Ангел Таша. Часть 9. Три белых коня

            Рисунки Нади Рушевой.

                ТРИ БЕЛЫХ КОНЯ – ДЕКАБРЬ 1830, ЯНВАРЬ, ФЕВРАЛЬ 1831

                И уносят меня, и уносят меня
                В звенящую снежную даль
                Три белых коня, эх! три белых коня -
                Декабрь, Январь и Февраль.
                Л.Дербенёв
               
                Душа болит, и сердце плачет,
                а путь земной еще пылит.
                А тот, кто любит, слез не прячет,
                ведь не напрасно душа болит.
                М.Шуфутинский

                Надежда даёт нам крылья.
                Любовь поднимает в небо.
                А Вера указывает путь…
                Неизвестный автор    

      …Начало декабря 1830-го года.
 
      По рытвинам подмёрзшей дороги, бегущей через побелевшие поля, мимо обнажённых  рощ и унылых деревенек, дребезжа, спешат дрожки, и звонкий голос пассажира нетерпеливо подгоняет ямщика.
   
Пошёл! Уже столпы заставы
Белеют: вот уж по Тверской
Возок несётся чрез ухабы.
Мелькают мимо будки, бабы,
Мальчишки, лавки, фонари,
Дворцы, сады, монастыри…

        Это, обрадованный снятием карантинов, проклиная переправы,  уговаривая смотрителей, торопится Пушкин – туда, где ждёт  несравненная, ни с кем не сравнимая – его  ангел, его  Таша!
    Та, что измучила болдинского затворника то нежными, то  ледяными письмами.  Он читал их, представляя, как над безропотной душой молчаливой невесты нависла глыба маменьки, диктующей назидательные наставления для жениха: молиться, молиться, молиться, соблюдать посты... 
                ***

     Вот и она. Закутанная в салоп, тучная  дама выходит из дома на Большой Никитской. Рядом семенят две красавицы в шубках, вертится шустрый подросток. За ними – женщины, одетые проще, беднее. Наталья Ивановна торопится в храм.

     Захворавшую Наташу оставили на попечение Прасковьи. Но не лежалось в постели… Проскользнув в молельную комнату, Таша опустилась на колени перед иконой.

     Тускло мигая, желтеют свечи, отражаясь бликами в блестящих окладах. В глазах Богородицы, глубоких, тёмных, по-доброму внимательных, таится вопрос. Глядя в них, грех солгать. Едва слышен прерывистый шёпот:

     - Богородице! Дево Пречистая, молю избави от бед… исцели души моей неможение… страстей моих бурю утИши... Телесные слабости и душевные недуги исцелити сподоби… Помилуй мя и сохрани, и помыслы добрыми душу мою просвети…

    И кажется Таше, Деве Защитнице понятны её горькие слёзы, робкие девичьи чаяния…

    Тёплый свет нисходит в душу, согревая и даруя надежду…
                ***

      А на стол в кабинете московского обер-полицмейстера, полковника и кавалера С.Н.Муханова ложится рапорт №241. Пухлые, холёные руки, развернув его, подносят к глазам:

      «Прибыл отставной чиновник 10-го класса Александр Сергеев Пушкин и остановился в Тверской части первого квартала, в гостинице «Англия», за коим надлежащий надзор учреждён».

     - Надзирать неукоснительно! – строгий взгляд на вытянувшегося смирно жандарма. - Обо всех встречах и передвижениях докладывать!
 
     - Есть докладывать! – послушно повторяет служака.
                ***

    Александр нетерпеливо спрыгивает с возка на мощёную мостовую. Медлительный Никита заботливо вносит в номер гостиницы тяжёлый саквояж.
 
       Всего пять минут отдыха в мягком кресле после долгой дороги. Дела, дела!
 
       И первое – баня: смыть дорожную пыль и усталость! А второе, великое!  – помчаться к ней, на Большую Никитскую, заглянуть в милые очи, удостовериться, что ничего не изменилось за три месяца разлуки!

      И даже недовольное лицо Натальи Ивановны ему не помешает…

      О, счастье! Таша была одна. Выбежала в  домашнем платье… опешила… уж не привидение ли перед нею?...

    Застыла, распахнув навстречу его влюблённому взгляду дивные глаза свои в восхищённом удивлении…

     И… на мгновенье забыв обо всём, прильнула к груди Александра. Он бережно  обнимает хрупкие плечи, чувствуя не только всем телом, но сострадающим сердцем болезненный трепет…

    Подняла залитое слезами лицо… Прядки волос упали на пылающие щёки… Губы дрожат…  Ах, как хотелось ему поцеловать их, но не смеет… 

       Светлый  ангел взлетает над ними, осеняя невидимым белоснежным крылом… 

      Два переполненных нежностью взгляда встретились, и две души прильнули друг к другу: ничто, кроме смерти, никто и никогда! больше не сможет разлучить их…

    Отпрянув, Наташа сжимает руки на груди, судорожно кутаясь в шаль. Александр приблизился, не решаясь прикоснуться… Откуда эта робость, не знал – но робел перед этой хрупкой девушкой и…  готов был сражаться со всем враждебным миром, чтобы  защитить её,  тоненькую, как тростинка, слабую, вздрагивающую от сдерживаемых рыданий…

    - Простите, -  прошептала  Наташа.
    - За что? – вырвалось у Александра…

    Громко стукнула наружная дверь, послышались голоса. Наташа скрылась в своей комнате. Первой выплывает из сеней Наталья Ивановна.

 - Ах, какие гости нежданные! – нет  радости в одышливом голосе, и на рыхлом лице ничего, кроме презрительного недовольства. – Наконец-то, сударь наш, явиться изволили!

      Камень падает на сердце Александра, но приветливые улыбки сестриц смягчают упрёк. Он целует ручки барышням…

- Ко мне, ко мне на разговор извольте, - не медля, приглашает в свой кабинет Наталья Ивановна.

     А разговор всё тот же – о приданом, о деньгах, которых нет как нет, о том, что Венчание отложить придётся…. 
      
 - Деньги будут! – обещает Александр. – Бумаги готовы. Завтра поспешу  в Опекунский совет…

 -  А много ль дадут? – заблестели глазки у будущей тёщи, смягчился голос. – Не обессудь, не из праздного любопытства… Об вашем будущем озаботилась…
                ***

    Да уж, озаботилась… Чтобы улестить, Пушкин покорно возит её и Ташу по московским соборам – просить Божьего благословения, выслушивая упрёки в безбожии, терпя поучения и нравоучения. Терпел…

    В письме Петру Плетнёву 9 декабря 1830 он не жалуется, нет, но признаётся:
«Милый! Я в Москве с 5 декабря. Нашёл тёщу озлоблённую на меня, и насилу с нею сладил, но, слава Богу, – сладил…»

      Однако всё чаще и чаще случались перебранки…  Не хватало жениху с его африканским темпераментом ни душевных, ни физических сил, чтобы убеждать  спокойно. Всё услышанное из его уст раздражало спесивую женщину. В заключение шло в ход последнее  безотказное оружие – истерика! Не дай Бог вам видеть истеричную даму!!!

    … Увы, над свадьбой  вновь угрожающе нависал безжалостный  дамоклов меч.

      А Таша?  А Таша таяла на глазах… Возражать маменьке она не смела, да и не умела. Дико боялась её грубого крика, истерик, угроз… Тихие взоры - для всех, а в душе - тяжкие думы… Доверяла их лишь единственной подружке - подушке…

     Сёстры сочувствовали… молча. Опасались, как бы им тоже не перепало  матушкиного гнева неправедного.

     Всё ближе Новый 1831-й год. Забыв холерные страхи, Москва украсилась  весёлыми ярмарками, предпраздничной суетой, колокольными звонами.

     Простой люд в рождественскую ночь колядовал по дворам.  Утром 25-го, на Рождество, Наталья Ивановна торжественно вела семейство в церковь на Великое богослужение. Возвращалась уставшая, с размягчённой душою…

     В сопровождении дочек-красавиц непременно навещала знакомых побогаче да познатнее, где столы ломились от яств, поднимались тосты в честь Вселенского праздника. 
       Девушки щебетали в компании сверстниц. Наташа, ловя изучающие взгляды, отворачивалась, замыкаясь в себе. А хозяева всё замечали, да и любопытствовали:

 -  Об  чём  у вас Наташенька грустит в такой-то день богоблагодатный? Ей вроде бы радоваться надобно.

 - Чем Бог порадует, то и будет, Катерина Власьевна... Все под Богом живём, - уходила от ответа Наталья Ивановна, а виновную одёргивала змеиным шипением: «Опять блажь на тебя находит?… Взяла волю… Ан лих, улыбнись полюбезнее!»
       
     Вкусив наливки, отдыхала после сытных угощений, а дочерей отпускала с  гувернанткой в город на нехитрые развлечения. Те и радовались. Ах, санки с ледяных горок!… Ах, балаганы!.. Ах, ряженые!.. А на Воробьевых горах красота неописуемая – фейерверки! Смех вокруг да веселье.

     Наташа исподтишка оглядывалась, затаив дыхание: может, суженого встретит?

     Но Пушкин занят литературными делами. Ещё один враг, кроме Натальи Ивановны, отравлял ему жизнь – мерзкий Видок Фиглярин-Булгарин... Вот свести бы их вместе – то-то был бы пир пауков злокозненных!

      Порадовала новость! Сватовство помогло: царь милостиво разрешил печатать «Бориса Годунова». 23 декабря книжки (ценою 10 рублей) появились в магазине А.Ф.Смирдина, и в первое же утро раскуплено 400 экземпляров!!!

     Однако Булгаринские шавки тут же вцепились намертво, пустили в народ уничижительную песенку:

И Пушкин стал нам скучен,
И Пушкин надоел:
И стих его не звучен,
 И гений охладел.
 «Бориса Годунова»
Он выпустил в народ:
Убогая обнова –
Увы! на Новый год!   

— Посмотри-ка! – доставая из кулачка скомканную бумажонку со стишками, шептала Таше возмущённая Азя. 

     А уж когда Наталье Ивановне услужливо поднесли такую же, визгу было, как на псарне. В злобе заявила Александру, как отрезала, что Новый год они будут встречать без него. Вот так!

     Сердце упало у незадачливого жениха. Никого не хотел видеть. Тридцать первого брёл по празднично весёлым улицам, стиснув зубы, словно тысяча диких кошек терзали его измученную душу. Всё! Хватит! Всему есть предел!

      Да хорошо, что зашёл к Нащокину, а там  цыгане и красавица Татьяна Демьянова. Вот с ними и остался! Об этом рассказал лишь Петру Плетнёву: «Новый год встретил я с цыганами и с Танюшей... Она пела песню, в таборе сложенную…» 

       Дивно пела цыганка,  душу  переворачивала, исцеляя. Она оставила воспоминания о Пушкине, и мы их ещё прочитаем.
                ***

       Сёстры Гончаровы  во главе с маменькой провожали уходящий год в церкви Большого Вознесения. Гулко звучал под каменными сводами торжественный молебен на Новолетие. Ох, смутным был этот год, холерный, смертельный для многих… тяжкие испытания пережить пришлось… Благодарность Господу возносили, испрашивая  благословение и милости на год наступающий.

      Истово молилась Таша. В гуле множества голосов кружилась голова, в туманном мареве виделось ей, как опускается  рядом незримая, лёгкая знакомая фигура, произнося вместе с нею: «Благодарю, Боже вечный и милостивый… прости ми грехи и очисти смиренную мою душу от всякия скверны плоти и духа… И даждь ми  силу и путь укажи  в  любовь нелицемерну, во исполнение  премудрости,  в соблюдение заповедей Твоих…»

     Нежное дыхание любви овевало склонённую  головку…

    Дома ждали гости, знакомые студенты брата Дмитрия. Барышни чопорно принимали поздравления, дурачился младший братишка… Звучал клавесин, сестрички танцевали… Таша кавалерам  отказывала, сказавшись больною. Да и вправду была бледна, слаба, за что и получила позже нагоняй от маменьки…

    После праздников Пушкин наконец-то получил из Опекунского совета деньги, с улыбкой отчитался другу Плетнёву. Печатаю, сохранив орфографию далёкой эпохи: 
   
    «…заложил я моихъ 200 душъ, взял 38000 р., и вотъ имъ распредленiе: 11000 теще, которая непременно хотела, чтобы дочь ея была съ приданымъ - пиши пропало. 10000 Нащокину, для выручки его изъ плохихъ обстоятельствъ: деньги верныя. Остаются 17000 на обзаведенiе и житиiе годичное…  Теперь понимаешь ли, что значитъ приданое и отчего я сердился? Взять жену без состоянiя - я в состоянiи, но входить в долги для ея тряпокъ - я не в состоянiи. Но я упрямъ и долженъ былъ настоять по крайней мере на свадьбе…»
                ***

    Одиннадцать тысяч, естественно, смягчили алчную душу Натальи Ивановны, и она помирилась с будущим зятем, вернее примирилась. На какое-то время. Разрешила приходить в дом и даже отпускала с ним Наташу в Нескучный сад или на концерт.

      Александр видел, как посветлели, засияли глаза любимой. Он понимал её израненную одинокую душу, как не понимал никто. И жалел всем сердцем.

       А Москва тем временем беззаботно отплясывала на балах, развлекаясь сплетнями да слухами. Шушукались жалостливо о несчастной невесте: божественно красивая, совсем ещё юная, а выбрала немолодого (на тринадцать лет старше!)  сердцееда – съест и её сердечко. Или подавится?
 
      А внешность… хи-хи-хи: «маленькое, зубастое и когтистое животное, не человек, а обезьяна…» - не его ли парсуна изображена Булгариным в облике поэта Свистушкина? Почитайте-ка «Московские ведомости»!

      Ехидно подсчитывали карточные проигрыши: весь в долгах! без чинов и богатых родственников! живёт сочинительством…  Ну и что, что стишки его многим нравятся, даже Государю?  Ох, ненадёжен этот заработок… 
    А любовь… любовь преходяща, как и слава сочинителя.

    Другие под лупой разглядывали саму невесту: лучезарна, худого не скажешь, да не без изъяна: молчалива больно, двух слов в обществе не свяжет, знай помалкивает… Так, может, и вовсе глупа?

      Поди-тко одни балы у неё на уме, а дети пойдут, сможет ли стать им доброй матерью? Ну что помолвка? Даденное слово не трудно и назад взять… Вон на Новый год, говорят, у неё жених новый появился…
      
      Легко ли слышать пусть даже отзвуки этого  мерзкого злоязычия?.. Липкая паутина наветов отвратительна.
      Ох, трудно! Невыносимо тяжко было обоим!

      Наташе помогали молитвы, она свято верила, что Богородица защитит её, поможет, обережёт…

     Александра с его импульсивностью всё чаще затягивал омут раздумий, сомнений.
 
        «Всё, что бы ты мог сказать мне в пользу холостой жизни и противу женитьбы, всё уже мною передумано, – пишет он 10 февраля 1831 Николаю Кривцову. – Я хладнокровно взвесил выгоды и невыгоды состояния, мною избираемого. Молодость моя прошла шумно и бесплодно... Счастья мне не было.
    …Мне за 30 лет. В тридцать лет люди обыкновенно женятся — я поступаю как люди и, вероятно, не буду в том раскаиваться. К тому же я женюсь без упоения, без ребяческого очарования.
     Будущность является мне не в розах, но в строгой наготе своей. Горести не удивят меня: они входят в мои домашние расчеты. Всякая радость будет мне неожиданностию».

          Разве вы не чувствуете? Эти грустные выводы - мысли человека умного, трезвого, рассудительного, познавшего ох! многие из многих жизненных очарований-разочарований. И всё-таки отчаянно надеющегося:

     И, может быть, на мой закат печальный
     Блеснёт любовь улыбкою прощальной…
 
      Против этой улыбки, против их счастья с Натали словно все силы зла, объединившись, ополчились, и наступают, и атакуют, клевеща и злобствуя…

      Так нет же!  Не переупрямите Александра, не испугаете, не согнёте, не одолеете!
 
      С таким настроением он с головой ныряет в предсвадебные хлопоты.
 
 - Откуда только силы брал?  - спросите вы.  Отвечу:
 - Из сердца, наполненного любовью и желанием вызволить невесту из семейного плена, защитить!

      Он знал, как тоскливо в родительских казематах, где нет понимания, добра, любви, где нет сострадания. Слава Богу, его собственные родители изменились, обратили к сыну любовь и помощь. Но Таша… ей невыносимо горько!
 
     - У нас будет СВОЙ дом! - это решение заняло все мысли. Потом поостыл: -  Дом… размечтался!  Нет, не осилю… Сниму квартиру!
      
      Выбирал, советуясь с друзьями. Двухэтажный каменный особняк на Арбате, недалеко от Смоленской площади, хотя и перестраивался, сохранился до наших дней.

      Арбат, 53. Здесь с 1986 года музей. А тогда…

      23 января 1831 года Пушкин снял второй этаж, уплатив за полгода вперёд 2000 рублей, подписал маклерские бумаги, торопясь с ремонтом, чтобы не стыдно было привезти сюда после венчания жену-красавицу.

   На первом этаже – помещения для кухни и слуг. А для молодых – пять комнат на втором: гостиная, зал, кабинет, спальня, будуар.

    У  Таши тоже большая радость – приехала  из Петербурга богатая тётушка Екатерина Ивановна Загряжская. В подарок невесте сразу же  заказала шить у лучшей портнихи красивое свадебное платье, купила новые туфельки. Кстати, они чудом уцелели и находятся в Петербурге, на Мойке, 12. Узенькие подошвы сохранили  цифру “4” - это нынешний тридцать седьмой размер.

      Обожая младшую из сестёр, Екатерина Ивановна ласково называла племянницу:  "дочь моего сердца", «душа моя» - покровительствовала и позже стала крестной матерью всех  детей Пушкина и Натали.

       Ну а тем временем будущая тёща громко, нудно, а главное прилюдно  жаловалась на неподъёмные предсвадебные расходы. Александр, зная, что спорить с ней себе дороже выйдет, не сопротивлялся, вновь и вновь раскошеливаясь… И на сердце было неспокойно…

     Закончу эту часть пронзительными воспоминаниями цыганки Татьяны Демьяновой:

     «…узнала я, что он /Пушкин – авт./ жениться собирается на красавице, сказывали, на Гончаровой. Ну и хорошо, подумала, господин он добрый, ласковый, дай ему бог совет да любовь! И не чаяла я его до свадьбы видеть, потому, говорили, все он у невесты сидит, очень в нее влюблен.

    Только раз, вечерком, - аккурат два дня до его свадьбы оставалось, - зашла я к Нащокину с Ольгой. Не успели мы и поздороваться, как под крыльцо сани подкатили, и в сени вошел Пушкин. Увидал меня из сеней и кричит: "Ах, радость моя, как я рад тебе, здорово, моя бесценная!" - поцеловал меня в щеку и уселся на софу.

  Сел и задумался, да так будто тяжко, головой на руку опершись, глядит на меня.
 - Спой мне,говорит, Таня, что-нибудь на счастье; слышала, может быть, я женюсь?
- Как не слыхать, говорю, дай вам Бог, Александр Сергеевич!
- Ну, спой мне, спой!
- Давай, говорю, Оля, гитару, споем барину!..

  Она принесла гитару, стала я подбирать, да и думаю, что мне спеть... Только на сердце у меня у самой невесело было в ту пору… И, думаючи об этом, запела я Пушкину песню, - она хоть и подблюдною считается, а только не годится было мне ее теперича петь, потому она будто, сказывают, не к добру:

Ах, матушка, что во поле пыльно?
Сударыня-матушка, что во поле пыльно?
Дитятко милое, кони разыгрались ...
А чьи-то кони, чьи-то кони?
Кони Александра Сергеевича...

     Пою я эту песню, а самой-то грустнёхонько, чувствую и голосом то же передаю, и уж как быть, не знаю, глаз от струн не подыму... Как вдруг слышу, громко зарыдал Пушкин. Подняла я глаза, а он рукой за голову схватился, как ребенок плачет...

     Кинулся к нему Павел Войнович: - "Что с тобой, что с тобой, Пушкин?" - "Ах, говорит, эта песня всю мне внутрь перевернула, она мне не радость, а большую потерю предвещает!"
    И недолго он после того оставался, уехал, ни с кем не простился».

       А было это за два дня до венчания…

                Продолжение на http://proza.ru/2023/12/01/1097