но что еще скрывает этот народ? Эти знания были запрещены не без причины».

Выстрел. Мимо.

«А если это все было не случайно? Вдруг именно поэтому я не погибла в тот день?».

Снова мимо.

«Вдруг это все было из-за того, что отец знает их? Только благодаря тем знаниям я осталась жива. Но что, если это было испытанием моей веры? Что, если я не должна была пользоваться этими силами?».

Стрела у годила в ногу соломенному чучелу.

«Мог ли Эирик выжить, если бы эти знания пришли ко мне раньше?», — лук в руке дернулся, и стрела угодила в землю.

Дара прижалась к древку. Неприятная боль в правой лопатке не помогала избавиться от мыслей. Сколько бы усилий на концентрацию не было приложено, против мыслей спасения не было.

Она продолжала выпускать стрелы. Они врезались в чучело, точно как мысли влетали в ее голову. Такие же острые и беспощадные. Рана на животе вновь напомнила о себе. Иногда она побаливала, иногда нестерпимо чесались заживающие рубцы. Но бывали моменты, когда резкая жгучая боль так внезапно напоминала об ударе, будто он был нанесен вновь.

Резкие выкрики солдат отвлекли ее. Лук выпал из рук. Воины вернулись домой.

***

Они собрались у донжона. Дара поднялась на стену, чтобы хоть кого-нибудь разглядеть. Выстроившиеся ряды воинов проверяли десятники и сотники. На место проверенных десятков прибывали новые, внутренний двор полнился людьми. За стенами разворачивали лагерь. Пустырь вдруг ожил и наполнился гулом новых голосов.

Она обернулась, и увидела отца. Он стоял на стене и издали наблюдал за дочерью. Дара едва не поперхнулась воздухом от неожиданности. Кинулась к нему со всех ног и повисла на шее.

Он обнял так крепко, как никогда ранее.

— Дара… Как ты могла…

Руки отца обняли ее лицо. Он глядел так, будто не видел дочь вечность.

— Чтобы могло случиться? Как бы я жил, если бы тебя потерял?

В глазах его искрился страх. Настоящий страх. Дара вновь прижалась к нему, наконец почувствовав себя в безопасности.

Они говорили весь оставшийся день. Отец интересовался всем, что с ней происходило и пообещал отправиться к берендеям при первой возможности.

— На западе не все спокойно. Император потерял три дивизии у дальних островов, лирийцы же направили еще наемников. Нас тоже могут отправить, или оставить здесь на случай вторжения. Но как только все успокоится, мы двинемся на восток. Ненила подскажет, что делать.

— Отец… Знаешь, чувства постепенно возвращаются. Может, нам не нужно к ним?

— Боишься? — Без обвинений спросил Даромир.

— Нет... Вернее, не то чтобы. Просто я думаю... вдруг это все же злые силы? Вдруг я не должна была так делать?

— Это же спасло тебе жизнь! Дара, здесь нет ничего злого — ты спасла столько жизней, спасла себя! Я так горжусь тобой, милая.

Он поднес ее ладонь к своей щеке и закрыл глаза. В лучах солнца сверкнула небольшая быстро скатившаяся слеза.

— Отец… Все ведь хорошо!

— Пообещай мне, Дара. Пообещай, что будешь хранить свою жизнь в первую очередь. Если будет выбор: спасти себя или кого угодно другого, ты сбережешь себя!

Дара опешила. Как будто едва заметное огорчение промелькнуло в ней. Слова отца были неправильными. Пару месяцев назад она бы сильно на такое обиделась. Сейчас же она взяла руки отца в свои и спокойно сказала:

— А если это будет жизнь мамы? Кого из нас ты бы велел спасти?

Даромир тяжело вздохнул, но промолчал.

— Я не могу дать такого обещания. Не знаю, как сложится судьба, но знаю — честь не позволит мне пройти мимо чужой беды. Ты воспитал меня такой. Если только это будет в моих силах, я помогу.

— Иногда я жалею, что не внушил тебе гордыни.

Дара хмыкнула и вновь прижалась к нему. Вдохнула родной запах. Все тревоги покинули ее. Разбежались страхи. Остался покой и благодать.

***

Предчувствие чего-то ужасного навалилось сразу, едва послышался шум борьбы. Дара выбежала из часовни и побежала за остальными.

— Варди! Прекрати! — Кричал Скегги, оттаскивая его от странного юнца. Лицо его было все в крови, нос перекручен, но даже сейчас Дара узнала его. Именно их прежняя стычка привела к тому, что брата и сестру оставили служить отдельно от других.

— Варди! — Позвала его Дара, и только тогда он прекратил сопротивляться. Но к ней не повернулся. Смотрел в пол, не шевелясь, не убирая рук брата. Вокруг все шептались, кое-кто помогал избитому идти.

— Что здесь творится? — Раздался позади голос князя. Все тут же расступились перед ним и склонили головы. Тот едва ли удивился открывшейся перед ним картине. — Что вы себе позволяете? Разборки? Вы воины его светлости или кто? Позовите старосту — это нельзя оставлять так. Буйного под замок.

— Ваша светлость, прошу вас...

Один из их знакомых попытался заступиться за Варди, но князь пресек его одним лишь взглядом.

Дара подняла голову. Смотрела, как уводят Варди и не могла ничего сделать. Величественный князь, одетый в черные соболиные меха, держал руку на искусном эфесе меча. Раздавал указы, разгонял толпу. Воплощение власти и изящества. Но сколь бы велик он ни был на первый взгляд, никакого уважения к нему не ощущалось. Дара подошла к Скегги и взяла за руку.

— Дара! — Выдохнул он и порывисто прижал к себе. Запавшие глаза и выделявшиеся скулы выдавали в нем усталость. Он ничего больше не сказал, только держал ее в объятиях, будто в этом было его спасение.

***

— Теперь у него большие проблемы, — тяжело вздохнул Скегги. Он сидел на единственном стуле в комнате Дары, понуро спрятав лицо в ладонях. — К нему даже не пускают. Сколько бы я ни просил. Даже твой отец не смог ничего сделать.

Дара прижалась к холодной стене. Ноги подкашивались, но она продолжала стоять.

— Когда у нас будут хорошие новости? — Устало бросила она в темноту. Свеча покачнулась, хотя стояла на другом конце комнаты.

Опустилась тишина. Каждый думал о своем, пока Дара не решилась узнать:

— Из-за чего вообще это началось? Думала, пережитые бунт и сражение как-то исправят его порывистость. Сделают старше.

— Тут уж оба хороши. Тот индюк накинулся на Хралфа…

— Хралфа? Я не видела его там.

— Может, не заметила? Я тоже не сразу узнал тебя. В общем, накинулся он на Хралфа и начал обвинять, мол, из-за него погиб их брат… Это была битва у Топей — неразбериха жуткая. Все вязкое, из-за снега вообще не видать опасности. Хралф оказался рядом… вернее, не так далеко от Вита. Видел, как сзади к нему бежал воин… Он пытался его остановить, но не успел. Теперь братья Вита винят его в том, что он не мог прокричать и предупредить.

— Глупости. Это недоказуемо. Они не имеют права обвинять его!

— Так никто и не пытается доказывать. Ждан видел все. Говорит, возле него как раз один из варрар ушел под воду, поднимает взгляд — и видит, как Хралф бежит на помощь Виту. Хотя если б мог закричать и предупредить, все было бы иначе. А Хралф… ты его знаешь. Поник совсем.

— А сам он закричать, конечно, не мог? — Дара презрительно поморщилась. — Хралф сделал все, что мог, я уверена!

— Нам всем пришлось тогда несладко. Вит просто не успел даже сообразить. Правда они отказываются даже думать, что ничьих криков слышно бы не было — там и так всюду шумно было. Но и ребят понять можно. Вспомни сама, какие мы были после гибели Эирика.

Дара со злостью ударила ладонью по стене. Хотела почувствовать хотя бы злость, но ничего этого не было. Самое страшное — она понимала тех, кто обвинял Хралфа, и знала, что сделала бы также. Но не могла смириться с этим.

— Варди еще мало избил Ждана. Нужно было сломать пару ребер для надежности.

— Дара… — Скегги удивленно почти прошептал ее имя. Поднял голову и посмотрел, будто впервые видел. — Не можешь ты так думать. Всегда в тебе было сострадание ко всем и каждому.

«Оно осталось в том дереве», — хотела сказать она. Даже открыла было рот, но слова будто застряли. Да, милосердие всегда было в ней. К человеку ли, к лисе, к сорванному цветку — все равно. Но приказы всегда главнее. И от этого почему-то было горько.

— Ты ведь не знаешь всего, — грустно хмыкнул Скегги. — Гроздан спас какого-то там северного князя. Какой-то мелкий род, но спеси хоть лопатой греби. Тот и предложил в награду исполнить любую волю спасителя своего. И как думаешь, что выбрал этот старый пес? Решил женить Варну на его наследнике, и тот ничего не смел возразить — слово же дал!

— Нет!

Глаза расширились от ужаса.

— Да. Варна выйдет за будущего князя — вот событие!

Даре не хотелось в это верить. Какие-то странные события, далекие и почти эфемерные. Они будто бы происходили с кем-то другим, не с ней. Как было в детстве, когда Варди пролил на ее ногу чарку с кипятком, а боль пришла не сразу, зато потом заполнила собой все.

— Это лишь добило его окончательно, — Скегги устало потер виски. — Ему рассказали об этом сразу после вести о гибели отца в одной из битв.

Колени совсем подогнулись. Дара медленно осела на пол и спрятала лицо в коленях. На некоторое время вновь стало тихо. Лишь собачий вой за окном напоминал о том, что время, оказывается, не застыло.

— Теперь понимаешь, что у него на душе тогда было. И когда стали обвинять Хралфа, то он будто с цепи сорвался. Даже не знаю, что теперь делать. Лишь бы не повесили за такое…

Дара застонала, больно ударилась головой о стену.

— Да когда все эти беды кончатся? — Причитала она. — Когда хотя бы что-нибудь светлое вернется к нам?

Дверь отворилась резко и почти бесшумно. В комнату проскочил Хралф, запыхавшийся и крайне взволнованный.

"Ему вынесли приговор, — объявил он, и ребята одновременно поднялись. — На рассвете его ждет избиение кнутом".

— Что? Как его могут так наказывать? — Закричала Веледара. Хралф прижал палец к губам, но она к этой просьбе не прислушалась. — Да такое пережить может не каждый! Он участвовал в подавлении бунта, а в сражении при Топях был в первых рядах. Его нельзя так наказывать!

"Но что мы можем сделать?", — развел плечами Хралф.

— Он все же напал на своего, — неприятно цокнул Скегги. — Князь Зорич обязан поддерживать порядок среди подчиненных.

— А кнутом запихивать верность? — Едва сдерживая злость, спросила Дара.

— Дара, это преступление, — попытался вразумить ее Скегги.

— Но он точно также рисковал жизнью, как и Ждан! Почему Варди наказали, а его — нет?

— Потому что Ждан никого не избивал, как ты не понимаешь?

Ей не хотелось отвечать. Все в ней боролось против такой несправедливости, против тех, кто угрожал ее брату. Скегги ее не понимал. Его преданность сейчас ее раздражала. Злость, даже ярость захватили все ее мысли. Такие яркие эмоции, что даже закружилась голова.

Дара отвернулась от братьев.

— Теперь же я попрошу оставить меня. Вам обоим нужно уходить, чтобы вас не заметили.

Полная луна освещала округу. Взглядом проследив за юношами, Дара закрыла окно и принялась судорожно бродить по комнате. Она заламывала руки, кусала щеки, грызла ногти. Свеча почти догорела, когда, обдумав все возможные варианты, Дара не почувствовала легкое озарение. Неожиданная мысль коснулась ее, и тревога слегка отступила. Возможно, это не лучшая затея, но это поможет облегчить наказание брата.

***

Совсем не хотелось засыпать. Дара боролась с наступающей сонливостью, но все же поддалась ей. Лишь благодаря чьей-то невидимой помощи она поднялась, едва просветлел горизонт.

Через время протрубил горн, созывающий всех. К тому времени она была готова и в числе первых направилась к башне князя.

— …и напал на своего товарища. Запомните: нападение на брата по оружию страшнейшее из преступлений воинов. Лишь дезертирство может бросить тень куда более мрачную. С тяжелым сердцем я вынужден присудить вину славному воину и участнику многих славных битв…

Многие вокруг стали роптать, но никак не мешали выводить Варди на помост. Сердце ухнуло вниз. Страх ударил, словно кинжал когда-то давно — внизу живота расплылась похожая боль. Князь закончил говорить и едва не сошел с помоста, когда Дара поняла — сейчас она может упустить время.

— Стойте! Ваша милость, стойте!

Князь удивленно остановился и развернулся.

— Говори, поляница. Но не проси для виновного пощады — решение не подлежит обсуждению.

— Ваша милость, как его сестра, я имею право разделить его участь. Позвольте же мне взять часть его вины на себя!

Лицо его вытянулось. Казалось, на нем мелькнуло удивление.

— Нет! — Подал голос Варди. — Ваша светлость, не разрешайте ей! Это моя вина, и только я в ответе за это преступление. Я приму наказание с честью, но самолично.

— Но право у нее такое есть, — подал голос староста крепости. Князь что-то шепнул ему едва заметно, и тот, услышав, побледнел. — Впрочем, как глава крепости, я могу воспрепятствовать этому. Такое право весьма спорно в отношении поляниц…

— Но мы тоже хотим разделить его наказание! Мы его братья, и такое право неоспоримо для нас.

Дара повернулась, но среди собравшейся толпы едва ли смогла бы найти Скегги. Поднялся настоящий переполох. Шепот сливался в один сплошной гам.

— К тишине! — Словно гром прозвучал тяжелый голос князя. Впервые за многое время он казался нерешительным. К тому же Дара заметила, что он будто высматривает кого-то в толпе. Через время он прикрыл глаза и махнул рукой. — Даю согласие.

— Братья юноши и его сестра могут подняться, — сказал староста.

Дара напряглась, внутренне подготавливая себя к боли. Но Варди вдруг направился к князю, насколько позволяли привязанные руки.

— Ваша светлость, я не могу запретить братьям, но сестре делать это я не позволю.

— Ты желаешь оспорить мое решение? Юноша, не зарывайся.

Но Варди весь побагровел. Казалось, он вот-вот выйдет из себя. Князь же все также спокойно стоял напротив него, но руки его нервно потирали эфес меча. Братья уже поднялись на помост, когда Дара прошла мимо расступившихся перед ней воинов и остановилась перед Варди.

— Тогда ты мне не сестра!

Все внутри сжалось. Скегги и Хралф спокойно посмотрели на нее и отвернулись, ничего не сказав.

— Ты мне не сестра, — продолжил Варди. По толпе пронесся шепот, будто ветер в лесной чаще. Братья лишь кивнули его словам, и Дара сделала шаг назад. Она качала головой, прося лишь:

— Варди, не надо…

— Ты мне не сестра, — в третий раз повторил Варди, и узы между их духами были разорваны.

***

День клонился к закату. Лекарь оставил очередной настой, который нетронутым стоял на столе. Кафтан лежал брошенным на кровати. Веледара в одной рубашке сидела на окне, свесив одну ногу, и наблюдала за солнцем. Стало заметно холоднее, но как будто не для нее.

Недели тянулись за неделями. Хоть на ее стороне было свидетельство Истры в ее заслугах на севере, все же ей грозила служба гонцом. Братья оставили ее, она их даже не навестила. Хотя и ругала себя за это.

Отца она видела редко. Он часто задерживался на собраниях с князем, был мрачен и неразговорчив. Кто-то из стражников шепнул ей как-то, что он просил освободить дочь от службы. Теперь это не казалось Даре плохой идеей. Ей теперь здесь не было места.

Ночь выдалась тяжелая. Дара долго не могла уснуть, ворочалась, ходила по комнате и снова ложилась. Голова шла кругом. К сожалению, от собственных мыслей нельзя спрятаться ни в пещерах, ни в лесах, ни в каком ином скрытом месте.

Что теперь делать? Что будет с братьями? Какова ее судьба, как воина без братьев? Мужчинам было куда проще — их могли принять другие, взять на службу князья или еще какие-то возможности. Для поляниц же все было куда сложнее. Служба гонцов — лучшее, на что она может рассчитывать. Замуж поляниц не берут. Но она может вернуться домой. Видно, желаниям отца суждено было сбыться.

Было лишь одно спасение от беспокойного потока мыслей. Сон. Но даже он в эту ночь выдался тревожным и рваным. То и дело Дара подрывалась и вглядывалась сквозь щели в ставнях. И каждый раз за окном была глубокая ночь.

И вроде бы что-то снилось. Нечто неясное, размытое. И как будто знакомый голос что-то говорил. «Дэгейр! Дэгейр!», — вдруг закричал голос, и Дара подскочила. Она уже слышала его и теперь точно помнила откуда — в дереве говорила она же. Женский томный голос, невесомый и легкий, будто шелковый платок.

За дверью послышался какой-то шум. Дара зажгла свечу и достала кинжал. Тревожная ночь никак не желала успокаиваться. Сквозь сонливость и усталость, Дара заглянула во тьму и увидела едва передвигающего ногами Хралфа. Он пришел к ней в западную башню и поднялся по лестнице, хотя ходить ему еще было тяжело. В какой-то момент ей показалось, что он упадет, Дара кинулась к нему.

— Что ты здесь делаешь? — Шепнула она ему, держа его изо всех сил. Он упал на нее, не в силах даже подняться.

Руки его тряслись, но все же с большими усилиями он рассказал ей жестами:

«Я видел… твоего отца... Он просил передать, что любит тебя... но ему нужно уйти. Просил передать тебе это".

Дара никак не могла понять смысл сказанного. Ушел? Отец не мог куда-то уйти, он же воин! Но Хралф трясущейся рукой передал ей сверток. Такими же трясущимися руками она развернула его.

"Иду на охоту за лисами".