Без драйва и экшна

    Один из ранних, удивительно светлых и грустных рассказов Юрия Казакова – «Поморка».
    Что в нём за сюжет, какая коллизия, какой экшн? Да никакого. Вся история словно исподволь пробивается сквозь непритязательные описания. Так - кусочек жизни, к которой прикоснулся, которая затронула, от которой уйдёшь, а она останется.
    Как твоё собственное воспоминание о Белом море, холодных росах, предчувствии счастья, несуетной и налаженной жизни поморов.
   
    - Перескажи! – попросит учитель ученика.
    А что тут пересказывать? Приехал на Белое море писатель, поселился в доме у древней старухи. В доме чистота и порядок. Старуха одинока, все, кто был – от родителей до детей, – умерли. Хотя есть младший сын, есть внуки, фотографии она показывает с видами разных мест, где внуки плавают. И не такая уж древняя эта старуха: работает, всё время в движении, делах. Но готовится к смерти, без страха и сожаления. Молится не о себе, а о тех, кто в море, о рыбаках-поморах.

    Собственно, и всё. Остальное – описание деревни, моря, людей. И в этом-то всё и дело. Не в повествовании – в описании рождается и конфликт, и движение, и утонувшая в туманах времени завязка, и неизбежная, пока смутная развязка.

    Традиционно в описании выделяется пять основных типов микротем: описание-пейзаж, описание-портрет, описание-интерьер, описание предмета, описание положения дел. Для рассказов Казакова особенно значимы такие объекты описания, как человек, пейзаж, предмет.

    Давайте почитаем?

    Описание природы: "В сентябре на Белом море темнеет рано, сумерки коротки, а ночи аспидно-черны и холодны. Вырвется иногда перед закатом солнце из облаков, бросит последний угасающий луч на море, на холмистый берег, желто отразится в окошках высоких изб и тут же побагровеет, сплющится, уйдет в воду".
   
    Описание деревни: "Днем в деревне пусто. Ребята в школе, рыбаков нет – кто сидит на тоне, кто далеко в море, на лове трески, кто в поле... Оживляется деревня только по праздникам да если какая-нибудь бригада привезет богатый улов сельди или семги. В этот вечер потрескивает, сипит радио на столбе возле клуба, горят по улицам редкие фонари, однообразно вякает аккордеон, перебираемый непослушною рукой, слышен смех девок, запоет кто-нибудь песню...".
   
    Описание жилища: "Высокая, огромная, в две связи, со множеством комнат и чуланов, строенная на большую семью, наверное, еще в прошлом веке, – она тиха и гулка. По ночам в ней тихо трещат стены. До блеска вымытые окна загораживают цветы тоже с блестящими протертыми листьями. Белые полы пахнут мылом и березовым веником. По полам от дверей раскинуты старые сети. От сетей в избе стоит слабый пряный запах моря, водорослей. На Почетных грамотах, фотографиях, настенных зеркалах – всюду висят чистые, голубые от синьки, расшитые полотенца. Столы и сундуки покрыты суровыми хрустящими скатертями с мережкой".

    Описание человека: "Уж никогда-никогда не выпрямить этот согнутый стан и ставшую круглой уже спину, не истончить громадные набрякшие ноги, не согреть холодные руки".
         
     Посмотрите, как соединяются точными скрепами эти текстовые фрагменты: и по смыслу, и лексически, и ритмически – подхватываются от строфы к строфе.
    
     "Днем в деревне пусто. - Пусто и в избе, где я живу. - Она поражает чистотой. - И в тишине живет, всю эту чистоту и старинный порядок блюдет один человек – девяностолетняя старуха Марфа. - Как она стара! Странно и жутко порой глядеть мне на нее – такое древнее и темное у нее лицо, такие тусклые, выцветшие глаза. - Неужели была она когда-то горяча и хороша… - А все-таки была она молодой и, по словам стариков, помнящих ее, еще какой красавицей была!"
         
     Вместе с писателем мы делаем шаг назад, в прошлое: неужели в этом теле билось когда-то иное сердце? Нет, нет, нельзя поверить, нельзя вообразить ее иной, чем сейчас!
   
     Однако понемногу раскрывается перед нами непростая и так обыденно драматичная жизнь поморки. В прошлое ушло семейное счастье, любовь, здоровье. Но жизнь продолжается, и в динамическом ритмичном описании Казаков раскрывает перед нами её безостановочное циклическое движение:
     "Чего только не переделает она за день! Доит и гонит на улицу корову, шумит сепаратором, кормит кур, лезет за яйцами, косит и рубит траву и картофельную ботву поросенку, копает картошку на огороде, сушит, и ссыпает в подпол; топит печь, варит обед, кипятит самовар, идет к морю с корзиной, собирает сиреневые пучки водорослей, которые покупает у нее агаровый завод; по субботам топит баню, натаскивает туда до двадцати ведер воды, стирает, штопает, гладит, метет и моет полы, сени, крыльцо и даже деревянные мостки возле избы; чуть не каждый день ходит она на скотный двор помогать телятницам и зарабатывать себе трудодни; в десяти километрах от деревни, живет ее младший сын, хмурый вдовец, уже седой и часто похварывающий, и Марфа раз в неделю идет туда, несет папирос, масла, хлеба и сахару и, не отдохнув, начинает и там мыть и стирать, штопать и даже чинить порванные сети – на тоне этой живут одни мужики, и Марфа не может не справить своей бабской, как она говорит, работы".

    Это доминирование глаголов несовершенного вида (25 в одном текстовом фрагменте в значении общефактическом!) не может быть случайным.
    Таким авторским приёмом Казаков (который был к тому же музыкантом и проза которого безусловно и ненавязчиво музыкальна) создаёт особое звучание, контрапунктами которого можно считать суммирующие результативные глаголы в начале и конце: "чего только не переделает"  - "и не справить своей бабской работы".
       
    И нельзя не отозваться согласно на слова грубоватого рыбака: "Хорошая старуха-то, святая, одно слово – поморка!" - и так же, как он, сдернуть кепку или панаму и почтительно поклониться ей.