Такая беспощадная любовь...

Было далеко за полночь. Уже затихли в чёрной тьме го-
лоса электричек. Тишь небесная полнилась звёздами. Мяг-
кий свет ночника освещал красивую женщину с книгой в
руках. Зачиталась. Всё про любовь из жизни позапрошлого
века! Муж посапывает себе. И пусть! Она, Саша, – в другом
мире, где чистая любовь, тихая, умная, лиричная. Простые
слова и море чувств! Да что там море – океан после шторма,
когда безбрежье волн полно сил, никак не успокоится... Ка-
кой страстный монолог о любимой женщине, покинувшей
скабрезную землю!

Шёпотом Саша повторила до дрожи в сердце пора-
зившие её строки:

Завтра день молитвы и печали.
Завтра память рокового дня...
Ангел мой, где б души ни витали.
Ангел мой, ты видишь ли меня?

Она отвела глаза от книги и задумалась. Густой
каштан волнистых волос разметался, а глаза, полные
зелёного блеска, мерцали. Невесть откуда взялась од-
на-единственная слезинка, выкатилась на атлас подуш-
ки, стремясь далеко в поля и леса осенней ночи.

Раздался глухой телефонный звонок. Саша сняла
трубку, машинально глянув в угол на часы.

– Саша, прости за поздний звонок. Я не могу. Мне
нужно поговорить с тобой, – раздалось знакомое закли-
нание, словно перепев ночных призраков.

– Лёня, посмотри на время. Видишь, как поздно?

– Не могу. Я просто не могу. Поговори со мной. Я
вспомнил Женю и залился слезами.

– Ладно. Позвони мне через десять минут. Я перейду
к телефону на кухне. А то Алексея разбудим.

Но муж уже не спал:

– Сашунь, опять Лёня? Да? С ума сошёл. Женю при
жизни не оставлял в покое. Теперь тебя по ночам будит.
«Господи, – думала Саша, – мистика какая-то! Я чи-
таю Тютчева, вспоминаю Женечку со слезами. И то же
самое происходит на другом конце города с Лёней. Мо-
жет, тётя там, на небесах, думает о нас, и поэтому нам
не спится».

Припомнилась первая встреча с Лёней: заглянула к
тёте Жене, а у неё – высокий, с копной тёмных вьющих-
ся волос мужчина. После института работал в союзном
министерстве по финансам. Тётя была сто лет как заму-
жем, её дружба с Лёней, который тоже был женат, по-
казалась Саше, зелёной девчонке, странноватой. Потом
они с Лёней время от времени пересекались у тёти. На
всех семейных праздниках он присутствовал, но поче-
му-то один, без своей супруги. Сашу всегда удивляло,
что Валерий терпел дружбу своей жены с Лёней.
Даже как-то не удержалась, спросила немножко ду-
рашливо:

– Валер, а ты не боишься, что Лёня уведёт от тебя
Женю? Почему ты так легко переносишь их дружбу?

– Нет, не боюсь, она дорожит дружбой с Лёней. Как
я могу ей запретить? Хочется – пусть. Ей хорошо

В дружбе Жени и Лёни настоялся аромат духов,
должно быть, от «Шанель». Смотреть на них без вос-
хищения и улыбки мог разве греховодник. Неважно,
сколько в комнате людей и что за люди. Женя и Лёня
никого не видели, кроме друг друга. Когда они встре-
чались, близким казалось, что интерьер становится
прозрачным, искромётным и необычайно счастливым,
и сами они сияли от счастья. И это в присутствии Вале-
рия! «Блаженный какой-то... Разве он не видит, что Лё-
ня влюблён в тётю и тётя любит Лёню. А Валера – ноль
внимания», – никак не могла понять Саша. Но ничего
страшного! Люба, Лёнина жена, в годы так называемого
развитого социализма делала карьеру в буфете гости-
ницы «Москва». Валера промышлял антиквариатом и
мог иногда позволить себе передать через Лёню аляпо-
ватую золотую безделушку для Любы. Правда, никогда
семьями эти две пары не встречались.

Так продолжалось очень долго. Позже Саша поняла,
что Валерий, как умел, старался отвадить Лёню от их
дома, но делал это с деликатностью посла в какой-ни-
будь Америке. И Лёня никаких намёков не понимал и
не принимал. Как ходил, так и продолжал регулярно
ходить к Вишневским будто в гости, а на самом деле
всё было похоже на возвращение из долгой команди-
ровки. Звонок в дверь менял порядок вещей, и неваж-
но, чем бы Валерий ни занимался, Лёня усаживался на
кухне, пил чай и любовался своей невинной подружкой
Женей. Знал ли Валерий об их совместных поездках в
отпуск? Путаный лабиринт отношений. Но скандалов
никогда не было. В период горбачёвской перестройки
Вишневские эмигрировали в Америку. Следом за ними
спустя год-два укатил и Лёня. Супружница Люба оста-
лась ждать в Москве, пока он устроится в Америке по
ихним, «американосовым» меркам.

Сашины воспоминания прервал звонок.

– Саша, ты уже на кухне? Можешь говорить?

– Могу. Что случилось? Что на тебя нашло вдруг
среди ночи?

– Я вспомнил, как Женя умирала во Флориде, а я в
то время был в Москве, и мне не дали даже попрощать-
ся с ней. Я бы немедленно прилетел. Я был бы около
неё в больнице. Мне ничего не сообщили. И похорони-
ли тайно от меня. Зачем так со мной поступили?

– Ты же знал: так хотел Валера!.. Чего непонятного?
Он не хотел тебя видеть, знать. И почему ты опять это
вспоминаешь? Ведь прошло уже время. Мы с тобой не
раз говорили. Зачем ты себя мучишь, Лёня?

– Саша, ты помнишь, как он, собака, прогнал меня из
их квартиры во Флориде? Я не могу вспоминать, захо-
жусь в обиде.

– Вот-вот, «захожусь», – позволила Саша улыбнуть-
ся чужому ей словечку.

Саша всё помнила. Помнила, что тётя упросила ба-
бушку Марию сделать Лёне вызов в Штаты как племян-
нику. И та пошла на подлог и подписала необходимые
документы. Чтоб уговорить бабушку Марию, пуганную
культом личности, оттого не терпящую никакой лжи,
подписаться под неправдой?! Страх Божий, но Женя
уговорила. Лёня получил въездную визу в Штаты и
стал жить в семье тёти Жени. Валерий с утра бежал на
работу, а Женя с Лёней садились чаёвничать, не отводя
влюблённых глаз друг от дружки. А потом они отправ-
лялись гулять. Вечером – семейный ужин. Обстановка
возвышенности и торжественности. «Валера, подай Лё-
не солонку. Валерий, ты забыл, что Леня не пьёт кисло-
го вина, налей ему виски». Как Валера мог терпеть? И
всё же терпел, шутил вместе с ними. А через два меся-
ца он тактично и деликатно устроил Лёню на съёмную
квартиру и даже вещи перевёз лично. «Не переживай,
Лёня. Утром, когда Валера уйдёт на работу, приходи,
и мы будем, как обычно, пить чай», – успокоила Женя
дружочка.

И вот теперь, после внезапной, нелепой и неспра-
ведливой смерти тёти, молодящейся и какой-то без-
защитно-обаятельной, прошлое мгновенно предстало
пред Сашей. Странная ночь: стихотворение Тютчева,
написанное на годовщину смерти любимой женщины,
ночной звонок Лёни и его неподдельная боль и тоска...
И Саша тихо сказала:

– Лёня, никто не виноват. И потом, ведь Валера
так помогал тебе! Он хотел, чтоб у тебя свой угол
был. Но ты же продолжал к ним ходить. Валера тебя
принимал.

– Этот подлец подсматривал за нами, когда я у них
жил. Приходил с работы в обед, стоял под окнами и
слушал, о чём мы говорили. Он живёт, а её нет! Мне се-
годня вспомнилось, как после смерти Женечки я прие-
хал к её дому. Заходил в парадное, смотрел на почтовый
ящик. Её руки касались этого ящика. Я не выдержал и
поцеловал его дверки. А потом я всю ночь просидел на
скамейке, глядя в её окна, как в её глаза, когда мы пили
чай ещё в Москве. Очнулся к утру, вся моя одежда была
мокрая от слёз. Почему она ушла? Сколько тварей жи-
вут в этом мире, и ничего с ними не случается!.. А с ней
случилось. Почему?

– Что ты так убиваешься? Что было, того не вернуть.
И Валеру тоже можно понять – он был её мужем. Вале-
ра её любил, и она его любила.

– Саша, я сегодня думал о ней. А потом думал об
этом мерзавце. Как он мог не дать мне проводить Женю
в последний путь?! Ты знаешь, Саша, я никогда никого
не бил. А тут со злостью стал думать: вот бы встретить
его и ударить кулаком в морду. А когда упадёт, бить но-
гами. Бить и бить козлину поганую.
Всхлипы шуршали в трубке. Откуда он звонит? Из
Москвы? Из Америки?

– Лёня, остановись! Я не хочу этого слышать. Про-
шу, остановись.
Н
атикало три часа ночи или утра? Для электричек –
утра. Саша попыталась уснуть, но куда там! Сна не было
ни в одном глазу. Всеми силами отгоняла мысли о Же-
не, умершей в Америке, о Валере, но всякий раз стран-
ная биохимия взаимоотношений Жени, Валеры и Лёни
возвращалась к ней новым случаем, давно позабытым.
Иной раз сама не поймёшь, что с тобой происходит, а
как других понять? Как понять того же Валеру? Почему
он так долго терпел Лёню? Как понять Лёню? Наверно,
у него была настоящая любовь с Женей? Но почему,
почему, не любя друг друга, Женя с Валерой жили вме-
сте? А то, бывает, любовь есть, а вместе – нельзя! Лю-
бовь непонятна и беспощадна. Она никого и никогда не
жалеет. Вот взять хотя бы Валеру... Всю жизнь работает
не покладая рук, как говорится, развернулся, целиком
впаялся в капитал. Квартира во весь этаж в доме немыс-
лимой красоты, отделана полудрагоценными камнями.
И что? Это счастье? Женечки нет. Богатый и одинокий.
Что у него в душе?

К утру количество децибел за окном возросло. Мо-
сква гудела, шумела, бренчала и скрежетала во всю
Тверскую. Саша проводила мужа, прилегла на диван.
Стала листать последний журнал моды в надежде, что
удастся успокоиться, немного поспать. Но вскоре – со-
всем ерунда! Звонок из Америки с драмой всей жизни...
Сатанизм! Кому их драмкружок или драмклубок инте-
ресен? От недосыпа и невнятицы жизни Саша устала,
не желая слушать никого. Валера, Валерий... В просве-
тах грязных туч обнажился солнечный диск, сверкнул
золотом осени, рассыпая лучи куда попало...

– Саша... Здравствуй! Это – Валерий! Узнала?

– О Боже! Да, Валера! Здравствуй! Сегодня – «день
молитвы и печали», «память рокового дня». С ночи те-
лефон заливается погребальным звоном.

– Саша, я – о тебе, обо мне... Нам нужно встретиться.
Приезжай.

Саша оторопела:

– Что-то случилось?

– Случилось... Да. Давно случилось. Только я скры-
вал...

И нервирующий звонок стал обрастать всеми гра-
нями, тенями и оттенками тех драгоценных камней, о
каких мало кто мог помечтать в позапрошлом веке. К
её удивлению, голос Валерия доносился словно эхо
из другого мира, планеты, мимо которой она случайно
прошествовала с зонтиком.

Несчастный Валера клялся, что всегда любил её и
только её, Сашу, сохранял брак с тётей Женей ради неё,
желая видеть её, только её в своей квартире, какими бы
редкими ни были визиты к тёте Жене. Ну не изящно ли
сплетённое кружево на ночной столик Алексея? Волна
воспоминаний о тёте, о её кажущейся легкомысленной
дружбе с любимым мужчиной и затем её внезапном
уходе из жизни далее раскачивала сердце, ум, душу... И
вот ещё груз – из самоцветов!

Шёл мелкий затяжной дождь, какой бывает позд-
ней осенью только в Москве. Надев резиновые сапо-
ги, натянув толстый свитер и без зонта, Саша вышла
на улицу. Долго бродила меж параллелепипедов и
кубов, погружённая в себя, не замечая ни людей, ни
машин.

Потом стояла на набережной Москвы-реки и неот-
рывно смотрела на тёмную воду. Некоторые мужчины,
проходя мимо, не могли удержаться, чтоб не полюбо-
ваться красивой женщиной с печальным лицом. Высо-
кий парень подошёл и протянул ей свой зонт:

– Люди беспокоятся, видя, как вы мокнете под дож-
дём. Что-то случилось? Может, помочь?

– Нет, нет. Спасибо. А зонтик заберите, мне пора
уходить.

Но парень убежал, крикнув на ходу:
– От души и с любовью.

Саша неторопливо двинулась вдоль парапета набе-
режной. Тяжёлая вода неопределённого цвета текла,
образуя кое-где еле заметные водовороты.

Прошёл выкрашенный в белое пассажирский тепло-
ход. Стоявшие под тентом ребята махали ей руками, что-
то весело крича. «Давай к нам...» – донёсся отголосок.
Впрочем, неважно, что насыщало смыслом осеннюю
атмосферу. Важно то, что ей захотелось на теплоход. И
плыть куда-нибудь, плыть. В Индию, в Антарктиду... А
если взять и прыгнуть сейчас в воду? Доплывёт ли она
до прибрежного мелководья? Кинется ли кто с гранит-
ных отвесов набережной ей на помощь? А вдруг посре-
ди реки утонет? Будет ли кто-нибудь убиваться по ней
так, как Лёня убивается по Жене? Её зеленоватые глаза
мерцали изумрудным светом ночи, словно там посели-
лась какая-то тайна, и эта тайна изменила её походку и
выражение лица, утомлённого, но прозревшего некую
глубь человеческой реки.