Окаменевшие секунды

В тот осенний вечер мы с женой возвращались домой ближе к вечеру, когда солнце уже скрылось за ближним терриконом и сумерки окутали пожелтевшие берёзки, клёны и тополя в сквере у нашей девятиэтажки.

Трамваи не ходили, мы шли пешком, перешагивая через заросшие травой, тронутые ржавчиной рельсы и мечтали о чашке горячего чая. Холодный ноябрьский ветер гонял листву по асфальту пустой, полуразрушенной заправки, залетал под капюшон куртки и холодил шею. Вокруг в этот час стояла тишина: ни выстрела, ни залпа артиллерии, ни хлопка ПВО, но на душе было все равно как-то неспокойно. Так бывает во сне, когда чувствуешь, что какая-то чудовищная сила с неотвратимым напором надвигается на тебя, и ты не в силах остановить её, уклониться, убежать и спрятаться. Только сновидения когда-то оканчиваются, ты открываешь глаза и всё меняется, а тут день за днём, неделя за неделей, месяц за месяцем – снаряды, мины, беспилотники и однообразные сводки  по радио:  столько-то снарядов и мин упало на город Донецк, столько – то пострадавших и раненых…

Плывущие по небу тяжёлые серые тучи, казалось, пытаются укрыть оставшиеся ещё целыми жилые дома, в которых  светились кое-где окна квартир, замаскировать их, закамуфлировать, спрятать от пагубного беспощадного огня. От этих туч и пробивающегося сквозь них кровавого заката становилось ещё тревожнее, сердце сжималось, и к горлу подкатывал ком.
Через два дня для нас прозвучал первый звонок – предупреждение…
Было около десяти вечера, я на кухне пил чай, супруга в спальне смотрела по телевизору какой-то сериал. Неожиданно в череду глухих далеких разрывов ворвался резкий свист и через несколько секунд яркий огненный смерч подскочил вверх, от подъезда до самого девятого этажа. Заныли сирены сигнализаций припаркованных во дворе машин, одна легковушка сразу загорелась. Двор усеяли осколки оконных стёкол. Из разбросанных, как футбольные мячики мусорных баков, повалил едкий дым. Прибежала взволнованная соседка – медсестра Лидочка:
– У меня ни одного целого окна в квартире…
В тот раз наша семья отделалась треснувшей обшивкой балкона, половинкой пузырька валокордина и длительной, изнуряющей душу бессонницей. Соседка наша собрала вещи и выехала, и мы остались одни, единственные жильцы на лестничной площадке.
Пройдет ещё несколько похожих друг на друга дней, интенсивность обстрелов не ослабеет, но мы будем продолжать жить обычной жизнью – утром уходить на работу, вечерами прогуливаться по бульвару, собирая букеты из раскрашенных осенним солнцем листьев. Просто мы любили друг друга, любили свой город, свой район, свою ажурную беседку у дома и никуда не собирались уезжать…
Я тогда работал в поликлинике, расположенной рядом с моим домом и отчетливо запомнил этот момент, как среди вдруг наступившей непривычной тишины, неожиданно раздался мощный взрыв. Точное время залпа – 11.40.  отразилось на наших домашних часах, глубоко впечатанных ударной волной в каменную стену. Фугас, начинённый десятками килограммов взрывчатки, угодил под наш балкон, вырвал метровый кусок бетона вместе со стальной арматурой, мелкими осколками посёк мебель, испортил бытовую технику.
В одно мгновение уютная, обставленная после евроремонта квартира, превратилась в развалюху. Нас спасло то обстоятельство, что мы оба находились в это время на работе. 
Пришлось в авральном порядке эвакуироваться, перебазироваться на «запасной аэродром», в пустовавшую квартиру брата.
Окна мы забили плитами ДВП, систему отопления законсервировали.
Скоро будет ровно год, с того дня, как наша семья покинула своё обжитое жильё, свой красивый, ухоженный когда-то район, свою работу.
Квартира, как и большинство других квартир в этом израненном войной доме стоит пустая, а участь самого здания решается в высоких кабинетах солидных госучреждений облаченными властью товарищами...