Светлой памяти чёрного кота. Часть 1
Основано на реальных событиях.
Александр Тимофеевич в растерянности стоял в полумраке подвала, забыв убрать руку с выключателя тусклой лампочки, которая освещала его нехитрую мастерскую. Чайные пакетики усеяли пол, как новогоднее конфетти, разгрызенный пакет из-под сушек валялся под столом, банка с сахаром укатилась в угол, а домашняя чашка в горошек, подаренная женой на Новый Год, упала со стола и распалась на три лепестка, как цветок лотоса. Александр Тимофеевич вздохнул, бережно собрал осколки чашки и положил в ящик с мусором. Подойдя к верстаку, он хотел было сунуть вилку от рабочей лампы в розетку, но посмотрев на обглоданный шнур, аккуратно положил вилку на замасленные доски верстака.
- Вот ведь какое осложнение, - расстроенно произнес Александр Тимофеевич, цитируя любимый роман Булгакова, - и нужно же было, чтобы все сразу...
Александр Тимофеевич работал водопроводчиком в ЖЭКе. Вообще-то место его работы называлось ИТС - инженерно-техническая служба, но Зинуля, жена Александра Тимофеевича, называла контору по старинке, ЖЭК - жилищно-эксплуатационная контора. Александра Тимофеевича, выпускника факультета машиностроения Политехнического института, это умиляло.
- Зинуля, ископаемое ты мое!
- От ископаемого слышу! - Весело отзывалась Зинуля.
Обоим ископаемым было немногим за 60. Лихие девяностые внесли свои коррективы в их жизнь и профессия водопроводчика оказалась более востребованной, чем деятельность инженера-конструктора.
Александр Тимофеевич закрыл подвал на ключ и задумчиво подергал дверь.
- Ну, ребята, - обратился он к кому-то, кто остался за дверью, - вы сами напросились!
Тем же вечером Александр Тимофеевич с нагруженным, видавшим виды студенческим станковым рюкзаком "Ермак" сел в пригородную электричку. Через час он уже вышел из поезда на платформу, где его радостно встречала Зинуля. Александр Тимофеевич смотрел в родные искрящиеся глаза и не замечал у своей любимой Зинули ни морщин, ни исчезающей талии, ни располневших, отяжелевших ног.
Участок в заболоченном садоводстве без дорог и электричества от Зинулиного НИИ они получили лет тридцать назад. Тогда садоводство походило на трущобы братского Шанхая или лагерь для беженцев, а теперь, благодаря неутомимым человеческим душам, стремящимся к своим истокам, оно превратилось в кукольную деревеньку с маленькими домиками и садиками. Для Александра Тимофеевича и Зинули домик в садоводстве неожиданно стал их домом. Когда дело подошло к пенсии и выяснилось, что трудовые подвиги ренты не подразумевают, Зинуля и Александр Тимофеевич сдали свою квартирку в городе молодой чете аспирантов, на первые денежные поступления утеплили свой легкий каркасный домик, поблагодарили Бога, что дал им мудрости не отказаться от участка торфяного болота в молодости, и перебрались в родное садоводство.
По дороге к дому Зинуля не умолкала, освещая незамысловатые события, произошедшие на их шести сотках и в садоводстве. Каждый анонс Зинуля начинала так: "Шурочка, ты представляешь?" Шурочка ничего себе не представлял и искренне радовался простым вещам, из которых теперь состояла их жизнь. Водопроводчиком Шурочка работал несколько дней в неделю, следить за водоснабжением нескольких домов в центре города инженеру с политехническим образованием сложностей не представляло, а при необходимости он ночевал в своей мастерской. Вспомнив о вторжении крыс в мастерскую, Александру Тимофеевичу тоже захотелось сказать: "Зинуля, ты представляешь?!", но он не захотел сбивать радость от встречи и поток ее восторгов мелкой бытовой неурядицей. Детей у них не было. Непростое прошлое осталось где-то вдалеке, иногда напоминая о себе тихим эхом, чтобы они не перестали ценить подаренное Вселенной счастливое настоящее. С высоты своих прожитых лет Шурочка и Зинуля ясно осознавали, что они счастливы.
Во дворе их встретила старая глухая Найда, действительно найденная в сугробе пятнадцать лет назад, и неисчислимое для Шурочки количество кошек и котов, бросаемых в садоводстве дачниками в конце лета и подбираемых Зинулей. Для них она называла себя Бабзиной.
- А что вам Шурочка с Бабзиной принесли? - пропела, подходя к садовому столу Зинуля.
Все с интересом собрались около Шурочкиного рюкзака.
Под восторженные восклицания Зинули и кошачье мяуканье, Шурочка, довольно улыбаясь, с гордостью выгрузил из рюкзака гостинцы для Зинули и её свиты, и пошел по-хозяйски оглядывать имение.
Два дня пролетели незаметно, утром, перед отъездом Шурочка, как бы между прочим сказал Зинуле:
- Это... мне бы какую кошечку в мастерскую, пусть будет, ну мало ли что?
- Шурочка, ты кошечку захотел? Ты ж мой хороший, конечно надо от мышей, да возьми какая приглянется, у тебя там тепло, хорошо, сейчас соберу лежаночку и корм, - засуетилась Зинуля, а Александр Тимофеевич пошел в сараюшку, где на старых куртках возлежала кошачья орда. Коты смотрели на Александра Тимофеевича, Александр Тимофеевич смотрел на котов и почесывал затылок. " Мастерская вся замасленная, трубы в подвале грязные, я бывает, дня по три отсутствую, надо брать кошку немаркую, чтоб грязь не видна была и потолще, чтоб запас был, - включил Александр Тимофеевич мужское рациональное мышление и подхватил небольшую черную упитанную кошечку.
- О! Цыганочку взял, молодец! Она умненькая, ласковая, я ее осенью от собак отбила, бросил кто-то, а она и не знает, что собак бояться надо. Она у меня охотница, крыс на крыльцо выкладывает, как в магазине! А за птичек я ее ругаю.
Александр Тимофеевич благодарно посмотрел на жену, посадил кошечку в принесенную ею коробку и они отправились на станцию.
Еще год назад Цыганочка пушистым игривым котенком сидела в коробке с надписью "Отдам котят в хорошие руки". Сидела одна, так как всех ее братьев и сестер разобрали, а черный котёнок никому не приглянулся. Мимо из метро текла нескончаемая людская река. Неподалеку остановилась молодая мама с потухшими глазами, перехватить руки на пакетах. За один пакет держалась девочка лет шести.
- Мама, купи мне велосипееееед! - закричала она, увидев в витрине велосипед.
- У тебя есть велосипед, - устало проговорила мама.
- Я хочу розовый! - продолжала кричать девочка, дергая ручку пакета.
- Зоя, пакет порвёшь, перестань, мне рукам больно, - сказала мама.
- Тогда клубнику купи, - переключила девочка внимание на лоток с клубникой.
Мама поставила пакеты, одной рукой взяла дочку за руку, а другую стала растирать об джинсы. "Если мама не согласится взять ее на лето, я с ума сойду, я больше не могу, - думала уставшая мама, глядя перед собой, - а если Зоя будет продолжать так себя вести, не возьмет точно..."
- У меня на клубнику денежек нету, бабушкину подождем.
- Мама, тогда купи котёночка! Мама, ну купи-и-и-и! - донеслось до уставшей мамы откуда-то издалека. Мама очнулась и посмотрела на дочь. Дочка тянула изо всех сил ее к пожилой женщине с коробкой. В коробке сидел черный котенок. "Господи, мне только котёнка не хватало!- подумала уставшая мама, - Мне очень нужно это лето, - продолжала она мысленный разговор с собой, - искать работу нужно летом, пока все в отпусках."
- Можно я поглажу котеночка, мама, давай подойдем, там отдохнешь, пока я глажу! - продолжала тянуть дочка маму за руку. Мама машинально подошла поближе. "Если она будет на даче с мамой, может, удастся вернуть её отца. Он же сказал, что скучает без нас, но у него сейчас трудный период. Господи, это у меня сейчас трудный период, я одна с ребёнком и с ипотекой, как он не понимает?"
- Мама! Мне бабушка котенка без денег даст, если я буду ухаживать. А я буду ухаживать и кормить, я ей домик сделаю! Это девочка, это будет моя дочка!
- Зоя, мы не можем взять котенка, пока мы живем в чужой квартире. Да и потом, когда наша построится, мне некогда будет с ним возиться.
- Я! Я буду возиться, мамочка, ну возьми! Я буду слушаться, я буду посуду мыть и в комнате убираться! Я к бабушке поеду и ее буду слушаться! - не останавливаясь почти кричала дочка, не отрывая взгляда от коробки. "Мне очень нужно это лето, - как заговор, повторяла себе уставшая мама, глядя невидящим взглядом в коробку. Котенок в коробке свернулся калачиком и мирно спал, как будто не было вокруг шума, людей и кричащей, почти плакавшей девочки. Уставшая мама увидела, наконец, котенка и внимательно посмотрела на дочь. Та воспряла духом и начала уговоры с новой силой.
- Я с бабушкой ругаться не буду, в ее комнату заходить не буду, никакие бусы и статуэтки трогать не буду! Я только с котенком буду играть, в дочки-матери.
Уставшая мама еще раз взглянула в коробку. Дочка поняла, что лед тронулся, обхватила маму руками и запела, заглядывая маме в глаза снизу вверх:
- Мама, мамочка, мамуля! Ну пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста!
- Хорошо. Только жить он будет на даче у бабушки. В город не повезем.
Уставшая мама подумала про себя: "Господи, прости меня, ведь живут же как-то коты на улице. Эта бабка вообще может быть его утопит, если никто не возьмет. А мне нужно это лето, Зоя будет занята этим котенком и у меня будет это лето."
Зоя назвала котенка Изабеллой и поселила в настоящий кукольный домик. Со временем имя сократилось до Беллы, а потом Белла превратилась в Белку. Поставленную задачу Белка выполнила, живя у бабушки на даче, Зоя действительно возилась с ней целыми днями. В редкие дни, когда на дачу приезжала мама с гостинцами, она просила:
- Мамочка, пойдем на озеро!
- Зинуля, некогда, - отвечала уставшая мама, - надо бабушке по огороду помочь и на электричку успеть.
- А мы пойдем, - говорила Зоя Белке, наливала в таз воды, делала зонтик из бумаги, как на море и они с Белкой играли в море.
На неделе, когда уже все игры были переиграны, Зоя просила бабушку:
- Бабулечка, пойдем сходим в лес!
- Зоечка, с мамой сходишь, ко мне сейчас Ираида Марковна придет. Ты поиграй сама во дворе, не мешай нам, пожалуйста.
- А мы пойдем, - говорила Зоя Белке и они шли за баню, в заброшенный угол участка. Там они играли в дремучий лес, строили шалаш и спасались от волков.
К концу лета Белка подросла, превратилась в грациозную кошечку и стала самостоятельно погуливать по соседским участкам. По вечерам становилось прохладно, но вернувшись, Белка попадала в объятия своей хозяйки и тут же засыпала, не переставая мурчать во сне.
В один из таких прохладных вечеров она вернулась и поняла, что ни в доме, ни на участке никого нет. Белка удивилась, такого в ее кошачьей жизни еще не случалось. На крыльце стояла огромная миска с кормом, а под крыльцом ее кукольный домик.
Белка не знала, что в это время Зоя плакала в машине и колотила кулаками все вокруг - сиденье, маму, спину папы, которого она уже успела позабыть, а теперь вообще ненавидела за то, что он увозит ее от единственного родного существа. С кем теперь она будет играть в дочки-матери, в море, в путешествия по лесу? Да что там играть, просто прижать этот теплый комочек к себе, когда грустно и одиноко. А грустно и одиноко почти всегда, потому что бабушка занята, а мама работает.
- Зоя, но мы же договаривались, - укоряла мама Зою в который раз. А Зоя даже не могла объяснить маме, почему тот договор был неправильный, что не может быть такого договора. Она только плакала и кричала:
- Ненавижу вас!
В сентябре Зоя пошла в школу. Бабушка стала плохо себя чувствовать, Зою отдали на продленку. Школу Зоя тоже возненавидела. После чудесного лета, где каждый день был наполнен солнцем, свободой и интересными играми с растущей на глазах Белкой, школа казалась тюрьмой. Ложась как-то вечером в постель и в очередной раз вспоминая свое самое чудесное лето, Зоя подумала "Теперь я знаю, что такое настоящая жизнь!" Это было ее первое самостоятельное суждение о жизни, сформулировав его, Зоя вдруг почувствовала себя очень мудрой и взрослой. На следующий день она перестала покупать в школьном буфете шоколадки и чипсы и стала копить деньги на билет на электричку к Белке.
До морозов Белка жила в своем домике. Миску с кормом на следующий же день до блеска подчистили сороки. Несколько дней Белка по привычке подходила к миске, но в ней ничего не появлялось. Однако, вместе с чувством голода, у Белки стали просыпаться скрытые инстинкты - она стала ловить все, что движется. Все, что движется, стало превращаться в еду. Белке стало повеселее, но с наступлением холодов движущейся еды стало меньше, а в кукольный домик все чаще стал задувать пронизывающий холодный ветер.
В один из таких дней Белка пошла к магазину. Около магазина стояли мусорные баки, где иногда можно было найти что-то съедобное. Белке повезло, разорванный воронами пакет с остатками еды свешивался с бачка. Белка прыгнула, зацепила его лапой и вместе с пакетом оказалась на земле. Подняв голову, она оказалась нос к носу с огромной лохматой собакой. Собака по неписанному собачьему регламенту начала лаять на Белку. Белка оцепенела, на расстоянии прыжка она видела вытаращенные собачьи глаза, ее оглушал истошный лай и долетали брызги слюны вместе с чужим враждебным запахом. Собака лаяла не злобно, держа дистанцию, но с соседних улиц начали подтягиваться на шум другие собаки, и вот уже целая свора заливалась лаем вокруг беззащитно съежившейся Белки. Белка ощутила, что с прибытием новых собак вокруг нее нарастает неконтролируемое напряженное поле, готовое взорваться от малейшей искры и поглотить ее. От оглушительного лая Белка ничего не слышала вокруг и совершенно потеряла ориентацию в пространстве, запах из оскаленных пастей душил ее, а мечущееся в груди сердце подсказало ей, что так пахнет смерть.
Вдруг, за спинами собак начали раздаваться звонкие удары палкой по земле, сопровождаемые возгласами: "Эть! Эть! Эть!" Собаки нехотя отбежали, а палка продолжала скакать по земле, приближаясь к Белке. Белка от страха вжалась в землю, палка приблизилась, неведомая сила подхватила Белку и понесла по воздуху, собачий лай стал удаляться, Белка отчаянно вцепилась зубами и когтями во что-то мягкое, ощутила в пасти вкус крови и решила бороться до конца.
- Ну и зачем ты кусила Бабзину? - услышала она прямо над ухом ласковый голос, - мне теперь сорок уколов в живот пропишут, ни за что ни про что. Давай-ка отцепляйся, сейчас всю кофту мне распустишь, вот ведь репей какой!
Так Белка оказалась в Зинулиной сараюшке для брошенных котов, переименовалась в Цыганочку, соответственно масти, а затем переехала в город, в мастерскую Александра Тимофеевича.
Зоя накопила достаточно, как ей показалось, денег к концу ноября. В один из дней она положила в портфель вместо учебников хлеб, зефир, печенье и банку тушенки для Белки. Сделав вид, что пошла в школу, Зоя направилась в метро и в утренней толчее умудрилась добраться до знакомой станции. Полицейский патруль перехватил Зою на вокзале, у касс, она даже не успела купить билет.
Пока не приехал детский психолог, Зоя утверждала, что она сирота, чуть позже выяснилось, что мама все-таки имеется, а папа опять уехал далеко и не может жить вместе с Зоей и мамой. Психолог поговорил с приехавшей мамой, определил вид психологической травмы и пути психокоррекции, и мама с Зоей тут же поехали на бабушкину дачу за Белкой.
Увидев занесённые снегом обломки кукольного домика, девочки не сговариваясь опустились на ступени крыльца и, отвернувшись друг от друга горько заплакали. В голос. Каждая о своём.
В мастерской Цыганочка прижилась. Первые дни добыча регулярно выкладывалась около верстака, Александр Тимофеевич, убирая серые трупики разного калибра досадливо морщился, но Цыганочку хвалил. Наконец, консенсус был достигнут и от крыс и следа не осталось. С появлением Цыганочки воздух в мастерской из подвального превратился в чистый и домашний. Ходить в лоток Цыганочка наотрез отказалась, просилась на улицу и Александру Тимофеевичу пришлось прорезать болгаркой отверстие в решетке подвального окна. Со временем он с удивлением заметил, что мастерская приобрела для него черты дома, в ней стало уютно, теперь его там ждали. Кошечка примирила его с еще одной частью мира - он понял, что и на работе есть жизнь и можно во время рабочего процесса ощущать тепло в душе. За пару недель Цыганочка навела порядок в мастерской и во всем подвале. Теперь она целыми днями лежала в коробке и толстела на глазах.
- Иди, прогуляйся, что ли, - между делом говорил ей Александр Тимофеевич. Но Цыганочка лениво открывала один глаз и выворачивалась наизнанку.
- Что б я так жил! - добродушно ворчал Александр Тимофеевич, нарезая резьбу на зажатой в тисках трубе.
Надо заметить, ходить на улицу Цыганочка боялась, во дворе ей было неуютно, это была не ее территория, там гуляли чужие люди, лаяли собаки, рычали и медленно ползали огромные машины. Но главное, во дворе утром и вечером гулял стафордширский терьер Чак. Чак, как и Цыганочка, будучи Белкой, хватал в зубы все что движется. Хозяйку Чака и ее маленьку дочку лет трех-четырех эта его привычка очень веселила. Хозяйка говорила ему:
-Чак, где птичка?
И дочка вторила:
- Де птиптя? Де птиптя?
И Чак несся что было сил за вороной или чайкой. Дочка с мамой заливались звонким смехом.
- Чак, где киса?
- Де киса? Де киса?
Застигнутая врасплох киса взлетала на единственное дерево во дворе, а дочка с мамой хохотали до слез. Поэтому гулянье Цыганочки заключалось в том, что Цыганочка выскакивала из своего окошка, стремительно исчезала в ближайших кустах и потом так же стремительно заскакивала обратно.
До появления Чака во дворе росло три огромных старых ивы. Годовалым щенком Чак прицеплялся зубами к чему попало - к старой покрышке, к палке, к крышке от мусорного бачка. Однажды он вцепился зубами в ствол ивы, хозяйка стала тянуть его за поводок, но Чак держался мертвой хваткой. В итоге кусок коры отодрался лентой снизу до верху. Хозяйке новое развлечение понравилось. Александр Тимофеевич появился во дворе у своей мастерской когда началось обдирание коры со второй ивы. Он мысленно ахнул и, кляня современный русский язык за убогость обращений, воскликнул:
- Девушка, что ж вы делаете? Погубите же дерево!
- А что ему станется, оно вон какое толстое!- недовольно отозвалась хозяйка разыгравшегося щенка.
- Да кто ж вас ботанике в школе учил? - с горечью произнес Александр Тимофеевич, - дерево без коры жить не может.
- Сам водопроводчик, а меня учит. А сам-то как в школе учился, раз только на водопроводчика выучился? - не полезла в карман за ответом хозяйка щенка. Александр Николаевич только руками развел, но тут ему на выручку неожиданно пришла проходящая мимо бабуля, не углубляясь в суть дискуссии, она вступилась за Александра Тимофеевича.
- Да что с ними говорить, они ж ничего не понимают, они только себя понимают. Совсем стыд потеряли, работать не хотят, только пиво пьют и мусорят.
Хозяйка щенка посмотрела на обоих, как на полоумных и зашла в подъезд. Александр Александрович замазал потом стволы садовым варом, но деревья спасти не удалось. В тесный двор приехала специальная машина с вышкой и ивы спилили по частям. С тех пор хозяйка Чака старалась не встречаться на улице с водопроводчиком, а встречаясь, опускала вниз глаза.
Как-то в конце недели, Александр Тимофеевич в приподнятом настроении собирался на дачу к Зинуле, по дороге забежал на почту за бонусом, как он называл свою пенсию, потом к аспирантам, за квартплатой. Эти деньги он долго стыдился брать, но потом смирился и просто выработал к ним особое отношение - бережное и уважительное. Вот и сейчас, завернул в бумажку и убрал во внутренний кармашек пиджака на молнии - это на ремонт крыши пойдет, и направился в свою мастерскую, положить корма Цыганочке на выходные. Майское солнце по-летнему припекало и заставляло прищуривать глаза, в кустах оглушительно трещали воробьи, Александр Тимофеевич шел вдоль дома и не заметил, как справа и слева от него появились два молодых парня, они молча взяли его под руки и при попытке Александра Тимофеевича остановиться, грубо подтолкнули вперед. Так они и шли несколько секунд втроем, как давние приятели.
- Слышь, дед, давай телефон и деньги, не создавай лишних проблем, - услышал Александр Тимофеевич голос над ухом и почувствовал запах чужого дыхания так близко, что брезгливо задержал вдох и попытался притормозить. Ему тут же еще сильнее сжали руки выше локтей, а в бок уперлось что-то твердое.
- Не бери греха на душу, не вынуждай, у меня палец на кнопке ножа, положим как пьяного. Надо оно тебе? Зачем тебе деньги, отгулял уже, - продолжал монотонно гундосить парень слева. Анатолий Тимофеевич почувствовал горячую волну, поднимающуюся от живота к сердцу и плечам. Правая рука напряглась, ладонь собралась в кулак.
- Дед, ты псих? - все трое оказались у стены дома за густыми кустами, парни не отпуская рук, сильно толкнули Александра Тимофеевича к стене, он инстинктивно напряг шею, чтобы не удариться затылком. В руках у правого сверкнуло лезвие. Александр Николаевич прикинул расстояние, ногой не ударить, слишком близко. Левый понял, кивнул правому.
- Дед, деньги! - то ли прорычал, то ли взмолился правый. Раздался щелчок, лезвие оказалось под пиджаком у пряжки поясного ремня Александра Тимофеевича. "Шурочка, ты представляешь?!" - раздался голос внутри Александра Тимофеевича. Этот голос отделил его от правого и левого, от мастерской, от бонуса, от текущей крыши... Важно было только это имя, произнесенное и пронесенное любимой женщиной через долгие, длинные годы, женщиной, которую он обещал себе и всему миру оберегать. Александр Тимофеевич сделал движение рукой, правого затрясло.
- Дед! - фальцетом зашептал он.
- Отпусти руку, деньги достану, - глухо проговорил Александр Тимофеевич. Правый ослабил хватку. Александр Тимофеевич достал сберкнижку с вложенной в нее пенсией, телефон, и протянул левому.
-Это все? Если найдем, хуже будет.
Внутренний карман с квартплатой предательски топорщился. В кармане брюк лежал кошелек с мелочью. Александр Тимофеевич бросил взгляд в просвет кустов и, решив тянуть время, медленно потянулся к карману. Сработало. Правый держал нож, левый наклонился и полез ощупывать карманы брюк. Александр Тимофеевич ясно представил себе, как ударит его коленом в голову, главное, чтобы он присел перед ним. Левый не присел. Александр Тимофеевич ощущал шарящие чужие мужские руки на своем теле. Он почувствовал внутреннюю дрожь и его начало подташнивать. Левый вытащил кошелек, раскрыл, вытащил все немногочисленные купюры, отшвырнул кошелек в кусты и усмехнувшись, взял Александра Тимофеевича за лацкан пиджака. Кошелек зацепился за ветки и шурша, постепенно скатывался вниз, падая с ветки на ветку, ветки склонялись, будто кто-то невидимый по очереди нажимал на них. Александр Тимофеевич следил за падением кошелька, это отвлекало его от нарастающей давящей боли в груди.
Вдруг, когда кошелек почти достиг земли, в куст с треском ввалился заматеревший, но так и не повзрослевший Чак. Он схватил кошелек, тут же выплюнул и уставился на замерших людей у стены дома. Правый дернулся, вытащил нож из-под пиджака Александра Тимофеевича и направил на собаку, собачий нюх уловил адреналин и этого было достаточно. Чак зашелся истошным лаем, издалека послышался голос зовущей его хозяйки. Голос приближался. Хватка парней ослабла.
- Чак, Чакушка, - тихо произнес Александр Тимофеевич и медленно осел на землю. Чак подскочил и стал лизать его в лицо. Чак любил всех людей и радовался любому общению. Парни бросились бежать, но Чака они уже не интересовали, он прыгал вокруг сидящего на земле Александра Тимофеевича и восторженно лизал его куда мог достать.
- Чак, фу! - испуганно закричала подбежавшая хозяйка. Узнав Александра Александровича, она изменилась в лице. - Ой, вам плохо? Что с вами? - присела она на корточки, отталкивая собаку. - Я сейчас вызову Скорую!
- Дочка, не надо. Сейчас все пройдет, - с трудом переводя дыхание сказал Александр Тимофеевич. - Тебя как зовут-то?
- Лера. А вас?
- Александр Тимофеевич.
Тут Лера заметила валяющийся раскрытый кошелек, подняла его и подала Александру Тимофеевичу.
- Александр Тимофеевич, это что, нам надо полицию вызывать? Что здесь было то?
Александр Тимофеевич начал подниматься, держась одной рукой за грудь, другой опираясь на стену. Лера бросилась помогать.
- Полицию не надо. Ничего тут не произошло.
Лера удивлённо посмотрела ему в глаза. Александр Тимофеевич ответил на её взгляд и твердо повторил:
- Лера, полицию не надо. Ты, дочка, если хочешь мне помочь, дай мне пожалуйста телефон позвонить.
Лера поспешно вытащила телефон из заднего кармана джинсов, разблокировала и протянула Александру Тимофеевичу.
- Не, набери-ка сама, не умею таким пользоваться, да и не разгляжу без очков.
Александр Тимофеевич наизусть продиктовал Зинулин номер. Зинуля ответила мгновенно, как будто сидела над телефоном в ожидании звонка.
- Зинуля, это я, не волнуйся. С телефоном что-то, вот с соседкиного звоню. Тут у нас авария на теплотрассе, надо все дома перекрыть, придется мне остаться на выходные в городе. Вы уж там продержитесь без меня. Что? Не слышу тебя, связь плохая, завтра телефон починю, перезвоню тебе.
Александр Тимофеевич протянул телефон Лере и шепнул:
- Выключи, пожалуйста.
Лера нажала на красный кружок на экране и вопросительно посмотрела на Александра Тимофеевича.
- Нехорошо, знаю. Завтра позвоню. Ты иди, дочка. Мне тут недалеко, у меня мастерская рядом. Спасибо тебе.
- Давайте мы вас с Чаком проводим?
- Не надо, отпустило уже, пойду.
Александр Тимофеевич медленно пошел вдоль дома. Сердце мотыльком билось об ребра. Воздуха не хватало, левую руку жгла странная боль, из груди стреляло в спину. Александр Тимофеевич старался дышать равномерно и экономно расходовать силы. "Спокойно. Спокойно." - Повторял он себе. Подойдя к двери мастерской, он медленно вытащил ключи, унял дрожь в правой руке и с первого раза попал в замочную скважину. Теперь надо дойти до кушетки. От подушки пахло домом. "Шурочка, ты представляешь?" - эхом прозвучал в голове Александра Тимофеевича родной голос и ответным эхом обожгла боль в груди. Александр Тимофеевич закрыл глаза и пытался понять, это сердце так болит или душа. Из памяти всплывали где-то случайно слышанные строки из Библии: "И будет он нечист.." Он был нечист. Его мужское естество было осквернено. Даже если бы он был в силах, он бы не смог сегодня поехать к Зинуле. Он все еще ощущал чужие руки на своем теле, он клял и оправдывал себя одновременно. Боль в груди становилась невыносимой, дышать становилось все труднее, из груди к голове пополз безотчетный страх. Александр Тимофеевич с трудом повернул голову к окну, из окна веяло свежим ветерком, он с благодарностью вспомнил о Цыганочке, ведь это из-за нее подвальное окошко всегда оставалось открытым, и тут он с радостью и облегчением увидел, что и она сама появилась в оконном проеме. Страх стал отступать, теперь он не один, теперь до утра он продержится, а с рассветом все плохое проходит, он доберется до телефона и позвонит Зинуле. Цыганочка бесшумно спрыгнула на пол, подошла к кушетке, какое-то время присматривалась, потом запрыгнула на нее и легла Александру Тимофеевичу на грудь. Он попытался скинуть её, дышать и так было тяжело, да и Цыганочка в последнее время очень прибавила в весе, но сил не было, а Цыганочка не уходила. Она прижалась к его груди своим маленьким тельцем и замурчала, будто завела внутри какой-то маленький моторчик. От нее шло тепло, сердце начало как будто подстраиваться под ритм ее мурчания, мотылек в груди начал успокаиваться, стало полегче. Александр Тимофеевич жадно ловил струйки воздуха из окна и старался дышать поглубже, в ритм с Цыганочкиным моторчиком, он весь сосредоточился на дыхании, вдыхать стало полегче, изматывающая боль немного стихла, но не отпускала, Александр Тимофеевич понял, что силы неуклонно уходят и долго он так не выдержит. За окном стемнело. Александр Тимофеевич смотрел в черное окно и временами начинал проваливаться в какую-то темноту внутри себя. Тяжесть кошачьего тельца он почти не ощущал, тепло от Цыганочки перетекло в его грудь и ему казалось, что у них на двоих одно сердце, которое бьется в такт с Цыганочкиным мурчанием. Иногда сознание возвращалось и тогда он жалел, что не сказал Зинуле по телефону добрых слов, жалел, что не сказал чего-то важного и значительного, что последние слова были обманом... Он стал прощаться.
- Прости меня, Зинуля, - еле слышно произнес Александр Тимофеевич.
- Ты чего это удумал? - откуда-то издалека услышал он родной голос и улыбнулся сквозь боль.
- А кошку вы вместо горчичника посадили? Сама залезла? Вот умница какая! - раздался звонкий женский голос прямо над ним. Александр Тимофеевич с трудом открыл глаза. Рядом с ним стояли две молоденькие девушки в синих куртках с красными крестиками.
- Если нет препаратов, - поясняла одна из них, расстёгивая ему рубашку, - обычные горчичники ставят на область сердца, болевой синдром купировать так можно. И как эта кошечка догадалась на грудь дедушке залезть?
Вторая в это время поставила ледяные присоски на грудь, с рабочего верстака зажужжал аппарат, на локтевом сгибе что-то кольнуло. Александр Тимофеевич поднял глаза и увидел за девушками заплаканную Зинулю с Цыганочкой на руках и Леру с испуганными глазами. Потом он лежал на носилках, а Зинуля держала его руку и что-то говорила, но он слышал только сирену, а над ним в потолочном люке мельтешили синие огни, и казалось, что он куда-то летит, теряя связь с реальностью. Александр Тимофеевич собрал все силы и стал не отрываясь смотреть Зинуле в глаза, он тут он вдруг ясно ощутил, что эта незримая нить, связывающая два их взгляда, не даст ему уйти.
Цыганочка осталась одна. Она привычно обошла подвал, попила из мисочки воды и залезла в свою коробку. Внутри у нее продолжало что-то биться, то ли эхо от истерзанного сердца Александра Тимофеевича, то ли ее кошачья душа, она не понимала что, но чувствовала, что это будет непростая ночь для нее. Так и случилось.
Утром, когда в подвальное окошко заглянуло солнце, она вылизывала четырех крошечных котят.
Коллеги из инженерно-технической службы распределили между собой обязанности Александра Тимофеевича на время его болезни, мастерскую закрыли, не заглядывая внутрь и, к счастью Цыганочки, окошко осталось открытым. Под окошком иногда появлялась мисочка с едой и это было очень кстати. Лера, хоть и вышла на работу, пообещала Бабзине подкармливать Цыганочку. Несколько раз в неделю она ставила мисочку с кормом около окошка, но осторожную Цыганочку никогда не видела.
Зинуля каждый день ездила в больницу, после операции ночевала в палате у мужа и стала душой всего отделения. Александр Тимофеевич поправлялся.
Цыганочка каждый день прислушивалась к любому шороху за дверью мастерской, но звук знакомых шагов не раздавался. Наступило лето, котята подросли и начали осваивать мастерскую. Прокормить четырех сорванцов становилось все труднее. Цыганочке пришлось осваивать новые территории и отлучаться от детенышей все чаще и чаще. Однажды в поисках еды, Цыганочка пробралась в соседний двор и, ведомая запахом, оказалась у мусорного контейнера. Она еще не успела понять, откуда шел съедобный запах, как услышала тяжелые стремительные прыжки и цокот когтей по асфальту, Цыганочка обернулась и застыла - на нее несся огромный черный пес. Цыганочка обмерла, но даже не пыталась бежать, она помнила, что так уже было и когда оскаленная пасть будет совсем близко, руки Бабзины подхватят ее и она полетит над этим сгущающимся грозовым полем и над этим запахом смерти в безопасное теплое место. Безумные глаза собаки, ведомой включившемся вдруг неосознанным инстинктом, мгновенно оказались на уровне ее глаз, она даже успела заглянуть в эту черную пустоту, и тут же что-то резко подхватило ее, внутри что-то хрустнуло, и она полетела распустив когти, чтобы не упустить руки Бабзины, но их все не было и не было, а она все летела и летела, так как знала, что руки Бабзины ожидают ее впереди, но потом вдруг стало темно, потому что Белка оказалась в Зоином шалаше, куда вот-вот должны были прийти Зоя с Бабзиной. На полу в шалаше Белка вдруг ощутила запах свежескошенной травы, что-то теплое подтекло к лапам, Белке захотелось спать, она решила ждать Зою с Бабзиной, свернулась калачиком и уснула.
Александр Тимофеевич выписался из больницы под честное слово Зинули, что период реабилитации проведёт на даче при всём соответствии врачебным рекомендациям. И вот, наконец, ему разрешили вернуться к работе. Он опять медленно открывал дверь ключом, говоря себе "Спокойно. Спокойно...", но теперь уже от радостного волнения встречи с Цыганочкой.
Надо заметить, жизнь у Александра Тимофеевича разделилась на до и после больницы. После больницы его жизнь стала осознанно-наполненной, она раскрылась ему во всем многообразии и полноте, ушло все второстепенное, что съедало время и силы. Если бы Александру Тимофеевичу предложили сейчас вернуть ему его бесшабашную молодость в обмен на его теперешнее состояние, он бы не согласился.
Дверь наконец открылась и, к изумлению Александра Тимофеевича, у него из-под ног прыснули четыре котенка. Они спрятались за верстаком, потом вышли и стали истошно мяукать на Александра Тимофеевича, как будто именно он был виноват в том, что они такие голодные. Александр Тимофеевич опешил.
- Цыганочка! Цыганочка! - позвал он. Цыганочка не отозвалась.
- Так, спокойно! - еще раз скомандовал себе Александр Тимофеевич сквозь отчаянное мяуканье, - вызываем МЧС. Александр Тимофеевич достал телефон и позвонил.
- Бабзина, у нас тут чрезвычайная ситуация, срочно приезжайте.
Бабзина приехала к вечеру, накормила и успокоила котят, но Цыганочка так и не появилась, ни вечером, ни на следующий день. Двух котят удалось пристроить в хорошие надежные руки. Оставшихся двух черных котят, абсолютных клонов Цыганочки, пришлось оставить в мастерской. Одного так и назвали - Черный, вторую, девочку, Зинуля назвала Чарой.
Зинуля взяла шефство над мастерской со всеми ее обитателями. После известных событий Александр Тимофеевич утратил доверие и теперь находился под присмотром Зинули. Больше всего присмотру радовались Чёрный и Чара. Еды было полно, пока Александр Тимофеевич работал у верстака, Бабзина сидела на кушетке и наглаживала котят, когда Александр Тимофеевич уходил, по выражению Бабзины "по трубам", она убиралась в мастерской и накрывала нехитрый походный обед. После пережитых событий, Шурочка с Зинулей чувствовали себя счастливыми молодоженами, а листая в обеденный перерыв любимый роман Булгакова, они ощущали себя Мастером и Маргаритой в подвальчике у печки.
Так подошла осень, похолодало. Александр Тимофеевич колдовал что-то с лерками у верстака, Зинуля сидела с Чарой на коленях. Черная кошечка, точь в точь похожая на Цыганочку, в последнее время стала очень ласковой и постоянно запрыгивала Зинуле на колени.
- Шурочка, прикрой окно, пожалуйста, зябко стало! - попросила Зинуля, боясь потревожить Чару.
Александр Тимофеевич подошел к окошку, прикрыл створку, но совсем закрывать не стал, даже проверил пальцем щелку, чтобы можно было открыть, толкнув снаружи. У Зинули навернулись слезы, она знала, что ее Шурочка все еще надеялся, что Цыганочка вернется, но Зинуля-то знала, будь Цыганочка жива, она бы не бросила котят. В больнице врач сказал, что тепло на область сердца в ту ночь помогло Александру Тимофеевичу избежать кардиогенного шока, получается, Цыганочка практически спасла ему жизнь. После выписки они с Зинулей и Лерой обошли все дворы, развесили объявления, но все безрезультатно. Александру Тимофеевичу решили не говорить. Да и надежда, что вернётся, ещё теплилась. «Всякое бывает в жизни», - говорила Зинуля Лере.
Наступила зима. Черный с Чарой подросли. Черный стал все чаще отсутствовать в мастерской, он начал обследовать прилегающую территорию и определять границы своей. Судя по тому, что частенько он приходил домой изрядно потрепанным, не все проходило гладко. Черный отлеживался и уходил снова. В тесном общении и ласке он особо не нуждался, когда Бабзина или Александр Тимофеевич хотели его погладить, он изгибался так, что рука гладила воздух. "Вот ведь недотрога какой!"- сокрушалась Зинуля. "Мужик!" - гордо констатировал Александр Тимофеевич. Чара превратилась в ласковую кошечку с изумительной шелковой шерстью, которую невозможно было не гладить. Так же как и Цыганочка, Чара очень любила чистоту, она не признавала никаких лотков, крыс и мышей не осталось даже в округе, себя она вылизывала каждую свободную минуту так, что шерсть ее светилась лунным светом.
Как только Зинуля освобождалась от своих незатейливых забот в мастерской, Чара запрыгивала ей на колени, прижималась к пухленькому Зинулиному животу и Зинуля наглаживала ее, впадая в медитативное состояние под мерное мурчание.
Чару что-то тянуло к Бабзине на колени, она чувствовала, что внутри у Бабзины нарушилась что-то, там появилось что-то чужое, чего там быть не должно и от чего шла какая-то угроза. Оно походило на шар, шар был теплым, тягучим и захватывал своей тягучестью пространство вокруг. После того, как Бабзина с Александром Тимофеевичем отбывали домой, этот шар на какое-то время поселялся внутри Чары и ей приходилось бороться с ним. Потом приходил Черный, они залезали в коробку, прижимались друг к другу, шар слабел и исчезал.
Когда Зинуля с Александром Тимофеевичем снова приходили в мастерскую, Чара прыгала к Зинуле на колени и каждый раз отмечала, что тягучий шар забирает у Бабзины силы. Частенько Чара засыпала на коленях Бабзины и ей снился один и тот же сон, как она прыгает в живот к Бабзине и видит, что в этом шаре сидит крыса. Чара припадает к земле, перебирает лопатками и готовится к прыжку. Крыса замечает её и начинает наматывать на себя оболочки шара. Чара бросается на шар и рвет липкую паутину, чтобы добраться до крысы, вот, наконец, она чувствует под зубами тугую плоть, крепко стиснув челюсти, Чара бежит из Бабзининого живота на пол, потом на верстак, с верстака в окошко, чтобы вынести крысу из подвала на улицу, но тугие паутинные нити не дают ей выскочить в окно, тянут обратно, добыча выскальзывает из зубов и возвращается в шар, который смыкается наглухо так, что крысы становится не видно, а шар становится еще больше. Проснувшись, Чара сердилась и била хвостом по коленям Бабзины. Чаре казалось, что если бы она подольше и почаще спала на коленях у Бабзины, ей бы хватило сил и времени побороть шар. Но Бабзина приходила все реже и реже.
Однажды, когда во дворе поставили наряженную елку и повесили светящиеся гирлянды, Александр Тимофеевич пришел в мастерскую один, за верстаком работать не стал, а сразу сел за стол и достал из портфеля бутылку. Налив чего-то из бутылки в фарфоровую чашку, Александр Тимофеевич выпил и заплакал, уронив голову на руки. Чара с Черным подошли и потерлись о его ноги, Александр Тимофеевич опустил руку, приласкал их наощупь, налил еще, помял в руке кусок хлеба и выпил, отложив хлеб в сторону. Чара с Черным залезли в коробку. Александр Тимофеевич допил бутылку, содержимое бутылки вошло в него, овладело им полностью, разлилось по рукам и ногам, он лег не раздеваясь на кушетку и заснул. По мастерской от бутылки, чашки и дыхания Александра Тимофеевича распространился странный запах, такого запаха Чара с Черным еще не знали, он вызывал тревогу и пах бедой. Черный выскользнул в окно, а Чара забилась под верстак в ящик с ветошью, ей безотчетно хотелось от чего-то спрятаться.
Рано утром Александр Тимофеевич ушел. Черный заглянул в окно, ощутил не выветрившийся еще чужой запах и отправился в соседний подвал спать на трубе теплоцентрали. Чара отчаянно ждала Бабзину, притаившись в ящике с ветошью. Что-то ей подсказывало, что мир, в котором она жила до этого, холодеет, растворяется в пространстве и исчезает, как будто его поглощает тот коварный шар, который она не смогла вынести на улицу в своем сне.
Дверь в мастерскую отворилась только к вечеру. В нее вошла дворничиха Мадина, она закрыла подвальное окошко на крючок, положила к себе в пакет все съедобное, что нашла в мастерской, туда же положила пакет с кошачьим кормом и наклонилась над Чарой.
- Ну что, пойдем ко мне жить? - грустно сказала она, аккуратно подхватив Чару под живот. Чара напряглась, но сопротивляться не стала. К когтю задней лапы прицепился кусок ветоши - рукав старой вязаной Бабзининой кофты. Рукав сорвался и упал на пол, вместе с ним упал в бездну и окончательно исчез ее привычный мир. В нем остались коробка, пахнущая мамой и первым днем их появления на свет, Черный, Бабзина, Александр Тимофеевич и, как символ любви и свободы, всегда открытое подвальное окно.
Чара оказалась за пазухой у Мадины, там она ощутила другое, новое для себя тепло, биение другого сердца, Чара тут же почувствовала, что сердце это любило и плакало одновременно, и сама она вдруг сразу стала другой, прошлое исчезло, обратного пути не было, его окончательно отрезал звук ключа в замке, закрывающего дверь мастерской снаружи.
Черный вернулся ночью. Окно было закрыто. Он несколько раз за ночь снова и снова возвращался к мастерской и не мог попасть внутрь. Это никак не поддавалось его пониманию. Чары тоже нигде не было. Черный так и ходил несколько дней от своей теплой трубы в подвале к окну и обратно. Потом голод заставил его сменить маршрут. Острый нюх направил его через дорогу в сквер. Каждый день туда приходила женщина в красном пальто с шуршащими пакетами, в которых чего только не было. Женщина неторопливо шла по парку к условленному месту и тихо разговаривала сама с собой, за ней следом двигалось ее воинство - коты, голуби, вороны и старый бездомный пудель с колтунами вместо шерсти. Черный заметил время появления красного пальто и стал бегать в сквер через дорогу. В отличие от двора, дорога представляла собой странное место, там постоянно происходило движение людей и машин. Несколько раз чуть не попав под колеса, Черный понял, что его передвижения дорога в расчёт не берёт. Так как никакой закономерности в появлении машин Черный не уловил, он решил перебегать дорогу как можно быстрее, при отсутствии приближающегося звука. Это работало. Ночевать он возвращался в подвал.
К лету Сане подфартило с работой. Мама дворника Феруза нашла тому невесту, он уехал на родину жениться и косить дворы стало некому. Саня косил газон бензокосой и думал, как же ему повезло, в отличие от Феруза, как раз в этом месяце была его очередь платить за комнату в коммуналке, которую они снимали пополам с приятелем. Саня любил косить траву, он одевал наушники, включал музыку погромче и наслаждался терпким свежим запахом летней зелени. Начав очередной прокос, Саня увидел у себя на пути бугорок, засыпанный скошенной травой от предыдущего прокоса. Отведя бензокосу он легонько пнул его носком кроссовки, трава слетела и Саня увидел черного мертвого кота, трава под ним была окрашена кровью.
- Черт! Отстой! - сказал Саня, внутри у него все сжалось и заболели икры ног. Тема смерти была его триггерной зоной. Саня оглянулся. Рядом была помойка. Делать нечего, придется отнести кота в мусорный бак.
- Отстой, отстой! Блин, блин, - продолжил Саня охарактеризовывать ситуацию и растерянно оглядываться, надо же было чем-то взять этого кота. Тут его взгляд упал на сумку с инструментами для косы, Саня заглушил косу, нашел в сумке полиэтиленовый пакет, присел, одел пакет на руку, брезгливо сморщился, но как только он прикоснулся к коту, кот открыл глаза. Саня подскочил.
- Черт!
Кот смотрел на Саню. Саня вытаращился на кота и опять стал оглядываться вокруг. Во дворе никого не было. Саня опять присел и стал рассматривать кота. Кот был небольшой, передние лапы лежали безжизненно, в районе лопаток шерсть вся была в крови. Глаза у кота были полуприкрыты и слезились, когда Саня резко шевелился, кот открывал глаза и казалось, что он плачет. Саня достал телефон и позвонил.
- Слышь, Профессор, ты кота можешь вылечить? - сказал он в трубку не отрывая взгляда от кота. - Откуда я знаю, что с ним? Он не говорит, блин, что с ним, лежит, передние лапы в крови. Профессор, ты придурок? Как я попрошу его попробовать встать? Иннервацию чего проверить? А как? Иголкой? Извини, я сегодня свою шкатулку с рукоделием дома оставил! Профессор, если я не скошу сегодня этот гребаный газон, у нас не будет ни пива, ни квартплаты, бери свой акушерский саквояж и дуй сюда. Ну ладно, ладно, не акушерский. Давай, дуй.
Профессор работал санитаром в приемном отделении больницы, параллельно учился в Акушерском колледже на сестринском отделении и надеялся стать медбратом. Когда друзьям надо было его поддеть, они называли Профессора акушером.
Профессор принес бинты и какую-то шипучую жидкость. От нее все лопатки у кота покрылись пеной, Профессор пену промокнул салфеткой, посмотрел на рану и одобрительно произнес:
- Нормально, даже шить не надо. Похоже, собака хватанула. Главное, чтобы спинной мозг был не задет. Я сейчас проверю задние лапы, а ты его придержи, чтоб не цапнул, если что.
Саня с уважением посмотрел на Профессора, достал из сумки промасленную тряпку, обмотал ею руку и через пакет стал придерживать кота. Профессор достал иголку от шприца и ткнул кота в области колена. Кот дернул лапами и зашипел. Шипение было очень слабым, похожим на тяжелый вздох.
- Повезло тебе, Санек!
- С чего это мне повезло?
- На памперсах сэкономишь.
- Профессор, ты чего несешь?
- Не задет у него спинной мозг, ноги работают, а так бы кошачьи памперсы пришлось покупать! И в коляске возить, Гринпис ты ходячий!
- Да пошел ты, остряк! Отнеси его домой, подлечим и отпустим. Я к вечеру докошу и приду. Мне еще пара дворов осталась.
Профессор положил кота в пакет и ушел.
Саня закончил работу, получил деньги и пошел в магазин. Кинув в корзинку пиво, хлеб, колбасу и пельмени, он задержался у молочного отдела, взял бутылку молока, потом поставил на место и заменил сметаной. В отделе для животных он посмотрел, что берут бабуси для своих котиков и тоже взял пару пакетиков с рыжим котом на картинке. На душе у него стало тепло и волнительно, возвращение в их неуютную прокуренную квартиру вдруг обрело смысл, как будто его кто-то там ждал.
Саня позвонил в дверь, так как обе руки были заняты пакетами. Профессор открыл дверь, вытащил из одного пакета бутылку пива, тут же открыл ее об дверную ручку, глотнул и сказал:
- У меня для тебя плохая новость.
Саня так и остался стоять с пакетами в руках, у него перехватило дыхание и кольнуло в икрах, он не подал вида и спокойно спросил:
- Кот сдох?
- Хуже.
- Что?
- У кота нет яиц!
Саня обескураженно уставился на Профессора.
- И что это значит?
Профессор закатил глаза.
- О, святой Асклепий, дай мне терпения общаться с невеждами! Это значит, что ты подобрал кошку.
Цыганочка лежала на старой джинсовой куртке в углу на кухне. Ее передние лапы были туго перебинтованы и неестественно согнуты в суставах. Санек вошел, долго смотрел на кошку и пытался понять, что ему не нравится в ее конструкции.
- Профессор, а ты прежде чем бинтовать, схему смотрел?
- Схему чего?
- Чего-чего! Кота!
- В смысле скелет?
- В смысле ты чего ей навертел? У нее руки, как у тиранозавра.
- А чего тебе не нравится, это повязка Дезо при переломе верхних конечностей.
- Ты понимаешь, если конструкция некрасивая, ну то есть режет глаз, значит она неправильная.
- Самоделкин, я тебе что, Господь Бог? Или ветеринар? Она и так меня всего перецарапала. Сам попросил, а теперь критикует, - обиделся Профессор.
- Да погоди ты, у нее же нет верхних конечностей, как ты говоришь, у нее же везде ноги! Как она ходить-то будет на твоих "Дезо"?
Профессор молча посмотрел на Саню, потом на кошку.
- Ну давай загуглим, - не отрывая задумчивого вгляда от Цыганочки, предложил он.
Иммобилизация Цыганочки закончилась далеко за полночь. Ее измученное тельце устало бороться с болью и отключилось. Белка снова лежала в темном шалаше на траве, Зоя и Бабзина пришли и тянули ее каждая к себе, тянули так сильно, и так больно, что Белка устала мяукать, а только тяжело дышала. Очнулась Цыганочка наутро от дыма, который лез в нос, глаза и саднил в горле. Первым желанием было бежать. Цыганочка хотела вскочить на лапы, но ее тут же пронзила острая боль. Передние лапы были туго забинтованы. Цыганочка огляделась. Над ней за столом сидели два человека и курили.
- О! Проснулась! Намучили мы ее вчера, если бы не большая кровопотеря, искусала бы нас.
- Профессор, ты молоток! Я бы не справился!
- Гугл нам в помощь!
Саня достал из холодильника сметану и пошел кормить Цыганочку.
Саню звали Самоделкиным за гениальную способность конструировать разные механизмы, чаще всего абсолютно ненужные. Он мог сделать насос, который надувает шарик до определенного давления, поплавок, который меняет цвет от температуры воды, механическую ложку для помешивания каши и тому подобные прикольные, но совершенно бесполезные вещи. Он делал их назло рационализму, когда то надломившему его неокрепшую психику.
Ребенком он очень хотел заниматься картингом. Но мама сказала: "Только через мой труп!" Папа ничего не сказал. Потом Саня хотел научиться играть на гитаре. Мама ахнула и сказала: "Только через мой труп! Нам грозит четыре по химии!" Папа ничего не сказал. Когда Саня подрос, он упросил папу дать ему порулить на машине. Управление самодвижущимся механизмом так захватило его, что он решил получить права и заняться автогонками. Мама опять сказала: "Только через мой труп! Сначала выучись, получи нормальную профессию, чтобы я знала, что ты не умрешь с голоду, тогда я смогу спокойно умереть!" Нельзя сказать, чтобы мама Сани была очень болезненным человеком, но она так настойчиво внедряла тему своей смерти в его жизнь, что он со страхом начал замечать в себе странные мысли о том, что может быть и хорошо было бы, чтобы его мама умерла и он смог бы наконец заниматься тем, чем он хочет. Сане стало страшно от таких мыслей, он гнал их от себя, но они возвращались вновь и вновь в кошмарных снах. Саня закончил математическую школу с золотой медалью, но что-то надломилось в нем. Он сказал родителям, что хотел бы передохнуть этот год, заняться тем, в чем он так долго себя ограничивал и потом уже решить куда поступать. "Только через мой труп!" - ужаснулась мама. На следующий день, когда родители были на работе, Саня собрал свои немногочисленные вещи, взял из дома все деньги, какие нашел и исчез. Даже близкие друзья не знали, где он. Саня снимал жилье, перебивался случайными заработками, случалось, ночевал в заброшке или у знакомых. Бывали, конечно, моменты отчаяния, когда хотелось вернуться в теплую квартиру с борщом и телеком на кухне, но жить хотелось больше. Саня устроился охранником в гаражный кооператив, купил подержанную гитару, научился играть и иногда выступал с группой в ночных клубах. В гараже он мастерил, помогал ремонтировать машины, иногда ему давали проехать по территории гаража, он ехал и вспоминал, как они ехали с отцом на его машине, как его всего потрясывало внутренней дрожью от восторга, и отец видел это, но ничего не сказал маме. В горле собирался ком, он доставал телефон и отправлял маме сообщение: "Мама я жив." Потом листал чат и видел, что предыдущее такое же сообщение было отправлено примерно полгода назад. На мамины сообщения он не отвечал.
Цыганочка выздоравливала. На Профессора она шипела и скалилась, и не подпускала к себе ни на шаг. Отчасти поэтому, отчасти по мотивам любимого сериала о Геракле, Саня назвал Цыганочку Герой. Профессор не обижался и философски замечал, что настоящий врач даже не надеется получить благодарность от пациентов. Увидев, как слезятся у Геры глаза от дыма на кухне, Саня забрал кошечку в комнату. В первую же свою ночь в комнате, Цыганочка подползла к Саниному дивану и мяукнула. Саня свесил руку с дивана, погладил Геру и удивился, какие холодные у нее передние забинтованные лапки. Подержав руку у пола он почувствовал, как дует по полу холодом. Саня осторожно поднял Цыганочку и положил поверх одеяла себе в ноги. Цыганочка устроилась, как смогла и замурчала, Саня обомлел, он никогда не слышал, как мурчат коты, он чуть не расплакался и с той ночи всегда брал Геру к себе на диван.
Однажды, когда Профессор был на сутках, к Сане пришла Светка. Они завалились на кровать с чипсами, пивом и компьютером смотреть кино. По окончании фильма Саня потянулся к Светке поцеловать ее, но Светка, покосившись на лежащую кошку, отстранилась и сердито произнесла:
- Я не могу, она на меня смотрит! Унеси ее на кухню!
Саня встал с постели и унес коробку с Цыганочкой за шкаф.
- На кухне накурено, у нее от дыма глаза слезятся, - пояснил он Светке.
Светка посмотрела на него с сочувствием, как на дефективного.
- Потерпит. Зачем ты вообще ее приволок! Без тебя бы поправилась, кошки живучие. Заразу какую-нибудь подцепишь.
- Да я похоже уже подцепил!
- В смысле?
Саня многозначительно, смеясь глазами, посмотрел на Светку. До Светки дошло, она не знала, смеяться или обижаться и накинулась на Саню с кулаками. Оба завалились на кровать в шуточной борьбе. Ночью, когда Светка уснула, Саня как всегда положил Геру себе на одеяло. Утром Саню разбудил Светкин вопль и детский плач. Саня вскочил и увидел, что Светка трясет одеяло, а Гера лежит на полу и плачет, как ребенок, пытаясь доползти до своей подстилки. Светка увидела, что Саня проснулся и накинулась на него:
- Она на одеяло залезла! Я просыпаюсь, а она у тебя в ногах лежит!
Саня бросился к Гере, взял на руки и прижал к себе. Гера продолжала тихонько стонать.
- Ты что, ее сбросила? - крикнул он Светке.
- А надо было попросить слезть?! От нее воняет! Иди мойся теперь, и не вздумай ко мне подойти!
- Да пошла ты, - в сердцах бросил Саня, продолжая гладить и прижимать к себе Геру.
- Ну и пошла.
Светка схватила одежду, быстро оделась и направилась к дверям, на пороге она остановилась, ожидая, что Саня ее окликнет, но он не окликнул. Светка громыхнула дверью комнаты, а через пять секунд входной.
Саня осторожно ощупал Геру, вроде все было как раньше, Саня сел в кресло и стал укачивать Геру как ребенка, прикидывая, скоро ли придет Профессор. Спустя какое-то время Гера заснула и засопела. Саня аккуратно положил ее в коробку, размял затекшие руки и вернул коробку из-за шкафа на место. Гера не проснулась. Саня сидел и смотрел на нее. Потом взял телефон и написал раньше срока: "Мама я жив".
Через месяц Саня под руководством Профессора снял бинты. Гера несмело встала на лапы и заковыляла по привычке на прямых, Профессор одобрил:
- Молодец, Самоделкин, если бы не твоя схема кота, точно получился бы у нас тиранозавр!
Еще через месяц Гера уже начала сама запрыгивать на диван к Сане. Ходила она немного вразвалочку, прихрамывая на обе передние лапы. Профессора по прежнему не переносила на дух, а Саню встречала у дверей и терлась об ноги.
Черный привык к одиночеству. В целом он не особо нуждался в обществе и ласке, он только скучал по Александру Тимофеевичу, хотя тот особо не ласкал его и не баловал. Когда Александр Тимофеевич приходил в мастерскую, Черный чувствовал какую-то общность с ним, их поля сливались, Черному становилось спокойно и надежно, он ложился под верстаком и наблюдал за ногами Александра Тимофеевича из-под прикрытых век, даже звук точила не нарушал его расслабленного, дремотного состояния. Просыпаясь на своей трубе в чужом подвале, Черный искал глазами ноги Александра Тимофеевича, не находил, и в который раз шел к окошку мастерской проверить окно. Окно было закрыто.
Черный изучил все места, где можно было добыть еду и основательно раздобрел к осени. С наступлением холодов шерсть на нем загустела, распушилась и Черный почувствовал себя увереннее. Теперь при встрече с сородичами на помойке, он безапелляционно брал лучший кусок первым. К началу заморозков Красное пальто в парке превратилось в Красный пуховик, изо рта женщины шел пар, она заинтересованно вела беседу сама с собой и ее внимательно слушала вся компания, идущая следом за шуршащими пакетами. Черный нашел дырку в заборе прямо напротив своего двора и теперь, перебегая дорогу, сразу оказывался в парке на заветной тропинке. Пудель и Черный удостоились кличек, женщина называла пуделя Пьеро, а Черного Бегемотом, и по каким-то, только ей ведомым критериям, они были первыми при раздаче. Иногда женщина, не прерывая неторопливой беседы, садилась на скамейку в парке, тогда Пьеро устраивался под скамейкой, Черный приваливался к его теплому боку и их накрывало общим парусом странствия по жизненному пути. Престарелый Пьеро вздрагивал и поскуливал во сне, а Черный выпускал когти и щетинил шерсть, он был в самом начале пути и ощущал, что мир определенно бросает ему вызов. Черный был готов бесстрашно вступить в игру, но что-то подсказывало ему, что играть он будет по своим правилам.
Пьеро уже год жил под крыльцом старого кирпичного дома, в подвале которого обитался Черный, откуда он взялся, никто не знал. Сердобольные жители дома накидали ему туда фанерок и картонок, а в уголок фундамента ставили контейнеры с остатками еды, у кого что было. Днем Пьеро уходил в парк, гулял с Красным пуховиком и лежал у входа в кафе, а на ночь возвращался под крыльцо.
Однажды утром к крыльцу подъехала машина, из нее вышли двое мужчин, в руках у них была палка с петлей на конце. Пьеро почувствовал неладное и вылезать не стал. Его стали подталкивать палкой с другой стороны крыльца, Пьеро заголосил. Его услышала женщина из парка, пока она бежала, Пьеро накинули петлю на шею, выволокли из-под крыльца и одним ловким движением забросили в фургон, где он продолжал тонко и жалобно кричать. Женщина подбежала, бросила пакеты на снег и начала что-то тихо и быстро говорить мужчинам. Один подошел, сделал характерное движение пальцами и оглянувшись по сторонам, что-то шепнул ей на ухо. Женщина растерянно развела руками. Мужчины захлопнули дверцы фургона, быстро сели и уехали. Женщина села в снег и заплакала, красный пуховик поднялся горкой и сбросил с ее головы шапку, блестящие каштановые локоны упали на лицо и рассыпались по плечам, а из пакетов посыпались на снег собачий корм и печенье.
Пьеро оказался в бездонной черной пустоте, но перед тем, как захлопнулась дверь, он успел заметить у машины девочку в красном пальто. Сердце Пьеро дрогнуло, он вспомнил эту девочку, он вспомнил, что его зовут Артемон, а эта девочка сейчас откроет дверь, расчешет его свалявшуюся шерсть, повяжет ему бантик и гордо поведет его во двор, где все будут его хвалить и говорить, какой он красивый. Артемон перестал кричать, посмотрел на тонкую полоску света от дверной щели, призывно заскулил и завилял хвостом. Но дверь не открылась. Машина резко тронулась, он упал на ледяной пол и привалился спиной к металлической клетке, клетку стало мерно покачивать, холод стал окутывать его, свалявшаяся шерсть грела плохо, Артемон задремал. Ему снилось, что он едет в машине с маленькой девочкой в красном пальто и она все завязывает и завязывает ему бантики, бантики колятся и стягивают шерсть, но вот-вот уже они приедут и выйдут на двор, вот-вот уже все будут его хвалить. Когда дверь фургона открыли, Артемон так и продолжал смотреть в сторону дверной щели.
- Вот и молодец, - похвалил его тот, кто накидывал ему петлю на шею, избавил нас от лишних хлопот.
Черный в тот день из подвала не вышел.
Только на следующий день рано утром Черный осмелился подойти к подвальному лазу, аккуратно осмотрелся и выскочил наружу. На улице было довольно морозно, он безрезультатно обежал все помойки, все контейнеры были закрыты, Черный вернулся в подвал, отогрелся на теплой трубе и дождался времени кормления в парке. Когда он выскочил из подвала, к дому опять подъехала какая-то машина, Черный на всякий случай припустил быстрее и пробрался к своему месту перехода дороги вдоль дома, за заснеженными кустами. Благополучно перебежав дорогу, он тут же увидел Красный пуховик и присоединился к другим котам, голубям и кружащим воронам. В этот раз женщина шла молча, а увидев Черного, стала тихонько поскуливать, как вчера Пьеро. Черному хотелось уйти, вокруг женщины клубилась тягостная багровая темень, он второпях поел, потоптался у скамейки, теплого бока, к которому можно было привалиться, не стало, мороз крепчал, Черный побежал в подвал.
Подбежав к дому, он ткнулся было в подвальное окно, но оно оказалось закрыто доской с торчащей по краям мягкой, резко пахнущей пеной. Мороз жег подушечки лап, из щелей тянуло теплом и подвальной сыростью, но попасть в это спасительное тепло было невозможно. Черный метнулся к окну мастерской, оно было как всегда темным и закрытым, тогда Черный обежал дом по периметру, обследовав каждую щель, каждый лаз. Подвал был закрыт наглухо. Темнело, мороз крепчал, в окнах зажегся свет, деваться было некуда. Черный подбежал к покосившемуся крыльцу Пьеро, там еще оставался его запах, но все картонки исчезли, Черный забился под крыльцо, это не спасало, там было так же холодно, как и на улице, а лапы примерзали к ледяной земле. Вдруг, он услышал, странный короткий звук, как позыв синицы весной, над ним открылась дверь и оттуда повеяло теплом. Черный выскочил и увидел, что дверь в парадную была открыта, а теперь медленно закрывается. Он кинулся к узкой щели, но не успел, дверь захлопнулась. Черный аж мяукнул с досады. Он спустился с крыльца, подвернул лапы под себя, распушился как мог и стал ждать. Мороз нещадно подбирался к кончикам ушей, вымерзшая земля вытягивала последнее тепло из онемевших лап. Наконец, раздался синичий позыв, дверь открылась, Черный выскочил из убежища, отчаянно рванул в раскрывшуюся дверь и увидел ноги. Это были не ноги Александра Тимофеевича, спокойно переминающиеся под верстаком, эти ноги преградили ему путь.
- А ну брысь! - услышал он высокий мужской голос.
Одна нога размахнулась и нацелилась на него, Черный увернулся, удар пришелся вскользь по бедру. Черного развернуло, а угрожающие ноги потеряли равновесие и освободили проход, Черный молнией кинулся к двери, проскочил между ними и устремился вверх по лестнице.
-А! Скотина, ну погоди! - Услышал он позади тяжелые шаги. Занемевшие лапы быстро отогрелись, Черный мгновенно взлетел на пятый этаж и оказался в ловушке - чердачная дверь была закрыта, а снизу раздавался мужской фальцет и топот ног. Черный затравленно озирался и безнадежно искал выход, здесь даже запрыгнуть было некуда, голые крашеные стены и железные двери. Тем временем шум внизу стал затихать и сменился свистящим дыханием и кашлем.
- Паразит, сволочь! Я до тебя еще доберусь! - задыхаясь, выкрикивал мужчина, добравшийся за это время до второго этажа.
Сердце у Черного колотилось, вытаращенные глаза напряженно мониторили окружающее пространство, но погоня затихла, Черный забился в угол и притих, здесь по крайней мере было тепло.
В это время к подъезду подошли парень и девушка. Парень оглянулся вокруг, сильно дернул дверь за ручку, дверь открылась, девушка ахнула. Парень галантно предложил ей войти и улыбаясь, показал на заклеенный скотчем магнит доводчика, затем приложил палец к губам и они стали тихо подниматься по лестнице на верхний этаж. Черный напрягся и приготовился к бою. Когда парочка появилась в просвете пятого этажа, Черный слился с дверным ковриком и вжался в пол.
- Спокойно! - шепотом произнес парень, то ли коту, то ли своей спутнице, подошел к чердачной двери, достал из кармана длинный ключ с резной бородкой, и торжественно произнес: «Для настоящих руферов нет преград!»
Стараясь не шуметь, настоящий руфер открыл чердачную дверь, вошел в нее наклонив голову и пригласил свою спутницу. Внизу раздался звук открываемой входной двери, девушка быстро юркнула в дверь, Черный заметался.
- Ну, решай, ты с нами? - закрывая дверь, шепотом спросил парень.
Черный посмотрел на парня снизу вверх и увидел вокруг него теплый золотистый цвет и мерцающие искорки зарождающейся любви. Носки ног парня были повернуты в сторону от Черного, парень почти уходил, от ног угрозы не было, а снизу угроза была. Черный стартанул так стремительно, что девушка от неожиданности вскрикнула, парень быстро бесшумно закрыл дверь и они втроем оказались в темноте чердака. Парень достал фонарь и они с девушкой направились по дощатому настилу к слуховому окну, через которое можно было выйти на крышу. Через разбитое стекло на подоконник наметало снег, снег таял и превращался в лужицу. Черный заметил, где можно взять воду и скрылся в темноте чердака. Пол на чердаке был засыпан мелким керамзитом, посередине были набросаны доски. И доски, и керамзит были покрыты слоем голубиных перьев и помета, Черный шел принюхиваясь и брезгливо поднимая лапы. Чердак, по сравнению с подвалом, походил на безжизненную пустыню Марса, и так же как Марс, недосягаема теперь была для Черного и Земля. Путь к Земле преграждали две двери и полная смертельных опасностей лестница. Руферы ушли тем же вечером, чердачная дверь больше не открывалась. На чердаке было тепло и пока была вода. Сколько Черный сможет так продержаться он не знал. Потекли однообразные дни. Черный спал и пил воду.
Прошла неделя. Черный частенько подходил к окну и с тоской смотрел на волю. Голод давал о себе знать. Черный пытался грызть засохшие трупики голубиных птенцов, косточки рассыпались на мелкие осколки, после этого очень хотелось пить и болел живот. Черный ослаб. Однажды вечером, когда он лежал в забытьи на трубе отопления, до него донесся запах жареной рыбы, запах был настолько реален, что Черный вскочил и бросился на поиски источника этого запаха. Голод заставил забыть его об осмотрительности. Вскоре источник запаха был найден, он исходил из возвышения над полом в одном из отсеков чердака. Черный заглянул внутрь, в нос ударила такая симфония съедобных запахов, что у него закружилась голова. Он запрыгнул на возвышение и заглянул внутрь, стены шахты уходили вертикально вниз, с маленькими редкими уступами, Черный распустил когти и стал осторожно спускаться.
Неожиданно уступы кончились, началась совершенно гладкая стена, но Черный уже занес лапу и, не нащупав опоры, потерял равновесие. Неимоверным усилием он крутанулся вокруг своей оси, зацепился когтями одной лапы за верхний уступ, но не удержался и стал соскальзывать вниз. Когти скрежетали по бетону и через несколько секунд сточились до основания, остановить падение теперь было нечем, пролетев пятнадцать метров Черный тяжело приземлился на все четыре лапы. Он оказался в кромешной темноте на дне вентиляционной шахты.
Черный ошарашенно огляделся, он стоял на квадратной площадке со сторонами по полметра, ввысь уходили вертикальные бетонные стены, на полу валялся строительный мусор, останки голубиных птенцов и истлевшая мумия с кошачьими очертаниями. Черный оцепенел. Он поднял голову и увидел бесконечные стены, уходящие в черноту. Он стал прыгать на стены, в надежде зацепиться за бетон и выбраться наверх, но только беспомощно сползал вниз и разодрал в кровь остатки когтей. Вокруг поднялись клубы бетонной пыли, которая забивала нос и глаза. У Черного внутри зародился пульсирующий очаг, от него по всему телу разошлась мелкая вибрация, Черного стало трясти, тяжело дыша, Чёрный привалился к стене и замер. Черный не знал, сколько времени он простоял у стены, ноги занемели, шерсть топорщилась от грязи. Черный лег, попробовал вылизать себя, но язык мгновенно высох от скрипучей бетонной пыли, захотелось пить. Черный стал метаться по шахте, как тигр в клетке. Потом снова начал бросаться на стены, пока не упал без сил на пол. Так он провел остаток ночи, какое-то время он лежал, набираясь сил, какое-то время яростно прыгал на стены, в отчаянной надежде выбраться. К утру Черный потерял счет времени, обессилел и забылся в коротком сне. Ему снилось, как они маленькими котятами носились по мастерской в поисках еды, потом прыгали и не могли добраться до окна, в котором исчезла мама и никак не возвращалась. Голод и жажда так же, как и сейчас тянули и рвали все внутри, безотчетный страх потерять возможность жить толкал на отчаянные поиски выхода и, как бы не было страшно им тогда обнаружить себя, когда в мастерскую вошел человек, они закричали что есть мочи о том, как они хотят жить. И тогда пришла Бабзина. Черный открыл глаза. Пульсирующий очаг внутри подсказал - кричи! И Черный закричал. Кошачий крик эхом пронесся по вентиляционной шахте, уткнулся в деревянные перекрытия крыши, вернулся в шахту и поочередно ткнулся в надежно зашитые и отделанные кафелем вентиляционные решетки пяти квартир. Черный звал Бабзину.
Бабзина лежала на операционном столе. Изо рта и из носа у нее торчали трубки, за нее дышала громоздкая неуклюжая машина. Дышать машине за Бабзину было тяжело, она с трудом поднимала резиновые гармошки, с шумом вдыхала и выдыхала, а молодая сестричка внимательно следила за монитором, что-то подкручивая и озабоченно поглядывая в сторону операционного стола, окруженного бригадой врачей. Операция началась еще утром и затянулась.
Студенты, стоявшие вдоль стены, переминались с ноги на ногу и пожимали затекшими плечами чтобы хоть как-то размять спины.
В коридоре на кушетке сидел Александр Тимофеевич. Около него на табуретке заботливой рукой была поставлена стопочка с валерьянкой и стакан воды. Александр Тимофеевич сидел под дверями операционной несколько часов и ни у кого из персонала отделения не хватило духа попросить его уйти. Александр Тимофеевич сидел и неумело шептал молитвы всем, кто, как ему казалось, мог помочь Зинуле. Он вспоминал, кому молилась она, как она с улыбкой говорила: "Царица Небесная, ты же женщина, ты же меня понимаешь!" Александр Тимофеевич разговаривал и с Царицей Небесной и с Зинулей. Он и уговаривал Зинулю, и ругал, и просил подумать о нем, потому что жить ему одному будет незачем.
Из операционной выскочила медсестра, забежала в соседнюю дверь, выбежала с тяжелой прямоугольной коробкой и заскочила обратно.
Александр Тимофеевич вжался в кушетку, прислонился затылком к стене и закрыл глаза. Дверь операционной открылась, из нее ручейком потекли студенты, завершал шествие пожилой преподаватель. Александр Тимофеевич посмотрел на него, тот скользнул по нему взглядом, хотел было пройти мимо, но не смог. Он остановился и положил руку на плечо Александру Тимофеевичу.
- Там работает лучшая операционная бригада врачей. Я специально вожу студентов на их операции, - тихо сказал он Александру Тимофеевичу и торопливо пошел за студентами.
Студентов попросили покинуть операционную, потому что монитор Бабзины показал неестественно прямую линию жизни и запищал. Молодая сестричка у вздыхающей машины непрофессионально ахнула и тут же, испугавшись, прикрыла рот рукой.
Черный кричал не умолкая. Иногда он падал без сил и засыпал, но и тогда во сне он звал Бабзину. Маленьким котенком он бегал по мастерской и звал Бабзину, прыгал вверх к недосягаемому подвальному окошку, из которого приходила теплая мягкая мама с едой, и звал Бабзину, зарывался от пронизывающего холода в ящик с ветошью под верстаком и звал Бабзину.
Александр Тимофеевич заклинал Создателя, Царицу Небесную, ее убитого людьми сына, всех святых и всех, кого он знал из тех, кто уже был там, за Рубиконом и молил Зинулю держаться....
Тишину у операционного операционного стола нарушили четкие команды
- Качаем!
- Дефибриллятор.
- Качаю!
- Заряжаю.
- От стола!
- Разряд!
Тело Бабзины неестественно выгнулось, как будто она собиралась встать и уйти, но потом содрогнулось и упало обратно на операционный стол.
Черный вздрогнул и проснулся. Он уже начинал путать сон с реальностью, с трудом разлепив слипшиеся от пыли глаза, Черный осмотрелся, он находился все в том же колодце, Бабзины не было, отчаяние обожгло все внутри. Он встал, собрался с силами и опять закричал. Он вложил в этот крик все свое желание жить, все, что он хотел донести до своей кошачьей Вселенной - если есть кто-то, кто может помочь сохранить искру жизни чудом появившуюся в пространстве, он должен помочь, потому что мы все в одной лодке, и лодка эта очень маленькая, она качается на квантовых солнечных волнах в черной пустоте и имя ей Земля. Черный не просто звал Бабзину, он требовал, чтобы она спасла его, потому что на всей Земле он не знал никакого другого существа, к которому можно обратиться за помощью. Черный кричал и кричал, пока вдруг не услышал в ответ стук. От неожиданности Черный замер и прислушался. Стук повторился.
Усталое Зинулино сердце робко стукнуло, слабо толкнуло прямую линию монитора и она снова превратилась в реальную извилистую линию жизни. Молодая сестричка опять непрофессионально вскрикнула и зажала рот ладошкой. Из-за операционного стола донеслись возгласы облегчения. Один из хирургов отошел в сторону, устало сказал: "Шейте"- и стянул колпак с головы.
Женька брился в ванной и вдруг услышал истошное кошачье мяуканье доносившееся из решетки вентиляции. Женька работал программистом и снимал двухкомнатную квартиру на втором этаже пятиэтажного дома в центре города. Друзья и соседи звали его Женька-хакер, хотя ни в чем вредоносном он уличен не был. Квартиру ему сдавал Димон, который жил с родителями, а квартиру, доставшуюся ему от бабушки сдавал. Никаких преобразований со времен бабушки в квартире сделано не было, поэтому Женька через вентиляционной короб слышал много чего, но мяуканье услышал в первый раз. "Закрыли кота в ванной, изверги", - подумал свободолюбивый Женька, добрился, пошел в комнату, одел наушники и сел за компьютер.
Когда у Женьки подвело живот и засосало под ложечкой, он нехотя снял наушники и пошел на кухню посмотреть, что осталось в холодильнике из пищи. Эта досадная необходимость питаться иногда его очень раздражала, так как отвлекала от работы. Если бы было возможно, он подключил бы к себе блок питания и спокойно работал бы до тех пор, пока не закончит проект. Уже на подходе к кухне он услышал истошный кошачий крик из ванной. "Блин, закрыли и на работу ушли. А мне слушай!" - Женька стал перебирать соседей. У соседа Аркадия с первого этажа кота быть не могло, он их терпеть не мог, он вообще никого терпеть не мог, даже свою жену. На третьем этаже жила молодая пара с маленьким ребенком, у них вполне мог быть кот. С четвертого и пятого вряд ли так было бы слышно. Женька схватил завалявшийся леопардовый банан, стал его чистить, одновременно совать ноги в кроссовки и открывать входную дверь. Поднявшись на третий этаж, Женька позвонил, дверь открыла непричесанная молодая мама с красными глазами и плачущим ребенком на руках. Ребенок грыз свой кулак, изо рта у него ручьём текли слюни.
- Я вас два часа жду, уже 38 и 5!
Ребенок увидел Женьку, уставился на него и замолчал.
Женька чуть не подавился бананом.
- Я это, сосед снизу. Здрасьте. - Женька уже понял, что пришел не по адресу, но надо же было как-то объяснить свой приход, - Вы извините, пожалуйста, это не у вас кот орет?
- У нас нет кота. А если вам мешает плач ребенка, я ничего не могу поделать, у него зубы и живот. Я врача жду, - закончила со слезами молодая мама и закрыла дверь.
Женька несколько секунд смотрел на дверь, у него создалось ощущение что вместе с этой дверью открылся портал в другую вселенную и он заглянул в чужую непонятную для него жизнь. Женька дожевал банан, с трудом проглотил, пошел на следующий этаж и стал звонить в звонок.
- Евгений, здравствуйте! - услышал Женька и обернулся. По лестнице спускалась, элегантно опираясь на трость, Изабелла Васильевна, соседка с пятого этажа. Женька как-то донес ей сумки с продуктами и узнал, что ей 83 года и что раньше она работала учительницей русского и литературы.
- Здравствуйте, Изабелла Васильевна!
- Викентий Палыч в отъезде, я могу чем-то вам помочь?
- Даже не знаю. А у этого вашего Викентия Палыча нет кота?
- Викентий Палыч не мой, как вы изволили выразиться, а совершенно самостоятельный человек. При этом кота у него нет и быть не может, так как он часто отсутствует дома.
Женька озадачился.
- Ну хорошо, а у вас, Изабелла Васильевна есть кот?
- У меня, был кот, но он, к несчастью, умер несколько лет назад. А почему, позвольте поинтересоваться, вы, Евгений так озабочены наличием котов в нашем подъезде?
- Да орет кот где-то, а я не пойму где. У меня в ванной слышно, как будто его запер кто, или он застрял. С утра орет.
Изабелла Васильевна оживилась.
- Евгений, мы должны этого кота найти и освободить. Еще Махатма Ганди говорил: "Величие и моральный прогресс нации можно измерить тем, как эта нация относится к животным". Идемте же, вы покажете мне, где вы слышите это животное.
Изабелла Васильевна взяла Женьку под руку и они направились вниз. Зайдя в Женькину квартиру, Изабелла Васильевна замерла на секунду, глаза ее наполнились слезами.
- Все как при Раечке... Это бабушка Димочки, мы с ней дружили, Царствие ей Небесное.
Женька не знал, что говорят в таких случаях, поэтому просто потоптался в прихожей, снял кроссовки и пошел в ванную. Изабелла Васильевна самостоятельно повесила свое пальто на вешалку и укоризненно посмотрела вслед Женьке, свои изящные зимние сапожки она аккуратно поставила в уголок и в белоснежных носочках направилась за Женькой. Кот продолжал кричать. Изабелла Васильевна прислушалась, звук раздавался из вентиляционного короба.
- Евгений, будьте любезны, принесите из кладовки, что слева от кухни, стремянку. У Раечки была, я знаю.
Женька принес стремянку, Изабелла Васильевна резво залезла на нее и приложила ухо к вентиляции.
- Евгений, это не у соседей, этот несчастный кот каким-то образом попал в вентиляционную шахту.
- И что теперь делать? - растерянно произнес Женька.
- Я пока не знаю, но в первую очередь мы должны поддержать его и подарить надежду! - продекламировала Изабелла Васильевна со стремянки.
- Кот, мы вас слышим! - обратилась она к вентиляционной решетке. Кот замолчал.
- Дайте мне какой-нибудь металлический предмет, - попросила она Женьку. Женька дал старую отвертку, валяющуюся на стиральной машине. Изабелла Васильевна несколько раз стукнула по стене, кот мяукнул и снова замолчал, как будто прислушиваясь.
- Он нас услышал и понял! - торжествующе произнесла Изабелла Васильевна и начала спускаться со стремянки, протянув Женьке руку, будто она выходила из кареты.
Изабелла Васильевна достигла пола, взяла свою трость и прошла на кухню. Только тут Женька заметил, что она босиком, он побежал в комнату и принес ей свои огромные сланцы для бассейна.
- Благодарю, - улыбнулась Изабелла Васильевна, она присела за кухонный стол и положила ступни ног на тапки. - Евгений, я не взяла с собой на прогулку свой мобильный телефон, вас не затруднит набрать 112? Я видела по телевидению репортаж о создании службы МЧС, они выезжают на любые чрезвычайные ситуации.
- Да нет проблем! - отозвался Женька и набрал номер.
Ответили быстро. Женька представился, назвал адрес и озвучил проблему:
- Кот упал в вентиляционную шахту и орет.
Его перевели на другую службу. Женька многозначительно посмотрел на Изабеллу Васильевну, та одобрительно покивала головой. Женька повторил свою короткую речь. Его снова перевели на какую-то другую службу. Женька еще раз повторил уже заученные слова про кота. Ему что-то ответили. Изабелла Васильевна внимательно слушала, не отрывая взгляда от Женькиного лица.
- Что значит, вы на котов не выезжаете? А если он там помрет? Что, для того, чтобы вы приехали, мне самому надо в этой шахте застрять?
На том конце что-то убедительно проговорили и повесили трубку.
- Блин! - в сердцах сказал Женька и посмотрел на телефон.
- Евгений, не употребляйте мусорное слово "блин", оно обедняет вашу речь и несет сомнительный смысл. Для передачи своих эмоций вы можете использовать другие слова, такие как: я поражен, изумлен, раздосадован, расстроен.
- Изабелла Васильевна, я очень раздосадован, что спасатели МЧС не выезжают, видите ли на котов, а только на людей. Я просто поражен тем, что они не собираются спасать нашего кота и посоветовали мне обратиться в жилищную службу.
Как он был изумлен тем, что спасатели предложили ему закидать кота тряпками, забетонировать, чтобы не пахло и забыть, Женька Изабелле Васильевне говорить не стал.
- Отрицательный результат, это тоже результат, - спокойно произнесла Изабелла Васильевна, - Евгений, будьте любезны, наберите-ка нашу жилконтору. И Изабелла Васильевна наизусть продиктовала Женьке телефон.
В кабинете начальника инженерно-технической службы зазвонил телефон.
Петр Иванович с досадой посмотрел на часы, на телефон, и нехотя поднял трубку.
- Алло, слушаю! О! Изабелла Васильевна! Как же не узнать, узнал! Мы наших ветеранов всех знаем, всех помним, как здоровьичко ваше? Ай, молодца! По какому поводу беспокоитесь? Что? Ой-ой-ой! Неприятность какая! Не беспокойтесь, все сделаем, спасем, освободим! Да что вы, не благодарите даже! Достанем вашего котофея в лучшем виде! Но только в понедельник. Придете, заявление напишите, мы комиссию создадим, осмотрим подвал, шахту, чердак, наметим, так сказать, пути спасения и реализуем! Не извольте волноваться! Изабелла Васильевна! Ну при всем к вам уважении, в понедельник. Вы на часы смотрели? 16.45. А мне еще весь участок закрывать на выходные. На календарь смотрели? Пятница сегодня. Надо уважать трудовое законодательство! Вы по другим законам живете? По каким это? Шутите все? Переживет ваш котик выходные, они живучие, у них вообще девять жизней! - рассмеялся Петр Иванович довольный своей шуткой-каламбуром. Изабелла Васильевна, дорогуша, в по-не-дель-ник! Жду! С утреца! Хороших выходных! - пропел Петр Иванович, повесил трубку, взял со стола связку ключей и пританцовывая, исчез в глубине коридора.
Женька, внимательно слушавший разговор, не удержался и спросил:
- Изабелла Васильевна, вы раздосадованы? Или изумлены?
Изабелла Васильевна даже не улыбнулась. Она встала, прошла в ванную, постучала коту отверткой, аккуратно поднялась на две ступеньки стремянки, что-то сказала в вентиляционную решетку и вернулась на кухню. Кот немного помолчал и начал голосить снова.
- Итак, Евгений, нам надо продержаться два дня и три ночи. Сколько этот кот не ел и не пил до того, как оказался на дне шахты, мы не знаем.
- Судя по тому, как он орет, он пока еще в хорошей форме.
- Не жестокосердствуйте, Евгений, вам это не идет, - улыбнулась Изабелла Васильевна, - он посылает сигнал SOS, это сигнал последней черты, а у последней черты всегда начинаются самые ресурсные состояния, переход на новый уровень сознания. Но это я что-то увлеклась...
Женька вспомнил, что он так и не съел ничего, кроме переспелого банана и поставил чайник.
- Евгений, - обратилась к нему вновь Изабелла Васильевна, - после разговора с Петром Иванычем, мне не дает покоя одна мысль. Почему в понедельник он собрался осматривать в том числе и чердак, хотя наш кот сидит практически в подвале?
- Не знаю, - буркнул Женька, - надо заметить, я до известных событий, - он мотнул головой в сторону ванной, - даже не подозревал, что у нас есть чердак, вентиляционная шахта и Петр Иваныч. Как он вообще туда попал, этот голосистый кот?
- Вот это ключевой вопрос! - подняла Изабелла Матвеевна вверх указательный палец с маникюром. - Вентиляционные трубы, насколько я могу судить, всегда торчат из крыши, на то они и вентиляционные. Но проходят они через чердак, значит, там вполне может быть что-то типа ревизии, или даже вход в шахту. Нам нужно попасть на чердак и найти этот вход! Вот, кстати, и ответ на ваш, Евгений, казалось бы риторический вопрос: "Как он вообще туда попал?"
- Через чердак?
- Через чердак.
- А как он на чердак попал?
- А это на данный момент не существенно. Нам нужны ключи от чердака. Набери-ка, еще раз Петра Иваныча.
Женька набрал, но Петр Иваныч трубку не снял, видимо уже начал соблюдать трудовое законодательство.
- Так. Ладно. У меня есть один ученик… ему правда плохо давались гуманитарные науки, впрочем, - углубилась в воспоминания Изабелла Матвеевна, - и в точных науках он не блистал, но так как он был сообразительным мальчиком, то как-то умудрился стать электриком. Сейчас он работает в ТСЖ в соседнем квартале. У меня есть его телефон. Евгений, не сочтите за труд, сходите в мою квартиру, принесите мой мобильный телефон, записную книжку и очки. Все это лежит на журнальном столике в прихожей. Возьмите ключи.
Когда Женька вернулся, Изабелла Матвеевна одела очки, раскрыла записную книжку и превратилась в настоящую строгую учительницу. Женьке стало даже как-то не по себе, но тут закипел чайник, ситуация приблизилась к домашней и Женька стал сооружать бутерброды с колбасой.
- Здравствуйте, Сеня! - произнесла учительница, снимая очки и снова превращаясь, к Женькиному облегчению, в Изабеллу Васильевну.
Изабелла Васильевна вкратце описала ситуацию, Сеня обещал помочь.
- Спасибо, Сенечка, ты всегда был отзывчивым мальчиком. Хорошо, я буду ждать. Сенечка, не позвОнит, а позвонИт. Ну и что, что ты не на уроке и тебе 50 лет? Ты в социуме, а здесь важнее соблюдать чистоту русского языка. Сенечка, мы ждем ключ, не забудь пожалуйста, об этом, как в 7 классе про библиотечные книги. Все. Жду.
Женька, как мог сервировал стол и галантным жестом пригласил Изабеллу Васильевну к трапезе, с Изабеллой Васильевной невозможно было не быть галантным.
- Благодарю, Евгений, если вы позволите, я выпью чашку чаю, бутерброд, извините, не смогу, когда рядом умирает живое существо от голода... В горло, поймите меня правильно, не лезет... - горестно произнесла Изабелла Матвеевна и отставив мизинец, поднесла чашку к губам.
- А мне, извините, лезет! - открывая рот соответственно толщине щедро отрезанного куска колбасы, - сказал оголодавший Женька, - да и положим, умирать он пока не собирается.
- Дай-то Бог, дай Бог... - задумчиво отозвалась Изабелла Матвеевна, прислушиваясь к руладам кота.
Как только они закончили перекус, раздался звонок в дверь, Женька пошел открывать. В дверях стоял раскрасневшийся, запыхавшийся Сенечка - солидно округлившийся, уверенно лысеющий мужичок.
- Дорогие мои, не будем терять ни минуты, вперед! - раздался голос Изабеллы Васильевны, торопливо выходящей из кухни.
Сообразительный Сенечка подсуетился, снял женское пальто с вешалки и помог Изабелле Васильевне одеться. Изабелла Матвеевна одобрительно кивнула головой, взяла трость и во главе процессии направилась на пятый этаж. Сенечка и тут не оплошал, взял с собой огромный фонарь и тем возглавил спасательную операцию. Вентиляционную шахту он нашел быстро, потому что предварительно позвонил коллегам и проконсультировался. Все склонились над шахтой, луч фонаря высветил на дне пятнадцатиметрового колодца черный шевелящийся комочек. Изабелла Васильевна торжествовала!
- Сенечка! Вы гений! Я не зря поставила вам тройку в пятом классе и вы не остались на второй год!
- Да ладно, чего там... - смущенно перетаптывался с ноги на ногу Сенечка.
- Евгений! - взяла руководство операцией по спасению кота опять на себя Изабелла Матвеевна, - подите в мою квартиру... Ах нет, вы ничего не найдете, я должна сама. Сенечка, оставайтесь с котом, дайте нам фонарь, мы сейчас вернемся.
Сенечка хотел было возразить, но не посмел, отдал Женьке фонарь и сел на край шахты. Когда Женька с Изабеллой Васильевной вернулись, в руках у них был моток бельевой веревки, хрустальная сахарница с серебряной ручкой, бутылка воды и пачка творога. В течение часа три взрослых человека склонившись над бетонным колодцем спускали коту в сахарнице воду, потом творог и приводили ему аргументы, почему он не должен падать духом, хоть и свалился в эту чёртову шахту. Проникновеннее всех с котом беседовала Изабелла Васильевна, Сенечка внимательно наблюдал за ней и высказал предположение, что возможно, при таком контакте, ей удастся попросить кота уцепиться за веревку, и тогда его можно будет вытащить раньше понедельник, не создавая комиссию. Женька предложил укрепить контакт Изабеллы Васильевны с котом палкой колбасы. За колбасой отправили Сенечку. Когда колбасу спустили на бельевой веревке коту, он спал мертвецким сном и на колбасу не отреагировал.
На этом первый этап операции по спасению кота был завершен. Сенечку отпустили домой. С Женьки Изабелла Васильевна взяла слово, что он будет стучать коту отверткой и говорить с ним со стремянки через вентиляционную решетку. Что Женька и делал с самого раннего утра в субботу, потому что кот проснулся гораздо раньше его и стал требовать хрустальную сахарницу. Из-за того, что пятница ушла на спасение кота, Женька всю ночь до пяти утра сидел за компьютером, потому что в понедельник надо было сдавать проект и теперь он смертельно хотел спать, а не подбадривать орущего кота в вентиляции. Когда Женька чуть не свалился со стремянки, он позвонил Изабелле Васильевне и взмолился о помощи.
- Евгений, не волнуйтесь, все готово, я просто боялась вас разбудить, - невозмутимым тоном ответила Изабелла Васильевна. Ко мне приехала внучка Анечка, мы сейчас идем кормить кота, потом к вам, поддерживать его морально. Работайте спокойно, только не закрывайте дверь.
Женька поблагодарил кошачьего бога, за то, что тот послал этому непутевому коту ангела-хранителя, открыл входную дверь, закрылся в комнате, сел за компьютер и через пять минут уснул на клавиатуре.
Информация о коте, заточенном в вентиляционной шахте, распространилась по всему дому, к Изабелле Васильевне стали поступать пожертвования. Коту несли корм, сосиски, игрушки, кто-то притащил кошачий домик и комбинезон, в итоге, Изабелле Васильевне впору было открывать кошачий приют. Вдобавок, если все это можно было бы скинуть коту в шахту, он бы по этим вещам вылез на волю. Сахарница исправно курсировала вниз и вверх, что говорило об отменном аппетите кота и сильнейшей воле к жизни, так как орать он переставал только когда спал.
В понедельник Изабелла Васильевна отправилась в жилконтору. Петр Иванович не подвел, был на месте, ждал, как и обещал. Нужные специалисты тут же были вызваны в кабинет, им была озвучена неотложность и нравственная составляющая поставленной задачи. Умудренная опытом работы в ЖКХ комиссия, облачилась в резиновые сапоги, ватники, взяла фонари, планшеты, ручки и отправилась на объект. Изабеллу Васильевну попросили не беспокоиться, а идти домой пить чай, о результатах Петр Иванович пообещал доложить лично, по окончании работы комиссии.
Звонок Петра Ивановича застал Изабеллу Васильевну на стремянке, она в который раз увещевала кота зацепиться за колбасу, от которой они с внучкой потихоньку резали кусочки и спускали в сахарнице. На привязанный целиком батон колбасы кот не реагировал. Изабелла Васильевна слезла со стремянки и приняла звонок. Все, что ей говорил Петр Иванович, Изабелла Васильевна выслушала молча, лишь в конце сказала:
- Я вас поняла. Спасибо. Да, мы это обсудим. Спасибо. Спасибо.
Когда Женька с отпечатком клавиатуры на щеке вышел на кухню, Изабелла Васильевна задумчиво водила пальцем по ободку чайной чашки, а внучка гладила ее по голове и говорила:
- Ну бабуль, мы что-нибудь придумаем!
-Да, нельзя опускать руки! - встрепенулась Изабелла Васильевна, - Евгений, я вижу у вас перерыв в работе, мне не хотелось вас огорчать, но у нас осложнения. Достать кота через подвал, по мнению комиссии не представляется возможным, так как придется разрушить несущие конструкции, для извлечения кота из шахты через чердак у них нет оборудования, как это оборудование может выглядеть, никто не знает. Единственный выход, это продолбить отверстие в шахту через ванную комнату квартиры на первом этаже. Петр Иванович даст рабочих. Но это можно делать только с согласия жильцов.
"Внучка ничего", - отметил про себя Женька и сел. На большее у него не было сил, ни моральных, ни физических.
- Если кот погибнет, - продолжила металлическим голосом Изабелла Васильевна, - размер шахты позволяет забетонировать ее основание, во избежание трупного запаха.
Внучка взяла с кухонной полки стакан, налила в него воды, накапала в него капли из пузырька и поставила на стол перед Изабеллой Васильевной.
Наполовину спящий Женька задумался, взял стакан и выпил. Внучка машинально стала капать вторую порцию. Женьку перекосило:
- Чего это вы тут пьете? - передёрнувшись спросил он и, не дожидаясь ответа, продолжил, - Аркашу с первого этажа я знаю, котов он не любит, но любит комфорт, поэтому про бетонирование кота ему говорить не надо. Ну, я всё понял, пошел к Аркаше, - добавил Женька, еще раз подозрительно посмотрев на стакан.
Аркаша оказался дома, в квартире у него Женька оказался впервые.
Они познакомились, когда вирус, насланный злобными конкурентами уничтожил жизненно важные документы Аркаши и тот, по наводке соседей, среди ночи пришел к Женьке, обнимая свой ноутбук. Женька всю ночь вытаскивал документы из, одному ему ведомых, уголков виртуальной реальности, а Аркаша сидел на диване, потел от ужаса и ловил каждое Женькино движение. Под утро, когда все было закончено и фирма была спасена, Женька обрадовался больше Аркадия, так он устал от его присутствия. Аркаша обнял его и заверил в вечной дружбе, а тот факт, что взять с соседа деньги Женька постеснялся, укрепило эту дружбу еще больше.
Аркаша внимательно выслушал Женьку, выдал ему тапочки и широким жестом пригласил его пройти в ванную комнату. Когда Аркадий включил в ванной галогенное освещение, Женька обомлел - по всему периметру ванной комнаты сияли ослепительной позолотой нильские лотосы, а со стен на Женьку смотрели фараоны, занятые своими житейскими делами. Женька ощутил себя заживо погребенным в египетской гробнице и повернулся к Аркадию, чтобы спросить, где можно сделать небольшое отверстие для кота, но тут в углу усыпальницы заметил золотой унитаз и поперхнулся.
- Сто тысяч, - сказал Аркаша, дружески похлопав Женьку по спине, чтобы тот откашлялся.
- Этот унитаз стоил тебе сто тысяч? - искренне удивился Женька.
- Тебе будет стоить сто тысяч ломать эту стену. И то только потому, что я тебя уважаю и ты спас мою фирму.
- Аркаша... - начал было Женька, но Аркаша остановил его жестом руки:
- Не обсуждается. Второй вариант - я тебе дарю кота. Сеструха разводит мейнкунов. Даже если она не даст мне щенка за так, я у нее куплю и подарю тебе. Я помню, чем тебе обязан, и что денег ты не взял.
-А что, щенок этого мейнкуна стоит сто тысяч? - попытался встроиться Женька в Аркашину логическую цепочку.
- Нет, он столько не стоит.
- Тогда зачем он мне? - Разочаровался Женька в своих способностях.
- Из него вырастет кот. Ведь нужен же тебе зачем-то этот кот, - кивнул Аркаша на стену гробницы теряя терпение.
- Я не хочу, чтобы этот кот сдох. - Устало и безнадежно ответил Женька.
- Это твой кот?
- Нет.
- А чей?
- Не знаю.
- Ты пришел долбить мне стену, из-за неизвестно чьего кота?! Темнишь ты чего-то... - хитро прищурился Аркаша. - Почему ты не хочешь, чтобы именно этот кот сдох?
- Вонять будет из вентиляции. Именно от этого кота. - Пробубнил Женька на одной ноте, понимая бесполезность беседы, но надеясь на этот последний, немыслимо-абсурдный козырь.
- А! Так бы и сказал! А почему ты ко мне пришел, ты Димону позвони, во-первых, у него интерьер с советских времен, ничего лишнего, во-вторых, ему тоже не надо, чтоб воняло, на что он жить то будет без жильцов?
Женька развернулся и пошел к выходу.
- Ты это, - семенил сзади Аркаша, - ты правильно, что за кота переживаешь, это не мышь какая-нибудь, не крыса. От крысы помнишь, воняло как, пришлось весь подвал прочесывать, а тут кот! Я если что, Димону эмульсионки дам, и шпатлевка у меня от ремонта осталась.
Женька шел погруженный в себя и не отвечал.
- Ты ему передай, у меня на балконе много чего осталось, плитка даже, - совсем расщедрился Аркаша, но Женька уже поднимался по лестнице к себе. Войдя в квартиру, он с удивлением увидел два взгляда, с ожиданием устремившиеся на него, он уже и забыл, что у него на кухне сидят Изабелла Васильевна с внучкой Анечкой.
- Блин, этот Аркаша клещ ещё тот, - начал было Женька, но тут же осекся. - Я, Изабелла Васильевна, очень раздосадован, насколько Аркадий, знать не хочу, как его по отчеству, черствый, неотзывчивый и алчный человек.
Внучка подвинула Изабелле Васильевне стакан, та молча выпила и, услышав очередной позыв кота, твердо произнесла:
- Мы всё равно найдем выход, мы живем в век гуманизма и информации. Мы ещё не исчерпали все возможности. Но мы подумаем об этом позже. Сейчас мы пойдем кормить кота.
Когда Изабелла Васильевна с внучкой удалились, Женька набрал номер Димона. Димон выслушал Женьку и быстро сориентировался в ситуации.
- Да вы что сговорились все? Тебе-то за что 100 тысяч? - ошарашенно произнес Женька в трубку. - У тебя ж там ни ремонта, ни золотого унитаза. Что значит "Я тоже хочу!" Чего ты хочешь? Что? Золотой унитаз? Тьфу. - Плюнул Женька, повесил трубку и надел наушники, чтобы не слышать вопли кота. Затем он включил компьютер, браузер с готовностью загрузился, на экран выскочила поисковая строка.
- Блин! Вот тормоз! - Вырвалось у Женьки. Он испуганно оглянулся, но Изабеллы Васильевны рядом не было. – Вот я лузер! Как же я раньше не догадался?
"Как спасти кота из вентиляционной шахты" - мгновенно вбил он запрос в поисковую строку и углубился в чтение. Через несколько секунд он вскочил и торжествующе уставился на экран.
- Ну я и чайник! Петр Иваныч, контора...
На экране монитора сияло: "Кошкиспас" - Служба спасения животных. Женька вытаращил глаза, мгновенно набрал сообщение, ему тут же ответили. Когда ему сказали, что вытаскивать котов из вентиляции долго и непросто, но абсолютно реально, он вытаращил глаза ещё больше и заскакал по комнате. Спасателей пообещали прислать через час-полтора. Женька побежал в ванную, крикнул в вентиляцию: "Держись, братан!" и помчался к Изабелле Васильевне. Двери ни у Женьки в квартиру, ни у Изабеллы Васильевны теперь не закрывались, Женька влетел на кухню, Анюта опять капала капли в стакан с водой, а Изабелла Васильевна сидела за столом и задумчиво гладила пакет с сосисками, принесенный сердобольными соседями.
- Нашёл! Едут! - выпалил запыхавшийся Женька.
- Кто? - хором спросили Изабелла Васильевна и Анечка.
- Спасатели котов!
Изабелла озабоченно посмотрела на Женьку.
- Евгений, вы вероятно переутомились и вам нездоровится? Кто едет, произнесите, пожалуйста, ещё раз внятно.
- Кошкиспасы, - уже менее уверенно произнес Женька.
Изабелла Васильевна погрустнела и жестом попросила Женьку присесть.
- Да я вот тока переписывался с ними, - озадаченно произнес Женька, садясь за стол и показывая рукой в пол по направлению к своему компьютеру.
- Бабуля, ты сейчас Женю с ума сведешь, - есть такая организация, вот, - сказала Анечка, листая что-то в телефоне.
- А это не мошенники?
- Да, бабуля,мошенники, которые воруют чужих котов из вентиляционных шахт! Женя, вы когда ели в последний раз? Хотите, я сварю вам сосиски? У нас теперь их полно, этот обжора всё равно их все не съест.
Когда Женька уплетал вторую порцию, в кармане у него загудел телефон. Женька приложил телефон к уху и вскочил.
- Приехали! Они у подъезда! Я пошел вниз, вы наверх! Встречаемся у шахты.
Слетев с лестницы, он чуть не сбил двух девчушек, заходящих в подъезд, Женька извинился на бегу и выбежал во двор. Во дворе никого не было. Девушки выглянули из подъезда и окликнули его:
- Молодой человек, вас не Евгений зовут?
- Евгений!
- Вы спасателей вызывали?
- Я! А где они?
- Вот они. Это мы. А где кот?
Сказать, что Женька был разочарован, ничего не сказать. Он ожидал увидеть двух богатырей с обвесом в космической экипировке пожарников или хотя бы альпинистов, а тут две пигалицы с чемоданчиком и мотком веревки. У него о даже промелькнула мысль, а не права ли была Изабелла Васильевна?
- Кот на месте. Пойдемте. - Не очень любезно произнес Женька и пошел вперед по лестнице. Девушки переглянулись и пошли за ним.
У вентиляционной шахты уже стояли Изабелла Васильевна с хрустальной сахарницей и Анечка с каплями для бабушки. Одна из девушек раскрыла чемоданчик, это оказался монитор с мини-камерой. Камеру стали опускать в шахту и на экране появилась картинка. Сначала это были вращающиеся серые стены шахты, потом в глубине загорелись два совершенных отражателя - пара кошачьих глаз. Камера приближалась к Черному всё ближе и ближе. Вместе с камерой опускалась веревка с петлей на конце. Черный замолчал и приготовился к схватке. Как только камера оказалась на его уровне, Черный ударил её лапой и схватил зубами. Зрители увидели на мониторе белые резцы и полосатое волнистое небо. Девушка только успела поддернуть камеру наверх. Началась борьба. Черный хорошо питался в последнее время и достаточно окреп, чтобы постоять за себя. Как только камера приближалась к нему на расстояние броска, он пытался сбить ее лапой, камера тут же взлетала, Черный торжествовал. Но через какое-то время ему пришлось работать на два фронта, рядом с камерой появилась удавка, точно такая, какую набросили на шею Пьеро. Черный решил бороться за свою жизнь до последнего. Он набрасывался на камеру, уворачивался от удавки, то вжимался в стены шахты, то неожиданно прыгал на стену и переворачивался. Ситуация для Черного и для спасателей осложнялась тем, что со дна шахты поднималась бетонная пыль, дышать Черному становилось все тяжелее, видел он своих врагов все менее отчетливо, а враги, соответственно не могли точно прицелиться петлёй.
Наверху было жарко, рассмотреть, а тем более предугадать фортели Черного было практически невозможно, девушки-спасатели сняли фирменные курточки и, не отрываясь от экрана, тихо переговаривались. Женька, Изабелла Васильевна и Анечка боялись пошевелиться. Из шахты клубами летела бетонная пыль.
- Угробим кота, - произнесла одна из спасателей, - там дышать нечем.
- Перерыв, - объявила вторая.
- Меня Юля зовут, - сказала девушка с веревкой у шахты.
- А меня Саша, - представилась девушка у монитора.
Вскоре все вместе пили чай у Изабеллы Васильевны. Девушки оказались волонтёрами, за свою работу они ничего не получали, просто в свободное от работы время были добрыми феями для животных, попавших в беду. Изабелла Васильевна в восхищении всплескивала руками и подкладывала девушкам печенье. Женька извинился, Анечка тоже захотела стать спасателем и записала контакты.
- Как-то странно ваш кот реагирует на петлю, чего он бесится? - недоумевала Саша.
- Ему и камера не нравится, он вообще псих какой-то у вас, - засмеялась Юля.
- Кот не наш. К сожалению, мы не знаем подробностей его жизни, а его некоторую неуравновешенность можно объяснить сложностью ситуации, в которую он попал, - вступилась за кота Изабелла Васильевна.
- Саш, если ему не нравится петля, давай сделаем её большой, чтобы он не заметил и сам в нее зашел? - Предложила Юля.
- Можно! Но тебе придется очень резко её затянуть, чтобы он не успел выскочить.
- Постараюсь. Надо умотать его как следует!
Кто кого уматывал следующие два часа, сказать трудно. Наконец, петля легла на дно шахты и её припорошило осевшей пылью. Камера поднялась чуть выше и замерла. Черный забился в угол и недоверчиво водил глазами по полю боя. Ничто не двигалось. Черный замер. Наверху у шахты тоже все замерли. Прошло 5 минут, кот не шевелился. Прошло 10 минут, у Женьки затекла нога, он попытался размять ногу, но Саша с Юлей замахали на него руками. Камера перестала качаться, картинка остановилась. Монитор показывал серую бетонную статую притаившегося и готового к прыжку кота. Практически незаметная, растянутая петля лежала перед котом. Кот не двигался. Прошло полчаса. Все изнемогали от неподвижности, кот не шелохнулся ни разу. Юля с Сашей переглядывались, покачивая головами. Вдруг, Изабелла Васильевна подала знак, все посмотрели на нее. Она показала на сахарницу и на часы на руке. Наступило время кормления кота.
- А почему бы и нет? - первой нарушила тишину Саша, оторвавшись, наконец от монитора. - Эта процедура для него привычная, сахарницу он не боится, а у нас и выбора больше нет. Вполне вероятно, он сделает шаг к сахарнице и встанет в петлю.
- Давайте ее сюда, важно опустить ее точно к противоположной стене, чтобы он сделал этот шаг, - сказала Юля.
В сахарницу положили самый ароматный кошачий корм из пакетика, Юля начала спускать ее вниз, а Изабелла Васильевна стала уговаривать кота успокоиться и довериться спасателям. Кот, услышав знакомый голос, мяукнул и посмотрел наверх. Сверху спускалась дружественная сахарница. Черный дал слабину и сделал шаг в нужном направлении. Наверху все сжали кулаки и скрестили пальцы. Женька растирал онемевшую ногу и не отрывал взгляда от экрана. Сахарница приближалась, кот почувствовал запах и заволновался, сахарница приземлилась прямо напротив него. Черный огляделся и сделал ещё шаг, Юля приготовилась, Саша впилась глазами в экран и неслышно прошептала: "Сейчас!" Черный пошёл к сахарнице. "Давай!" - скомандовала Саша и Юля затянула петлю. Черный перевернулся в воздухе, сахарница влетела в стену и брызнула хрустальным фонтаном, но Черный этого уже не видел, петля обхватила его вокруг живота и уверенно уносила его из заточения. "Есть!" - Саша вскочила, одела что-то наподобие мотоциклетных краг и стала ждать появления кота из шахты. Когда Черный поравнялся с бетонным уступом шахты, Саша подхватила кота под лапы, а Юля ослабила петлю. Черный понял, что это шанс, неимоверным усилием вывернулся из рук Саши, упал на пол на все четыре лапы, тут же оттолкнулся и почти сбил с ног Изабеллу Васильевну, Женька метнулся к ней и успел подхватить под руки, тем самым открыв путь Черному к выходу. Черный увидел открытую дверь и понесся к ней, пробуксовывая на чердачном керамзите.
Юля кинулась следом, уворачиваясь на бегу от паутины интернет-проводов, она бежала, старалась не упустить кота из вида, главное для нее было убедиться, что он не попадет в следующую шахту, да и выпускать кота, пусть и бездомного, на мороз не хотелось. Добежав до чердачной двери, Черный припустил по лестнице, Юля за ним. "У домофона возьму, жаль краги не взяла", - подумала Юля и стала на бегу снимать форменную куртку.
Добежав до первого этажа Черный понял, что попал в ловушку, дверь, за которую он так стремился проникнуть, опять была закрыта. Он забился под батарею, на него угрожающе надвигалась огромная синяя куртка, Черный сжался в комок и зашипел. Вдруг, знакомый синичий треньк возвестил ему о волшебном открывании двери. И точно - дверь открылась и в неё, тяжело отдуваясь и таща огромные пакеты, стал проходить Аркаша. Черный бросился к двери, прошмыгнул у него между ног и исчез в морозном пару. Юля попыталась выйти на улицу, но Аркашин проход затянулся и погоня потеряла свой смысл. Юля одела куртку. Аркаша с интересом наблюдал за девушкой и шевеля губами прочел вышитую на куртке надпись "Спасатель". У Аркаши встрепенулись остатки тестостерона и он, спрятав правую руку с пакетом за спину, игриво начал:
- Девушка, а меня вы не спасёте?
- От чего?
- От одиночества, - закончил Аркаша, с опаской поглядывая на свою дверь, - погодите, а вы спасатели чего? - Вдруг осенило Аркашу. - Котов? - Аркаша показал рукой на медленно закрывающуюся входную дверь. - Где то я его видел...
- Котов и других животных, - ответила Юля.
- Блин, вспомнил, где я эту сволочь видел. Он также у меня между ног в парадную проскочил, лень было бежать за ним. Так это он в вентиляцию упал?
- Он.
- Блин, сам же его и запустил... - пробормотал Аркаша и задумался.
- А вы его вытащили?
- Да, вытащили.
- И он теперь не сдохнет?
- Ну почему, когда-нибудь это случится.
- Но не в нашей вентиляции!
Юля озябла и уже собралась уходить, но Аркаша не прекращал допрос.
- И вас Женька-хакер вызвал?
- Не знаю хакер он или нет, но зовут его Евгений.
- А ... Сколько стоит извлечь кота?- заворочалась во сне Аркашина совесть.
- Мы волонтеры. Вы можете перечислить на наш счет любую сумму, деньги пойдут на спасение животных. Наша организация существует на добровольные пожертвования.
- Не, добровольно не могу, - приложив руку к сердцу, искренне признался Аркаша, подошёл к своей двери и зазвенел ключами.
Черный тем временем выскочил в занесенный снегом двор и на автопилоте подбежал к окну мастерской. Окно по прежнему было закрыто. У Черного осталось одно место, где можно было хоть ненадолго забыть об опасности и ощутить, что кто-то знает о твоей неприкаянной жизни - Красное Пальто в сквере. Черный рванул через дорогу, глаза, залепленные бетонной пылью, слезились, всё вокруг было как в тумане. В городе только что выпал снег, колеса автомобилей не издавали привычного шума, который Черный всегда слышал заранее и поэтому Черный не услышал и даже не увидел сбившую его машину, а только вдруг понял, что летит. Он попытался перевернуться в полете, но лапы не слушались его, он летел куда-то в небо, а надо было в дырку в заборе, но он всё летел и летел, он видел впереди эту спасительную дырку в заборе, но никак не мог до нее долететь. А потом кто-то кинул ему в морду огромный снежок, такой огромный, что из-за него даже стало тяжело дышать, а дырка в заборе сделалась огромной черной дырой, в которую он наконец то попал, но очутился не в сквере, а в полной темноте.
Очнулся Черный на сиденье автомобиля. Он попробовал пошевелиться, но не смог.
- Держись, братишка! - Услышал он молодой мужской голос. - Сейчас приедем, там тебе помогут.
Через некоторое время машина остановилась, хлопнула передняя дверь, затем открылась задняя, Черного подхватили чьи-то руки и понесли. Потом Черного ослепил свет, раздался звон инструментов, его начали кусать какие-то злобные насекомые, несколько раз он падал в черную дыру и тогда над ним склонялась Бабзина в красном пальто и гладила его по голове. Потом снова прилетали кусачие жуки и грызли его за лапы. Наконец его оставили в покое и он заснул.
Витёк сидел в коридоре клиники и ощущал себя героем Голливудского фильма, который ждет выхода врача из операционной, где спасают спасенного им. Врач действительно вышел и, помахивая бумагой, озвучил прайс кошачьих травм. Это было не по сценарию, Витек пытался совместить медицинские термины и астрономические суммы, и от этого совсем растерялся. Ветеринар закончил свой монолог, отдал Витьку бумагу и удалился. Витек стал читать, ничего не понял и махнул пробегающей сестричке:
- Девушка, скажите мне пожалуйста, что это? И мне хотя бы узнать, жив мой кот или нет?
Сестричка умоляюще приложила руки к груди:
- Пять минут! Я сейчас! Мне нужно Аполлинарию Спиридонтовичу кабинет приготовить, я быстро!
Витек проводил глазами сестричку, скрывшуюся в кабинете, в котором исчез его кот и стал ждать, обмахиваясь опусом, как он только что узнал, Аполлинария Спиридонтовича.
Витек приехал в большой город из маленького города. Он любил и знал машины. Он мог на них неплохо гонять, ремонтировать, форсировать, тюнинговать, продавать и консультировать по всем вопросам, связанным с машинами. В своем маленьком городе у него был свой гараж, в котором он ремонтировал машины. Запись на ремонт к нему была на несколько недель вперед. Витёк мог решить любую задачу и, к неимоверному счастью земляков-автолюбителей, составлял серьёзную конкуренцию официалам. От друзей и подруг не было отбою, вечером ремонтный бокс превращался в клуб по интересам и бар-дискотеку. Новый год в этом году отмечали в его гараже. Витёк пришёл 1 января прибраться, открыл свой гараж и понял, что пора что-то менять в своей жизни. Это регулярно случалось с Витьком - что-то поднывало внутри и не давало покоя. Он обычно отгонял это нытьё работой, но 1 января работы не было. Витёк сел на замасленный стул, осмотрел свой маленький, засыпанный конфетти гараж и ему вдруг захотелось в большой город и в большой гараж. Витёк тут же представил, как все в большом городе ему обрадуются, это легко было представить, потому что он сам был рад всем людям, встречающимся на его пути. К тому же был работящий, позитивный и непритязательный, а в свои 30 лет он уже понимал, что такой набор встречается не часто. Витёк представил себе, как он устроится в фирму, которая занимается, ну например, продажей автомобилей, новых и подержанных, и будет он в этой фирме нарасхват - тут починить, тут подготовить к продаже, этому подобрать тюнинг, этому автомобиль подобрать под характер и стиль езды, тут сложная поломка, это только Витек сможет разобраться... И Витька начал новый год с нового листа – поехал в большой город.
Однако, получилось несколько иначе, чем он себе представлял. В фирму он, конечно, устроился, но энтузиазм и душевные качества здесь никого не волновали, были план продаж, конкуренция среди своих же сотрудников и штрафы. Вечером его ждала неуютная съемная квартира, на которую уходила основная часть заработанных денег, друзей рядом не было, на новые знакомства не хватало сил, а с сотрудниками по работе общаться вне работы он не хотел. Витек проработал так несколько месяцев, потом вдруг понял, как он соскучился по своему тесному гаражу, написал заявление, отработал положенные две недели и поехал обратно домой. Но тут, не успел он выехать из города, как увидел, что впереди идущая машина сбила кота, несущегося через дорогу, а идущая следом не смогла затормозить на снегу, отбросила его на металлическую ограду сквера и тот упал в снежный сугроб. Витёк не смог не остановиться.
Сестричка, как и обещала, вернулась и взяла у него из рук выписку.
- Ну, во первых, ваш кот жив! - Радостно сообщила она, показывая листком в сторону кабинета. - Но злющий! Во! - задрала она рукав белого халатика и показала свежие царапины, обработанные зеленкой.
- Извините, пожалуйста, - смутился Витек и искренне расстроился, как будто это он поцарапал сестричку, - это вообще не мой кот, я его на дороге подобрал, я не знал, что он будет так себя вести, я вообще не знаю, что мне теперь делать, я домой еду, в другой город, а мне тут вот, - показал Витек сестричке на бумагу. Сестричка стала читать выписку.
- Вот же не повезло вашему, то есть не вашему коту. Перелом обеих задних лап, перелом таза, разрыв селезенки, расслоение мягкого неба, ЧМТ... Его что, танк переехал?
- Да, досталось ему. А мне то что теперь делать? Чтобы оплатить его лечение, мне машину продать нужно. Вот, блин, ситуация, жизнь стоит совершенно конкретную сумму... – загрузился Витек по полной.
- Не переживайте, - взяла Витька за руку сестричка, не отрываясь от выписки, - Апполинарий Спиридонтович всегда пишет с запасиком, как он говорит. Это же не счёт, а план лечения. У нас так часто бывает, люди привезут животное, а потом пропадают. Это понятно, не у всех есть возможности оплачивать лечение, - доверительно щебетала сестричка, - вы не переживайте, не надо машину продавать, вы оплатите что можете, а мы разместим информацию о вашем коте на сайте, люди откликнутся, оплатят ему кто сколько может, у нас так часто бывает.
- Ничего себе запасик! - Заглядывая в выписку протянул Витёк. - Спасибо, что разъяснили.
- Не за что, мы здесь все очень любим животных, поэтому и сами иногда работаем бесплатно, и деньги собираем, и волонтеров приглашаем. Кстати, завтра как раз к нам фотограф приходит, фотографировать бездомных животных для пристраивания в семьи. Вот и вашего сфоткает.
- Ну надо же, я даже не знал, что у нас такое есть, думал только в Америке…
- Вот, теперь знайте. О! А вот и Апполинарий Спиридонтович вышел. Хотите к коту зайти?
- Хочу.
Сестричка открыла дверь в кабинет, жестом пригласила Витька следовать за ней и подвела Витька к клетке, в которой лежал спасённый Витьком кот. Кот видимо еще не отошел от наркоза, между белых клыков у него беспомощно свешивался кончик малюсенького розового язычка. Шерсть местами была выбрита, голова и туловище перебинтованы, лапы неестественно выпрямлены и тоже туго забинтованы. Витёк посмотрел на морду кота - через нос шёл шрам от предыдущих боёв, левое ухо было надорвано. «Боец», - подумал Витёк и проникся уважением к коту. У него перед глазами вдруг, как в замедленном кино всплыла недавняя картина— отчаянно несущийся через дорогу кот, мгновение — и обмякшее тельце летит в сугроб. Ощущение мимолётности и непредсказуемости жизни мятным холодком встрепенулось у Витька внутри. Витёк достал из кармана бумажник, посмотрел на него, на кота, и сказал коту: «Пополам, братан. Извини, если что. Чем могу.»
В регистратуре Витёк под восторженными взглядами сестричек отсчитал половину своей зарплаты в фонд чёрного кота, поблагодарил Апполинария Спиридонтовича и вышел из клиники во двор. Дойдя до машины, он остановился и обернулся на окна клиники. Какая-то незримая нить протянулась между светящимся окном на втором этаже и Витькиным сердцем. Морозная вечерняя свежесть исчезла и он вдруг ощутил на себе тугие бинты, холодный свет хирургической лампы, едкие запахи медикаментов. «Чёрт. Держись, братан», - сказал вслух Витёк и сел в машину. Включив зажигание, Витёк не включил радио. Он думал. Он вдруг осознал, что жизнь конечна. И не только конечна, она может измениться в любую минуту, когда ты этого совершенно не ожидаешь, и привычный мир превратится в такой, которого ты тоже меньше всего ожидал. В памяти опять всплыл кот, отлетающий в сугроб. Витьку стало тоскливо до тошноты. «Всё хотим получше жить, дом получше, машину получше, работу получше, - закручивались в голове вязкие мысли, - а вот случится это «получше» и захочется следующее «получше»». Витька вспомнил соседа, всю жизнь перестраивающего свой дом. «Никогда это не закончится, - продолжил он внутренний диалог, - а жизнь закончится. «Не умеешь ты жить, - говорил Витьку сосед-строитель и добавлял, показывая на свою очередную пристройку, - учись!» И тут Витька как молнией пробило: «Надо не жить учиться, а умирать!»
Витёк сжал руль до белых пальцев и уставился в лобовое стекло. Навстречу летели снежинки. Свет фар выхватывал их из бездны и направлял навстречу Витьку, как метеоритный поток. Витёк ощутил себя улетающим в бездну. Он был совершенно один. Руки и ноги у него были забинтованы, глаза закрыты, от прежней жизни остались только шрам на лице и порванное ухо, тело не слушалось настолько, что не было сил втянуть выпавший изо рта язык. Бездна схлопнулась, внешний мир исчез, и Витьку ничего не оставалось, как заглянуть внутрь себя. Внутри не было весёлого, бесшабашного Витька. Внутри, в углу маленькой клетки лежал беспомощный израненный кот, когда Витёк приблизился к нему, кот оскалился и зашипел, защищая то ли себя, то ли свой угол в клетке.
Витёк очнулся. Он по прежнему сжимал руль, сердце билось где-то в горле, дыхание перехватило. Витёк машинально посмотрел в зеркало заднего вида, включил поворотник, несколько раз аккуратно нажал на педаль тормоза и съехал на обочину. Метеоритный поток остановился, снежинки медленно опускались на стекло и мгновенно таяли, стекая ручейками, которые тут же смахивали дворники. Витёк смотрел на ручейки и не замечал, что такие же ручейки стекают по его щекам.
Для Чёрного потянулись однообразные мучительные дни. Он оказался в тесной душной клетке. Всё тело болело. Двигаться он не мог. Испражняться приходилось под себя. Так же поступали его соседи. Он их не видел, но чувствовал по запаху и звукам, доносившимся сверху, снизу и с боков, что он тут не один. Клетки как ячейки сот стояли друг на друге и занимали всю стену небольшой комнаты. Огромное количество резких запахов сводило Чёрного с ума. С того места, на которое его положили, было видно угол клетки и часть входной двери. Из этой входной двери появлялись его мучители. Они терзали его израненное тело, вонзали в него иголки и потом заматывали бинтами так, что он не мог пошевелиться. Лапы затекали, Чёрный переставал ощущать себя, ему казалось, что он исчезает, что его нет, остаётся одна боль, которая растекается по всей клетке, по всем углам, стенам и потолку. Чёрный боролся как мог, ему даже удалось несколько раз укусить Апполинария Спиридонтовича и его помощницу. Но и это не помогло, они всё равно приходили и, не взирая на его шипение и оскаленные зубы, делали своё чёрное дело.
Дни тянулись бесконечной чередой, Чёрный научился отползать в дальний угол клетки, и не оставлял надежды однажды победить в бою и отбиться от мучающих его человеческих рук. Только один человек не причинял ему боли - женщина, чем-то похожая на Бабзину, она приходила утром и вечером, кормила всех пленников и чистила клетки. Но это была не Бабзина, а всем остальным людям Чёрный доверять перестал. Поэтому он и Небабзину не подпускал к себе, шипел, скалился и старался цапнуть когтями, когда она бережно подвигала его забинтованные лапы, чтобы сменить подстилку. Небабзина звала Чёрного Карабасом-Барабасом. Иногда Чёрный слышал, как она открывала окно и тогда он жадно ловил доносившиеся с улицы запахи. Тело Чёрного, хоть и превратилось в комок боли, безудержно рвалось на волю, но стянутые бинтами лапы не слушались и Чёрный, как ни старался, не мог подползти к краю клетки, чтобы хотя бы одним глазом заглянуть в окно.
Однако время шло и боль стала стихать. Как-то после очередной перевязки Чёрный заметил, что бинты стали свободнее и он уже может пошевелить лапами. Когда все ушли, Чёрный приободрился и посвятил ночь перемещению себя к краю клетки, чтобы посмотреть в окно. К утру ему удалось доползти до левого угла клетки и лечь мордой к окну. За окном светилось несколько окон на противоположной стене дома, а слева оконную раму пересекала голая чёрная ветка дерева. Чёрный заворожённо, не мигая смотрел на начинающий светлеть кусочек неба и чуть покачивающуюся ветку. Рассвело. Чёрный не заметил, как открылась дверь, откинулась решётка его клетки и чьи-то руки понесли его в ненавистный белый кабинет. Там с него в очередной раз сняли бинты, и он удивился тому, что не ощущает привычной боли. В клетку он вернулся без бинтов.
К вечеру Чёрный уже мог дойти от одного края клетки до другого. Лапы ныли и немели, но были свободны и двигались, Чёрный воспрял духом. Когда Небабзина убиралась в клетке, ему удалось как следует царапнуть её руку отросшими когтями и даже куснуть за палец. Небабзину он не любил за то, что она не Бабзина.
- Ах ты злыдень, бессовестный, - укоризненно сказала Чёрному Небабзина, - скоро полгода, как с тобой тут возятся! Людям таких операций не делают, как тебе, по кускам собрали, а он всё бесится, паразит.
Небабзина замотала салфеткой палец, поставила Чёрному корм и защёлкнула клетку. Чёрный забился в угол и зашипел. При людях он не ел.
Ветка за окном покрылась набухшими почками.
- Ну что, Карабас-Барабас, всё злобствуешь? – Ворчала Небабзина, убираясь у Чёрного в кожаных перчатках, - Ещё фотографа ему заказали, чёрту такому, да кто тебя возьмёт, дурачок ты несчастный, если будешь так себя вести?
Фотограф пришел на следующее утро. Уговаривать Чёрного фотографироваться собрались все – и Небабзина, и медсёстры, и даже Аполлинарий Спиридонтович. Чёрный шипел, скалился, забивался в угол и делал безумные глаза. Мимишных открыточных фоток, призванных умилить будущих хозяев и разжалобить спонсоров не получилось.
Ветка за окном выпустила длинные серёжки.
Если в комнате никого не было, Чёрный лежал у решётки и смотрел в окно на кусочек неба, ветку и дом напротив. Иногда мимо окна пролетали птицы, тогда Чёрный напрягался и перебирал лапами. Душа Чёрного жила в заоконном мире, тело изнывало в душной тесной клетке. Когда приходило время кормления и из клеток раздавался кошачий хор, Чёрный уходил в глубину клетки и презрительно молчал. Он знал, что мог сам о себе позаботиться, главное – оказаться по ту сторону окна.
С ветки дерева за окном упали серёжки, на их месте появились круглые резные листики, они с мелодичным шумом трепетали на ветру. Это была осина. По ней Чёрный узнавал времена года. Сестрички выложили в интернет фотографии Чёрного и написали всё, что знали о нём. Звонков по его душу не было. Небабзина горевала по этому поводу и подсовывала своему Карабасу-Барабасу тефтельки от «платников», как она называла котов, которых лечили в клинике их хозяева. Карабас-Барабас тефтельки ночью съедал, но злобствовать не переставал. «Платникам» за тефтельки он платил своей кровью. Буквально. Иногда им требовался донор, если группа крови подходила, Чёрный отправлялся в белый кабинет. Это было не часто, потому что каждая такая манипуляция проходила с риском для жизни всех участников. После неё Чёрный забивался в угол клетки, тяжело дышал, как после драки и не ел весь день. Ночью он ложился к решётке и смотрел на качавшуюся за окном ветку, кусочек темного неба и мерцание фонарей.
Листья на ветке покраснели и поредели, их безжалостно трепал осенний ветер, окно открывали всё реже, по стеклу всё чаще барабанили струйки дождя и у Чёрного стали уставать глаза смотреть за окно сквозь водяные размывы. Когда за окном шёл дождь, он закрывал глаза и дремал, но ложился обязательно так, чтобы открыв глаза, сразу видеть окно. Чёрный чувствовал, что без этого канала связи с внешним миром, с его миром, в котором он вырос, погаснет искра жизни, которая бьётся у него рядом с сердцем и дарит надежду, что эта клетка не навсегда.
Иногда Чёрному снилась Чара, это были самые счастливые ночи, они оказывались в коробке с ветошью, прижимались друг к другу, их сердца бились совсем рядом, Чёрному становилось тепло и спокойно. Но вдруг неожиданно хлопала дверь, загорался свет, щёлкал замок на дверце, Чёрный оказывался в клетке и в бешенстве кидался на руки, меняющие подстилку, миски и поилку.
Однажды Чёрный проснулся и увидел за окном чёрную голую ветку. В свете фонарей на неё опускались редкие белые снежинки. Чёрный перестал есть. Он лежал отвернувшись от тёмного окна и смотрел в никуда через полуприкрытые глаза. Небабзина увидела нетронутые за ночь тефтельки и заволновалась. А когда она спокойно поменяла своему Карабасу-Барабасу подстилку, ни разу не удостоившись удара когтистой лапой, Небабзина, не закончив работу, побежала к сестричкам, а потом вместе с ними к Аполлинарию Спиридонтовичу.
Апполинарий Спиридонтович покачал головой и назначил коту рентген и анализы. Кот во время медицинских манипуляций бунтовал, но как-то не от души. Получив результаты, Аполлинарий Спиридонтович внимательно их изучил и собрал свой немногочисленный персонал.
- Дотянули? – Потряс он рентгеновским снимком распластанного кота перед растерянными сестричками. – Интернет у них, всемирная сеть! Что, никому во всём мире не нужен этот кот? Я полгода его по кускам собирал, он меня чуть не сожрал, сами все перекусанные ходите! Вы лучше меня знаете, сколько этот кот теперь стоит! Контакты у них! Где ваши контакты, фэйсы, буки и что там ещё?
- Мы написали про него, - оправдывались сестрички, - как есть написали, не звонит никто, кому такой злыдень нужен? А что с ним случилось то?
- Значит мало писали. Ничего с ним не случилось.
Аполлинарий Спиридонтович в сердцах бросил рентгеновский снимок и результаты анализов на стол.
- Здоров как бык. Но ещё немного и я не смогу ему помочь. Он просто перестанет жить. Дикий он. С тоски помрёт. Не понятно?
- Понятно, Аполлинарий Спиридонтович.
Сестрички переглянулись и вышли из кабинета.
- Пиарить надо кота.
- Я выложу в Контакт и на форумы.
- Я в Фейсбук.
- Я займусь репостами.
Сестрички закончили смену и поехали домой, уткнувшись в свои телефоны под недовольные взгляды и ворчливые замечания старшего поколения: «Ничего этой молодёжи теперь не надо, один интернет!» А по интернету тем временем летели и всплывали на экранах многочисленных планшетов, смартфонов, ноутбуков и компьютеров фотографии оскаленного чёрного кота, собравшегося в путь по радуге от тоски по свободе.
Свидетельство о публикации №223111800099