Волхончик

 

   Я стою перед старым бревенчатым бараком с полинявшей табличкой «Горковско-Студенецкий фельшерско-акушерский пункт». Сколько ж лет прошло? Тридцать? Нет, уже больше...
Где ж ты теперь друг моего детства? Давно уж о тебе ни слуху не духу. Говорят, что последний раз ты приезжал на похороы своей мамы. Это было в конце восьмидесятых или вначале девяностых.
Теперь, у кого не спроси, никто ничего не слышал...
  Всё закончилось неизвестно когда, так же незаметно,  как заканчивается детство. Мы были "не разлей вода", два бедоносца Минька и Гринька, а теперь, я даже не могу вспомнить, когда мы последний раз с тобою виделись. Огромная толща лет разделяет нас. Зато отцы наши теперь совсем рядышком, друг за дружкой, как в их молодые годы, когда они частенько вместе охотились. Могилка твоего заброшена. Да ты и не помнил то его совсем…

                ***

Для большинства советских школьников сочинение на тему, «Как я провёл лето» не представляло особой сложности. Его всегда можно было сдуть у товарищей умеющих писать на твёрдое 4+, подменив некоторые детали сообразно своим обстоятельствам. В целом, всё у всех было похоже. Лето мы, в большинстве своём, проводили в сельской местности, исключая редких счастливчиков, посетивших южные моря бывшего СССР.  Да-да, нас отправляли в деревни к бабушкам и дедушкам, а наши родители, благополучно сбежавшие оттуда чуть ранее в поисках лучшей жизни, продолжали уверенно строить коммунизм, честно работая на благо Родины на заводах и фабриках.
Городские дворы пустели на три месяца. Родители, педагоги и участковый получали законный передых от проблемного подрастающего поколения. Куртки, провонявшие карбидом и измазанные гудроном, пылились на вешалках в коридорах хрущёвско-брежневских «хором» вместе с коцаными гагами и избитыми клюшками, пока их непоседливые хозяева поправляли здоровье на свежем воздухе.
  Я не был исключением. Меня ссылали в деревню Горки, Клепиковского района, Рязанской области. Там жили мои бабушка и дедушка по отцовской линии. Ссылку я всегда воспринимал с большим воодушевлением. Можно сказать, рвался в своё Шушенское, затерянное среди Мещёрских лесов и болот.
  Несколько раз родители пытались отправлять меня в пионерлагеря, но безуспешно. Все их попытки потерпели полное фиаско. Горн и барабан были мне совершенно чужды, строем ходить я не любил, да и костры предпочитал разводить самостоятельно. Буквально через неделю,  несознательного пионера, измученного строгим режимом и для убедительности делающего жалостный вид,  депортировали по месту прописки к нескрываемой радости администрации лагеря. Так случалось дважды. Поняв полнейшую бесполезность подобных поползновений, от дальнейших попыток мои родители благоразумно воздержались, чему я был безмерно рад. Меня уже ждали деревенские просторы и друг Мишка Волхон. А уж я-то как ждал их!

***

  Мишку Волхонцева я знал лет с пяти. Он был старше года на полтора – два и был значительно прожжёние меня.
 В первый же день  нашего знакомства он опИсал мою штанину. До сих пор мне ярко вспоминается бревенчатая стена дедова двора в тёплых тонах заходящего солнца и влажные тёмные вензеля на ней, отнюдь не ручной работы. Мишка тогда хитро придержал струю и дождался, когда я иссякну. Это был ловкий маневр. Лопух, то бишь я, попался на уловку, а потом так расстроился, что  чуть сопли не пустил. Драться я не полез, мой новый товарищ был явно сильнее меня, хоть мы и были почти одного роста. Я только прогундосил что-то в его адрес и попытался отыграться. Но… мой фонтанчик уже ослаб. Да и Мишка был начеку. Эх, что было, то было. Кто-то всегда главнее и хитрее. Акценты были сразу расставлены.
 
   Хитрый Мишка замирился со мной  на следующий день и больше никогда не вытворял ничего подобного. Не был он по натуре ни подлым, ни злым. Он  был  обычным деревенским пацаном, идеально приспособленным для выживания в весьма непростых условиях. Конечно, всё это я осознал многими годами позже, став взрослым. Тогда же, очередной раз отправляясь в деревню, я точно знал одно, в деревне меня ждёт Мишка и с ним никогда не бывает скучно.

                ***

  Барак, в котором проживал мой товарищ с мамой, располагался метрах в пятидесяти от нашего дома, аккурат через дорогу, которая делала в этом месте крутой поворот, перед тем,  как окончательно убежать в лес. Мишкина мама, тётя Лена, ответственно заведовала мед. пунктом. Крови она боялась, так что в случае травм ей частенко помогала моя бабуля Анюта, зато на таблетки и микстуры никогда не скупилась. В сложных случаях могла и  укольчиком угостить.В общем и целом она, как говорится,  пользовалась заслуженным уважением. Односельчане звали её Лена-Медичка, а чаще просто Медичка, ведь ясно, что Лена, другой-то никакой нет. Так и жили Лена Медичка и сын Миша в половине барачного дома, отведённой под фельшерско-акушерский пункт.
    Прямо от входа печь и кухня. Слева, за дощатой, окрашенной в ядовито-зелёный цвет перегородкой, помещение для оказания первой помощи населению. Кушетка. Шкафчик. Столик. Чистота. Заходите подлечиться!

  Заведывание мед. пунктом имеет свои особенности, а спирт очень подходит для обработки ран душевных. Регулярная обработка может вызвать ряд осложнений. Надо ли говорить, что частенько все заботы по дому ложились на Мишкины плечи, оттого и хрупкими они никогда не были. Не довелось им таковыми побыть. Какая уж тут хрупкость. Вода, дрова, печь… Огорода  и домашних животных у них не было. Недостаток питательных элементов в рационе Мишка восполнял, промышляя в лесу, на реке и периодически столуясь у своей бабушки Маши, жившей в той же деревне.
               Мишка рос без отца, который погиб, когда Мишке было года три от роду. Двух его старших братьев близнецов забрала на воспитание тётка, жившая в райцентре, а младший остался с матерью в родном леспромхозе и рос вольным соколом, предоставленным по большей части времени себе самому и своей буйной фантазии. Мама Лена воспитательную часть программы не перегружала, может оно было и к лучшему?
    Во времена, о которых я веду речь, старшие Мишкины братья, Олег и Лёшка,объявлялись в родительском доме нечасто, да и гостили у матери? не слишком долго. В деревне им было явно скучновато. Ни на Мишку, ни друг на друга они похожи не были. Мне казалось, что они и не родные вовсе. Как бы там ни было, братья между собой ладили и младшего не обижали. Мишка всегда с нетерпением ждал их приезда и у него было предостаточно времени как для сочинения мажорных историй об их встречах, так и для вдувания этих историй в мои, наивно отвисшие, уши.
         Чинно закурив незаконно добытую «Приму» и ловко выпуская дым то через нос, то изо рта колечками,  Мишка начинал заворачивать очередную историю: «Был я тут в Касимове, у тётки… Ходили на пляж с братьями… А там…»  Ну, или что-то в этом роде. От дыма Мишка щурил свои и без того достаточно узкие, татаровидные глаза, отчего вид у него делался ну совершенно хитро-заговорщецкий и он продолжал уверенно лепить горбатого дальше, а я слушал его байки, да и что ещё мне было делать?
 Часто сюжеты историй повторялись или выводились на новый лад. Думаю, что большая их часть была Мишкой выдумана. Это не важно. Важно то, что «песня строить и жить помогает». Рассказы о братьях и их совместных приключениях, как и сигареты, помогали юному Волхончику перемочь свои печали, выжить, да ещё и насвистеть что-то жизнеутверждающее. Тогда  я этого,  конечно же, не понимал, более того,  мне было, в общем-то плевать. Я твёрдо знал главное, что после перекура будут новые приключения, ведь, Мишкина изобретательность  на всевозможные шкоды-забавы была, буквально, неистощима. Бросание напильников в стенку сарая или в дерево за домом, гонки на инвалидной каляске  с заездом в грязную лужу с разгону и брызгами во все стороны,  поджигные, спички, костры из соседских туалетов, рогатки, подшиБники с завода, по бутылкам, Пли !! Грибы, муравейники, рыбалка… Стоп! С неё-то всё началось и именно о ней и пойдёт речь далее…

                ***

Моя бабушка была не в восторге от наших с Мишкой подвигов.
- Не водись ты с филюганом энтим Мишкой Волхончиком, озорник он, врагутка такой,  - многократно увещевала меня она.
- Ага, - кивал я очередной раз бабуле и исчезал. Всё было бесполезно. Меня как магнитом тянуло к Мишкиному бараку. А с кем мне было водится? Да и Мишке тоже?
 Подходящих по возрасту ребят на нашем конце деревни не водилось. Галкин Кинич, Серёжка Муравь, Витька Амос не в счёт, они намного старше, им с нами не больно интересно. Филончик Андрейка вечно нос задирает. Он богатенький, у него мамка продавщица. Близнецы Партизанчики сами по себе, им ничего кроме рыбалки не интересно, да и живут на другом конце деревни. Троицу Тарханчиков ещё не завезли с города. Вот и получается Ты да Я, да мы с тобой. Так что были мы с Мишкой не разлей вода.

                ***

В нашей деревне рыбаки часто говаривали: « Июнь – на рыбу плюнь!».
           Вот Мишка и плюнул в ярый песок, дотянув очередной бычок за сараем.
- Сегодня с бреднем пойдём! – уверенно обозначил он очередную повестку дня.
Что такое ходить с бреднем я безусловно знал. Любил таскаться за старшими и помогать доставать рыбу из мотни снасти. У нас это называлось котовать.
Котовать это одно, а вот самому лезть в бучилово... По сему, чувства у меня возникли смешанные. С одной строны азарт, с другой… Ну, сами понимаете. В общем очёчко бодренько так заиграло. Хоть я и попытался не оказывать виду.
- У тебя одеть-то есть что? Ну, старьё разное? – делово осведомился генератор приключений. Бредень у Мишки был преспет заранее.
- Не знаю точно…- неуверенно промямлил я, - да и бабушка не пустит, если узнает.
- Не узнает!
На подобные нюансы Мишке было плевать. Никакая бабушка, вообще никто, ему были не указ, к тому же он уже нацелился на рыбу и мелкие трудности его ни капельки не смущали. В кратчайшие сроки вопрос соответствующего облачения был закруглён окончательно.  Теперь мы на пару тащили тяжеленный бредень, срезая путь огородами и вскоре вышли в месту,  именуемому Обрыв. Здесь к реке примыкала подковообразная старица, заросшая кубышками. Осмотрелись. Водомерки весело скользили по искрящейся водной глади. Иногда, в зарослях кубышек всплёскивала мелкая рыбёшка.
- Играет. Значит есть рыбка. Видишь, щука малька гоняет? – констатировал Мишаня очевидный, с его точки зрения факт, с видом знатока. Для меня факт очевидным не был. Для меня было очевидно другое. Сейчас придётся лезть в воду. В предвкушении этого события, Градус моего азарта несколько сник.
Солнце ещё не вошло в полную силу и Мишка тоже медлил, поглядывая на воду.
- Мы вот чего. Мы не отсюда начнём. Давай маленькие озерки для начала проверим, там теперь с разлива рыба осталась, - в Мишкиных словах я уловил некоторую неуверенность. Это мне показалось странным… или показалось. В любом случае, я не возражал . Мишкино предложение мне понравились. Луж я не боялся. К тому же, перспектива окунуться в старицу становилась чуть более отдалённой, а может и вовсе отменялась.
Сказано – сделано. И мы начали свой рейд с глубоких луж.
Через некоторое время в нашем рюкзачке было уже изрядное количество рыбы. Некрупная бель, медные пятачки-карасики, щурки карандаши.
Лов был удачный. На знатную уху мы уже наловили, не сильно «накупавшись». Узелок рубашки, который я завязал чуть выше пупка, был почти сухой. Вода смешно хлюпала в кедах, выданных мне ушлым напарником, мокрые штаны приобрели буроватый оттенок от профильтрованной донной жижи.
Отряся бредень от веток-сцепок, с чувством почти исполненного долга,  мы какое-то время полежали  на белом, уже успевшем нагреться песке, пожёвывая щавель, в изобилии произрастающий по берегам и отбиваясь от тучи голодных слепней.
Насытив дикорастущий организм витамином С, Мишка вернулся к основной теме:
- Ладно, сейчас старицу, с этого края проверим, и домой.
Да. Это было как раз то, чего я побаивался. Я уже было решил, что Волхончик, довольный уловом, от этой затеи отказался. Нет, не отказался, выходит.
Эх, правильно мне бабка говорила…
 Как же мне не хотелось лезть в глубокую старицу. Плавать то я умел. Да какое же это плаванье с колом в руках и по … в иле?
- Может ну её, старицу эту? А? Вроде и так рыба есть? - попытался мямлить я, заранее зная результат.
- Вроде Володи. Забздел, так и скажи. Вся рыба тут. Полезли! Хрюня пампуцкий!(намёк на девичью фамилию моей мамы).
И мы полезли. Тут, как говорится: «почувствуйте разницу!». О-о-о, это было совсем не то, что мутить воду в тёплых мелких лужах. Это был совсем другой коленкор, освежающий коленкор, бодрящий. Очарование водной глади как рукой сняло и водомерки разбежались.  Я оказался в холодной воде по самую грудь, ноги по колено вязли в холодной трясине, пузыри болотного газа, поднимавшиеся из растревоженного ила, бойко лопались вокруг меня. Так бывает, когда в кружку с квасом попадает что-то инородное, например, кусочек хлеба.  «Чудесные» кубышки теперь путали ноги,а мелкие коряжки наровили сделать подсечку. Единственный плюс который я отчётливо почувствовал был в том, что слепни, щедро облепившие мой лоб, моментально перестали быть для меня проблемой. Какие там слепни, когда надо было тянуть тяжеленный бредень, желательно не потому при этом.
Мишка, державший другой край бредня, был в положении не многим лучше моего. И всё-таки в лучшем. В воде он был всего лишь по пояс и ступал значительно увереннее меня. «Вот, ведь, Волхон хитрожопый. Получше край себе взял, не топкий! » - истерически трусливо взвизгивала моя суматошная мысль. То, что Мишка управляется в основном левой рукой, мне и в голову не приходило."Права бабка, загадник и плут..."
- Ты по дну кол веди, по дну, я сказал! Ногой брыкай, чтоб рыба краем не ушла!- командовал тем временем раздухарившийся Волхончик.
До места, где мы должны были сходиться и вытаскивать бредень, оставалось метров семь – восемь, когда что-то тяжело ударило в снасть. Крупная щука вынырнула из воды и перемахнула бредень.
- Щука! Крупная! Ушла! Ну, всё! Если там сейчас пусто, я тебя сам утоплю, - заругался разволновавшийся юный промысловик.
От волненья и натуги я упал на колени и нечаянно шлебнул воды ртом, сердце стучало у меня в ушах.
- Тяни, тяни! – Мишкины вопли неслись как будто из другого измерения.
Я  поднялся, опираясь на кол,  и потащил бредень с удвоенной энергией. В любом измерении Мишку злить не стоило. Рыбу выпускать тоже.
Ещё через несколько секунд мы, задыхаясь и оскальзываясь, вытащили снасть на узкий, заросший осокой перешеек между рекой и старицей. Бредень был туго набит листьями, водорослями, ветками и рыбой, а в самой глубине мотни поблёскивал на солнце желтоватый бок здоровенной щуки.

                ***

Делёж добычи проходил на крыльце барака-медпункта. Я стоял, глядя на покосившийся дровник, спиной к Мишке,  перед которым лежал рюкзак с рыбой.
- Кому?
- Тебе.
- Эта?
- Мне.
Дело было быстро улажено. Две, примерно равные кучки рыбы лежали на посеревших от времени деревянных ступенях. Караси были ещё живы. Бель уже остекленела. Щуку, не поместившуюся в рюкзаке,  мы дотащили на кукане. Теперь она лежала отдельно, на самой верхней ступеньке. Песок, налипший на неё, Мишка аккуратно обмёл веничком.
- Во, зубы то какие? – сказал главный рыболов, удовлетворённо поглядев на трофей, после чего быстренко метнулся в дом и притащил безмен. Контрольное взвешивание установило массу зубастой хищницы, в ней было в четыре килограмма шестьсот грамм.

«Себе теперь щуку оставит. Сейчас придумает какую-нибудь очередную хитрость и проведёт меня. Скажет, что бредень его или ещё что-нибудь, ни будь Волхон, Волхоном…»- думалось мне. Впрочем, я бы и несильно расстроился. Для меня,  в отличии от напарника это была всего лишь очередная забава, не имевшая непосредственного отношения к пропитанию. Кучки мелочи для меня было для меня вполне достаточно. Хотя, похвастаться трофеем перед дедом Алёшей мне тоже очень хотелось бы и я немного напрягся в предвкушении развязки. "Ну Волхончик, что на этот раз придумаешь?"
Мишка тем временем уже тащил из дровника топор. Вид у него был весьма воинственный.
«Он что, зарубить меня собрался?»- мелькнуло у меня в голове.
Ещё через мгновенье, Мишка замахлся и уверенно разрубил щуку пополам.
- Голова моя, - сказал Мишка  и,  взяв свою половину под жабры, исчез за дверями дома.