Проклятие старой кокорихи часть 5

ПРОКЛЯТЬЕ СТАРОЙ КОКОРИХИ.
                Часть 5
Уставшее за день солнце,   скатилось к горизонту ,  озаряя розоватым цветом окрестности.  Ревущее стадо коров, втянулось в село. Нещадно пыля,  сытая животина,  неторопливо   и важно разбредалась по своим дворам.
Едва  осела пыль, поднятая стадом,   в село      вкатил   мотоцикл председателя Сельсовета. 
Алексей Михайлович, затормозив у здания конторы,   бросил в коляску танкистский шлем.  Его, вместе с мотоциклом, подарил Алексею отец.
Долгов   сегодня устал, как никогда.   Обстоятельства вынудили его, с утра  отправиться в город, в котором он когда-то учился и жил .
Многочасовая беготня по кабинетам   многочисленных инстанций,  затем  поездка на склады стройматериалов,  укатали его почище, чем сивку крутые горки.
Не смотря на усталость и затекшую спину от долгого сидения за рулем, он был доволен. Результатом его поездки стало,  несколько поддонов кирпича. Его обещали подвезти завтра.
 -«И для школьных  печек хватит. И для учительских» -  радовался Долгов. Он достал из коляски кусок брезента и набросил поверх мотоцикла.  В теплое время года,  Алексей нередко оставлял его у конторы на ночь. Люди в  старых селах жили открыто. Не смотря, на полуголодное время, о кражах здесь   никто не слышал.
В контору решил не заходить. Устал слишком. И время было позднее.
  Солнце  полностью скрылось за горизонтом. Но до полной темноты, было еще далеко. Подойдя к дому  Тамары Владимировны, Алексей увидел хозяйку. Она сидела на  деревянной скамье у ворот своего дома, вытянув перед собой больные, опухшие ноги.
Жалея немощную женщину, Алексей с первых дней жизни в ее доме, запретил хозяйке прибираться в его комнате. Себя он полностью обихаживал сам.  Кроме того, в свободные минуты, Долгов, чем только мог, помогал хозяйке.
Он сам  доставал из колодца воду,   носил в дом дрова, вечерами, не считаясь со своим «председательским» статусом, чистил  навоз из-под коровы.  И  выполнял еще множество работ по дому,  искренне считая, что  вынуждать больного человека прислуживать себе, безнравственно и жестоко.
Хватало и того, что хозяйка  готовила для него    необыкновенно вкусные щи и другие  сытные, сельские блюда.
Много раз  Алексей пытался уговорить Гаврилову, сбыть корову.
 Но в этом,  его хозяйка, оставалась непреклонной. – «Бог с вами, Лексей Михайлович,   -  упорствовала она, - дом без кормилицы, что мужик без порток. Стыдобушка одна. И для брюха  пустота.  Я уж, как ни будь, сама, если вам несподручно подмогнуть. Только вы уж   о прокорме   моей Красули, побеспокойтесь . Распорядитесь, чтобы сено во время подвезли».

«Притомились, Тамара Владимировна?» - заботливо осведомился  Долгов, опускаясь на скамью рядом с квартирной хозяйкой.
 Она одарила своего постояльца серьезным, изучающим взглядом, словно видела Алексея впервые .
- «Хороший ты мужик, Лексей,   уважительный, -  впервые переходя на «ты», вздохнула женщина. – И жена у тебя красивая. Вот только  в  служанки  к ней, я не записывалась.  Я по своим нуждам, ног не таскаю, а  здоровой молодухе прислуживать, тем более, не в состоянии.  Прости уж, за прямоту.  Но меня Советская власть от   бар освободила».
- «Каких бар? Какая жена, чья?  - Еще не получив ответа, Алексей, холодея, понял, что  случилось.  -  Лена здесь? Но зачем?»
- «Ты мужик, ты и разбирайся. А я, туточки посижу»,- Тамара   отвернулась от Алексея, всем своим видом показывая, что ей нет дел до их семейных разборок.
Едва Алексей переступил порог дома, Елена  вышла из его комнаты, словно поджидала Алексея, стоя   за дверью.
Коротенький халатик, открывающий  красивые, длинные ноги почти до бедер, был небрежно распахнут на груди, .  Вычурная прическа, яркая помада,  все это,  нелепо смотрелось на фоне простого убранства деревенского дома.
Алексей с удивлением и некоторой радостью, отметил про себя, что  все эти женские ухищрения, совершенно не тронули его.
 Когда-то, вид её оголенной груди, заставлял  Алексея терять голову. Сейчас же, вызвал лишь понимающую усмешку.
«Здравствуй  , любимый, - проворковала Лена, закидывая ему на шею, тонкие, обнаженные руки. – Соскучился? Не надо было    бросать меня так надолго».
 От жены исходил едва уловимый сладкий запах дорогих духов.
Но взгляд ее голубых глаз, слишком цепкий и изучающий, никак не вязался с притворно нежным воркованием и  словами, что она шептала ему на ухо.
С трудом расцепив   ее руки, Алексей,   пробормотав ответное приветствие, показал Лене на дверь своей комнаты.
-«Привет. Иди в комнату. Поговорим по душам. Хозяйке отдыхать надо. Не к чему, ее тревожить».
Подтолкнув жену к двери, вошел следом и запер дверь. Лена, расслабленно потягиваясь, как сытая кошка, спустив с плеч   коротенькие рукава ,   улеглась поверх  покрывала, нарочито высоко  приподняв полы халатика.
«Иди ко мне, малыш. Потом все разговоры. Я тебе в постели, кое что скажу и покажу…»- она засмеялась грудным,  чувственным смехом, призывно протягивая руки к мужу.
- «Лена, откуда в тебе эти замашки? Ты сейчас похожа на проститутку,  – безжалостно отрезал Алексей, с удивлением рассматривая жену, будто видел ее впервые. – Мы расстались    вполне,  чужими. Неужели  между нами не все сказано? Зачем ты приехала?»
В глазах Лены сверкнуло бешенство. Но, усилием воли, взяв себя в руки, она обиженно  произнесла-
-«Леша, возможно, я не права. Не надо было делать  аборт. Каюсь, поспешила. Просто психанула, когда ты в деревню бежать собрался. Посуди сам. Я выросла в городе. Привыкла к комфорту. А  ты меня в    беспросветную дыру звать задумал.
 А здесь жить невозможно. Надеюсь, ты и сам это понял. Я исправлюсь, Алексей. Рожу тебе этого ребенка, если  тебе так не терпится. Найду няню.  В скором времени, мы с тобой сможем позволить  себе все…
- Уловив, что Алексей пытается что-то возразить, Лена быстро вскочила с постели и прыгнув к  нему  на колени, закрыла его рот ладонью, - Помолчи, выслушай меня. Не сверкай глазами».
 Алексей    мельком отметил, что ни одна клетка его тела, давно не знавшего женской ласки, не дрогнула от тесной близости  жены.
Вежливо, но  твердо, он снял Лену с колен и   силой усадил ее на кровать.
«Лена, я очень устал. Много  работы. Завтра вставать рано. С утра я  отвезу тебя на станцию. Посажу в автобус.  На неделе попробую вырваться  в город. Пожалуйста, прошу тебя, не противься нашему разводу.  Скорее найдешь себе подходящего мужа. Ты красивая, молодая.  А я нашел  то, к чему стремился. Мое место здесь, среди моих земляков. Я  чувствую, что в силах, изменить их жизнь, сделать ее интереснее. Прости. Я пойду спать. Найду место, а ты ложись».
Долгов  поднявшись со стула, сделал шаг к двери.
«Стой! Я не все еще сказала,  - Лена снова повисла на шее мужа, - Болван. Ты даже дослушать меня  не хочешь. Заладил со своими  колхозниками».
Алексей,  освободившись от ее удушающих объятий,  пересилив себя, вновь присел на стул, - «Ну хорошо,  я выслушаю тебя», - устало  проговорил он,  с тоской понимая, что так просто не удастся избавиться от этой женщины.
Тихо скрипнула входная дверь. Послышались шаркающие шаги хозяйки.
 Тамара Владимировна прошла в свою комнату и плотно притворила дверь.
  –« Алексей, не будь идиотом. Папа  собирается передать тебе должность  управляющего  самым большим Мясокомбинатом области.  Ты хотя бы, представляешь, какие это возможности?  Не только перспектива  быстрого роста по  карьерной линии, но и наше с тобой благополучие в этой жизни.
Мы сможем  позволить себе завести хоть два ребенка.  Мы будем каждый год отдыхать  на море, на самых известных курортах. Лёшенька, я не верю, что  можно вот так, запросто отмахнуться от такого заманчивого предложения. Ведь  ты просто, за аборт мне мстишь. Так ведь?»
Алексей поймал себя на мысли, что с удивлением рассматривает свою жену. –«Ты собираешься много работать? – спросил он, усмехаясь.- Отдыхи, да еще и на курортах, нужны тем, кто много работает. Вот Тамаре Владимировне  такой отдых, очень не повредил бы».
«Не смеши, - Лена закипала. «Тупость»   мужа ее бесила, выводя из себя. – Твоим колхозникам кроме  аромата дерьма, да бутылки, ничего не надо.. А твоя Тамара Владимировна,   вообще, неадекватна.  Молока мне приперла кружку.  А от него еще пар идет. Только в корове было, она мне его сует. Чуть наизнанку меня не вывернуло.   Тьфу, гадость. Неужели ты пьешь такое. Да еще из ее рук. Ты руки ее видел?»
-«Видел, – жестко отрезал Алексей. -  Руки Советской женщины, что   своим трудом     фронтовиков наших кормила. А сейчас страну кормит. И, к сожалению, еще и  таких,  как ты. Молоко тебе парное не понравилось? Пей то, что водой разбавленно,  из магазинов.  Такие, как твой папаша,   не только молоко разводят.
И ты предлагаешь мне, стать во главе Мясокомбината?  Нет, голубка. Я на своем месте. И буду  все делать, чтобы мои колхозники на тех курортах отдыхали, а не толстосумы и хапуги, типа твоего папочки.  Я тебе все сказал».
Не слушая воплей жены, Алексей выбежал во двор, прихватив из сеней  старенький полушубок.  Пробравшись в хлипкую, летнюю кухню, он завернувшись в полушубок, упал на старенький, самодельный топчан.
 Не смотря на клокотавшую в душе ярость, мгновенно уснул, намаявшись за день.
Проснулся Долгов на рассвете от   мычания хозяйской «Красули» и позвякивания ведра, в которое, ударяли тугие струи молока.
-«Как много еще предстоит сделать для того, чтобы облегчить труд таким людям, как моя хозяйка», - думал он, умываясь у колодца ледяной водой.
Он поздоровался с вышедшей из  сарая женщиной и перехватив ведро,  полное  пенящегося молока, понес его в дом.
Тамара Владимировна с пониманием и сочувствием смотрела в спину своего постояльца.    С тихим шепотом, -«Матушка, Богородица, помоги хорошему человеку, найти путь свой правильный»,- незаметно перекрестила спину Алексея и  погнала  корову в   стадо.
Заглянув в свою комнату, Алексей убедился, что Лена спит. Но то, что он увидел на столе, его возмутило до глубины души.
  Там стояла пустая бутылка из-под вина, что Лена видимо, привезла с собой.   Прямо на  скатерти, лежали огрызки колбасы и крошки хлеба.  Но еще больше, его возмутило ярко красное пятно от вина,  оставленное на вязаной скатерти ручной работы.
 Когда Алексей заселился  к Гавриловой,  Тамара Владимировна,   кивая на стол в его комнате,  с ноткой грусти  сказала, что эта скатерть, связанная из льняных, желтоватых ниток,  была когда-то частью ее приданного.
Женщина, еще до замужества вязала ее  крючком, потратив на работу не один месяц. Она собиралась передарить ее дочери, когда та будет выходить замуж. Но и дочь, и сын, и муж, все они погибли на войне, защищая Родину от фашистов.
 «Ах, ты…. А еще    руки тебе   трудовые не нравятся» – Алексей,  убрав бутылку и   огрызки,  свернул  скатерть и вышел из дома.   Войдя в маленькую, закопченную баньку, он отыскал кусок  темного, хозяйственного мыла и принялся застирывать испорченную вещь, в деревянном корытце.
Он долго, с остервенением тер  пятно, пока оно не исчезло полностью,
 Немного успокоившись, Алексей развесил скатерть     в предбаннике и   вернулся в дом.
  Хозяйка была уже в доме.  –«Позавтракай, сынок, - просто и  по матерински, ласково  обратилась она к постояльцу, кивая на кухонный стол.  Поблагодарив хозяйку, Алексей    съел пару вареных яиц с гречневыми блинами. Запив  простой и сытный завтрак  кружкой простокваши,  произнес:
– «Простите, хозяюшка, за Елену Васильевну. Я отправлю ее сегодня же назад, в город».
-«Да нечто, мне жалко? Если б,  промеж вас все ладно было, так и живите. Вот только, подавать и подносить я ей  ничего не стану. Вчера весь день, что была  без вас тут, только и командовала.    Подай, поднеси. То воды согрей, то  чай  принеси в комнату.  Ай, не видела, что хожу едва?  Мне, впору, самой бы кто поднес.  А к вечеру, потребовала, чтобы я вас  пошла  разыскивать по селу. Вот я и убралась за ворота на лавочку».
Чувствуя, как от стыда за жену, начинает гореть лицо, Алексей с чувством  проговорил: -
 -«Простите, мамаша.   Пусть   она  отоспится. Я сейчас на работу сбегаю и приду, чтобы  увезти ее. Не вздумайте ничего ей подавать. У нее все в сумке для завтрака есть».
Алексей сдержал слово, данное хозяйке. Не смотря на отчаянный протест  помятой со сна   супруги, он  едва ли не насильно, усадил Лену в коляску мотоцикла.
Всю дорогу до  района, Лена, перекрикивая     треск двигателя, кричала, обзывая мужа     словами,  далеко не  «культурного» происхождения.
Алексей, не отвечая на ее выпады,  притормозил у остановки. – «Выметайся,-  сказал с презрением, -   Колхозников осуждаешь. На себя бы сейчас посмотрела, «дама из высшего общества». Автобусы тут часто ходят.  Поезжай в город, в свою привычную жизнь.    Заявление на развод отправлю почтой».
«Я поеду. И жизнь моя, не в пример твоей будет. Но на развод я не соглашусь.  И по партийной линии прокачу. Обещаю! Ты у меня узнаешь, как  жену, на колхозных  шлюх менять. Я до Первого Секретаря Обкома дойду». – прошипела Лена в лицо Алексея.
 Прошло несколько дней. Алексей,   как и собирался, отправив   заявление о разводе с женой в ЗАГС города, приготовился к ожиданию результатов.
А пока, надо было работать, достраивать школу. К  началу нового учебного года важный объект должен быть сдан.
Ивняковцы, посудачив о   жене председателя, об ее  слишком  быстром отъезде,  переключились на другие новшества.
Сам Алексей, тоже постарался выкинуть из головы любые неприятные воспоминания о  выходках Елены.
 Он вновь, как и раньше,  на любых мероприятиях, выискивал глазами Василису.  Но прийти к ней домой, или  отозвать в сторонку для  разговора,  не  осмеливался,  переживая за репутацию девушки.
 Официально, он был женатым человеком. И давать пищу  для сплетен  таким, как Гапка, Алексей не хотел.         
 Намеревалась ли Василиса, на самом деле закончить свои дни в водах  речушки, или  на нее нашло временное помутнение, она сейчас старалась об этом не думать.
Но мысли сами  лезли в голову, как бы девушка их не гнала.  Она с ужасом представляла себе  ту волну сплетен и предположений, что мог повлечь за собой ее поступок, доведи она его до конца.

Николай Кокорин, оказался благородным  человеком.  Он  ни разу и нигде не обмолвился  об ее поступке. И девушка была ему благодарной за это. Первое время, ее жег стыд за свое малодушие. 
«Вот  барышня малохольная,  - корила себя Василиса, - Родителям горе и стыд, людям пища для сплетен. Гапке радость. А ему? Затаскали бы по инстанциям. Люди у нас хоть и добрые, но нашлась бы какая-нибудь  «Гапка», чтобы доказать, что  из-за него я в речку кинулась. Могли бы и  из партии  выгнать. И с должности тоже».
Решив раз и навсегда  прекратить все  отношения с Алексеем, кроме сугубо деловых, Василиса  продолжала упорно избегать с ним встреч. Но сердце её бунтовало, не давая покоя ни днем, ни ночью.
По словам односельчан, жена Алексея была молода и красива. И то, что он  быстро отправил её в город, ничуть не успокаивало Василису. Она была уверена, что ночь супруги провели вместе.
-«Отстроит  себе дом и привезет свою красавицу в Ивняки.  Наверное,  должность ей уж присмотрел.  В конторе. С собой рядом».
Как-то,  задержавшись   на полях,  Василиса решив сократить путь, отправилась домой  через покосные луга.  Она удалилась уж на приличное расстояние от  наезженной дороги, когда услышала позади себя знакомый треск мотоцикла.
Сердце ее,  замерло. Девушка, прижав к груди руки, остановилась.  Обернувшись, увидела   только голову Алексея, мелькающую   поверх  трав.
Он, промчавшись мимо неё в каких-то  ста метрах,  исчез из вида. Василиса, без сил, опустившись  в траву сжала голову руками. –«Что же это такое. Зачем мне любовь  такая, от которой одна боль в груди?  Зачем мне ночи бессонные,  думы бесконечные?  И все о нем, о соколе моем окольцованном?» - Раскинув руки, словно норовя обнять землю, девушка упала  вниз лицом.  Слез не было. Одна лишь непереносимая боль, разрывающая грудь, иссушающая душу.
  Протянув руку, Василиса сорвала головку, помятой ее телом, ромашки.
 --«Любит, не любит  - шептали губы, в то время, как пальцы  срывали  лепестки цветка. –Любит, - усмехнулась горько,  перевернувшись на спину.-
-А что толку   мне,  от любви  гадальной, если нет ее настоящей. Если и любит, то  не пойдет он против совести своей человеческой. Не порушит семью, ради девушки колхозницы. Жена, говорят,  краля писаная.  Себя подать умеет. Одета, как настоящая дама. Знает, наверное, много. Ученая. Институт закончила. Куда мне до нее».
Стрекот  кузнечиков, шелест трав, одуряющие запахи цветов и созревающей клубники, кружили разгоряченную голову Василисы.   Хотелось петь и плакать. Но петь было, лежа, не сподручно.  А со слезами, она научилось  справляться.
Девушка прикрыла глаза. И вдруг откуда-то, из глубины сознания, перед мысленным её взором, как наяву, появилось желтое, морщинистое лицо в темном платке. Послышался тихий, шипящий голос-
«Любови тебе захотелось? Будя тебе любовь. И тебе, и детям твоим. За жизнь не расхлебаешь».
Василиса села в своей  душистой,  луговой постели.- «Ох, и права была  ты, Дарья Федотовна. Нахлебалась я уж, «любови» своей и еще, нахлебаюсь. Чует мое серденько.
Зря мы, молодые , видимо, не верим в «сказки бабкины». Сколько не объяснимого, никакими науками, в жизни нашей происходит. Кокориха ли меня закляла,  судьба ли такая. Но ведь и в судьбу, комсомолке верить не престало».
Василиса встала на ноги и тихо побрела по лугу в сторону села. Вспомнилась вдруг,   односельчанка Катерина Забельская.  Женщина, проводившая на фронт двоих сыновей и мужа,  молилась по несколько раз на день. В поле  на работах, вечерами, стоя у калитки дома и глядя  вдаль.
 Редко выпадавшие  выходные, тратила на то, чтобы съездить в город.  Только там, во время войны, действовала единственная церковь.
Многие  смеялись над Катериниными «причудами», вертя пальцами у виска.
Но когда,  ранеными , но живыми, все трое Забельских мужика, вернулись в родное село, многим  сделалось не до смеха. –«Отмолила Катька своих»,  - завистливо шептались женщины постарше.
-« Повезло Катерине..»  - удивлялись,  не верившие в  «поповские» чудеса. А таких, кто, после Революции,  растерял всю веру в Бога, было большинство.
«А мама моя! Разве она не счастлива с отцом?  Она же, всю жизнь молится» - - Василиса  невольно улыбнулась, припомнив, как недавно, отворив дверь в сени, увидела трогательную сцену.  Отец с матерью, стоя в полутемном коридоре, целовались, прижавшись друг к другу.
Какой счастливой выглядела Матрона в тот момент!
Проходя мимо конторы, Василиса увидела запыленный мотоцикл Алексея, стоящий у крыльца здания.
-«Зайти, поздороваться, как ни в чем не бывало?  Но что я ему скажу? … Шла, мол, мимо, решила проведать, как тут наш председатель себя чувствует. Не сильно ли, по жене своей , красавице, тоскует?»
С трудом оторвавшись взглядом от мотоцикла, девушка, едва не бегом, свернула  в свой переулок. 
Невдомек было исстрадавшейся  Василисе, что это ее разыскивал Алексей,  объезжая дальние поля.
Если и вспоминал он  жену, то лишь с недоумением и поздним раскаянием. Как мог он, простой, сельский парень, влюбиться в пустышку  в красивой оболочке? Как мог, целых четыре года  быть слепым и глухим.
А главное, как он посмел потерять эти годы впустую. Без любимой, захватывающей работы. И без нее,  настоящей, не знающей  ни  лукавства, ни притворства.
 Управившись с текущими делами, рассмотрев и утвердив пару заявлений колхозников,  Алексей отправился  домой.   Дом Тамары Владимировны,  он как- то, уже привык считать своим, родным домом.
 Не так давно, Алтунин, снова завел   знакомый разговор о необходимости   строительства достойного жилья для Долгова.
Но Алексей перебил, может быть, не достаточно вежливо.
-«Давайте, Демьян Федорович, пока не будем поднимать этот разговор. Сами подумайте, куда я от хозяйки своей? Тамара Владимировна, меня  почти за сына  принимает. А я ей такой неблагодарностью отвечу.
Кто поможет женщине , по хозяйству управляться?  И мне она, как мать.   В сухомятку долго не протянешь.  А готовить мне, нет времени.  Хозяйка  меня обихаживает. Я ей помогаю. Всю трудную работу по дому на себя взял. И так правильно. Так и должно быть. Вот только, не уговорю ее никак, корову сбыть. О колхозном, общем молоке, и слышать не желает, хозяюшка моя».
-«Так жену, почему  не везешь, чтобы готовила?  Василинку нашу, тоже склоняют.  Тут, правды ради, надо сказать, что   любят ее в селе. Жалеючи больше, говорят о ней. И ты Михайлович, определялся бы.  Не первый год живу на свете. Вижу, что нелады у тебя с супругой. Поторопился бы, уже к одному берегу. А то и потонуть недолго».
«Разберемся» - невесело отозвался Алексей. Он  не желал никого допускать в свои семейные  тайны. Даже лучшего друга своего отца.