Как подружились Иван Никифорович с Иваном Иванович

                «Всему дурному, что есть во мне, я обязан наследственности»
                (автор)


Славная борода у Ивана Никифоровича! Просто чудо! Белая и пушистая. Чуть не до пупа, когда он дремлет, сидя на стуле (кресле, сиденье метро, скамейке трамвая). Ты спросишь, почему? А даже и не спросишь, отвечу. Не потому, что Иван Никифорович сторож и водовоз колхоза «Советская Родина». Не потому, что его сымают в фильме про партизан. Ладно бы. От того, что Иван Никифорович был служителем культа. Попом в просторечии. Заметь, «был». В совершённом прошедшем времени. В английском наречии называют past perfect tense.
Обратно, почему? Причины троякие.
Первая ипостась – Совесть. Проснулась, значит, пробудилась-таки. Сорок лет служил в церквы и в ус не дул, но, как говорится, не зарекайся. Ровно по пословице: седина в бороду, совесть в ребро.
Не мог больше отец Иоанн (у них Иоанн заместо Ивана) глядеть в глаза трудящих. Жгли его честные и доверчивые глаза прихожан. Началось с внука. Деда, спросил внук. Если есть бог, то почему татары Русь завоевали. Они же не православные? Не знал удовлетворительного ответа Иван Никифорович. И что-нибудь наплести не мог – внук смотрел на него честным, доверчивым голубоглазым взглядом. А врать внуку грех. Тут и логика обобщила – а ведь и трудящие прихожане тоже чьи-нибудь внуки. За обедней ещё ладно, но потом на проповеди…   Смотрят о. Иоанну прямо в рот. Ждут, хочут узнать «божественное».
Сами бледные, штопанные, застиранные, худые. Им бы не сюда, а в Сосновку какую-нибудь на лыжах, на каток в Парк культуры, летом в турпоход. Глядишь воспаряли б, повеселели. Им бы не ложить на канун яйцы, блины, куличи и прочую гастрономию. Им бы самим употребить, а они всё ложут!
Им бы учиться, институты, академии кончать, приближая эпоху коммунизма. И тогда будет у них рай ещё тут: отдельная квартира, ковер в прихожей, горячая вода, телефон, телевизор, бесплатный семейный автомобиль, путёвок пачка. Выбирай любое побережье. И никакой бог для этого не нужен. И для чего он, прости господи, вообще нужен?
Жалко стало людей Ивану Никифоровичу, полюбил старик людей по-настоящему. По-человечески, а не по заповеди.
Ипостась вторая – научно добытые факты. Ну как? – спросил Никита Сергеевич Гагарина, -бога видел? Никак нет, товарищ Хрущёв! Ни даже ангела. Ни ихнего пёрышка.
Ладно, а бесы? Так и их нефтяники не пробурили. Уж до каких глубин добрались, а ада так и не обнаружили. А рени… ре-а-ни-мация? Говорят,  уже пятерых с того света вытащили. И? И ничего – одна серая кома…  Много ещё разных фактов прямого опровержения.
Ипостась третья. Так сказать, голубь мира. Аспект моральный. Вот служил и морочил людям головы в церквы имени Александра Невского. Как он может быть святым, если душ погубил несосчитанно? Или Лот праведный. Что праведного? Дочек своих обрюхачивать? Взять Ноя допотопного. Где он пингвинов добыл для ковчега? Кенгуру?
Справедливым и закономерным итогом был акт публичного отречения. Вышел на солею дьякон, гаркнул «Благослови Владыко!», клирос воздуха полные грудя набрал и…
Появившись из алтаря, Иван Никифорович улыбнулся и на колени. И лбом в лаковый паркет – простите братья и сёстры. Дальше поднялся, шуганул дьякона, снял фелонь, митру, золотой крест, остальное. И в брюках и  в рубашке тихими стопами на выход. Во свет и июньский тополиный пух.
Даже в епархию не поехал объясняться. Единственная сложность - ругань с матушкой, «матушкой быть переставшей». Обнаглела баба, привыкла к подобострастию соседок, привыкла из рясы купюры изымать. До белого каления доводила Ивана Никифоровича, которому оставалось убегать в ЦПКиО в пивной павильон «Волна». Посидит, уберёт пару бутылочек, оно и полегчает на душе, возвратит благодать.
Однажды сидя против входа, видит Иван Никифорович вошедшего ровесника. И борода не хуже, чем у него. Эге, подумал Иван Никифорович, пригласительно кивнув, к себе за столик приглашая – народу было много, мест свободных почти никаких.  Тот в ответ – с удовольствием. И пока ждали заказ (новичок тоже попросил бутылочку «Мартовского»), познакомившись, угостил своим. Думая: эге, а кто же у нас пиво пьёт в Успенский пост? По глазам вижу, тоже пробужденный (совестью в смысле).
И по-ленински щурясь, такой тезис:
 - Ваши пальцы пахнут ладаном.
Иван Иванович ему:
 - Пахли! Пахли, дорогой товарищ.  Нет больше мочи народ егорить. Полюбил я людей, Иван Никифорович.
И предъявил свой каузальный набор, мало чем отличавшийся от причин Ивана Никифоровича.
Выпили пива, потом водочки за мир во всём мире. Потом пили пивко, катаясь на лодке. А после ЦПКиО пошли, друг дружке пособляя, в парикмахерскую.  К лешему бороды!
Теперь Иван Никифорович и Иван Иванович друзья-товарищи. А внешне, в побритости, как единокровные братья. Они вместе играют в шахматы, посещают планетарий, выставки филателистов, концерты народных инструментов, продолжают пить пиво.  Это в свободное от работы время. Трудятся тоже бок о бок: ездиют по стране, читая лекции по научному атеизму.  Гладко, аргументо, увлекательно и предельно доходчиво – ум хорошо, а два наипаче.
Всё.