Роман с Романом

Мы познакомились в дурке. Ну ладно, не совсем в дурке. В санатории по лечению нервных заболеваний.
Куда я попала после нервного срыва, вызванного переутомлением на работе. Выгорела. В санаторий меня устроил дядя Марк, друг нашей семьи.
Родители, конечно, мной были недовольны. Еще бы, их стойкий оловянный солдатик, их игрушка сломалась и оказалась ни на что не способна.
Меня растили, чтобы я была похожа на отца. А ничего, что яиц при рождении мне не доложили? Ах, ну да, равноправие и победа феминизма же.
Отец — вечно загнанный и хмурый трудоголик, не скрывавший, что семья его раздражает.
Все детство мы с братом слышали от матери: «Не мешайте отцу отдыхать, он устал» или, на случай если он запирался в кабинете, «не мешайте отцу работать».
Старший брат, с которым мы никогда особо не были дружны, родителей разочаровал. Бросил институт, укатил в Китай (ахаха, подальше от нашей семейки), женился на китаянке и родил двоих детей. Занят тем, что клепает странные картины, от которых, уж простите, хочется блевать. А его жена-китаянка пытается толкать эти картины местным, выдавая их за произведения молодого и талантливого русского художника.
Хотя, по моему скромному мнению, их место в туалете.
Для родителей женитьба брата на азиатке стала ударом в спину. Даже не подозревала, что они у меня такие расисты. Короче, не для этой курицы ягодку вырастили.
И даже появление внуков, с виду абсолютно китайских (как будто брат там мимо проходил просто), сердца родителей не смягчило.
«Не наша кровь», — рыдала маман, жалуясь своим подругам.
Так или иначе, не мне судить, и вроде братец жив, здоров и доволен. По крайней мере, на родину не рвется.
К сожалению, после побега брата родители сосредоточились на мне. Хотели сделать из меня человека по полной программе.
И чтобы обязательно у отца в компании я начала с самых низов. Желательно курьером, чтобы «жизнь медом не казалась». Это тоже маман к слову. Она у нас мастер изречений и усовершенствования других. К себе, к слову, довольно лояльна, позволяя себе маленькие и не маленькие слабости.
Быть курьером (да и вообще кем бы то ни было) в компании отца мне не хотелось. И я нашла работу.
Почти работу мечты. Перспективное рекламное агентство, молодой и дружный коллектив, офис в центре города.
Коллектив я смогла оценить буквально в первый же рабочий день, когда проставлялась новым коллегам — на что мне очень нетонко намекнули.
А выходя в туалет, в темноте меня обняли незнакомые руки, и в мой рот попал чужой язык. Звучит тупо, но так и есть.
Я не имела понятия, кто это. Оказалось, ведущий дизайнер. Я ему строго отказала, потому что считаю, что романы на рабочем месте только вредят. Ну а как потом не сойдетесь характерами, а работать-то надо.
Ну ладно, после новогодней вечеринки мы переспали. Дожал меня таки мой принц своими ухаживаниями: кофе утром — «Дорогая, латте с корицей, как ты любишь», цветы и прочее.
К слову, после секса, довольно проходного, он ко мне охладел и переключился на новенькую секретаршу.
Тоже, видимо, достигателем растили мальчика. Пришел, увидел, победил.
Но я не особо расстроилась. В мои планы входила работа, работа, карьера, селфмейд-вумен и прочее.
Никаких соплей, только вперед. Начальство было мной довольно. Когда я проработала целый год, в компании освободилось место начальника отдела. И я была уверена, что оно будет моим. Я стала изо всех сил стараться, оставаться вечерами, приезжать на выходные.
А место отдали не мне. Потому что... я скоро рожу.
Ах ты ж, как я была зла! Я пыталась достучаться до руководства, что у меня и мужика-то нет, и вообще непонятно, будет ли муж, а уж дети — точно не в этой пятилетке. Может, лет через десять.
Но... Старые пердуны в нашем руководстве были уверены, что двадцать пять — самое время подумать о детях. И я о них точно подумаю, и уйду в декрет, и всех их подведу.
Казалось бы, ситуация не прям кошмар. Никто не умер. Не началась война. Я не заболела раком. Но...
Я уволилась в расстроенных чувствах.
И наверное, как-то бы пережила, если бы не пилящие родители, которые не давали мне покоя своими «А мы предупреждали, а не надо было быть дурой и батрачить на них».
Психологиня, которую я нашла в интернете по отзывам, тоже мне не помогла. Начала талдычить про женское предназначение. Человеку, которого прокатили с желаемой должностью из-за этого предназначения!
Так и хотелось ей втащить. Почти единственное желание, к слову.
После увольнения жизнь моя превратилась в манную кашу. Мерзкую, вязкую, гадкую манную кашу с комочками, как в детском саду.
Бухать? Нет. Заедать? Нет.
Мне не хотелось ничего. Просто чтобы меня оставили в покое. Я лежала в кровати, не в силах подняться, уткнувшись в стену, и спала. Потом плакала, потом снова спала. Ни сил выходить на улицу, ни сил искать новую работу.
В конце концов родители смекнули, что что-то пошло не так. И вызвали к нам в гости доброго доктора Айболита, то бишь дядю Марка, того самого, что помнил меня с тех пор, как я пешком под стол ходила. Он остался мной недоволен и озабочен моим состоянием, в результате чего меня и сослали в санаторий — в натуральном лесу.
Пить травяной чай, есть пять раз в день полезное и посещать процедуры типа душа Шарко и микротоков.
Все так мгновенно решилось, что я даже не успела отказаться. Чемодан мне собирала маман, так что мой гардероб был тот еще — аля «дача стайл».
Хорошо, косметичку я успела сама сложить.
И да, она положила мне в чемодан единственную туалетную воду — мою самую нелюбимую, «Армани Сан», подаренную мне коллегой на Новый год. Как вообще, я не понимаю, можно вот так дарить духи?
Отец незаметно засунул в чемодан бутылку коньяка. Хоть на этом спасибо.
Короче, родственники сплавили меня с глаз долой. В глушь. Поправлять нервишки.
Мы с Костиным там были единственными нормальными. Это в общем-то все и предрешило. Половина — настоящие дураки, еще половина — старухи, мы, а ну еще анорексичная Ангелина, которая все время старалась к нам прибиться, но мы от нее успешно сваливали. Ну, Ангелина — душнила та еще. Кроме того, как меньше пожрать и кто насколько жирный, ни о чем думать не может. Ну и селфи пилит с утра до ночи.
Какая нахрен разница, в лесу жирный ты или нет? Всем похер.
Дураки в своем мире, бабки в своем.
Мы с Костиным — в своем. Он же тоже сбитый летчик, как и я. Спортсмен, получил травму, бла-бла-бла, дело всей жизни загублено.
Бедняжечка. Ходил с палочкой, как старый дед. Сошлись мы на том, что его тоже все бесило. И лес, и процедуры, и советский антураж, и столовская еда, «лишь бы ноги не протянуть». Сошлись мы на том, что пили (у него тоже были запасы алкоголя) и смотрели сериалы на ноуте все подряд.
Не жизнь, а пионерский лагерь, где все решают взрослые, а ты так — от подъема до отбоя.
Вечерами мы напивались. Ну не до блева и отключки, а до вертолетиков перед глазами, как в универе. Шли на прогулку по санаторию. Он, конечно, еле ковылял. Я успевала горной козочкой проскакать взад-вперед. Пьяной козочкой.
Дело, конечно же, кончилось в постели. Ну, просто так сложились обстоятельства. Не будешь же всерьез привязываться к мужику, о котором толком ничего не знаешь и который живет в другом городе.
Как ни странно, я шла на поправку. О, чудодейственный секс! Ко мне возвращался аппетит, и пюре с куриными котлетами уже не казалось настолько отвратительным, как вначале.
И даже мой «Армани Сан», которым, казалось, было пропахло все — и он, и я, и наши кровати, и его рубашки, в которые я заворачивалась, выползая на балкон покурить, — стал терпим.
Погоды стояли летние. Пахло лесом, мхом, землей, тлеющей травой, сухой травой, дождем, листьями, солнцем, деревьями. Как я полюбила свой балкон! С него открывался по-настоящему инстаграмный вид. Отдых аля рюс. Ближе к корням и природе. С каждым днем я становилась все благодушнее, кивая дуракам и бабкам и даже не прогоняя душную Ангелину. Жалко девку, кости торчат уже, сине-зелено-бледненькая, а все ей вес покоя не дает. Думает: «Ах, держите меня семеро, что нет у нее мужика, потому что она толстая». Да нет, дружочек, — думала я про себя, — все дело в том, что ты с хорошей ***цой. А у мужиков инстинкты самосохранения, хотят подальше от этого держаться. Им бы попроще кого.
Вот я как раз для Костина и стала кем попроще. Ни ухаживаний, ни подарков, ни ресторанов, ни уговоров. Сама, можно сказать, прыгнула ему в кровать. Вот маман бы обалдела. Она-то искренне считает, что я из тех, кто дает только по любви.
Помните из детского:
«— Хочешь большой, но чистой любви?
— Да кто ж её не хочет?
— Тогда приходи, как стемнеет, на сеновал. Придёшь?»
Я честно приходила. В его комнату после ужина. Стучалась скромненько и прошмыгивала, как мышка, под одеяло.
Шутка у нас с ним была: «Трахаться не будем сегодня. Только доведешь меня до оргазма, и все». Это я его троллила.
Сидит он в столовой, жует жесткие котлеты. Ангелина с нами огурцы кромсает на части. Я ему на ушко: «Ты жуй, жуй, рот разминай, пригодится». Это я намекала, сами догадаетесь на что.
Он смущался и краснел, как школьник.
Влюбилась? Нет, нет, нет, исключено. Мое сердце надежно заперто на замок, а ключик лежит на дне того самого пруда.
Просто трахаемся без обязательств.
Так пролетели три недели. Как один миг. Закрыл глаза, открыл — и все. Комедия превратилась в драму.
Рыдала я белугой. В душе, под водой, чтобы не было слышно.
У всех историй бывает конец. Есть начало, есть кульминация, есть конец. А у нас точно была кульминация: когда я после секса, удовлетворенная и опустошенная, раскрасневшаяся, выползла на балкон в тонком халатике, села на кресло — такое, повидавшее жизнь, старое кресло, — а он подошел сзади и накинул мне на плечи плед. И мы курили одну сигарету на двоих и молчали. А потом уснули, свернувшись в клубок из рук и ног, и он перед сном целовал мой лоб.
Помните, как называлась последняя ночь в пионерском лагере?
Королевская. Это мне мой благоверный рассказал. Меня-то никуда не отпускали. Берегли, стерегли. Только с бабулей на даче, дома быть до девяти, отбой в десять.
И в эту Королевскую ночь спать было никак нельзя.
В нашу Королевскую ночь мы тоже не спали. Не сомкнули глаз. Меня трясло от нервного возбуждения, хотя я и делала вид, что все прекрасно и все под контролем, и мы оба взрослые люди, и все все понимают. А хотелось уткнуться в чьи-то колени и рыдать.
Мы сделали кучу фотографий, даже с нашей анорексичной душнилой. Я пыталась запомнить его лицо. Его вкус. И его запах.
В ту ночь, под утро, секс был особенный. Слишком откровенно, слишком близко. Мы, не отрываясь, смотрели друг другу в глаза. Зная о том, что это последний раз. И вы никогда не увидитесь. Никогда не встретитесь, ваши пути никогда не пересекутся, ваши ладони никогда не встретятся, вы никогда не проснетесь в одной кровати, никогда не уснете в обнимку. Теперь ваше слово — «никогда».
Что было, то было. И это — считай, не считается. А теперь — ничего.
Надо взять себя в руки, собраться с духом и начинать новую главу своей истории. Да-да, той самой про селфмейд-вумен и только хардкор.
Хотя, надо сказать, по дороге домой в поезде (слава богу, в пустом купе без попутчиков) меня знатно поколбасило. И я рыдала так, что залила слезами всю подушку (собственность РЖД) и всю свою футболку тоже. Короче, вот такая я Царевна Несмеяна.
Утром на перроне меня встретил целый табор: маман, папан, братец, которого срочно вызвали в лоно семьи родные. Подозреваю, что разочаровавшаяся во мне маман решила не класть яйца в одну корзину и нашла повод наладить отношения со старшеньким. И еще какой повод — сестра почти слетела с катушек! Вид мой их удовлетворил, несмотря на мою слезливую бессонную ночь, в которой я выплакала весь запас слез.
Меня ощупали со всех сторон, обцеловали и сошлись на том, что я выгляжу хорошо. И, значит, лечение пошло на пользу.
Я кивала головой, как китайский болванчик, думая о том, что если это и есть любовь, то это полная херня. И лучше от всего такого держаться подальше.
Но держаться подальше не получилось. Вы будете смеяться, но я залетела. Самым странным образом. Прямо непорочное зачатие. Хотя я была уверена, что мы предохранялись. И я даже, кажется, не забывала пить таблетки.
Короче, обнаружив тест с двумя полосками, я неожиданно стала ржать. Так и выкатилась из туалета, смеясь. И положила тест прямо посередине стола с ужинающими родственниками.
Что там началось! Все кричали, шумели, потом маман плакала. И я потом тоже немножко поплакала от наплыва чувств.
С утра мы всей честной компанией отправились в клинику дяди Марка, где он всех нас поздравил с пополнением. И когда моя мать снова начала рыдать, он ее одернул: «Окстись, Наталья, радоваться надо, а ты мокроту тут развела».
И тогда у всех встал вопрос: а кто же отец?
Особенно папан возбудился. Еще бы, обесчестили его дочурку, можно сказать. Сделали ей ребенка.
Вот тут я сделала финт. Выдала отцу все координаты: телефон, по которому не собиралась звонить, имейл, по которому не собиралась писать.
Отец подсуетился, я уж не знаю, о чем они там поговорили в своих мужских разговорах, но тем не менее мой полюбовник был срочно вызван в Москву, где и предстал перед суровыми очами моей родни.
К моему удивлению, он им понравился. Ну или они притворились, что он им понравился, лишь бы сбыть меня с рук.
Потому что ля-ля-ля, ребенку нужен отец, семья — это святое, и прочее, и прочее, и прочее. Так мы, можно сказать, неожиданно для себя расписались и улетели на медовый месяц на море. Где я лежала, как тюлень на мелководье, а меня омывали волны.
И я не хотела ни о чем думать. Вообще.
Мой принц-хромоножка стал суетиться. Отец предложил ему работу — не курьером, ясное дело, с такой ногой далеко не убежишь, а вполне себе должность с нормальной зарплатой, чтобы он мог содержать беременную меня и оплачивать квартиру (жизнь с родителями меня не прельщала). Уверена, это бы напрочь испортило наши с родственниками отношения. А так — совместные воскресные обеды, главной темой которых было обсуждение моих анализов и роддомов. Мама зависала в чатах беременяшек больше, чем я. Готовилась стать бабушкой.
Меня, кстати, было негласно решено только радовать и оберегать от стрессов.
Беременность я проходила отлично: валялась в кровати до полудня, потом неспеша обедала в «Веранде», особенно хорошо заходили блинчики с вареной сгущенкой. Полька с самого начала была сладкоежкой.
Я особо никогда не любила сладкое, а тут начала с удовольствием трескать тирамису и чизкейки, постанывая от удовольствия. Кто ж знал, что сладкое — это так вкусно!
Кстати, за беременность я набрала всего десять килограммов, несмотря на мой роман со сладким. Роман с Романом.
Полина Романовна Костина родилась в восемь тридцать утра. Роды мои были как в кино: все суетятся, я ору, ребенок кричит, взволнованный отец вытирает скупую слезу. Я рыдаю, он рыдает, младенец рыдает.
Так и рыдали от счастья. И мои родители на выписке рыдали. И даже дядя Марк вытирал глаза платочком.
Так и живем.