Упавшая Лиза

Макар Донской.
УПАВШАЯ ЛИЗА.
Повесть.


Русская классическая литература.

ДК 821.161.1
ББК 84(2Рос=Рус)
Д67
Упавшая Лиза. / Макар Донской. – М. : Издательство Триумф, 2023 – 30 с. ISBN 978-5-902633-11-2
В этом мистическом произведении вы прочитаете об истории одинокой девушки Лизы, столкнувшейся с предательством, ставшею жертвою колдовства и коварства. Для широкого круга читателей. 16+
© Соболев М.В., текст, обложка и иллюстрация, 2023


Когда разрушены основания, что сделает праведник?
Давид, 1040 г. до н.э.


ПРОЛОГ.

В 1847-м Майкл Фарадей изобрел воздушный шарик. Лиза Кудрявцева родилась в этот год.

Молодая Лиза, окончив институт благородных девиц, и рано потеряв своих родителей, жила с Филипком в Москве — в скромной квартирке, располагавшейся в доме, застрявшем где-то между Театральным проездом и Рахманиновским переулком.

Лиза Кудрявцева влюбилась в Павла Воротинского.

Танечка Осерчалова как-то спросила ее:

— Какой он?

— Представь себе: высокий, здоровенный, утонченный и очень яркий! Глаза у него добрые… Постоянно руководит нами. Делаем, что он скажет. Выполняем его любые поручения. Приходим к нему по первому его требованию. Павел Воротинский говорит, а мы не задумываясь, исполняем.


ГЛАВА ПЕРВАЯ. ЛИЗА.


Утренний туман клубится над Каррас везде, куда не бросить взор. Остановившись, Кудрявцева наблюдает оставленную кем-то в десяти метрах от берега белую лодку без весел, привязанную за кольцо личинки носа, веревкой, уходящей прямиком в черную воду. Другой конец привязи крепится, очевиднее всего, ко дну, тут поблизости, — людьми, знающими место.

Неожиданно, густое покрывало страстей, опустилось перед мысленным взором Лизоньки, заворожив девушку и заставив ее трепетать перед вперед нечаемыми деяньями. Отыскать спрятанный трос! Или теперь уже, как есть в белом платье, сходном с подвенечным, броситься к лодке вплавь! Корни обхватят ноги, скрутят холодом, и увлекут на дно студеным течением. Елизавету пробрало дрожью. Нет! Смерти ей не хотелось.

Лиза сбросила туфли и потрогала носком ступни воду. Посмотрела вдаль. На близлежащем острове настаивался, — лет уже как со сто, — мохнатый и рослый, темно-зеленый еловый лес, делая непроходимым занятый им с позволения немецких колонистов участок, по крайней мере, непроницаемым для глаз.

Кудрявцева обратила внимание на заросли тростника, белесой полосой — на локоть — торчащего из воды, и подумала, что тростинки равномерно обстрижены не иначе как порывами невидимых ножниц цирюльника-ветра.

Безмятежная тишина коснулась влажного лба девушки. Так хочется упрятать себя от всего мерзкого и злого, что говорят люди! Лиза сбежала к озеру из домика немца Рошке, содержателя гостиницы в Шотландке, готовившего — по слухам — сносный кофе. Едва пробудившись, она уже наслушалась там всякой дряни от постояльцев. Без сомнения, особое место, среди каверзников занимает господин Виноградов.

Лодочник не появлялся. Лиза обиженно уперлась в песок концом собранного зонта. Вскинула глаза вдаль. В заводи за не колышимым тростничком, — рябь озерная в абсолютном затишье. «Эх! Где ты, Федька? — всколыхнулась она. — Вот бы мне сейчас! Уклониться, уплыть, отрешиться! Чтобы не дышал томно, глядя на меня с жадностью, Аристарх Виноградов!»

Одинокие деревья, точно узнавши мысли Кудрявцевой, посерьезнели на косогоре. Лиза вздохнула, восхищенно созерцая укромную напокоенность, холодную ко всякой заботе мира. Хрупкой девушке показалось, что коли есть заветный уголок природы у одетого в латанину Федьки лодочника, то ни к чему, стало быть, тому мятежи и порох, подстрекательства к пушкам и ружьям, а также захваты кораблей матросами в Санкт-Петербурге, бывшие на уме у Аристарха. «Впрямь, где ухажер наслушался такого?!!»


ГЛАВА ВТОРАЯ. АРИСТАРХ.


Понемногу округа начала оживляться. Выходят к Каррасу одинокие дамы в белом, молчаливо меряют взглядами озеро, трогают воду носками ступней, и досадуют на то, что этикет не позволяет им подтащить к берегу лодку, чтобы отыскав спрятанные весла, погрести на середину, туда, где течение закручивается воронкой.

Из кустов белой акации, расперив полы бежевого фрака, словно крылышки, суетливо бегая глазками, выпорхнул к Елизавете Аристарх Виноградов.

— Ах, Лизет! — молвил он томно. — Я должен признаться вам… Вы прелестны! Никогда не встречал я красоты, подобной вашей! Позвольте угадать! Ну, конечно! Уверен, что вы чисты как ангел, и потому очень давно являетесь предметом любви моей!

— Что же? У вас никого никогда не было? — с сомнением спросила взволнованная девушка.

— Скажу честно. Была женщина… Ее интересовали брак и богатство, которое я унаследую по смерти родителя моего. Еще капиталы, кои сумел уже скопить. Я чувствовал себе вареным цыпленком подле нее. Жалким, никудышным и вздорным, — рядом с ее непоколебимой уверенностью. Удаляясь от Жанны Дарковны, я стал кутить и завсегдатаить в ресторанах, понимаете?

— Жанна Дарковна?

— Да-с! Так ее зову, когда долго не вижу.

— В ресторанах встретили вы окаянных иностранных матросов, заинтересовавших вас свержением государя?!

Аристарх пригнулся, точно рядом рванула бомба. Несмотря на сделанное ему обличение, влажные цыганские глаза его, выразительно сверкнув над горбатым носом и черною щеточкой густых усов, исполнились счастья и высокомерия.

«Это вероятно оттого, — взглянув на кавалера, отметила Лиза, — что поблизости никого из отдыхающих не находится».

— Нет-нет! — воскликнул Виноградов, приподняв котелок и потрогав смоляные копны волос. В первую очередь ведется торговля! Собольи шкуры продаем англичанам… А то, что вы расслышали… Это не про нас! Франция, быть может, говорила!

— Намедни, Аристарх, — возразила Елизавета, — будучи сильно пьяными, в пламенной речи признались мне вы, что революция в России для вас желанная цель, а смерть монарха, — точнее припомнить, — казнь императора вместе с супругою и детьми, — есть идеал, не предаваемый забвению.

— Я это сказал? — нелепо заморгал Виноградов.

— Конечно, а кто же еще?! Вы подошли ко мне в саду во время вечерней прогулки. И сразу же во всем сами себя разоблачили. Вероятно, вам некому излиться.

— Не знаю… — замешкался Аристарх Виноградов. — Точно ли я произносил такое. Вероятно-с хмель. Я выпил три рюмки мадеры у старика Иоганна. И потом… Еще чай пил. Крепкий! Дабы остановить действие спиртного! Впрочем, знаете ли-с, милая Элизабет, кажется, я и действительно вчера был весьма неумерен в употреблении…

— Поэтому я вас и слушала…

— Так ведь я же хотел сказать совершенно иное вам! Признаться в любви!!! О, простите, помилуйте! Сжальтесь, госпожа Кудрявцева!
Аристарх являл собою человека с военною выправкой, привыкшего к смотрам кавалериста, опытного наездника. Слабости к излишествам — его нисколько не умаляли в глазах женщин... Создавалось впечатление, что полнощекий пыхтун Виноградов — постоянно при деле, завсегда на коне, герой, прямо-таки в блестящем сапоге нога его — навечно застыла в стремени.

— Знаете, Лиза, — сказал он. — Поговаривают, что Иоганн Рошке, содержатель нашей гостиницы, — весьма необычный немец... Изобретатель, как бы так сказать... Ездит на велосипеде, — без велосипеда. Представьте, сидит Рошке, как полагается, на сиденьице, да держится руками за изогнутый руль, и крутит педали… Деловито и часто сгибает колени, а ногами земли не касается. Велосипеда то — нет! Невозмутимо двигается же! По воздуху плывет. Нельзя сказать также, что велосипед у Рошке — невидимый. Поскольку следов не оставляет — даже на песке. Вы в такое верите?!

Лиза Кудрявцева смягченно улыбнулась. Желающим отыскать романы, тут подумалось бы, глядя на молодых людей, что издали, создается впечатление, будто пара спокойно беседует.

Рассказ Аристарха про старого немца Лизет приняла за шутку.

— Что же?! Так ли вы богаты, как описываете себя мне? Сегодня многие разоряются… Делаясь банкротами, живут в долг, пьют, и требуют у дальних родственников своих — хоть малого, пусть даже ничтожного, содержания.

— О, я богат! — восперился Аристарх. — Отец мой, помещик Виноградов, проживает в собственном имении Икотово, возле Санкт-Петербурга.


ГЛАВА ТРЕТЬЯ. ВЫЯСНЕНИЯ.


— Так вы помолвлены? — поинтересовалась Лиза, затушевавшись от своего неожиданного вопроса.

— Уверяю вас, что касаемо Жанны Дарковны, то было увлечение, не более того! Счастье иметь успех у импозантной, зрелой певички. Радостно мне, что она еще выступает. Сим обстоятельством скрашено наше расставание с нею. Теперь, — как говорится, — водерень!

— Что за имя, право же?! Она — циркачка? Вы кутили с артистами цирка?

— Да-с! Не смею обманывать вас!

— Как это низко! Ведь вы благородного происхождения!

— Увлекся возвышенность чувств и их полетов… — залепетал Виноградов. — Извольте, впрочем, заметить, что я уже давно ухаживаю за вами. Скажите Лиза, на что вам Павел Воротинский? Он увлечен, без всякого сомнения, лишь самим собой.

— Давно ухаживаете? Питон вы этакий и подхалюза! — притворно рассердилась Лиза. — Встретились мы с вами нынче здесь в Железногорске — случайно — во дворе грязелечебницы, а до этого не виделись уже много лет. Находясь в легком замешательстве, мне припомнилось впрочем, что вроде Воротинский представил вас Олегу Борисовичу, как своего знакомца… Позвольте заметить, что я ровным счетом ничего о вас не знаю. Кроме того, зачем вы так жестоко отзываетесь о хорошем человеке? Уверяю вас, что Воротинский не заслуживает от вас ревности. Он весел. Воспитан. Знаете, несмотря на давнее знакомство со мною, Павел Львович не удостоил меня приглашения на свидание ни разу. Наши отношения ограничиваются служебными поручениями, и только! О делах же, — по понятным соображениям, — я, конечно, умолчу.

— Расскажите! Отчего же-с?! Я с удовольствием стану вам внимать госпожа Кудрявцева.

— Да, что вы? Это рабочие встречи! Кроме того, опасаюсь я, что вы, Виноградов, натуральный сплетник и скептик. Только узнаете что-либо, тотчас настрочите в Лондон и Париж, да превзойдете по скорости знаков в минуту — его величество, — электромагнитный телеграф!


ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ. В ЛЕСУ.


— А я прежде заметил, что вы влюблены в Павлика, Лизонька! Вот все и выяснилось! Ну, раз так… Коли он вам нисколько не дорог… — Аристарх Виноградов испытующе взглянул на даму: — В таком случае, немедленно отрекитесь, Лизет, от сего человека!

Услышав сие требование, Елизавета засмеялась.

— Да, что вы, право! Отрекаюсь! — вымолвила она, приветливо глядя на своего собеседника.

Внезапно барышня осеклась, и судорожно подхватив Виноградова под руку, сделавшись испуганною, сильно затряслась… Страх сковал женское тело. Кудрявцева закрыла рот рукой, чтобы не издать жуткий крик. Милое личико исказилось до неузнаваемости, нашедшим на девушку ужасом!

Странная реакция? Так ведь и паника неспроста же случилась! Лиза и Аристарх неспешно прогуливались возле Каррас. И вдруг, непостижимым образом, пара отдыхающих, перенеслась от озера, и застыла, оказавшись на широкой тропе, в глубине таинственного леса… Виноградов, прижимая к себе Лизину руку, в недоумении озирнулся по сторонам.

Жуткая площадка напоминала сцену, а лесная чаща — театральные декорации. Что же это за место? За жуткими кустами, в медленно растекающемся по корягам и пням свете, виделись призрачные лица, напоминавшие человеческие; стремительно двигались размытые тени…

Слева и справа от дорожки заботливо уложены кем-то в горки давно уже спиленные стволы деревьев. На одной из лежащих вверху берез расположился сизый старичок, небольшого росточка, с белыми, ниспадающими к плечам прядями, и вихрами, уложенными на прямой пробор… Рубашечка его напоминала березку. Нос у старичка вытянутый, покрытый рыжею шерстью, с черным кончиком, как у собаки. Не обращая внимания на Аристарха и Лизу, перед собою дедушка деловито раскладывал отрез березовой ткани.

Лишь только глянул мельком бледный старичок на заблудших, как ноги их — сами собой — понесли от него…

— Отреклась! — послышался позади трескучий голос.

— Отреклась! — ухнул филин, и, захлопав размашистыми крыльями, вылетел на дорогу.


ГЛАВА ПЯТАЯ. ЛАСКА.


Несмотря на случившееся, Лизе не давал покоя Виноградов. Мысли были только о нем.

— Что он задумал?

В связи с произошедшим Елизавете показалось, будто Аристарх выспрашивал у нее отречения от Павлика не случайно, а согласно хорошо продуманному им плану… Что думать?! Ведь господин сей не знаком ей, как следует. А если окажется, что Виноградов — подлец? Вот он знает Павла Львовича. И при этом выдвинуть хитрое требование, лукаво поставить перед нею ультиматум, чтобы сейчас же отказалась от Воротинского, которому всегда и во всем предана?!!

Что, в самом деле, на нее нашло? Всегда серьезная… А тут дикий смех и отказ от близкого ей человека, почти святого, — родного, как священника; щедрого на добро и почести, точно и впрямь — духовного отца!.. Таким Павел Воротинский представлялся — в сути своей — Елизавете Кудрявцевой. Идеальным руководителем, которого можно любить — только на расстоянии. Это сугубо личное, — глубинное чувство.

Зачем Виноградов смутил ее вопросом, относящимся прямо до состояния души? Коли скажи она ему в ответ что-нибудь возмущенно или укоризненно, так, непременно, и выдала бы себя!

Виноградов заметил. Разглядел ее. Вероятно еще тогда — одиннадцать лет назад — в гостях у Олега Борисовича! Лиза стала припоминать: а ведь и прежде Аристаша взирал на нее сдержанно и насмешливо, будто знает нечто, и про всех. Странно это, и неуютно. Хотя вот, ежели загудливый Аристарх окажется сволочью и осведомителем, коварным агентом сыскной, — тогда нет ничего странного! Кстати, — вот он со своими речами об ресторанах, иностранных матросах и свержении государя! Да разве такое скажешь первому встречному?

Всерьез к признаниям Аристарха Лиза не отнеслась. В намерения Виноградова и искренность предложения стать его женою — верить остереглась. Ну, почему отреклась?!

Подкосились ноги… Мысли сменили подкравшиеся образы. Схватили и поволокли Лизу к эшафоту, глядеть на Воротинского, двое известных палачей: грабитель Срам и губитель Тревога. Да, разве же отрекаться? Можно! Зачитал приговор и выбил табурет из-под ног Павлика, казнитель Стыд! Вот уж, Аристарх, гадкий искуситель, неужто заранее рассчитывал на эту ее реакцию?!! А загадочное перемещение? Как возможно такое? И старичок? Во сне такого не привидится, а с Лизою наяву произошло… Вроде зловещего предзнаменования…

А вдруг случится с Павликом? Или с ней? Может, — с Аристархом? Лиза не желала никому зла. Себя она считала невинной. Всегда поступала по совести. Но эти жуткие, сдирающие кожу, напоминания про то, что Лиза отреклась? Нет, просто невозможно сие вынести. Уж не подойти ли ей к священнику, — в Лазаревскую церковь? Попросить исповеди… Да что сказать? Единое слово, всего лишь, дескать, промолвила? Понятно, пастырь посчитает ее тотчас идиоткой, да еще прогонит из церкви — у всех на виду. Ей будет горько и обидно. Принять оскорбления, в ответ на надежду! Сделаться всем отвратительной, до тошноты мерзкой, — жертвою всеобщего обозрения!

Лиза оказалась подле водопада. Кажется, она на горе Бештау. Внизу расположился город-курорт. Совсем рядом, из лечебной ванны, вытекает тонкою струйкой алая жидкость. Бурлящая темно-красная вода напоминает жертвенную кровь. Где же Аристарх? Ей показалось, что удалой каверзник вырвал из ее судьбы нечто главное. И вот теперь она здесь, на возвышенном месте, совсем одна.

— Интересное приключение! — прервала ее размышления нечисть, сидящая на парапете, выглядевшая как серая букашка-мокрица — размером с большую суповую тарелку.

— В тумане город плохо видно, — зашипела в траве, показавшая голову змея.

Появилась красивая ласка. Маленький зверек встал на задние лапки, просясь к Лизе на ручки. Кудрявцева ошеломленно склонилась над лаской, не задумываясь, подняла, и тут же прижала к груди. Она почувствовала горячее тепло, исходящее от разорителя птичьих гнезд; сердце ласки бешено колотилось… Девушка растерялась оттого, что вдруг увидела, впрямь зверек смотрит на нее недобро и зло, да скалит клычки, вроде готов укусить. Скандальный какой! Вероятно, у нее оказался самец. Из зелени внизу обеспокоенно выглядывала самка.

Опомнившись, Лиза отбросила ласку в кусты.

Сняв обувь, девушка поспешила скорее спуститься с горы. Без оглядки долго бежала она по неведомой тропе, прыгая по камушкам.


ГЛАВА ШЕСТАЯ. ВОЗВРАЩЕНИЕ.


Лиза Кудрявцева отдохнув на лечении, как только вернулась с курорта Кавказские Минеральные Воды, сразу же пришла в редакцию «Иерусалимского меча».

Она привыкла приходить рано. И в сегодняшний день Кудрявцева пришла, — как обычно, — к половине седьмого утра.

Сначала Лизу неприятно разочаровало то, что с нею не поздоровался городовой. Всегда вежливый и неизменно учтивый, даже галантный, городовой всегда постовал один. От него держались на расстоянии. Лизе все время интуитивно хотелось, чтобы служивый растопырил руки и она, наконец, убедилась, кого же он ей всегда напоминает. А городовой напоминал Лизе папенькиного денщика Степана. Степан же часто кротко улыбался, обнаруживая внутреннее блаженство и незлобие. Поэтому, встречая городового, Лиза умилялась.

Кудрявцева любила белое. Белый служака всякий раз заставлял ее ощущать свое господство над такими же, как он, простолюдинами, одетыми в респектабельную форму и наделенными властью неслыханными правами. Фамилия его — Кандалов. Предупредительный. Кудрявцева частенько встречала дневального возле кухмистерской.

Лиза прошла Кандалова. Городовой, завидев Лизу, застыл на какое-то мгновение, стараясь угадать, не придется ли ему применить к ней силу. Заметив это, Лиза бойко встрепенулась и отпрянула. Кандалов насторожился, и тут же вытянулся, спохватился, да и бросился зачем-то скорее открывать ей дверь.

Пропустив Кудрявцеву внутрь здания, служивый геройски встал у подъезда, намереваясь, до особого распоряжения, не выпускать вошедшую особу из здания.

Лиза прошла вглубь по пустому коридору. Вот перед ней распахнутая настежь дверь в кабинет сотрудников… Самая просторная комната — всегда терпеливо-шумная — безмолвствовала. В висках у Лизы застучало. «Здесь всегда полно сотрудников… Где они?»

Послышался прокуренный грубый голос Хроменькой:

— Никиту, которого ты всегда ласково называла «мой Никитос», увезли жандармы в карете с зарешеченными окошками, — язвительно обратилась она к Лизе из царившей пустоты нефа. Клеветнические интонации Хроменькой неприятно стянули тело Лизы впивающимися ремнями.

Лидия Хроменькая, сдерживая волнение, оперевшись на блюдник, продолжала:

— Олега Борисовича вызвали на допрос к следователю и уже вторые сутки не отпускают к милой жене Танечке и крошке дочурке Еве. А какие у них дома проходили чудесные романтические встречи. Помнишь? Ведь вы не раз засиживались там допоздна?!

Хроменькая издевалась, упиваясь страданием Элизабет.

— Получается, Олега Борисовича — нет? — Лиза в недоумении присела на стул с высокой спинкой.

— Олег Борисович у следователя! — твердо повторила Хроменькая. — А ведь он профессор, наставник для молодых… Его домочадцы теперь будут без своего единственного кормильца! Тебе не жаль его? Вижу, что его ты не жалеешь.

— А Воротинский? — сдавленно осведомилась Лиза, вспоминая недавнее злоключенье в Железногорске.

— Тебе надо знать, что с Павлом Воротинским? Его арестовали!

Лиза, пытаясь сохранить спокойствие, дерзко заметила Хроменькой:

— А самой, Лидия, разве не жаль Олега Борисовича?

— Мне не столь его жалко, как себя. А вы? Вы?! Немедленно уходите отсюда! — наклонившись к Лизе, с гневом прошипела она. — Вам лучше не укорять меня!


ГЛАВА СЕДЬМАЯ. ХРОМЕНЬКАЯ.


Лиза припомнила, что в глаза Лидию Хроменькую, страховину чрезвычайно чопорную, при ней никто не упрекал. Так, шептались только. Сотрудники «Иерусалимского меча» с опаской обсуждали заведующую кадрами, — кстати, женщину обычно набожно-ласковую, — за ее полноту, важный взгляд, сколиоз и солдафонство. Один Воротинский норовил в ее присутствии, спрятавшись в полумраке, когда не видно толком, кто говорит, называть Лидию Хроменькую: «мамашей».

Мамаша резко повернулась на каблуках.

— Но Воротинский! — одиозно и громко заявила она, повернувшись спиной к Лизоньке.

— Каков? А был всегда такой целеустремленный!

Опустив голову, чопорная Хроменькая, молитвенно прижала ладони к груди и целеустремленно зацокала по коридору, варьировано раскачивая бедрами. Лиза, удивленно смотря, как Хроменькая изображает сестру милосердия, провожая ее взглядом, подумала: «Где же Библия?!»

В этот миг, мамаша, проходя мимо кабинета Воротинского, зацепилась за ручку его двери массивной вязаной кофтой и порвала ее. Щеки Хроменькой тут сделались срамные и красные. Лидия, испуганно обернувшись на Кудрявцеву, покачнулась и немедленно поспешила удалиться, держась за лоб высоко поднятою рукой.

— Что же теперь? — лицо Кудрявцевой запепелилось душевною болью.

— Отпрянуть? Отшатнуться? Плевануть?! Как можно? Взять и перечеркнуть в одночасье одиннадцатилетие, проведенное рядом с выдающимся литератором, имя которого известно самому императору?

Лидия Хроменькая снова подошла к Лизе. Теперь она смягчилась и подобрела. Конфуз, случившийся с ней, быстро превратил ее в своего человека для Лизет.

— Понимаешь, я ждала тебя, — загоношившись обратилась она к Кудрявцевой. Хроменькая явно переволновалась, и щеки ее из красных жаровен превратились в свинцовые штампы. От тела мамаши расходились по помещению гнойно-вонючие горячие волны.

Приняв трагический вид, Хроменькая, бесцеремонно уставилась на Лизу:

— Кудрявцева! Воротинский объявлен врагом режима! Тебе лучше уйти! Позже я все тебе опишу и пришлю записку с Филипком, выпоротком твоим.

Лизет скромно поднялась. Медленно прошла она мимо Кандалова. Затем, едва не качаясь, добралась в смущении до своего дома на Неглинной. Поднявшись по лестнице, Кудрявцева посмотрела вниз сквозь лестничный пролет. Перед нею все закружилось.


ГЛАВА ВОСЬМАЯ. В КВАРТИРЕ НА НЕГЛИННОЙ.


Не успела Лизонька войти в квартиру, как услышала топот ног и звонок. То прибежал Филипок. Мальчик принес записку от Лидии.

Заведующая кадрами жадно описала все: как задержали Воротинского, скомпрометировав его прежде, что он игрок, играет в карты, проигрывает большие денежные суммы, выделяемые ежегодно правительством на издание «Иерусалимского меча»; кроме того, проиграл и самое здание, в котором творила под его руководством, и располагалась редакция журнала.

Лизет — девушка впечатлительная и благородного воспитания. А благородная особа должна уметь чувствовать и быть впечатлительной. Соответственно своему воспитанию Лиза Кудрявцева испуганно поняла, что вскорости в ее одинокой квартирке на Неглинной должен раздаться стук падающего тела. Со всей вероятностью ей сделается плохо. Лизет ждала обморока.

Ощутив себя в холодном поту, Лиза не рискнула открывать окна в квартире, а вышла вдохнуть воздуха на лестницу. Думая о том, что ей сделается плохо, чуткая Лизонька и сама искала поддержки. «Может быть, кто-нибудь из соседей увидит, как я рухну, и сжалится надо мною?» Лизет нуждалась в человеческом сочувствии.

В подъезде людей не оказалось. Лизе почувствовалось досадно. В поисках лиц она перегнулась через перила и глянула вниз. Лестничный проем, подобно черному бездонному колодцу, потянул ее серое поникшее существо вниз. Отчаяние охватило Лизоньку. В поисках пристальных взглядов она ступила на ажурную решетку и поднялась на перила… «Никого нет… Что ж? Надо спускаться», — содрогнулась печальная девушка. И тут с Лизою случился ожидаемый ею обморок. Оглянувшись на свою квартиру, и с удивлением обнаружив на двери табличку с номером 100, — заблудшая душа полетела вниз…


ГЛАВА ДЕВЯТАЯ. ПАДЕНИЕ.


Ей говорили, что самоубийц не прощают, точно их не отпевают. Будто их хоронят за оградами кладбищ. Все это не вспомнилось Лизоньке и нисколько не задержало ее перед падением в лестничный колодец. Лиза рухнула так, словно и вправду хотела этого.

Ни прощальной записки, ни единого указания вроде «В моей смерти прошу никого не винить». Кудрявцева ничего не написала, никому не дала ни одной зацепки. Да и что писать? Ведь она случайно сорвалась! От волнения за Павлика Воротинского! «Они поймут, что я от волнения… Поймут! Я просто не устояла на перилах!» Образ Воротинского, милый и любезный сердцу, вдруг сладко предстал перед нею. «Где он?» — жалостливо подумала Лиза и ткнулась затылком о какую-то железку.


ГЛАВА ДЕСЯТАЯ. ДИВНЫЙ САД.


Непредсказуемо, Лизет оказалась в летнем саду, где встретила полноту запахов и цветов. Ей вспомнилась юность, когда начинала работать в журнале. Ароматы весны напомнили Лизе вдохновение, с каким писала она стихи для «Иерусалимского меча».

Лизет увидела яблоки, — летние плоды, наполненные румянцем. Она сразу вспомнила Павлика Воротинского, его забавные усики и струящийся по ним яблочный сок.

Воротинский, улыбаясь, кусает яблоко и смотрит на нее, — впервые, — молча.

Лиза Кудрявцева жила, не ведая любви. Теперь она отчетливо поняла: «Ведь я любила этого мужчину!» Вот подули ветры, и Кудрявцеву пробрало холодом. Она огляделась и узнала, что наступила зима.

У Лизы появилось ощущение, что на нее кто-то смотрит. Елизавета обернулась, и никого не увидела. Внезапно вверху над ней возникло много живого света, как будто молоко, только белее. Он оказался плотный, этот замечательный свет, и в нем чувствовалась любовь.

Вдруг Лизонька поняла, что к ней обращается нежный и ласковый, необыкновенно мужской, а значит и отцовский голос: «Ты не должна была этого делать. Павла скоро выпустят. Но ты никогда не выйдешь за него замуж».


ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ. КОНСИЛИУМ.


Лиза Кудрявцева открыла глаза. Медицинская палата.

«Я живая, — Лиза изумленно осмотрела свои руки. — Что со мною произошло?» — молча приподнялась она навстречу входящим в палату врачам.

Один из них, обращаясь ко всем, заявил:

— Это Кудрявцева. Она случайно упала с лестницы. Вероятно, закружилась голова. Работала в «Иерусалимском мече». Жандармы арестовали редактора, всех поразогнали…

Другой, постарше, поправив пенсне с толстыми линзами, иронически оценивая, какой у Лизоньки вопросительный вид, серьезно добавил:

— Поверьте, дитятка, обычно никто из прыгунов не выживает, падая вниз с большой, а в вашем случае — очень большой, высоты. А с вами приключилось необыкновенное происшествие. И вы такого не ожидали, ведь так?

Лизет Кудрявцева густо покраснела.

— Такого никто не ожидал, — вступился за Лизу простоватый доктор, тут же закашлявшись: — Тебя нашли… Кхе-кхе… Как ты зацепилась кофточкой за решетку в пролете лестницы?!! Я, право, знаю! — он прищурил глаза. — Ну, отдыхай, ведь ты потеряла много крови, пока висела. А травма не смертельная! Заживет.

Врачи вышли.

«Боже мой! Я живая! Как хочется, хочется, хочется, оказывается, жить. Не делайте такой глупости, какую выкинула я!» — хотелось ей выкрикнуть, но вместо этого Лиза натянула одеяло на лоб. «Теперь я знаю, что все происходит не случайно», — вдохновилась Кудрявцева и уснула. Ей нужны теперь силы, чтобы жить.

Из-за двери вновь появился участливый мед-корифей.

Присмотревшись к Лизоньке, седой доктор едва слышно проговорил:
— Очевидно, ее ждет теперь хорошая судьба.


ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ. ОСВОБОЖДЕНИЕ.


Впоследствии выяснилось, что виной ареста Павла Воротинского стал провокатор, искусный вдохновитель революционеров, сотрудник департамента полиции, долгое время выдававший себя за сочувствующего народникам. Им оказался Аристарх Виноградов.
Господин Виноградов организовал травлю, обидевшись на отказ Воротинского публиковать юмористическую статью, порочащую правительство.

Друзья Павла Львовича Воротинского, арестованные вместе с ним — Никита Выстрелов и Олег Барский, под напором дотошного следователя не побоялись уголовных преследований за объявленные им нарушения закона. Несмотря на всю серьезность своего положения, и опасность отправиться на каторгу, а также запугивания, и предложение следователя потопить Воротинского, они обвинили Павла Львовича лишь в одном: что он, Воротинский, писатель с многолетним стажем, нес чушь и чепуху, выставляя себя всем на обозрение как умалишенного, совсем не замечая иронии над собою, выдавал себя за некое подобие непопулярного старца Иволгина, наставника для нищих духовно.

Проявившие твердость, верные друзья Павла Львовича, быстро освобождены. Воротинский еще долго сидел и оправдывался в охранке за свои вольные сочинения. За него вступился влиятельный князь Бостонцев, и Воротинский немедленно выпустили на свободу с возобновлением в должности редактора «Иерусалимского меча».

Прошло немного времени… И сам император оказал Павлу Воротинскому честь, подписавшись на его журнал…


ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ. ВОЗДУШНЫЙ ШАР.


Никто не приметил, 20 июня 1891 года, когда со двора газового завода в Санкт-Петербурге поднимался в воздух учебный воздухоплавательный парк, с членами императорского всероссийского аэроклуба, присутствия на борту черной тени.

Ввысь устремились редактор журнала «Иерусалимский меч» Павел Воротинский, сотрудница журнала Елизавета Кудрявцева и граф Бостонцев. Экипаж находился под руководством старшего офицера парка капитана Грига.

Воздухоплаватели поднялись на приличную высоту.

Павел Воротинский вглядывается вдаль. Затем фамильярно обращается к Лизе:

— Спишь, никак?

Теплое слово Воротинского вызвало у Лизы образ батюшки, помазывающего в церкви прихожан душистым елеем.

Вдруг раздался свист.

Капитан Григ произнес:

— Шар начал опускаться вниз.

Лиза Кудрявцева представила, как удар о землю отдается во все женские органы.

— Почему? — Бостонцев удивленно глядел на капитана Грига.

— Шар сделан по рисунку, — отозвался воздухоплаватель. — Возможно, допущена неточность при вычислении размеров!

Затем, обращаясь ко всем, капитан Григ, с волнением закричал:

— Один из нас может спастись, взобравшись на нижние спуски сетки шара.

Лиза Кудрявцева бросила взор на Павла Воротинского:

— Господь всегда смотрит на меня. Он знает, что я не поступаю против Него.

Воротинский ответил ей:

— Пора отбросить ваше легкомыслие. К тому же сидеть в корсете на низкой табуретке неудобно. Я привязался ремнем. Бостонцев не сгибаем. Григ упрям. Разбиться даме? Это невозможно! Полезайте-ка на сетки, Елизавета!

— Спорить со мною страшно вредно, — откликнулась Лиза.

— Отнеситесь к этому серьезно! — выпучивши глаза от ужаса, заявил граф Бостонцев.

— Вы можете оказаться задавленной насмерть вот этим подвесным обручем. Повернитесь!

— Поворачивать меня не нужно, — твердо произнесла Лиза.
Земля приближалась.

— Ну, кто же? Из нас четверых? — с волнением воскликнул смелый Григ.


ЭПИЛОГ.


Шар воздухоплавателей упал в полутора верстах от реки Невы, у завода «Геронда». При падении оказались тяжело ранены граф Бостонцев и капитан Григ. Задавлена насмерть Елизавета Кудрявцева. Остался невредим редактор «Иерусалимского меча» Павел Воротинский, предусмотрительно взобравшийся на нижние спуски сетки шара.

Сразу же после крушения учебного парка, от места аварии отделилась крупная черная дымчатая субстанция и, медленно шагая, побрела в сторону близлежащего здания высотою в четыре этажа. Зеваки, заметившие эту странность, с ужасом смотрели в сторону скольжения над землею злобной фигуры.

В одночасье мрачный силуэт с небольшими рогами, оказался на производственной крыше, неподвижно замерев у самого края. Публика молча трепетала.

Через доли секунды тень исчезла. Тут же налетел ураган и, сорвав с кровли заводского корпуса длинную тяжелую доску, бросил ее на землю, перед ногами Павла Воротинского. Из конца доски торчал ржавый прямой стопятидесятимиллиметровый гвоздь.

В сей же момент Павел Львович, ощутив на себе чей-то испытующий взгляд, обернулся. Из толпы зевак, замерекивая смотрел на Воротинского, со свойственной ему ухмылкой, махлак Виноградов...


Маддо, 2021-2023 гг.


СЛОВНИК

Загудливый - бесцеремонный, нахальный.
Загоношившись - обеспокоившись, засуетившись.
Махлак - обманщик.
Блюдник - шкаф для посуды.
Выпороток - 1. Ребенок, рожденный вне брака. 2. Шалун, озорник, проказник.
Страховина - некрасивый человек, страшилище.
Кухмистерская - небольшой ресторан, столовая.
Питон - крупная неядовитая тропическая змея, семейства удавов.
Подхалюза – тот, кто поддакивает кому-нибудь, подделывается к кому-либо.
Замерекивая - загадывая вперед, предполагая о будущем.
Латанина - ветхая, заштопанная одежда.
Водерень - навсегда.


ИСТОЧНИКИ СЛОВНИКА

Сборник слов и выражений, употребляемых уральскими казаками / [предварит. сбор материалов был произведен А. Б. Карповым]. - Уральск : Войсковое хоз. правление Урал. казачьего войска, 1913.

«Толковый словарь русского языка» под редакцией Д. Н. Ушакова (1935-1940).

Министерство науки и высшего образования российской федерации, Вологодский государственный университет, Речевая культура белозерья В фокусе говора одной деревни, Монография, Вологда, 2021.

Толковый словарь Даля. В.И. Даль. 1863-1866.