Шайтанский переливт

Деревенька Шайтанка близ речушки Медвежки — место сказочное. Тут тебе и камень горный, высоченный, с древними письменами, и земля, самоцветами до краёв полная, и люди мастеровитые да ухватистые, коль за что берутся, обязательно добиваются.
А уж лес какой вокруг: любое дерево уральское называй — найдёшь! Одна беда: солнышка на Рифее маловато, на вырост не хватает, вот и живут сосны, берёзы, осины и ели как соседи драчливые. Да и как иначе: одну листвянку светило ухватило за зелёные ушки и наверх утащило, резные одёжки у облачков сочные, ветви крепкие, а внизу не ствол, а шест остался, попробуй достань до макушки. Другая «девица-весёлка» тянулась-тянулась, согнулась, кривая стоит, уродливая. На иных ёлках и иголок-то снизу не найдёшь, все осыпались, почернели, а другие, «гончие», тучи теребят пушистыми ветвями. Соснам, конечно, дела нет до остальных — устремились вверх, задавили, растолкали — стоят ровнёхонько, стволы карминовые сквозь вечнозелень чуть видны.
Вот и ребятишки в заводском поселенье — что те лесные жители: возраст вроде один, а поставить в рядок — как кривой забор: кто вырос, кто нет, кто жердёй, кто колобком, а кто и колесом. Но ничего, выровняются, гляди!
Акулька от ребятишек-погодок и сейчас отличается. Её, похоже, солнышко за розовые ушки вверх утянуло: ноги длиннющие, руки лебединые, волосы льняные, личико ровное, как лик, рисованный сколь сот неведомо лет назад на Шайтан-камне.
Чего только там, на скальных плитах, ни начертали далекие предки: фигурки загадочные, контуры животных, чаще лосей, полоски и стрелы — всего не перечислишь. Какие-то картинки стёрлись почти. Что-то травой поросло. А вот профиль девичий, багряной вохрой писанный, чётко заметен.
Вылитая Кулька!
«Кулишна-красотулишна», как её люди кличут, а дядька серьёзный, который хором заводским командует, всё грозится, что заберёт девчонку ладную к себе в артисты. Обещал, что будет Акулина танцевать, как взрослые плясуньи, что под песни под потолок взлетают, крутятся юлой, длинноножки нарядные. «Поди, врёт, старый! — думала про себя девочка. — Кто меня возьмёт, такую нескладную да недотёпистую?»
Точно, Кулька — непоседа, куда такой чему доброму выучиться? Бегучая девчонка, ни секунды на месте.
Вот и сегодня куда-то рванула, а ведь маманька строго наказала дома сидеть, за маленьким Ванюшкой глядеть.
Нет, ускакала, неслуш.
— Она, мам, с большими ребятишками побежала на быках кататься, — пожаловался средний Антошка.
— Не… — перебил его двойняшка Акимка. — Пошли они по копанкам лал искать: в лавке обещали, что деньги дадут и конфеты в бумажках, настоящие, если кто принесёт красные камешки. А за Ванюшкой мне наказала смотреть и Антошке не говорить, трепло он. А я молодец! Мне сеструшка две конфеты подарит, с орешками и мёдом внутри.
«Что сделаешь с этой девчонкой! Вот придёт — накажу!» — подумала мать и потрепала помощников по белобрысым вихрам.
Когда ещё придёт!
Килина в это время тщетно пыталась забраться в лаз, ведущий в заваленную копанку. Все её дружки-подружки легко протискивались в любую щель, а ей руки-ноги длиннющие не давали. Вот уже и Витюшка камешком разжился, и Дилька, и Кузька, и Васька — все, кроме Кули.
Так она крутилась и этак, хоть пополам сложись — не везёт. А ребятня смеётся только. Обиделась девчушка да пошла себе в поле насмешку пережить. Шла понурясь, попинывала комки глины, поглядывала на мелкие росточки, весенние побеги, досада потихоньку уходила. Вдруг из-под обувки вылетел какой-то интересный камешек, как солнышка осколок.
«Что за чудо!» Акулина помнила слова дедуни, что в их местах в году два урожая: один — самосеянный, а второй — от Хозяина:
«Один урожай — что весной посадил, то осенью и собрал, — говаривал старик, — а другой — не знаешь, что и найдёшь. Снег с полей уходит, земля самоцветы выталкивает. Лежат они на земле под солнышком, почти все неказистые, пока не потрёшь да в обработку не пустишь. И лишь шайтан-переливт чем больше солнца берёт, тем ярче и медовее становится. Чисто ягодка, соком наливается.
Хитрый камень, с ним надо осторожно. Бери да на Хозяина оглядывайся, вдруг тебе испытание подбросил? От этого камня мозги в затмение быстро приходят».
Точно, переливт! Красота-то какая! Текут по самоцвету полоски-ручейки: бурые, как глина, в которой камни вызревают, чёрные, как грачи на посевах, рыжие, как грибы на жарёху, красные малинки-ягодки, желточно-белые, что тебе яйцо на сковородке.
Повезло. Оглянулась девчонка, а рядом ещё камешки: два «шайтана» и один красненький, чисто «шерла», у отца такие видела не раз.
Побежала в деревню, с порога сразу к тятеньке, на недовольство матушки и братьев даже внимания не обратила.
— Линка, неси быстро «шайтаны» в лавку, не люблю я с ними работать: хитрые больно камешки. А вот «шерлу» оставляй. Будет тебе знатный перстенёк для приданого.
И обрадовалась Акулька, и расстроилась одновременно: она всю добычу оставить хотела: плохо, что ли, побрякушек иметь побольше? Не самой, так Дуньке младшей или маменьке.
Тихо пошла, не побежала, как обычно. Раздумывала, как бы утаить хоть один переливчатый камешек.
Не заметила, как в лес забрела, присела на пенёк, загрустила.
Вдруг видит: у берёзки тоненькой стоит девица молодая, такая прекрасная, что описать невозможно. Одежда на ней простая: сарафан белый с расшитыми золотыми и красными оберегами. Глаза у незнакомки голубовато-зелёные, чистые, как воды Реж-речки, а волосы светлые, словно солнцем поцелованные. Смотрит красавица на Акулину и будто по голове гладит, жалеет. Засмущалась девочка: не поймёт, кто
перед ней. Хоть бы знак какой!  Но от той ни намёка, ни слова, а взгляд ласковый, ободряющий, так бы всё ей и рассказала, доверилась.
— Что ж ты загрустила, милая? — заговорила наконец краса лесная. — Может быть, помогу тебе?
— Не велика моя беда: камешки самоцветные продавать не хочу, понравились они мне.
— А дай-ка мне их, посмотрю!
Загадочная дева взяла в руку переливты, подняла так, что лучи солнца пронзили их насквозь. Всё вокруг заиграло, словно ушат тепла пролился на поросшие сочной травой тропинки.
— Хочешь, — спросила, — покажу тебе твою будущую жизнь? Если, конечно, не боишься в тайну заглянуть.
— Чего бояться-то?
— Тогда бери камешек и говори: «Лей туда, лей сюда, переливчата вода!» Смотри на самоцвет — примечай!
Акулька смело взяла первый шайтан-камешек, быстро выкликнула заклинанье и увидела, как полоски побежали по рисунку, ещё минута — и перельются на землю, но нет, остановились.
Видит девочка: дом большой в посёлке, она хозяйка, а вокруг детишки малые бегают, один другого краше, белоголовики, а это муж, что ли, её. На Витьку-то как похож, но такой важный, самостоятельный. Видно: всё у них в семье ладно да любовно.
И вдруг всё меняется. Вот она уже идёт по тропинке заросшей с детишками голодными, босыми, куда глаза глядят. Где муж? Что с домом?
— Не хочешь судьбу такую?
— Нет, — прошептала Куля.
— Значит, этот камешек продай. Второй бери.
Опять слова заклинанья и новое виденье: чудесная танцовщица кружится на огромной сцене (зала-то не их, поселковая — в губернском городе, поди, такая или ещё выше, гляди). «Так это же она, Лина! Не обманывал, выходит, дядька-артист, научил. А потом война, беда, куда-то поезд мчится. Страна чужая, люди недобрые, тяжело, трудно. Хватит! Не хочу!»
Третий самоцвет в руке, присказка знакомая, и пляска красок камня.
Она, повзрослевшая, стоит в смятении у Шайтан-камня. Лихие люди, пришлые, налетели на посёлок у горы, изукрашенной древними письменами. Молва их подталкивала, что разгадка надписей к сокровищам несметным приведёт. Кто-то дурной подсказал пришельцам, что лицо Акулины на скале среди прочих мудростей начертано, значит, она в тайну посвящена, по их соображению.
«И неведомо глупцам, что это только мстится, туман один, а не правда: она нынче живёт, а рисункам лет немерено сколько! Как объяснить силе чёрной, что ни она, ни кто другой в селенье ответ на загадку писаницы не даст: не их умишка слабенького это дело!»
— Ничего, — стращают злодеи, — захочешь, чтобы твои братишки жить остались, отгадаешь да нам расскажешь.  А не то заберём ребятишек с собой, обыщешься — не найдёшь.
Вот ведь неразумные да жадные люди!
Помнит Акуля, как родители запрещали детишкам подниматься на гору, туда, где святилище древних духов сохранилось со времён незапамятных.Но на рисунки-то на
скальных плитах смотреть никто не препятствовал. Всегда девушка знала, что какой-то в них секрет есть. Кто только понять его не пытался. Рыли вокруг Шайтан-камня, в расщелины лазили, к ворожеям обращались — всё пусто.
Старичок у них в поселенье одно время прижился, странник, травами целебными занимался. Так тот сразу сказал, глянув на надписи: «Не тот клад ищите, что в земле! Не камни, не золото — дороже будет! Рисунки путь открывают, но
куда, неведомо пока!»
Мудрёно как-то. Народ посмеялся только: что может быть дороже золота? Но не все! Кто-то и задумался.Отец Акульки больше зря у Шайтана не крутился.Делом надо
заниматься, работать.
Акулина тем более не забивала голову зря гаданьем над смыслом наскальной писаницы: молодое дело — весёлое, не до раздумок.
А теперь надо спасать братьев!
Время идёт, пришлые злятся, грозят, а ответа нет.
Последний переливт выпал из дрожащей руки.
— Испугалась? Зря! Надо было выдержать, а вдруг где-то там, за испытаниями, счастье? Ты думаешь, что всё сразу гладко должно быть? Нет! Благодать даром не даётся, ни с камнем, ни без него. А ты боязливой оказалась. С виду-то
другая. Ладно, мала ещё. Но всё же камешек один выбирать придётся, иначе никак...
— А нельзя все продать? Я другой найду самоцвет, там ещё на поле были, кажется.
— Нет! Не хочешь сама решать — я за тебя выбор сделаю. — Красавица лесная взяла драгоценные дары в руку, сжала ладонь, потрясла и протянула один камешек девочке. — Этот оставишь, остальные продай. Ступай теперь, тебя родные обыскались уже.
— Спасибо, добрая госпожа, — промолвила Акулина. — Сделаю всё, как вы велели.
Девчонку не зря бабушка учила со взрослыми не спорить: они хуже детей, начнёшь супротивничать — накажут, а смолчишь — забудут, да ещё и похвалят потом. Так что
лучше не перечить.
«Ничего, надо у тятеньки инструмент взять да отпилить у камня чёрные полоски. Как пить дать, это они беды притягивают. Отпилю, обточу — жизнь и наладится! Зря, что ли, в мастерской столько времени провела вприглядку за тем,как тятька с самоцветами работает? Сама не справлюсь — Витька большой поможет, он умелый».
Резво побежала по лесной тропинке, не видела, как девица в белом сарафане засмеялась, прочитав мысли Акулинки, смех рассыпался по полянке, птички в такт защебетали, и цветы закачались, теряя лепестки: «Ох и Кулишна! Что удумала!»
Акуля всю дорогу сомневалась, кого же она встретила, не иначе, лесную богиню, а может, просто ворожею-странницу. «Верить её играм с камнями, не верить?» Решила всё же не рисковать, сделать так, как кудесница наказала.
В посёлке Куля быстрёхонько отдала два переливта приёмщику, получила взамен деньги. Конфеты в ярких обёртках торгаш тоже не пожадничал, хоть и не красные камни девчонка принесла: «шайтаны» в цене хорошей, пригодятся.
Маманька полотенцем стегнула, но не больно. Акуля шмыгнула к печке, быстро спрятала камень-судьбу в селенитовую шкатулку со своими безделушками и побежала в горницу. Сласти отец отобрал, спрятал до праздника. Сели за стол вечерять, потом разговоры развели, у кого что хорошего за день было.
Акульке хотелось про свою встречу в лесу рассказать, но промолчала, боялась спугнуть потаённое.
Разошлись наконец по лавкам, сон охватил избу, только в горнице мастер ещё сидел, чертил, обдумывал драгоценные поделки.
Акулинка долго не засыпала, тревожилась, какой камень ей незнакомка выбрала, но ребятня сопела вокруг, и девочка тоже заснула.
Ночи в начале лета на Рифее светлые, а тут вдруг словно синим бархатом небо заволокло, звёзды яркие вспыхнули, особенно та засверкала, что странникам путь показывает.
Самоцвет в шкатулке ожил, полилась каменная вода, смыла чёрные полоски, добавила золота да красноты, зелень выплыла и смешалась с голубизной, и всё это будто мёдом покрылось. Загорелся, заиграл подарок весеннего поля. Чудо чудное!
Никто не видел, как над девчушкой склонилась красавица в белом сарафане, всесильная лесная богиня Тара и погладила по льняной головке: «Спи,красотулишна! Всё будет хорошо!»
А камень всё не утихал, переливался, ждал рассвета, чтобы притянуть к себе солнечные лучи и осветить жизнь вокруг волшебными огнями, такими яркими, что кажется — вот оно, счастье.
Но не верь! Там, за волнами каменных ручейков, много чего спрятано: и горе, и радость, и испытания! Не боишься? Тогда бери в руки шайтан-камень и кричи громко: «Лей туда, лей сюда, переливчата вода!» Примечай картинку ясную, что тебя ждёт.


Словарь:
1. Лал, или лалл, а также лалик — устаревшее собирательное название для большинства драгоценных камней красного или кроваво-красного цвета.
2.Переливт — это особая разновидность уральского кварца, в котором слои халцедона как бы «текут» причудливыми струями и полосами, а цвет переливается от белого и голубоватого до желтоватого, оранжевого и красного. Название своё получил по месту обнаружения — деревне Шайтанке. Из этого камня делают шкатулки, броши, вставки для колец, кулоны. Кроме того, он применяется в технике.
В старину верили, что через переливты на землю попадает божественный огонь, поэтому из этого минерала изготавливали шары и линзы, через которые в храмах зажигали жертвенники. При помощи кристаллов переливта узнавали прошлое, предсказывали будущее. Считалось, что все переливты — это астральная кожа планеты, а кристаллы являются своеобразными записывающими устройствами, хранящими все сигналы, которые нам посылает Вселенная.
Переливт — камень иллюзий, обычного человека он запросто может запутать, выдавая желаемое за действительное, и даже свести с ума, показывая картины возможного будущего, которое рисует собственное воображение человека.
3. «Шерла», шерл — в настоящее время так называют турмалин чёрного цвета, но в прошлые века добытчики камня так называли все разновидности турмалина, включая красный.
4.Скал с названием Шайтан-камень на Урале немало. Так башкиры и татары (а позже это переняли и русские) называли места, где у манси располагались святилища. Шайтан-камень у реки Реж с древней писаницей особый.
5. Шайтанская писаница. Рисунки расположены на участке скалы справа от разлома. Высота изображений — от 15 сантиметров до чуть более 2 метров от земли. Расстояние между крайними рисунками составляет около 175 метров. Лучше всего сохранились рисунки в центральной части скалы.
Всего около сотни изображений, условно объединённых в 17 групп.
Встречаются небольшие участки, полностью покрытые краской (вероятно, в результате размывания рисунков).
Первые шесть групп рисунков содержат изображения, на которых животные изображены без каких-либо следов деятельности человека: изображения лосей (некоторые — в виде скелетов, другие — с изображениями внутренних органов), птиц и, предположительно, зайцев.
Наиболее интересно изображение лося, поверх которого нанесена сетка, символизирующая ловчее приспособление. Имеются и изображения человека, выполненные при помощи линий. Некоторые люди показаны с опущенными на пояс руками. На некоторых рисунках человекообразные фигуры имеют округлые головы, у других головы украшены двурогими уборами. Нога центральной, самой большой человеческой фигуры, стоит на лосиной голове. Так наши предки изобразили ритуальную церемонию, связанную с культом лося.
6.Тара — богиня — хранительница Священных Рощ, Лесов, Дубрав.