Глава 38. Маска, а я тебя знаю!

      …дом Лариных гостями
      Весь полон; целыми семьями
      Соседи съехались…

      А.С. Пушкин «Евгений Онегин»

      Александр Сергеевич, в романе которого никакого маскарада в усадьбе Лариных не было и в помине, изумительно точно и ёмко умел описать атмосферу, царившую на первом этаже большого дома: «В передней толкотня, тревога; в гостиной встреча новых лиц, лай мосек, чмоканье девиц, шум, хохот, давка у порога, поклоны, шарканье гостей, кормилиц крик и плач детей»*.
      Не спускаясь вниз, я, не замеченная пока никем, скрывшись в тени колонны наблюдала этот праздник жизни, живо разбавленный нанятым маман цыганским оркестром.
      «Дохтора» Пустякова – дородного, коренастого, с покрасневшей от избытка рябиновой настойки мордой лица, приглашённого к ложу умирающей-меня в первую ночь вынужденного букшифтинга, – я узнала сразу же, несмотря на самодельную и поразительно идущую ему маску барана. Рядом с ним толклась не менее дородная супруга в нелепо обтягивающем её фигуру костюме пасторальной пастушки.
      Другие гости были мне неизвестны, но легко, даже не смотря на аляповатые, забавные и явно наспех состряпанные костюмы, узнаваемы – и всё опять же благодаря бессмертным строкам Александра Сергеевича: «Гвоздин, хозяин превосходный, владелец нищих мужиков; Скотинины, чета седая, с детьми всех возрастов, считая от тридцати до двух годов; уездный франтик Петушков… и отставной советник Флянов, тяжёлый сплетник, старый плут, обжора, взяточник и шут… С семьёй Панфила Харликова приехал и мосье Трике, остряк, недавно из Тамбова, в очках и в рыжем парике»**.
      Тут были все: уездные дамы, в зависимости от возраста, чина и стати, делились на африканок и арабок, Клеопатр и Эриний, друидок и фей, датских крестьянок и Офелий, пожилых колдуний и юных пуританок; господа являли собой не менее пёстрое и оригинальное, но всё же столь забавное сборище – были здесь и лихой казак в мундире, и развесёлый арлекин, пожалуй, чересчур корпулентный для своего костюма, и турецкий посол в явно домашнем бархатном халате, накинутом поверх камзола, и чалме, собранной из дамской шали, и мушкетёр в кривовато скроенной накидке, и даже китайский мандарин с накладным животом и косичкой, наспех изготовленной из вязальной шерсти.
      Внизу гостей встречала маман, по торжественному случаю облачённая в костюм дьяволицы – ярко-алое платье до-мужниной эпохи, бережно извлечённое из недр гардероба и с трудом натянутое на раздавшуюся после родов фигуру, дополненное настоящими крестьянскими вилами, отмытыми и надушенными, и вырезанными из плотной бумаги, окрашенными в чёрный цвет крылышками летучей мыши за спиной.
      Но больше всех внимания привлекала, конечно же, виновница торжества Оленька, с частотой три штуки в секунду получающая комплименты, по мере продвижения праздника всё более цветистые и, даже, нескромные, – в тонком белом платьице, как и грозилась, без корсета, босиком, премило краснеющая, с распущенными блондинистыми кудрями и венком из полевых цветов на голове.
      Однако немного раздражало, что «родственниц», встречающих всё прибывающих и прибывающих гостей, видимо  нисколько не смущало моё явное отсутствие на этом празднике жизни, что было мне, засевшей на своём наблюдательном пункте, на руку, но, всё же, обидно. С другой стороны, не мешаются под ногами – и ладно.
      Я же, пристроившись за колонной, наблюдала и ждала.
      Неужели напрасно?
      М-да, как я ни выискивала знакомый силуэт, Дарси среди прибывших так и не было. И для кого я, спрашивается, так заморачивалась с костюмом?
      Конечно, стоило предположить, что он, насмерть обиженный моими многочисленными подколами, явиться просто не захочет. А если ещё и вспомнить, что отец Онегина «давал три бала ежегодно и промотался наконец», а также то, что герой Александра Сергеевича сбежал из Петербурга, пресытившись именно этими многочисленными светскими мероприятиями, то очевидным становился тот факт, что вся эта моя дурацкая затея с маскарадом – одно сплошное разочарование. И что придётся придумывать что-то ещё, а часики-то тикают, неумолимо приближая день «Х», когда вся биосимуляция, вместе с упёртым шотландцем и бедной-несчастной мной, просто «схлопнется». Ужас!
      Что же делать?
      Как нарочно, в голову, прикрытую сейчас дурацким клетчатым беретом тэм-о-шентером, не лезло ничего толкового. Зато в предплечье внезапно впились цепкие пальцы, заставив меня тихонько пискнуть от неожиданности и боли.
      Обернувшись, я уставилась в глаза опять той же цыганки.
      — Опять ты? – спросила я, когда голос ко мне вернулся. – Да что тебе от меня надо?
      — Мне – ничего, – осклабила золотые зубы Влада. – А тебе, золотце, надо выбирать: хочешь домой вернуться – докажи. Всего трёх капель достанет. Вон, как раз, и твой соколик на пир прилетел!
      Я резко обернулась, чуть не вывалившись из-за колонны – и верно, порог как раз переступили, и теперь раскланивались с Пашет и Ольгой, Владимир Ленский в костюме серого кота, что в других обстоятельствах, безусловно, показалось бы мне крайне забавным – Ленский и мой домашний ЛенЬский, да.
      И… и…
      Хотя его лицо было сокрыто простой чёрной полумаской, к протянутой ручке Ольги сейчас склонился с вежливым поцелуем Иэн Дарси, облачённый в старинный и несколько фэнтезийный рыцарский доспех. Уж одному Демиюргу, да ещё, пожалуй, всё той же эстетствующей Юляше, главе отдела компьютерного моделирования и кастомизации, известно, каким образом можно было за два дня приготовить такой поразительный костюм, но сейчас на шотландце был надет латный доспех, обтянутый сверху плетёной тёмной кожей.
      Массивные оплечья были украшены переплетёнными ветвями вереска, грудь и ворот – тонкими металлическими вставками с травяным узором, а на поясе, подчёркивающем тонкость талии, сохранившуюся даже в его возрасте, красовался металлический круг с цветком чертополоха. На правую руку были надеты наручи, а левая была оплетена тонкими ремешками. Стройные ноги шотландца скрывала латная юбка из красивой чёрной, с тёмно-синим узором, напоминающим изгибы шотландских холмов, кожи, под которую уходил верх высоких сапог мягких кожаных сапог. На поясе же висел совсем не бутафорский старинный меч.
      Но что поражало во всём его облике – конечно, помимо того, что в таком костюме можно было не то что на маскарад, а на настоящую войну легко отправиться, – так это преобладание совсем не праздничного чёрного цвета, делавшего Дарси похожим на мрачного жнеца, пришедшего сюда собирать свою страшную подать.
      А всё веселье вокруг как-то поугасло – уверена, на других гостей маскарада явление «мсье Онегина» произвело столь же сильное и неизгладимое впечатление, что и на меня. И что это значит? Чертополох, вереск. Он помнит? Помнил всегда, играя в какую-то свою игру? Или же это просто Демиюрг со своими жестокими приколами надо мной издевается?
      Но тут так и не оставившая меня цыганка пребольно ущипнула мою руку. Я от неожиданности вскрикнула, инстинктивно отшатываясь – и оказалась в центре всеобщего внимания.
      Теперь уже взирали не на «рыцаря без страха и упрёка», а на шотландского горца, выдающиеся женские формы которого не скрывали ни клетчатый дублет-корсет, ни короткий килт. Собравшиеся мужчины, приоткрыв рты, пожирали глазами мои прикрытые лишь тонкими гольфами щиколотки и лодыжки, их жёны фраппированно обмахивались веерами, шокированные подобной вольностью.
      Не ожидая такого эффекта, я покраснела под своей белой маской до корней укрытых тэм-о-шентером волос.
      Положение неожиданно спас Дарси. Его негромкий голос прозвучал в разразившейся тишине, звучно донеся сказанное даже до тех, кто, привлечённый душком скандала, сейчас тянул шеи из дальних углов, желая насладиться «зрелищем»:
      — Давеча на масляничный маскарад у княгини Н. графиня А., фрейлина Её Величества, явилась в простонародном костюме полотёра, показавшись всем в рубахе и мужских сапогах. Вот уж, право, был оригинальный костюм, смелость которого признана cr;me de la cr;me***! Однако не ведал я, что и в Тверской губернии так следуют моде.
      Со всех сторон тут же начали отвечать, что, безусловно, и за модой Тверская губерния следит, и смелостью графини А. восхищается, и наряд мой оригинальный безусловно одобряет!
      И всё, народ заняли новой восхитительной столичной сплетней, внимание с моей скромной персоны благополучно сместилось на бедную и, видимо, сильно икающую в далёком Петербурге графиню, маман с Ольгой с облегчением выдыхали, и всё пошло дальше своим предписанным праздничным чередом – за исключением того, что нас с Иэном Дарси оттёрли куда-то в уголок, на время оставив в покое.

      ______________________

      * А. С. Пушкин «Евгений Онегин» XXV.
      ** Там же, XXVI, XXVII.
      *** Cr;me de la cr;me (фр.) – сливки общества.