Любовь, это химера. отрывок

 Вот он и заботится, как может,  как считает нужным. Ведь он же не обещал другу, любить их. А забота, она бывает разной. 

Так продолжалась жизнь,  чистильщика измены, разврата и обмана.  Этот,  вполне нормальный   прежде  человек,     превратился,  будто в робота,  включающегося  от слова  -  измена, на  убийства. Что случилось с его психикой, он не понимал. Да он, даже  не задумывался  об  этом. Включался и всё. Это теперь была его жизнь, его смысл, его сущность.   Хотя сбой в этом механизме происходил.  И, теперь,  последнее время   довольно – таки часто.

Он ходил в магазин, ел,  пил,  спал,  читал.  Читал он много и больше  психологию человека. Будто хотел понять, что случилось с ним  самим. Он мог перевести старушку через дорогу, поднести её тяжёлую сумку.  Помочь  молодой мамочке вынести из подъезда коляску с малышом, или наоборот,  поднять  её   на   парапет.  Но, всё это делалось    им   на автомате. При этом он,   даже не понимал до конца, что делает. И снова, основная   работа.    Работа, по уничтожению  этих продажных тварей.  Чистка  земли  от разврата,   шлюх и обмана.

 Сколько так  будет продолжаться, он не знал.  Ведь он  уже убрал, наверное, пяток, этих  безнравственных,  похотливых самок.   И,    знал, что их ещё  очень много, этих штучек, готовых изменить, предать, обмануть.  Это, только вопрос времени. Они очень хорошо  конспирируются под порядочных  особ,   но приходит время   и,   они открываются  во всей  красе.   Становятся теми, кто они есть на самом деле.    И   он ждал   этого момента.

Ещё с детства, он  любил   бывать в  Мемориальном парке.   Там  всегда было тихо и спокойно, хотя людей  в нём бывало предостаточно.  Ели  высоченными свечками взметнулись ввысь. В самом центре  горел неугасимый вечный огонь.  Скульптура  каменного солдата,  всегда освещённая   этим  огнём, имела такую особенность.  То, скорбно никла  ниц, то, как будто улыбалась.

Или смотрела строго и торжественно.  Смотря,  как падал на неё свет. Какое время суток было. Луна  ли светила на  небе,   или же была  осенняя,  рано спустившаяся ночь.  Солнечным был день,  или  небо было затянуто  тяжёлыми, словно беременными тучами.    В общем, эта метаморфоза со скульптурой  зависела от многих факторов. 

Да и,   наверное, не  каждый  видел эти изменения. Он,  Егор  ещё мальчишкой подметил эту особенность перевоплощения. Скульптура была, словно бы живая и,   он любил  за ней наблюдать.  Когда женился, в этом  парке ни разу и не был, больше  чужую красоту и  жизнь наблюдал, за что и получил по заслугам. Теперь  же, он частенько приходил сюда и,   смотря по времени,  сидел, размышлял.   

А,   чтобы этого времени было у него больше,    он выходил,   убирать свой участок,   часа в три ночи.  Пока   вся основная масса людей проснётся и  соберётся на работу, он  со своей работой уже заканчивал.   И   бригадир,   Василий Кузьмич, очень уважал  его за это.  Если же бывали моменты, что Егору нужно было отлучиться на день,  два по личным делам, он без разговора выручал его.    

В  последнее время  Егора  почему – то прямо тянуло в этот парк.   Он садился на скамейку, где нибудь в тенёчке и  наблюдал за жизнью  этого тихого и уютного оазиса,   что расположился,  прямо в самом  центре города.  К вечному огню  шли влюблённые, держась за руки и украдкой целуясь.

Приезжали целые свадебные  кортежи,   возлагая, иногда охапками  цветы,  как бы в благодарность,  что теперь они могут жить и наслаждаться этой жизнью, любовью.  Приходили чопорные старушки все в чёрном;   в чепчиках на седых волосах,   с поджатыми губами и   скорбью в глазах.  Они долго  стояли у огня,   и  тихонько поклонившись и,    положив обычно гвоздички, так же,   не спеша уходили прочь.   


Военные маршировали, отдавая честь, этому  бессменному   стражу вечного  огня.    Седые  отставники,   с иконостасами орденов, гордо  выпрямляли согбенные спины и   уважительно склоняли перед ней непокрытые головы,  отливавшие   припорошенной снегом сталью,   в любое время года и в любую погоду. 

Мальчишки гурьбой, молча стояли  у скульптуры,  а потом  быстро  о чём – то споря,  словно  стая  чирикающих  воробьёв,  убегали прочь.    Егор всё это  видел   уже  не раз,  и это было для него обыденно и знакомо.   Он выучил, почти наизусть, все эти   ритуалы. Что,  как и зачем и,   по  какому случаю.  Хотя случай у всех был один. Поклониться и отдать дань уважения и благодарности.     Живём ведь, благодаря этому солдату.

Всем солдатам, отдавшим самое дорогое - жизнь, чтобы мы теперь жили.  Или же,  выжившим.    И    ставшими для нас   примером,    и гордостью    во  всём.    Да, примером,  - вздыхал он и  руки его   сжимались  так   в кулаки, что костяшки пальцев  белели,   и  им было больно, когда он распрямлял их.   Вернуть бы жизнь назад.   Стать бы  снова учеником одиннадцатого класса.   Или,  хотя бы  тем инструктором,   каким  он был   до этой   войны,    с этими   предательницами.   Но,     увы.    Этого   человеку не дано.

А,    последние  три  дня в  этот же   парк стала приходить  женщина.  Она садилась на скамейку под раскидистой елью. Главное получалось  так, что они сидели напротив друг друга, хотя он не был уверен, что она его видела.  Чем она его заинтересовала, так это тем, что она всё время плакала. Сколько бы ни сидела.    Он  даже специально несколько раз уходил, а потом возвращался.   А    она,   так и сидела на одном месте, будто не живая.

Ему стало интересно, хотя,   ведь это  же была   одна     из  тех,  кого он последние два года, или игнорировал, или  убивал. Ну,   были,  конечно же,  моменты, что  он им помогал. Это зависело от  сложившихся  обстоятельств. 

Эта женщина была ещё  молода и  по-девичьи стройна. С копной светлых волос и с палочкой.   Видно,   что – то не ладилось у неё с ногами. Хотя она при ходьбе не прихрамывала.  Каждый раз  приходя, она садилась на одну и ту же скамейку и сидела там тихонько под тенью елей.  Как и он сам.    И,   что самое главное, она  каждый раз   сидела и плакала.   И  плакала она  тихо, тихо.   Не всхлипывая, не причитая.   Просто слёзы у неё текли безостановочно  из глаз,  и  она их,   даже не вытирала.  Они высыхали и снова текли. 

Уж, что точно заинтересовало его в ней, он и сам не мог себе ответить.  Но,   почему  - то,  закончив работу и быстро  мотнувшись, домой, где он завтракал на скорую руку и мчался на свою скамейку.    Она приходила  в одно и то же время, как по расписанию.    И    всё повторялось, как все эти  три дня подряд.   Почему она  сидела здесь  целыми днями одна и  так горько плакала?    Было неизвестно.   Нет, ему не было жалко её, ведь она была одной из тех, на кого он наложил опалу.   Ему просто было интересно. 

Так продолжалось, ни много ни мало, где – то  дня четыре – пять.   Он,    уже было собрался,   сломать все устои  и подойти к ней, чтобы узнать, может,  ей  нужна   какая – то помощь?  Что подкупало его в ней, так это то, что она никого и ни о чём  не просила.  Просто сидела и  плакала.  Тихо- тихо.  Даже, можно сказать, незаметно.   Слёзы просто  бежали   быстро - быстро по щекам её и тогда, иногда только рука делала произвольно  взмах,  чтобы убрать  обильную   влагу  с подбородка. 


О чём, или о ком, можно так плакать безостановочно и  столько времени? -  думал он. Наверное,  кто то умер у неё.  И   вдруг, она  встала и направилась прямо к нему.  Подойдя почти вплотную, она  тихо, но внятно спросила: А, вы могли бы убить человека? И   тут же заспешила,     засуетилась.    Конечно же,     не  бесплатно.  Я хорошо заплачу.   Как ни казалась ситуация абсурдной но, он почему – то спросил:  А, кого нужно убить?  Женщину, - ответила она  тихо и пристально  посмотрела ему в глаза.  Он увидел в этих глазах напротив, столько боли, мольбы, что на автомате и, там же прозвучало слово – женщина,  снова ответил  - что же,  нужно подумать. Приходите  завтра сюда, в это же время. И они разошлись по разным  сторонам.   

Придя домой, он опешил от своего собственного поведения. И,   в честь чего  это,   он собрался жалеть эту женщину?    Это не в его правилах, делать исключения.    Пусть она,   хоть сто раз хорошая – прехорошая. Пусть даже, замечательная.

 Но, ведь ты же переводишь старушек через дорогу,  носишь им сумки;    и коляски сносишь мамочкам по  ступенькам.  И поднимаешь эти коляски на парапет. Ведь это же,   тоже женщины,  -   спорил он, уже  сам  с собой.  А, может у неё такая  ситуация, что без твоей помощи, ну ни как. 

Да нет,  он не собирается помогать ей, да и не привык он делать так дела.    Женщины,  это холод и обман.   Завтра же он откажет  ей. Да, ещё и пригрозит, заявить в милицию. Ишь ты, нашла киллера.  А, если по -  честному, почему она подошла именно   к нему? А не к кому  - то другому. Ведь там были ещё мужчины.   Нет же, она припёрлась,    именно к  нему.    У меня что, ярлык  висит с  надписью,   - киллер.    Обращайтесь,  если что? 

Он прямо  занервничал, за психовал. Завтра же я поставлю её на место. Ишь   ты, нашлась мне,  тоже психолог великий.      Видит по лицу, кто есть кто.  Но, у неё такие глаза.    В них столько  боли, печали,  страдания.  А,   может её сына,   убила сноха и,  она хочет ей,  отомстить?   Ведь ключевое же слово – женщина,  она произнесла.  Ладно, спрошу завтра.  Спрошу и откажу.    Он почувствовал себя каким – то уставшим и  разбитым. И перекусив, лёг на диван.