Атаманщина на востоке России часть 1

Атаманщина как феномен гражданской войны на востоке России — часть   1
 (Автор: В. А. Шулдяков, канд. ист. наук) Сибирская и дальневосточная атаманщина- один из наиболее известных и в то же время мифологизированных сюжетов Белого движения. Но до сих пор нет не только концепции атаманщины, но и четкого определения этого понятия. Авторы вкладывают в него разное содержание. Сегодня общественные и методологические предпосылки позволяют подойти к проблеме объективно, с учетом реалий гражданской войны. В широком смысле атаманщину трактуют как синоним «белого большевизма», т. е. как «всякое самовластие, злоупотребление властью и произвол» (1). Пожалуй, правильнее говорить о произволе именно военных властей, нарушавшем законопорядок и гражданские права, сопровождавшемся жестокостью, реквизициями, грабежами, нравственной распущенностью. При таком использовании термина «атаманщина» акцент делается на роли личностей воинских начальников (2). Несмотря на специфические черты, большевизм «белый» и большевизм «красный» имели общую основу, обусловленную культурой народа, психологией эпохи, характером и условиями борьбы. В начале Гражданской войны добровольческие части с обеих сторон часто «самозарождались» как иррегулярные (партизанские и полупартизанские). Они создавались как импровизация частных лиц, самостоятельно изыскивали средства, формировались и вооружались на ходу в походах, обеспечивались путем «самоснабжения», т. е. реквизиций. Процесс носил стихийный характер; многое зависело от личности вождя («полевого командира»). «Партизанство» требовало лидеров определенного психологического типа и притягивало к себе людей с авантюрной жилкой. И белые, и красные столкнулись с проблемой превращения импровизированных отрядов в регулярную армию. Полевые командиры часто не имели материальных стимулов поддерживать свою центральную власть, от которой ничего или почти ничего не получали. Вот почему даже Добровольческая армия до конца своего существования сохраняла ряд партизанских черт. Сибирскую армию летом 1918 г. пришлось строить по территориально-корпусной системе, при которой каждый корпусной округ являлся автономным. «Это и было нарождение "атаманщины", - считал профессор Н. Н. Головин, - превращение государства в какое-то феодальное средневековое сожительство вассалов, мало считающихся с сюзереном» (3). А.В. Колчак приступил к реорганизации корпусной системы в централизованную военно-окружную, но из-за скудости снабжения преодолеть обособленность каждой воинской части в организационно-хозяйственном и корпоративно-психологическом смыслах не успел (4). Под атаманщиной в более узком смысле следует понимать разновидность белого добровольческого (партизанского и полупартизанского) движения с участием казачества. В начале гражданской войны на востоке России возникли десятки противоболыневистских партизанских отрядов. В дальнейшем одни из них были разбиты или распались, некоторые были расформированы, а большинство - преобразованы в регулярные подразделения. В 1918 г. штаб Сибирской армии сохранил партизанские отряды есаулов Сибирского казачьего войска Б.В. Анненкова и И.Н. Красильникова. На Дальнем Востоке яркую роль сыграли два полупартизанских отряда: русско-инородческий «Особый Маньчжурский отряд» есаула Забайкальского войска Г. М. Семенова и «Особый казачий отряд» сотника Уссурийского войска И. П. Калмыкова. Эти четыре атамана, а также их сподвижники: анненковцы, красильниковцы, семеновцы и калмыковцы, - и стали носителями атаманщины в интересующем нас значении. Из названных «казачьих» вождей атаманщины в начале их партизанства только один Калмыков действительно являлся выборным атаманом, и то сомнительным (5). Сначала все они были лишь командирами добровольческих отрядов, причем Анненков и Калмыков по своему сословному происхождению не были казаками; Красильников являлся выходцем из оренбургских казаков. Никакой «возродившейся Запорожской сечью», «удалой казацкой вольницей» (6) отряды Анненкова, Красильникова, Семенова и Калмыкова никогда не являлись. В них не было вечевых вольно-казачьих традиций. Создатели этих отрядов, кадровые офицеры, твердо проводили единоначалие. Однако в силу добровольческого принципа формирования в отрядной иерархии возникала ненормальность. В подчинении начальников отрядов оказывались старшие по чину; например, у есаула Семенова имелись даже генералы. Чтобы «обойти неловкость», Семенов, Анненков, Красильников и приняли на себя звание атаманов своих отрядов сами (7). Так появился особый тип полевых командиров - «казачьи атаманы», хотя их отряды были не казачьими, а сословно-смешанными.